Текст книги "Суперканны"

Автор книги: Джеймс Грэм Баллард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Глава 2
Доктор Уайльдер Пенроуз

Дюжий лобастый малый в мятом полотняном костюме спускался с крыльца клиники, перешагивая через ступеньку и подняв руки в боксерском приветствии. Я решил, что это местный строительный подрядчик, довольный результатами проверки своей простаты, и тоже махнул ему рукой в знак мужской солидарности. В ответ – удар кулаком по воздуху.

– Пол, – голос Джейн звучал неуверенно, – кажется, это мистер?..

– Уайльдер Пенроуз? Вполне вероятно. Ты говоришь, он психиатр?

– Бог его знает. Скорее уж – минотавр…

Я дождался, когда он приблизится к нам, – руки он приставил козырьком ко лбу, защищаясь от солнца. Когда Джейн приоткрыла дверь, он быстро обогнул машину, демонстрируя поразительную для такого крупного человека живость. Его тяжелые ладони приобрели почти балетную грациозность, ощупывая пыльные обводы «ягуара».

– Великолепно… это же настоящая «двойка». – Он придержал дверь для Джейн и пожал ее все еще грязную руку, потом добродушно ухмыльнулся, увидев масляное пятно на своей ладони. – Доктор Синклер, добро пожаловать в «Эдем-Олимпию». Я Уайльдер Пенроуз – у нас будет общая кофеварка на четвертом этаже. Вид у вас совсем не усталый. Наверно, путешествовать в «ягуаре» – просто сладкий сон?

– Пол именно так и думает. Не ему же приходится свечи менять через каждые десять миль.

– Увы! А этот сдвоенный карбюратор, требующий балансировки? Это больше искусство, чем наука. А коробка передач натуральная, старая моссовская? Все равно машина замечательная ^{9} . – Он обошел вокруг «ягуара» и задрал голову к облакам, словно повелевая им слушать, а потом продекламировал голосом, похожим на голос моего отца: – «Под мелодию „Голубых небес“ разматывали мы километры, изнемогая от жары… шоссе „Насьональ сет“, платаны…»

– «…шур-шур-шур… – закончил я. – А она с Мишленом в руках сидела рядом со мной, обвязав косынкой волосы» ^{10} .

– Мистер Синклер? – Оставив Джейн, психиатр подошел к пассажирской двери. – Вы здесь первый начитанный авиатор после Сент-Экзюпери. Дайте-ка я вам помогу. Мне рассказали об аварии.

Его сильные руки легко подняли меня с сиденья. На нем были солнцезащитные очки со светлыми стеклами, но я смог увидеть, что его глаза внимательно разглядывают мое лицо, интересуясь не столько следами ушибов (последствия той аварии) на моем лбу, сколько теми слабыми и сильными сторонами моего характера, что запечатлела на моей коже сама природа. Ему было под сорок, и я еще не встречал психиатра моложе и сильнее – настоящий гигант по сравнению с седовласыми специалистами, с которыми я столкнулся в больнице Гая, проходя обследование для летной квалификационной комиссии. За его приветственным пустословием крылась подавляющая вас личность, словно он вел своих пациентов к выздоровлению через страх, через запугивание и таким образом освобождал их от фобий и неврозов. Над его мощными плечами возвышалась голова, массивность которой он прятал, постоянно кивая и гримасничая. Я знал, что, процитировав вслед за ним строки из «Неспокойной могилы», произвел на него гораздо меньшее впечатление, чем «ягуар», но ведь его пациенты были из числа самых образованных людей в мире – и слишком заняты, чтобы интересоваться древними автомобилями.

На солнце голова у меня закружилась, и я, покачнувшись, оперся о машину; тогда он протянул руку, чтобы поддержать меня. Я обратил внимание на его жуткие обгрызенные ногти, все еще влажные от слюны, и инстинктивно подался назад. Для устойчивости я ухватился за дверь, и мы пожали друг другу руки. Его большой палец общупал тыльную сторону моей ладони словно бы в масонском рукопожатии, но на самом деле он просто проверял мои рефлексы.

– Пол, вы устали… – Пенроуз поднял руки, защищая меня от солнца. – Доктор Джейн назначает вам добрый глоток водки с тоником. Мы сейчас поедем прямо в ваш дом, а по пути я буду исполнять обязанности экскурсовода. Вы немного освежитесь, а потом я заберу вашу жену и покажу ей клинику. Впечатлений от одного только приезда в «Эдем-Олимпию» на один день вполне хватает – настоящий культурный шок…

Мы устроились в машине, чтобы проделать последний отрезок пути. Пенроуз забрался на заднее сиденье, заполнив собой все небольшое пространство, словно медведь в берлоге. Он поглаживал и похлопывал потертую обивку, словно подбадривал старого приятеля.

Джейн лизнула для удачи большой палец и включила стартер, твердо решив спуску Пенроузу не давать и радуясь тому, что перегревшийся двигатель завелся.

– Культурный шок?.. – переспросила она. – Вообще-то, мне тут уже понравилось.

– Это хорошо. – Расплывшись в улыбке, Пенроуз подался вперед, к самому ее затылку. – А что именно вам понравилось?

– А то, что здесь никакой культурой и не пахнет. Такой замкнутый мир… Я бы вполне могла к нему привыкнуть.

– Еще лучше. А вы согласны, Пол?

– Абсолютно. – Я знал, что Джейн поддразнивает психиатра. – Мы здесь уже десять минут, а я еще ни одной живой души не видел.

– Ну, тут вы заблуждаетесь. – Пенроуз махнул в сторону двух близлежащих офисных зданий: в каждом было всего по шесть этажей, но длины они были такой, что напоминали положенные набок небоскребы. – Все они сидят там перед своими компьютерами и лабораторными столами. Увы, о Сириле Коннолли здесь можно забыть. Обо всех этих туберозах и сапфировых морях.

– Уже забыл. А кто тут обитает? Крупные международные компании?

– Крупнейшие. «Мицуи», «Сименс», «Унилевер», «Сумитомо» плюс все французские гиганты – «Эльф-Акитан», «Каррефур», «Рон-Пулен». А помимо них сонм фирм поменьше – инвестиционные брокеры, биоинженеры, консультанты по дизайну. Я говорю, как рекламный агент, но, познакомившись с «Эдем-Олимпией», вы сами увидите, что это необыкновенное место. Можно сказать, что это в некотором роде грандиозный эксперимент по освоению будущего.

Я повернул голову и мельком увидел за стеной кипарисов огромную парковку: машины стояли там теснее некуда, передок к капоту, словно нераспроданная недельная продукция завода «Рено». Где-то там, в здании, владельцы этих автомобилей сидели перед своими мониторами, создавая то ли новый собор, то ли систему синеплекс ^{11} , а может быть, отслеживая мировые цены по кассовым сделкам. Ощущение концентрированного мозгового штурма было вполне реальным, но слегка настораживало.

– Впечатляет, – сказал я Пенроузу. – Это вам не в ресторане прислуживать или в супермаркете за стойкой стоять. А где вы набираете штаты?

– Мы их обучаем. Люди – вот наш самый большой капитал. И даже не столько их профессиональный уровень, сколько их отношение к абсолютно новой культуре рабочего места. «Эдем-Олимпия» – это не просто очередной бизнес-парк. Мы – лаборатория идей нового тысячелетия.

– «Город разума»? Так написано в брошюре.

– Верно. Я ее и писал, в числе прочих. Каждый кабинет, каждый дом и квартира оборудованы кабельной связью с крупнейшими биржевыми маклерами, ближайшим отделением «Тиффани» ^{12} и нашими больничными бригадами скорой помощи.

– Пол, ты слышишь? – Джейн сунула мне локоть под ребра. – Ты можешь одновременно продавать свои акции «Бритиш Аэроспейс», покупать мне бриллиантовое колье и лежать с сердечным приступом…

– В самую точку. – Пенроуз откинулся на сиденье, прижал нос к поношенной обивке, вдыхая старый запах кожи. – Пол, когда обоснуетесь, я вам настоятельно рекомендую слечь с сердечным приступом. Или с нервным расстройством. В лаборатории вам сделают полный анализ – определят группу крови, фактор свертываемости, нарушения, вызванные дефицитом внимания. Если вы сорвиголова, то можете даже устроить авиакатастрофу – в Каннах-Манделье есть небольшой аэропорт.

– Я подумаю. – Я пошарил в карманах в поисках сигарет – мне не терпелось наполнить салон едким дымом «житан». Проверка, которую устроил нам Пенроуз, частично была игрой для отвода глаз, а частично – обрядом посвящения, но в любом случае она действовала на нервы. Я вспомнил о Дэвиде Гринвуде и подумал – уж не этот ли агрессивный юмор подвигнул молодого англичанина на его отчаянную эскападу? – Ну, а как быть со всякими непредвиденными обстоятельствами?

– Например? Для нас нет ничего непредвиденного. Здесь единственное место на земле, где вы можете получить страховку и на случай форс-мажора.

Я почувствовал, как Джейн напряглась и крепче вцепилась в баранку. Левое переднее колесо заскрежетало о бордюрный камень, но я гнул свое.

– А психологические проблемы? Без них же не обходится?

– Их тут очень мало, – Пенроуз ухватился за спинку сиденья Джейн, намеренно выставляя напоказ свои обгрызенные ногти. И в ту же минуту лицо его напряглось, мощные кости скул и челюстей проступили сквозь все ужимки и гримасы, и в чертах его проглянуло странное выражение – смесь агрессии и неуверенности. – Мало, но есть. Достаточно, чтобы мне было интересно работать. А вообще-то люди здесь счастливы и довольны.

– И вас это огорчает.

– С какой стати? Я же здесь для того, чтобы помочь им реализовать себя. – Пенроуз подмигнул Джейн в зеркало заднего вида. – Вы даже не догадываетесь, как это просто. Сначала сделайте так, чтобы ваш рабочий кабинет стал вашим домом – настоящим домом.

– А квартиры и коттеджи? – Джейн указала на группку вилл в стиле пуэбло. – Это тогда что такое?

– Станции обслуживания, где люди спят и совершают омовения. Человеческое тело – это послушный работяга, его нужно кормить и чистить, а еще – давать ему в меру сексуальной свободы, для разрядки. Во главу угла мы поставили рабочее место как ключевую психологическую зону. У менеджеров среднего звена есть собственные ванные. Даже для секретарши в уединенном алькове предусмотрена софа, где она может прилечь и помечтать о любовнике, обзавестись которым ей никогда не хватит энергии.

Мы ехали вдоль берега большого декоративного озера – в овале зеркально-гладкой воды отражались соседние горы, напомнившие мне Женевское озеро со старым зданием Лиги наций – еще одна попытка выстроить царство святых. Жилые многоквартирные дома выстроились вдоль берега, специальные карнизы защищали балконы от ветра и солнца. Джейн сбросила скорость и попыталась отыскать за окнами хоть одного бездельничающего обитателя.

– Каждый пятый из наших работников живет в «Эдем-Олимпии», – сообщил Пенроуз. – Руководители низшего и среднего звена – в квартирах и таун-хаусах, старший персонал – в отдельных коттеджах, куда вы и направляетесь. Лесопарк смягчает воздействие на психику всей этой стали и бетона. Людей привлекают дополнительные удобства – к их услугам яхты, водные лыжи, теннис, баскетбол и этот бодибилдинг, что так по душе французам…

– А вам? – не удержалась Джейн.

– Мне?.. – Пенроуз уперся своими ладонями-лопатами в крышу и лениво повел плечами. – Я предпочитаю упражнения для ума. А вы, Джейн, занимаетесь спортом?

– Нет.

– Сквош, аэробика, ролики?

– Есть и другие способы повысить потоотделение.

– Бридж? Тут полно картежников, ярых, но не очень опытных; вы вполне можете составить состояние на выигрышах.

– Извините, но у нас есть дела поинтереснее.

– Любопытно… – Пенроуз наклонился вперед – так близко к Джейн, что, казалось, он обнюхивает ее шею. – Расскажите-ка мне об этом.

– Ну… – лицо Джейн было абсолютно непроницаемым, – обмен женами, новейшие амфетамины, детская порнография. Что мы еще любим, Пол?

Пенроуз осел, добродушно фыркнув. Я обратил внимание, что он все время поглядывает на соседнее, пустое, сиденье. В машине был и четвертый пассажир: тень доктора, побежденного ухоженными подъездными дорожками и офисными зданиями с непрозрачными стеклянными стенами. Мне пришло в голову, что Гринвуд перенес тяжелую психическую травму, вероятно, правда, никак не связанную с «Эдем-Олимпией».

Рядом с жилыми домами расположился торговый комплекс – подведенная под крышу рыночная площадь с неимоверным числом бутиков, кондитерских, косметических салонов. Блестя на солнце, ряды супермаркетных тележек ждали покупателей, которые появятся лишь с наступлением темноты. Нимало не утратив самоуверенности, Пенроуз махнул рукой в сторону скучающих кассирш.

– Грасс и Ле-Канне не так далеко, но здесь у вас все под рукой. Все что душе угодно – спортивный инвентарь, видеопрокат, «Нью-йоркское книжное обозрение»…

– Разве здесь нет интернет-торговли?

– Есть. Но люди предпочитают являться в храм. Хождение по магазинам – это последний фольклорный обряд, который способствует созданию социума… Вместе с транспортными пробками и очередями в аэропортах. В «Эдем-Олимпии» есть собственная телестанция – местные новости, новые товары в супермаркете…

– А фильмы для взрослых?

Наконец-то Джейн, казалось, проявила какой-то интерес, но Пенроуз ее уже не слушал. Его внимание привлекла троица сенегальцев – торговцев бижутерией, бродивших между пустыми столиками кафе в цветастых плащах, выцветших от солнца. Их темные лица – чуть ли не самые черные в черной Африке – отливали каким-то серебристым блеском, словно одна из местных биотехнологических фирм преобразовала их гены в соответствии с требованиями века электронной почты и «интелсата» ^{13} . Какие-то уловки пополам с везением помогли им просочиться мимо охраны – и все для того, чтобы продавать свои побрякушки в безлюдном, как оказалось, мире.

Мы остановились перед светофором, и Пенроуз, достав мобильный телефон, сделал вид, будто набирает номер. Он впился глазами в торговцев, но старший из этой троицы, вежливый старик, не обращая внимания на психиатра, принялся трясти своими браслетами перед Джейн, мучая ее своей смиренной улыбкой.

У меня возникло сильное желание купить что-нибудь – хотя бы для того, чтобы досадить Пенроузу. Но тут загорелся зеленый.

– А как насчет преступности? – спросил я. – Такое ощущение, что с безопасностью тут… несколько не того.

– Безопасность здесь на высшем уровне. Или должна быть на высшем. – Пенроуз принялся разглаживать помятые лацканы своего пиджака – следствие непроизвольных проявлений его пылкого темперамента. – У нас собственная полиция. Очень тактичная и действенная – до тех пор, пока в ней нет нужды… Эти коробейники проникают всюду. Странным образом прогресс обходит их стороной. Выройте вокруг Монпарнасской башни ^{14} ров глубиной сто футов – они через пять минут будут на ее крыше.

– А что в этом страшного?

– В том смысле, какой вы имеете в виду, – ничего. Хотя напоминание о непредсказуемом внешнем мире, конечно, действует на нервы.

– Опавший лист? Внезапный ливень? Птичий помет на рукаве?

– Да, что-то вроде этого. – Пенроуз заставил себя успокоиться, обхватив руками свою мощную грудную клетку. – Кстати, расизмом здесь и не пахнет. У нас тут кого только нет – американцы, французы, японцы. Даже русские и восточноевропейцы.

– А черная Африка?

– На самом высоком уровне. Мы здесь настоящий плавильный котел. На Ривьере всегда так было. Главная валюта сегодня – талант, а не богатство или роскошь. Забудьте о преступности. Важно то, что обитатели «Эдем-Олимпии» сами себя считают своей полицией.

– Что не соответствует истине – но заблуждение это полезно, да?

– Именно. – Пенроуз хлопнул меня по плечу, демонстрируя свой шутливый настрой. – Пол, я уверен, вы здесь будете счастливы.

Дорога поднималась вверх по густо засаженным деревьями северо-восточным склонам бизнес-парка – ни Канн, ни далекого моря отсюда не было видно. Мы остановились у автоматически закрывающихся ворот, и Пенроуз набрал на панельке трехзначный номер. Белая металлическая решетка беззвучно поднялась, допуская нас в этот анклав, отделанный по последнему слову современной архитектуры, – на ближайшие полгода он должен был стать нашим домом. Сквозь кованые плетения калиток я видел безлюдные теннисные корты и бассейны, ждущие возвращения владельцев. Над безукоризненно вылизанными садами висел дух той благополучной кататонии ^{15} , которую можно купить только за деньги.

– А медицинский персонал?.. – Джейн наклонила голову, слегка ошеломленная этими представительными улицами. – Они все здесь живут?

– Только вы и профессор Уолтер, глава сердечно-сосудистого отделения. Можете называть это просвещенным эгоизмом. На душе спокойнее, если знаешь, что поблизости есть хороший кардиолог и педиатр на тот случай, если у жены приступ стенокардии, а ребенок подавился галетой.

– А вы? – спросил я. – На случай, если неожиданно накатит депрессия?

– Ну, с этим-то до утра они доживут. Я обитаю в поселке с другой стороны горы. Наш склон обращен на север – так сказать, сумрачный мирок для людишек помельче. – Пенроуз улыбнулся сам себе, радуясь случаю высказаться откровенно. – Заправилы компании, от которых зависит доступ к кормушке, считают, что они-то не нуждаются в психиатрической помощи.

– А на самом деле?

– До поры до времени. Но я над этим работаю. – Пенроуз чуть подался вперед и показал в просвет между платанами. – Сбросьте газ, Джейн. Вы почти дома. Отныне вы живете в предместье рая…

Глава 3
Умопомрачение

Гигантский саговник протянул свои желтые ветви над плитками дорожки и отливающей хромом, вскинутой в прыжке фигуркой дельфинчика к лакированной парадной двери. За бугенвиллией, вьющейся по внешней стене, я разглядел обтекаемой формы балконы и зубчатую крышу большой виллы в стиле арт-деко – ее зеленоватые с синим скаты напоминали гофрированные паруса. Окна-иллюминаторы и световые люки на крыше, казалось, выходили в 1930-е годы – в исчезнувший мир Коула Портера ^{16} и пляжных костюмов, лесбиянок-морфинисток и шикарных портретов кисти Тамары де Лемпика ^{17} . Все сооружение было недавно покрашено заново, и фосфор, примешанный к белой краске, придавал поверхности чуть ли не люминесцентные свойства, словно эта изящная вилла представляла собой какой-то астрономический инструмент, который вел отсчет тайного времени «Эдем-Олимпии».

Это даже на Джейн произвело впечатление: не успели мы выйти из пыльного «ягуара», как она принялась разглаживать на себе помявшиеся в дороге брюки. В доме царила тишина, но где-то в саду был бассейн, наполненный неугомонной водой. Из-за отраженных ее неспокойной поверхностью зайчиков ровные стены виллы казались щербатыми. Этот же свет рябил в солнечных очках Джейн, отчего вид у нее стал какой-то раздраженный и уязвимый, как у посетителя киностудии, который ошибочно забрел в декорации не того фильма. Пенроуз почти инстинктивно подошел к Джейн, снял с нее очки и решительно сунул ей в руку.

От дороги к алюминиевым воротам рассчитанного на три машины гаража вел бетонный пандус. На нем стоял зеленоватый «рейндж-ровер» службы безопасности «Эдем-Олимпии». К водительской дверце джипа прислонился охранник в форменной одежде – стройный, довольно светлокожий негр с тонкими и почти восточноафриканскими чертами: узким носом и высоким лбом. Лезвием перочинного ножа он чистил кнопки своего мобильного телефона и молча наблюдал, как мы разглядываем дом.

Пенроуз представил нас. Говорил он через плечо, стоя спиной к охраннику, словно окружной уполномоченный – с деревенским старостой.

– Джейн, это Фрэнк Гальдер. Если понадобится, он в любое время на связи. Фрэнк, помогите доктору Синклер занести багаж в дом.

Охранник как раз собирался усесться в свой «рейндж-ровер». Он открыл дверь, и я на пассажирском сиденье увидел «Ночь нежна». Моего взгляда он избегал, но, когда повернулся к психиатру, заговорил уверенно и спокойно.

– Меня ждут в офисе, доктор Пенроуз. Я должен отвезти в аэропорт мистера Нагамацу.

– Фрэнк… – Пенроуз поднял руку, разглядывая на солнце неровные кромки своих обгрызенных ногтей, – мистер Нагамацу может подождать пять минут.

– Пять минут? – Гальдер, похоже, был поражен этими словами, словно Пенроуз просил его задержаться на пять часов или пять лет. – Служба безопасности, доктор, это как швейцарские часы. Все зависит от организации. Это высококлассное время, и вы не можете просто по своей прихоти останавливать систему.

– Знаю, Фрэнк. А человеческий мозг – что-то вроде этого замечательного старого «ягуара», о чем я вам все время и толкую. Мистер Синклер еще не оправился после серьезной травмы. А доктору Джейн нельзя уставать – у нее слишком важные пациенты.

– Доктор Пенроуз… – Джейн возилась с замком «ягуаровского» багажника, пытаясь скрыть смущение, в которое ее вогнали эти препирательства. – У меня хватит сил отнести в дом мой чемодан. Вместе с Полом.

– Нет-нет, Фрэнк горит желанием вам помочь. – Пенроуз вскинул руку в сторону Джейн – помолчите, мол. Он неторопливо направился к Гальдеру, повел плечами в полотняном пиджаке, а потом расправил их перед охранником, как боксер на взвешивании. – И потом, мистер Синклер – летчик.

– Летчик? – Гальдер взглянул на меня, его резко очерченные ноздри сузились, словно преграждая доступ запаху дорожного пота, исходившему от моей несвежей рубашки. – Летаете на планерах?

– Да нет, на самолетах. Я служил в Королевских ВВС. А дома в Англии у меня есть старенький «Гарвард».

– Ну, если летчик, – Гальдер взял у Джейн ключи и открыл багажник, – тогда другое дело.

Оставив Гальдера таскать чемоданы, мы направились к дому. Пенроуз отпер кованую калитку, и по тропинке, которая вела на застекленную террасу, мы вошли в тишину сада.

– Очень любезно с его стороны, – сказал я Пенроузу. – Таскать чемоданы входит в круг его обязанностей?

– Нет, конечно. Он мог бы пожаловаться на меня, если бы захотел. – Радуясь своей маленькой победе, Пенроуз сказал Джейн: – Я люблю все поставить с ног на голову, чтобы адреналин выделялся. Чем больше они вас ненавидят, тем больше ходят перед вами на цыпочках.

Джейн оглянулась на Гальдера, который затаскивал чемоданы через калитку.

– Не думаю, что он вас ненавидит. У него вид разумного человека.

– Вы правы. Гальдер слишком высокомерен, чтобы презирать кого бы то ни было. Но это не повод обманываться на его счет.

За домом располагался просторный сад с теннисным кортом, окруженной розовыми кустами беседкой и бассейном. У неспокойной воды стояли несколько пляжных кресел, и от влажных подушек под солнечными лучами поднимался пар. Я подумал – уж не Гальдер ли, поджидая нас здесь, устал и, быстренько раздевшись, выкупался. Потом я заметил красный мяч на трамплинной доске – с его пластиковой поверхности еще стекали капли. Я внезапно представил себе, как этот угрюмый молодой охранник скачет, словно теннисист, у задней линии вдоль кромки бассейна и швыряет мяч, чтобы поймать его, когда тот, ударившись о поверхность и взбунтуя воду, отскочит от дальней стенки.

Пенроуз и Джейн шли впереди, а когда я добрался до террасы, меня обогнал и Гальдер. Я стал подниматься по ступенькам, и он посторонился.

– Спасибо, что помогли, – сказал я ему. – Мне бы с этими чемоданами не справиться.

Он замер на мгновение, уставившись на меня своим оценивающим взглядом, в котором не было ни симпатии, ни враждебности.

– Это моя работа, мистер Синклер.

– Это не ваша работа, но все равно спасибо. Я попал в небольшую авиакатастрофу.

– Сломали колени. Вот уж не повезло, так не повезло. – Он говорил с американским акцентом, хотя и приобретенным где-то в Европе – может быть, работал охранником в местном отделении «Мобил» или «Эксон». – У вас коммерческая лицензия?

– Частная. Была, пока ее не отобрали. Теперь я издаю книги по авиации.

– Теперь у вас будет время написать свою. Многие вам позавидовали бы.

Он стоял спиной к бассейну, подрагивающие лучики отражались в бусинках воды на кобуре его пистолета. Сложен он был атлетически, но двигался легко и проворно, как профессиональный танцор, – мастер танго, который читает Скотта Фитцджеральда, а свои разочарования топит в бассейнах. На какое-то мгновение передо мной возникло странное видение: Гальдер споласкивает в бассейне свой пистолет, смывая кровь Дэвида Гринвуда.

– Держите штурвал крепче, – отсалютовал он мне вскинутой ладонью и пошел прочь. Обходя бассейн, он чуть наклонился и плюнул в воду.

Мы расположились на террасе под скатом крыши, слушая доносящиеся из соседних садов звуки – мягкие хлопки парусиновых полотнищ и журчание поливальных установок. Ниже виднелись улицы Канн, над которыми навис двойной купол отеля «Карлтон», а вдоль далекого берега неслась бесконечная цепь машин. Солнце перевалило за Ла-Напуль и теперь сверкало на порфирных скалах Эстереля, освещая наполненные лавандовой пыльцой долины, похожие на пыльные задники снятого с показа театрального спектакля. На востоке, за мысом Антиб, вырастали многоквартирные зиккураты Марина-Бе-дез-Анж; дома эти казались больше Приморских Альп, а их огромные искривленные фасады сверкали на солнце, как начищенный котел.

Бассейн успокоился. Плевок Гальдера почти растворился: течения, возникавшие в нагретой солнцем воде, растянули его в завитки, похожие на спирали туманности. Нетерпеливый плавунец оседлал один из извивов и жадно заглатывал его.

Экскурсия по дому, устроенная Пенроузом, произвела на Джейн сильное впечатление – казалось, перспектива стать хозяйкой этого внушительного особняка в стиле арт-деко потрясла ее. Я, прихрамывая, тащился за ними, а Пенроуз демонстрировал ей кухню, рассказывая о назначении керамических печек и панелей управления – всяческих циферблатов там было больше, чем на пилотском пульте. В кабинете, который представлял собой настоящий автономный офис, Пенроуз показал нам целую компьютерную библиотеку, телеметрические линии связи с больницами в Каннах и Ницце, а также банк историй болезни.

Усевшись перед монитором, Джейн затребовала рентгеновские снимки моих коленок – вместе с беспристрастными описаниями того происшествия и фотографией «Гарварда», заложившего крутой вираж на рулежной дорожке, они находились теперь в файлах клиники. Скрипя зубами, Джейн прочитала заключение патолога о редкой инфекции, которая на столько месяцев приковала меня к креслу-каталке.

– Вся самая последняя информация – чуть ли не о том, что мы ели сегодня на завтрак. Может, мне и удастся взломать файлы Дэвида…

Я похлопал ее по плечу – я был горд своей пылкой юной женой.

– Джейн, ты, чувствую, от этой Эдем-Олимпии мокрого места не оставишь… Слава богу, здесь ничего не написано о моих мыслях.

– Напишут, дорогой, напишут…

Поглядывая в сад, Джейн докончила свой спритцер ^{18} – ее тянуло поскорее вернуться к монитору.

– Я дам вам список интересных ресторанов, – сказал ей Пенроуз. Он сидел посреди плетеного диванчика, раскинув руки, словно индуистский святой, и разглядывая нас в своей привычной манере. – В «Тету» в Гольф-Жуане лучшие дары моря. В «Ше Фели» в Антибе вы можете отведать любимую кровяную колбасу Грэма Грина. Для людей действия, вроде вас, Пол, это настоящее святилище.

– Сходим, – я полулежал на мягких подушках, наблюдая, как легкий самолет над Круазетт тянет за собой рекламное полотнище. – Здесь такая благодать. Все абсолютно идеально. Что же могло случиться?

Пенроуз молча уставился на меня; на лице его сперва вспыхнула, а потом, как умирающая звезда, погасла улыбка. Глаза у него закрылись, и он словно бы впал в короткую фугу ^{19} – неустойчивое состояние в преддверии эпилептического припадка.

– Уайльдер… – Джейн с тревогой глянула на него и помахала рукой, чтобы привлечь его внимание. – Доктор Пенроуз… Вы…

– Пол? – придя в себя, Пенроуз повернулся ко мне. – Самолеты – это так сложно… Извините, я не расслышал, что вы говорили.

– Здесь кое-то случилось, – я махнул рукой в сторону офисных зданий бизнес-парка. – Десять человек были убиты. Почему Гринвуд сделал это?

Пенроуз застегнул свой пиджак, пытаясь спрятать мощные плечи. Он уселся прямо и заговорил едва слышным голосом:

– Говоря по правде, Пол, мы понятия не имеем. Объяснить случившееся невозможно, и эта история чуть не стоила мне работы. Эти убийства бросили черную тень на «Эдем-Олимпию». Двадцать восьмого мая были убиты семь человек из высшего звена администрации.

– Но почему?

– Крупные корпорации тоже хотели бы знать, – Пенроуз поднял руки, грея их на солнце. – Откровенно говоря, я не смог сообщить им ничего.

– Может быть, Дэвид был несчастлив? – Джейн поставила стакан. Она наблюдала за Пенроузом так, словно перед ней был помешавшийся пациент, который случайно забрел в приемный покой и вот рассказывает какую-то бредовую историю о смертоубийствах. – Мы с ним работали вместе в больнице Гая. Он был несколько высокомерен, но, в общем-то, стоял двумя ногами на земле.

– Именно, – в голосе Пенроуза слышалась убежденность. – Ему здесь нравилось, нравилась его работа в больнице, в детском приюте в Ла-Боке. Дети были от него без ума – маленькие североафриканцы, алжирские французы… в основном, брошенные семьями. Они в жизни не сталкивались ни с кем, похожим на Дэвида. Еще он помогал в Манделье, в метадоновой клинике…

Джейн разглядывала свой пустой стакан. В липком осадке на боковой стенке трепыхала крылышками завязшая мошка.

– Он когда-нибудь отдыхал? Похоже, бедняга перетрудился.

– Нет, – Пенроуз снова закрыл глаза. Он пошевелил головой – не забрезжит ли хоть лучик света во мраке внутри его черепной коробки. – Он ходил на курсы арабского и испанского, чтобы говорить с детьми в приюте. Я никогда не видел его в подавленном состоянии.

– Может быть, он перебрал антидепрессантов?

– Я ему ничего такого не выписывал. И вскрытие ничего не показало. Никакого вам ЛСД, никаких амфетаминов.

– Он был женат? – спросил я. – Жена бы наверняка заметила, если что.

– Если бы он был женат! Был у него романчик кое с кем из отдела управления имуществом…

– С мужчиной или женщиной?

– С женщиной. С кем еще? – Джейн прореагировала слишком уж темпераментно. – Гомосексуалистом он не был точно. Она что-нибудь сообщила?

– Ничего. Их роман к тому времени уже несколько месяцев как закончился. Печально, но есть вещи, которые навсегда останутся тайной.

Пенроуз нахмурился, уставившись в бассейн, и закусил ноготь. Сад теперь погрузился в тень – день клонился к вечеру, и солнце покинуло долину «Эдем-Олимпии», закатившись за верхние этажи офисных зданий, которые плыли над деревьями, как летающие каравеллы. Лицо Пенроуза побледнело – следствие нашего разговора. Теперь двигались только его руки. Они улеглись на подушки подле него и, вздрагивая и подергиваясь, жили собственной жизнью.

– А больше никто тут не замешан? – Я махнул в сторону Канн. – Может быть, какие-нибудь заговорщики со стороны?..

– Следователь ничего такого не нашел. Полицейская бригада провела тут несколько недель – восстанавливала сцены убийств. Эдакий театр под открытым небом. Можно было подумать, «Эдем-Олимпии» не дают покоя лавры Эдинбурга с его фестивалем. А зарубежные правительства тем временем требовали результатов. Сюда съехалось столько психологов, что в аэропорту перегрелись ленты транспортеров. А в конференц-зале «Нога-Хилтон» даже телевизионные дебаты устроили. Но так ни к чему и не пришли.