Текст книги "Мартовские дни (СИ)"

Автор книги: Джерри Старк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 21 страниц)

Счастливого плавания, пожелал ей Пересвет, велев себе неотрывно глядеть только на толстые, обросшие бахромой желтых сосулек, балки моста, тщательно выискивая опору для рук и ног.

Что-то смазало по плечу, гибко скользнув вниз. Наверху смекнули поспешно раздобыть веревку и скинуть ее Пересвету. Изловив болтающийся пеньковый хвост, царевич обернул его вокруг пояса, затянул узел покрепче и перевел дух. Ежели он теперь и свалится, его выудят прежде, чем он до смерти нахлебается ледяной водицы. Ну, во всяком случае он на это надеялся.

Добравшись до самой нижней, сложенной квадратом опоры из могучих толстых бревен, Пересвет осторожно присел на корточки. Сосредоточился, как наставлял Кириамэ, отрешился от всего, кроме необходимости выяснить, что за черная штука полощется в воде. Вот она, совсем рядом. Надо только дотянуться и схватить.

Вода в реке была обжигающе холодной. Кисть онемела, холодные мурашки побежали вверх, к локтю. Пересвет даже не понял, что проносящаяся мимо льдина зацепила его зубасто-шершавым краем, едва не сбросив в реку. Веревка натянулась, задрожала. Что-то мягкое, липкое вкрадчиво обволокло немеющие пальцы, согнутые неловкими крючьями. Вцепившись в добычу, царевич что было сил потянул трофей, преодолевая упругое сопротивление воды.

Сперва ничего не вышло, но, повозившись и покряхтев, ему удалось слегка приподнять темную густую массу.

Спустя десяток заполошных ударов сердца Пересвет осознал, что его рука почти по запястье погрузилась в мокрые, спутанные кудри. И что смотрит он прямо в явившееся над бурлящей водой синеватое пятно лица. Не русалки, но утонувшего человека. От неожиданности Пересвет разжал сведенные судорогой пальцы. Заорал, нырнул рыбкой вперед и обеими руками вцепился в тяжелого, увлекаемого водой утопленника – верней, утопленницу, ведь у мужчины не могло быть настолько густых и длинных волос. Кириамэ не в счет.

– Эй! – заорали сверху. Пересвет запрокинул голову, узрев против солнца черные головы, торчащие над линией перил. Не разберешь, Кириамэ это вкупе с ромеем, или любопытствующие зеваки сбежались с обоих берегов Молочной. – Ты как там, живой? Изловил? Погоди чуток, сейчас подмогу сбросим!

Через перила перевалилось нечто длинное, неспешно поплыло вниз, едва не ударив Пересвета по макушке. Оказалось – широкая сосновая доска, с обоих торцов накрепко-накрепко обмотанная веревками. Как раз подходящая, чтобы затащить и уложить несчастную девицу. Молочная настойчиво дергала тело, отбирая законную добычу. Царевич неловким ужом вертелся на скользкой приступке, ругаясь сквозь зубы и таща покойницу прочь из водяной могилы.

Выходило не то, чтобы очень ловко.

Сперва пришлось отцеплять широкий рукав, зацепившийся за торчавшие из сваи проржавевшие гвозди и тем воспрепятствовавший телу бесследно кануть на дно. Потом распутывать и частью клочьями выдирать мокрые волосы, намертво обмотавшиеся вокруг занозистого мостового устоя. Оба рукава царевичева кафтана вымокли насквозь едва ли не до локтя, а труп так и норовил коварно соскользнуть обратно в Молочную. В конце концов, мысленно попросив у неизвестной девы прощения, Пересвет набросил ей на шею и плечи веревочную петлю и таким манером, как здоровенную снулую рыбу, втащил на раскачивающуюся доску. Обкрутил для надежности покойницу веревкой поперек талии, и прокричал, надсаживая горло:

– Давайте, тяните!

Доска с истекающим влагой телом ходко уползла вверх, раскачиваясь и стукаясь об опоры моста. Веревка, коей обязался царевич, упруго натянулась и начала сматываться, помогая карабкаться по обледеневшим бревнам. У перил Пересвет замешкался, примериваясь, как бы половчее перелезть и удрученно кляня оцепеневшие, покрасневшие ладони. Несколько рук вцепились в него с разных сторон, втащив на мост. Чья-то добрая душа сунула царевичу извозчичьи рукавицы – огромные, широченные и теплые, на козьем пуху. Кто-то накинул на плечи тяжелый плащ-охлабень, кисло пованивающий овчиной. Рядом возник Кириамэ, чуть заметно поддерживая плечом и не давая позорно завалиться набок. Пошатываясь на внезапно ослабевших ногах, Пересвет сделал пару шагов. В озябших пальцах кололо и щипало, разогревшаяся кровь вновь побежала по жилам.

Ромей стоял над покойницей, медленными, размеренными движениями сматывая на локоть одолженную веревку. Женщина вытянулась на отглаженных сотнями подошв сосновых досках – маленькая, жалкая и беспомощная, почти непристойно облепленная мокрым платьем, изодранным в клочья ледоходом. Стоявшая в притихшем кругу зевак горожанка, по виду из купчих, сердобольно заохала и накрыла покойницу большим шерстяным платком, так что на виду оставались лишь голова и плечи, да торчащие врозь лиловые ступни. Одна босая, другая обутая в растоптанный кожанец.

– Интересно, кто это, – негромко молвил Гай. – Эй, люди… кто-нибудь в силах опознать бедолагу?

– Кажется, она довольна молода, – заметил Ёширо.

Пересвет отметил, что у мертвой женщины были роскошные локоны. Густая волна вьющихся кудрей, теперь частью ободранных о сваи, частью сбившихся в неприглядный грязный колтун. Река долго волочила тело подо льдом, прежде чем вышвырнула под мостом через Молочную, и изрядно ободрала лицо, особенно на щеках и вокруг темного провала приоткрытого рта. Странно, что утопленница выглядит такой спокойной. Словно и не захлебнулась вовсе, а задремала. Впрочем, много ли утопленников доводилось видеть царевичу? Может, утопцам полагается быть бесстрастными и равнодушными, раз уж они отжили свое в этом мире. Молодая и вроде красивая девица, с какой бы кручины ей бросаться в Молочную?.. Хотя кто его знает. Может, она просто перебегала реку по льду и оступилась во внезапно распахнувшуюся полынью?

– Вэй-ай-ай! – пронзительно и тоненько заголосили в толпе. – Лихо нам, горе нам! Беда пришла, когда не звали! Айша, Айша-а!..

Протолкавшаяся сквозь плотное кольцо зевак низенькая и грузная женщина-ромалы неловко рухнула на колени рядом с утопленницей. Завыла в скорби, раскачиваясь взад-вперед и хватаясь за голову.

Айша, растерянно осознал Пересвет. Ну конечно же. Плясунья Айша, на которую он с таким упоительным восторгом таращился пару дней назад. Айша с бедовым взором и летящими черными косами. Похожая теперь на выброшенную за ветхостью куклу из вымокшего тряпья.

– Айша! – раненой псицей скулила ромалы. – Зачем ты так, солнце мое? Ой-вэй, как же мы без тебя?..

– Ну, вот ее и признали, – с насквозь фальшивой бодростью заявил Пересвет, плотнее кутаясь в одолженный плащ. Крик и надрывный плач подействовали самым чародейским образом – горожане начали пятиться, размыкая кольцо, а рядом с женщинами – кричащей и равнодушно-мертвой – невесть откуда возникли хмурые соплеменники Айши. Голосившая плакальщица смолкла. Доску с телом утопленницы подняли и торопливо потащили прочь. – Мир ее праху. Жалко девчонку, сил нет. Едем обратно, все равно толкового пути не будет. И я замерз, между прочим.

– Девушку, конечно, жаль, – рассеянно согласился Гардиано, глядя вслед уносящей покойницу тесной кучке людей. – Что, дознания по ее кончине проводится не будет?

– Какого дознания? – Кириамэ твердой рукой придержал переступающего с ноги на ногу коня, пока царевич, тихонько сквернословя сквозь зубы, карабкался в седло. – Бродяжка покончила с собой, утопившись в реке, вот и все.

– Ты точно знаешь, что она утопилась? – не унимался ромей.

– Конечно, – снисходительно отозвался Ёширо, но тут вмешался наконец устроившийся на конской спине Пересвет:

– Я вот пораскинул мозгой – а если нет? Ежели она не своей волей на тот свет отправилась? Если… – он замялся, путаясь в словах, – может статься, это часть дела о пропавших людях, о котором говорил Осмомысл…

– Вы это о чем? – подозрительно насторожился Гай.

– Танцовщица никуда не исчезала, – возразил Кириамэ. – Однако… – принц чуть прикрыл мерцающие глаза длинными ресницами, размышляя, – однако твое предположение может быть не лишено истинности. Стоило пристальнее осмотреть покойницу… хотя я не заметил ничего подозрительного.

– Потому что представления не имеешь, куда и как надо смотреть, – влез Гардиано.

– А ты имеешь? – прищурился нихонский принц.

– Ну-у… да, – малость поколебавшись, Гай уточнил: – Во всяком случае, моих познаний хватит, чтоб доподлинно узнать: упала девица в реку мертвой или ей заботливо помогли.

Пересвет и Кириамэ недоверчиво переглянулись.

– Выходит, нужно заполучить ее тело, – после недолгого молчания заключил Ёширо.

– И отнести его в уединенное и прохладное место, где никто не сунется под руку с дурацкими расспросами, – добавил Гай.

– Но как это сделать? – растерялся царевич.

– Можно похитить труп, а можно рискнуть испросить дозволения у старшего над ромалы, – с бесконечным терпением разъяснил Гардиано. – Ты знаешь, кто верховодит в таборе? Нет? А ваша красивая подруга, что водит с ними знакомство – может, она знает?

Глава 6. Дознаватели

– Нет, – твердо заявил Джанко.

Он стоял, возвышаясь над царевичем и нихонским принцем, широко расставив ноги и слегка наклонив голову – в точности упрямый бык, собравшийся бодаться. Ромалы был старше их обоих на добрый десяток лет, и Пересвет ощутил себя глуповатым пацаном перед занятым своими делами взрослым. Он только что попытался растолковать Джанко, заради каких целей им понадобилось тело Айши-плясуньи, но ромалы, даже не дослушав, уронил свое твердое «Нет».

– Эмм… – царевич с робкой надеждой оглянулся на спутников. Втянувший их в это безобразие ромей очень убедительно делал вид, якобы случайно заглянул на огонек, пробегая мимо. – Выслушай же. Нам нужно понять, что случилось с этой женщиной. Мы видели ее несколько дней назад, она была весела и довольна жизнью. Если так, зачем ей топиться? Может, кто-то убил ее. Неужели тебе все едино, по какой причине оборвалась нить жизни твоей соплеменницы?

– Она не просто соплеменница. Айша – его единокровная сестра, – негромко пояснила Ясмин.

– Тем более! Если б кто поднял руку на Войславу, я бы… я бы его… – Пересвет задохнулся в попытках изобрести казнь надлежащей жестокости для злодея. – Не знаю, чтоб я с ним сотворил! Вздернул бы своеручно на гнилой осине!

– Нет, – Джанко перевел полный безнадежной тоски взгляд на встревоженную Ясмин, – я не могу. Непозволительно тревожить покой мертвых. Айша была со мной, а теперь ее больше нет. Мы сожжем ее тело и развеем прах над рекой.

– Выходит, оставлять сестру неотомщённой – позволительно? – тоном, в котором тонко смешались сочувствие и презрение, вопросил Ёширо.

– Вам нет дела до таких, как мы. Ни до живых, ни до мертвых, – огрызнулся ромалы. – Отчего вам не дает покоя моя бедная Айша? Дайте ей спокойно уйти на рассветные тропы. Месть – дело родной крови, а не чужаков. Но Айша прыгнула в реку. Она так решила. Не знаю, почему. Может, возжелала того, чего не могла заполучить. Может, вечное небо позвало ее. Она никому не делала зла, и никто не желал ей смерти. Я не отдам ее вам.

Твою-то мать, уныло пробормотал Пересвет. Он оказался недостаточно красноречив и убедителен, а на столь решительный отлуп они вообще не рассчитывали. Ну не звать же сюда отряд стрельцов, чтобы насильно отобрать у горстки ромалы тело мертвой девушки? Это ж какие по городу слухи поползут, страшно вздумать. А что скажет отец? Зря они все это затеяли, ой, зря… Послушались ромея, и что вышло?

– Мне кажется, ты плохо нас понял, – размеренным, холодным голосом заговорил Кириамэ, – однако ж ты молвил совершенную правду – ты со своими людьми и впрямь ничто. Но здешние власти настолько великодушны, что дозволяют вам жить в городе и беспошлинно заниматься своим не слишком-то законным промыслом.

– Не надо так, – почти беззвучно шевеля губами, выдохнула Шеморханка. Принц оставил просьбу телохранительницы без внимания, безжалостно развивая мысль далее:

– Завтра вашему раю с лазоревыми облаками настанет конец. По твоей вине, ибо ты встаешь на дороге правосудия. Ваше сборище разгонят. Детей отправят по приютам, мужчин – за решетку или на рудники, женщин отдадут в служанки и работницы. Закон получит свое, желаешь ты того или нет. Однако царевич Пересвет первый и последний раз предлагает решить дело добром. Мы отнесемся к твоей сестре с должным уважением… и вернем ее тело после того, как завершим осмотр.

– Я не могу, – сипло повторил Джанко. Слова давались ему с трудом. – Понимаю, но не могу. Вы чужие. Ваши прикосновения осквернят ее. Ее душа станет беспокойной, будет приходить по ночам. Сперва ко мне, потом к другим. Станет целовать спящих в глаза, пить души, красть разум. Она не угомонится, пока не изведет всех. Лучше тюрьма, чем вечно ненасытная мара.

Ёширо выразительно закатил глаза – мол, я сделал все, что мог. Раз не вышло сговориться миром, придется идти войной.

– Салмонея, – отчетливо произнес державшийся особняком Гай. Краткое и непонятное словцо подействовало на ромалы, как красная тряпка на быка – он дернулся всем телом и шагнул в сторону ромея, угрожающе занося руку. Пересвет заметил, как нихонец бросил ладонь к оплетенной красно-черными шнурами рукояти вакидзаси – но ничего не случилось. Гардиано как стоял, так и остался стоять, не делая попытки уклониться или защититься – а Джанко шумно выдохнул, издав жутковатый звук, навроде как разъяренный вепрь в камышах всхрапнул.

– Мой народ проклянет меня, но – будь по-вашему, – с ненавистью процедил сквозь зубы Джанко. – У вас есть ночь до утра.

– Решение, достойное мудрого правителя, – почти искренне признал нихонец. – Идем.

– Да пошустрее, пока он не передумал, – пробормотал Гай. Ясмин потянулась к понурившемуся ромалы с утешением или словами успокоения, но тот, не глядя, отвел женские руки в сторону.

Племя вечных скитальцев устроилось под закатной крепостной стены Столь-града, там, где начинались заливные луга и где в начале лета стригли огромные стада овец. В остальное время длинные сараи для стригалей и хранения шерсти пустовали. Явившиеся невесть откуда с первыми листопадами ромалы затащили внутрь тюки и короба, сложили из плоских камней очаги, по углам накидали набитых сеном и старыми оческами мешков, на протянутых веревках растянули залатанные холстины, поделив сараи на множество клетушек-комнатушек – вот и обустроено нехитрое жилище на зиму. Сбоку не дует, сверху не сыплет, снизу не мокнет. Чего еще нужно бродягам для счастья?

Пересвет, пока Ясмин вела их через город, гадал, каким явится предводитель ромалы. Царевичу воображался некий старец-краснобай, умудренный годами и убеленный сединами. А оказалось, что в таборе верховодит Джанко, виденный ими на площади с хитаррой в руках – и что утопшая плясунья доводится ему младшей сестрицей по крови.

Завернутое в рогожу и холст тело Айши устроили в повозке. Вызвавшийся править Гардиано щелкнул языком, и пожилой мерин степенно потрусил в обратный путь, к царскому терему.

– Что ты такое сказал, что ромалы разъярился и еле в драку не полез, а потом согласился? – сунулся с расспросами Пересвет, когда повозка миновала городские ворота и загромыхала по окольным проулкам. Над соломенными крышами изб и черепичными скатами теремов плыло, неспешно ныряя в сизые и перламутровые облака, пунцовое солнце. – Ему же согласие костью поперёк горла встало. И что за Салмонея такая?

– Город в Испагании, – без особой охоты растолковал ромей. – Паршивый городишко, между нами говоря. Правитель у него был – та еще сволочь. В Салмонее с давних времен жила община ромалы, и однажды чем-то они досадили властям. А может, просто под горячую руку попались. Он повелел разогнать табор. Всех ромалы мужского пола, кто достиг совершеннолетия, вздернули. Стариков перебили, детишек распродали в рабство, ну, а с женщинами обошлись известно как. С той поры Салмонея для ромалы – слово горше проклятия.

– Но мы ведь не собирались так поступать! – возмутился Пересвет. – Даже в мыслях не держали! Господи, как так можно с людьми?

– Да, но откуда ему об этом знать? – с явным одобрением в голосе вопросил Кириамэ.

– А что бы ты сделал, если он продолжил упрямиться дальше, отказываясь выдать тело? – поинтересовался Гай.

– Развернулся бы да ушел, – обескураженно признал царевич.

– Ну вот, видишь. Ничего бы мы не получили. А ромалы разнесли бы по всему городу сплетню о том, как их предводитель отправил восвояси царского сыночка, – наставительно заявил Гардиано.

– Как думаете, Джанко говорил касательно приходящей по ночам мары правду или врал? – не унимался царевич.

– Если мара – дух умершей девицы, то должна сознавать: мы ищем ее убийцу, – раздумчиво изрек Кириамэ. – Зачем ей тогда досаждать соплеменникам или нам? Суеверие и суесловие. Что не отменяет данного мною слова: уважать достоинство покойницы.

– Она уже померла, ей все едино, – отмахнулся ромей. – Лучше откройте тайну: что за сумятица с пропавшими людьми? Кой-какие слухи долетали до моих ушей, но такие невнятные, что не разберешь – правда это, ложь или досужие сплетни болтунов на базаре.

– Э-э… – растерялся Пересвет и вопросительно глянул на Кириамэ. Говорить, не говорить? Посвящать иноземца в местные тайны или лучше не стоит? Хотя именно из-за настойчивой въедливости ромея они сейчас сопровождают повозку с телом мертвой женщины.

– Н-ну… – протянул нихонец. – Это довольно туманная и запутанная история…

– Обожаю запутанные истории, – ухмыльнулся Гай. – Выкладывайте, не тяните кота за яйки.

Слово за слово Пересвет и Кириамэ изложили то немногое, что им было ведомо о таинственных исчезновениях горожан. Сведения их сводились к услышанному от старшего над сыскным приказом Осмомысла да вызнанному стороной от прислуги в царском тереме.

– Любопытственно, – признал Гардиано, в глуховатом ровном голосе которого прорезалось плохо нескрываемое оживление. – Превесьма любопытственно, я бы сказал. Больше, значит, вы ничего не знаете, а к сведениям, добытым сыскарями, вас и близко не подпустили? Чего и следовало ожидать. Подобные дела всегда вершатся по старому доброму принципу кви про кво…

– Ква-ква – про чего? – не понял царевич.

– Баш на баш, услуга за услугу, – со вздохом перевел ромей. – Чтобы получить возможность сунуть нос в тайны почтенного сыскаря, вы должны притащить ему своеручно добытую и показательно выпотрошенную свеженькую тайну. Скажем, разыскать кого из пропавших – живого или мертвого. Но все, что у нас есть – одна безнадежно утопленная девушка. Впрочем, мертвые порой тоже способны говорить. Посмотрим, не расскажет ли она чего полезного.

«У нас», – отметил Пересвет. И призадумался, решая, радует его или огорчает то обстоятельство, что ромей явно заинтересовался городскими бедами. А еще – что чужак явственно смекает в разыскном деле побольше, чем он и нихонец вместе взятые. Где виршеплет нахватался таких познаний? Впрочем, он же обмолвился, якобы в Ромусе хороводился с воровской братией. Воры да топтуны издавна единым мирром мазаны, одними кривыми да кровавыми тропками бродят.

Осматривать покойницу решили в уединенном подвале рядом с огромным ледником, где хранились припасы для царских кухонь. Согласившаяся помочь Войслава позаимствовала у ключницы Аграфены связку ключей, и теперь Пересвет поочередно упихивал их в скважину, подбирая нужный. Наконец, ключ с двойным щелканьем провернулся, отворив окованную железом дверь.

В сводчатом полуподвале было темно и стыло-промозгло, как требовал Гардиано. Вдоль стен выстроились сундуки, мешки да лари с припасами, а посередке громоздился большой стол на толстых крепких ножках.

– Клади её туда, – пропыхтел Гай. Им с Кириамэ выпало волочить носилки с покойницей, плотно увернутой в холстины, как мучной куль, и на совесть обкрученной веревками. – Свечей бы побольше. И еще горячей воды, ведро или два.

– А засахаренных молодильных яблочек, случаем, раздобыть не нужно? – буркнул Пересвет. Царевич запасся целым мешком толстых свечей хорошего белого воска с китовым жиром, из тех, что горят с полночи, и теперь по одной зажигал их, расставляя по подвалу. Ёширо, не дожидаясь приказов разошедшегося ромея, взрезал веревки и раскатал холсты.

Мертвая плясунья вытянулась на столе, оборотясь безучастным лицом с закрытыми глазами к низкому беленому потолку. Плакальщица-ромалы заплела ее буйные кудри в толстую, разлохмаченную косу, с которой до сих пор тягучими каплями стекала речная вода.

– Ну, приступим, – Гардиано аж ладони потер от нетерпения. Кириамэ, звякнув оковкой мечных ножен о каменный пол, присел на сундук, подозрительно следя за действиями ромея. Пересвет хотел расположиться по соседству, но проклятое любопытство, как натянутый канат, влекло к освещенному столу.

«Я только одним глазком глянуть, – мелкими шажками, бочком-бочком Пересвет придвинулся ближе. – Чтоб понять, как оно творится, это самое дознание».

Гардиано подошел к непростому делу осмотра покойницы вдумчиво. Для начала вытащил из принесенной с собой вместительной кожаной сумы плоский сафьяновый кошель. Распустил завязки, и внутри заблестели по порядку разложенные невеликие ножички с рукоятями желтоватой кости. С лезвиями прямыми и изогнутыми молодым месяцем, похожие на стамески краснодерёвщиков и на огромные клыки гирканских полосатых тигрисов. Выбрав один из ножей, Гай срезал с утопленницы остатки одежды, превращенной ледоходом в лохмотья – внимательно разглядывая каждый лоскут на просвет и даже обнюхивая.

Точно также неспешно он обмыл теплой водой, а затем с головы до пят пристально осмотрел саму покойницу. Пересвет отчетливо расслышал, как ромей при этом высвистывал бодрую мелодию, размеренностью похожую на походную песню. Пересвета удивило, как легко и проворно двигались руки ромея. Словно он исполнял некую привычную и хорошо знакомую работу. На среднем пальце левой руки поблескивало искорками немудреное золотое колечко с плоской печаткой.

Гай поочередно изучил руки Айши, мягкие и казавшиеся совсем бескостными, ладони и пальцы, особенное внимание уделив посиневшим ногтям. С усилием запрокинув плясунье голову, пошуровал тонкой серебряной лопаточкой сперва в черном провале оскаленного рта, а затем в расширившихся ноздрях. Отодвинул набрякшие веки, заглянул в выкатившиеся, подернутые сетью бурых жилок глаза. Покивал, словно найдя подтверждение своим догадкам. С усилием перевернул девицу, уложив ничком, осмотрел остренькие плечи и стройную спину, на которой сквозь натянувшуюся кожу проступали размывчатые синюшно-черные пятна, и снова довольно кивнул.

– Для полноты картины стоило бы разрезать и посмотреть, что творится в ее легких. Но, боюсь, после такого надругательства все племена ромалы объявят мне личную кровную месть, – заявил он, вновь укладывая Айшу на спину и накрывая чистым отрезом холста. Царевич украдкой перевел дух, когда окостеневшее лицо мертвой плясуньи исчезло под грубой тканью. ВольнО Кириамэ рассуждать о пустых суевериях, а если негодующая покойница действительно ворвется в его сны мрачным кошмаром? – Никто не догадался прихватить кувшинчик розовой росы? Помянули бы усопшую красотку, как положено. Что, нет ни капли? Как жить, когда даже выпить нечего?

– Потом выпьешь, – безжалостно оборвал причитания нихонский принц. – Итак, что ты увидел?

– Рассуждая по порядку, – Гаю не сиделось на месте. Сунув руки за пояс, он расхаживал из угла в угол подвала. Искаженная, вытянутая тень преданно следовала за ним, прыгая по беленым стенам. – Девица пробыла в воде не больше трех дней, но и не меньше суток. Об этом свидетельствует ригор мортус – маска смерти на лице, отслаивающаяся кожа рук и ног на пальцах и ногтях, трупные пятна и прочие мелкие признаки. Это первое. Второе. У жертвы сильно вздута шея, оттого что горло намертво передавлено сомкнувшимися мышцами, и много выделившейся крови в глазах. Третье. Допустим, позарез нужно быстренько утопить человека. Как вы это сделаете?

– Затащу на мелководье, суну головой в воду и стану держать, покуда булькать не перестанет, – без малейшей запинки ответил Ёширо. Видимо, сказывался богатый жизненный опыт.

– Точно, – согласился Гай. – Но если жертва в сознании, она начнет сопротивляться. Тебе придется применить силу, удерживая ее или его под водой. На плечах мертвеца останутся ярко выраженные синяки от рук убийцы. У Айши их нет. Зато есть четвертое, что мне удалось подметить.

– Что? – азартно подался вперед Пересвет.

– Тот непреложный факт, что плясунью убили. Но не утопили, нет. В воду она попала уже мертвой. Ее ударили ножом. Очень тонким и хорошо отточенным. Били снизу вверх, прямо под левой грудью. Лезвие прошло между ребрами, кончиком взрезав сердечную мышцу. Она умерла мгновенно – вот почему ее лицо кажется таким спокойным. Да, Айша долгое время бултыхалась в воде, но человеческая кровь – субстанция въедливая. Порой она не смывается даже сильным течением. Однако на ее платье почти нет бурых пятен. Удар был столь сильным, верным и быстрым, что вся вытекшая кровь осталась внутри тела, – ромей помолчал и добавил: – Да, и пятое. Где её верхняя одежда? Сорвало ледоходом или девицу убили в помещении, где не было необходимости натягивать что-то теплое?

– Ух ты, – подивился гладкости рассуждений царевич. Кириамэ недобро сверкнул из полумрака миндалевидными глазами:

– Бойко говоришь, но почему мы должны тебе верить?

– Подойди да проверь сам, – окрысился Гардиано. – Ты ведь таскаешь мечи не просто для красоты? Если ты воин, должен разбираться в ранах, – он резким движением откинул с покойницы холстину, жестом предлагая нихонцу приблизиться и убедиться в правоте его выводов собственными глазами.

Природа щедро наделила покойницу Айшу цветущей женственностью, а Пересвет знал, что по некоторым причинам, чьи корни крылись в давнем прошлом, Ёжик питает глубинное внутреннее отвращение к красавицам с пышными формами. Тем более – к мертвым красавицам с пышными формами. Однако Кириамэ справился с собой. Недрогнувшей рукой приподнял грудь покойницы – когда-то прекрасную и притягивавшую восхищенные мужские взоры, а сейчас более похожую на синеватый разбухший мешочек, наполненный вязкой гнилью. Какое-то время Кириамэ, чуть склонив голову набок, осматривал узкий, темный след вошедшего в тело клинка. Отступил назад, с явным усилием кивнул, признавая: мол так все и есть, и высказался:

– Чтобы нанести подобную рану, надо стоять почти вплотную к жертве…

– Женщины ромалы, насколько мне известно, отличаются вспыльчивым нравом и могут за себя постоять, – подхватил Гай. – Напади кто-то на нее, Айша стала отбиваться. Близко к себе она подпустила бы только того, кому доверяла. Приятеля, любовника. Подругу – ударить могла и женщина крепкого сложения с твердой рукой. С другой стороны, Айша могла быть одурманена и не сознавала, что с ней происходит…

– Откуда ты все это знаешь? – не выдержал царевич. – Про маску смерти, про то, как определять, как давно умер человек, и про все остальное? Это же… э-э, как бы это сказать… Совсем не по твоей части.

Показалось, или ромей действительно на миг смутился?

– Так уж вышло, – буркнул он. – Мне выпала удача несколько лет быть гостем человека, по праву считавшегося лучшим законником Города. Я перезнакомился со всеми, кто на него работал. Осведомители, лекари, дознаватели, анатомы, художники, мошенники, игроки, скупщики краденого и блюстители порядка. Патрон говорил: знание столь драгоценная вещь, что не зазорно добывать его из любого источника. Я расспрашивал, они отвечали, они занимались своим ремеслом, я держался поблизости и наблюдал… Плясунью взяли на нож, могу поклясться в этом.

– Но кто?

– Это уже совсем другой, но тоже крайне занимательный вопрос. Не знаю, – дернул плечом Гардиано. – Надо подумать. Побольше разузнать об Айше и о том, как она провела последний день своей жизни. Куда ходила, с кем разговаривала. Да, и вернуть ее тело сородичам.

– Но не в таком же виде, – усомнился Пересвет. – Джанко сказал, ромалы сжигают своих покойников. А Жасмин баяла, якобы в огненное погребение мертвецу кладут погребальные дары. Думается мне, будет верным добавить что-нибудь от нас. Наряд какой богатый. Не возвращать же ее завернутой в дерюгу, а Войслава наверняка согласится пожертвовать лишний сарафан. Ёжик, как думаешь?

– Поступок достойный и похвальный, – одобрил Кириамэ.

– Вот сам и добывай ей погребальный саван с золотым шитьем, – буркнул ромей. Похоже, он горько сожалел о мгновениях нахлынувшей откровенности и о том, что поделился воспоминаниями о прошлой жизни в Ромусе. Однако, когда Пересвет вернулся в погреб с выданным недоумевающей Войславой сарафаном, Гардиано опять расхаживал туда-сюда, размеренно надиктовывая что-то Кириамэ. У принца на колене лежал развернутый свиток, по которому шустро летала тонкая кисточка.

– Вы что это творите? – подивился царевич.

– Живописуем словом покойницу и подбиваем умозаключения, – разъяснил Ёширо.

– Какие ни есть, но вы – представители местного закона, – присовокупил ромей. – Стало быть, заслуживающие доверия свидетели – если дело и впрямь дойдет до суда над преступником.

– Но он же иероглифами строчит, – справедливо указал Пересвет. – А нихонских крючков никто, кроме него, не разумеет.

– Я потом переведу, – обещал Кириамэ. – Так, про состояние кожи и ногтей записали, про отсутствие речных водорослей во рту жертвы тоже. Про то, что ее не ссильничали, писать?

– Всенепременно, – подтвердил Гай. – Либо убийца не успел этого сделать, либо Айша по каким-то причинам не занимала его, как женщина. Над этим тоже стоит поразмыслить. Принес одежду?

Пересвет предъявил узел с сарафаном.

– Отлично. Теперь разрежь платье на спине сверху донизу.

– Зачем? – опешил Пересвет.

– Затем, что иначе вы не сможете ее одеть, – ромей выразительно закатил глаза. – Станете натягивать платье через голову, и труп развалится на кусочки. Хочешь вернуть Джанко его любимую сестричку по частям?

– Не хочу, – торопливо отказался от подобной части царевич.

– Тогда режь. Эссиро, пометь: переходим к описанию ранения.

«Вот, значит, как, – царевич злобно полоснул ножом плотную ткань, с треском разъехавшуюся под острой сталью. – Эссиро, значит. Ну-ну».

Нихонский принц выговаривал свое заковыристое родовое имя как «Йоширо». В произношении ромея шипящие звуки превратились в свистящие, напоминающие вкрадчивый шелест шелка или посвист разящего клинка.

Эссиро.

Доставить тело Айши обратно в табор Пересвет вызвался в одиночестве. От возражений Кириамэ царевич отмахнулся – что может угрожать царскому сыну посередь столичного града? Отвезу покойницу, передам Джанко, заодно расспрошу насчет знакомств Айши и того, где она была и что делала в день своей кончины. Прихвачу с собой коня и вернусь обратно. Всего-то делов. Нет никакой надобности тащиться за мной след в след. Перетолмачь лучше свиток с описанием покойницы.