Текст книги "Мужчины, за которых я не вышла замуж"
Автор книги: Дженис Каплан
Соавторы: Линн Шнернбергер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц)
Глава 8
Я все еще помню его телефон! Я не общалась с Кевином Талбертом с одиннадцатого класса – тогда подружки говорили мне, что следует подождать, пока он сам позвонит. Я решила ослушаться и сейчас уверенно беру трубку. Почему эти десять цифр намертво впечатались в мою память, в то время как в банкомате я постоянно забываю четырехзначный пароль?
После первого гудка я рассеянно покручиваю шнур (взять на заметку: в доме должна быть хотя бы одна наземная линия связи на случай урагана) и думаю о том, как это странно, что Кевин после школы никуда не уехал. Хотя, возможно, по тому номеру живет его мать.
Мать Кевина. Об этом я как-то не подумала.
Я бросаю трубку, прежде чем кто-либо успевает ответить. Меня, конечно, не обязаны все любить. Но Жанетте Талберт я прямо-таки внушаю ненависть. И началось это с того самого дня, как я с ней познакомилась (в шестнадцать лет). Она сразу стала питать ко мне исключительное отвращение. Она обвинила меня в тщеславии, когда я стала редактором школьный газеты, и так и не смогла простить мне пятерку по латыни (в том же самом семестре Кевин провалил экзамен на водительские права). Ей не нравились моя одежда и моя челка, хотя, наверное, если бы я выставила на всеобщее обозрение свой прыщавый лоб, она бы возненавидела меня еще сильнее.
Нет, перспектива общения с невозможной Жанеттой пугает меня сильнее, чем встреча с террористом. И зачем мне вообще звонить Кевину? Телефон мебельного магазина я, например, тоже помню наизусть, но ведь не собираюсь же туда звонить!
И тут раздается звонок.
– Да? – с надеждой спрашиваю я. Теперь, когда Билла нет, я поняла, что мне, в конце концов, нужен новый мужчина.
– Кто вы и зачем меня побеспокоили? – ворчит трубка голосом Жанетты.
Ах вот в чем дело! Я – далеко не единственный объект ее ненависти. Она ненавидит всё и вся. Мне следовало бы догадаться об этом раньше.
Я молчу, довольно долго, и она сердито продолжает:
– И бросьте притворяться, что вы тут ни при чем. Вы что думаете, я не знаю этих ваших штучек? Я вас поймала. Я знаю, что вы мне звонили. Я набрала *69.
Я застываю при этих словах. Жанетта назвала меня шалавой, застав нас с Кевином – мы невинно целовались. Почему вообще телефонная компания утвердила именно эту рискованную комбинацию цифр, не говоря уже обо всех возможностях обратного вызова? Мальчишки, должно быть, целыми днями развлекаются тем, что набирают *69 и хохочут до упаду.
– Жанетта, это вы? – спрашиваю я самым любезным тоном. – Я Хэлли Лоуренс.
– Хэлли Лоуренс, та самая шалава? – Эта женщина ничего не упускает! И старческого маразма у нее нет.
– Нет, Хэлли Лоуренс, которая произносила прощальную речь на выпускном вечере. Я дружила с вашим сыном Кевином.
– Я отлично помню, кто ты, – отрывисто отвечает та. – И ты по-прежнему носишь свою ужасную челку?
– Теперь в ней нет нужды.
Если сейчас у меня и начнутся какие-то проблемы со лбом, я не буду выставлять себя на посмешище таким образом. Просто отправлюсь к пластическому хирургу.
– И что тебе надо? – спрашивает Жанетта.
«Телефон Кевина». Но это прозвучало бы слишком грубо.
– Я просто вспомнила вас, всю вашу семью, и мне стало интересно, как вы поживаете. Я часто вспоминаю, как мы ужинали вместе…
Мясной салат, в частности, был явно заражен сальмонеллой, пусть даже мне и не удалось бы доказать, что Жанетта сделала это нарочно. Если посмотреть на оборотную сторону медали, то после того, как меня рвало двадцать шесть часов подряд, я похудела почти на целый килограмм.
Очевидно, никто еще не говорил Жанетте добрых слов по поводу ее стряпни, потому что она внезапно смягчается.
– Да, хорошие были времена, – почти с нежностью говорит она.
– Мы жили наполненной жизнью, – продолжаю я в том же сентиментальном духе.
– Могла бы как-нибудь приехать ко мне на ужин, – нетерпеливо заявляет Жанетта. – Я что-нибудь приготовлю. С прошлой недели у меня остался салат с помидорами.
Отлично. Сальмонеллы и плесневый грибок.
– Я была бы рада, но у меня диета. Мне нельзя есть то, что начинается на букву «П», – на ходу сочиняю я во имя спасения своего желудка.
– Паштет? – спрашивает Жанетта.
– Исключено.
– Персиковое пюре?
– Вдвойне.
– Шоколадная паста?
Могу поклясться, вопрос с подвохом.
– Тоже нельзя. Пусть даже на «п» начинается всего лишь второе слово.
– Жесткая диета! – Жанетта явно потрясена.
– Я стараюсь. Но наверное, Кевин по-прежнему обожает ваши салаты! – Я делаю неуклюжую попытку перевести разговор на то, что мне нужно.
– Твоя правда, он их обожал, но с тех пор как переехал на Виргин-Горда, он не так уж часто бывает дома. Но ему там хорошо. А что еще нужно матери?
– Виргин-Горда! – восклицаю я. Да это же один из Виргинских островов, что в Карибском море! И если все они названы в честь Пресвятой Девы, то, наверное, там строгие правила пребывания. – Что он там делает? – спрашиваю я и вдруг представляю себе Кевина, женатого на аборигенке, которую, возможно, зовут Мария. Воображаю объявление о свадьбе в местной газете: «Кевин Талберт женится на деве Марии». Только подумайте, какие у них родятся дети!
– Кевин занимается подводной фотографией. И очень успешно, Он такой независимый. Я была бы рада, если бы он наконец остепенился и завел семью.
Обожаю эту женщину! Мне даже не приходится вытягивать из нее сведения. Теперь я знаю все.
– А я разошлась с мужем, – говорю я. Шлюзы открыты. Кроме того, Жанетта пригласила меня на ужин, так что, возможно, я начинаю ей нравиться.
Или нет.
– Даже и не думай! – взвивается она. – Ты недостойна моего Кевина.
– Но вы не видели меня со школы! – протестую я. Не уверена, что хочу создать этот прецедент.
– Кевин живет у моря, – язвительно отвечает Жанетта. – И мне плевать, какая у тебя диета. Я представить не могу тебя в бикини.
– Я неплохо смотрюсь в бикини, – неубедительно защищаюсь я.
– Может быть, если поверх него на тебе еще что-нибудь надето. – И Жанетта, защитив своего сына от дальнейших посягательств, шваркает трубку на рычаг.
Я привыкла встречаться со своими чеддекскими соседками, пока наши дети ходили в школу, но теперь нам приходится измышлять специальные поводы для подобных встреч. Собираясь на ленч к Стефи, я надеваю свои обычные черные брюки (они меня стройнят; жаль, что Жанетта меня в них не видела) и модный мягкий пуловер. Я очень горжусь этой покупкой и не могу дождаться того момента, когда можно будет поделиться с подругами тайными знаниями. Свитера от «Крю» вяжутся из того же самого кашемира, что и безумно дорогие вещи от «Лоро Пиана». Пусть даже я и не уверена, что в первом случае коз откармливают сбитой вручную пахтой.
– Хэлли, как мне нравится твой свитер, – объявляет Дарли, эта вульгарная болтушка, которая всем растрепала об Эшли.
– Спасибо, – отвечаю я, пусть даже в ее голосе и звучит снисхождение. В каждой компании должна быть своя скандальная личность, против которой могут сплачиваться все остальные. В нашем случае – это Дарли. Ее шея обмотана дорогими жемчужными нитями, которые, судя по всему, подарил ей четвертый муж – Карл. Ты, конечно, дорого платишь за удовольствие иметь своим мужем человека намного старше себя, но зато он платит за все остальное.
Глядя на остальных женщин, собравшихся за столом, Дарли злорадно повторяет один и тот же сомнительный комплимент:
– Мне нравится твой свитер. И твой свитер, И твой.
Тут я замечаю, что все мы – в почти одинаковых кашемировых свитерах от «Крю». Полагаю, мои тайные знания не станут таким уж большим откровением. Когда мне кажется, будто только я одна в курсе дела, всегда оказывается, что это уже ни для кого не секрет.
– Значит, у нас у всех хороший вкус. Приличный вкус, – говорит Дженнифер, глядя на глубокое декольте Дарли.
– Это просто скучно, – отзывается та, подавляя зевок. – Но наверное, в вашем возрасте только и можно, что одеваться прилично.
Хочу заметить: Дарли – наша ровесница. Пускай она пользуется всеми мыслимыми и немыслимыми препаратами, препятствующими старению, но свое свидетельство о рождении она подделать не в силах. Хотя, насколько я знаю Дарли, вполне возможно, что и дату в паспорте она пыталась изменить хирургическим путем.
– Выпьем за Стефи, – говорит Аманда Локк, вставая и поднимая бокал с шампанским. – Поздравляю. Ты делаешь огромные успехи.
– Спасибо, – скромно отвечает Стефи. Сегодня ей положено быть скромной. Она пригласила нас, чтобы отпраздновать начало своего нового бизнеса, хотя вечеринка, возможно, несколько преждевременна. Все, что есть у Стефи на нынешний момент, – это планы. Она собирается придумать набор, который позволит девочкам прокалывать себе уши на дому.
– И как только тебе в голову пришла эта мысль? – интересуется Дженнифер.
Стефи улыбается:
– Я видела статью в «Доброе утро, Америка!». Там было написано, что если ты хочешь заняться бизнесом, то найди брешь и заполни ее. Самые лучшие идеи всегда находятся у вас перед носом. Или перед ухом. – Она хихикает.
– Мне кажется, это великолепно, – великодушно говорит Аманда. – Особенно сейчас, когда Девон в колледже и ты можешь заняться чем-то новым. И как далеко ты продвинулась?
Стефи, кажется, ничуть не обескуражена.
– Я подыскиваю человека, который сконструировал бы этот аппарат. Хотя сначала мне нужен тот, кто его спроектирует. И есть еще несколько деталей, над которыми нужно будет подумать. Мой муж Ричард все время разглагольствует о ресурсах, розничной цене и доходах. – Она качает головой. – Разве он видит, насколько силен потенциал? В мире тьма тьмущая двенадцатилетних девчонок, которым не терпится проколоть себе уши. Вы ведь знаете, какие они независимые в этом возрасте. Только вообразите себе, моя машинка станет популярнее Барби.
Мы глубокомысленно киваем, хотя, наверное, разумнее было бы придумать машинку, с помощью которой двенадцатилетние девчонки прокалывали бы уши своим Барби, а не себе.
– И потом, я так рада, что мы с Ричардом взялись за это дело сообща, ведь так важно найти какое-то общее занятие! Брак от этого становится прочнее. – Она многозначительно смотрит на меня, словно намекая: вот если бы мы с Биллом хоть раз объединили наши усилия и изобрели, к примеру, набор для татуировки «Сделай сам», то и по сей день жили под одной крышей. Стефи вздыхает. – Очень надеюсь, Ричард прекратит вставлять мне палки в колеса. Он мне плешь проел разговорами о страховании. Будто боится, что нас начнут преследовать в судебном порядке.
– Из-за чего – из-за дырок в ушах? – Дарли теребит свою сережку с бриллиантом в четыре карата. Серьга такая тяжелая, что, кажется, вот-вот разорвет мочку. Не в этом ли одна из возможных проблем!
Все поворачиваются ко мне, желая знать мнение профессионала.
– Никому не придет в голову тебя преследовать, Стефи. – Я отвечаю за свои слова. Исков на пустом месте не возбуждают.
– Мне кажется, Стефи – гений! – восклицает Розали, та самая, что плела коробочки для пригласительных открыток. Теперь она повсюду появляется с вязаньем, и сейчас рядом с ней уже лежит целая кучка маленьких круглых салфеточек. – Я недостаточно образованна, чтобы найти работу. Когда я в последний раз работала в офисе, еще не было никакой электронной почты и конверты, чтобы заклеить, приходилось лизать.
– Может быть, ты сможешь продавать свои изделия? – ободряюще предлагает Стефи.
– Или роди еще одного ребенка. Или двух, – весело подсказывает Аманда. – Лучшее, что мне удалось в жизни, – вторая пара двойняшек!
– Всего лишь игра природы, – объясняет Дарли. – В тот день, когда Майкл и Микаэла поступили в старшую школу, ты родила Луиса и Луизу!
– Причем не прибегая к искусственному оплодотворению, – восторженно замечает Дженнифер. – Один лишь старый добрый секс. Кто еще на это способен?
– И никаких суррогатов, – вздыхает Дарли. – В следующий раз у моего ребенка будет суррогатная мать. Я нашла женщину, по имени Джоан Лунден, она уже дважды это проделала – просто на тот случай, если Карлу того захочется. – Она поглаживает свой трехслойный бриллиантовый браслет, давая понять, что если у Карла появятся какие-то идеи на этот счет, они влетят ему в кругленькую сумму.
– Все мы в том возрасте, когда начинают задумываться об истинных ценностях и о том, что будет дальше, – рассудительно заявляет Стефи. Она права. Впрочем, хотелось бы мне знать, что щелкнуло у нее в мозгу и переключило ее от поисков смысла жизни на создание машинки для прокалывания ушей.
– Дальше всегда будет что-нибудь, – оптимистично возглашает Аманда. – Только нужно это предугадывать. Не сомневаться. Начинать новые дела, не бояться новых приключений.
– Я-то знаю, что ты имеешь в виду! – перебивает ее Дарли, энергично кивая. – Я всегда говорила, что в жизни не буду носить никакого белья, кроме как от «Ла Перла». А недавно в Париже обнаружила маленький прелестный магазинчик и стала постоянной покупательницей.
– Возможно, через десять лет, когда тебе перевалит за пятьдесят, ты найдешь такой же прелестный магазинчик в Италии, – намекает Аманда.
– Мне никогда не перевалит за пятьдесят, – возражает Дарли. Она уже давно работает над вопросом, как бы скинуть десяток лет.
– Когда-то я и представить себе не могла, что мне будет сорок или даже тридцать, – вздыхаю я.
– В прошлом веке средняя продолжительность жизни женщин составляла всего сорок семь лет, – обнадеживает меня Дженнифер, – так что, я полагаю, в те времена ты бы чувствовала себя немолодой уже в двадцать три.
Дарли проводит рукой по волосам.
– Я читала в одном журнале, что самый лучший возраст – тридцать шесть. Хоть в Голливуде и предпочитают молоденьких цыпочек, но зрелость добавляет красивой женщине уверенности. К счастью, я как раз в этом возрасте.
Мы стараемся не хихикать.
– В тридцать шесть лет умерла Мэрилин Монро. И принцесса Диана, – напоминает Дженнифер.
– Я и не говорю, что это идеальный возраст во всех отношениях, – обиженно возражает Дарли. – В таком случае считайте, что мне тридцать пять.
Аманда смеется.
– Не важно, сколько тебе лет. Мы – поколение женщин с неограниченными возможностями. Просто нужно не терять восприимчивости.
– Я очень восприимчива. Особенно когда со мной флиртует парень из теннисного клуба, – объявляет Дарли, как обычно, апеллируя к собственному опыту.
За столом наступает молчание.
Розали хихикает.
– Он красивый?
– Очень, – отвечает Дарли.
– Ищет себе пару для игры? – интересуется Розали и, возможно, начинает строить некие планы на будущее, в которых нет места вязальному крючку.
Стефи, равно обеспокоенная тем, что еда стынет, и тем, что Розали нашла общие интересы с Дарли, стучит ножом по стакану.
– Я рада, что у меня такие замечательные друзья, – говорит она. – Ленч подан. Давайте приступим.
Мы берем тарелки в форме листьев и идем к столу. Он чуть не ломится от еды.
– Я заказала блюда в новом ресторане. Там готовят исключительно из экологически чистых продуктов, – гордо сообщает Стефи. – Это здоровая пища. Они не используют искусственных удобрений, а только навоз.
Таким образом она предполагает поднять нам аппетит? А что касается здоровой пищи, то уж лучше я совмещу «Сникерс» и витаминную таблетку.
– Что это? – спрашивает Дженнифер, разглядывая что-то похожее на цветок.
– Все блюда приготовлены из свежих настурций. Вперед! – Стефи нагружает наши тарелки убойными порциями желто-оранжевых лепестков. Я подозрительно смотрю на них: съесть это или отнести в компостную кучу на заднем дворе?
Я осторожно разжевываю крошечный горький бутончик и незаметно сплевываю в салфетку. Аманда права. Нам и в самом деле повезло, мы можем испробовать все. Но вероятно, не все того стоит.
Самые дешевые билеты на самолет можно купить поздно вечером во вторник, и это неплохо, если только с утра пораньше тебе не предстоит какая-нибудь работа. Я провела за компьютером уже два часа, лазая по разным сайтам. Ничего не стоит прерваться прямо сейчас, но у меня в любом случае остается лишь пять часов на сон. Если я засну за рабочим столом, Артур меня уволит и мне, пока я не найду себе нового места, придется прожить сколько-то месяцев при двадцати двух долларах в кармане, сэкономленных благодаря сегодняшнему полуночному бдению. Сделка явно не в мою пользу.
С затуманенным взором я бреду на кухню, наливаю себе воды и открываю морозилку в поисках льда, но нахожу кое-что получше – несколько шоколадных пирожных. Я приготовила их для детей и спрятала сюда подальше от соблазна. Но сейчас он меня побеждает, я беру одно и проглатываю. Вынутое из заморозки, оно гораздо вкуснее; я уверена – низкая температура убила все калории. И вдобавок всем известно: когда едят стоя, не поправляются.
Взбодрившись, я возвращаюсь к компьютеру и решаю, что куплю наконец билеты в агентстве «Экспедиа», перестану трястись над несколькими паршивыми долларами и пойду спать. Но когда я нажимаю на «Заказать», то замечаю, что за последние десять минут цена поднялась на десять долларов. Я не собираюсь тратить столько денег! Я отменяю заказ! Я отказываюсь! Немедленно захожу на сайт «Трэвел», где цена взлетела на двадцать долларов. Время – деньги. На «Флай найт» билеты подешевели на три доллара, но риск того не стоит. Я, как биржевой маклер, приму лишь самый выгодный вариант.
Где-то в глубине души я понимаю, что истинная причина моей нерешительности – это не расходы, а то, что я собираюсь куда-то ехать на День благодарения одна. Но ведь я уже решила, что хочу именно этого и именно это собираюсь сделать. Я нажимаю «С условиями согласна» и заказываю билет (деньги в случае чего мне не вернут). Вот так. Готово.
Я откидываюсь на спинку кресла и постукиваю пальцами по столу. Никакой депрессии. Это ведь была моя идея – уехать на время праздников из города, чтобы Билл мог провести время с детьми, а я, в свою очередь, заберу Эмили и Адама на Рождество. Мне становится жутко при мысли о том, что на День благодарения наша счастливая семья не соберется за столом, но по крайней мере я не буду сидеть дома одна, есть размороженную пиццу и смотреть праздничный парад по телевизору.
Измученная, я выключаю компьютер, поднимаюсь в спальню и лежу без сна, ворочаясь и вздыхая. О чем я думала? В мире столько мест, где можно провести выходные! Я могла бы покататься на лыжах в Колорадо, пострелять по тарелочкам в Аппалачских горах или порыбачить на Аляске.
Но вместо всего этого я выбрала Виргин-Горда. В Сети говорится, что нет места прекраснее. Впрочем, вынуждена признать, что меня влекут туда не солнечные пляжи и лазурно-синяя вода, а нечто столь же притягательное: возможность увидеться с Кевином. Неужели у меня действительно хватит смелости взглянуть ему в глаза? А если я на это решусь?
Список причин для беспокойства растет с каждой минутой, но глобальные проблемы меня сейчас не волнуют, и потому я делаю то, что сделала бы любая женщина на моем месте, – размышляю о том, как я выгляжу. Встречи с Эриком и Равом прошли удачно, но с ними мне не нужно было обряжаться в бикини или хотя бы в закрытый купальник.
Я ложусь на спину и смотрю в потолок. Он покрыт пятнами и трещинами после недавнего ливня. Это напоминает мне о моих рыхлых бедрах. Завтра же найду мастера, который займется шпатлевкой и покраской. Но кто сумеет подлатать меня?
Утром звоню с работы Беллини и рассказываю ей о намечающейся поездке. Она быстро ухватывает самую суть:
– На пляж лучше являться без целлюлита!
– Отлично. Я знала, что ты наверняка поможешь мне от него избавиться.
У моей подруги бедра гладкие, как шелк. Ямочки у Беллини только на щеках.
– Не глупи. Если бы я знала, как избавиться от целлюлита, то продала бы этот секрет и купила бы себе дом на Карибах. Или, если хорошенько подумать, Карибы.
– Значит, у меня нет никакой надежды?
– Надежда есть всегда. Пей побольше воды. И позвони мне утром.
– Утро уже наступило. А зачем мне пить воду? – Возможно, я слишком утилитарно подхожу к вопросу о красоте.
– Влага – это всегда хорошо, – отвечает Беллини. – А мне нужно время, чтобы подумать. Я перезвоню тебе.
Через двадцать минут она возникает вновь – с массой вариантов. Моя подруга уверена, что ответ есть, и не собирается отступать, пока не найдет его.
– У этой проблемы уйма решений, – сообщает она. – Номер первый. Ты имеешь что-нибудь против иглоукалывания?
– Да. Я ненавижу иглы. Даже шить не могу.
– Значит, акупунктура отпадает, и в любом случае она скорее помогает от мигрени. Зато мезотерапию многие очень хвалят. Раствор ферментов вводят прямо в жировые отложения, и они исчезают.
– Послушай, я не знаю средства, которое бы заставило исчезнуть хотя бы пятно от кетчупа.
Беллини вздыхает; я слышу, как она вычеркивает два пункта из своего списка.
– Ладно, а что ты скажешь насчет температурного воздействия?
– Да, если это душ, и нет, если это танцы, – отвечаю я.
– Можно подумать насчет термообработки. Это – новое изобретение. Прямо через твою кожу посылают радиоволны. Впрочем, иногда бывают ожоги.
– Я бы примирилась с ожогами, – бесстрашно заявляю я. – Но радиоволны? Не хочу, чтобы меня прослушивали.
До меня снова доносится черканье карандаша.
– Есть еще кое-что, – неуверенно говорит Беллини. – Не знаю, правда это или выдумка. Я слышала тут об одной женщине, она работает в косметическом центре. Попытка не пытка – давай встретимся завтра. Ее называют Заклинательницей целлюлита.
Из центра я еду в Сохо – для меня это все равно что экзотические выходные в Париже. Там, где я работаю, сплошные небоскребы, а в этом районе – кругом очаровательные бутики, кафе на свежем воздухе и богато одетые женщины, щеголяющие пакетами с логотипами дорогих магазинов. Основной приманкой здесь всегда были художественные салоны, но, поскольку арендная плата чересчур высока, большинство из них уступили место дизайнерским магазинам. Теперь искательницам красивой жизни, которые приезжают сюда, больше не приходится делать вид, что Шагал им интереснее, чем Шанель. Избавившись от необходимости проходить по двадцать кварталов пешком и на шпильках, направляясь к очередной Мекке художников, они избавились от необходимости натужно отпускать глубокомысленные замечания.
Я снова смотрю на адрес, который дала мне Беллини, и шагаю по направлению к пресловутому центру, который располагается рядом с невероятно дорогим магазином сыров. Очень удобно. Можно съесть кусочек сыра камамбер (за тридцать долларов), а потом зайти в соседнюю дверь и избавиться от лишнего жира до того, как он успеет осесть на бедрах.
Я нерешительно вхожу. А здесь очень уютно! Если я не ошибаюсь, изящная женщина, сидящая на кушетке в углу, это Линда – Линда Евангелиста. Она листает «Вог» – возможно, ищет свои фотографии и размышляет о красоте.
Поскольку Беллини еще нет, я сажусь напротив Линды. На ней узкие джинсы, свитер и сапоги на высоких каблуках, отороченные мехом. Шикарно и эффектно. Я столько лет разглядывала фотографии Линды в журналах и на рекламных плакатах, что на секунду мне кажется, будто мы подруги.
– И кто заплатил вам десять тысяч долларов на этот раз, чтобы сегодня утром вы согласились вылезти из постели? – интересуюсь я, перефразируя ее знаменитое высказывание о том, в какую сумму обходится приглашение Линды на съемки.
Она отрывается от журнала и смотрит на меня ледяным взором. Взгляд супермодели. Я уже буквально вижу нас закадычными подругами, вместе снимающими летний домик в Нантакете.
– Простите, – говорю я, пытаясь нащупать почву под ногами. Я не хотела напоминать о столь неприятных вещах… Одна глупая фраза – и это все, что люди о вас помнят.
Входит Беллини, бодро машет мне рукой, подходит и, наклонившись, театральным шепотом, который разбудил бы даже тень отца Гамлета, сообщает:
– Мне кажется, я вижу Кристи Тарлингтон.
– Это Линда Евангелиста, – самодовольно говорю я.
– Да, ты права. Интересно, кто заплатил ей десять тысяч долларов на этот раз, чтобы сегодня утром она согласилась вылезти из постели? – спрашивает Беллини.
Линда отбрасывает «Вог» и решительно идет к двери. Очевидно, ни за какие деньги она не согласится сидеть с нами в одном помещении. Я полагаю, мы обидели ее сильнее, чем можно было бы предположить, потому что через окно нам видно, как она направляется прямо в магазин сыров.
– Линда, не делайте этого! – восклицаю я, приоткрывая окно. – Вы по-прежнему такая красивая! Курите! Пейте! Только не ешьте сыр, пожалуйста! Обещайте, что вы не будете есть сыр!
Беллини подбегает ко мне. Я уверена – чтобы оттащить меня от окна! Но вместо этого моя подруга тоже высовывается на улицу.
– Линда, вернитесь! Неужели у вас и вправду целлюлит? Неужели у таких худеньких, как вы, бывает целлюлит?
И мы дружно корчимся от смеха.
– У нее не может быть целлюлита, – говорю я. – Наверное, она пришла сюда полистать журналы.
– Вовсе не обязательно, – возражает Беллини. – В конце концов, все женщины – сестры.
– И нас роднит целлюлит?
– Это ненадолго.
Моя очередь – следующая. Служительница проводит меня в соседнюю комнату. Я настаиваю, чтобы Беллини пошла со мной и оставалась рядом до конца. Совсем как тринадцатилетняя девочка на первом свидании, я не собираюсь проходить через это в одиночестве. Женщина протягивает мне белое трико и велит переодеться. Сама Заклинательница целлюлита будет здесь с минуты на минуту.
Когда она уходит, я рассматриваю трико. Оно такое же вызывающее, как и трусики «танга» в салоне загара. Я не носила трико с тех пор, как изображала танцующее деревце на Празднике весны во втором классе. В тот день я упала, запутавшись в собственных ветвях, и решила оставить многообещающую балетную карьеру навсегда. Со времен моего детства форма трико (и форма моего тела) претерпела значительные изменения.
– И как мне это надеть? – спрашиваю я, натягивая трико до колен – выше не получается. – И что это вообще такое?
– Специальный костюм, который оказывает давление на тело, – отвечает Беллини, заглядывая в инструкцию, оставленную служительницей. – Он способствует очищению клеток и стимулирует лимфодренажную систему.
– Остановив кровообращение?
– Как бы то ни было. Кроме того, эта штука опробована в НАСА.
Я морщусь и снова принимаюсь затягиваться. Конечно, в этом трико я буду выглядеть стройнее, потому что из моего тела выйдет весь воздух. Кое-как затолкав внутрь бедра и ляжки, я начинаю извиваться, чтобы просунуть руки в узкие рукава. Наконец я одета. Упакованная, как сосиска, я забираюсь на покрытый кожей стол и разглядываю всякие зловещие устройства, развешанные вокруг. Мне очень хочется удрать отсюда со всех ног, но я не могу двигаться. Возможно, в этом и заключается истинное предназначение трико.
– Что это такое? – спрашиваю я, указывая на некое жутковатое приспособление, снабженное всасывающими трубками. – Похоже на старый пылесос.
– Ничего подобного, – отрывисто отвечает ломкий голос.
Я оборачиваюсь и вижу одетую в черное фигуру. В этой женщине едва ли есть метр шестьдесят росту, но она как будто заполняет всю комнату благодаря огромной, вьющейся рыжей шевелюре и развевающейся черной накидке. Понятно, что прибыла Заклинательница целлюлита.
Она щелкает несколькими переключателями и, когда машина начинает гудеть, угрожающе приближается ко мне с толстым вибрирующим шлангом в руках.
– Э… а не могли бы вы сначала объяснить мне, что собираетесь делать? – спрашиваю я, высокообразованный потребитель услуг. Впрочем, если бы я действительно была высокообразованным потребителем, то едва ли находилась сейчас здесь.
– Ш-ш. Прекратите рассуждать и просто верьте, – говорит она.
– Мы верим, – отвечает Беллини, пытаясь поддержать меня. – Да и как мы можем не верить, ведь вы же Заклинательница целлюлита?
Она взирает на Беллини в явном раздражении.
– Заклинательница? Еще никто не называл меня так в лицо. У меня есть рекомендации. Серьезные рекомендации от медиков.
– Кто вы по профессии? – спрашивает Беллини, слегка обеспокоенная тем, во что она меня вовлекла.
– Ветеринар.
Нет, у меня все же есть самоуважение. Ведь эти слова не значат, что она считает меня свиньей?
– В этом нет ничего странного, – говорит она, приближая насадку шланга к моему бедру. – Эта процедура называется эндермологией, она зародилась как интенсивный массаж для больных лошадей. А потом мои многоуважаемые коллеги увидели изумительный побочный эффект. Ни у одной из лошадей нет целлюлита.
Я напрягаю мозги, пытаясь вспомнить, видела ли я лошадь с целлюлитом, и хватаюсь за край стола, чтобы машина меня не втянула, хотя, в общем, я итак втянута в это по уши.
Заклинательница водит по мне шлангом, будто я – старый диван, и объясняет, что вот эти вращающиеся валики стимулируют образование коллагена в организме и разглаживают кожу. А главное, мы избавляемся от огрубевшей соединительной ткани, хотя я вроде как к ней привыкла. Разве это не единственное, что не дает мне рассыпаться?
– Я чувствую, как ваша кожа избавляется от проблем, – нараспев провозглашает Заклинательница. Я внезапно представляю себе, как она осеняет крестом мои дряблые бедра. А почему бы и нет? Целлюлит – это точно дело рук дьявола. – Вы чувствуете, как подкожный жир и токсины покидают ваше тело? – внушая, спрашивает она.
Если честно, я чувствую, как рушится «общественный договор» XXI века. Я, привлекательная образованная женщина, юрист по образованию, с хорошим чувством юмора, лежу здесь и питаю слабую надежду получить стройные бедра усилиями Заклинательницы с пылесосом. Да, цивилизация, в том смысле, как мы ее понимаем, явно катится под уклон – или же превосходит наши самые смелые мечты.
Заклинательница выключает наконец свой жужжащий аппарат и похлопывает меня по заднице.
– Хорошее начало, – уверенно говорит она. – Еще четырнадцать сеансов, дважды в неделю, и я уверена, что вы заметите определенное улучшение.
Дважды в неделю, и еще четырнадцать раз? Да Джордж Буш и то дал обязательство придерживаться консервативных взглядов на меньший срок.
– У меня нет столько времени. Я лечу на Карибы, – объясняю я.
Глаза у нее загораются.
– Нет ничего необычного в том, что клиенты берут меня с собой в поездку, – с готовностью говорит она.
Я размышляю над этим: персональный заклинатель, готовый в любое время суток избавить меня от подкожного жира, не говоря уже об облегчении моего кошелька.
– Благодарю, – отвечаю я, сползая со стола. – Но я лечу одна.
