Текст книги "Как поцеловать своего угрюмого босса (ЛП)"

Автор книги: Дженни Проктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Глава 24

Перри

Я ещё не успел выйти из машины, а уже чувствую, что перегружен. И это, мягко говоря, тревожный знак.

Казалось бы, с галстуком я справился, с Лайлой у нас всё хорошо. Но как только мы с Джеком сели в машину, там заиграло радио – включено было NPR. Я решил, что новости пятилетнему ребёнку вряд ли понравятся, и начал искать другую станцию. Остановился на какой-то поп-песне, которую не узнал. А дети вообще слушают поп-музыку в пять лет? Песня закончилась, и диджеи начали обсуждать трек. Но к этому моменту мы уже подъехали к школе, так что я не вник, о чём они говорят… до тех пор, пока Джек с заднего сиденья не закричал:

– Перри, а что такое тверкинг?

Вот теперь я точно знаю: дети в пять лет поп-музыку не слушают. По крайней мере, не такую.

Пока я кружу по парковке начальной школы, Джек без умолку болтает. Я стараюсь слушать – вдруг он потом устроит мне викторину по всему, что успел рассказать? – но одновременно нужно следить за дорогой. А совмещать оба процесса, скажу честно, непросто. Я пару раз едва не въехал в машину передо мной, приходилось резко тормозить.

– Вон мой друг Мэддокс! – говорит Джек, указывая в окно.

Я не могу понять, про кого он. Повсюду отцы, деды, мальчишки – все идут к школьной столовой.

А я тем временем даже припарковаться не могу. Выехав с парковки, я оказываюсь на улице перед школой. Машины стоят вдоль тротуара, но с таким движением я не могу перестать представлять, как мы выходим из машины прямо под колёса – и остаток дня проводим в больнице. Или того хуже.

Как родители вообще справляются с этим? Как они целыми днями принимают решения, как лучше уберечь ребёнка?

В итоге я разворачиваюсь и паркуюсь через дорогу, на противоположной стороне. Потом прошу Джека перелезть на другую сторону машины, чтобы выходить не на проезжую часть.

После всех этих манёвров мы опаздываем на завтрак на пять минут и пропускаем инструкции – где и как брать еду. Я веду Джека в очередь, ориентируясь на то, что делают остальные, но вскоре выясняется: раздача организована по классам, а очередь его класса ещё не подходила.

– Мне вернуть панкейки? – спрашивает Джек, с тревогой глядя на меня.

Я качаю головой.

– Мы уже здесь. Просто пройдём дальше. Думаю, нас простят, что пошли не по порядку.

Джек кивает, но я вижу, как ему неловко. Он всё время озирается, будто ждет, что остальные дети будут на него злиться за то, что он влез в очередь.

Наконец, мы садимся за стол – и тут я понимаю, что забыл взять столовые приборы.

– Перри, у меня нет ничего пить, – говорит Джек. – Ты взял мне молоко?

То есть я забыл и приборы, и молоко.

– Нет. Посиди здесь, ладно? Я быстро схожу за всем.

Джек кивает, а я спешу назад к столу раздачи и, не дожидаясь очереди, хватаю всё недостающее.

Когда возвращаюсь, вижу, как несколько отцов смеются. Косо смотрю на Джека – он налил на свою тарелку сиропа на порций двенадцать. Она уже полная до краёв. Ещё капля и сироп хлынет на стол.

– Эй, эй, это чересчур, – говорю я, вырывая бутылку сиропа из его рук. Он просто не сможет есть, не залив всё вокруг. Я отодвигаю его тарелку.

– Эй! – возмущается Джек. – Это мои!

– Теперь вот эти твои, – говорю я, пододвигая к нему свою. – Давай попробуем налить сиропа чуть-чуть, ладно?

Он вздыхает и хмурится, но не спорит, пока я мажу панкейки маслом и поливаю сиропом.

– Всё, готово.

Джек смотрит на меня, будто у меня из головы третий глаз вырос.

– А зачем ты намазал их маслом? Я не люблю масло.

Он не любит масло.

– Джек. Ты даже не почувствуешь вкус масла. Просто попробуй кусочек.

– Я не хочу пробовать. Мы с мамой всё время едим панкейки, и она никогда не мажет их маслом. Потому что знает, что я не люблю масло.

Я бросаю взгляд на линию выдачи, которая к этому моменту стала в три раза длиннее. Я не могу пойти и взять ему новые панкейки. Но и снять масло с этих тоже не получится.

– Эй, – говорит отец, сидящий по другую сторону от Джека. Он поднимает пустую тарелку, которую достал из-под своей. – Можно, я помогу?

Я развожу руками.

– Пожалуйста. Мне помощь точно не помешает.

Мужчина аккуратно вилкой вытаскивает из «сиропного супа» панкейки Джека и перекладывает их на чистую тарелку.

– Держи, малыш, – говорит он, меняя тарелку. – Панкейки без масла.

Он делает это так легко. Я пытаюсь взять себя в руки. Всё просто. Это всего лишь завтрак. Просто панкейки. Нужно дышать.

– Давайте, я заберу это, – говорю, беря тарелку с сиропом. Папа-спасатель передаёт мне её, и я иду к мусорке в углу.

И почти дохожу. Почти – до тех пор, пока какой-то ребёнок не пролетает мимо, задев меня сзади… и весь сироп стекает по моей штанине и заливает ботинки. МОИ ЧЁРТОВЫ БОТИНКИ.

Я с трудом сдерживаю поток непечатных слов и делаю медленный вдох. Я взрослый человек. Генеральный директор процветающей компании. Я справлюсь.

Поднимаю ногу – слышу, как в носке хлюпает сироп.

Я НЕ справлюсь.

Возвращаюсь к столу, и герой-отец, спасший завтрак Джека, смотрит на меня с понимающей усмешкой.

– Разведён?

Мне нужно пару секунд, чтобы осознать, о чём он спрашивает. Что, у разведённых мужчин есть какой-то особый вид? А потом до меня доходит: он просто решил, что я разведён с мамой Джека. И, наверное, теперь изредка навещаю сына и вот пришёл на завтрак, как какой-нибудь временный папа. Потому что, судя по всему, я совсем не выгляжу как отец на постоянной основе.

– Нет, я просто…

Просто кто? У такого состояния, как «почти парень с надеждой на большее», нет даже названия.

– Он мой лестничный папа, – говорит Джек, уплетая блинчики.

– Отчим? – переспрашивает отец.

– Почти. Я встречаюсь с его мамой.

– А, тогда ты молодец. Такие мероприятия могут быть сложными даже для опытных пап.

Я киваю.

– Спасибо, что помог с блинчиками.

– Не за что, – говорит он со смехом. – Я Дэйв.

Он протягивает руку, и мы обмениваемся рукопожатием.

– Перри.

– Рад познакомиться. Мой старший сын до десяти лет отказывался есть всё, в чём был сыр. Приходилось изощряться. Пицца? Тако? Макароны с сыром? Никак.

– А у нас – майонез, – подключается другой отец через стол. – Или вообще любые соусы. Ни кетчупа, ни горчицы, ни барбекю.

– Только сухая еда, – добавляет его сын, сидящий рядом. Он поднимает кусок блинчика без всего и суёт в рот.

Я передвигаюсь на стуле и вздрагиваю от ощущения сиропа, по-прежнему скользящего в моём ботинке. Сухая еда хотя бы чище.

Отцы за столом продолжают разговаривать и смеяться, вспоминая ужасы выбора еды у своих детей. Я понимаю, что они стараются подбодрить меня, мол, не только мой ребёнок бывает привередливым, но на самом деле мне становится только хуже. Как они вообще справляются с таким количеством мнений и вкусов? Как запоминают всё это? А если у них несколько детей? Как не перепутать, кто ненавидит майонез, а кто – кетчуп?

Когда все доедают и посуду убирают, детей собирают на сцене – петь песни, которые они разучивали на уроках музыки. Пока малыши рассаживаются, я снова отвлекаюсь – теперь уже на разговор между двумя другими отцами за столом. Раз дети ушли, тема разговора тоже изменилась.

– Уже недели три, – говорит один. – Она вечно устала, или на нервах, или с детьми.

– Знаю, о чём ты. А когда наконец появляется шанс побыть вдвоём, то дети ломятся в комнату, то просыпаются, потому что обмочились или потеряли одеяло, или…

– Эй, – перебивает их Дэйв, указывая на меня. – Не пугайте новичка.

– Новичка?

– Он встречается с мамой этого малыша, – говорит Дэйв и машет рукой в сторону сцены, где учителя всё ещё пытаются собрать полсотни пятилеток на подмостках.

Самый громкий из них складывает руки рупором и полушёпотом кричит:

– Уходи, пока не поздно!

И тут же начинает смеяться, как будто рассказал лучшую шутку в своей жизни.

Сосед бьёт его по плечу.

– Не слушай его. Одинокие мамы, знаешь ли…

Я выдавливаю вежливую улыбку, но в душе не могу решить, кого из них ненавижу больше.

– Ага, одинокие мамы, – подхватывает первый. – А потом они становятся замужними, и у тебя на шее оказывается ребёнок. Ни личного пространства, ни медового месяца… – Он качает головой. – Ты лучше меня, мужик.

Сейчас я совсем не чувствую себя «лучше». Я чувствую себя утопающим – делающим то, чего никогда раньше не делал, с ногой в ботинке, наполненном сиропом, и пятном на, возможно, испорченной кожаной обуви.

Но песни помогают.

Голоса пятилеток – это, надо признать, очень мило.

Но чем дольше я нахожусь в этой школе, тем сильнее чувствую себя не в своей тарелке. Тяну воротник, по шее пробегает холодный пот. Почти час прошёл. Мы же скоро закончим, да?

Директор школы поднимается, и я выдыхаю с облегчением. Сейчас она поблагодарит всех за визит и я смогу убраться отсюда.

– Давайте ещё раз похлопаем нашим деткам, – говорит она. Когда аплодисменты затихают, она достаёт лист бумаги. – Пожалуйста, оставайтесь на местах, пока учителя выведут детей из столовой. После этого мы пригласим вас в определённые зоны, где вы сможете попрощаться со своими сыновьями, – она поднимает палец, – и внуками, и забрать поделку, которую они делали на этой неделе. Если ваш ребёнок в классе мисс Каллахан, вы найдёте его в медиатеке. Если у мистера Джоя – в спортзале…

Она продолжает читать список, но уже неважно, слушаю я или нет.

Я понятия не имею, кто учитель у Джека.

Достаю телефон, чтобы хотя бы написать Лайле и спросить. Но… в школе нет сигнала. И теперь я не знаю, что быстрее: выбежать на парковку и поймать сеть или найти кого-то из персонала и спросить.

Холодный пот превращается в горячий. Тревожный. Такой, от которого хочется растаять в собственном костюме и исчезнуть. Я поднимаю телефон выше, проверяя сигнал. Может, если подойду к окну?

Дэйв наклоняется ближе.

– Чувак, ты в порядке? Ты как-то позеленел.

– Я не знаю, кто у Джека учитель, – признаюсь. – Я не знаю, куда идти.

– Поверь, ты тут не один такой, – говорит Дэйв. – Когда я был здесь два года назад со средним сыном, у двери стояла администраторша, помогала сориентироваться. Думаю, и сегодня будет.

Я киваю и глубоко вдыхаю.

– Вот если бы здесь были только мамы, – усмехается Дэйв, – такой проблемы бы не было.

На выходе он жмёт мне руку, похлопывая по спине по-отечески. Хотя он выглядит не старше меня, всё утро он был для меня настоящим спасением.

Я встаю в очередь за другими такими же растерянными отцами, чтобы спросить у женщины у двери, где искать Джека. Всё это время в голове крутятся слова Дэйва. Про мам, которые лучше знают учителей своих детей, чем отцы.

Я не хочу быть таким отцом. Я хочу знать. Имена учителей. Дни рождения. Любит ли мой ребёнок масло на блинах.

Но я не знаю, как им быть. Наверное, это проще, если ты встраиваешься в процесс постепенно. Как Оливия с Тайлером, например – они вместе познают Ашера. Учатся каждый день. Запоминают всё по крупицам.

А я могу просто вот так взять и стать тем, кто нужен Джеку?

Если судить по сегодняшнему утру, то ответ очевиден: определённо нет.

Пример А: сироп в ботинках.

Класс Джека собирается на площадке. Но не на обычной – оказывается, у дошкольников есть отдельная, специальная.

Я прихожу последним из всех пап. Или, может, лестничный папа? Парень-мама-папа?

Джек мчится ко мне и обвивает руками мои ноги.

– Я думал, ты не придёшь, – говорит он.

Я присаживаюсь перед ним на корточки, проглатывая все свои сомнения. По крайней мере, пока.

– Конечно, я пришёл.

– У меня кое-что для тебя есть, – говорит Джек. Он разворачивается и бежит к столику у задней стены школы. На углу остался только один подарочный пакет.

Он несёт его, держась обеими руками за ручку, с серьёзным лицом. Это зрелище сжимает мне сердце. Этот мальчик заслуживает отца. Заслуживает всё.

Я опускаюсь на пятки, когда он подходит.

– Открывай, – говорит Джек.

Я разгребаю упаковочную бумагу и достаю самую уродливую кружку, которую когда-либо видел. Явно сделанная вручную и расписанная от души. И я люблю её всей душой.

– Она потрясающая, – говорю я.

– Я раскрасил её как яблоню, – говорит он.

И тут я вижу – пятна красной краски по зелёному фону, коричневая полоса по краю снизу.

– Я вижу. Правда, Джек, она мне очень нравится.

– Ладно. Я пойду играть.

Он убегает к качелям, а я осторожно опускаю кружку обратно в пакет.

Мне правда нравится эта кружка.

Вот только я не уверен, что заслуживаю её.

Я сажусь на скамейку в дальнем углу площадки. Пара отцов всё ещё стоит рядом, болтает, наблюдая за играющими детьми. Я уже готов уйти, но боюсь сделать это первым. Вдруг подумают, что я ленивый? Эгоистичный?

Я не знаю, чего ожидал от этого утра. Как представлял себе происходящее. Но точно не думал, что почувствую себя таким… разбитым. Что окажусь в этом настолько неумелым.

Звучит самоуверенно, но я в целом не привык делать что-то плохо. Я обычно делаю всё правильно. Всё хорошо.

Кроме брака. Там, пожалуй, я не сделал ничего как надо. Может, я просто плохо умею обращаться с людьми. С отношениями.

– Перри! – Джек врезается в мою ногу, весь в слезах. – Сейчас моя очередь на качели, а Грант говорит, что его. Но он уже катался до ста, и не хочет слезать. А нам скоро в класс, потому что мисс Кеннеди дала нам предупреждение на пять минут. А я не успею!

Он смотрит на меня, в ожидании, как будто я должен знать, что делать.

– Эм… может, ты просто поиграешь в другое? Спустись с горки, например?

Губа Джека начинает дрожать.

– Я не хочу с горки. Я хочу качаться.

– И ты уверен, что очередь Гранта уже прошла?

Он кивает.

Мне приходит в голову идея. Я достаю из бумажника пятёрку и протягиваю Джеку.

– Вот. Скажи Гранту, что дашь ему пять долларов, если он сейчас же слезет с качели.

Лицо Джека озаряется.

– Круто!

Он хватает купюру и мчится к качелям. Протягивает деньги Гранту – и тот тут же слезает.

Джек занимает качели и начинает яростно качать ногами, раскачиваясь. Поймав мой взгляд, он показывает мне большой палец и широко улыбается. Отсюда видно его зубастую радость.

Где-то в глубине разума шевелится мысль: подкуп, наверное, не лучшая стратегия воспитания. Но я совсем не в своей стихии.

Проходит ещё пара минут, и мисс Кеннеди хлопает в ладоши, собирая детей в класс. Джек машет мне на прощание, снова сияя, но я замечаю, что Грант – тот самый «угонщик качелей» – показывает купюру своей учительнице.

Ой-ой.

Она зовёт Джека. Тот, естественно, тут же показывает на меня. Мисс Кеннеди хмурится, выходит из строя с другой учительницей и направляется ко мне. Сзади – калитка, ведущая на парковку. Я даже подумываю улизнуть. Давненько меня не отчитывали учителя. А с тем настроением, в котором я нахожусь, мне совсем не хочется пройти через это снова.

– Здравствуйте, – говорит она чётко, останавливаясь передо мной. – Я мисс Кеннеди, учительница Джека.

Я киваю.

– Приятно познакомиться.

– Вы друг семьи?

Она, конечно, понимает, что я не отец Джека. И на данный момент мне вполне комфортно, если мы оставим всё на этом.

– Что-то вроде того.

– Ну, я рада, что вы пришли сегодня. Но в целом мы не поощряем взятки как способ мотивировать детей.

Она протягивает мне купюру.

– Думаю, это ваше.

Я прочищаю горло и беру деньги.

– Да, извините. Джек поставил меня в тупик. Я не знал, как иначе решить ситуацию.

– Честная ошибка, – говорит она мягко. – Я всегда говорю родителям: успех в воспитании детей – в последовательности и стабильности.

Она смотрит на мою ногу, на которой всё ещё запёкся сироп.

– Но не переживайте. У каждого бывают неудачные дни.

Она поворачивается, чтобы уйти, но затем останавливается и оборачивается через плечо.

– Сначала не могла понять, но вы прямо как актёр… Флинт Хоторн. Вам когда-нибудь это говорили?

Я выдавливаю улыбку.

– Да, бывало.

Я иду к машине, с кружкой-яблоней в руках, чувствуя себя подавленным, как давно уже не чувствовал.

Последовательность и стабильность? Я даже через завтрак с блинами не смог пройти без провала. Я дал ребёнку деньги, чтобы он подкупил другого ребёнка и получил желаемое. И это поведение я бы и у взрослого не одобрил.

Но зато! Зато я как две капли воды похож на своего знаменитого, успешного младшего брата.

Я еду обратно к Лайле, раздавленный и растерянный. И в смятении.

Я думал, что справлюсь. Что смогу стать для Джека отцом. Но теперь я не уверен.

Я долго сижу в машине перед домом Лайлы, прежде чем медленно направиться к двери. Надеялся, что проведу с ней пару часов перед отъездом в Силвер-Крик. Но сейчас мне хочется зализать раны в одиночестве.

Она распахивает дверь, на лице надежда.

– Привет! Ну как прошло?

Я натягиваю улыбку, надеясь, что она не увидит фальши. Объяснять сейчас я не могу. Не готов.

– Отлично. Думаю, Джеку понравилось.

Она прищуривается – слишком проницательна.

– А тебе?

Я киваю, цепляясь за единственное, что пошло как надо.

– Он сделал мне крутую кружку с яблоней.

– Уверена, она потрясающая. Но расскажи, как ты на самом деле себя чувствуешь, – говорит Лайла.

Я вздыхаю и провожу рукой по волосам.

– Я, эм… Ну, в общем, у меня в ботинках сироп. Так что это просто чудесно. И, возможно, тебе стоит поговорить с Джеком о тверкинге?

Глаза у неё округляются.

– Он тверкал?

– Нет! Не он. Он просто услышал это слово по радио и спросил, что это.

Она прикладывает ладонь к груди.

– Фух. С этим я справлюсь. – Её взгляд опускается к моим ботинкам. – А как ты умудрился залить сироп в обувь? – Она приоткрывает дверь. – Хочешь зайти? Я помогу тебе отмыться.

Я морщусь. Мне нужно уехать отсюда до того, как она затащит меня внутрь и заставит забыть всё, что я сейчас чувствую.

– Вообще-то, мне надо возвращаться на ферму. Там кое-что срочное.

– А, ясно. Что-то, с чем я могу помочь?

Конечно, она спросит. Она ведь работает на меня. Её дело – знать, что происходит на ферме.

– Нет, всё в порядке. Просто нужно обсудить с отцом кое-что до визита службы дезинсекции днём. – Это не совсем ложь. Мне действительно нужно поговорить с отцом до обеда… но на это не требуется три часа.

Я подхожу и целую Лайлу в щёку.

– Не знаю, собиралась ли ты сегодня работать, но можешь взять выходной. Я позже позвоню, ладно?

Она кивает, но я успеваю заметить проблеск разочарования в её глазах.

Такой же, как у меня.

Глава 25

Лайла

Возьми выходной.

Он с ума сошёл?

Он правда думает, что этим облегчит мне день?

Что-то случилось на том завтраке, и мне нужно знать, что именно.

Но Перри явно не готов об этом говорить. Вообще ни о чём говорить. Потому что он уехал с моей подъездной дорожки так, будто за ним гналась полиция.

Или будто он убегал от меня.

От этой мысли меня буквально подташнивает. Всё время, пока его не было, я мысленно репетировала признание в любви. А теперь вот это?

Я не могу перестать прокручивать в голове худшие сценарии. Может, я действительно слишком надеялась. Может, он и правда слишком хорош, чтобы быть правдой.

Я прихожу на остановку школьного автобуса за пятнадцать минут до его прибытия – но, увы, это не ускоряет ход времени. Когда заканчиваются все жизни в Candy Crush, я начинаю расхаживать туда-сюда вдоль тротуара.

Мог ли Джек сказать что-то, что обидело Перри? Маловероятно. Перри достаточно умен, чтобы не воспринимать всерьёз слова пятилетнего ребёнка.

Может, его задел кто-то другой? Какой-нибудь папа? Учитель? Или у него просто был ужасный день, и он понял, что не хочет быть частью жизни Джека?

– Ну это же бред, – говорю я вслух и достаю телефон из заднего кармана.

Я нахожу в списке номер Перри и нажимаю вызов, не давая себе времени передумать.

После пятого гудка включается автоответчик. Хотя… сейчас три часа. Наверное, он всё ещё в саду с дезинсекторами.

Или игнорирует меня.

Мне куда приятнее верить в встречу с дезинсекторами, так что пусть будет так.

– Вполне разумная причина не взять трубку, – говорю я сама себе.

Сердце замирает, когда подъезжает автобус. А вдруг он выглядит грустным? Разочарованным?

Но Джек слетает с подножки сияющим. Галстук набекрень, на рубашке явное пятно от сиропа, но в остальном он выглядит невредимым.

– Привет! – говорю я, прижимая его к себе. – Как прошёл день? Как завтрак?

– Хорошо, – просто отвечает он.

Хорошо? Это всё, что я получаю?

– Тебе понравилось с Перри?

– Он не знал, что я не люблю масло на панкейках.

– Ну, это нормально. Он ведь никогда не ел с тобой панкейки раньше.

– Да, другой папа помог ему. А потом мы пели песни, и наш класс пошёл на площадку. И Перри дал мне пять долларов, чтобы я отдал их Гранту, чтобы тот слез с качели. Но потом мисс Кеннеди заставила Гранта вернуть деньги и отдала их обратно Перри.

– Перри дал тебе деньги?

Боже, бедняга. Решать конфликты на площадке в первый день «одиночного отцовства»? Он, должно быть, был в полном раздрае.

– И это сработало! Это глупая мисс Кеннеди виновата, что Гранту пришлось отдать деньги обратно. И теперь он на меня злится.

– Не называй свою учительницу глупой, Джек.

– Извини. Но всё равно глупо, что она не позволила ему оставить деньги.

– Я понимаю, почему ты так думаешь. Но чему бы это научило Гранта? Получать деньги, когда кто-то хочет, чтобы он что-то сделал? Когда мы делимся, когда даём друг другу очередь – мы делаем это, потому что это правильно, а не потому что за это платят. – Я прижимаю руку к его груди. – Мы делаем то, что подсказывает вот здесь. В сердце.

Он кивает и волочит рюкзак к крыльцу.

– А ты думаешь, Перри скоро переедет к нам? Хлоя говорит, что я не могу звать его папой, пока он не переедет.

Я замираю внизу ступенек, прижав руку к сердцу, и стараюсь не дать волнению захлестнуть меня.

– Я не знаю, милый. Мы всё ещё узнаём Перри. А такие вещи требуют…

– Времени, – с досадой заканчивает он. – Но сколько? – Он сбрасывает рюкзак в прихожей и начинает дёргать за галстук.

Я притягиваю его к себе, ослабляю узел и снимаю галстук через голову.

– Неделю? Или двадцать дней?

– Я не думаю, что есть конкретное число, малыш. Мы просто должны смотреть, как всё пойдёт. А как насчёт пригласить Перри завтра на вечер кино? Хочешь?

Он кивает.

– А можно посмотреть «Тайну Коко»?

– Конечно можно.

Джека, похоже, это устраивает, по крайней мере, на время. А вот меня совсем нет.

Что, если Перри не придёт? Не ответит?

Мне определённо не хватает деталей из рассказа Джека про завтрак, но не звучит так, будто всё пошло катастрофически плохо.

Я даю Джеку перекус, включаю ему мультики и снова пытаюсь достучаться до Перри. На этот раз пишу сообщение – его встреча уже должна была закончиться.

Лайла: Привет. Джек уже дома, говорит, что ему очень понравилось. Спасибо, что ты с ним сходил. Мы тут подумали – может, хочешь завтра устроить вечер кино? Сначала фильм с Джеком, а потом – без него?

Я готовлю ужин, когда наконец приходит ответ.

Перри: Рад, что ему понравилось. Спасибо за приглашение, но, думаю, не получится. У меня дело с братьями.

Дело? Звучит расплывчато. Он меня отшивает?

Я знаю, что знакома с Перри Хоторном всего несколько месяцев, но он не тот человек, который просто так кого-то отшивает.

Хотя… он ведь именно так и поступил с бывшей женой, когда она пыталась заставить его подтвердить приезд на встречу выпускников.

Жуткий страх сдавливает живот, но я изо всех сил его отгоняю. Там всё было иначе. Джослин его донимала. Доставала. Заставляла чувствовать себя ничтожеством.

А я так не делала.

Я гоняю мысли по кругу весь вечер – от ужина до отбоя Джека. Я не ответила Перри, он тоже не писал. Значит ли это, что мы просто оставим всё как есть? Он ждёт, что я завтра приду на работу? Или буду работать из дома? Или возьму ещё один выходной?

Часть меня хочет злиться. Почему он не отвечает? Почему не рассказывает, как прошло утро с моим ребёнком?

Но большая часть просто… тревожится.

Мне нужно его увидеть. Поговорить с ним.

И сделать это лично.

Няня Ребекка, благослови её Бог, уже у меня дома к девяти. В руках у неё стопка домашки.

– Спасибо, что так срочно откликнулась, – говорю я. – Он уже вырубился, так что не должен тебя побеспокоить.

– Всё окей! У меня дел по учёбе до полуночи хватит.

Я стою на подъездной дорожке и быстро пишу Оливии. Она присылает мне адрес Перри. Я никогда не видела его дом, но мне сейчас не до любопытства.

Я просто хочу увидеть его.

Убедиться, что с ним всё в порядке.

И что с нами всё в порядке.

Пока я спускаюсь с горы, в голове крутится только одна мысль: единственное, что хуже разговора о расставании с мужчиной, в которого, как мне кажется, я влюблена – это необходимость объяснить это расставание Джеку.