Текст книги "Мужчины, за которых я не вышла замуж"

Автор книги: Дженис Каплан

Соавторы: Линн Шнернбергер
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

Кладбище старое; идя по ухоженным дорожкам, я замечаю пару искусно выполненных надгробий в честь «любимого отца и мужа», умершего в 1897-м, и его «преданной жены и спутницы Мэри Элис». Она дожила до 1917-го. Двадцать лет без него. Я пытаюсь себе представить, как одиноко ей было в последние годы. Интересно, страшила ли ее необходимость самостоятельного существования, пыталась ли она начать новую жизнь? Появился ли в ее постели новый мужчина? У одиноких женщин в те времена было не так уж много вариантов.

Я смотрю на другие надгробия и в очередной раз поражаюсь, насколько быстротечна жизнь. Моя встреча с Диком чудесным образом освободила меня; теперь мне кажется, что я скорее должна радоваться тому, что провела какое-то время с Эмми, нежели скорбеть о том, что потеряла ее.

Я подхожу к ее могиле и нежно касаюсь пальцами камня.

– Это тебе, – говорю я и кладу наземь желтые розы.

Сажусь на влажную землю и подтягиваю к груди колени. Наверное, Эмми будет приятно узнать о моем разговоре с Диком. Я рассказываю ей все, что случилось в последние два дня. Я представляю себе, как она улыбается, узнав о музыкальной кафедре имени Эмми Лоуренс. Она всегда была скромной девочкой; я буквально слышу, как она шутливо выговаривает мне за излишнее рвение. «Классно, – говорит она, – но что это значит? Студенты будут изучать творчество Лоретты Лин?»

Я невольно смеюсь, и проходящий мимо сторож бросает в мою сторону суровый взгляд. Мне хочется сказать ему, что нельзя грустить вечно. Но можно постараться совершить что-нибудь хорошее – и жить дальше.

Жить дальше. Именно это я и пыталась сделать с тех самых пор, как ушел Билл. Нужно наконец признать, что путешествие в прошлое вывело меня на правильную дорогу. Неужели я и вправду думала, что счастливый брак с Эриком, Рави или Кевином был возможен? Да, это было бы очень мило, некоторые действительно спустя много лет выходят замуж за своих первых возлюбленных. Но даже если в моем случае ничего подобного не произошло, эти встречи мне столько дали!

Отчасти мне даже хочется повидаться с Биллом, но ясно, что толку из этого не будет. Билл и Эшли. Билл и куколка Кэнди. Билл и кто-нибудь еще – только не я. Я была хорошей женой, всегда готова была его поддержать. Я забирала вещи из химчистки, готовила эту дурацкую лазанью и раз в месяц выщипывала ему из ушей волосы – это тоже дорогого стоит. Я не заслужила того, чтобы меня столь унизительным образом бросили.

Я снова касаюсь надгробия Эмми. Увы! Кто сказал, что мы всегда получаем то, что заслуживаем? Но наилучшим для себя образом распорядиться тем, что нам выпало, – это мы обязаны сделать. Я встретила Дика и простила его. И с полным правом я могла бы прождать еще двадцать лет, прежде чем помиловать Билла, поскольку он не заслужил иного. Но, к моей чести, я готова простить его прямо сейчас.

Я встаю, смотрю на даты под именем Эмми и думаю: люди вроде меня, которых отделяет от собственной юности целое поколение, полагают, что это очень грустно, когда девушка умирает такой молодой. Но может быть, все мы окажемся достаточно мудры для того, чтобы извлечь урок из ее короткой жизни и понять: единственное, что нам под силу, – это не тратить даром отпущенное нам время.

Глава 19

Несмотря на то что предыдущие несколько дней были сверх меры насыщены, жизнь моя течет своим чередом. Я разговариваю с детьми по телефону, принимаюсь за разбор двух новых дел, готовлю себе по утрам овсянку. Впрочем, овсянка – новшество. И явно прогрессивное в сравнении с моими обычными батончиками мюсли на завтрак. На работе я получаю букет цветов от Чарльза и Мелины. Они только что открыли собственное рекламное агентство. Если я когда-нибудь начну сниматься в кино, они будут работать со мной бесплатно.

У Беллини свои новости, а точнее, сюрприз.

– Бармен сделал мне предложение! – вопит она, едва успев выпрыгнуть из такси на углу, где мы договорились встретиться после работы.

Я в таком ошеломлении, что роняю пакет и даже не огорчаюсь, когда слышу, как разбивается вдребезги только что купленная за четырнадцать долларов венецианская вазочка.

В справочниках по этикету пишут, что не следует говорить невесте «поздравляю», но и мой вариант трудно назвать уместным.

– Ты ведь сказала ему «нет»? – выдыхаю я.

– С чего бы это? – торжествующе вопрошает Беллини. – Ты же видела его голым. Красавец. Супергигант!

Наверное, есть и худшие поводы для брака, но сейчас в голову не приходит ни одного.

– Мне не кажется, что вы настолько близки. – Тут я вспоминаю, что даже не знаю, как зовут этого супергиганта. И не уверена, что Беллини знает.

– Я и сама не думала, что мы настолько близки, – отвечает она, и я преисполняюсь уверенности, что этот тип – всего лишь номер следующий из тех девяти или десяти претендентов, за которых моя подруга собиралась замуж после первого же свидания.

– А как именно он сделал тебе предложение?

– У нас был невероятный секс, а потом он положил руку мне на ляжку и сказал: «Как ты думаешь, может, нам пожениться?» Разве это не предложение?

– Никогда не верь в то, что говорит мужчина, когда держит тебя за задницу, – сухо советую я. Этот же совет я дала Эмили.

– К твоему сведению, утром он сказал мне то же самое. Мы чистили зубы, – повествует Беллини.

Теперь я несколько озабочена. Предложение, сделанное с зубной щеткой во рту, – похоже, это и в самом деле серьезно. Может быть, мне нужно поддержать подругу?

– Если ты хочешь устроить свадьбу под водой, могу порекомендовать хорошего фотографа.

Беллини начинает хохотать.

– Не спеши покупать водонепроницаемые туфли! Конечно, это предложение мне польстило, но все же я сказала: «Нет». С ним очень весело, но не думаю, что этот парень – моя половинка. И потом, не хочу, чтобы мои дети с молоком матери всасывали кофеин.

Я улыбаюсь и обнимаю ее.

– В конце концов ты найдешь своего мужчину.

– Да, – оптимистично кивает Беллини. – Если уж молодой сексуальный бармен захотел, чтобы все было официально, то когда-нибудь я выйду замуж за того, кого действительно полюблю.

Болтая, мы проходим пешком примерно полквартала. Беллини ведет меня вверх по лестнице в маленький, слабо освещенный торговый зал, где вдоль стен стоят кровати самых разных форм и размеров.

– О! Ты не забыла, что я хотела купить новый матрас! – восклицаю я. – Мне надоело засыпать в мыслях о Билле. На старом матрасе я так и чувствую отпечаток его тела.

– Мне и самой нужна новая кровать, – отзывается Беллини. – Я поняла, что одним из плюсов брака с барменом мог бы стать предсвадебный поход по магазинам. Я бы наконец купила фарфоровый сервиз и на законном основании приобрела бы роскошную двуспальную кровать. Но мне вдруг показалось, что отказывать самой себе в таком подарке просто глупо.

– И то верно. Если ты можешь прыгнуть с парнем в постель до свадьбы, то почему бы тебе не купить новую кровать – опять-таки до свадьбы? – Я лукаво смотрю на подругу.

Беллини снова хохочет и принимается изучать дорогущие матрасы.

– Такие продаются исключительно в Лондоне. Совсем недавно они вышли на американский рынок. Мы попали на эксклюзивную распродажу. Только в розницу.

Никогда не переставала удивляться: буквально в каждом случае (даже если речь идет всего лишь о нормальном сне) она ухитряется иметь столь глубокие познания. Я весело подпрыгиваю на матрасе, но, заметив ценник, вскакиваю как ошпаренная.

– Двенадцать тысяч долларов? Он что, расшит золотом?

– Шелк, натуральная шерсть, кашемир, – перечисляет Беллини. Кажется, она здесь уже побывала.

– Не то что в моем свитере. – Я ощупываю свою «мериносовую смесь».

– А еще – все швы полностью скрыты, так что ты не проснешься с полосатой физиономией. А в нашем возрасте это важно, – назидает Беллини и добавляет: – На таком спит королева Елизавета.

– Королева Елизавета? – скептически уточняю я. – Ее трудно назвать кумиром молодежи. А на чем спит Николь Кидман?

– На ботоксе, – с ухмылкой отзывается Беллини.

Я осторожно присаживаюсь на королевское ложе.

– Фирма «Дуксиана»? – По радио я как-то слышала, что это якобы самая удобная в мире постель.

Беллини плюхается рядом – о чудо, матрас даже не колыхнулся!

– «Гипнос». «Дуксиана» устарела, – говорит Беллини; судя по ее насмешливому тону, некогда превозносимая марка значительно сдала свои позиции. Поспать можно, но это вам не «номер люкс». – На матрасе от «Гипнос» спит Лучано Паваротти. И Владимир Путин.

– Эти новые русские. – Я качаю головой. – Когда видишь кровать за двенадцать тысяч долларов, то начинаешь жалеть о падении коммунизма.

Беллини смеется и говорит:

– Честное слово, хороший матрас стоит любых денег. Люди проводят треть жизни в постели.

– Ты – половину, – дразню я ее.

– Да, если неделя удачная! – подмигивает мне Беллини.

Я ложусь на спину, пытаясь решить, в самом ли деле эта претенциозная мешанина из набивки и поддерживающих пружин может улучшить качество жизни. Кто-то говорил мне, что, посидев пять минут на матрасе в магазине, вы никогда не поймете, каково вам будет лежать на нем каждую ночь в течение многих лет. То же самое можно сказать и о мужчинах.

– Лучше прибереги деньги и купи себе массажер для ног и коробку успокаивающего чая с ромашкой, – советую я Беллини.

– Ага, и вибратор, – добавляет та. Она еще более практична, чем я могла предположить.

Я фыркаю в подушку и думаю, не поделиться ли с подругой новоприобретенной мудростью, что отпущенное нам нужно использовать по максимуму. Но с другой стороны, стремление – это тоже неплохо. Особенно если оно относится к хорошей кровати и человеку, с которым ее можно разделить.

Беллини тоже опускается на подушки.

– О чем думаешь, Хэлли? После того, что ты испытала, ты по-прежнему полагаешь, что брак – это хорошая идея?

– Ты имеешь в виду мой развод?

Я понимаю, что до сих пор не произносила этого слова вслух. Очень странно слышать его из собственных уст.

– Я никогда не предполагала, что мой брак будет расторгнут. Когда я сказала «да» у алтаря, то думала, что это навеки. Сейчас, раньше и потом. Но жизнь делает неожиданные виражи. Никогда нельзя предсказать, что будет, – не важно, какие усилия ты к этому прикладываешь.

– Все неизвестное так мучительно, – говорит Беллини. – Если из моего бармена получится второй Мэтт Дэймон, как ты думаешь, я буду жалеть, что не вышла за него?

– Ты всегда хотела пройти по красной дорожке. А если все, чего он достигнет, – это звание «Бармен месяца»?

– Я по-прежнему буду им гордиться, – преданно отзывается Беллини. – Наверное, если бы он был знаменитостью, я бы в него не влюбилась. Я хочу сказать, ты ведь не захотела выйти замуж за Эрика, даже когда узнала, что он такой богач.

– Я захотела такую же квартиру.

– Ну, частная собственность всегда была мощным стимулом к заключению брака. Твоя честность тебе помешала, и пусть это будет на твоей совести.

– Ты права. И как это я могла поставить любовь превыше апартаментов с четырьмя спальнями и видом на Центральный парк?

– Потому что ты – это ты. – Беллини улыбается. – Может быть, мне не следовало бы говорить этого сейчас, когда мы лежим здесь бок о бок на матрасе, но дружба с тобой для меня важнее какого-то заурядного мужчины.

– Спасибо, – отзываюсь я. – Но предупреждаю, что я не умею рубить дрова и убивать пауков.

– Все в порядке. По крайней мере ты не забываешь спускать воду.

Эмили звонит мне и перечисляет, какие лекции она будет посещать во втором семестре. Я внимательно выслушиваю ее и понимаю, что в этом списке явно недостает литературы, истории и искусства.

– Подожди. Теория игры, макроэкономика, финансовый рынок и спецсеминар, касающийся торговли рисом в Китае? – спрашиваю я, разглядывая пометки, которые набросала во время ее «доклада». – А разве китайцы не едят, как прежде, рис три раза в день?

– Вот именно. Дело в том, что нужно расширить рынок.

– Но ведь тебе же так нравились сестры Бронте.

– Сейчас эра нового феминизма, мама. Больше никаких теорий. Надо позаботиться о себе и создать собственное гнездышко. Большинство женщин заканчивают жизнь в одиночестве. Посмотри на себя.

– Да, посмотри на меня. Я, знаешь ли, не сижу в депрессии и не ем кошачий корм.

– Я знаю, ма. У тебя в кабинете всегда припрятан гамбургер с тунцом. – Эмили драматически вздыхает. – Но если я буду специализироваться по экономике, я должна быть готова ко всему, что принесет мне жизнь.

– Жизнь принесет тебе уйму замечательных вещей. В моей жизни их было много, – отвечаю я и тут же добавляю: – И я надеюсь, что их запас еще не исчерпан.

Эмили молчит.

– Мама, я должна сказать тебе правду. Эвахи, подружка Артура, гостила в Нью-Йорке и случайно встретила папу. У него было свидание.

Я ощущаю лишь легкий укол. Трудно сказать, что Эмили открыла мне глаза.

– Детка, ничего страшного. Мы с папой больше не вместе.

В тот день, когда мы с Биллом пошли за покупками и я услышала, как он разговаривает по телефону со своей очередной пассией, я поняла, что все кончено навсегда.

– Мама, он оказался таким подлецом. Я просто с ума схожу, когда думаю о том, что он продолжает причинять тебе боль.

– Нет. Я перестала страдать из-за тех вещей, которые мне неподвластны.

Хм-м… даже у Дика я чему-то научилась!

– Ты ненавидишь его?

Я ненадолго задумываюсь.

– Нет. И ты не должна. Папа тебя любит. Помнишь, что он всегда говорил?

– Что в его глазах я прекраснее всех звезд Млечного Пути.

Я улыбаюсь, вспомнив, как Билл читал Эмили на ночь сказки, когда она была маленькой. А потом крепко обнимал ее и говорил, что вселенная огромна, но его любовь к ней наполняет все мироздание. Как я могу ненавидеть такого мужчину?

– Семья может распасться, но она не перестает быть семьей, – объясняю я.

– Да, я понимаю.

– Храни веру во всех своих начинаниях. Разберись в своих пристрастиях. Скоро ты убедишься, что все складывается как нельзя лучше.

Эмили задумывается.

– Да. Понятно. Но все-таки экономику я не брошу. У нас такой классный преподаватель!

После разговора с Эмили я решаю, что будет честно по отношению ко всем, если моим отношениям с Биллом будет официально положен конец. Какое-то время уходит на то, чтобы смириться с этой мыслью, и вскоре я звоню Биллу и намекаю, что нужно обратиться к посреднику, вместо того чтобы тратить деньги на адвокатов. Он колеблется:

– Я не уверен, что хочу разводиться.

– Билл, нашему браку пришел конец, и мы оба это знаем.

– Я бы предпочел его сохранить, – говорит он.

Я слишком много знаю для того, чтобы его слова мне польстили.

– Назови хотя бы две причины.

– Пожалуйста. Во-первых, если я не разведусь с тобой, то периодически смогу приходить домой и наводить в саду порядок. А во-вторых, ни одна из тех женщин, с которыми я встречаюсь, не видит во мне будущего супруга.

Я невольно смеюсь.

– Билл, я ничем не могу тебе помочь с женщинами. Но если ты хочешь бывать у меня в качестве садовника, то добро пожаловать.

– Да, ты действительно меня понимаешь.

– Пытаюсь.

Пауза.

– Нам надо встретиться и поговорить. Полагаю, мы должны решить кое-какие вопросы. В частности, о тех билетах.

Я фыркаю. Кто бы мог подумать, что абонемент на все матчи «Никса» столь мощный рычаг? Вероятно, Билл выменял бы его у меня на полотно Пикассо, если б только оно у него было.

– Нам и в самом деле нужно поговорить.

– Ну так приезжай. Я только что достал бутылочку шотландского виски двадцатипятилетней выдержки. Можно будет его распить.

– Я не пью виски, – напоминаю я.

– Тогда посмотрим телевизор. Я купил новый, с плоским экраном.

Дорогое виски, которое старше его подружек, дорогой телевизор? Билл полностью подходит под описание среднестатистического пятидесятилетнего мужчины. Нетрудно понять, почему мы больше не подходим друг другу. Хотя, если я сумела договориться со всеми своими бывшими парнями, почему Билл должен быть исключением?

Я приезжаю к нему в воскресенье и с порога замечаю включенный на полную мощность телевизор с шестидесятидюймовой диагональю.

– Уютное местечко, а? – спрашивает Билл, приглашая меня войти. – Один из моих коллег прожил здесь много лет. Он сказал, что я могу располагать этой квартиркой сколько вздумается.

– И ты купил новый телевизор?

– Нужно как-то жить, – искренне отвечает он.

Я осматриваюсь и думаю: неужели человек действительно может жить исключительно на виски, пиве и чипсах; судя по всему, это единственное, что у него имеется из съестного. Нет-нет, я его недооценила. Билл гордо вносит огромное пластиковое блюдо. На нем жареные цыплячьи крылышки под сырным соусом и несколько анемичных морковок – явно для красоты. Вот человек, который покупает «наши специальные предложения – всего за $24.99». Если Билл и не питается в закусочной, то превращает в нее свою квартиру.

Он садится на кожаный диван и жестом предлагает мне сделать то же самое. Мы оба смотрим на широкий экран, буквально зачарованные зрелищем футболистов почти в натуральную величину. Матч вот-вот начнется; а пока что нам показывают накопившиеся за сорок лет интересные моменты, не говоря уже о самой интригующей части игры – рекламе. Я понимаю, что рекламодатели используют полуголых девиц, чтобы сбывать свою продукцию мужчинам, но зачем нужны лягушки, лошади и обезьяны? Апелляция к животным инстинктам?

– Адам недавно звонил, – говорит Билл, обмакивая в сырный соус тост. – Мы вспоминали наши вечеринки «отцов и сыновей», которые устраивались в честь очередной игры.

– Скучаешь по нему? – Что-что, а с детьми Билл всегда был очень близок.

– Да, – грустно отвечает он. – Славные были времена.

– Мы были образцово-показательной семьей, – говорю я.

– Похоже, Адам и его новая подружка, Эвахи, неплохо проводят время.

– Она очень милая девушка.

– Да, наверное. Адам неплохо развлекается, – усмехается Билл.

– Ты говоришь о своем ребенке!

– А чем еще заниматься в колледже, если не развлекаться? – бодро спрашивает Билл, типичный мужчина.

– Эмили была бы рада это услышать. Она рассказывала тебе о лыжном инструкторе?

– Они всего лишь друзья! – Внезапно Билл превращается в заботливого папашу: – Эмили – моя милая крошка. Уверен, она все свое время посвящает учебе.

Я смеюсь.

– Да, именно этим мы, женщины, и занимаемся.

Билл внимательно смотрит на меня.

– Да, ты ведь говорила мне о своем бывшем. Кто это?

– Ты его не знаешь. Его зовут Кевин.

Билл выключает звук. Видимо, мои реплики его интересуют больше, чем реплики комментатора Терри Брэдшоу.

– Кевин? Из старшей школы? – с любопытством спрашивает он.

– Да, – отвечаю я и тут же пугаюсь. Мне становится ясно, что Билл действительно многое обо мне знает. В течение долгих лет мы делились друг с другом всем, что касалось нашего прошлого.

– Это не тот сукин сын в кожаной куртке, который заставлял тебя прогуливать уроки? – интересуется Билл.

– Он вовсе не сукин сын, – отвечаю я, пытаясь сдержать улыбку.

– Если уж ты пустилась на поиски своих бывших, я бы, скорее, предположил, что это будет богатенький Эрик, – качает головой Билл.

– Его я тоже видела!

– И переспала с обоими? – Билл поднимает два пальца и неожиданно становится похожим на болельщика.

– Я не спала с Эриком. Всего лишь была у него в гостях и ела икру.

– Есть еще кто-нибудь, о ком бы мне следовало знать?

– Не то чтобы тебя это касалось… Барри Стерн.

– Да, тот заумный романтик, с которым ты познакомилась в Европе и который водил тебя по музеям, – говорит Билл, доказывая, что в течение двадцати лет он и в самом деле меня слушал. – И как у него дела?

– Длинная история.

– Вы спали? Да или нет?

– Нет. Поблизости крутился его любовник.

Билл поднимает бровь.

– У твоего бывшего есть любовник?

– Жизнь – сложная штука.

– И не говори, – отзывается он.

Мы замолкаем; нас обоих охватывает легкая грусть. Я рассеянно смотрю на экран, где полуобнаженные девушки из группы поддержки энергично размахивают помпонами перед самым носом у Тренера – пожилого толстяка. Молоденькие красотки буквально повисают на нем; фотоаппараты щелкают. Неудивительно, что мужчины средних лет такие неловкие. Если они не хотят становиться взрослыми, никто и никогда их не заставит.

Я лезу в сумку и протягиваю Биллу бледно-желтый конверт.

– Документы на развод, – говорю я; рука у меня слегка дрожит. – Так будет проще. С них все и начнется.

– Не начнется. Ими все закончится. – Билл открывает конверт, берет ручку, потом откладывает. – Наверное, спустя какое-то время я об этом пожалею, как ты думаешь?

– Возможно, – отвечаю я, подумав, что однажды он поймет, от чего отказался. Еще лучше, если уже сейчас до него начинает это доходить. – И мне есть о чем жалеть.

Но поскольку это Билл, который всю жизнь предпочитал не зацикливаться на том, что ему мешает, он качает головой, тянется за пультом и включает звук – как раз в ту секунду, когда начинается матч.

– Игра, кажется, будет неплохая, – говорит он. – Но, если ты не хочешь, нам не обязательно ее смотреть. Все уже и так знают, чем она закончится.

Я беру морковку и макаю ее в подливу.

– Никто никогда не знает, чем все закончится. Именно поэтому люди продолжают играть.