Текст книги "Ботоксные дневники"

Автор книги: Дженис Каплан

Соавторы: Линн Шнернбергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Тебе лучше? – спрашиваю я.

– Я ощущаю себя полной идиоткой, – признается она. – Похоже, это была обычная паника. Может, ты права и действительно не стоит рисковать жизнью из-за глупого тщеславия. Мы просто помешались на том, чтобы хорошо выглядеть.

Прекрасно! Не успела я прийти к выводу о необходимости подправить свое лицо, как Люси решила выглядеть естественно.

– Херб слишком глубоко ввел иглу, – виновато говорит она, потирая грудную клетку. – Я прямо похолодела, когда представила, что напишут в моем некрологе: «Сорокалетняя телепродюсер, панически боящаяся наступления старости, умерла после инъекции ботокса в грудь».

– Мой некролог был бы не лучше: «Женщина, впервые севшая в лодку, лишилась и жизни, и туфель».

– Но по крайней мере ни одну из нас не назовут «безголовой женщиной, решившей зайти в бар, в который приходят без лифчиков», – добавляет Люси, вспоминая наш с ней любимый газетный заголовок.

Мы улыбаемся, и я, подойдя к подруге, обнимаю ее за плечи.

– Было бы странно, если бы ты не запаниковала, – сочувственно говорю я. – У тебя выдалась очень трудная неделя.

– Больше, чем неделя, – уныло отвечает она.

– Пойдем отсюда, – предлагаю я. – Если хочешь, прихвати с собой таблетку атавина. Но у меня есть идея получше: совсем рядом я видела кафе «Баскин Роббинс».

После вечеринки у Далии у меня совсем нет времени думать о морщинах. Я слишком занята – проверяю, как дети выучили роли для благотворительной постановки «Моей прекрасной леди». До дня, на который назначен спектакль, осталось совсем немного времени, и юные артисты каждый день приходят на репетиции и подолгу засиживаются в зале, рисуя декорации. Вот и сегодня они, словно мечами, размахивают гигантскими кистями, а весь пол заставлен банками с краской – красной, желтой, голубой.

– Эй, ребята! Добавьте-ка краски на ту декорацию, – взываю я к юным художникам, стараясь перекричать гул оживленных голосов. Сделать это нелегко, но я не жалуюсь. Дети с Парк-авеню и из Гарлема настолько перемешались, что теперь различить их смогут разве что родные матери.

– Давайте веселее! – подгоняет наш новый ассистент режиссера. – Декорация «Ковент-Гарден» выглядит отлично. Но у нас еще не готова квартира профессора Хиггинса.

Как это ни странно, дети послушно переходят к другому куску натянутого на раму полотна. Моя идея сделать Чанси ассистентом режиссера была встречена с восторгом, но даже я не подозревала, что она окажется такой успешной. Этот ребенок совсем не умеет петь, но он, несомненно, отличный организатор. Чанси правильно распределил обязанности по изготовлению костюмов и декораций, и актеры у него никогда не опаздывают на репетиции. Иными словами, он умеет заставить людей работать. И даже то, что он постоянно жует «Криспи крим», ни у кого не вызывает раздражения.

– Мисс Тейлор, какого цвета должны быть цветочки на обоях в доме профессора Хиггинса? – вежливо спрашивает меня наша звезда Тамика.

Принятие такого важного решения мне вполне по силам.

– Сиреневого, – отвечаю я. Мой выбор ни на чем не основан, но пятеро ребятишек тут же макают свои кисти в банки со светло-фиолетовой краской. Опьяненная собственной властью, я поворачиваюсь, чтобы выбрать цвет для деревянных панелей, которые будут служить нижней частью декораций, и взвизгиваю, наткнувшись прямо на вытянутую руку Пирса с зажатой в ней кистью. Мое лицо от щеки до подбородка теперь перепачкано оранжевой краской.

– Черт. Простите, пожалуйста! – говорит Пирс. – Я сейчас принесу бумажные полотенца.

– Вы выглядите так глупо! – сообщает мне Тамика и начинает смеяться.

– И уже не в первый раз, – соглашаюсь я и пытаюсь стереть краску рукой, отчего она только сильнее размазывается. Теперь у меня испачканы еще и руки.

Винсент, наш несравненный режиссер-постановщик, стремительно приближается к нам, чтобы собрать детей и приступить к репетиции третьего акта, но, увидев мое лицо, останавливается как вкопанный.

– Господи, Джессика! – В его голосе слышится осуждение. – Неужели вы все еще пользуетесь такой темной пудрой? – Он величественно встряхивает головой и поправляет свою неизменную накидку, позаимствованную у Призрака оперы.

Когда дети обступают его со всех сторон, Винсент вдруг замечает новую декорацию и, сморщившись от отвращения, кричит:

– Кто решил, что цветы на обоях должны быть сиреневыми? Это неправильно! Нет, нет и нет! Разве никто из вас никогда не был в Лондоне?

– Я был, – произносят по крайней мере девять юных обитателей Парк-авеню.

– Тогда вы обязаны знать, что цветы должны быть желтыми! – высокомерно бросает Винсент.

Никто не спрашивает его почему, и он в сопровождении актеров, задействованных в третьем акте, бросается в другой конец зала.

– Хорошо, ребята, рисуем желтые цветы, – командует Чанси оставшимся, – прямо поверх сиреневых.

По моему авторитету нанесен ощутимый удар. Я подхожу поближе к Винсенту, чтобы посмотреть, как он репетирует. Дети весело выводят «Завтра утром я женюсь», удивительно точно попадая в ноты, и я начинаю отбивать ритм ногой. Это финальная сцена мюзикла. Но разве двенадцатилетним девочкам так уж необходимо знать, как трудно заставить мужчину вовремя прийти в церковь?

За моей спиной раздается бесцеремонный мужской голос, перекрывающий заключительные аккорды:

– Кто-нибудь знает, где найти Лоуэлла Чанси Кэбота-четвертого?

Обернувшись, я вижу Джошуа Гордона собственной персоной, осторожно ступающего по заляпанному красками полу в начищенных до зеркального блеска ботинках.

– Он там, – говорю я, указывая подбородком в сторону декорации.

– А, Джесс, я вас не узнал. – Он внимательно смотрит на меня и криво улыбается. – Прекрасно выглядите. Оранжевый цвет вам очень к лицу.

Черт, черт, черт! Опять! Где же этот Пирс со своими бумажными полотенцами?

Интересно, как бы выкрутилась из такой ситуации известная укротительница мужчин Далия? Я набираю в грудь побольше воздуха и, изо всех сил стараясь выглядеть непринужденно, нахально заявляю:

– Мне так понравилась маска в «Ориджинс», что я решила попробовать еще и эту. Может, займусь созданием линии для «Бенджамин Мур».

– Я сообщу им о ваших намерениях, – парирует он. – Это отличные клиенты. Как, впрочем, и «Квакер оутс». – Сказав это, Джошуа выразительно смотрит на меня.

Я ничего не понимаю. Он что, хочет, чтобы я в следующий раз сделала маску из овсяных хлопьев?

– Пожалуй, следует указать руководству компании, что оно слишком уж увлекается телевизионной рекламой, – добавляет он. – А она не окупает вложенных средств. Думаю, никто, кроме меня, не заметил коробку овсянки на вашей кухне.

На моей кухне? Коробку овсянки? Значит… О нет, этого не может быть. Откашлявшись, я спрашиваю:

– Вы видели меня в реалити-шоу «Холостяк «Космо»»?

– Да.

По его лицу трудно что-либо понять, но я догадываюсь, о чем он думает.

– Это был не лучший момент моей жизни, – продолжаю я извиняющимся тоном – пожалуй, даже слишком извиняющимся.

– Я могу понять ваше желание завести роман. Но этот серфингист все же слишком молод для вас. Почему бы вам не подыскать себе ровесника?

– А что плохого в молодых? – спрашиваю я у человека, которого никак нельзя назвать юношей. Вероятно, со мной ни один мужчина никогда не почувствует себя выше пяти футов восьми дюймов. Даже Джош, в котором по меньшей мере шесть футов два дюйма. Мне хватило всего нескольких слов, чтобы показать себя полной противоположностью Далии.

– Не понимаю, что женщины находят в этих смазливых, не умеющих зарабатывать мальчишках! – с негодованием восклицает он. – Чем хуже взрослые мужчины, твердо стоящие на ногах?

Bay! Похоже, мое телевизионное свидание задело его за живое. Но он так нервничает, что причина, видимо, не только в Баулдере. И тут я вспоминаю о бывшей миссис Гордон и тренере по теннису. Вот оно что! Теперь реакция Джоша мне вполне понятна.

– Видите ли, дело в том, что Баулдер – гей, – говорю я, надеясь, что хоть это его утешит.

– Да, странный у вас вкус, – сухо роняет он.

Минуту мы неловко смотрим друг на друга. Может, попытаться объяснить ему ситуацию с Баулдером? Или сказать, что его жена сумасшедшая, но он в этом нисколько не виноват? Однако Джошуа Гордон, судя по всему, явился сюда не для того, чтобы обсуждать свои личные проблемы.

– Послушайте, я пришел сюда как член совета директоров. – Он вновь переходит на официальный тон. – Мне нужно повидать Чанси, чтобы доложить обо всем его отцу.

– А знаете, мне удалось очень ловко решить эту проблему. – Я решила похвалить себя сама, поскольку совершенно очевидно, что Джош не собирается этого делать. – Чанси оказался потрясающим ребенком. Стоило с ним поговорить, как сразу стало ясно, что из него получится отличный ассистент режиссера.

– Прекрасное решение, – нехотя признает Джошуа. – Рад, что вы об этом позаботились.

– Счастлива, что смогла быть полезной. Это моя работа. И я неплохо с ней справляюсь.

– Не слишком-то зазнавайтесь, – говорит он, скребя пол, сшитым на заказ ботинком из английской кожи в безуспешной попытке стереть несуществующее пятно краски. – Ваше знание мужчин все же оставляет желать много лучшего.

13

Хантер раздраженно ходит взад-вперед по холлу отеля «Регал», словно тигр в зоопарке Бронкса. Хищнику не по душе прекрасный новый вольер «Тигровая гора», и он просто взбешен. Как и приятель Люси.

– Дорогая… – сквозь зубы произносит Хантер. – Дорогая! До-ро-гая!!!

– Все хорошо, все будет просто замечательно, – отвечает Люси, следя за тем, как он, постепенно сужая круги, подходит к ней все ближе.

– Дорогая, ты замечательный продюсер, и я тебе полностью доверяю, – говорит Хантер чересчур громко для места, где собирается исключительно респектабельная публика. – Ты лучшая в своей профессии, и я горжусь тем, что стал ведущим твоего проекта. Но чем, черт возьми, ты Думала, когда вынуждала меня взять это долбаное интервью?

– Милый, пожалуйста, не ругайся. Это повредит твоему имиджу.

– К черту мой имидж! – повышает голос Хантер. – Ты думаешь, эти траханые близнецы Олсен повысят мой гребаный имидж? – Он кричит так, что заглушает все остальные голоса, и два приезжих джентльмена отрываются от путеводителя по Нью-Йорку и с интересом смотрят в нашу сторону. Шоу, разворачивающееся в холле, обещает быть гораздо занимательнее, чем «Лак для волос»[62]62
  Популярная музыкальная комедия.


[Закрыть], а входные билеты – намного дешевле.

– Говори тише, – поджав губы, шипит Люси.

– Нет, ты скажи мне, для чего тебе это интервью. С близнецами Олсен! С трахаными близнецами Олсен!

– Прошу прощения, но, несмотря на то, что пишет желтая пресса, я не думаю, что сестры Олсен уже трахаются, во всяком случае обе. Думаю, только одна из них. – Я вступаю в перепалку, чтобы расставить все точки над i. Люси наняла меня в качестве временного аналитика, щедро оплатив мои услуги, и я считаю себя обязанной отработать эти деньги. – Тем не менее я буду продолжать следить за ситуацией, потому что она может измениться в любой момент.

Хантер и Люси смотрят на меня как на полоумную, но сегодня я для них лишь скромная сотрудница, поэтому мистер Грин не считает нужным пояснить, что употребил слово «траханые» не в прямом, а переносном смысле. Впрочем, не думаю, что он сумел бы это сделать.

– Люси, до-ро-га-я! – Хантер старается говорить спокойно, впрочем, давая понять, что «дорогая» – всего лишь принятое в Голливуде обозначение идиотки. – Ты обещала мне устроить интервью со знаменитостью. Я думал, ты имела в виду Брэда Питта, Рене Зельвегер, Джулианну Мур. Джулианна, правда, не получила «Оскар», но с ней бы все вышло отлично. Не то что с этими «мушкетерами».

– Олсен не «мушкетеры». – Я вновь пытаюсь внести ясность. – Ты путаешь их с Бритни и Кристиной[63]63
  Имеются в виду Бритни Спирс и Кристина Агилера.


[Закрыть]. К тому же это было сто лет назад. – Все-таки от чтения «Уай-эм»[64]64
  «YМ» (Young and Modern) – журнал для молодежи.


[Закрыть] есть определенная польза. – Сестры Олсен получили известность после сериала «Полный дом», показанного на канале Эй-би-си, который принадлежит «Диснею».

– Мне плевать, даже если они трахались с самим Диснеем и всеми семью гномами! – Хантер теряет остатки самообладания. – Я слишком известен, чтобы брать интервью у всяких крыс. – Его голос эхом отражается от стен, и Люси выглядит по-настоящему встревоженной.

Группа зрителей у стойки администратора растет, в зале остаются только стоячие места. Если Хантер будет продолжать в том же духе, огни на Бродвее сегодня вечером вообще не зажгутся.

– Успокойся, – жестко говорит Люси. – У этих девочек миллиардный бизнес. Каждый подросток в Америке собирает видеозаписи Мэри Кейт и Эшли. Не говоря уже о CD, одежде с их изображением, постельном белье и парфюмерии. У них своя линия в «Уолмарт». Собственный журнал. По сути, это настоящий конгломерат – более крупный, чем «АОЛ Тайм-Уорнер».

– Ну и что с того? «АОЛ» – настоящий отстой. Ты знаешь, сколько стоят их акции? Опустились на самое дно, как корабль Черной Бороды[65]65
  Знаменитый пират, настоящее имя Эдвард Тич (1680–1718).


[Закрыть]. Из-за них я лишился почти всего.

– Сколько ты потерял? – спрашивает Люси, обеспокоенная будущим Хантера и мыслью, что теперь, возможно, не получит от него подарок ко дню рождения.

– Не имеет значения. Я всегда буду богатым человеком, – самонадеянно заявляет он. – Телекомпания платит мне хорошие деньги.

Люси кивает, успокоенная:

– И ты этого заслуживаешь, потому что ты очень талантливый. Невероятно милый и остроумный. Ты смог бы сделать интересным даже интервью с Алом Гором. – Она замолкает, пораженная собственными словами. – Ну, пусть не с Алом, но с Типпер[66]66
  Супруга Альберта Гора, вице-президента США в годы президентства Билла Клинтона.


[Закрыть] точно. А уж с близняшками Олсен ты сможешь сделать все, что захочешь, как и со всеми нами. – Люси прижимается к Хантеру, поправляет ему галстук и игриво целует в ухо.

– Ну хорошо, я согласен, – тут же смягчается он. – Но только если кто-нибудь принесет мне капуччино. Двойной. Соевый. С двумя ложками сахара и без сливок.

– Правильно, – замечаю я, – ведь ты не переносишь лактозу.

– Джесс, я польщен, – отвечает Хантер, необычайно довольный собой. – Я и не догадывался, что ты так хорошо меня знаешь.

«Лучше, чем ты думаешь», – говорю я про себя.

Люси переводит взгляд на меня:

– Ты не против заняться капуччино? Бюджет сегодняшних съемок не предусматривает ассистента для поручений.

Итак, у меня появляется еще одна карьерная возможность – стать девочкой на побегушках. А еще говорят, что у женщин моего возраста мало шансов реализовать себя.

– Не думаю, что доставка кофе входит в круг моих обязанностей, – отвечаю я в постфеминистской манере.

Люси бросает на меня испепеляющий взгляд:

– На телевидении все зависит от слаженности команды. Чтобы шоу имело успех, каждый делает все, что ему скажут. Приносит кофе. Причесывает звезду. И если нужно, поглаживает ее по головке.

– Или по чему-нибудь еще, – неожиданно добавляет Хантер, широко улыбаясь. – Общее правило – звезда должна чувствовать себя счастливой. А я, слава Богу, звезда. – Он нежно обнимает Люси. – Ты ублажаешь меня до и после эфира, а уж я постараюсь порадовать тебя во время эфира. Это траханое шоу будет лучшим на телевидении!

– Конечно. – Люси целует его в щеку. – Но нельзя ли пока обойтись без «траханья»?

– Разумеется. Займемся этим позже. – И он весело подмигивает.

С важным видом Хантер проходит в похожий на пещеру зал ресторана, где уже установлены камеры и софиты, и опускается на банкетку. Звукооператор укрепляет на лацкане его пиджака беспроводной микрофон и протягивает ему пульт дистанционного управления, который Хантер пристегивает к ремню.

– Дело в том, что съемка будет проходить не здесь, – осторожно начинает Люси. – Дорогой, забыла тебе сказать: руководству не совсем понравилось то, что мы уже сделали, и они хотят кое-что поменять.

– В чем дело? Они недовольны мной? Им нужен другой ведущий? – весело спрашивает Хантер, уверенный, что скорее папа римский объявит о помолвке, чем руководство телекомпании откажется от его услуг.

– Нет-нет, ничего подобного, – успокаивает его Люси. – До этого пока не дошло.

– Пока не дошло? – изумленно переспрашивает Хантер, очевидно, не веря своим ушам. – Что значит «пока»? – Его самоуверенность тает на глазах. Теперь он скорее всего думает, что приглашения на свадьбу папы уже разосланы, но его забыли включить в список гостей.

– Не волнуйся, дорогой. Мы исправим это, введя побольше закулисных сцен. Руководство считает, что они удаются тебе гораздо лучше. Поэтому сейчас будем снимать эпизод на кухне – ты выступишь в роли повара, готовящего для близняшек ленч.

Теперь эго Хантера уменьшается быстрее, чем «Уорлдком» осуществляет передачу сигнала.

– Значит, когда я наконец получил возможность взять большое интервью у сестер Олсен, ты ссылаешь меня на кухню? – в отчаянии восклицает он.

А как же недавнее заявление о том, что близняшки не стоят его драгоценного времени? Очевидно, в сравнении с перспективой жарить бургеры идея проведения интервью с Мэри Кейт и Эшли с каждой секундой делается для него все более заманчивой.

– А мне на кухне очень понравилось, – говорю я, протягивая Хантеру кружку со свежесваренным соевым кофе без сливок. – Шеф-повар просто потрясающий. Ты знаешь, ведь именно в этом отеле изобрели ром с колой. – В конце концов, кто сможет меня опровергнуть?

Мне начинает нравиться моя аналитическая работа. Возможно, энциклопедические познания о жизни сестер Олсен и совершенно недоказуемое заявление о происхождении популярного коктейля даже позволят мне стать членом общества «Менса»[67]67
  Организация, в которую принимают только людей с высоким коэффициентом умственного развития.


[Закрыть]

Люси, изо всех сил стараясь сделать звезду счастливой, берет Хантера за руку и ведет на кухню.

– Сценарий такой: сначала мы снимаем сестер, изучающих меню, потом приходим к тебе. Ты во всех подробностях рассказываешь Америке о том, что происходит на кухне одного из самых знаменитых ресторанов. А потом – и это будет самый лучший эпизод, дорогой, – выходишь к близняшкам с подносом.

Хантер окончательно смирился с судьбой и даже не спрашивает, что может быть хорошего в том, что он понесет поднос. Разве что это даст ему дополнительную возможность подкачать мышцы груди? Но Люси тут же приходит ему на помощь:

– Это будет потрясающе! Девочки уверены, что к ним идет официант, и вдруг видят, что это ты! Хантер Грин! Они будут в восторге от возможности с тобой познакомиться. Я так и слышу их радостные крики.

– Что ж, в этом что-то есть, – соглашается Хантер, очевидно, слыша то же самое.

Мой слух, однако, улавливает лишь размеренное гудение кондиционера. Наверное, людям нужно довольно долго проработать на телевидении, чтобы у них возникали одинаковые слуховые галлюцинации.

Вскоре появляются сестры Олсен. Они стремительно приближаются к нам – в обтягивающих футболках, с длинными распущенными волосами. На их шеях болтается по дюжине цепочек с крупными звеньями. Бросив сумочки на стол, близняшки усаживаются рядом, плечом к плечу, такие же очаровательные, как на рекламных плакатах. Господи, да они же совсем малышки! Вероятно, если сложить их возраст с возрастом Хантера, а сумму поделить на три, получится число, ключевое для успеха телевизионного шоу. Эйнштейн до такого никогда бы не додумался! «Менса», я иду к тебе!

Даже загнанный на кухню, Хантер остается Хантером – актером, способным с блеском отыграть любую сцену. Когда камеры начинают работать, он повязывает фартук и заводит разговор с шеф-поваром. Глядя на него, невозможно усомниться, что умение правильно приготовить греческий салат – именно то, к чему он стремился всю свою жизнь.

– Просто невероятно! – восклицает он, обращаясь к шеф-повару. – Никогда не думал, что здесь творится такое. Какая скорость! Какой напор! Какое напряжение! В это просто невозможно поверить, сидя в обеденном зале. Но теперь мы видим все, что происходит на самом деле.

Ну, положим, не все. Камеры старательно обходят помощника шеф-повара, который, уронив кусок сырой курицы на пол, поднимает его и небрежно бросает на решетку гриля с таким видом, словно в этом нет ничего особенного. И что-то подсказывает мне: так оно и есть. Не привлекает внимание оператора и повторное использование салатов – когда объедки, остающиеся на тарелках, перекладываются в чистую посуду и подаются новым клиентам. В кухонном штате имеется человек, занимающийся украшением блюд. Почему-то сегодня он непрестанно чихает. К счастью, камеры не фиксируют, как вместе с цветами, вырезанными из овощей и фруктов, он щедро добавляет в блюда микробы, не указанные в меню.

Когда ленч готов, Хантер меняет фартук на малиновый пиджак размера XXL. Здесь вам не отдел мужской одежды в «Барнис», и никто не занижает размер униформы, щадя его самолюбие. Готовый к выходу, Хантер высоко поднимает поднос, минует вращающиеся двери и направляется к близнецам Олсен.

– Кушать подано! – громко произносит он.

Девочки, всецело поглощенные разговором – очевидно, им нечасто приходится оставаться наедине, – не обращают на него никакого внимания. Тогда Хантер, будучи первоклассным актером, берет с подноса огромные тарелки с салатом и осторожно ставит их на стол, подавая, как положено, слева. А может, он еще и первоклассный официант – как любой артист.

Наконец безупречно воспитанные близнецы поднимают головы и одаривают его улыбками стоимостью в несколько миллионов долларов.

– Большое спасибо, – говорят они хором и опускают вилки в салат.

Близняшки не издают приветственных криков, на их лицах все то же вежливо-равнодушное выражение. Похоже, наша звезда осталась неузнанной. Хантер неловко стоит перед ними, не зная, что делать дальше.

Наконец он принимает решение.

– Не могли бы вы немного подвинуться? – спрашивает он у изумленно вытаращившейся на него Эшли и бесцеремонно усаживается за стол рядом с ней.

Я боюсь, как бы девочки не начали кричать, подзывая охрану, или сам Хантер от растерянности не принялся бы орать на Люси. Однако происходит совсем другое: он кладет руку на ладонь Мэри Кейт и дружески ей улыбается.

– Боюсь, вы меня не знаете, – весело говорит он, – что, впрочем, неудивительно. А вот я вас узнал. Вы те самые замечательные близнецы Олсен. Для меня большая честь познакомиться с вами. Меня зовут Хантер Грин.

Вы только посмотрите, как быстро сестры-близнецы превратились из «траханых» в «замечательных»! Тем не менее Хантеру, похоже, удается спасти положение.

– Bay! – кричит Эшли. – Мы вас знаем!

– Конечно, знаем! – вторит ей Мэри Кейт.

Эти возгласы кажутся мне музыкой сфер. Наконец-то! Хантер совершенно очаровывает Олсен, и вскоре они, непринужденно болтая, уже почти забывают о камере. Что ж, мои усилия не пропали даром. Хантер знает, кто из близнецов старше, и шутливо замечает, что совсем скоро это уже не будет казаться ей преимуществом.

– Пройдет всего несколько лет, и ты начнешь настаивать, что ты младшая, – поддразнивает он старшую из сестер.

Вскоре разговор переходит на бойфрендов близнецов, но Хантер не позволяет себе никаких нескромных вопросов. Упомянув же о том, что девочки входят в список самых богатых подростков в мире, он дает Мэри Кейт возможность заявить, что они с сестрой не получили свои деньги в наследство, а заработали собственным трудом. Наконец он рассказывает анекдот об Эминеме и признается, что, когда впервые услышал это имя, принял его за название конфет. Когда через тридцать минут оператор выключает камеру, чтобы сменить пленку, а Люси объявляет о конце съемки, девочки не хотят уходить.

– С тобой так интересно! – признается Эшли своему новому лучшему другу.

– Может, ты снимешься в нашем следующем фильме? – предлагает Мэри Кейт.

– Отлично! Я мог бы сыграть вашего ворчливого дедушку, – смеется Хантер, подшучивая теперь уже над собой.

– Нет, ты такой классный парень, ты смог бы сыграть нашего отца, – радостно заявляет Мэри Кейт.

Думаю, на самом деле Хантер предпочел бы роль бойфренда, но он тем не менее с благодарностью принимает комплимент.

Близняшки Олсен обмениваются с Хантером поцелуями и электронными адресами, и тут у него возникает еще одна просьба.

– Я знаю двух очаровательных маленьких девочек, которые будут очень рады получить вашу фотографию с автографом. Не могли бы вы написать на одной «для Лили», а на другой – «для Джен»?

– Конечно. – Близнецы подписывают фотографии, вручают Хантеру целую кучу дисков и наконец направляются к своему лимузину.

– Какой ты милый! – восхищенно говорит Люси, когда сестры Олсен уходят. Камеры уже зачехлены, и шум и суета, сопровождавшие съемку, стихают. – Ты сделал замечательное интервью. И не забыл про детей. Ты все делаешь так, как надо.

– За это ты меня и любишь, – отвечает Хантер, притягивая Люси к себе.

– Очень может быть, – соглашается она.

Я снова в школе. Стоящая у доски мисс Дейч, учительница физической культуры с жесткими, как шерсть фокстерьера, волосами и приплюснутым носом, собирается сделать объявление для тридцати пяти родителей, тревожно замерших в слишком темном и душном классе.

– Вы должны поощрять своих детей к мастурбации, – произносит она высоким, каким-то воющим голосом. Я думаю, она искренне верит в то, что говорит. Судя по всему, это единственный доступный ей вид сексуальной жизни.

Помощник мисс Дейч, грузный учитель естествознания с сальными волосами и большими темными кругами под мышками, одобрительно кивает.

Раньше мне казалось неплохой идеей, что курс сексуального воспитания начнется уже в шестом классе. Теперь же, придя на собрание и увидев, кто должен стать наставниками наших детей, я меняю мнение. Мне бы не хотелось, чтобы каждый раз, когда Джен будет думать о сексе, она представляла себе этих людей. А может, я не права? По крайней мере это могло бы способствовать снижению сексуальной активности подростков.

Дэн, сидящий рядом со мной на школьном деревянном стуле, наклоняется и что-то пишет в моем блокноте.

«Ты можешь себе это представить?» – читаю я и шепчу в ответ:

– Ш-ш, тихо.

– Я уже знаю все, что они скажут, – так же шепотом говорит он.

– Простите, но, может, в классе все-таки будет говорить кто-то один? – недовольно замечает мисс Дейч, сердито глядя поверх очков на Дэна, на которого она уже, без сомнения, навесила ярлык нарушителя спокойствия. – Молодой человек, у вас есть вопросы по поводу мастурбации или я могу продолжить?

– Простите. Конечно, продолжайте, – смущенно бормочет Дэн и тихонько добавляет, обращаясь ко мне: – Мне кажется, я хорошо знаю предмет.

– Перестань. – Я щиплю его за руку. – Мне не нужны неприятности.

– Если все всё поняли о мастурбации, переходим к следующему вопросу, – заявляет мисс Дейч.

Если краткий обзор курса сексуального воспитания превращает в зеленого юнца даже взрослого мужчину, такого как Дэн, что же будет с детьми, когда в следующем году начнутся занятия? Готовы ли они к разговору о таких вещах? Согласно статистике, многие подростки начинают заниматься сексом еще до того, как им исполняется семнадцать лет. У меня же в таком возрасте даже уши не были проколоты.

Мисс Дейч продолжает жужжать, совершенно одинаковым бесцветным тоном произнося слова «мастурбация», «менструация» и «совокупление». У нее есть и наглядные пособия: подробная схема женских репродуктивных органов и трехмерная пластмассовая модель пениса. Я ловлю себя на мысли, что в жизни эта часть мужского тела в большинстве случаев выглядит гораздо привлекательнее.

– Мы приближаемся к кульминации сегодняшнего вечера, – объявляет мистер Джонсон, учитель естествознания, и нервно смеется собственной не слишком удачной шутке. Да, если Джен суждено познакомиться с сексом таким образом, боюсь, внуков мне не дождаться. – Прежде чем мы достигнем кульминации, – повторяет он, видимо, не в силах остановиться, – я с удовольствием отвечу на ваши вопросы.

Все молчат.

– Ну-ну, не смущайтесь, – подбадривает педагог, – наверняка вас что-то интересует.

Наконец какая-то женщина на последней парте нерешительно поднимает руку.

– Я думаю, вся эта информация чрезвычайно важна для наших детей, – робко произносит она. – Когда я ходила в школу, у нас ничего подобного не было. Поэтому я хочу задать такой вопрос… – Некоторое время она молчит, набираясь храбрости, и наконец спрашивает: – Что можно сделать, если ваш муж всегда кончает раньше?

– Лучше всего найти нового мужа, – не задумываясь отвечает мистер Джонсон. – Еще есть вопросы?

Возможно, я недооценила учителя естествознания. Во всяком случае, в чувстве юмора ему не откажешь. Дэн фыркает, и я стараюсь не смотреть в его сторону, боясь расхохотаться.

– Давайте же, спрашивайте! – настаивает мистер Джонсон.

– У меня есть вопрос, – поднимаясь, важно говорит президент Ассоциации родителей и учителей Синтия. Как это я ее до сих пор не заметила? – Что дети имеют в виду, когда говорят, что они «встречаются»?

– Рада, что вы затронули эту тему, – бесстрастно произносит мисс Дейч. – Но ответ, пожалуй, лучше будет записать, поскольку он довольно пространный.

Тридцать пять родителей с готовностью берут в руки шариковые ручки и раскрывают блокноты.

– Что такое «встречаться», – диктует мисс Дейч, словно озвучивая документальный фильм Би-би-си. – Сейчас мы с вами рассмотрим все этапы шаг за шагом. В седьмом классе это означает поцелуи. В восьмом классе – французские поцелуи. В девятом классе – петтинг, в десятом – оральный секс. В одиннадцатом классе можно уже говорить о регулярных половых сношениях. Вы успеваете записывать? Я не очень спешу?

«Вы нет, а вот дети определенно торопятся», – думаю я и решаю обязательно позвонить матери Баулдера. Она ревностная католичка и наверняка посоветует мне какую-нибудь школу при монастыре.

– Что же происходит в двенадцатом классе? – спрашивает Синтия.

– Лучше вам не знать, – отвечает еще одна мамаша, у которой, вероятно, есть старшие дети.

Обсудив эту тему, наши инструкторы готовы двигаться дальше.

– А теперь переходим к тому, что мне нравится больше всего, – с воодушевлением говорит мистер Джонсон. – Выбирайте партнеров, мы приступаем к практическим занятиям.

Я не в силах взглянуть на Дэна. Но мне и не нужно этого делать, потому что он начинает так громко смеяться, что все невольно оборачиваются.

– Опять вы, молодой человек? – грозно вопрошает мисс Дейч, желая усмирить того, кто представляет собой наиболее вероятную кандидатуру для посещения кабинета директора. – Может, вам лучше выйти в коридор, чтобы немного прийти в себя? Или я все же могу продолжить? Мне необходимо кое-что раздать присутствующим.

Если она собирается так управляться с классом в следующем году, боюсь, ей придется проводить занятия в коридоре. Но Дэн, желая реабилитироваться и показать, что он хороший мальчик, тут же поднимается.

– Позвольте я вам помогу, – предлагает он и, взяв у мисс Дейч коробку, идет вдоль рядов.

Только когда он подходит к моей парте, мне наконец удается разглядеть, что в ней лежит.

– Спасибо. – Я протягиваю руку, радуясь возможности перекусить. – Так хочется есть.