Текст книги "Ботоксные дневники"
Автор книги: Дженис Каплан
Соавторы: Линн Шнернбергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)
Дженис Каплан, Линн Шнернбергер
Ботоксные дневники
1
Хлоп! Господи, всего пять утра, а где-то уже открывают шампанское…
– Дорогая! – пронзительно кричит Люси, в то время как я нетвердой рукой пытаюсь пристроить телефонную трубку между ухом и подушкой. – Надеюсь, я тебя не разбудила?
Конечно, нет. Кому придет в голову тратить время на сон, если можно, например, пересадить азалии?
– Ты где? – Нашарив будильник на ночном столике, я смотрю на циферблат и убеждаюсь, что могла бы спокойно поспать еще два часа. – Путешествуешь?
– В Лос-Анджелесе, дорогая, – отвечает Люси. – Работаю.
Я так и думала. Большой нью-йоркский дом Люси в стиле тюдор находится в непосредственной близости от моего, однако подруге часто приходится летать в Бербанк, где она занимается постановкой гламурных ТВ-шоу. Пребывание на Тихоокеанском побережье действует на нее странным образом: она начинает буквально через слово называть меня «дорогая».
– Все в порядке? – спрашиваю я, проснувшись настолько, что в моем организме включаются гены тревоги.
– В абсолютном. – Могу поклясться, что при этих словах раздается очередной хлопок. Люси хихикает и, прикрыв трубку рукой, кричит: – Осторожно, дорогой!
– Что там происходит? – спрашиваю я.
– Не то, что ты думаешь. Мы репетируем сцену с «Дом Периньон» и купили настоящее французское шампанское, чтобы даже звук был безупречным.
Французское шампанское… Я быстро села, вдруг сообразив, что, когда зазвонил телефон, мне снился мой личный француз, Жак. Мы лежали обнаженными, держа друг друга в объятиях, на самом краю теплого, залитого солнцем пляжа. Он страстно меня целовал, а волны ласкали наши тела. Минутку! Не эту ли сцену я видела в каком-то старом фильме? Я опустила трубку и посмотрела на мерцающий экран телевизора в другом конце комнаты. Должно быть, я заснула, когда смотрела «Отсюда и в вечность». О Господи, опять!
– Эй! – нетерпеливо зовет Люси. – Ты где? Вернись на землю!
Я откашлялась.
– Я с Жаком. Мы занимались любовью.
– С Жаком? Жак у тебя?! – Люси вопит так громко, что я наверняка услышала бы ее и без помощи новенькой ярко-красной «Нокиа-120000».
– Нет, Жак не здесь. Откуда ему здесь взяться? Мы были на пляже. – Поняв, что сказала совсем не то, я добавляю: – То есть Жак мне приснился – на пляже, обнаженный. – Я сумела-таки остановиться, прежде чем достигла высшей точки… своего повествования. Все, пора сменить тему. Тут мне приходит в голову, что на Тихоокеанском побережье сейчас два часа ночи, и я говорю: – Однако ты работаешь допоздна.
– Да, всю ночь. Многие считают, что моя жизнь – это бесконечные встречи у бассейна с Беном Аффлеком, но единственное, чем я здесь занимаюсь, – это работа, работа и еще раз работа. – Голос Люси звучит слишком жизнерадостно для бедной, измученной тяжелым трудом девушки. Но надо быть справедливой: ей приходится вливать в себя шампанское в то время, когда я нежусь в теплой постели.
– Так что все-таки случилось? – спрашиваю я, недоумевая, почему этот звонок не мог подождать до рассвета на обоих побережьях.
– Мне так неудобно тебя беспокоить. – Люси глубоко вздыхает. – Это насчет ярмарки домашней выпечки.
Понятно. Благотворительная распродажа, устраиваемая пятым классом. Несомненно, достаточно серьезный повод, чтобы позвонить мне в пять утра. Могу поспорить, что если бы для урегулирования данной проблемы Люси пришлось прервать съемки своего шоу, бюджет которого составляет по меньшей мере миллион долларов, она бы и перед этим не остановилась.
– Дорогая, мне нужна твоя помощь. Дэн пообещал раздобыть что-нибудь для Люси, но это значит, что она придет на ярмарку с покупной выпечкой. Ик!.. Подумают, что я плохая мать. Поэтому у меня два вопроса: что ты будешь печь для Джен и нельзя ли сделать это в двух экземплярах?
Какие еще два экземпляра? Я пока ни о чем даже не думала, едва оправившись после начо[1]1
Мексиканская горячая закуска. – Здесь и далее примеч. пер.
[Закрыть] которое Джен недавно отнесла в школу на День кухни народов мира. А за неделю до этого был домашний йогурт для Дня молочных продуктов. Как я могла пропустить собрание, на котором Марту Стюарт утвердили в должности нового директора школы? Сегодня Джен наверняка зададут на дом кучу примеров на деление в столбик, не говоря уже о подготовке обзора текущих событий и…
– Кекс, – бодро отвечаю я. – Мы с Джен испечем кекс.
– Я так и думала! – радостно восклицает Люси. – Ведь это твое фирменное блюдо! Кекс Джен можно будет украсить розовой глазурью, а Лили – голубой, так они не будут казаться одинаковыми…
Я издаю стон. Только этого мне не хватало – кулинарных советов с расстояния в три тысячи миль.
– Люси, – говорю я, – занимайся своим шоу, а я позабочусь о кексах. Договорились?
– Прости. – В голосе Люси слышится искреннее раскаяние. – Я не собиралась тебе указывать. Просто мне хочется, чтобы все прошло как надо. А звоню так рано, потому что, когда начнутся съемки, у меня не останется ни одной свободной секунды.
Теперь уже я чувствую угрызения совести и стараюсь сгладить неловкость. И, как обычно, перебарщиваю.
– Послушай, почему бы Лили не прийти к нам сегодня вечером? Они с Джен могли бы вместе испечь кексы и украсить их так, как им захочется.
И не важно, что, когда дети улягутся, я слопаю остатки глазури – и розовой, и голубой. От усталости у меня всегда разыгрывается аппетит. А поскольку Жака рядом нет… В конце концов, совсем не страшно, если на бедрах у одинокой женщины с ребенком появится немного лишнего жирка.
О, как это мило с твоей стороны! – радуется Люси. – Лили будет просто счастлива. Я предупрежу Дэна.
Дэн – настоящий муж года.
– И скажи Дэну, чтобы привел Лили к нам на ужин. Так ему будет проще.
Стоп, пора остановиться, а то в следующую минуту я предложу, Люси отдраить ее ванные комнаты и переспать с ее мужем, чтобы ее отсутствие никому не доставило неудобств. Никому, кроме меня.
– Тебя это не слишком напряжет? – спрашивает Люси.
– Нисколько, – отвечаю я. – Обожаю девичники.
– Кстати, когда я вернусь, нам с тобой тоже нужно будет устроить девичник – только, для нас двоих, – обещает Люси и, понизив голос, почти шепчет в телефонную трубку: – Здесь такое случилось! Ты просто не поверишь. Мне так хочется поскорее тебе обо всем рассказать! Ведь ты единственная, кто меня поймет.
Раздается очередной хлопок, и у Люси случается новый приступ хихиканья. Подруга закрывает трубку рукой, но мне удается услышать, как она говорит кому-то:
– Ну, хватит! Я уже иду.
Положив трубку, я натягиваю одеяло на плечи в надежде еще немного поспать. Но стоит мне закрыть глаза, как передо мной снова предстает Жак. Я с досадой смотрю на часы. Так дело не пойдет. Жак – мой бывший. А поскольку все это было очень и очень давно то даже больше, чем бывший.
Господи, наверное, поэтому мне так его не хватает! Я с трудом сажусь в кровати и включаю ночник. Поскольку мне все равно больше не уснуть, сделаю что-нибудь полезное. Тем более что мой список неотложных дел длиннее, чем недавно пересмотренный налоговый кодекс. Необходимо сделать маску для волос, заказать новый коврик в ванную, разобраться в шкафах, перетянуть диван, привести в порядок кухонные столы и обменять для Джен книги в библиотеке. А также: подыскать более современный принтер, более надежного интернет-провайдера и более эффективную спортивную программу. Я до сих пор занимаюсь на бегущей дорожке два раза в неделю по тридцать минут, хотя все остальные уже давно перешли на ежедневные пятиминутные упражнения. Сэкономленное время я надеюсь потратить с пользой для человечества – например, на укрепление мира между народами.
Однако миру между народами придется подождать, потому что следующий час я намерена провести, изучая модели купальников фирмы «Кайндест кат» в «Лэндз-энд» – каталоге для тех, кто собирается в отпуск. Эти мешковатые купальные костюмы с целомудренными вырезами спереди и сзади демонстрируют женщины примерно моего возраста, чрезвычайно ценящие дополнительную поддержку для груди и отсутствие узких полосок ткани между ягодицами. И все же, как попал ко мне этот каталог? Неужели в индустрии моды есть своя полиция нравов и ей известно, что мне стукнуло сорок? Я невольно смотрю на свои груди – все еще довольно упругие, но уже не так нахально выпячивающиеся вперед, как раньше. Может, выпить кофе? Только вчера я где-то прочитала, что кофеин оказывает на грудь стимулирующее воздействие. Неудивительно, что акции «Старбакс» продолжают расти.
Вздохнув, я откладываю каталог в сторону. Из соседней спальни доносятся приглушенные звуки: это моя дочь Джен уже встала и что-то беззаботно напевает. Стоит ли сожалеть о днях, когда я носила бикини, если в настоящем у меня – прелестная дочка с озорной улыбкой, которая начинает утро с пения? Как и следовало ожидать, уже через минуту Джен вбегает в мою комнату.
– Мам, хочешь послушать мою новую песню? – спрашивает она, излучая больше энергии, чем Бритни Спирс в рекламе «Пепси».
– Конечно, – говорю я с улыбкой, усаживаясь поудобнее. Моя маленькая девочка (конечно, уже не такая маленькая, как мне хотелось бы думать) одета в коротенькую ночную рубашку розового цвета, которая делает ее похожей скорее на куклу Барби, чем на живого ребенка. Она только что встала, но кожа у нее изумительно свежая, а большие карие глаза ярко сияют. Мне, чтобы выглядеть наполовину так же хорошо, понадобились бы маска «Альфа-гидроксид», два вида увлажняющего крема и визин.
Джен сгоняет с лица улыбку, встает у изножья моей кровати, широко раскидывает руки и, старательно виляя бедрами, начинает петь. Примерно через минуту я узнаю мотив. Это песня Мадонны «Словно девственница». Словно девственница? Боже милостивый, да ей всего одиннадцать лет! По моему глубокому убеждению, Джен может употреблять слово «девственница» только в молитвах, возносимых Деве Марии. Я с грустью вспоминаю дни, когда моя дочь распевала песенки о кролике Барни.
– Ты поешь замечательно, – осторожно говорю я, стараясь не выдать своей тревоги. В конце концов, я должна знать о своем ребенке все. – Но где, во имя всего святого, ты услышала эту песню?
– По радио, на канале, где передают старые песни, – сообщает Джен, забираясь ко мне в постель.
Мадонна на канале старых песен. Что же тогда остается «Роллинг стоунз»… или мне?
– Я собираюсь спеть ее Этану, – с воодушевлением продолжает дочь.
Этан – ее бойфренд. Должен же быть бойфренд хотя бы у одной из нас! Однако мальчику всего двенадцать…
– Ни в коем случае. – Мой голос звучит слишком резко, и я невольно оборачиваюсь, чтобы убедиться, что в комнате нет моей матери – сказанные только, что слова явно принадлежат ей, – и немного смягчаю тон: – Он может неправильно тебя понять. Только подумай: «Прикоснулся ко мне в самый первый раз». Не стоит делать мальчикам намеков.
– Хорошо, я ее спою, но не буду надевать юбку для танца живота, ладно? – соглашается она с хитрой улыбкой. Потом, наклонившись ко мне, вдруг широко открывает глаза и спрашивает: – Мам, что с твоими волосами? Они все седые!
– Что ты хочешь этим сказать? – Я хватаюсь рукой за волосы.
– Они все седые, – повторяет Джен. – О Господи!
В ужасе я дергаю себя за растрепанные пряди. Этого не может быть! Все последние годы я спокойно проходила мимо прилавков с продукцией «Л'Ореаль», и вот страшный день, наконец, настал! Кто бы мог подумать, что это произойдет всего за одну ночь?
– Я, наверное, выгляжу ужасно? – озабоченно спрашиваю я.
– Хуже быть не может, – подтверждает Джен и вдруг начинает хихикать. – День дураков! – торжествующе восклицает она.
– Обманщица! – кричу я, смеясь, и бросаю в нее подушку. Она уворачивается, согнувшись пополам от хохота. Кошмар! Откуда она знает, что меня можно испугать, сказав, что я выгляжу как старуха?
Джен бежит в свою комнату и включает радио, чтобы послушать старые песни. Похоже, со дня на день в категорию ретро перейдет и Бритни Спирс. Внезапно меня осеняет: так вот почему мне приснился этот сон! Сегодня День дураков!
Мое подсознание, в отличие от меня, помнит об этом. Именно в этот день шестнадцать лет назад за завтраком из сладких блинчиков и шампанского Жак, мой страстный возлюбленный-француз, вручил мне кольцо с сапфиром и бриллиантами и попросил стать его женой. Я же, вдруг начав задыхаться, лишь спросила:
– Надеюсь, это не розыгрыш?
– Какой еще розыгрыш?. – с недоумением посмотрел на меня Жак.
Наверное, я должна была счесть это культурное различие предзнаменованием того, что наш брак продержится немногим дольше, чем изящные босоножки от Шанель, которые он мне тогда купил. Поцелуи в кафе, упоительные занятия любовью, оргазмы, которые я испытывала только с ним, – даже огромное множество таких оргазмов, – не обязательно становятся основой прочного брака. Они лишь мешают правильно оценить ситуацию. Тем не менее, когда через шесть лет наш брак рухнул, мне некого было в этом винить, кроме самой себя.
Однако довольно. Еще не приняв душ, я уже успела помечтать о сексе с моим бывшим, купилась на примитивный розыгрыш, как настоящая первоапрельская идиотка, узнала, как чувствует себя Барбара Буш, и чуть не опьянела от шампанского «Дом Периньон», которое даже не пила. Сегодня обычный рабочий день, и у меня есть потрясающие идеи для благотворительной организации, на которую я работаю несколько раз в неделю. Если не потороплюсь, придется излагать их в пижаме.
Через день после возвращения из Лос-Анджелеса Люси звонит мне – слава Богу, в дневное время! – и приглашает вместе отправиться на ленч.
– Возле моего офиса открылся новый суши-бар, – сообщает она. – Не хочешь завтра туда заглянуть?
– Конечно, – радостно соглашаюсь я. Люси в курсе абсолютно всех событий. Ей известно, кто станет победителем лотереи «Загат», задолго до очередного тиража.
– Я попрошу свою помощницу Трейси заказать для нас столик, – говорит она и добавляет заговорщицким шепотом: – Между прочим, шеф-повара зовут Игуро Масикуро. Мне так нравится его уторь!
У него есть угорь? Самые простые вещи в устах Люси звучат потрясающе. Интересно, что она сказала бы о его лососевой икре?
На следующее утро, в одиннадцать часов, я собираюсь выйти из дома в черных капри и своем лучшем кашемировом свитере. Внезапно небо темнеет. Когда, наконец, Эл Рокер[2]2
Популярный ведущий прогноза погоды на телеканале Эн-би-си.
[Закрыть] перестанет все путать? На содержание системы «Доплер-4000» ежегодно уходят миллионы долларов налогоплательщиков, а он не в состоянии отличить муссон от апрельского дождя.
Пожалуй, следует позвонить Люси и отменить встречу. В конце концов, мы можем увидеться и завтра утром, например в «Делл».
Нет, даже ураган Эндрю лучше, чем ленч в «Делл» – местной достопримечательности, предлагающей несъедобную пищу с 1952 года. Я никогда не понимала, как можно посещать подобные места. Неизменно отвратительное обслуживание, водянистые яйца и безвкусный кофе. Прошлой осенью в течение нескольких недель в Пайн-Хиллз работал «Старбакс», но группа мамаш решила, что он «недостаточно приличен» для нашего маленького городка. Они организовали демонстрацию, ставшую первым примечательным событием в Пайн-Хиллз после недели «Брауниз идут в школу»[3]3
Брауниз – младшая возрастная группа герлскаутов.
[Закрыть]. Дети несли плакаты с лозунгами: «Долой «Старбакс»!», «Варить кофе по лицензии – это позор!» и «Смерть эспрессо!» – последний призыв нравился мне больше всего. И «Старбакс», естественно, тут же вылил все свое латте и убрался восвояси! Поэтому, говорю я себе, снимая с вешалки плащ от Дж. Крю, либо Манхэттен – либо ничего.
Через тридцать семь минут, сойдя с поезда на Грэнд-Сентрал, я направляюсь к стоянке такси на Вандербилт-авеню, где вижу длинную очередь и не замечаю ни одной свободной машины. Придется идти пешком. На Мэдисон-авеню я слышу первые раскаты грома и поднимаю руку, чтобы остановить такси, но три водителя подряд проносятся мимо, даже не взглянув в мою сторону. Отлично. Никто не хочет подвезти меня даже за деньги. Неужели и таксисты предпочитают двадцатипятилетних? А может, прожив на земле сорок один год, я стала абсолютно невидимой? Я поеживаюсь от холода. Похоже, сейчас не время для важных философских вопросов: дождь уже льет как из ведра, а я нахожусь лишь на Сорок восьмой улице, до ресторана еще четырнадцать кварталов. Если потороплюсь, нижнее белье не успеет промокнуть.
На ресторане нет вывески, и я три раза прохожу мимо здания, в котором он, как мне кажется, должен размещаться, прежде чем решаюсь, наконец, подняться по ступенькам и толкнуть деревянную дверь без всяких опознавательных знаков. За дверью я вижу столик администратора, а возле него – потрясающе красивую девушку-азиатку в черном платье без рукавов, с голыми ногами и в черных остроносых сабо на шпильке.
– Это «Ичиз»? – спрашиваю я, стараясь закрыть зонт и ухитрившись налить, целую лужу воды на блестящий мраморный пол.
Девушка смотрит на меня с недоумением. Видимо, я неправильно произнесла название.
– «Икиз»? – предполагаю я.
Молчание.
– «Айчиз»?
Еще один удивленный взгляд.
– «Айкиз»?
Видимо, ей становится меня жаль, и она говорит:
– Добро пожаловать в «Ашэйз».
Я совершенно не понимаю, как можно произносить «Ашэйз», если пишется «Икиз»[4]4
По-английски название бара пишется «Ichi's».
[Закрыть], но не решаюсь спорить с женщиной, рискнувшей надеть платье без рукавов в третий по количеству выпавших осадков день года.
– Я должна встретиться с Люси Бэлдор. У нас заказан столик на час дня.
Она просматривает журнал, словно сомневаясь в моих словах.
– Мисс Бэлдор еще не пришла. Не желаете присесть?
– Пожалуй, сначала зайду в дамскую комнату.
Возможно, мне удастся что-то сделать с волосами и превратить мокрую паклю в сухую. Девушка изящно машет рукой:
– Назад и налево.
– Спасибо. – Я собираюсь отойти от столика, но стекающая с мокрого зонта вода успела превратить пол в настоящий каток, и моя сумка летит в одном направлении, зонт – в другом, а я плюхаюсь прямо на холодные мраморные плиты. Мисс Платье-без-Рукавов делает вид, что ничего не произошло.
Никто не помогает мне подняться, поэтому, повозившись немного на полу, я наконец встаю и ковыляю в дамскую уборную со стенами, сплошь увешанными зеркалами высотой от пола до потолка. Ну и черт! Волосы, которые я двадцать минут укладывала феном, уныло свисают мокрыми прядями, а неровные черные круги под глазами свидетельствуют о том, что водостойкая тушь редко оправдывает свое название. Все, что мне остается, – это быстро причесаться и вытереть лицо обрывком туалетной бумаги. Проведя всего полтора часа вне дома, я утратила отдаленное сходство с Сибилл Шеферд[5]5
Сибилл Шеферд (р. 1950) – популярная американская актриса.
[Закрыть] и превратилась в некое подобие Кортни Лав в годы ее брака с Куртом Кобейном[6]6
Кортни Лав – известная американская актриса и певица, бывшая замужем за лидером группы «Нирвана» Куртом Кобейном, прославилась также как скандалистка, наркоманка и пьяница.
[Закрыть]
По возвращении в зал меня отводят к столику, где я снимаю плащ и вешаю его на спинку стула. Никто не предлагает забрать у меня верхнюю одежду, никто не приносит меню или хотя бы стакан воды. Что ж, хорошо. Я вполне могу подождать. Вертя в руках кошелек, я лихорадочно думаю, чем бы заняться, чтобы не выглядеть совсем уж глупо. Проходит семнадцать минут, в течение которых я несколько раз проверяю свой мобильный и один раз звоню на домашний телефон, чтобы узнать, нет ли сообщений, – их нет. Когда я вконец теряю терпение, появляется Люси. Она идет между столиков упругой, летящей походкой, и все – или почти все – оборачиваются ей вслед. Ее макияж безупречен, колорированные белокурые волосы безукоризненно уложены, а плащ от «Берберри» и туфли на шпильках от Маноло Бланика выглядят так, словно их только что вынули из упаковки. Может, она умеет проходить между струями дождя? Даже если Люси прибыла в такси, в чем я не сомневаюсь, ей пришлось-таки сделать несколько шагов от автомобиля до входной двери, а дождь, в чем я убеждаюсь, посмотрев в окно, все еще льет как из ведра.
– Ты выглядишь потрясающе, – говорю я и, поднявшись со стула, целую ее в обе щеки.
– Ты тоже, Джесси, – отвечает она, целуя меня в третий раз – так сейчас принято: левая щека, правая, опять левая.
Я, как всегда, забываю о левой щеке, и мы стукаемся носами. Неожиданно перед нашим столиком вырастает метрдотель. Он помогает Люси снять плащ и уносит его, очевидно, не заметив моего дождевика, все еще висящего на спинке стула. Как только Люси усаживается за стол, подбегают два официанта с меню, минеральной водой и радостными приветствиями, подтверждая догадку, впервые мелькнувшую у меня, когда я пыталась поймать такси: похоже, я и вправду стала невидимой.
– Очень хорошо, что мы выбрали этот ресторан, – с воодушевлением обращается ко мне Люси, когда официанты уходят. – Мне говорили, что здесь нужно заказывать только самое свежее. Ты как, не против?
– Конечно, нет. – Я с удовольствием посещаю распродажи, устраиваемые универмагом «Кеймарт», но на вчерашнее суши не соглашусь ни за что.
Люси обсуждает с официантом качество уни.
– Это из морского ежа, – объясняет она, поворачиваясь ко мне.
– Уни сегодня просто великолепно, – доверительно сообщает официант.
Ну, разумеется, для нее он готов открыть тайники с самым лучшим уни. Люси выбирает еще несколько блюд, названий которых я никогда не слышала, возвращает меню официанту и поворачивает ко мне сияющее лицо:
– Во-первых, хочу поблагодарить тебя за кекс. Лили только о нем и говорит.
– Ну что ты, мне было совсем не трудно его испечь, – вполне искренне отвечаю я.
– Но это доставило тебе массу хлопот, и я действительно очень благодарна, – настаивает она.
– В тот вечер, когда мы занимались выпечкой, я пригласила Дэна с мальчиками на ужин, – сообщаю я, желая показать, что готова была сделать для нее еще больше, – но он уже пообещал им пойти в «Тако Белл». Он замечательный отец.
– Да, – соглашается Люси уже с несколько меньшим воодушевлением.
– Нет, правда, из всех знакомых мне мужчин он единственный, чью кандидатуру на роль мужа я рассмотрела бы всерьез. Ничего, что я это говорю?
– Ну что ты, продолжай, – подбадривает меня Люси. – В последнее время наши отношения с Дэном не очень меня удовлетворяют, так пусть они порадуют хоть тебя. Знаешь, наша жизнь часто кажется другим пределом мечтаний, хотя сами мы находим ее ужасно скучной. Надеюсь, ты меня понимаешь.
Что удивляет меня в Люси больше всего, так это то, что, имея сказочно интересную работу, троих замечательных детей, «мерседес» и огромный дом, временами она чувствует себя по-настоящему несчастной. Она называет это кризисом среднего возраста и почему-то уверена, что мне такое состояние прекрасно знакомо.
– Ты же понимаешь, что я хочу сказать, правда? – спрашивает она, наклоняясь ко мне.
Что ж, может, и понимаю. Когда-то я и сама испытывала нечто подобное. И, в конце концов, даже рассталась с Жаком.
– В конце концов, ты ведь рассталась с Жаком, – говорит Люси.
Господи, неужели она еще и умеет читать мысли?
– Да, рассталась, – подтвердила я. – Хочешь в сотый раз услышать, почему я это сделала, в то время как все вокруг считали меня сумасшедшей?
Люси улыбнулась:
– Нет, мне кажется, я уже поняла.
– А как твои дела? Когда ты звонила из Лос-Анджелеса, мне показалось, у тебя есть новости.
– Ну, не то чтобы новости. – Люси глубоко вздыхает, и по ее лицу видно, что она готовится сообщить мне нечто важное. Однако вместо этого подруга лишь качает головой. – Ничего особенного. Просто один коллега пытался со мной флиртовать. Завести роман на пару дней. Но ведь я замужем – и уже давно перестала думать о сексе.
Мы обе смеемся, и мне становится понятно, что Люси хочет сменить тему. Я абсолютно уверена, что у этой истории есть продолжение, однако прекращаю расспросы.
– А как твоя личная жизнь? – спрашивает Люси. – Все еще встречаешься с тем художником?
– С каким художником?
– Ну, с тем, с которым познакомилась перед моим отъездом в Лос-Анджелес.
Я делаю гримасу:
– Всего-то один раз и встретились. Когда я увидела его без одежды, сразу поняла, что у нас ничего не получится. К тому же у меня больные колени и все такое прочее…
Люси хохочет так, что на глазах у нее выступают слезы. В глубине души мне приятно, что моя жизнь, лишенная радостей регулярного секса, вызывает у нее такой живой интерес. Если уж вы обречены на сто одно неудачное свидание, так пусть у вас хотя бы будет благодарная аудитория.
– Возможно, у меня для тебя кое-кто есть, – говорит Люси, вертя в руках палочки для еды.
– Ради Бога, только не очередной персональный инструктор.
– Ну конечно, нет. Он пластический хирург. Его зовут Питер Пауло.
– Люси, скажи честно, ты хочешь найти мне мужчину или пластического хирурга? Иногда, кажется, что ты составляешь мне расписание, а не устраиваешь свидания.
– Детка, одно другому не мешает. Только представь: если вы с доктором Пауло понравитесь друг другу, я смогу получить скидку на ботоксные инъекции.
– Ты делаешь инъекции? – Я стараюсь не показать удивления, но у меня ничего не получается.
– Конечно, а ты разве нет?
– Шутишь? Я вполне обхожусь увлажняющим мылом «Дав».
Я придвигаюсь поближе и впиваюсь глазами в безупречно-фарфоровое лицо подруги. Только теперь я замечаю, что на лбу у нее нет ни одной морщинки, так же как в уголках глаз, где у меня уже начали появляться «гусиные лапки». Неужели она никогда больше не сможет изобразить удивление или гнев?
– Фу! – говорю я громко и тут же пугаюсь, наверно, даже больше, чем Люси.
Подруга резко отодвигается от меня, расплескав воду в стакане.
– Джесс, что с тобой? Ты сошла с ума?
– Прости, просто я хотела убедиться, что твое лицо сохранило подвижность.
– Конечно, сохранило, – фыркает Люси, ставя стакан на стол, – за исключением лба. Но часто ли ты выражаешь эмоции с его помощью?
Некоторое время я перевариваю услышанное. Однако никак не могу поверить, что Люси, которая беспокоится даже о том, не повредят ли ее здоровью листья салата, решилась на такие опасные инъекции. Наконец ко мне возвращается дар речи.
– Я думала, твое тело – храм.
– Конечно, храм, – смеется она, – просто я не хочу превратиться в мощи святого Иоанна.
– Господи, Люси, никто из моих знакомых не выглядит так потрясающе, как ты.
– Спасибо, ты очень добра, но в Голливуде такие инъекции для всех женщин старше тридцати – самое обычное дело. Там уверены, что первую мини-подтяжку нужно сделать еще до двадцати трех – потом уже слишком поздно.
– Боже, какая глупость!
– Никто, кроме тебя, не считает это глупостью, – замечает она сухо и достает из сумочки зеркальце, чтобы подкрасить губы. – Массовка в расчет не принимается. В моем шоу не должно быть моделей старше тридцати четырех лет, иначе они не заинтересуют рекламодателей, кроме разве что производителей Виагры.
– Или «Депендз»[7]7
Компания, производящая нижнее белье для лежачих больных и лиц, страдающих недержанием.
[Закрыть] – весело добавляю я.
На этом разговор заканчивается. Прежде чем я успеваю спросить о чем-либо еще, Люси бросает быстрый взгляд на часы:
– Дорогая, мне очень жаль, но я должна бежать. – Она хватает счет и оставляет на столе стодолларовую купюру. – Ты свободна в пятницу? – Не дожидаясь ответа, она продолжает: – Я уже сказала доктору Пауло, что ты сможешь с ним встретиться.
Клянусь, во всем виновата Люси. Никто другой не сумел бы заставить меня явиться в пятницу, в шесть сорок три вечера, в облицованный серыми гранитными плитами холл вызывающе роскошного белого здания на Восточной Семьдесят шестой улице. И вот я стою здесь, в новых туфлях на высоких каблуках от Стюарта Вейцмана, купленных ради мужчины, которого я никогда не видела, и морщусь от боли, поскольку, похоже, уже натерла ноги. А не я ли сама с присущим мне слегка циничным чувством юмора всегда говорила, что любовь может быть слепа, но на свидания лучше ходить с открытыми глазами? И если этот сосватанный Люси пластический хирург назначил мне свидание, неужели он не мог за мной заехать? Куда там! Он позвонил, заверил, что рад будет увидеть меня сегодня вечером, и предложил прийти прямо к нему домой – ведь я все равно поеду в город на поезде! Естественно, я сразу же сказала, что не хочу доставлять ему неудобств. А может, он ждал, что я перезвоню и вызовусь купить по дороге молоко и десяток яиц?
Придя на две минуты раньше назначенного времени, я достаю мобильник, чтобы позвонить дочери и пожелать ей спокойной ночи.
– Джен, Джен, дорогая, ты меня слышишь? – кричу я в трубку.
– Да, мам. Что случилось? Ты все еще на свидании?
– С чего ты решила, что я пошла на свидание?
– У меня Лили, – хихикает она. – Она мне все рассказала. Мам, что такое пластический хирург? Ты собираешься за него замуж?
Это совсем не тот разговор, на который я рассчитывала.
– Нет, Джен. Мы просто решили вместе поужинать. Ничего особенного. Ты единственная, кого я люблю. Потому и звоню.
– Конечно, мам. Я и не сомневалась. Мне пора идти. Ты собиралась меня о чем-то попросить?
– Нет, просто хотела убедиться, что у тебя все в порядке. Вижу, что так и есть. Ну что ж, тогда пока.
Джен кладет трубку прежде, чем я успеваю послать ей поцелуй, и мне ничего не остается, как, втянув живот и одернув юбку, нажать кнопку звонка.
За дверью раздается вой и громкий лай, но никто не спешит открыть мне дверь. Подождав немного, я звоню еще раз. Тишина. И вдруг дверь широко распахивается.
– Однако вы вовремя, – произносит пластический хирург, и в его голосе слышится упрек. В первый момент я вижу только его голову, но потом он делает шаг назад, и я успеваю рассмотреть обернутое вокруг бедер полотенце и голую грудь с мокрыми клочьями седой растительности. Очевидно, я помешала ему принимать душ. Он, молча, смотрит на меня и склоняет голову набок, пытаясь вытряхнуть из уха попавшую туда воду. Несколько капель падают ему на ногу, и он берется за угол полотенца, чтобы стереть их. «Не делай этого», – думаю я в ужасе. Однако доктору Пауло удается вытереть ногу, не продемонстрировав того, что я пока не готова увидеть и что, скорее всего не захочу увидеть никогда.
– О, простите! Мне кажется, мы договаривались на ш-шесть сорок пять, – выдавливаю я, наконец. В конце фразы мой голос звенит, как у маленькой девочки, и я ненавижу себя за это.
– Да, – резко отвечает он и, повернувшись ко мне спиной, идет в свое увешанное зеркалами логово. Я следую за ним. – Но разве ньюйоркцы когда-нибудь приходят вовремя? Впрочем, это не ваша вина, – добавляет он, как ему кажется, великодушно. – Вы ведь живете не в Нью-Йорке. Я имею в виду, не в самом Нью-Йорке. А теперь позвольте покинуть вас. Через десять минут я буду готов.
Он возвращается в ванную комнату, и я стараюсь не думать о том, как он там сейчас снимает с себя полотенце. Наверное, мне следует уйти. С другой стороны, ничего более ужасного уже не может случиться, ведь правда? Впрочем, как вскоре выясняется, я ошиблась, потому что совсем забыла о собаке породы апсолапсо. Или лапсо-апсо? Или альпо? Я никогда не запоминаю названия модных дизайнерских пород. Так вот, пес, видимо, решив сгладить неловкость от отсутствия своего хозяина, начинает пристраиваться к моей ноге.
