Текст книги "Ботоксные дневники"
Автор книги: Дженис Каплан
Соавторы: Линн Шнернбергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
– Tres, tres belle, – повторяет он, обнимая меня и покрывая мое лицо поцелуями, и я растворяюсь в ответной страсти. – Иди ко мне, – говорит он и неожиданно поднимает меня, одной рукой обняв за плечи, а другую просунув под колени. Я неловко болтаю ногами, и настроение у меня портится. Такие сцены хороши только в мелодрамах. Во всяком случае, я теперь не могу думать ни о чем, кроме своего чрезмерного веса. Наверное, он не рассчитывал, что я такая тяжелая, и только галантность не позволяет ему тут же швырнуть меня на пол.
– Отпусти меня, или у тебя будет грыжа, – говорю я Жаку. Как романтично! Почему бы не добавить, что в его возрасте следует еще и слегка сгибать колени, когда поднимаешь тяжести, – чтобы не сорвать поясницу?
– Non, non, ты легкая, как перышко, – уверяет он, но все же торопливо подходит к кровати и опускает меня на простыни.
– Это из-за бриллиантов, – шучу я. – Ты купил такие большие камни, и в серьгах я стала весить гораздо больше.
– Ш-ш, – говорит Жак, заглушая мои глупые шутки поцелуями. – Ш-ш-ш, – повторяет он, растягивая звук, потом легонько целует мои груди и нежно проводит рукой по моему телу.
Каким-то непостижимым образом моя неуверенность в себе исчезает, из головы уходят все мысли, и в следующие два часа я не способна ни о чем думать – могу только чувствовать.
На ужин я прошу подать мне в постель икры и шампанского, но Жак заявляет, что заказал столик в заведении, которое я непременно должна посетить.
– Это мой любимый ресторан, – говорит он. – Да и кому не нравятся «Времена года»?
«Времена года»? В моем списке он стоит на одной строчке с «Ле Сирк» и «Ае Бернардин». И не важно, что мой сарафан не самый подходящий наряд для такого шикарного места. В своих новых сережках я могу явиться куда угодно.
– Конечно, я с удовольствием пойду во «Времена года», – с воодушевлением заявляю я.
– Non, нам нужно лишь спуститься вниз, mon amour. Может, ты не заметила, но этот отель называется «Времена года». У ресторана же какое-то глупое название – «Пятьдесят семь – Пятьдесят семь», поэтому я называю его так же – «Времена года».
Что ж, хорошо, мы просто сделаем вид, что сидим в Гриль-зале. Или ужинать принято в зале с бассейном? Никак не могу запомнить.
– Мне надеть что-то еще, – продолжаю я кокетничать, или хватит бриллиантов?
– Надеть, – отвечает Жак. – Мне нужно с тобой серьезно поговорить, и, думаю, ты будешь лучше себя чувствовать в одежде.
Я опять ощущаю комок в горле. Он купил мне бриллианты. Мы весь день занимались любовью. Теперь ему понадобилось со мной серьезно поговорить. Или он хочет о чем-то меня спросить? Как бы ни хорошо мне было с ним сейчас, я пока не готова дать ответ. «Но ведь я и не должна отвечать ему сегодня вечером, – в который раз напоминаю я себе. – Я ничего не обязана говорить ему сегодня вечером».
Ресторан мне нравится, пусть даже это и не настоящие «Времена года». Метрдотель внимательный, обслуживание вполне достойное, а официант, слава Богу, не чувствует необходимости представиться и поделиться своим мнением относительно меню. Карта вин предлагает большое разнообразие напитков, но Жак, как и следовало ожидать, останавливает свой выбор на французском бордо.
– За нас, – говорит он, поднимая огромный бокал. – За то, что мы снова вместе. Нам ведь очень хорошо вдвоем?
– Так хорошо, что впору чокнуться, – соглашаюсь я и протягиваю к нему руку с бокалом. Но Жак, вероятно, не совсем меня понимает, и я в который раз ощущаю сожаление, что он не настолько хорошо знает язык, чтобы оценить мой юмор.
Он ставит свой бокал на стол:
– Я не всегда бываю серьезным, mon amour, но сегодня особый случай. Я просто обязан сказать тебе, как много ты для меня значишь.
– Ты тоже много для меня значишь, – говорю я и беру его руку в свою.
– Bien. Это хорошо. – Он переплетает свои пальцы с моими. – Но все же позволь мне договорить. Когда я вернулся к тебе, у меня было очень трудное время. Я только что развелся. У нас с ней так ничего и не вышло. Она стала одной из многих женщин, которые ничего для меня не значили, и я был уверен, что больше никогда не встречу любовь. А потом я подумал о тебе. О нас.
Я поглаживаю его большой палец своим, а он сжимает мою руку и делает большой глоток вина. Может, он ждет от меня каких-то слов, но я не знаю, что ему сказать. Поэтому молчу. А Жак продолжает:
– Через столько лет я позвонил тебе, и ты вновь впустила меня в свою жизнь. И я подумал: «Эта женщина знает, что такое любовь. Знает, что любовь – это навсегда». И я перестал грустить. Ты дала мне понять, что я вновь могу полюбить и быть любимым. И за это, – тут он берет мои руки в свои, – я буду благодарен тебе всю жизнь.
Если это предложение руки и сердца, то оно несколько затянулось. Кроме того, по тону Жака я могу предположить, что на самом деле он собирается сказать мне нечто совсем другое.
– В тот день, когда ты не смогла прилететь ко мне в Дубай, в отеле я познакомился с женщиной, – наконец произносит он, стараясь не встречаться со мной взглядом. – Ее зовут Катрин, и она занимается тем же бизнесом, что и я. Она приехала туда на конференцию. Очень умная женщина, совсем как ты.
Я высвобождаю одну руку, чтобы выпить вина. Хотя сейчас не отказалась бы и от чего-нибудь покрепче. Задумчиво потрогав сережку, я спрашиваю:
– И ты, конечно, с ней переспал? – Похоже, старая ситуация повторяется. Но я не хочу оказаться в ней еще раз.
– Да, конечно, – отвечает он, как мне показалось, чересчур поспешно. – Но дело не в этом. Дело в тебе. Все это из-за тебя, дорогая. Ты показала мне, что, если очень хотеть любви, она обязательно придет. Поэтому мое сердце вновь открылось, и Катрин вошла в него.
Теперь я отнимаю у него и вторую руку и неожиданно живо представляю себе, как Катрин, блондинка с безупречной прической и весом сто пять футов, проникает в его сердце. Надеюсь, он потерял достаточно крови.
– Жак, – спрашиваю я, пытаясь сохранять спокойствие и остатки достоинства, – почему ты не сказал мне об этом раньше? Почему привел меня сюда?
– Потому что мы замечательно проводим время, и я не хочу от этого отказываться, – весело говорит он. – И я ничего не хочу менять. Конечно, Катрин переедет ко мне в Париж, но я буду по-прежнему часто бывать в Нью-Йорке.
Все-таки он сделал мне предложение. Правда, не то, которого я ожидала. Предложение три-четыре раза в год заниматься сексом с мужчиной, который влюбился из-за меня, но не в меня.
– Не думаю, Жак, что это мне подойдет.
В моей душе борются противоречивые чувства. Передо мной человек, который любит меня – в этом я нисколько не сомневаюсь – и в то же время собирается разбить мне сердце. Или почти разбить. Вряд ли я захотела бы вновь связать свою жизнь с Жаком. Но черт возьми, я хотела бы, чтобы это было моим решением!
– Что бы ты ни решила, я всегда буду к твоим услугам. – Вместо моей руки Жак поглаживает корзиночку с хлебом. – Я очень горжусь тобой, mon chouchou. Ты превосходно устроила свою жизнь. Жизнь с Джен. И я тоже готов начать все сначала.
– Что ж, желаю удачи, – говорю я, потому что больше мне нечего сказать.
Я опускаю глаза, и пару минут мы сидим молча. Наконец Жак берет в руки меню, очень довольный тем, что все слова сказаны и я кажусь не очень сердитой.
Я тоже раскрываю меню, но тут же понимаю, что вряд ли смогу сегодня поужинать. Даже салаты не вызывают у меня аппетита. Я рассеянно смотрю на бокал с вином. Нет, я совершенно на это не способна. Я милая, приветливая, всегда готовая прийти на помощь. Я забочусь о чувствах других больше, чем о своих собственных. Поэтому сама себе удивляюсь – и одновременно ощущаю огромное удовлетворение, – когда, поднявшись со стула, с милой улыбкой выливаю целый бокал красного вина Жаку на голову. На его глупую голову.
– Уверена, такая умная женщина, как Катрин, с легкостью выведет пятна, – говорю я и направляюсь к выходу, надеясь, что эта финальная сцена запомнится Жаку на всю жизнь. И я рада, что это не настоящие «Времена года», потому что все же надеюсь когда-нибудь там побывать.
15
– Но ты хоть оставила себе серьги? Да или нет? – спрашивает Люси, наклоняясь ко мне и убирая прядь волос с моего лица.
– Оставила, я ведь тебе говорила. – Я сморкаюсь уже, наверное, в сотый раз. Жаль, что никто до сих пор не изобрел способа переработки и вторичного использования того, что льется из носа. Потому что человеческий организм может производить эту жидкость в неограниченных количествах.
– Я хочу на них взглянуть, – заявляет Люси, не уверенная в моих моральных принципах – в том смысле, что они могли оказаться слишком высокими. Она опасается, что я вернула серьги Жаку или попросту их выбросила.
– Я отдала их на хранение в банк. Пусть останутся Джен – как наследство от глупой матери.
– Я сразу тебе сказала, что ненавижу Жака, – сердито говорит Люси. – Человек, который предал один раз, наверняка предаст… – Она замолкает, поскольку затронутая тема слишком близка ей самой. – Во всяком случае, ты совсем не глупа. Гораздо умнее многих, – добавляет она.
– Конечно. Тысячи женщин спят с мужчинами за час до того, как те их бросают. Это случается сплошь и рядом. Особенно среди гостей «Времен года». Может, этому отелю стоит ввести специальное предложение – уик-энд «Переспать и разбежаться»? Для тех, кто хочет заняться сексом перед тем, как расстаться окончательно?
– Его скорее назовут «Встретиться и разойтись», – весело подхватывает Люси, вступая в игру.
– Ага. А в ресторане для этого даже можно выделить специальную зону. Там поставят стулья с водоотталкивающими сиденьями и будут подавать красное вино в огромных бокалах.
– Здорово, что ты вылила на него вино. – У Люси загорелись глаза. – Прямо как Кэтрин Хепберн.
Не знаю почему, но после этих слов я снова начинаю плакать. Я тянусь к горе использованных бумажных носовых платков, но Люси ловко смахивает их в корзину для мусора и протягивает мне нераспечатанную пачку «Клинекс».
– У меня есть кое-что, что поднимет тебе настроение. Я приготовила для тебя куриный суп.
Слезы у меня моментально высыхают.
– Ты приготовила мне куриный суп? – спрашиваю я, не в силах скрыть изумление. – Ты приготовила мне куриный суп?
По всей видимости, ситуация гораздо серьезнее, чем я думала. Люси никогда бы не отправилась на кухню, если бы дело было только в разбитом сердце. Скорее всего у меня рак. В неоперабельной стадии. И если бы Жак меня не бросил, я никогда бы об этом не узнала.
– Чему ты так удивляешься? – искренне недоумевает Люси и достает пластиковый контейнер «Таппервэр» из хозяйственной сумки от «Прада». – Попробуй.
Я снимаю с контейнера синюю крышку и смотрю на жидкость, в которой плавают какие-то частицы непонятного происхождения.
– Надо же, – говорю я. – Не знала, что куриный суп бывает розового цвета.
– Естественно, не бывает. Просто я добавила пищевой краситель, чтобы он выглядел посимпатичнее. Эта куриная желтизна такая скучная!
Я медленно зачерпываю бульон серебряной ложкой, которую заботливо подала мне Люси, и осторожно подношу к губам.
– Ради всего святого, ты не обязана это есть, – останавливает меня подруга.
– Почему? Хуже мне уж точно не станет, – возражаю я и делаю маленький глоток. Потом зачерпываю еще ложку. – Неплохо. Может, слегка пересолено, но в целом неплохо. – Я начинаю методично опустошать содержимое контейнера объемом в полгаллона.
– Если ты так спокойно это ешь, значит, тебе еще хуже, чем я думала, – заявляет Люси, но вид у нее довольный. – Может, отнести немного и Дэну в знак примирения?
– В знак примирения? Конечно, пора уже что-то предпринять. Но если ты решила остановиться на курином супе, тогда, может, стоит положить туда курицу? И немного вермишели. – Я с любопытством смотрю на содержимое пластиковой посудины. – Из чего ты это приготовила? Взяла камни с заднего двора?
– На самом деле приготовить домашний куриный суп совсем не сложно, – убежденно произносит Люси. – Я, например, просто смешала бульонные кубики «Кнорр» с небольшим количеством красного пищевого красителя.
– А рецепт взяла в журнале «Экономное хозяйство»?
– Нет, придумала сама. Теперь я понимаю, почему ты любишь готовить. Это действительно творческое занятие.
– А что в нем плавает? Вот эти серебряные кусочки?
Люси заглядывает в контейнер, потом опускает туда указательный палец и, вытащив из бульона неизвестный ингредиент, рассматривает его на свету.
– Похоже, это обертка от кубиков, – сообщает она наконец. – Она очень плохо снимается.
– Красиво, – невозмутимо говорю я и съедаю еще несколько ложек.
Через минуту раздается звонок в дверь, и я устало поднимаю голову. Неужели кто-то еще принес еду? Не думала, что известие о моем состоянии так быстро распространится по округе.
– Я прекрасно знаю, что это не Жак, – заявляю я, не делая попытки подняться.
– А я уверена, что это не Дэн, – подхватывает Люси и тоже остается сидеть на месте.
– Открой, пожалуйста, у меня совсем нет сил.
– Нет, ты открывай, ведь это твой дом. И заодно выключи, пожалуйста, ту заунывную мелодию. Даже если это «Битлз», я больше не могу слушать про то, что было вчера[75]75
Имеется в виду композиция «Yesterday» («Вчера»).
[Закрыть].
Кто-то продолжает настойчиво звонить, я, еле переставляя ноги, бреду к двери и вдруг слышу жизнерадостный голос Баулдера:
– А ну открывайте! Скорее! Это мы, ваши друзья, в гости к вам пришли!
– Кто?! – изумленно спрашиваю я, распахивая дверь, и вижу широко ухмыляющегося Баулдера с огромным тортом. Рядом с ним стоит его близнец с такой же широкой ухмылкой и в такой же зеленой рубашке, но темноволосый. Если бы я видела это не в реальной жизни, а в каком-нибудь сериале, то решила бы, что Баулдер исполняет обе роли. Близнец первым нарушает молчание:
– Привет, меня зовут Клифф. – Он проходит мимо меня в дверь, и я успеваю заметить, что в руках у него огромный кулер. – Нам очень жаль, что тот француз так с вами обошелся, но мы постараемся, чтобы вы об этом поскорее забыли.
Баулдер, подойдя, вешает мне на шею бусы из пульсирующих неоновых лампочек – синих и оранжевых.
Я плюхаюсь на диван и откидываюсь на подушки.
– Спасибо, что пытаетесь меня развеселить, но, боюсь, это бесполезно, – решительно заявляю я. – Тем не менее познакомьтесь с моей подругой Люси. С ней вам будет веселее, чем со мной.
– Вы та самая Люси, которую бросил муж? – спрашивает Баулдер. – Господи, у вас наверняка тоже ужасное настроение.
Я ежусь под взглядом Люси и бормочу:
– Похоже, я слишком увлеклась полуночными беседами с Баулдером. Но мы ни за что не продадим эту историю в «Нэшнл инквайрер», обещаю тебе.
– Слово скаута, – поддерживает меня Баулдер. – А теперь давайте веселиться. Мы пришли сюда, чтобы развлечь вас.
– Вижу, нам предстоит нелегкая работа, – заявляет Клифф, доставая из рюкзака дюжину компакт-дисков. – Но уж если я сумел достать танцевальные записи тринадцатилетней давности, которые крутили на праздниках бар-мицва, с вами, девочки, тоже как-нибудь справлюсь.
– Первые полгода после переезда в Лос-Анджелес Клифф работал помощником диджея, – с гордостью сообщает Баулдер. – Крутил диски «Электрик слайд» на дискотеке приятеля двоюродного брата Адама Сэндлера.
Даже мне понятно, что такая должность делала занимающего ее человека настоящей знаменитостью, поэтому я смотрю на Клиффа с уважением, хоть и сквозь слезы.
– Ну, сначала выпьем, чтобы все немного расслабились. – Клифф отвинчивает крышку кулера. – «Дайкири», «Маргарита», «Пина колада». Кто что будет?
– «Пина колада», – говорит Баулдер.
– Ни в коем случае, – протестую я. – Что ты скажешь на следующей встрече «Анонимных алкоголиков»?
– Глупышка, все эти напитки безалкогольные, – весело произносит он. – Зачем нам ром? Самый лучший ингредиент «Пина колады» – кокос. Мы устроим вечеринку, после которой никто не будет мучиться похмельем.
Я смотрю на огромный торт с кремом, занимающий почти весь стол.
– Боюсь, после него мне будет плохо. Но, судя по моему настроению, я все равно слопаю его целиком.
– Не получится. Он из картона и крема для бритья. Точно такой же торт я получил в свой день рождения в лагере для детей с избыточным весом, когда мне исполнилось двенадцать лет. – В голосе Баулдера слышится грусть, и я понимаю, что ему все еще больно об этом вспоминать.
Клифф нежно обнимает его за плечи:
– Все это было так давно, дорогой. Посмотри, какой у тебя пресс. Теперь ты выглядишь просто потрясающе.
Баулдер, все еще ощущающий себя толстым двенадцатилетним мальчишкой, не реагирует на его слова, и Клифф продолжает:
– И я не единственный, кто считает, что у тебя шикарная фигура, разве нет? Вспомни о Барри Риверсе. Расскажи девочкам о Барри.
Интересно, какое отношение Барри Риверс имеет к Клиффу и Баулдеру? Надеюсь, дело не в любовном треугольнике? Я готова принять квадрат, круг, восьмиугольник – все, что угодно, только не любимую геометрическую фигуру Пифагора.
Но тут Баулдер начинает улыбаться, а вслед за ним и Клифф.
– С-с-с-скажи-и-и ей! – Клифф так растягивает слова, что из трех слогов получается целая песня. – Нет, лучше покажи-и-и ей!
Неплохой мотивчик. Если придумать еще несколько строк, можно занять верхнюю строчку в списке ста хитов «Билборда». Баулдер подчиняется и занимает место в центре гостиной. Он сгибает ноги в коленях, слегка расставляет их, вытягивает руки в стороны, изображая самолет, и покачивает бедрами.
– Игра начинается! Игра начинается! – возвещает Клифф. – Все играют! Все пытаются понять, что за новость хочет сообщить нам Баулдер.
Баулдер сильнее сгибает колени и начинает активнее вращать бедрами. Но я отказываюсь признать очевидное.
– Он делает вид, что крутит хулахуп? – предполагаю я вместо этого. – Он получил предложение, связанное с хулахупом?
– Гениально! – заявляет Клифф. – Ты совершенно права! Хулахуп! Ему предложили отправиться на Гавайи!
Я не хочу разбивать его сердце сообщением о том, что хулахуп изобрели вовсе не в Уайкики.
– Гавайи? – Люси сползает с дивана, готовая включиться в игру. – Луаус. Жареная свинина. Лейс, – выдает она все, что ассоциируется у нее с этим географическим названием. – Ты собираешься там развлечься?
– Только если Клифф приедет ко мне, – скромно отвечает Баулдер.
Не сумев с ходу заполучить джекпот, Люси продолжает строить догадки:
– Так, сейчас. Ты хочешь посмотреть на водопады? Поиграть в волейбол? А как насчет серфинга? Ты отправляешься на Гавайи, чтобы заняться серфингом?
– Бинго! – кричит Клифф, в душе навсегда оставшийся ассистентом ди-джея, запускает руку в большую сумку и достает оттуда шоколадку «Хершис» в золотой фольге. – Ты победила в первой части нашей игры. А теперь следующий вопрос: почему Баулдер будет заниматься серфингом на Гавайях?
– Потому что я получил предложение сняться в рекламе «Доктора Пеппера»! – Баулдер больше не в силах скрывать свою радость. – Не диетического, а самого настоящего!
– О Боже мой! Это же потрясающе! – восклицаем мы с Люси практически в унисон, бросаемся к Баулдеру и начинаем так горячо его обнимать, что чуть не сбиваем с ног.
– А все благодаря тебе! – говорит Баулдер, тоже обнимая меня. – Барри Риверс увидел меня в нашем шоу и позвонил. Это известнейший в мире кастинговый агент, и он сразу понял, что я им подойду.
– Баулдер прошел все четыре тура! – сообщает Клифф. – Сначала он снял рубашку, и Барри просто влюбился в его тело. Во втором туре ему нужно было улыбнуться – и здесь, как вы догадываетесь, ему не было равных. В третьем туре – выпить банку «Доктора Пеппера». С этим он тоже справился как надо. И, наконец, последнее – это слова!
– У тебя роль со словами? – До Люси сразу доходит истинный смысл сказанного. – Ты же будешь получать отличные гонорары – с каждого выхода рекламы. Это лучше, чем кредитная линия в «Ситибанке».
– Дорогой, покажи им, как ты это делаешь. – Клифф чуть не лопается от гордости за своего приятеля.
– Не уверен, что готов к этому, – сопротивляется Баулдер.
– Он лишь вчера приступил к репетициям, – поясняет Клифф, – и еще не совсем вжился в образ.
Мы понимающе киваем.
– Не волнуйся, – успокаиваю я его, – здесь все свои. Давай, попробуй.
Вновь приняв позу серфингиста и изобразив свою знаменитую улыбку, Баулдер не отрываясь смотрит на нас, очевидно представляя себе камеру, и вдруг вскрикивает:
– У-у-у-у-у-у-у!!!
В его манере тянуть это не слишком длинное слово чувствуется влияние Клиффа. Я жду продолжения, но Баулдер молчит. Я смотрю на Люси, как бы спрашивая ее, правда ли, что будущее благосостояние моего приятеля может зависеть всего от одного слога.
– Да, – подтверждает она, – это действительно роль со словами.
– Разве он не великолепен?! – восклицает Клифф. – Вот увидите, Баулдер станет настоящей звездой!
– Да, – соглашается Люси. – Говорю это как профессионал.
– А теперь все выходят на танцпол! – восклицает Клифф, подпрыгивая в своих «пумах». – Это необходимо отметить.
Он вставляет в проигрыватель диск, который я никогда раньше не слышала.
– «Электрик слайд»! – В этом заявлении столько энергии, что ее хватило бы, чтобы покончить с энергетическим кризисом в Калифорнии. – Танцуют все! Показываю!
Подбадриваемые возгласами Баулдера и уговорами Клиффа, мы выходим в центр комнаты. Почему бы и нет? То, что хорошо для друга кузена Адама Сэндлера, не повредит и мне.
Похоже, эти парни из Лос-Анджелеса провели не один праздник бар-мицва, потому что в течение следующего часа моя гостиная буквально ходит ходуном. Мне не очень удаются танцы под «Электрик слайд», зато я обнаруживаю настоящий талант к исполнению макарены. Потом мы ставим диск «Мотаун» и, наконец, «Роллинг стоунз». Музыка шестидесятых подобна произведениям Бетховена – она вечна. Я совершенно уверена, что наши дети будут так же танцевать под нее через сорок лет.
Вслед за любимыми исполнителями мы выкрикиваем с детства знакомые строчки, потом в изнеможении валимся на диван.
Но Клифф не ощущает усталости.
– Еще одну песню, – просит наш любимый диджей. На его счету не одна вечеринка, он знает, что делает.
Из CD-проигрывателя теперь доносится проникновенный голос Джеймса Тейлора, и мы, встав в круг и положив руки друг другу на плечи, покачиваемся из стороны в сторону.
– Зимой, весной, летом или осенью… Ты только позвони… – с чувством выводим мы вместе с хором. – И я приду… Ты не одна, у тебя есть я.
На глаза у меня наворачиваются слезы, голова начинает кружиться, хотя мы пили только безалкогольную «Пина коладу».
– За «Доктора Пеппера», – взволнованно говорю я, положив голову на плечо Баулдеру. – И за твое будущее. Пусть все твои мечты сбудутся.
– За всех нас. И за то, чтобы наши желания осуществились. Потому что мы знаем, что наше будущее в наших руках, – отвечает он.
Теперь мне кажется, что я и правда нахожусь на празднике бар-мицва. Баулдер очень убедителен, когда изображает искренность. Может, ему лучше сниматься в мини-сериалах канала «Холлмарк»?
Глаза у меня снова на мокром месте, но теперь я плачу от радости. Потому что Джеймс Тейлор совершенно прав: как это здорово иметь друзей!
В последние дни мне приходится часто общаться с Джошуа Гордоном, однако совершенно очевидно, что он не скоро попадет в список моих близких друзей. На следующее утро я отправляюсь к нему в офис – он назначил мне встречу в восемь часов. Первоначально Джошуа планировал увидеться со мной в семь утра, но мне к счастью, удалось его переубедить.
Я поднимаюсь в лифте на тридцать второй этаж, и его помощница Пегги провожает меня в огромный угловой кабинет. Из окон, выходящих натри стороны, открывается вид, от которого захватывает дух. Наверняка, когда говорят о вершине мира, имеют в виду именно такое место.
– Совещание вот-вот закончится, – уверяет Пегги, энергичная, знающая свое дело женщина лет шестидесяти, уже успевшая сообщить мне, что проработала с Джошуа двадцать два года. Что ж, супруга мистера Гордона сломалась гораздо быстрее. – Устраивайтесь поудобнее и подождите. Принести вам кофе?
– Нет, спасибо, не беспокойтесь. Все в порядке, – отвечаю я.
Но стоит Пегги выйти, как я понимаю, что это далеко не так. Мне хочется выглядеть спокойной – но не слишком, – когда войдет Джош. С одной стороны, я должна сделать вид, что ожидание мне совсем не в тягость, а с другой – дать ему понять, что меня ждут и другие неотложные дела.
Я подхожу к книжному шкафу и начинаю внимательно рассматривать семейные фотографии в серебряных рамках, украшающие вторую полку. Хорошенькая блондиночка, запечатленная на всех этапах своего развития – от младенца в коляске до восседающей на пони девчушки, – должно быть, Ирландия. Симпатичная малышка. На фото она либо одна, либо в компании Джошуа. На снимках не заметно следов ножниц, тем не менее ни на одном из них я не вижу бывшей жены мистера Гордона.
Проходит пять минут. Я изучила уже все фотографии и даже прочитала названия книг в шкафу. Мне еще понятно, почему в нем стоит «Экономика» Милтона Фридмана, но как здесь оказался роман Айн Рэнд «Атлас расправляет плечи»?
Пора присесть, и я осторожно усаживаюсь на диван. Но он оказывается слишком мягким, так что я буквально проваливаюсь в подушки. К тому же в таком положении ноги у меня всегда кажутся слишком толстыми. Попробую лучше стул с прямой спинкой у письменного стола. Но на стуле еще хуже. Если во время беседы с Джошем я буду сидеть, неестественно выпрямившись, он будет чувствовать себя как на аудиенции у королевы Елизаветы. Да уж, веду себя как Златовласка: диван для меня слишком мягкий, стул слишком твердый!
Встав, я замечаю, что молния на моей юбке каким-то непостижимым образом переехала вперед. Я лихорадочно пытаюсь вернуть ее на место, но зубцы зацепились за колготки. Я отчаянно дергаю юбку, и в этот момент входит Джошуа. Что ж, хорошо хоть, что на этот раз лицо у меня ничем не измазано.
Мистер Гордон бросает на меня быстрый взгляд – судя по всему, он страшно занят и с трудом выкроил для меня пару минут, поэтому вряд ли заметил мое смятение.
– Садитесь, – предлагает он, указывая на удобное кресло у стола.
И почему я не заметила его с самого начала? Это как раз то, что нужно.
– Я тут посмотрел расходы на благотворительный спектакль. – Не тратя время на посторонние разговоры, он сразу же переходит к делу.
Похоже, зря я вчера вечером провела целый час у телевизора, стараясь запомнить главные новости на канале Си-эн-эн.
– Сумма пожертвований впечатляет, – продолжает Джош, перебирая стопку бумаг на столе. – Доходы от рекламы тоже. Но кое-какие счета вызвали у меня недоумение.
– Все расходы будут оплачены спонсорами, – заявляю я, стараясь, чтобы мой голос звучал уверенно, и неестественно вывернутой рукой пытаясь прикрыть съехавшую молнию. – За исключением кое-каких мелочей, необходимых для постановки. Винсент сказал, что пришлет вам счета.
– Я уже получил их. – Джошуа с бумагами в руке подходит ко мне и опирается о край стола. – И кое-что показалось мне очень интересным. Например, то, что вы согласились потратить четыре тысячи долларов на розовый гель.
– Этого не может быть, – громко возражаю я. – Ни о каких дорогостоящих гелях, пудре или чем-то еще в этом роде и речи не шло. Я сказала Винсенту, чтобы он купил косметику «Мэйбелин» в универмаге «Дуэйн Рид». Мы решили не тратить деньги на настоящий грим.
– Данный счет не за косметику. – С этими словами Джош вручает мне лист бумаги, на котором я вижу логотип «Театр лайтинг сэплай, инк.»[76]76
Название компании, поставляющей театральное осветительное оборудование.
[Закрыть].
Значит, вот о чем речь – о гелевых софитах! Что ж, мне вполне по силам урегулировать и эту проблему. Джош должен оценить это по достоинству. Но, лишь взглянув на счет, я прихожу в замешательство.
– И все эти деньги за ультрамягкое освещение?! За розовый гель? Не вижу в этом никакого смысла. Ведь артисты – двенадцатилетние дети. Даже Джоан Риверз не нуждается в таком свете.
Джош дарит мне одну из своих улыбок, напоминающих солнце в Сиэтле. Они так же редко освещают его лицо и оказываются гораздо теплее, чем можно было бы подумать.
– А что вы скажете насчет этого? – спрашивает он, протягивая мне еще один счет. – По нему я должен заплатить тысячу долларов Миллисент М. Кто это?
– Одно могу сказать точно: не подружка Винсента, – быстро говорю я и, взглянув на бланк, вижу, что это счет за искусственные букеты – вероятно, для сцены у «Ковент-Гардена». Определенно, вырастить цветы самим было бы гораздо дешевле.
Вздохнув, я протягиваю руку и беру всю кипу счетов.
– Простите, Джош, но Винсент привык к раздутым бюджетам бродвейских постановок. Ну, когда платят музыкантам – членам профсоюза, даже если они не играют, или рабочим сцены, которые ничего не переставляют, или костюмерам, сидящим без дела, потому что актеры играют обнаженными, как в постановке «Фул Монти». Но я постараюсь его образумить.
Джош кивает, заметно успокоенный моими словами:
– Большое спасибо. Я слышал, у Винсента крутой характер, поэтому, если хотите, сам поговорю с ним. Мне не привыкать улаживать конфликты, связанные с финансами.
– Мне и самой по силам с этим справиться, – осторожно замечаю я. – Я, конечно, не Алан Гринспен, но умею обращаться с деньгами.
Поскольку Джошуа никогда не видел мою чековую книжку, ему нечего на это возразить.
Однако, как ни странно, он улавливает в моих словах колебание и, вновь улыбнувшись, великодушно предлагает:
– Но мне это действительно не трудно. Вы так много сделали для спектакля, я просто хочу вам помочь. Пусть ваш режиссер лучше злится на меня, а не на вас.
Что происходит? Почему он так любезен? Пожалуй, надо узнать, какая сейчас погода в Сиэтле. Похоже, глобальное потепление оказывает воздействие буквально на все стороны жизни.
Прежде чем я успеваю поблагодарить Джоша и принять его предложение, в дверь просовывается голова Пегги.
– Простите, что помешала, но звонит Миа, – сообщает она. – Я сказала, что вы заняты, но она просит вас подойти к телефону.
– Я перезвоню, – отрывисто бросает он.
– Я говорила ей то же самое, но она настаивает, что дело очень срочное.
Джош бросает на меня быстрый взгляд.
– Мне выйти? – спрашиваю я.
– Нет, это займет всего одну минуту. Простите. Миа – моя бывшая жена. – С этими словами он хватает трубку, скорее раздраженный, чем встревоженный. – Да, – резко бросает он и возвращается на свое место за столом, слушая, как Миа что-то говорит. Говорит… Говорит…
Наконец его терпение иссякает.
– Я бы не назвал это таким уж срочным делом, – заявляет он, очевидно, услышав вполне достаточно. – Ты вполне могла бы подождать. Из-за тебя мне пришлось прервать очень важную встречу.
Значит, я очень важная персона. Звучит неплохо.
Джош слушает еще пару минут, потом нетерпеливо произносит:
– Конечно, я оплатил счета от твоего доктора. Я уже говорил, что будут платить столько, сколько будет нужно.
