Текст книги "Бешеные псы"

Автор книги: Джеймс Грейди

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 26 страниц)

39

На пятый день нашего бегства из приюта для душевнобольных утро застало меня сидящим в темной спальне в Нью-Джерси, провонявшей пылью и потной одеждой. Я постарался дышать в такт тому, как вздымался и опадал лежащий на кровати кокон.

Газета плюхнулась на деревянное крыльцо.

Зейн щелкнул выключателем на стене спальни, включился свет.

– Пока порядок, – ухмыльнулся Зейн.

Кэри продолжала притворяться, что спит. Включенный Зейном свет означал, что можно больше не прикидываться.

– Вы всегда так чертовски счастливы, когда просыпаетесь?

– Надеюсь, – пожал плечами Зейн.

Ее воспаленные зеленые глаза отыскали меня.

– Ты что, так и просидел здесь всю ночь?

– Я подменил Хейли пораньше, чтобы быть здесь, когда ты проснешься.

Кэри закрыла глаза.

– Пожалуйста, дайте хоть понюхать кофе! Обещаю, я никуда не сбегу, просто спущусь на кухню и выпью чашечку кофе.

– Конечно, ты можешь выпить кофе! – сказал я.

– Не надо обещать то, что само собой ясно, – попенял ей Зейн. – Вы ведь у нас умничка.

– Кстати, о том, что само собой ясно, – сообщила вошедшая Хейли, – утром каждому первым делом надо наведаться в это местечко. Со мной, как с женщиной, ей будет комфортнее.

У нас ушло пятнадцать минут на то, чтобы распеленать Кэри. Мы развязали веревку, которой ее скованные наручниками запястья были примотаны к туловищу, но лодыжки оставили связанными: теперь она могла ходить, подниматься и спускаться по лестнице, но мысль о побеге была курам на смех; удар коленом у нее получился бы несильным, и единственная штука, которую она могла бы выкинуть, – это удар в прыжке сдвоенными ногами – из тех, при виде которых зрительный зал благоговейно вздыхает.

Хейли передала мне свой пистолет, проследовала за Кэри в туалет, закрыла дверь.

Зейн прислонился к дверному косяку.

Я – к противоположной стене.

Мы могли хотя бы приблизительно услышать, о чем говорят в закрытом туалете. Услышать любую тревожную нотку.

Звук расстегиваемой молнии, сброшенной на пол одежды.

Журчание.

– Ну, – сказал Зейн.

– Что «ну»? – переспросил я.

– Хоть немного поспал?

Расписание смены часовых у нас было такое: два часа возле окон, два часа в комнате Кэри. Кому какая разница, что я нарушил этот распорядок?

– Чуть-чуть, – ответил я Зейну. – А ты?

– Вроде того.

Раздался звук сливаемой из бачка воды.

– Сны все какие-то странные, – пожал я плечами.

– Верняк.

Зашумела вода в раковине.

Щелкнул замок, и дверь ванной отворилась. Кэри, шаркая, прошла в холл.

Хейли посмотрела на нас с Зейном.

– Готовы, мальчики?

Мы дружно потопали вниз.

– У меня вот что из головы не идет, – сказал Рассел двадцать минут спустя, когда все шестеро уселись в гостиной покойника, – какого черта она нам сдалась?

Она сидела на кушетке с покорным лицом, держа чашку дымящегося кофе в скованных руках, и прикидывала, удастся ли ей вскочить на связанные ноги и превратить чашку с горячим напитком в метательное оружие, предвкушая выстрелы, которые означали бы ее неминуемую смерть.

Кэри мелкими глоточками прихлебывала кофе с молоком. Совсем как я.

– На заложницу она не очень-то тянет, – сказала Хейли. – Стоит им добраться до нас… С бешеными псами не цацкаются.

– На пленную тоже, – подхватил Рассел. – Не в том наша миссия.

– Не стоит обсуждать наши планы при ней, – сказал Эрик.

– Отнюдь, – возразил я. – Мы как раз должны делать все это при ней. Она наша свидетельница.

– Что? – спросил Рассел.

– Самое лучшее для нас, – сказал я, – это если в Управлении нам поверят.

Хейли покачала головой.

– Мы – бешеные псы.

– Верняк, – согласился Зейн. – Поэтому Виктор прав. Мы не можем все время быть в бегах, и какая разница, прищучим мы Кайла Руссо или кто там на самом деле убил доктора Ф., хорошие парни будут и дальше гоняться за нами.

– Но если у нас есть свидетель, – я гнул свою линию, – человек, которому Управление поверит, то…

Рассел демонстративно показал сунутый за пояс пистолет.

– То что?

– Пока мы так далеко не зашли, – покачал головой Зейн, – но «то» где-то нас поджидает.

– Либо… – сказала Кэри, прочистив горло.

– Хочешь предложить что-то, чего мы еще не слышали? – спросил Рассел.

Кэри покачала головой.

– То. – Рассел подчеркнул это слово, – сказать тебе нечего.

Эрик шепнул Хейли:

– Он все еще с ума сходит из-за вчерашнего вечера.

«Я собирался ее трахнуть!»

– Ничего личного! – услышал я свой голос как бы со стороны. – Это все о нас и о том, что мы решили сделать.

– О нас? – спросил Рассел. – Тогда почему бы не проголосовать? Мы все, черт возьми, давали клятву, что не пощадим своей жизни, защищая правду, справедливость и американскую демократию.

– Звучит резонно, – пожала плечами Хейли.

Я промолчал. Да и что я мог сказать утешительного?

Зейн, так же как и я, чувствовал себя в затруднительном положении. Он пожал плечами.

– Мы здесь все начальники.

Эрик вздохнул.

– Я не могу… голосовать.

Он зажал уши руками, изо всех сил зажмурился.

– Каждый приказывает свое, и вы еще хотите, чтобы я голосовал… Душу мне надрываете.

Хейли легонько шлепнула его по руке.

– Итак, – подвел черту Рассел. – Прошу поднять руки всех, кто за то, чтобы она была нашей свидетельницей.

Мы с Зейном подняли правую руку.

– А теперь – кто против.

Рассел и Хейли подняли свои руки.

Эрик обеими руками еще плотнее заткнул уши.

– Ничья, – сказал Рассел. – А это значит, что нам придется торчать здесь.

– А я? Разве я лишена права голоса? – спросила Кэри.

Пятеро ее похитителей недоуменно переглянулись.

– Научное исследование, проведенное в семидесятых, подтвердило, что душевнобольные способны в той же степени принимать разумные решения на выборах, как и средний американский избиратель, – пожала плечами Хейли. – Учитывая все это, – обратилась она к Кэри, – ты выглядишь вполне средней.

Воинственная блондинка в наручниках и со связанными ногами продолжала сидеть на кушетке с чашкой дымящегося кофе.

– Дикость, – сказал Рассел, – значит, ты будешь голосовать, быть или не быть тебе нашим свидетелем.

– Простите, ребята, – ответила Кэри. – Но что… если победу на выборах одержит «нет»?

Все нахмурились. Поджали губы.

– Ладно, – сказал Зейн, – скорее всего, «нет» не повлечет за собой убийства.

– Подобная уверенность звучит весьма утешительно, – вздохнула Кэри.

– Это политика, – объяснил я.

– Черт, меня должны были вот-вот повысить, но, если хотите, я буду вашим свидетелем.

– Дикость, – произнес Рассел, но брюзгливый сарказм его слов против воли выдавал неуверенность и беспокойство.

– Итак… можно наконец снять с меня наручники.

Кэри одарила всех ангельской улыбкой, чем заслужила наш дружный смех.

– Одно дело – свидетельница, – объяснил Зейн, – но свободу нужно еще заслужить.

– Мы психи, – сказал Рассел, – однако не дураки.

– Уф, – пожала плечами Кэри. – О'кей. Но куда мы едем? И когда?

– Никуда, пока хорошенько не стемнеет, – ответил я.

– У меня есть мысль, – сообщила Хейли, – но мы можем проверить ее только перед самым отъездом.

Кэри посмотрела на нас.

– Значит… сегодня?

Мы с Зейном пожали плечами.

– И чем же мы пока займемся? – спросила наша свидетельница.

40

Вообразите, что Кэри принимает душ.

Верхняя ванная. Эрик наглухо заколотил окно. Кэри не смогла бы разбить стекло или вырвать из стены штырь, на котором держалась занавеска ванной, бесшумно. Крышка бачка была увесистой, чтобы оглушить кого-нибудь сзади, но слишком тяжелой и громоздкой для драки лицом к лицу. Мы убрали все аэрозоли и едкие притирания покойника.

Я сидел, прислонившись спиной к стене в верхнем холле, не спуская глаз с запертой двери ванной, которая находилась достаточно близко, чтобы я мог слышать журчание воды – вскрики – звон разбиваемого стекла – шум потасовки, но достаточно далеко, чтобы нападение из запертой ванной могло застать меня врасплох. Но и причинять лишний вред мне тоже не хотелось, поэтому я держал в руках пистолет, заряженный дротиками с успокоительным, а не «глок» сорок пятого калибра из кобуры на моем бедре или «зиг зауэр» Хейли, который я заткнул за пояс.

Вообразите, что Кэри принимает душ.

Эта кинолента безостановочно прокручивалась у меня в голове.

Я не остановил бы это кино, даже если бы мог.

Там, внутри, была Хейли – дополнительная проверка для нас, знающих натуру Кэри. Хейли сидела на туалетном столике возле двери вне пределов досягаемости любого, стоящего в душевой кабинке, любого за полупрозрачной пластиковой занавеской – размытого пятна розовой плоти, поворачивающейся то так, то эдак в клубах пара.

Кэри подставила лицо струям текущей из душа воды. Светлые волосы ее потемнели. Капельки воды скатывались по голой спине. Горячий дождь омывал лицо Кэри, ее закрытые глаза, прочищал дыхательные пути, влажный туман, от которого глянцевито поблескивала кожа ее обнаженных плеч, ее шеи, превращаясь в капли, стекал ниже, к влажной…

Ладно, хватит тебе, трещотка!

Зейн поднимался по лестнице, потряхивая белой кружкой.

– Я думал, это пост Рассела, – заметил мой приятель, подходя и глядя на меня сверху вниз.

– Был, – ответил я, продолжая сидеть и как можно небрежнее. – Но учитывая, что он все еще злится и что происходит там…

Я кивнул на дверь ванной.

– Зря беспокоишься, – сказал Зейн. – Она не его тип.

– Да, но прошло уже столько времени, и, если ты разлучен с тем, кого любишь…

«Бедный парень», – подумал я.

Вода по-прежнему шумела в душе.

– Как ты считаешь, она поверила в наши планы? – спросил я.

– Нет. Но придется взять ее с собой.

Зейн встряхнул посудину, которую держал на уровне моих глаз, причем раздался характерный звук – словно монетки перекатывались в кружке для сбора подаяний.

– Хейли отобрала эти для тебя, – кивнул он, и мы оба снова посмотрели на запертую дверь ванной.

В кружке лежали три разноцветные таблетки.

– Последняя доза каждому.

– Значит, потом…

– Верняк.

Я проглотил таблетки, запив их глотком воды из бутылки Зейна.

Душ выключился, по трубам пробежала дрожь.

Вода, булькая, стекала в сливное отверстие.

– Тебе стоит взглянуть, что мы нашли. – Зейн кивнул в сторону лестницы.

– Отлично, – сказал я. – Я… то есть мы сразу же спустимся. Давай вперед.

– О'кей. – Зейн прислонился к стене. – Я буду тут, поблизости. В случае чего прикрою тебя.

Он кивнул в сторону запертой двери.

Осторожнее. Она еще та штучка.

Я встал одновременно с тем, как замок щелкнул и дверь распахнулась.

На Кэри была синяя хлопчатобумажная рубашка из кладовки покойника, ее черные узкие брюки и его белые кроссовки на два размера больше. Она поправила сползшие наручники на своих голых руках.

– Чувствую себя клоуном, – сказала она.

– Все чувствуют, – произнес Зейн.

– Отлично выглядишь, – сказал я. – И пахнешь замечательно. Чистенькая. Свеженькая.

– Хорошо, что у парня оказалась запасная зубная щетка.

Шедшая за ней Хейли отошла в сторонку.

Я проверил стальные браслеты на Кэри. Связал ей лодыжки. Привязал свисавшую с наручников веревку к ножным путам.

Когда я закончил эту процедуру, Кэри заметила:

– Предпочитаю выглядеть естественно.

– Тем лучше для тебя, – одновременно произнес Зейн.

– И для меня тоже, – добавил я.

Хейли встряхнула головой.

– Теперь поручаю ее вам. Моя очередь принимать душ.

Мы, шаркая, по шажочку стали спускаться вслед за Кэри.

– Когда мы стали подсчитывать нашу наличность, сто двадцать три доллара, которые мы нашли здесь… – начал Зейн.

– Оставьте у него в бумажнике хоть пару баксов, – сказал я. – Когда копы его найдут, не хотелось бы, чтобы они подумали, что тут кто-то был и обчистил его.

– Кто-то – может быть, но не мы, – ответил Зейн. – Считая то, что мы взяли у напарников Кэри, выходит четыре тысячи сто плюс куча монет. Оружия не нашли.

– Что он был за американец? – спросила Кэри.

Мы посмотрели, как она ковыляет вниз по лестнице, одолевая за раз по одной ступеньке.

– Эрик нарыл достаточно еды, чтобы сварганить блюдо по-домашнему, – ответил Зейн. – Можно взять питьевую воду, мюсли, ореховое масло и желе для сэндвичей. Витамины.

– И у него не было валиума? Прозака, либриума, соната или…

– Нет.

– Что он был за американец? – эхом повторил я вопрос Кэри.

Когда мы спустились, Зейн показал Кэри, чтобы она шла направо. Мы проследовали за ней в небольшой кабинет. Напротив двери стояло старинное бюро.

Зейн поднял коробку из-под ботинок, в которой, судя по звуку, что-то лежало. Передал ее мне.

– У него куча таблеток от головной боли, а документы, которые я нашел в бюро, – копия тех, что в коробке.

Темные очки. Дюжины темных очков. Летные очки с зеркальными и просто черными линзами. Очки в массивных оправах эпохи битников и очки, какие используют сварщики. Коробки, забитые купленными на распродажах темными очками в коричневых, под черепаховую, и дешевых черных оправах. Круглые «бабушкины» оправы для мужчин, как у Джона Леннона. «Слепые» очки, какие оптометристы надевают на своих пациентов после обследования. Линзы со специальными зажимами, одна пара прицеплена к обычным темным очкам – для суперяркого освещения.

– У него было неспецифическое нарушение светового баланса.

– Что?

Зейн указал на бюро и хранящиеся в нем пачки бумаг.

– У него было состояние, которое называется ННСБ. Соответственно записям врачей, страховочным анкетам, результатам стационарных исследований… Все виделось ему либо черным, либо белым, либо смешением того и другого. Как день и ночь или этот китайский символ инь-ян, состоящий из двух слезинок, изогнутыми полукружиями слитый в единое целое.

– В тай-ши этому соответствует символ T'u, – сказал я, – каждая крайность содержит зародыш своей противоположности.

– Но только если у тебя не ННСБ. Умбра – это самая темная часть затененной площади. В твоих – наших – глазах это означает место, откуда приходит свет… и наступление этого света. Он терял свою умбру.

– То есть понемногу слеп?

– Да, но это было не погружение в темноту. С каждым днем свет становился для него все ярче. Скоро он вытеснил бы все остальные формы, все цвета. Он смог бы видеть только одно – ослепительно белое сияние.

Кэри переминалась с одной связанной ноги на другую. Следила за нами.

– Ослепленный светом, – сказал я. – Но тогда…

– Эй, ребята, – позвала Кэри. – Ничего, если я присяду?

Кивком головы она указала на деревянное инвалидное кресло, задвинутое под бюро.

Мы с Зейном переглянулись.

– Послушайте, я не очень-то выспалась за прошлую ночь.

Она сверкнула на меня глазами.

«Что, не помнишь? Ты же там был».

Я оглядел бюро – не прячется ли что-нибудь под пачками писем, прикрепленными к дощечкам рецептами, заключениями врачей и налоговыми формулярами. Пачка счетов эпохи американского президента Джорджа Буша-старшего лежала в тени под похожим на домик для детских игр бюро. Под этой кипой бумаг было скрыто нечто продолговатое.

Под счетами я обнаружил нож для вскрывания писем, какие дают владельцам станций обслуживания вроде нашего мертвого хозяина. Напоминавшее кинжал лезвие было медное, с тупыми кромками, хотя сильный удар мог бы вогнать его на шесть дюймов в мягкую ткань. На одной стороне рукоятки был слоган нефтяной компании: «Где бы вы ни были, обещаем железно – для вашей машины это полезно!» – обещание, смысл которого расширенно пояснялся второй строчкой: «А значит, полезно и для вас!» На другой стороне помещался логотип корпорации и дата «1963» – заря туманной юности «Битлз» и Ли Харви Освальда.

Я взвесил в руке нож; Кэри наблюдала.

– Пользы от этого было бы немного.

– Пользуешься тем, что попадает под руку.

Зейн положил нож в коробку с темными очками. Я вытащил кресло из-под бюро, усадил в него Кэри.

– Будь паинькой, – сказал я, когда она посмотрела на меня снизу вверх.

– Что у нас дальше по программе?

Зейн провел меня в другой конец комнаты, где огромная цветная карта Америки своими сорока восемью штатами заполняла пространство стены. Большие города и города поменьше – особенно поблизости от этого дома в Нью-Джерси – были проткнуты синими канцелярскими кнопками. Красные кнопки пронзили Сан-Франциско, Сиэтл, Чикаго, розовую полоску Аризоны, где, по моим предположениям, находился Большой каньон, и желтовато-коричневый уголок Монтаны, где, как сказал Зейн, располагался Национальный парк Гласье.

– Больше красного, чем синего, – заметил Зейн.

– Спорю, синее – это где он был, а красное – куда собирался. Но он понемногу слеп.

– День ото дня, – сказал Зейн. – Сдавал, как акселератор его «кадиллака».

– Он никогда не смог бы поехать в места, где никогда не бывал. Никогда их ему теперь не увидеть.

– Он видел их каждый день. – Зейн кивнул на карту: – Там.

Потом пожал плечами.

– Дороги всегда отпущено больше, чем времени.

Резкий скрип! Металла – о дерево, кресла – об пол.

Мы мгновенно обернулись: Кэри согнулась над бюро, закрыв лицо скованными руками, и в этот же момент раздалось громкое: «Ап-чхи!»

– Извините, – сказала она, посмотрев на нас.

Я дернул кресло с такой силой, что ее связанные ноги оторвались от дощатого пола.

– Эй-эй! – вскрикнула Кэри. – Спасибо, что прокатил, но когда кто-нибудь чихнет, принято говорить: «Будьте здоровы!» или…

– Встать!

Пустое кресло покатилось по полу.

Я схватил скованные руки Кэри – наручники были в порядке, веревка туго натянута. Ногой я ткнул веревку, связывавшую ее лодыжки (крепко), она качнулась вперед и упала бы на меня, если бы я жестко, ладонью не оттолкнул ее, ударив в грудную клетку, чтобы держалась подальше от моего пистолета. Потом засунул пальцы в карманы рубашки покойника, но почувствовал только мягкую припухлость и больше ничего.

Кэри буравила меня своими зелеными глазами.

– Мог бы сначала и спросить.

Я скользнул пальцами по ее поясу, она втянула живот.

– Мы услышали, как заскрипело кресло, – объяснил Зейн.

– Когда ты пошевелилась.

Я внимательно осмотрел бюро, кипы бумаг: похоже, она ничего не тронула.

– Когда я чихнула, – сказала Кэри за моей спиной. – Ладно, может, и раньше. Кресло-то старое. А старые вещи скрипят – пора бы это усвоить, Зейн.

– Но не просто же так они скрипят.

– Ну валяйте, стреляйте. Уж нельзя человеку и поерзать. Вздрогнуть перед тем, как чихнуть… это же непроизвольная нервная реакция, единственное, что может с этим сравниться…

– Здесь мы закончили.

Я подтолкнул шаркающую Кэри к двери, следуя за ней вместе с Зейном и ни капельки не умнее, чем до того, как она чихнула.

Всего один день нам пришлось прожить вместе в настоящем доме. Мы занялись стиркой. Второй раз позавтракали сэндвичами с тунцом. По очереди дремали и стояли на часах. Зейн казался вездесущим. Хейли восхитило, что у нашего хозяина нет компьютера. «Какой бы ему был от этого прок?» – сказала она, кивая в сторону двери гаража, за которой Эрик с Расселом грохотали железом, а мертвец по-прежнему стоял на коленях, уткнувшись лбом в канистру из-под масла.

Даже когда это не входило в мои обязанности, я, ощущая легкую дрожь, старался держаться поближе к Кэри.

Обедала наша «семья» за кухонным столом. Пользовались ножами и металлическими вилками и ложками. Тарелками, которые можно было разбить. Пили из настоящих – стеклянных, а не безопасных пластиковых – стаканов. Эрик приготовил нам размороженные куриные ножки, белый рис, который Рассел упрямо желал есть с кетчупом, плюс консервированная кукуруза и вишневый пирог из морозильника. Дюжина запасных свечей мигала в темной кухне, омывая шестерых сотрапезников мягким белесым светом.

– Этот свет могут заметить с улицы, – предупредила Кэри, опуская вилку, которую держала в своих скованных и связанных руках. – Люди поймут, что здесь кто-то есть.

– Люди обычно считают, что все идет как положено, – отозвался я. – Встань вечером на улице своего родного города. Посмотри, в каких окнах горит свет, а в каких нет. Тогда поймешь, что тебе никогда не догадаться, что там происходит.

– Дома полны мертвецов, даже если горит свет, – подтвердил Рассел.

– Это нечестно, – произнесла Хейли. – Но ведь есть и дома, полные живых людей, которых никто не замечает.

– Стариков, – сказал Эрик.

– Подростков, – продолжила Кэри.

Мы удивленно посмотрели на нее. Она казалась как никогда молодой.

Кэри вспыхнула.

– Знаю, подростки привыкли везде шуметь, но это потому, что они стараются не чувствовать себя такими брошенными. А некоторые ребята просто из себя выходят, пытаясь превратить обычную жизнь во что-то… что-то такое…

– Что-то необыкновенное, – подхватил Зейн.

Кэри сделала вид, что сосредоточенно жует рис и сказать больше ничего не может.

– Так вот, значит, о чем ты думаешь, – улыбнулся Рассел.

– А почему бы и нет? – спросила Кэри. – Я нормальный человек.

Пятеро из сидевших за столом напряглись.

Рассел перегнулся через стол, наклонился к Кэри, несмотря на мой взгляд, повелевавший: не мешай ей быть собой, дай нам хоть раз мирно пообедать.

– Итак, – сказал он, – поскольку ты такая уж нормальная и знаток того, что происходит в чужих домах… Может, скажешь, что происходит в домах таких людей, как мы? Не слишком молодых, но и не слишком старых.

Кэри пронзила всех своим изумрудным взглядом:

– Такие люди, как мы, в своих домах не живут.

Металлические вилки и настоящие ножи звякнули о тарелки.

Остатки куриных ножек вдруг показались остывшими.

Позднее, когда дело уже шло к полуночи, Хейли вздохнула:

– Все, что мне нужно, – это быть счастливой.

Все шестеро, собравшись в путь, стояли, уставившись на телефон на верху бюро.

– Раньше работал, – сказал Эрик.

– Но теперь у Кайла Руссо пять дней на то, чтобы все подчистить, – напомнил я. – Найти прикрытие.

– А может, он считает, что любой шаг приближает его разоблачение, что безопаснее всего не рисковать, пустить все на самотек, дать природе взять свое. Пусть Блондинка остается здесь, а ее банда стрелков сделает работу за него. В конце концов, мы всего лишь кучка маньяков.

– Бешеных псов, – поправил Эрик.

– Да уж, – согласился Рассел. – Похоже, в этом мы ему даже помогли.

Хейли сняла трубку. Набрала номер, составленный по отдельным цифрам из коричневых матриц сестры Смерть, пока Рассел встал на часы у окна в темной гостиной.

Ее соединили. В ответ она услышала автоматический голос. Хейли нажала одну кнопку. Прослушала другой список. Ткнула вторую. Прислушалась.

– Терпеть не могу ждать, пока какая-то машина говорит мне, что делать, – прошептал Зейн.

Хейли нажала еще одну кнопку… вернее, кнопку, которую ее попросили нажать.

– Позвони на коммутатор, если входящий номер еще не сдох, – сказал Эрик.

Кэри наблюдала за нами.

Хейли, тыча пальцем, набрала десятизначный номер сотового телефона сестры Смерть.

– Вот теперь нам жарко придется, – сказал Эрик.

– Я и так никогда не мерз, – прозвучал как бы со стороны мой голос.

– Нажмите «ноль», чтобы поговорить с телефонисткой, – пробормотала Хейли. – Как раз вовремя.

Наши сердца отстукивали время, которое, как мы смело полагали, не потрачено зря.

– Да, привет, я звоню из дома моего отца, это за пределами города, – сказала Хейли, понимая, что «ее город» не Бомбей, или Белфаст, или еще какой-нибудь населенный пункт, где американская компания сотовых телефонов поместила свой счетно-аналитический центр. – Мне надо сообщить вам его адрес, чтобы вы могли послать двойной счет сюда, а я – оплатить его вовремя.

Хейли продиктовала адрес покойника, который должен был подтвердить удостоверение входящего.

– Итак, мы посылаем два счета. Давайте сверим наши адреса.

Зейн закрепил подставку, чтобы Хейли, которая держала телефон, было удобнее записывать.

– О'кей, или, как говорится, мерси.

Повесив трубку, она сказала нам:

– Она так смеялась, что это либо великая актриса, либо она и понятия не имеет ни о каких «следах» или «ловушках».

– Едем, – сказал я, – все равно едем. Это вина автоматики, а не телефонистки. Они могли сообщить местонахождение семьдесят секунд назад.

– Нет, – ответила Хейли, когда мы быстро шли к гаражу. – Если вспомнить то, чему меня учили, сестра Смерть или кто-то еще приобрел для своей миссии телефон на имя компании, чтобы скрыть свою личность… а теперь у нас есть адрес.

– «Берлоу-сервис инн.», – прочитал Зейн. – Уитон, штат Мэриленд.

– Пригород Вашингтона, – сказал я, когда мы выходили из кабинета. – Недалеко от кольцевой дороги.

Рассел бегом нагнал нас. Уходя, он выключил весь свет.

– Ну и что, что сестра, которая, как вы говорите, – решила высказаться Кэри, – убила доктора, зарегистрировала свой мобильник на компанию? Тут может быть тысяча разных причин.

– Но только одну следует учесть, – ответил я, открывая дверь, ведущую из дома в гараж. – А именно, что мы на верном пути.

– Теперь мы будем знать, когда доберемся туда, – сказал Зейн.

– Везет тебе, – произнес Рассел, подталкивая Кэри к дверям гаража. – Ты с нами в одной лодке.

Пещера гаража сияла огнями. Мы закрыли за собой дверь в дом. Уставились на уткнувшегося в канистру мертвеца.

– Забыла, как его зовут, – сказала Хейли.

– А я и знать не желаю, – откликнулся Рассел.

– Нет, – сказал Зейн. – Надо помнить.

– Гарри Мартин, – сказал я. – Его звали Гарри Мартин.

– Мерси, – произнес Эрик, обращаясь к трупу.

– Уже смердеть начинает, – сказала Кэри.

Наш угнанный «БМВ» стоял на козлах в пяти футах над бетонным полом. Капот зиял, колеса были сложены одно на другое в углу, а две передние дверцы с выбитыми стеклами занимали место вытащенного переднего сиденья. Номера угнанного автомобиля были приколочены к стене среди других распятых стальных табличек.

– Да, отчеты у копов получатся объемные, – сказал я. – Вот только ответ найти будет не просто.

Нигде в доме копы не обнаружат документы владельца «БМВ», ожидающего ремонта. Точно так же как и водительские права Гарри Мартина, уютно покоившиеся в бумажнике Зейна. Фото на правах напоминало Зейна только потому, что изображало седого мужчину: стариковская внешность могла оказаться вполне достаточным подтверждением идентичности. На Зейне была такая же ветровка, как на старике, запечатленном на фотографии в правах. Куртка скрывала кобуру, в которую был засунут пистолет с полной обоймой, раньше хранившийся в бронежилете. И наконец, в доме Гарри Мартина не осталось ни одного документа, подтверждавшего, что он когда-либо являлся владельцем «кадиллака» выпуска 1959 года.

«Кэдди» глянцево поблескивал в огнях гаража. Длинный и белый. Блестящий и яркий. Сложенные задние крылья с красными хвостовыми огнями. Четыре безупречные черные покрышки и полный бак бензина. Багажник был забит нашими манатками и вещами, добытыми по дороге.

Трое человек расположились на заднем сиденье, рассчитанном на четырех: Зейн сидел возле задней дверцы, прямо за водителем, дальше шла свидетельница Кэри, по-прежнему с путами на ногах и руками в наручниках, сложенными на коленях. «От меня далеко не уйдешь», – сказал ей Зейн. Пожалуй, она догадывалась, что он пудрит ей мозги, вынуждая не сосредоточиваться на нем одном, а сознавать опасность, исходящую от всех нас. Она ничего не ответила. Эрик сел у второй задней дверцы.

В данном случае обошлось без голосования: вел машину я. Хейли сидела рядом, с картой Гарри Мартина на коленях. Над лобовым стеклом и зеркалом заднего вида она пленкой приклеила белую матрицу, на которой черными буквами было выведено: «Кайл Руссо».

– На случай, если начнем забывать, зачем едем, – сказала она.

«Ой-ой-ой, – подумал я. – Неужто ты тоже подплываешь?»

Рассел щелкнул выключателем на стене рядом с мертвецом, вырубив верхний свет и оставив светиться в темноте только фару на крыше «кэдди». Затем забрался на переднее сиденье и так хлопнул дверцей, что и мы, и белое чудище погрузились в абсолютную тьму.

В которой и сидели, набирая полную грудь воздуха.

– Наденьте темные очки, – сказал Рассел.

– Тут-то ни черта не видать, а на улице ночь! – раздался с заднего сиденья голос Кэри.

– Вот как? – спросил Рассел. – Может, на этот раз будем поспокойнее?

Мы услышали, как Эрик, подчиняясь приказу, нацепляет на свои очки темные линзы, которые мы подобрали для него в коробке из-под ботинок.

Кэри уже вдохнула поглубже, чтобы запротестовать, когда Зейн стал напяливать на нее огромные, как смотровое зеркало у глазного врача, очки, но передумала, учитывая четыре волшебных слова.

Хейли пошевелилась рядом со мной, ей ничего не приходилось повторять.

– У нас все тихо, – доложил Зейн сзади.

Я надвинул на глаза зеркальные очки-полусферы, как у робота.

И повернул ключ. Мотор «кэдди» ожил, заурчал.

– Давай, – сказал я.

Рассел нажал кнопку дистанционного открывания дверей на лобовом стекле.

Ворота гаража поднялись с надсадным лязгом и ворчанием, тьма стеной встала перед рычащей серебристой решеткой нашего «кэдди». Холодная пригородная ночь устремилась в гараж вместе с дрожащим светом уличных фонарей, разноцветными призраками с экрана соседского телевизора и мерцающими звездами.

– Поехали, – сказал Рассел.