Текст книги "Как поцеловать своего угрюмого босса (ЛП)"

Автор книги: Дженни Проктор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Я киваю.

– За пару месяцев до его смерти Джек и я поехали к бабушке с дедушкой. А Тревор устроил у нас дома покер с друзьями. Он обожал покер. И с каждым годом рисковал всё больше. Ему постоянно не хватало денег, он пытался где-то наскрести. И пока меня не было, он проигрался всерьёз. И продал моё пианино.

Перри ругается, я такого от него ещё не слышала. Я это ценю. Но как ни странно, рассказывать всё это ему – легче, чем вспоминать в одиночку.

– Вот тогда я решила, что подам на развод. Мне надоело всё время чувствовать себя раздавленной. Но я так и не подала. Потому что он уехал на учения в Калифорнию. И не вернулся.

Перри садится, проводит рукой по лицу, а я выдыхаю дрожащим вздохом.

– Я никому об этом не рассказывала, – голос срывается. – Как сказать вслух, что твой «героический военный муж» был... ну… не таким уж героем? Кто захочет это слышать? Тем более теперь, когда его больше нет.

Пэрри разворачивается и садится, прислоняясь спиной к изголовью кровати. Он пододвигается ближе, обнимает меня за плечи и притягивает к себе, так что моя голова оказывается у него на груди, прямо над сердцем. Он ничего не говорит и в этом что-то особенное. Просто держит меня.

– Я не хочу звучать бессердечной. Это всё равно было ужасно – потерять его. Я любила его. Я переживала его утрату. Но моё горе было таким… запутанным. Все только и хотели говорить о том, каким он был замечательным. И он был. Он правда был исключительным пилотом. Он просто не был особенно добр ко мне.

– И ты не могла сказать это вслух, – тихо говорит Пэрри. – Это, наверное, было невыносимо.

– Долгое время я чувствовала вину. Я до сих пор получаю его военные выплаты. Буду получать их всегда. И это кажется неправильным. Я ведь уже тогда решила уйти от него.

– Лайла, ты более чем заслужила эти выплаты. Ты воспитываешь его ребёнка.

– Знаю. Именно так я и смогла с этим смириться. Эти деньги – ради Джека. И, надо отдать Тревору должное, он всегда был хорошим отцом. Ради Джека я и стараюсь помнить его таким.

Пэрри медленно проводит ладонью по моей спине.

– А ты думала снова начать петь? Ну, по-настоящему?

– Нет, – отвечаю без колебаний. – Я у Джека одна. А теперь, когда он пошёл в школу, стабильность важна как никогда. Да и шанс на успех слишком мал. Не думаю, что стоит жертвовать всем ради попытки, которая может и не выстрелить. – Я приподнимаю голову, чуть отодвигаюсь, чтобы видеть его лицо. – Но знаешь, о чём я думала? Может быть, когда-нибудь… если получится накопить денег на пианино и начать.

– Что? – спрашивает он, продолжая водить рукой по моим лопаткам.

– Я бы хотела преподавать. Уроки вокала и фортепиано.

– Уверен, ты была бы потрясающей. Тебе стоит попробовать.

– У меня нет диплома. Вообще никакого. Но если начать с дешёвых занятий, доказать людям, что я умею учить, может, потом смогу повысить цены и собрать свою студию.

– Людям просто нужно услышать, как ты поёшь и очередь на занятия выстроится сама.

– Одно дело – уметь петь, другое – уметь научить. Но спасибо. Правда. Я так привыкла к тому, что Тревор отмахивался от всех моих идей, что сейчас мне даже не верится, что ты так поддерживаешь. Что ты просто принимаешь.

– А родители Тревора знают, как он с тобой обращался?

Я вздыхаю и снова опускаю голову ему на плечо.

– Нет. И, наверное, никогда не скажу. Они неплохо ладят с Джеком. По крайней мере, в малых дозах. А у него так мало людей, что я не хочу рисковать и терять ещё кого-то.

Пэрри надолго замолкает, и у меня появляется время осознать, что я чувствую. Это странное состояние – быть одновременно абсолютно расслабленной и полностью на взводе. Мой разум спокоен рядом с Пэрри, но тело горит. Каждое место, где мы соприкасаемся, ощущается с особой остротой. Моя голова у него на груди, его руки на моей спине, мой бок прижат к нему. Он пахнет сандалом – запах, который я узнала бы с закрытыми глазами. Я как-то купила Тревору одеколон с нотами цитруса и сандала, потому что он мне безумно понравился. Тревор вернул его.

– Лайла, я хочу тебе кое-что сказать, – вдруг говорит Пэрри. – И не хочу, чтобы ты подумала, что я просто пытаюсь поднять тебе настроение. Помнишь, я говорил, что не умею льстить? Так что, пожалуйста, просто прими мои слова как есть.

Я приподнимаюсь, собираясь взглянуть на него, но он тянет меня обратно.

– Нет, не смотри. Так будет легче.

Я усмехаюсь, снова устраиваясь у него на груди.

– Какой ты требовательный.

Он сжимает мои плечи, потом обнимает крепче.

– Когда я впервые тебя увидел – ты приехала ко мне с домкратом – конечно, я сразу заметил, какая ты красивая. Но ещё... – Он замолкает, будто колеблется. – Сейчас, когда собираюсь это сказать, всё звучит намного хуже, чем в голове.

– Обещаю, ты не покажешься мне жутким.

– Я заметил твои формы. И, честно, мне стоило больших усилий не таращиться. Они меня не отпугнули. Наоборот. Ещё сильнее притянули. После того, что Джоселин сказала тебе сегодня, и после того, как ты рассказала про Тревора… Я просто хочу, чтобы ты знала, как ты красива. Вот такая, как есть.

Как есть? Этот мужчина не может быть реальным. Если бы я его не касалась, я бы подумала, что он мираж. Что я придумала его. Собрала из всего, чего только могла желать.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. Пусть потерпит с этим зрительным контактом. Вижу в его взгляде тепло и искренность и улыбаюсь.

– Я сейчас тебя поцелую, Перри Хоторн.

Когда я наклоняюсь, вспоминаю тот день на яблоневом участке, когда он кормил меня яблоками. Тогда я уже чувствовала, как внутри что-то сдвинулось. Если тот день был началом, то этот момент – это уже полный, окончательный полёт с обрыва.

И, знаешь, я должна бы бояться этого.

Но всё, что я чувствую – это восторг от того, что губы Перри снова прикасаются к моим.

Глава 18

Лайла

В этом поцелуе нет ни спешки, ни яростной жажды.

По крайней мере, в начале. Он тёплый. Нежный. Поцелуй, в котором чувствуется принятие. Понимание.

Моя история – моя правда – в безопасности с Перри.

Я тянусь вверх и запускаю пальцы в его волосы, притягивая ближе, чувствуя, как с каждой секундой во мне нарастает желание.

Язык Перри скользит по моей нижней губе, едва касаясь, и я тут же отвечаю, отдавая столько же, сколько получаю. Я хочу только этого – быть здесь, касаться его, чувствовать его вкус, изучать изгибы его тела, ощущать, как он реагирует на мои прикосновения.

Я уже несколько недель знала, что Перри – тот мужчина, в которого я могла бы влюбиться.

Но сегодня, когда он с такой бережностью увёл со сцены свою бывшую жену, сохранив достоинство даже перед лицом её язвительности, я поняла: это мужчина, в которого я хочу влюбиться.

Но одного желания мало. Моя жизнь не из простых. Перри должен не просто ответить на мою любовь. Ему придётся полюбить меня и Джека. Принять, что, начав отношения со мной, он в один момент станет отцом.

Быть вместе – это прекрасно. Но будет ли этого достаточно?

Может быть, сейчас – в уединённом номере роскошного отеля, вдали от настоящей жизни и ответственности.

Но выдержит ли это испытание реальностью?

Я хочу верить, что да.

Я наклоняюсь ближе, углубляя поцелуй. Я буду в это верить.

Губы Перри скользят от моих к линии челюсти, оставляя цепочку поцелуев до самого уха. Я откидываю голову назад, закрыв глаза, и он продолжает эту сладкую пытку, отодвигает волосы с моего плеча и целует вдоль шеи, к обнажённому плечу.

– Напомни, сколько лет ты никого не целовал? – шепчу я.

Он смеётся у моей кожи.

– Почти… четыре? – Он отстраняется. – Честно, вслух это звучит неловко.

– Нет, – тяну я его обратно. – Это не сигнал к тому, чтобы остановиться. Это я просто поражаюсь, как ты можешь быть настолько хорош без тренировки.

Он замирает, его губы всего в паре сантиметров от моих, и улыбается.

– Это как кататься на велосипеде.

Пэрри притягивает меня ближе, разворачивая так, что теперь он сидит, прислонившись к изголовью, а я у него на груди.

Этот поцелуй длится дольше всех предыдущих. И испытывает мою выдержку куда сильнее. Его рука скользит под край моей футболки, ладонь ложится на поясницу. Я изо всех сил стараюсь не вздрогнуть и не отстраниться. Я не позволю страху, что он может почувствовать мягкость моего тела, испортить этот момент. Он сказал, что считает меня красивой такой, какая я есть. Я должна в это поверить.

Если это продолжится ещё чуть-чуть – я перестану думать совсем.

А ведь мне надо думать. У меня слишком много причин, чтобы идти медленно.

Пэрри словно читает мои мысли – или сам чувствует то же – потому что отрывается от меня с глухим стоном:

– Ладно. Нам стоит... – Он вздыхает.

– Знаю, – тихо отвечаю я. – Стоит.

Мы остаёмся близко. Его руки по-прежнему обнимают меня, наши лбы почти соприкасаются.

Он проводит рукой по моему лицу, заправляя прядь волос за ухо.

– Думаю, мы официально можем считать это настоящей сессией поцелуев.

Я улыбаюсь.

– Даже по меркам современной молодёжи.

Он целует меня ещё раз, будто не может удержаться, но заканчивает быстро, откидывается на подушки, устраивается на локте.

– Всё. С этим покончено. Теперь давай поговорим о чём-нибудь скучном.

– Скучном? – приподнимаю бровь.

– Угу. Бейсбольные статистики. Колебания фондового рынка.

– Убить романтику. Принято. А что насчёт рецепта бельгийских вафель моей бабушки?

– Это был бы идеальный шёпот на подушку для Леннокса, но… стоп. Получилось! Миссия выполнена. Думать о брате – лучшее средство против вожделения.

– Отлично сработано. – Я поднимаю руки в крошечном жесте победы.

– Ну что, Лайла Темплтон, – говорит он, – расскажи мне что-нибудь, чего я о тебе ещё не знаю.

– Хмм. Это обязательно должно быть что-то важное?

– Нет. Наоборот. Что-нибудь неважное. Мы и так сегодня копнули достаточно глубоко.

Я не говорю ему, что готова делать всё, что приказывает такой босcовский Пэрри. Мы же вроде как пытаемся охладить накал.

– Хорошо. Отличная идея. Ну… я ненавижу оливки.

– Годное мнение. Хоть ты и не права. Ещё?

– Я люблю кантри.

Он морщится.

– Ладно. Приму. Но только если ты сама будешь его петь. Хотя, постой... – Его выражение становится серьёзным. – Важный вопрос. Баскетбол в колледже. Да или нет?

– Да. Сто процентов.

– Тогда так. Дюк или Каролина?

– В смысле Ка-ка-ролина?

Он делает большие глаза и прижимает руку к груди.

– Ты ранишь меня.

– Серьёзно? Ты болеешь за Каролину?

– Я закончил Каролину. Там я получил MBA.

Я начинаю сползать с кровати.

– Всё было здорово, но, думаю, пора мне...

Он резко садится и кидается за мной, подхватывает на руки и с лёгкостью откидывает обратно на кровать. И я понимаю, что он только что поднял меня, будто я мешок с картошкой.

– Ты за Дюк? Серьёзно?

Я лежу на спине, а Перри нависает надо мной, опираясь руками по обе стороны от моей головы.

– Фанатка Дюка, – пожимаю плечами. – До самой сердцевины, Перри. До самой… яблочной сердцевины.

Он стонет и опускает голову.

– Лайла, ну только не это…

Я закусываю губу, наслаждаясь этим игривым моментом. Если я когда-нибудь выйду за него замуж, я точно впишу пару яблочных каламбуров в свадебные клятвы.

– И что, любовь к Дюку – это точка невозврата?

Он резко поднимает голову, широко улыбается.

– Не могу поверить, что скажу это, когда моя кровь течёт Каролиной, но… даже Дьюк меня от тебя не оттолкнёт.

Я тянусь и целую его в нос.

– Какое у тебя безграничное великодушие.

После того как мы расправились с третьим пакетом M&M’s, мы ещё два часа болтали – о всём и ни о чём. В итоге снова вернулись к разговору о разводе Перри.

Сейчас мы уже устроились под одеялом, наши лица всего в нескольких сантиметрах друг от друга, одна его нога небрежно лежит на моей.

Он рассказывает коротко, почти формально, но в его глазах видно боль. И даже не нужно много воображения, чтобы догадаться, какой ужасной была вся эта история.

– Так твой помощник всё это время ей помогал? – спрашиваю я, до сих пор не веря, что сотрудник может быть настолько предателем.

Перри кивает.

– Под конец он не просто прикрывал её измены. Он сливал ей финансовую информацию о моей компании, о клиентах. Всё это было частью стратегии. Когда она подала на развод, она уже точно знала, какую сумму запросить. Представила себя как полноправного партнёра в бизнесе, а ещё добавила, что получила MBA на полгода раньше меня и поддерживала меня, пока я учился. Суд встал на её сторону, и мне пришлось ликвидировать всё – акции, пенсионные накопления, всё до последнего, чтобы выплатить компенсацию.

– Ужас. – Я фыркаю. – Надо было плюнуть в воду, которую я оставила у её кровати.

Он улыбается, и я тянусь, чтобы провести пальцем по складкам у его глаз.

– У тебя красивые линии.

– Это морщины, Лайла.

– Нет, это линии улыбки. И они тебе очень идут.

– Джоселин как-то сказала, что мне стоит сделать ботокс.

– Ты шутишь?

– Хотел бы.

– Ладно… не хочу, чтобы ты понял это неправильно, но… Перри, почему ты вообще женился на ней?

– Вопрос справедливый. Но, думаю, ответ похож на твой. Я думал, что она – то, что мне нужно. Игнорировал тревожные звоночки. А потом она изменилась. И я изменился. Осознал, что хочу совсем другого.

– После всего, что она с тобой сделала, ясно одно – счастье за деньги не купишь. Зато у тебя есть семья. Ферма…

– И потрясающая помощница, – добавляет он.

– Шикарная помощница, – повторяю я, думая про себя, что, хоть это и рано, я бы хотела, чтобы он сказал «потрясающая девушка». – А у Джоселин что? Она ведь сама призналась, что несчастна.

Пэрри вздыхает.

– Надеюсь, это просто алкоголь говорил.

– Вот он ты – добрый парень. Тот самый, который прогнал ворчуна прочь.

– Нет, – мягко отвечает он. – Это ты его прогнала.

Я улыбаюсь, даже несмотря на то, что глаза уже слипаются. С тех пор как родился Джек, я стабильно просыпаюсь в шесть тридцать – он самый надёжный будильник на свете, и всё равно, во сколько он лёг. А сейчас уже далеко за два.

– Ладно, сонная голова, – говорит Перри. – Пора спать.

Он выключает свет, и я думаю, что он устроится на своей половине гигантской кровати, но вдруг матрас слегка пружинит, он поворачивается ко мне, его ладонь ложится на мою щёку. Свет с улицы позволяет различить его силуэт, но не черты лица.

– Спокойной ночи, Лайла, – шепчет он.

Большой палец скользит по моей нижней губе, прежде чем он наклоняется и целует меня – медленно, нежно.

– Я бы хотела засыпать так каждую ночь, – бормочу я сонно.

Пэрри замирает, и я тут же просыпаюсь, осознавая, что только что сказала. Я же не имела в виду именно с ним… хотя, кто я обманываю. Имела. Но это ведь рано. Слишком рано.

И всё же я это сказала. Или почти сказала?

Пальцы Пэрри касаются моей щеки, потом отступают.

– Ты заслуживаешь засыпать так каждую ночь. А теперь спи.

Легко сказать. А вот сделать… Ему, по крайней мере, легко – он засыпает через пару секунд. Я слушаю, как его дыхание выравнивается, становится глубоким. Он лежит на животе, одна рука протянута через кровать и покоится на моём запястье. Что означает только одно – я не шевельнусь ни на миллиметр, даже если у меня затекут пальцы и рука отвалится.

Если он считает, что я заслуживаю засыпать так, то пусть знает – в отделе «целовать Лайлу на ночь» вакансия открыта, и он более чем подходит на эту должность.

Долгое время я думала, что упустила свой шанс на настоящее «долго и счастливо». Вина, стыд, сомнения, усталость, убеждение, что счастье в жизни даётся только однажды – всё это сложилось в ощущение, что мне вполне достаточно просто нормальной жизни. У меня есть Джек, и он потрясающий. Есть работа – пусть не та, о которой я мечтала.

Этого было достаточно. Раньше.

Но теперь, с Перри, спящим рядом, я позволяю себе поверить в то, что, может быть… может быть, в моей жизни может быть гораздо больше.

И с этой мыслью я наконец засыпаю.

Глава 19

Перри

После почти бессонной ночи, проведённой с Лайлой, в разговорах и поцелуях, мне совсем не хочется идти на утреннюю встречу выпускников. Я бы гораздо охотнее отвёз Лайлу на Голубой хребет, полюбовался с ней видами и насладился последними часами, что у нас остались, прежде чем отвезти её домой.

Логически я понимаю: если между нами с Лайлой и правда что-то получится, это должно сработать и в обычной жизни, а не только когда мы прячемся от всего мира. Но это не значит, что я хочу, чтобы магия закончилась раньше, чем нужно.

Но мы здесь. И еда выглядит вполне прилично. И, если повезёт, мне бы хотелось дать своей бывшей жене возможность извиниться перед Лайлой.

Люди сегодня заметно тише, чем вчера вечером, что вполне объяснимо. Мы с Лайлой ушли с вечеринки чуть позже девяти, и алкоголь там уже лился рекой. Уверен, потом его стало только больше.

Мы с Лайлой проходим к буфету, набираем себе завтрак и садимся у окна с видом на горы. Наверное, стоило бы проявить больше энтузиазма и пообщаться с одноклассниками, но рядом с Лайлой мне просто не до других.

Между нами только всё начинается, но это уже кажется чем-то большим, чем всё, что я чувствовал прежде. Это осознание делает меня нервным и тревожным. Я боюсь всё испортить. Боюсь потерять то, что ещё толком не началось.

– Ты наелась? – спрашиваю, когда она отодвигает тарелку.

– Даже больше, чем нужно. Я обычно не завтракаю так плотно.

– Я тоже. Но этот французский тост стоил того.

Через плечо Лайлы я замечаю, как в зал входит Джоселин вместе с Грейс. Выглядит она примерно так, как и можно было ожидать после вчерашнего – одета просто, волосы стянуты в хвост.

Я беру Лайлу за руку.

– Эй, ты справишься одна пару минут? Я хочу поговорить с Джоселин.

Лайла сжимает мои пальцы, в её глазах – тепло, она одобрительно кивает.

– Конечно. Не спеши.

Я вдруг понимаю: Лайла доверяет мне так, как Джоселин, наверное, не доверяла за все годы брака. Джоселин тоже не стала бы мне препятствовать, но обязательно бы зыркнула и потом устроила бы допрос с пристрастием – с подробным пересказом всей беседы.

Это ещё один пример того, насколько Лайла другая.

И напоминание о том, насколько нездоровыми были наши отношения с Джоселин.

– Всё в порядке? – спрашивает Лайла, наверное, потому что я до сих пор просто сижу и смотрю на неё.

Я поднимаюсь, обхожу стол и склоняюсь, чтобы поцеловать её.

– Всё хорошо, – говорю. – Просто ты мне очень нравишься.

Она тянется ко мне, хватает за рубашку и притягивает к себе ещё для одного поцелуя.

– Ну и отлично, – говорит она. – Потому что ты мне тоже очень нравишься.

Когда я оборачиваюсь, Джоселин смотрит на нас.

Я оставляю Лайлу и медленно иду к Джоселин. Останавливаюсь в нескольких шагах от того места, где она облокотилась на стену.

– Доброе утро, Джоселин.

– Утро, да? – с лёгкостью отзывается она. – А я и не заметила.

Я прячу руки в карманы.

– Ты должна извиниться перед Лайлой, – говорю. Я ведь не ради светской беседы подошёл. Так что лучше сразу к делу.

Челюсть Джоселин напрягается, но по тому, что она не может встретиться со мной взглядом, я понимаю – она знает, что я прав.

– Я плохо помню, что вчера было, – бросает она отстранённо.

– А я помню всё. И ты ей должна.

Джоселин вздыхает.

– И ты теперь, значит, её рыцарь в сияющих доспехах, да? Пришёл добиться справедливости?

Я не пытаюсь отрицать.

– Она мне действительно небезразлична, Джос, – говорю, радуясь, что хоть здесь я говорю правду.

Она внимательно смотрит на меня несколько секунд, прежде чем немного опустить плечи.

– Да, – наконец говорит она. – Вижу.

Она обнимает себя руками, внезапно становясь уязвимой – такой я её не видел очень давно.

– Ей нравится ферма?

Я понимаю, что она спрашивает на самом деле: нравится ли Лайле тот образ жизни, который Джоселин отвергла.

– Можешь у неё спросить, – говорю. – Когда подойдёшь извиниться.

Джоселин закатывает глаза, и я, наконец, вижу в ней ту Джоселин, которую помню.

– Ладно, – фыркает она. Отталкивается от стены и идёт к Лайле. Я остаюсь на месте, наблюдая, как она садится на моё место.

Их разговор длится всего минуты три-четыре, но с того расстояния, где я стою, кажется, что он тянется вечность. Наконец Джоселин встаёт и возвращается ко мне. Я с облегчением выдыхаю.

Она останавливается передо мной, качает головой и упирает руки в бока.

– Эта женщина невыносимо милая.

Я не могу не улыбнуться.

– Я рада за тебя, Перри. Всё ещё немного тебя ненавижу. Но всё же рада.

За все эти годы я в уме прокручивал сотни разговоров со своей бывшей женой. Разговоров, в которых я кричу, обвиняю, высказываю всё, что накопилось. И знаете, что удивительно? Мне больше не хочется этого делать. Это облегчение – понять, что я больше не жажду разборок. Я благодарен Джоселин за то, что она извинилась перед Лайлой, и рад, что она за нас порадовалась. Но её одобрение мне не нужно. Она больше не имеет надо мной власти.

Мы прощаемся, и я возвращаюсь к Лайле.

– Готова? – спрашиваю, протягивая ей руку.

Она берёт её, позволяя мне помочь ей подняться. Я обнимаю её, прижимая к себе, и тут же ощущаю, насколько это правильно. После разговора с Джоселин контраст настолько разителен, что меня охватывает паника – я готов на всё, лишь бы не потерять это.

Лайла прижимается ко мне.

– Готова, когда ты будешь.

Я прощаюсь с несколькими друзьями, и мы выходим на улицу, где нас встречает прохладный октябрьский воздух. Пока мы ждём, когда привезут мой пикап, стоим молча, но нам не нужно говорить, чтобы чувствовать связь. Мы выезжаем за пределы города и вскоре оказываемся на шоссе по пути в Хендерсонвиль.

– Спасибо, что попросил Джоселин извиниться, – говорит Лайла. – Ты не был обязан это делать.

– Был. Она вела себя грубо. Извиниться – было правильно. – Конечно, было бы лучше, если бы у неё самой возникло это желание, но уж лучше так, чем никак. – Ты заслуживаешь уважения, Лайла. То, что ты умеешь не принимать всё близко к сердцу, не значит, что ты должна это делать. – Я вспоминаю её признание прошлой ночью о том, как с ней обращался муж. – Я хочу, чтобы ты знала: я никогда не позволю кому-то говорить с тобой так. И сам – тем более.

Она долго молчит.

– Это много значит, – наконец говорит она.

Проходит ещё пара минут молчания, и она спрашивает:

– А можно уже задать вопрос, что будет дальше?

Я перевожу на неё взгляд.

– Ты о нас? Типа, в плане отношений?

Она кивает.

– Я хочу увидеться с тобой снова, если ты об этом. И не только на работе. – Во мне вспыхивает тревога. А вдруг она подумала, что это был всего лишь эпизод на выходные? – Лайла, я вчера не играл в чувства. Я серьёзно. Я хочу встречаться с тобой. Хочу узнать, к чему всё это приведёт.

– Я знаю, – быстро отвечает она. – Я не думала, что ты играл. И я тоже этого хочу. Просто… для меня всё немного сложнее.

– Понял, – осторожно говорю я.

– Из-за Джека.

Вот и Джек. Конечно, он всё усложняет. Я был настолько сосредоточен на Лайле, что даже не вспомнил о нём в контексте нас двоих. А это – не лучший знак.

– Конечно. Мы должны думать и о Джеке. Но уверен, мы справимся, – говорю, убеждая и себя, и её.

– Перри, я не хочу пока ничего ему говорить.

Надежда, которую я носил в себе с прошлой ночи, немного тускнеет.

– Не потому, что ты был бы плох для него. Ты был бы замечательный. Ты и будешь замечательным, – говорит она. – Но ты сам видел, как он зациклен на том, чтобы найти себе отчима. Если он начнёт проводить с тобой время, он снова начнёт строить иллюзии. Я могу рисковать своим сердцем. С его – не так просто.

Всё, что она говорит, имеет смысл. Так даже лучше. Мы сначала найдём почву под ногами, а потом я начну выстраивать отношения с Джеком.

Но и эта мысль вызывает у меня смешанные чувства.

С одной стороны, я чувствую облегчение – никто не ждёт, что я сразу включусь в роль папы. Да я и не знаю, есть ли у меня вообще «режим папы».

С другой – мне не нравится, что это всё похоже на стену между нами с Лайлой. Она не пустит меня по-настоящему в свою жизнь, пока не будет готова впустить в неё и Джека.

– Значит, идём медленно, – говорю. – Проводим время вместе на работе.

Она кивает.

– И я могу иногда нанимать няню. Просто ты не сможешь приходить ко мне домой.

Я провожу рукой по лицу.

– Конечно. Это логично.

– Ты звучишь разочарованно.

Я протягиваю руку и обхватываю её ладонь.

– Совсем нет. Джек – твой приоритет. Ты обязана делать всё, что лучше для него. – Я сжимаю её пальцы. – Но чтобы ты знала: с девяти утра до двух дня – ты только моя.

Она улыбается.

– Как скажешь, начальник.

Я паркуюсь у её дома. В целом я доволен тем, к чему мы пришли. Я не разочарован. И я понимаю, почему ей нужно идти медленно.

Но это не значит, что я не переживаю из-за огромного вопроса, висящего над нашими отношениями. Если всё пойдёт дальше, а я очень этого хочу, Джек уже не будет просто её сыном. Он станет и моим тоже.