Текст книги "Мужчины, за которых я не вышла замуж"
Автор книги: Дженис Каплан
Соавторы: Линн Шнернбергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)
Глава 9
Эмили уже в двадцатый раз звонит мне из общежития и спрашивает, действительно ли я не против провести День благодарения в одиночестве. Я исполнена решимости держаться молодцом и потому рассеиваю все ее сомнения.
– Это всего лишь праздник, во время которого едят индейку с клюквенным соусом, – бодро отвечаю я. – Терпеть не могу клюкву. И потом, подливка всегда слишком жирная, а ореховый пирог вреден для здоровья, я уж не говорю о сладком картофеле и суфле из алтея.
– Ты же обожаешь суфле из алтея, – говорит Эмили, которая хорошо меня знает.
– Кроме того, вы хорошо проведете время с отцом.
– Ты уверена, что папа не собирается привести с собой эту женщину? – спрашивает она.
– Нет. Вы, как всегда, пойдете к бабушке Рики. Папа никогда бы не рискнул показаться в доме своей матери с Эшли.
– Пожалуйста, не произноси этого имени вслух, – просит Эмили. – Меня от него мутит.
Раздается звонок на другой линии.
– Не клади трубку, – говорю я. На табло высвечивается номер Адама. – Звонит твой брат.
Я беру в каждую руку по трубке.
– Привет, Адам.
– Привет, мама. Послушай, я только хотел кое-что узнать. Ты уверена, что тебе не будет грустно?
– У меня все будет в порядке, – отвечаю я.
– Как там Адам? – спрашивает в левое ухо Эмили.
– Твоя сестра хочет знать, как ты поживаешь, – говорю я Адаму. Мы как будто играем… хм… в телефон.
– Скажи ей, что у меня все хорошо.
– У него все хорошо.
– Но я беспокоюсь о тебе! – кричит Адам в моем правом ухе.
– Он беспокоится, – рапортую я дочери.
– Я тоже, – отвечает она, достаточно громко, чтобы Адам услышал без моего посредничества.
– Почему вы так волнуетесь? – Я сдвигаю у губ обе трубки.
– Потому что ты наша мать.
– Потому что во время праздников случается больше самоубийств, чем в другое время года, – с готовностью сообщает Адам.
– Я не собираюсь покончить с собой!
– О чем это вы? – вопит Эмили. – Самоубийство? Я так и знала! У тебя депрессия!
– Конечно, у нее депрессия! – Это Адам. – А что ты хотела? Мы не сможем провести праздник вместе.
– Очень вредно проводить День благодарения в одиночестве, – объявляет Эмили.
– Единственное, что действительно вредно, так это съесть традиционный праздничный обед, в котором масса калорий, – замечаю я. – Между прочим, я задумала замечательную поездку. Конечно, я буду скучать по вас, но со мной все будет в порядке. Что плохого может случиться на пляже?
– Ты можешь забыть солнцезащитный крем, получить рак кожи и умереть, – говорит Эмили, которая, судя по всему, обеспокоена этим сильнее, чем мне казалось. – Или, что еще хуже, будешь так мучиться, что мне придется бросить колледж и ухаживать за тобой.
– Нет, я буду ухаживать за мамой, – мужественно возражает Адам.
– Я дочь. Это моя обязанность.
– Ты даже не сумела досмотреть до конца «Слова нежности», – фыркает Адам. – Убежала, как только Ширли Маклейн начала просить, чтобы ей дали морфия.
– И вовсе нет. Я просто пошла в ванную!
Момент, о котором грезит любая мать: дети ссорятся, кому сидеть возле моей постели и давать мне таблетки.
Впрочем, от всего этого у меня начинает болеть голова. Я осторожно кладу обе трубки на стол, мембранами друг к другу, и отхожу. Пусть пообщаются. А мне нужно собирать чемодан.
Выясняется, что я взяла с собой слишком много вещей.
– Вам придется сдать чемодан в багаж. Он слишком большой, чтобы можно было положить его в верхний отсек, – говорит стюардесса, когда я собираюсь сесть на самолет в аэропорту Кеннеди. Сегодня среда, канун праздников, и, как полагается, терминал битком забит.
– Но это ручная кладь, – объясняю я, указывая ей на кожаный ярлычок. – Посмотрите. Здесь так и написано: ручная кладь.
– Да, если он пустой. А он у вас перегружен. – Она тычет пальцем в выпяченный бок чемодана. – Дайте-ка я угадаю. Шесть пар туфель на три дня?
– Пять, – возмущенно говорю я. – Хотя, если честно, я почти не носила те розовые, с тех пор как купила бежевые. Кстати, что бы вы надели с белым платьем от Марка Джекобса?
– Точно не бежевые, – отзывается та, морща нос.
– Вот именно. Бежевые мне нужны для того, чтобы носить их с юбкой цвета хаки.
– Понимаю.
Люди, выстроившиеся в очередь за мной, начинают беспокоиться. Впрочем, наша непринужденная беседа продолжается.
– Вы не возражаете, если я загляну в вашу сумку? – спрашивает стюардесса.
– Еще одна проверка из соображений безопасности?
– Нет. Мне очень хочется увидеть новое платье от Марка Джекобса. Кажется, именно его Линдси Доэн надела на премьеру.
Я взгромождаю чемодан на стол и начинаю его открывать.
– Простите, мисс, – говорит мужчина сзади, – если это поможет ускорить процесс, то я могу показать вам нижнее белье от Кельвина Кляйна.
Стюардесса с сомнением смотрит на него – у него нет даже саквояжа.
– Пройдите на борт, – говорит она, обращаясь ко мне. – Забирайте свою ручную кладь.
– Спасибо, – с облегчением вздыхаю я. – Можете взглянуть на платье когда вздумается. Можете даже забрать его себе.
Через три часа, пробираясь через толпу в аэропорту Сан-Хуан, чтобы пересесть на следующий рейс, я начинаю сожалеть о том, что не сдала свой неподъемный чемодан в багаж. Или, на худой конец, что стюардесса не забрала себе платье и пару-другую туфель, облегчив тем самым мою поклажу. Я добираюсь до трапа запыхавшаяся и потная, за три минуты до вылета. Разумеется, в этот самый момент объявляют, что самолет на два часа опаздывает.
Я тащусь со своим чемоданом в закусочную, где без долгих колебаний предпочитаю булочку с корицей «королевскому салату» и сажусь за маленький пластиковый столик, в полном одиночестве. Вокруг меня с воплями носятся дети, ревут младенцы, мужья и жены спорят, у кого из них паспорта. Шум стоит невыносимый, хотя даже эти семейные сцены кажутся мне невероятно умилительными. Адам и Эмили были правы: очень грустно оказаться одной в День благодарения.
Я смотрю на часы. До вылета час пятьдесят. Как бы мне убить время? Можно купить еще несколько булочек с корицей. Нет, я лучше почитаю «Пипл» и выясню, кто из знаменитостей с кем поругался на этой неделе. Я смотрю на заднюю обложку, где помещено объявление Ситибанка, предостерегающее против мошенников. Как мило – я абсолютно уверена, что меня ограбили. А что еще могло случиться со счастливой женщиной (матерью, женой, преуспевающим адвокатом), которая привыкла проводить праздник в кругу семьи?
Встряхнись, Хэлли. Прекрати жалеть себя и соберись с силами. Я лезу в чемодан за шариковой ручкой. Вовсе не нужна индейка, дабы напомнить мне о том, что надо быть благодарной. На обороте журнала я вывожу: «10 причин, по которым я благодарна Богу». Потом, чтобы подстраховаться, зачеркиваю «10» и пишу «5». Сейчас не время предаваться тяжким раздумьям.
1. Адам.
2. Эмили.
Я останавливаюсь и покусываю кончик ручки. Не подтасовка ли это? Да, конечно. Я начинаю сначала.
«Пять причин, по которым я благодарна Богу».
1. Адам и Эмили.
2. Работа, которая приносит мне удовольствие.
3. Хорошие друзья.
4. Волнистые волосы, которые не слишком сильно завиваются от влажности.
Отлично, а теперь номер пятый. Наверное, я могла бы придумать еще пятьдесят, но придется обойтись одним. Это не так уж сложно.
5. Я нравлюсь сама себе.
Я изучаю свой список и улыбаюсь. Даже после всего, что случилось за последнее время, дела у меня идут на диво хорошо. Я всегда знала, что я оптимистка, но на этот раз, кажется, это сюрприз для меня самой. Счастливой или несчастной тебя делают не обстоятельства, а то, как ты их принимаешь.
Я отодвигаю почти нетронутую булочку, вытираю руки, оборачиваюсь – и прямо мне в лицо летит картофельный ломтик, запущенный семилетним мальчишкой.
– Очень изобретательно, – говорю я, вытирая кетчуп со щеки. – Не каждый ребенок сумеет сделать рогатку из трубочки для коктейля.
Его родители, кажется, в ужасе, но я одаряю их лучезарной улыбкой, исполнившись решимости во всем находить только лучшее. По крайней мере до тех пор, пока мне не придется влезать в купальный костюм.
Фотографии в Интернете не лгали. Белоснежные пляжи Виргин-Горда – самые шикарные из всех, что мне довелось видеть. Прибавьте к этому укромные бухты и причудливые нагромождения скал. Вода переливается, отражая небо. Мой просторный, выкрашенный в розовый цвет коттедж стоит на сваях, и я, затаив дыхание, любуюсь парусниками, покачивающимися у причала. Я чувствую мимолетную тоску, увидев, что в домике две спальни. Если бы Билл не оказался таким идиотом, мы бы сейчас были тут с детьми – все вместе. Если бы. Если бы свиньи могли летать. Не нужно думать о том, чего не произошло; я здесь – ради того, что может случиться. И сегодня, вероятно, будет длинная прогулка по солнечному пляжу и купание в морской воде. Завтра, когда моя кожа покроется тропическим загаром (он будет определенно красивее, чем его искусственная разновидность), я подумаю о встрече с Кевином. Я уже узнала, что он живет на другой стороне острова, и разыскать его будет не так-то просто.
Я надеваю шорты, футболку, всовываю ноги в шлепанцы. Остальные четыре пары обуви, не говоря уж о юбках и платьях, возможно, никогда не покинут моего чемодана. Ах да, я прихватила с собой два теплых свитера! Прогноз погоды предрекал на благословенных Карибах двадцать пять градусов тепла, но в студеном Нью-Йорке я просто не могла в это поверить. Неписаный закон дорожных сборов гласит, что ты берешь с собой все – и ничего из этого не носишь. Видимо, я никогда не научусь подбирать в поездку одежду. В следующий раз ждите от меня того же.
Я выхожу из домика, чтобы отправиться на разведку, и делаю глубокий вдох. Воздух наполнен сладким ароматом цветущих фрезий. Остров трудно назвать перенаселенным. С одной стороны – пляж, с другой – низкорослые кусты. Я спускаюсь по пустынной пыльной дороге и замечаю, что за мной увязываются две козы. Посланцы Адама и Эмили, дабы развеять мое одиночество?
Под теплыми лучами солнца идея разыскать Кевина начинает мне казаться немного неудачной. У меня нет никаких оснований полагать, что теперь у нас с ним больше общего, чем в школьные годы, когда я была одной из первых претенденток на место в Колумбийском университете, а он обожал мотоциклы. Мы были подходящей парой – Кевин в своей черной кожаной куртке, я в изящном шерстяном кардигане. Противоположности сходятся; однажды я сказала ему, что вместе мы все равно что пингвин и зебра.
– У них есть много общего. Они оба черно-белые, – убедительно заявил Кевин.
Меня поразила его рассудительность. В ту пору этот бессмысленный ответ показался мне перлом мудрости, и я была уверена: мне единственной открылась гениальность Кевина. Он держал меня за руку, когда мы вместе возвращались из школы. Мы прогуливали уроки – новый для меня жизненный опыт (Кевину было не привыкать). Он жил по своим собственным законам, и я была ослеплена.
Но до какого же отчаяния надо дойти, чтобы разыскивать мальчика, с которым целовалась в школе? Наши отношения были вполне невинными. Его рука ни разу не забиралась выше моего колена. Однажды я сломала ему палец. Клянусь, это была случайность. Он потянулся ко мне за прощальным поцелуем в тот самый момент, когда я захлопывала дверцу машины. Ба-бах! На следующий день Кевин явился в школу с рукой в лубке. Больше он со мной не разговаривал. Вот так непредсказуемо может закончиться самый пылкий роман.
После непродолжительной пешей прогулки я оказываюсь в городке и, миновав магазинчик рыболовных принадлежностей, попадаю в прелестное уличное кафе. Сажусь за столик в тени бело-красного зонтика. Кажется, эти зонтики – принадлежность всех кафе на свете. Возможно, эти уютные заведения больше славятся своими зонтиками, чем деликатесами.
– Добро пожаловать, – приветствует меня высокий смуглый официант, неторопливо приближаясь к моему столику. – Напитки?
– Конечно. Вермут с содовой.
– Вермут? У нас такого нет. Могу предложить замечательный местный ром, – с певучим акцентом отвечает он.
Не хотелось бы пить это что-то совсем неизвестное.
– Ром – это хорошо. А что вы порекомендуете?
– Я сделаю для вас наш фирменный коктейль. Двойной, – говорит он и подмигивает.
В ожидании двойного не-знаю-чего я лениво озираюсь. От улицы кафе отделяет низкий деревянный забор; я вижу, как мимо пробегают несколько смуглых босых ребятишек в ярко-красных шортах и пара собак. Мужчина, катящий тележку с фруктами, улыбается мне и протягивает через забор какой-то плод.
– Гуава, – предлагает он. – Только что собрал. Пятьдесят центов.
– Нет, спасибо, – вежливо отвечаю я.
– Манго? – Он подает мне свежий, ароматный плод, но я снова отрицательно качаю головой. – Берите. – Мужчина кладет манго на стол. – Это вам. В подарок. С Днем благодарения.
Как мило с его стороны праздновать День благодарения, особенно если учесть, что Виргин-Горда – это территория Великобритании. Единственная причина, по которой мы поглощаем индейку и тыквенный пирог, – то, что некогда отцы-пилигримы спаслись от английского владычества. Слава Богу, все забыто.
В нескольких шагах от меня на циновке сидит женщина и плетет замечательную камышовую корзинку. Компания туристов останавливается полюбоваться ее работой и покупает несколько штук. Может быть, мне следовало бы сказать Розали, что здесь у нее есть возможность открыть свое дело? Если ее самодельные коробочки-гнездышки и вязаные салфеточки не станут гвоздем сезона, она всегда может основать свою фирму под сенью полосатого зонтика.
Приятного вида мужчина облокачивается о забор рядом с корзинщицей, открывает бутылку колы и делает затяжной глоток. Волосы у него добела выгорели на солнце, кожа совсем темная от загара, а в уголках глаз лучатся очаровательные морщинки – мужским лицам они придают суровость и особую мужественность. На нем защитного цвета шорты и белая футболка без рукавов, подчеркивающая широкие плечи и мускулистые руки.
Он открывает туго набитую сумку, висящую через плечо, и достает суперсовременный фотоаппарат. Должно быть, эта игрушка совсем новая: сначала он листает инструкцию, потом, держа камеру перед собой, делает несколько снимков. Вглядевшись в полученные кадры, вносит какие-то коррективы и снова начинает щелкать, Одного за другим он фотографирует ребятишек, продавца фруктов, корзинщицу, потом оборачивается, чтобы снять официанта, парочку за соседним столиком и, наконец, меня.
Объектив, по моим ощущениям, задерживается на мне слишком долго. Тут мужчина медленно опускает фотоаппарат и разглядывает меня – с головы до ног.
– Господи! – восклицает он. – Хэлли Лоуренс! Это ты!
Полсекунды уходит у него на то, чтобы закрыть объектив дорогого аппарата, и он несется ко мне, стискивает в объятиях, срывает со стула и начинает кружить. Я пытаюсь вырваться, дрыгаю ногами и случайно бью его по колену.
Он ставит меня на землю, ухмыляется и потирает ушибленную ногу.
– Это и в самом деле Хэлли… – Он трясет перед моим носом большим пальцем правой руки. – Годы физиотерапии! Но сейчас уже почти все в норме.
– А я столько лет сама не своя от тревоги! – Я смеюсь и качаю головой. – Кевин, поверить не могу! Какое совпадение.
– Да-да, из всех случайностей, которые происходят в этом мире… – Он улыбается, а я краснею, вспомнив тот вечер, когда мы отправились смотреть «Касабланку» в кинотеатр на открытом воздухе. Фильм по большей части прошел мимо нас, но мы всегда говорили, что это наша любимая картина. Он нежно проводит пальцем по моей щеке. – Мама сказала, ты звонила; я ждал, что ты меня разыщешь.
– Я здесь в отпуске, – запинаясь, произношу я.
Кевин кивает.
– Прекрасно выглядишь. Мама сказала, ты развелась. Жаль. То есть – не очень. Как насчет того, чтобы поужинать сегодня со мной? Я знаю одно потрясающее романтическое местечко.
Я судорожно сглатываю. Ну и темп! Может быть, сначала стоит поговорить о старых добрых временах за чашкой кофе, а уж потом выпустить на сцену романтику? С другой стороны, Кевин никогда не скрывал своих мыслей. Я тут ненадолго и строить из себя недотрогу просто некогда.
На всякий случай я уклоняюсь от прямого ответа.
– Да. Я развелась. А как у тебя дела?
– Разве мама тебе не рассказала? Я все еще не остепенился, как она это называет.
– Подружки?
– Десятки! Но в данный момент – ни одной. По крайней мере с кем было бы что-то серьезное.
Я не спрашиваю, на каких условиях может возникнуть что-то серьезное. Все, о чем идет речь, – ужин.
– Я была бы рада встретиться с тобой вечером, – отвечаю я и раздумываю, не значит ли это, что мне придется вытащить из чемодана розовые туфли.
– И не надейся, что ты рано вернешься, – с улыбкой заявляет он. И в подтверждение своих слов неожиданно сгребает меня в охапку и крепко прижимает к себе – ничего похожего на эти объятия я не помню. Его крепкие руки и когда-то грубые мальчишеские поцелуи теперь приправлены мужественной нежностью. Наверное, мне следовало бы уклониться от поцелуев, но почему-то я этого не делаю.
Кевин отступает первым.
– Не возражаешь, если мы встретимся прямо в ресторане? Сегодня вечером у меня съемка. – Он смотрит на часы – они или в самом деле водонепроницаемые, или просто хорошая подделка. – Точнее, мне нужно идти прямо сейчас. Но в девять я закончу. Садись в такси возле отеля и прикажи шоферу ехать прямо на вершину холма. Все здесь знают, где это.
Он снова обвивает рукой мою талию. Сердце у меня трепещет точь-в-точь как в школе, когда мы говорили друг другу: «Встретимся позже». Я возвращаюсь к себе в домик покачиваясь, и это вовсе не из-за двойного коктейля с ромом. Двадцать раз я повторяю про себя название ресторана, где мы с Кевином увидимся. Кажется, платью от Марка Джекобса в конце концов суждено увидеть свет. По крайней мере лунный. Я представляю, как мы сидим за столиком на двоих, над нами мерцают звезды, легкий ветерок играет у меня в волосах. Мы говорим друг другу всякие слова. Я иду на свидание – почему бы нет? Кевин чертовски здорово меня целовал.
Я поднимаюсь по ступенькам в свой домик. Меня переполняет предвкушение. Я выхожу на залитый солнцем балкон и присаживаюсь на краешек шезлонга, но я слишком взволнованна, чтобы сидеть. Я встаю и начинаю кружиться – совсем как актриса в мюзикле.
Сегодня будет не просто ночь.
Слава Богу, балкон надежно скрыт листвой – никто не будет наблюдать за этим представлением. У одиночества есть свои огромные преимущества. Я могу сходить с ума, как мне вздумается.
Сегодня я встречусь со своим любимым.
Впрочем, это преувеличение. Он ведь не мой любимый. Хотя как знать?
Я продолжаю в том же духе еще с час: кружусь, размахиваю руками… Неудивительно, что в старшей школе меня не приняли в музыкальную студию. Но сегодня у меня появился шанс снова почувствовать себя школьницей.
– Ах, как мне это нравится! – громко (и фальшиво) пою я, спугнув с куста двух птиц.
Я такая красивая, такая яркая.
Я пою так громко, что птицы, должно быть, решили отправиться прямиком на север, пусть даже там им и грозит смерть от холода.
– Ты и в самом деле красивая, – звонко хохочет кто-то снаружи.
– И достаточно яркая, – отзывается второй голос, мужской.
– Адам?
– Сюрприз! – орут мои дети, врываясь ко мне на балкон. Я смотрю на них в недоумении. Из всех островов на свете как они оказались именно на этом?
– Что вы здесь делаете? – В моем тоне больше упрека, чем радушия. Поверить не могу, что они застукали меня на месте преступления! Своим вокалом я посягнула на «Вест-сайдскую историю».
– Мы хотели тебя удивить, – объявляет Эмили, обнимая меня.
– Мы просто не вынесли мысли о том, что ты будешь совсем одна в День благодарения, – вторит Адам. – Папа сказал, что он все понимает, и купил нам билеты на самолет.
– Какой заботливый у вас отец! – Я все еще никак не оправлюсь от прибытия столь неожиданных гостей.
– Пожалуй, – ворчит Эмили. – Они с Эшли отвезли нас в аэропорт, а сами полетели в Колорадо.
– А вы, ребята…
– Мы к тебе на все выходные! – ликует дочь.
– Да, хотим скрасить тебе одиночество. – Адам кладет руку мне на плечо. – Мы не оставим тебя ни на минуту!
Да, какая мать не захотела бы в эту минуту оказаться на моем месте? Двое любящих, заботливых, чудесных детей, которые так переживают за свою маму. Я получила то, о чем так мечтала пару часов назад, – Адам и Эмили здесь. Они будут царить в моем сердце – и в моем доме.
И, судя по всему, за ужином.
– Какие у тебя планы? – деловито осведомляется Адам. – Погулять по пляжу? Поплавать? Отправиться за ракушками?
Все, что мне сейчас хочется, – это сделать педикюр, привести себя в порядок и надеть красивое платье. Но «У мамы свидание» – это не та тема, которую бы мне хотелось обсуждать с детьми. Они приехали, чтобы побыть со мной, и поэтому я не собираюсь проводить время с кем-то другим. Хватит с них и того, что Билл выставляет напоказ свою личную жизнь. По крайней мере мать в глазах детей должна оставаться безгрешной (то есть фактически бесполой). Если я с ужасом представляю себе Эмили в обществе парня, то, наверное, ей еще страшнее представить меня в аналогичной ситуации.
– Пошли на пляж, – говорю я. – Мне только нужно кое-что быстренько сделать. Я вас догоню.
Я слышу, как их сандалии стучат по деревянным ступенькам, потом слышу, как они орут от восторга, наперегонки несясь к воде, – совсем как в детстве.
Я быстро открываю верхний ящик стола и достаю телефонную книгу. Так… вот он… Телефон Кевина. Но мне отвечает голос, записанный на пленке: «Кевина сейчас нет. Оставляйте только хорошие новости». Гудок. Поскольку моя новость не подходит под категорию хороших, я вешаю трубку. Затем перезваниваю, но, видимо, упускаю свой шанс, ибо на этот раз слышу: «Почтовый ящик переполнен». И как он узнал, что я собираюсь сказать? Кевин явно всерьез отсеивает то, чего не желает слышать.
Что теперь? Я не могу предстать перед ним одна, а с детьми на буксире тем более. Я звоню в ресторан и прошу хозяина передать Кевину, что не смогу к нему присоединиться.
– Эй, вы хотите отшить Кевина Талберта? – возмущенно протестует тот. – Кевин отличный парень, в чем дело?
Остров маленький. Слухи, очевидно, передаются из уст в уста. Может быть, это и к лучшему, что мне придется отменить встречу. Если владельцу ресторана не понравится моя внешность, свидание будет коротким. Это хуже, чем обед в присутствии злобной Жанетты.
– Пожалуйста, скажите ему, что у меня непредвиденные обстоятельства. Мне очень жаль, – умильно прошу я.
– Ладно, – лаконично соглашается тот.
– Передайте ему, что мне и в самом деле очень жаль.
– Может быть, назначите ему другое свидание? – Что, хозяин ресторана – личный секретарь Кевина?
Хотелось бы назначить. Но когда дети уедут, уеду и я.
– Скажите ему, что я перезвоню.
– Я скажу ему, что вы его отшили, – чеканит тот и вешает трубку.
Ну и дела! Теперь я понимаю, в чем главная прелесть свиданий. Ни в чем. Все, что ты делаешь, идет не так. Впрочем, я подумаю об этом позже, а сейчас лучше займусь тем, что у меня неплохо получается. Побуду мамой.
Я иду на пляж – совершенно безлюдный, если не считать женщины, которая лежит на полотенце с маленьким ребенком. Ее пышная грудь буквально вываливается из несоразмерно крошечного бикини. Интересно, кто это, если у нее такой бюст, – мать ребенка, няня или кормилица?
Я обхожу скалы и направляюсь туда, где мои чада разбили лагерь. Адам бегает по песку, пытаясь запустить в полет разноцветный воздушный змей, а Эмили – в воде, гребет, лежа на доске. Рядом с их полосатыми пляжными полотенцами стоят два синих складных стула, портативный холодильник и маленький гриль. Боже, мои дети неподражаемы! Интересно, как они умудрились все это дотащить?
