Текст книги "Суперканны"

Автор книги: Джеймс Грэм Баллард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Глава 36
Признание

Осенявшая мрачную тишину этих сводов позолоченная деревянная статуя Богоматери Благополучного Возвращения была почти невидима в темноте, которая заполняла боковые приделы скромной церквушки. Две женщины в бомбазиновых платьях и темных косынках сидели на передней скамье, погруженные в свои мысли об умерших мужьях или детях. Я купил десятифранковую свечу и понес дрожащий огонек по боковому проходу. Десятки пожертвований висели на стенах – напоминания о морских катастрофах, воздушных или дорожных происшествиях; рядом со многими были выцветшие фотографии или газетные вырезки. Лица мертвецов обрамляли латунные медальоны и пластиковые рамки: смеющаяся школьница – с затонувшего в Ницце парома, моряки, погибшие во время войны, антибские рыбаки, потопленные танкером, три аквалангиста, утонувшие в море неподалеку от церкви, которая увековечила память об их смерти. Среди старомодного скопления пыльных шелковых флагов и моделей паровых яхт девятнадцатого века была коробка с прозрачной крышкой, под которой виднелась вылепленная из пластилина модель потерпевшего катастрофу самолета. На поломанных крыльях можно было различить отпечатки детских пальцев.

Открылась дверь, и короткий луч света проник в это хранилище скорби. Женщина в широкополой шляпе и черном брючном костюме закрыла за собой дверь и вгляделась в темноту.

– Франсес? – Со свечой в руках я, пройдя между скамеек, поднес пламя к лицу женщины. На ее нервных губах и приспущенных веках заплясали тени. – Мадам, извините, вы?..

– Пол? Наконец-то. Пойдем отсюда.

Она открыла деревянную дверь, и на нее хлынул поток света – как на труп в открытом гробу. Сзади со своих мест поднялись две женщины и направились к выходу. Когда они вышли на солнце, я узнал мадам Кордье и мадам Менар, шоферских вдов, которых я видел в квартире в Пор-ла-Галер.

Заговорив с Франсес, они повернулись ко мне спиной, словно опасаясь, что я сообщу о них властям «Эдем-Олимпии». Наскоро поблагодарив ее, они сразу же заторопились к такси, ожидавшему их на парковке.

Франсес помахала им вслед, но, чтобы взглянуть на меня, у нее словно не осталось сил. Ее рука беспомощно упала. Она похудела с тех пор, как я видел ее в последний раз, и не сразу прикоснулась к моему плечу, сомневаясь – тот ли перед ней, кого она знала прежде. Она на секунду задержала мою руку в своей, пытаясь напомнить себе, что когда-то мы были любовниками. Призраки былых чувств, казалось, собрались вместе на ее встревоженном лице – и сразу же рассеялись.

– Франсес?.. Я рад тебя видеть.

– Подожди. Я здесь не могу дышать.

Я пошел за ней по неровной площадке, вокруг церкви – к соснам, защищавшим ле-гарупское плато. Мощная подзорная труба на штативе была направлена на мыс Антиб: опусти монетку – и увидишь панораму Ривьеры от Суперканн до Жуан-ле-Пена, от забитой судами Антибской гавани за крепостной стеной, построенной при Наполеоне, до жилого комплекса Марина-Бе-дез-Анж. На посадку в аэропорт Ниццы заходил воздушный лайнер – его крылатая тень скользила по зданиям отелей, стоявших фасадами к глиссаде ^{85} .

– Франсес, успокойся, пожалуйста. Никто за мной следом не ехал. – Я хотел ее обнять, но она отошла в сторону и ухватилась за подзорную трубу. Я знал, что она думает о чем угодно, только не обо мне. Постукивая рукой по корпусу, она смотрела, как отъезжает такси с двумя вдовами. – Шоферские вдовы? – спросил я. – Что они здесь делали?

– Хотели посмотреть церковь. Она посвящена душам путешественников. Я их подобрала на вокзале в Антибе.

– И я испортил им впечатление?

– Вряд ли. А почему ты так решил?

– Они смотрели на меня…

– Они очень подозрительные. Слухи-то всякие ходят. Тебя видели на некоторых «ратиссажах». Они считают, что ты из «Эдем-Олимпии».

– Я и есть из «Эдем-Олимпии».

– Вот поэтому-то я и здесь. – Она выдавила натужную улыбку, пытаясь уверить себя в том, что, мы все еще близкие друзья. – Пол, мне нужно было уехать. Эта ужасная история с Цандером. Я удрала через ближайший выход.

– Я чувствовал то же самое. – Я пытался заглянуть в ее глаза под ниспадающими полями соломенной шляпки. – И куда же ты делась?

– В Ментону. Поселилась в гостиничке у старого города. Там живет мой друг, которого я хотела увидеть, – отставной судья. Мне нужен был его совет.

– Надеюсь, ты им воспользовалась. В «Эдем-Олимпии» все начинает трещать по швам.

– Только теперь? – Она кинула на меня встревоженный взгляд. – И года не прошло.

– Это неправда. Я только ждал подходящего момента.

– Ждал? Это слишком просто. Ты мог так ждать бесконечно.

Мы шли под деревьями к объездной дороге у маяка, где я припарковал БМВ. Когда она брала у меня ключи, я заметил ее нестриженые облезшие ногти.

– Ты уверен, что за тобой никто не ехал? – спросила она. – А этот тип у киберкафе?

– Мелдрам? Да нет. Он выслеживал «ягуар». Журналисты не любят платить за парковку.

Мы сидели в машине – в тени поднятой крыши, Франсес с силой вцепилась в баранку – словно надеялась таким образом спастись при столкновении. Пытаясь успокоить ее, я взял ее за руки и, сняв их с руля, опустил ей на колени.

– Франсес, зачем Мелдраму следить за мной?

– Вероятно, он чует скандал. Кто-нибудь в Антиб-ле-Пене мог видеть то происшествие. Дома там стоят близко к берегу.

– Никто никогда не смотрит из окон на берег. И потом, Мелдрам работает на «Эдем-Олимпию». Им принадлежит большая часть радиостанции.

– Ну и что? Если на этом можно заработать, он будет служить и нашим и вашим. Ему нужна по-настоящему скандальная история, которую можно продать агентствам новостей. Пожалуй, одна такая у меня для него есть…

Она кивнула своим мыслям и уставилась на маяк, терпеливо ожидая, что он придет к ней на помощь и зальет темноту Лазурного берега своим пронзительным светом. После нескольких недель, проведенных в Ментоне, она стала беззащитнее – но решительнее. Я вспомнил изящную, но неуверенную в себе женщину, которую встретил на конференции ортопедов, и понял, что ничего не изменилось. Тогда начался наш роман, но проведенное нами вместе время было украдено у «Эдем-Олимпии», а потому подлежало возвращению.

– Если Мелдрам сел ко мне на хвост и довел до Антиб-ле-Пена, – сказал я, – то он профессионал высокой марки. Я его не видел.

– Ты и не смотрел. Какая-нибудь консьержка вполне могла навести его на след. У многих влиятельных людей есть любовницы в Антиб-ле-Пене.

– Но ты-то там как оказалась?

– Изабель Дюваль сообщила мне, что встречается с тобой. Но не объяснила для чего.

– Ты с ней поддерживаешь связь?

– Всегда поддерживала. Осталось всего двое-трое людей, кому я еще доверяю. – Она задрала подбородок, демонстрируя частичку своей прежней целеустремленности. – Мне нужно было тебя увидеть, но я не хотела пользоваться телефоном или электронной почтой. Джейн могла сказать Уайльдеру Пенроузу. И вообще, следить за твоим антикварным «ягуаром» – плевое дело. Я должна была встретиться со вдовами, а потому припарковалась в гараже и воспользовалась запасными ключами, чтобы оставить тебе записку.

– Значит, ты следила за мной?.. Почему-то это кажется мне странным.

– Бедняга. Ты такой наивный. Наверно, поэтому ты до сих пор и жив еще. – По ее лицу пробежала тень сочувствия. – За тобой следили с самого твоего приезда в «Эдем-Олимпию». Ты хоть изредка-то поглядывай в зеркало заднего вида.

– Непременно. У меня в голове была какая-то каша – слишком много принимал болеутоляющих. Тебе будет приятно узнать, что я их бросил.

– Хорошо. Вид у тебя теперь более понятливый. А кто тебе прописал эти болеутоляющие?

– Джейн. Коктейль ее собственного производства. Изабель Дюваль по моей просьбе сделала анализ этой бурды. В основном она состоит из мощного транквилизатора.

– Она тебя накачивает успокоительными, чтобы ты не задавал слишком много вопросов. Мне Джейн нравится… но ты подумай об этом, Пол.

– Уже подумал. – Я заглянул Франсес в лицо. Она немного успокоилась, мое присутствие больше не выбивало ее из колеи, и я понял, что теперь она готова к откровенному разговору. – Ну, так зачем мы здесь? Странное место для встречи.

– Я хотела тебя увидеть. Даже скучала без тебя. Ле-Гаруп далеко от «Эдем-Олимпии» и всех этих длинных «мерсов» и водителей-убийц. И потом, я договорилась встретиться здесь со вдовами.

– Но почему в Ле-Гарупе? Мужья их были застрелены в моем саду вместе с Жаком Бурже. И никто, из них – я готов на что угодно спорить – не был убит Дэвидом Гринвудом.

– Вдовы это знают. Они хотели увидеть ковчежек, посвященный приятелю Бурже – младшему менеджеру из «Эдем-Олимпии».

– Парню, которого сбила машина? Несчастный случай, когда Дэвид оказался рядом и пытался помочь бедняге. Странное совпадение.

– Никакой это не несчастный случай. И никакое не совпадение. Дэвид не хотел признаваться, но он чувствовал себя виноватым. Это было самое начало «ратиссажей», и он не понимал, что происходит. Шоферы назначались на работу, и им не нравилось то, что они видели. Поэтому-то они и присоединились к Дэвиду и к Жаку Бурже. Все они видели, как людей сбивают просто ради удовольствия, и хотели вывести на чистую воду тех, кто это делал.

– Захватив частную телевизионную станцию?

– В «Эдем-Олимпии» проводится множество важных конференций. Там есть прямая связь с «Те-эф-один» и «Си-эн-эн». Они собирались транслировать в эфир разоблачение и вынудить министра внутренних дел действовать.

– Значит, ты знала о намечавшихся убийствах заранее?

– Нет. – Франсес взяла меня за руку и прижала мою ладонь к своей шее, словно для того, чтобы не дать ей соврать. Я почувствовал, как словно в беззвучной молитве дрожат ее голосовые связки. – Я не знала. Поверь, не знала. Но, когда Дэвид сказал, что отдал свою винтовку и боеприпасы на хранение Филиппу Бурже, я догадалась – что-то должно произойти. Я сказала ему, чтобы он никого не трогал, но он горел жаждой мести.

– За то, что они сделали с приятелем Бурже?

– Нет, он хотел отомстить за то, что «Эдем-Олимпия» сделала с ним.

Франсес, побуждая себя к действию, постучала по баранке кулаком. Задрав подбородок, она через лобовое стекло смотрела на береговую линию Ривьеры – полководец, готовый захватить береговой плацдарм, но опасающийся нарваться на подводные оборонительные сооружения.

– Франсес, а что «Эдем-Олимпия» сделала с Дэвидом? Он был здесь счастлив, возглавлял работу в приюте, давал Алису из своей библиотеки девочкам.

– Алису? Ты шутишь. – Франсес задрала поля своей шляпы. – Дэвид не был счастлив. Он себя ненавидел так сильно, что ненависть била через край, и меня он тоже начал ненавидеть.

– Почему он убил всех этих людей – доктора Серу, Башле, Ольгу Карлотти? Франсес, ты ведь знаешь почему.

– Да, знаю. – Говорила она чуть ли не с бахвальством. – Кроме меня, никто не знает. Все остальные не уверены. Даже Уайльдер Пенроуз. Поэтому-то они и использовали тебя.

– Использовали меня?

– Да, тебя. Пол Синклер, скучающий экс-пилот, потерявший лицензию и ищущий возможности снова подняться в небеса. Женатый на эксцентричной молодой докторше. Невероятный брачный союз.

– Они ничего обо мне не знали, когда приняли на работу Джейн. Я выпускал книги по авиации.

– Но охотники за головами раскопали твою предысторию, и «Эдем-Олимпия» не упустила своего шанса. Пенроуз, профессор Кальман и Цандер решили провести эксперимент. Они состряпали специальную программу с целью выяснить, что же случилось с Дэвидом. Ты был их лабораторной крысой.

– Все, что я делал, – это валялся у бассейна и покуривал травку с Джейн.

– Именно это им и было нужно. Торопиться им было некуда, и они знали, что скоро тебя одолеет скука. Такая скука, что ты начнешь участвовать в их воскресных играх. Почему они поселили тебя в дом Дэвида? Тебе это не показалось странным?

– Показалось. На самом деле мне это показалось удивительно жестоким. Значит, дом был частью эксперимента?

– Пенроуз хотел, чтобы ты думал о Дэвиде. А разве для этого есть место лучше, чем кровать Дэвида? Они знали, что, занимаясь любовью со своей девочкой-женой, ты будешь слышать винтовочные выстрелы. Эти убийства погрузили мир корпораций в шоковое состояние. Все понимали, что произошло что-то жуткое и может произойти еще раз. Твоя задача состояла в том, чтобы воскресить тот кошмар. Они вычистили дом, но повсюду оставались следы Дэвида – та же ванная, та же кухня, шезлонги со следами его солнцезащитного крема. Пенроуз хотел, чтобы ты сыграл роль Дэвида, чтобы ты начал думать, как он. А на случай, если ты отвлечешься на что-то постороннее, они подсунули тебе горничной сеньору Моралес. Такая словоохотливая испанская дама. Она видела мертвых Башле и доктора Серу в ванной Ги, всю эту кровищу, и наркотики, и Доминику в ее эротическом белье. У нее просто зуд был – так хотелось выложить тебе всю подоплеку.

– Значит, они открыли дверь и втолкнули меня в лабиринт. Но откуда Пенроузу было известно, куда я пойду?

– Он не знал. Ты начал с того, что потянул носом, и тебе не понравился запах. Ты стал поговаривать о возвращении в Лондон. Тебе надоели Канны и жена, которая работает без продыху. Но потом ты нашел пули в саду. Люди Цандера их пропустили, но эти пули им сам Бог послал – ничего лучше для отвода глаз и придумать нельзя было.

– Значит, с того времени я был у них на крючке?

– Ты изображал из себя детектива. Но Пенроуз догадался, что это не единственная причина. Ты стал идентифицировать себя с Дэвидом. Ты знал, что «Эдем-Олимпия» изменила его, и тоже хотел измениться.

– А Дэвид принимал участие в акциях? В нападениях на черных и арабов в Ла-Боке?

– Нет. – Франсес сложила руки чашечкой и скорчила в них гримаску. – Ему это очень не нравилось. Пенроуз и Башле не посвящали его в свои планы. Но он тем временем работал над собственной системой расслабления.

– Какой? Ты же была с ним. Что его заводило – изнасилования, нападения на проституток?

– Это он терпеть не мог.

– Наверно, Уайльдер с ним говорил. Он бывает очень убедителен, когда рекламирует свой садистский мир, свой психопатический набор «сделай сам».

– Мы все получали эту дозу вливаний. Можешь не сомневаться, Дэвид видел все плюсы. «Эдем-Олимпия» процветала. Но Дэвиду не нравилась цена, которую приходилось за это платить.

– И мне тоже.

– Только поначалу, Пол. – Франсес укоризненно взглянула на меня. – Потом ты начал меняться. Теперь ты не присутствуешь, а участвуешь. Ты похож на всех других мужчин – по-настоящему тебя возбуждает не секс, а насилие. Пенроуз тебя дразнил, подкармливал намеками на тайную «Эдем-Олимпию», позволял увидеть смачные сценки мордобития. Вроде того избиения торговца бижутерией, что они устроили на парковке клиники. Все это было поставлено специально для тебя. Они знали, что ты пойдешь к запаркованному наверху «ягуару». Гальдер дал знак, когда ты, оставив Джейн, был на подходе. Они прижали русского и африканца к стене и постарались, чтобы ты услышал крики.

– Я их до сих пор слышу. Кошмарно, но…

– Действенно? Но вот налет на Фонд Кардена тебя завел по-настоящему. Без этих вопивших гейш мы бы с тобой никогда не оказались в постели.

– Это неправда, Франсес.

– Да ты чуть не кончил прямо на полу в кухне. А Пенроуз тем временем капал тебе на мозги: дескать, «узнай свои извращенные наклонности». А ты хотел это услышать. Джейн слишком уставала, и ей было не до секса с тобой, но, приняв немного петидина, она расслаблялась с Симоной Делаж. Это было интересно, и ты не очень возражал.

– Тебе легко говорить.

– Тебя это интриговало, впервые в жизни ты мог отойти в сторону и насладиться новым странным ощущением. И ты все больше сближался с Дэвидом. Каждый раз, когда ты начинал пробуксовывать, они подбрасывали тебе что-нибудь новенькое. Список пациентов в компьютере Дэвида. Ты быстренько сообразил, что это на самом-то деле список намеченных жертв.

– Так это мне его Пенроуз подсунул?

– Конечно же. Как только ты его увидел, тебя уже было не остановить. Потом была эта запись специального репортажа на «Ривьера ньюс»…

– От журналиста, который проработал сезон и уехал в Португалию?

– Не было никакого журналиста. И репортаж этот никогда не был в эфире.

– Кто же его написал?

– Я. Цандер и Пенроуз набросали для меня план. Они попросили Мелдрама передать этот план тебе и намекнуть, что в «Эдем-Олимпии», мол, творятся жуткие дела. – Франсес говорила обыденным тоном, словно объясняя заблудившемуся туристу, как он потерялся в незнакомом городе. Она вроде бы успокаивалась, делясь со мной накопившимся; ее гнев растворялся в прохладных водах правды. Она продолжала, не давая мне вставить ни слова: – Я добавила несколько любопытных контактных номеров – Изабель Дюваль и шоферские вдовы. Ты первым делом помчался к ним на встречу. Как только ты их увидел, тебе стало ясно, что в официальной истории большие дыры.

– Так оно и было. Версия помешательства ничего не объясняла.

– Ты начал обследовать маршрут смерти, чувствуя себя Дэвидом, который отправился в путь, вооружившись своей винтовкой. Ты вечно твердил о Ли Харви Освальде, Хангерфорде ^{86} и Колумбайн-скул ^{87} . Поэтому-то Цандер и подрядил Гальдера в экскурсоводы.

– Моя персональная Дили-Плаца. Ну и денек был. Фотографии места преступления свидетельствовали о порочных наклонностях «олимпийцев».

– Эти наклонности были предписаны им Пенроузом в качестве лечебного средства. Вот почему кое-что там выглядит жуткой любительщиной. Берту со своими старомодными весами и чемоданчиком контрабандиста. Он разыгрывал из себя наркодельца, но у него это плохо получалось. Ги Башле с украденными ювелирными изделиями, от которых ему было никак не избавиться. Посмотрев эти фотографии, ты еще больше завяз. Ты чувствовал, что Гальдер знает больше, чем говорит.

– Он убил Дэвида. А заложников он пристрелил?

– Нет. Расстрельным взводом руководил Цандер. Они их арестовали у телецентра и отвезли в дом. А потом Келлерман расстрелял их из винтовки Дэвида. Кто-то мне говорил, что Кордье и Бурже пытались бежать и все пошло насмарку. Поэтому-то ты и пули нашел.

– А Гальдер в это время все еще был на крыше гаража?

– Его никак не могли оторвать от тела Дэвида. Он рыдал над ним. – Франсес прижала кулак ко рту, отчего ее белые губы стали еще белее. – Теперь он использует тебя, чтобы отомстить. Будь осторожен, Пол, – ты пешка на шахматной доске Гальдера.

– Я знаю. – Я взял ее за руку и поцеловал в запястье. – А ты разве не в ту же игру играешь, Франсес? Разве не Цандер и Пенроуз организовали нашу встречу во Дворце фестивалей?

– Нет. Это я сама. У меня было время подумать о Дэвиде. Наше расставание было очень болезненным. Он меня просто измучил.

– Но почему? Я думал, вы были близки.

– Слишком. В этом-то все и дело. Я боялась его потерять. А потому давала ему узнать о самом себе такое, что было ему не известно.

– Например?

– Сейчас это не имеет значения. – Франсес отвернулась и уставилась на горы за Каннами. – «Эдем-Олимпия» развратила и уничтожила его. Настоящей жертвой двадцать восьмого мая был он. Я видела, как он умирает, корчась от боли. После этого я собиралась разоблачить Уайльдера Пенроуза, Цандера, профессора Кальмана, но мне нужны были убедительные улики.

– А фотографии? А правда о заложниках?..

– Это не слишком убедительно. Я несколько месяцев была любовницей Дэвида, моя квартира полна его вещей. Цандер хотел и против меня сфабриковать дело, чтобы покончить со мной раз и навсегда. Если бы не вмешался Пенроуз, меня бы привлекли как сообщницу. И уж точно признали бы виновной.

– Двадцать лет во французской тюрьме. Или что похуже. Благородно со стороны Пенроуза.

– Он знал, что я ему пригожусь. Вот почему я была вынуждена работать на них. Я служу в отделе управления собственностью и в курсе всех операций с недвижимостью на Лазурном берегу – какой оманский миллиардер переезжает в какую виллу в Калифорнии, какой турецкий банкир покупает ювелирный магазин в Вильнев-Лубе или сдает где-нибудь часть складских помещений. Я дала информацию для ограбления в Фонде Кардена и для угона яхты в Гольф-Жуане. Я с самого начала глубоко в этом увязла – хотела отомстить за Дэвида, но ничего не могла сделать.

– Пока мы с Джейн сюда не приехали?

Она раскрыла мою ладонь и принялась изучать линии, потом закрыла ее – как книгу, от чтения которой решила отказаться.

– Извини, Пол, но так оно и есть. Если они тебя использовали, то почему бы и мне этого не сделать? Решила построить свой собственный лабиринт. Их лабиринтом была «Эдем-Олимпия». Мой находился в твоей голове.

– И я с удовольствием начал в нем играть?

– Ты снова стал маленьким мальчиком. Потом ты начал мне нравиться, что не входило в мои планы. Но на мою истинную цель никак не повлияло.

– И что же это была за цель?

– Та же, что и у Пенроуза. Я хотела тебя спровоцировать, устроить для тебя… как это называется – разрушающее испытание. Я хотела вызнать твой самый грязный секрет, а потом собиралась исподволь шантажировать тебя, пока ты не начнешь испытывать к себе отвращение и не взорвешься. Ты бы пошел к британскому консулу, поговорил с членом Европарламента от твоего округа, отнес бы эту историю на Флит-стрит.

– Тебе это почти удалось.

– Поначалу ты действительно подавал надежды. Посмотрел на те ортопедические штуковины и нашел, что в них есть что-то противоестественное.

– А какой бы мужчина не нашел этого?

– Ах, как это верно. Завести мужчину сексуально может все что угодно. Ты ведь носил скобы, когда впервые положил глаз на Джейн. Но потом ты стал волочиться буквально за всеми. Пошел за маленькой шлюшкой на Рю-Валентин. Пенроуз и Цандер даже поверить не могли в такую удачу. У тебя был такой вид, будто ты не прочь ее оттрахать.

– Нет, не в этом смысле.

– Можешь не волноваться. Я тебя понимаю. – Франсес потрепала меня по загривку, словно я был пожилой спаниель, тварь бессловесная, верно послужившая хозяину. – Ты начинал тосковать по Джейн, а маленькая Наташа напомнила тебе о твоей первой любви – дочери доктора на Мейда-Вейл. Пенроуз решил, что ты – законченный педофил и только и ждешь, как бы тебе втиснуться в эту маленькую коробочку.

– Я обманул его ожидания. Как печально.

– Не бери в голову. Тебе по вкусу молоденькие женщины – по виду совсем девочки, только и всего. Педофильная линия завела в тупик. Последняя надежда у меня была на кинофестиваль – думала, ты клюнешь на сочное детское порно, что показывают эти тайские умельцы. Но я по их глазам видела: они сразу поняли, что тебе это не интересно.

– Извини, Франсес. Я искал Джейн.

– Тебе не хватало ее, но ты вполне мог удовлетвориться и созерцательством. Тебе было любопытно наблюдать за Джейн с другими ее любовниками – это освобождало тебя от старомодной ревности, которую ты испытывал, когда твою мать ласкали ее дружки. Меня только удивляет, что Цандер в роли ее любовника вызывал у тебя такое раздражение.

– Шеф безопасности? Ну, должны же у человека быть хоть какие-то принципы. Он хотел трахать мою жену так, чтобы за этим могли наблюдать Ален и Симона.

– Я потрясена. Это и в самом деле слишком.

– Не смейся. Мне это было невмоготу. Но при этом я не желал ему смерти. Франсес?.. – Она отвернулась и закрыла лицо, когда на парковку завернул туристический автобус. – Нас кто-то увидел? Мелдрам?..

– Нет. Я вспомнила о Цандере и о той ужасной дороге… о том, как вода горела вокруг машины. – Ее голос замер, и она повернулась ко мне почти с умоляющим выражением, словно в моих силах было собрать мозаику ее воспоминаний в одно целое. – Этот кошмарный свет фар перед происшествием…

– Франсес, это не было происшествием. Они его убили.

– Да… – Посмотрев в зеркало заднего вида, она увидела, как кровь ударила ей в лицо. В смущении она открыла дверь и вышла из машины, потом наклонилась ко мне и сказала: – Да, они его убили. Но я им помогла, Пол. Я все это для них подстроила…