Текст книги "Ботоксные дневники"
Автор книги: Дженис Каплан
Соавторы: Линн Шнернбергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
Выразив должный восторг по поводу роскошной сервировки и потрясающих тарталеток, сидящая напротив меня женщина, похожая на мышь, опрокидывает второй бокал вина и просит налить еще. Я почти уверена, что лысый орел – ее муж. Она маленькая и робкая на вид, и я представила себе орла, пожирающего мышь. Вероятно, ее зовут Микки. Вполне подходящее имя.
– Я видела вашу фотографию в газете, – в порыве подогретой шардоне откровенности сообщает она Люси. – У вас наверняка очень интересная жизнь. Подумать только: вы были на вечеринке у Шер вместе с Хантером Грином! Я каждое утро смотрю его передачу по телевизору. Это самый потрясающий мужчина на свете. Такой обаятельный! Я его просто обожаю. Разве это не чудесно – работать вместе с ним?
– Он несколько эгоистичен, – снисходительно бросает Люси, откусывая тарталетку. – Но таковы все, с кем мне приходится сталкиваться по работе. Однако как вы можете верить всем этим таблоидам? Их корреспондентов уже давно никуда не пускают.
– Вы хотите сказать, что приехали к Шер одна? – спрашивает женщина, которую я про себя продолжаю называть Микки.
– Кому хлебных палочек? – громко предлагаю я, надеясь сменить тему разговора на более безобидную. А что может быть безобиднее, чем хлебные палочки?
– Пожалуйста, уберите их со стола немедленно! – вскрикивает круглолицая женщина в синем платье. – Разве вы не знаете, что углеводы убивают?
Вот вам и безобидная тема. Слава Богу, что я не завела речь о слоеном пироге. У леди в синем наверняка случился бы сердечный приступ.
Микки не обращает внимания на разногласия по поводу углеводов и не отстает от Люси:
– Я как-то пыталась попасть на его шоу и даже ответила на вопросы интернет-викторины. Но мне так никто и не перезвонил. Не могли бы вы замолвить за меня словечко Хантеру, когда его увидите? Ведь вы, наверное, с ним довольно близки?
– Еще вина? Кто хочет еще вина? – Я вскакиваю и хватаю бутылки. – Дэн купил красное и белое, – добавляю я таким тоном, словно в последние пятьдесят лет это самые редкие цвета в винных магазинах.
Но Микки – почему я решила, что эта женщина похожа на мышь? Она уже начинает говорить голосом Джанет Рино – намертво прилипла к Люси и не собирается отступать.
– Я слышала, Хантер – ведущий вашего нового проекта? Вы теперь, наверное, вместе и днем, и ночью?
– Ода! Люси постоянно занята. Работа, работа… – вновь перебиваю я Микки, надеясь отвлечь ее внимание. – А откуда у вас такая информация? Похоже, вы многое знаете о телевидении.
– Я часто захожу на фэн-сайт, – отвечает та с такой гордостью, словно уже сделала первый шаг к завоеванию премии «Эмми», – и знаю о Хантере Грине буквально все. Какой у него любимый цвет, где он покупает галстуки. Какого размера носит обувь. – Она на секунду замолкает, словно сомневаясь, стоит ли делиться такой ценной информацией, потом все же решает продолжить. – Единственный его недостаток – очень маленькие ноги, – доверительно произносит Микки. – Вы ведь догадываетесь, что это означает?
– To, что у него маленький размер носков? – спрашиваю я.
– А недавно он провел потрясающий уик-энд в одном романтическом уголке со своей пассией, которую от всех скрывает. Забыла, как называется то место… А, вспомнила! «Ле Ретрит». – Она торжествующе смотрит на нас.
Люси, как ни странно, удается не закашляться, но взгляд, который она бросает на Дэна, выдает охватившую ее тревогу. Супруги смотрят друг на друга – как мне кажется, слишком внимательно.
– Интересно, – спокойно произносит Дэн, – Люси ведь тоже была там, в прошлый уик-энд.
И всегда хладнокровная Люси впервые в жизни теряется и не находит, что ответить. Она тщательно разглаживает лежащую на коленях салфетку, то ли стараясь успокоиться, то ли вытирая вспотевшие ладони. «Ну давай, Люси, скажи же хоть что-нибудь!»
– Я летала туда с Джесс, – неуверенно начинает она.
– Да, Люси была в «Ле Ретрит» вместе со мной, – подтверждаю я тоном адвоката. Адвоката, представляющего клиентку, вина которой совершенно очевидна. – И мне это место не показалось таким уж романтичным.
– Мне тоже, – быстро соглашается со мной Люси. – Абсолютно непонятно, откуда у него такая репутация.
Я поднимаюсь, чтобы принести следующее блюдо. И возможно, немного разрядить атмосферу.
– Следующее блюдо – люциан «а-ля Вере Круз», – громко объявляю я. – Микки, вы не поможете мне убрать посуду? – Я смотрю на фанатку Хантера Грина, но не получаю ответа.
Никки. Конечно же, Никки! Именно так ее зовут. Похоже, со стола мне придется убирать одной.
Вернувшись наконец домой после вечеринки, я нахожу на своем диване середины прошлого века крепко спящего Баулдера. Я заплатила кучу денег за диван, который выглядит точь-в-точь как тот, который мама когда-то купила для меня в «Сирс» и который я тогда просто ненавидела. Теперь же он мне очень нравится. Но я не понимаю, почему на нем спит Баулдер.
– Я подумала и решила, что не случится ничего страшного, если его впустить, – объясняет Мэгги, бебиситтер Джен, входя в комнату. – Все в городе знают о ваших отношениях.
– Все в порядке, – отвечаю я, раздумывая, что могло привести Баулдера к моим дверям одного, без съемочной группы. – Прости, что задержалась.
Вечеринка закончилась задолго до полуночи, но я решила, что мне лучше еще немного побыть рядом с Люси – на тот случай, если Дэн вдруг захочет узнать какие-то подробности о ее уик-энде, фотографии в «Нью-Йорк пост» или о том, чем мы занимались в «Ле Ретрит». Однако Дэн казался очень усталым и, вытерев несколько тарелок, отправился спать. Правда, не знаю, с Люси или без нее, но завтра она мне обязательно все расскажет.
Чтобы заплатить Мэгги, я выгребаю все содержимое кошелька. Интересно, с каких это пор бебиситтеры в Пайн-Хиллз получают по десять долларов в час? Мне известно, что девочка копит деньги на учебу, но, может, все-таки стоит сказать ей, что после окончания колледжа она вряд ли сумеет найти работу, которая будет оплачиваться наполовину так же хорошо?
Мэгги уходит, и я переключаю внимание на Баулдера, уютно свернувшегося калачиком на моем диване. Ему так сладко спится, что я, пожалуй, не стану его будить. Я укрываю его босые ноги вязаным шерстяным платком, но вдруг останавливаюсь. Минуточку! Я все же должна его разбудить. Что этот парень делает в моем доме в два часа ночи?
Но как поступить? Легонько потрясти за плечо? Поцеловать в щеку? Или вылить ему на голову стакан холодной воды? Я выбираю первый способ, но он не приносит никаких результатов. Хорошо быть молодым мужчиной и не иметь проблем со сном.
– Баулдер! – громко зову я. – Баулдер! Баулдер!!!
Наконец он шевелится и тут же просыпается. Хорошо быть молодым мужчиной и не иметь проблем с пробуждением.
– Привет, Джесс, как поживаешь? Слышала? Наше шоу покажут по телевизору на следующей неделе.
– Что, правда? А мне говорили, его поставили на август.
– Оно очень понравилось руководству телеканала, поэтому его решили показать пораньше – в качестве анонса, – сообщает Баулдер, потягиваясь. – Я подумал, что мы могли бы посмотреть его все вместе, втроем. Было бы здорово.
– Здорово, – соглашаюсь я, надеясь, что он не собирается торчать у меня в доме до следующей недели. – Ты пришел только для того, чтобы сообщить мне об этом? Но сейчас уже немного поздно. – Я тру глаза и для пущей убедительности зеваю.
– Ты, похоже, хорошо повеселилась сегодня ночью, – говорит он, по своему обыкновению широко улыбаясь. – Можешь рассказать – если, конечно, хочешь.
– Рассказывать совершенно не о чем.
Однако хорошее воспитание не позволяет мне выставить его на улицу, не предложив поесть. Он, наверное, еще растет и наверняка очень голоден. Но ничто не заставит меня вновь суетиться на кухне в это время суток. Может, принести ему виноград?
– Ну и в чем дело? Почему ты пришел?
– Видишь ли, я хочу с тобой серьезно поговорить, – начинает он.
Тогда виноградом не обойтись. Кажется, у меня осталось немного бефстроганова. Это вполне подойдет к серьезному разговору.
Широкая улыбка на лице Баулдера сменяется торжественным выражением – видимо, мальчик прилежно посещает занятия по актерскому мастерству. Откашлявшись и став еще более серьезным, он переходит к делу:
– Послушай, Джен, я знаю, что после этого шоу все решили, будто мы с тобой пара. И ты мне очень нравишься. Правда нравишься. И Джен – отличная девчонка. Мы действительно могли бы быть счастливы вместе.
Нет, не могли бы. Но все же пусть он закончит свою речь, которую, видимо, тщательно отрепетировал.
– Но к сожалению, прямо сейчас это невозможно, и я хотел сам сказать тебе всю правду. – Для пущего эффекта он замолкает и поглаживает безукоризненный подбородок с пробившейся на нем однодневной щетиной. – У меня уже есть обязательства перед другим человеком.
Я почему-то не слишком расстраиваюсь. Меня уже однажды отвергли. Причем сделал это тот, кто был мне по-настоящему близок.
– Ничего страшного, – говорю я, может, чересчур поспешно.
– Правда? Ты не расстроилась?
– Нет. Я все понимаю. Мы встретились в телешоу, а такие отношения не могут длиться долго, – философски замечаю я.
Наверное, стоит добавить, как я счастлива, что познакомилась с ним, как много дало мне это знакомство? Нет, пожалуй, сказанного вполне достаточно.
– Все это придумал мой агент, – продолжает Баулдер извиняющимся тоном. – Я говорил ему, что не хочу никого обманывать, но он сказал, что я должен использовать любой шанс.
– Ты занимаешься непростым бизнесом и делаешь все возможное. – Я стараюсь как-то успокоить его.
– Значит, мы можем остаться друзьями? Мне бы очень не хотелось совсем тебя потерять. Особенно теперь, когда я некоторое время пробуду в Нью-Йорке – у меня назначены кое-какие пробы.
Я ловлю себя на мысли, что мне, как ни странно, хотелось бы иметь такого друга, как этот смешной, коротко стриженный парень. С ним по крайней мере не соскучишься. А кроме того, здорово было бы появиться под руку с Баулдером на весеннем балу Ассоциации родителей и учителей. Я бы наконец потанцевала в свое удовольствие, а Синтия до умопомрачения ломала бы голову над тем, что связывает меня и Крутого Серфингиста. Таким образом, каждой из нас было бы чем заняться.
– Я буду рада с тобой дружить, – уверяю я и, раз уж мы стали приятелями, решаюсь спросить: – С кем же ты встречаешься? И счастлив ли ты?
– В целом да, – отвечает он, вновь удобно устраиваясь на моем диване. – У нас так много общего. Мы познакомились, когда занимались серфингом. А теперь оба пытаемся стать актерами.
Серфинг и желание сниматься в кино. Многие прочные отношения выстраивались и на меньшем. Хотя и это, конечно, не много.
– Звучит неплохо, – ободряюще говорю я.
– Да, – задумчиво соглашается Баулдер, – хотя я и не уверен, что он тот человек, с которым можно будет прожить всю жизнь.
Он? Может, мне послышалось? Конечно, я родом из Огайо, но поскольку все-таки большую часть жизни прожила в Нью-Йорке, делаю покупки на Кристофер-стрит и смотрю сериал «Уилл и Грейс», то отнюдь не шокирована. Тем не менее «он» и «она» звучит слишком похоже, поэтому не стоит делать поспешных выводов.
– Расскажи мне об… этом человеке. Как… его зовут? – спрашиваю я.
– Клифф, – со счастливой улыбкой отвечает Баулдер. – Он классный парень. Очень похож на меня, и мы с ним оба Овны.
– А я Стрелец. Похоже, все дело в звездах.
– Скорее всего так и есть, – соглашается он, кивая. Ему совершенно очевидно, что именно астрология, а не малозначительная разница в нашей сексуальной ориентации не позволяет нам быть вместе.
– Так почему ты думаешь, что Клифф – не тот человек, с которым ты сможешь прожить всю жизнь? – интересуюсь я.
– Может, и проживу, потому что нам очень хорошо вместе, – задумчиво произносит он. – Единственная проблема – моя мама.
Это я вполне могу понять.
– Она не может принять Клиффа? – с сочувствием спрашиваю я. – Но ведь в этом случае ей по крайней мере не придется иметь дела с невесткой.
– О, на самом деле она обожает Клиффа, – горячо поясняет Баулдер. – Ей нравится в нем абсолютно все. Но она никак не может примириться с тем, что он не католик. Она не одобряет, когда я встречаюсь с парнями, принадлежащими к другой церкви.
Интересный постмодернистский заскок. Мать не беспокоит, что ее сын гей, но в то же время она придерживается традиционных взглядов и настаивает на церковном браке. И ей все равно, что думает по этому поводу папа римский.
– Значит, твоя мать ревностная католичка?
– Еще какая! Она единственная из знакомых мне людей продолжает есть рыбу по пятницам. И ей наплевать, что Второй ватиканский собор разрешил читать мессу на английском – она продолжает читать ее на латыни. Хотя, по правде говоря, не знает из нее ничего, кроме veni, vidi, vici[57]57
Пришел, увидел, победил (лат.).
[Закрыть] Не сказать, что это много, но ей хватает.
– Единственная латинская фраза, которую я знаю, – carpe diem. Лови момент, – говорю я. – Это как раз то, что тебе сейчас нужно делать.
– Я постараюсь, – с готовностью соглашается Баулдер и, помолчав, спрашивает: – А что именно я должен делать?
– Действовать. Добиваться своей цели. Ты предлагал Клиффу принять католичество? Это могло бы решить проблему с твоей мамой.
– Мне это и в голову не приходило, – отвечает он.
– Значит, придется это сделать, – твердо говорю я. – Если у вас серьезные отношения, используй любую возможность, чтобы их сохранить. И не бойся принести что-то в жертву. Перед каждой парой время от времени возникают препятствия, но если вы хотите быть вместе, нужно научиться их преодолевать.
Баулдер смотрит на меня широко раскрытыми глазами:
– Ты совершенно права. Я обязательно поговорю с Клиффом. Спасибо, Джесс, ты такая умная! Откуда ты столько всего знаешь?
Это главный вопрос сегодняшнего вечера. Мне отлично известно, как решить чужие проблемы, но я совершенно не представляю, что делать со своими собственными.
– Главным образом из книг, – отвечаю я, – все, что я знаю, я почерпнула у Чехова.
Баулдер непонимающе смотрит на меня. Лучше объяснить это доступным ему языком.
– Чехов – писатель, который первым написал «Секс в большом городе» – русскую версию.
Лицо Баулдера озаряет улыбка.
– Слушай, ты просто потрясно умная! Но и я не дурак, раз выбрал тебя. Мы с тобой будем ЛДВЖ.
Теперь моя очередь тупо смотреть не него. Все-таки сейчас слишком поздно, чтобы пытаться понять человека, изъясняющегося аббревиатурами.
– Пожалуйста, объясни, что ты имеешь в виду, – прошу я.
– ЛДВЖ, – говорит Баулдер, подходя ко мне и цепляя мой мизинец своим, – это лучшие друзья на всю жизнь.
Баулдер проводит ночь на моем диване и уходит утром, еще до того, как мы с Джен просыпаемся, сварив для меня кофе и оставив на кухонном столе записку со смайликом. Мне тоже пора собираться, поскольку я должна пойти на модный показ Шанель с Амандой Бизли-Смит и Памелой Бэрон – моими подругами-спонсорами с Парк-авеню. Господи, что же мне надеть? Я читала о трудностях, с которыми приходится сталкиваться знаменитостям, оказывающимся в подобных ситуациях: подойдет ли туалет от Версаче для показа Версаче и от Прады соответственно для показа Прады, или это будет слишком смахивать на стремление угодить знаменитым дизайнерам? Не имея большого выбора нарядов от кутюрье, я останавливаюсь на маленьком черном платье. Это, конечно, не Шанель, но, надевая его, я отдаю дань уважения великой мадам Коко, поклявшейся после смерти своего возлюбленного одеть в траур целую страну. И, черт возьми, все стильные женщины Нью-Йорка до сих пор носят черное.
В трех кварталах от места встречи я понимаю, что забыла приглашение. Моего имени в списке гостей наверняка нет, и даже охранник с первого взгляда определит, что представляет собой мое платье. Но я зря волнуюсь, потому что Аманда и Памела, поджидающие меня на улице, приветливо машут руками. Эти девушки хорошо воспитаны. Видимо, в шведских школах учат не только тому, как подцепить богатого мужа.
– Спасибо, что пригласили меня, – говорю я, когда мы направляемся к величественной лестнице, ведущей в зал частных показов.
– Мы подумали, что тебе это будет приятно, – отвечает Памела. – Частные показы намного лучше, чем эти грандиозные шоу, которые устраивают во время недель моды.
– Да, на них всегда собираются целые толпы, – соглашается Памела. – И совершенно невозможно что-то купить. А частные показы рассчитаны как раз на покупателей.
Я бы, конечно, хотела что-нибудь приобрести, но, к сожалению, забыла прихватить с собой все свои деньги. Максимум, что я могу себе позволить, – это лак для ногтей «Пинк минк». Цвет, безусловно, приятный, но разве стоит отдавать за него шестнадцать долларов? Чем он лучше моего лака «Уэт энд уайлд», который обошелся мне всего в два с половиной доллара? Я знаю, что это Аманда предложила пригласить меня на показ, чтобы таким образом отблагодарить за работу по организации благотворительного шоу. Она хотела, чтобы я почувствовала себя одной из этих девушек. Но я чувствую себя лишь бедной девушкой.
Когда мы заходим в комнату показов, нас приветствует администратор, по виду ненамного старше Джен, и вручает каждой из нас блокнот из тисненой бумаги – гораздо лучшего качества, чем та, на которой были отпечатаны мои свадебные приглашения, – и золотую ручку.
– Вы можете выбрать столько позиций, сколько захотите, – произносит она, приняв изящную позу, чтобы мы могли лучше рассмотреть надетый на ней классический розовый костюм от Шанель.
Я думаю о том, такие же ли здесь правила, как в «Макдоналдсе», и должна ли бедная девочка сама выкладывать деньги за свою униформу. Если да, то полностью расплатиться за эту розовенькую вещицу ей удастся, видимо, годам к девяноста. Наверное, стоит рассказать ей о финансовых преимуществах работы бебиситтером в Пайн-Хиллз, которую она вполне сможет выполнять и в джинсах.
О начале показа возвещает музыка в стиле хип-хоп, настолько оглушительная, что я задаюсь вопросом: не намерены ли устроители таким образом выпроводить из зала всех зрителей старше тридцати? Примерно пятьдесят молодых светских дам приветствуют аплодисментами появившихся на подиуме моделей, демонстрирующих самые последние вариации на тему классического костюма от Шанель: в этом сезоне они короче всяких разумных пределов, чрезвычайно узкие и имеют бахромчатые края. Видимо, обработка низа производится за отдельную плату. На смену женственному поясу, мягко завязываемому на талии, пришли металлические байкерские цепи, вероятно, сорванные с «Ангелов ада». Мне всегда казалось, что, для того чтобы носить одежду от Шанель, женщина должна быть достаточно зрелой. Теперь же для этого нужно быть очень юной.
Аманда и Памела, чувствуя себя в своей стихии, подталкивают друг друга локтями и что-то пишут в блокнотах – быстрее, чем Джойс Кэрол Оутс строчит свои романы. Я тоже очень занята – пытаюсь понять, где видела красивую худую женщину с белокурыми волосами, сидящую в первом ряду. Она одета в джинсы и прозрачную блузку в цветочек. Ее отлично покрашенные волосы небрежно собраны на затылке резинкой. Неужели это Гвинет Пэлтроу? Да, наверное, это все-таки Гвинни. Правда, ее лицо без грима кажется совершенно бесцветным, а фарфоровый кулон, висящий у нее на шее, явно не от Хэрри Уинстона. Подумать только: проведя на показе Шанель всего пять минут, я уже стала снобом!
Модели, каждая весом не больше перышка, важно шествуют мимо нас, покачивая костлявыми бедрами: они демонстрируют дневные ансамбли. Вскоре хип-хоп сменяется мелодиями в исполнении Эллы Фицджеральд, освещение из белого становится янтарным, и перед нами, покачиваясь из стороны в сторону, появляется девушка в облаке шифона телесного цвета. Раздаются одобрительные возгласы, возбуждение нарастает. Шелестят переворачиваемые страницы, и зрительницы все быстрее водят ручками по бумаге, лихорадочно записывая номера моделей. В состоянии легкого транса я записываю в своем блокноте номер прозрачного платья бледно-зеленого цвета с открытыми плечами и без бретелек. Оно будет просто потрясающе смотреться в моем шкафу. А может, и нет, потому что мне просто нечего повесить рядом. Уверена, у половины этих женщин целые комнаты отведены под вечерние туалеты от известных дизайнеров. Потому что, как говорят на Парк-авеню, бальных платьев много не бывает.
Музыка стихает, вновь вспыхивает свет. Модели покидают подиум – может, им пора принимать витамины? – и начинается размещение первой партии заказов.
– Я обязательно должна купить это воздушное шифоновое платье, – возбужденно говорит Памела. – Оно такое шикарное, правда? И такое романтичное. Напоминает юбку из тюля, в которой я была в прошлом году на балу в «Метрополитен-опера».
– Ты что, ее испортила? – спрашиваю я.
Памела смотрит на меня с удивлением:
– Нет, но не могу же я надеть вещь прошлого сезона.
А я бы смогла. И никогда не отказываюсь от того, что отдает мне Люси. Потому что даже если бы я выиграла в лотерею, все равно никогда бы не решилась выложить свои кровные четыре тысячи долларов за дизайнерское платье. Это кажется мне слишком легкомысленным. Но просто глядя на все эти красивые наряды, я уже получаю удовольствие, представляя себя в них. Я выгляжу просто потрясающе. Волшебно. Я готова покорить весь мир. Но пока, судя по всему, мне придется покорять мир в брюках цвета хаки. По крайней мере в них удобнее ездить в метро.
Аманда с Памелой обмениваются своими записями, чтобы убедиться, что не появятся на каком-нибудь светском мероприятии в одинаковых нарядах. Вспыхивает небольшой спор по поводу абсолютно божественного платья под номером девятнадцать. Ни одна из них точно не помнит, что оно собой представляет, но обе уверены, что просто обязаны его купить.
– Может, бросите жребий? – предлагаю я.
– Нет, все в порядке, – с легкой улыбкой отвечает Памела. – Пусть его забирает Аманда. Но в следующий раз моя очередь.
Я не совсем понимаю, относится ли это соглашение только к туалетам от Шанель или Памела имеет в виду, что ей достанутся лучшая няня, лучший номер в отеле на горнолыжном курорте Аспен и квартира на первом этаже, которую каждая из них хочет купить для своей экономки.
Они отдают свои заявки девушке в розовом, и та кажется искренне удивленной тем, что я ничего не выбрала.
– Вам ничего не понравилось? – спрашивает она. – Может, вы хотите передать какие-то пожелания мистеру Лагерфельду? Он очень ценит мнение клиентов.
– Однако никак на него не реагирует, – фыркает Памела, судя по всему, уже высказывавшая ему свою точку зрения.
– Это правда, – вежливо замечает Аманда. – Келвин, например, относится к нашим пожеланиям более серьезно.
– И Ральф.
– И Оскар.
– Мистер Лагерфельд в последнее время был очень занят, – защищает своего босса юная администраторша. – Вы ведь знаете, он недавно сбросил девяносто два фунта.
Аманда с Памелой кивают с таким видом, будто в этом странном заявлении есть какая-то логика. А может, и правда есть? Наверное, трудно реагировать на пожелания клиентов на пустой желудок.
Администратор уходит, покачиваясь на высоких шпильках, а Аманда с Памелой начинают ерзать на своих золоченых стульях с прямой спинкой. Как и все, что я здесь увидела, эти стулья символизируют торжество формы над удобством.
– Между прочим, – говорит мне Памела, радостно улыбаясь, – у нас с Амандой есть для тебя сюрприз. Небольшой подарок, который мы хотели бы преподнести в знак благодарности за все то, что ты сделала для благотворительного шоу. Ты его заслужила. Все в совете только и говорят, как ты замечательно работаешь.
– Все? – спрашиваю я. – Это очень мило. Но все же, думаю, за одним исключением.
– Почему ты так решила? – удивленно спрашивает Аманда.
Я кусаю губу. Стоит ли им об этом рассказать?
– У меня произошла небольшая стычка с Джошем Гордоном, – говорю я, думая, какую часть информации можно им сообщить. – Этот человек возненавидел меня еще до того, как увидел, а когда увидел… – С лицом, намазанным фруктовым пюре! Нет, о некоторых вещах не стоит рассказывать даже подругам. – А когда увидел, – продолжаю я, – возненавидел еще больше.
– Мне ничего об этом не известно. – Памела пожимает плечами.
– Думаю, это не имеет к тебе никакого отношения. Просто Джош переживает трудные времена, – добавляет Аманда, внимательно глядя на Памелу, чтобы понять, в курсе ли та последних сплетен.
Однако лицо Памелы ничего не выражает, и Аманда, решив, что является единственной обладательницей сенсационной новости, многозначительно добавляет:
– Элден рассказал мне обо всем, что случилось c женой Джоша. Некоторое время все об этом молчали. Это такое несчастье, такое несчастье!
– Господи, что же произошло? – встревоженно спрашивает Памела. – Она заболела? Попала в автокатастрофу?
– Хуже, – невозмутимо произносит Аманда. – Она его бросила. Сбежала с тренером по теннису.
Неужели такое случается в реальной жизни? Жены до сих пор сбегают с тренерами по теннису? Все-таки на дворе новое тысячелетие, и логичнее было бы услышать, что супруга Джоша сбежала с инструктором по бикрам-йоге.
– О Боже! – восклицает Памела. – Она сбежала с Даусоном? С этим парнем с хвостом и серебряной серьгой в ухе? Он лучший тренер нашего клуба и всегда мне нравился.
– Он всем нравится. Или нравился. Он такой милый, – подтверждает Аманда.
– Но ему не поздоровится, – лукаво добавляет Памела. – И не важно, что у него потрясающий удар слева. К нему больше никто не придет.
– Ты совершенно права. Такой скандал! – Аманда поджимает губы.
– Нет-нет, дело не в этом, – поясняет Памела. – Если Даусон сбежал с Миа, значит, он не будет доступен вне корта. Тогда какой от него толк? С ним нельзя будет пойти на ленч или на всякие светские мероприятия, которые наши мужья считают скучными. А с Даусоном можно было прекрасно провести время. Два года назад я брала его с собой в «Поло данc» и должна сказать, он был просто божественен.
Взгляд Памелы туманится, и нам остается только гадать, чем так потряс ее Даусон.
Однако Аманду не волнует карьера Даусона или трудности Памелы с поиском нового партнера по теннису. Ей известны еще кое-какие подробности, которыми она непременно должна с нами поделиться.
– Как бы то ни было, Джош был вне себя. Могу себе представить! Он ни о чем не подозревал. Даже не знал, что она берет уроки тенниса.
– Миа просто дура, – заявляет Памела. – Если тебе хочется завести роман, пожалуйста. Но зачем уходить от такого хорошего мужа к тренеру по теннису? Я уверена, она еще вернется.
– Джош ее не примет. Он уже подал на развод. Элден говорит, он будет платить ей огромные алименты. Все уже решено.
Памела молчит. Ей хочется спросить, сколько именно будет платить Джош своей бывшей жене, но хорошее воспитание не позволяет проявить любопытство.
– А кому достанется Ирландия? – вместо этого спрашивает она.
– Страна? – уточняю я, решив, что эти люди настолько богаты, что могут разделить между собой Европу.
– Нет, их дочь, – отвечает Памела.
– Останется под совместной опекой. Джош такой милый, – снисходительно роняет Аманда. – У него такое доброе сердце, и он просто не способен никому причинить боль. В том числе и Миа. О чем только она думала?
– Просто ей скоро сорок, и она запаниковала. Обещай мне, что мы никогда не бросим наших мужей, – говорит Памела, обращаясь к Аманде. – И если захотим чего-то новенького, то просто пойдем и сделаем вместе подтяжку лица.
– Начнем с глаз, а потом посмотрим, – рассудительно уточняет Аманда и, повернувшись ко мне, спрашивает: – Теперь ты понимаешь, что Джош не в себе? Он целый год как на иголках. Я просто уверена, что он не имеет ничего против тебя лично.
Опять звучит музыка, и разговор о Джоше временно откладывается, поскольку перед нами вновь кружатся модели, соблазняя на очередные покупки.
– Ну как? Ты что-нибудь выбрала? – спрашивает Аманда, когда дефиле заканчивается.
– Мне все ужасно понравилось, – отвечаю я со смехом, – но это не имеет никакого значения.
– Почему же? – весело возражает Аманда. – Это и есть наш сюрприз. Мы договорились с пиар-представителем дома «Шанель», чтобы тебе предоставили платье для благотворительного шоу.
Памела с Амандой радостно смотрят на меня, ожидая моей реакции.
– Вы серьезно? Вам не нужно было это делать, но я все равно очень рада, – говорю я, предвкушая свою звездную ночь.
– Думаю, абрикосовое платье без бретелек будет смотреться на тебе потрясающе, если, конечно, оно тебе понравилось, – великодушно произносит Памела, обращаясь за поддержкой к Аманде. – Мы могли бы его тебе уступить.
– Нет, пусть оно останется вам, – отвечаю я. – Для меня любое платье от Шанель – предел мечтаний.
И это правда. Но я тут же задаюсь вопросом, не смогут ли они договориться еще и насчет туфель.
