Текст книги "Бестия. Том 2"
Автор книги: Джеки Коллинз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
И вот он сидит в самолете и не может понять, как это он дал себя уговорить. То, что он может сказать, может быть сказано в любом другом месте: в Нью-Йорке, Лос-Анджелесе, Вегасе… Где угодно!
Тогда почему он летит? Потому что так решила Джен?..
– Вам что-нибудь нужно, сэр? – спросила стюардесса.
Он заказал двойной «скотч», откинулся в кресле и подумал о Марабель. Наконец-то он сбыл ее с рук! Это был блестящий ход – вызвать ее мужа. Кто, как не муж, обязан позаботиться о своей жене?
В один прекрасный день отставной каскадер появился в его доме. Обветренное лицо. Костюм настоящего ковбоя, явно знавший лучшие времена.
– Ну, как тут Мери?
– Какая Мери?
– Марабель, – поспешил вставить Коста.
– Ах, да, – Джино скорбно покачал головой. – Она несчастное, больное дитя. Свой же худший враг.
Старик кивнул.
– У Мери есть… проблемы.
– Проблемы? Черт! Я бы не назвал это просто проблемами!
– Вы собираетесь жениться на ней?
– Послушайте, – твердо заявил Джино. – Я хочу вернуть ее вам – вместе с небольшим подарком. Я купил вам хорошенький домик на Малхолланд-драйв. Он ваш – только уберите ее от меня подальше. Скажем, до шести часов вечера.
Сказано – сделано. Гуд-бай, Марабель Блю. Он легко отделался. Какие-то несчастные сто тысяч.
* * *
Они стояли лицом к лицу в кабинете директрисы: в черных глазах дочери сверкал вызов, в черных глазах отца – ярость.
Директриса четко выговаривала по-английски:
– Так что вы, конечно, понимаете, мистер Санта: не нам, руководству «Левьер», наказывать учениц за подобное поведение. Это ваша обязанность как отца – наставить дочь на путь истинный, дабы она прошла по нему всю оставшуюся жизнь. Я считаю…
Он отключился и стал наблюдать за Лаки так, словно видел ее впервые за многие годы.
Она оказалась высокой, как ее брат. Когда успела вытянуться? Стройная, длинноногая, с развившейся женской фигурой. Сногсшибательная красотка. Смуглая, оливковая кожа, глянцевитые черные волосы, большие, задумчивые глаза…
О Господи! Да она же – его второе «я»! Это сходство существовало всегда – еще Мария называла их «невозможными близнецами», – но до сих пор речь шла всего лишь о сходстве. А теперь она стала его двойником. Противоположного пола.
И в то же время – совсем чужая. Юная незнакомка. Это его вина. Он прилагал столько усилий, чтобы обезопасить их с Дарио, даже старался держаться от них подальше. Он любил их обоих – очень. Но устранился. Спрятал свою любовь подальше и отдалился от них. Потому что ему было невыносимо думать, что трагедия может повториться. Он могущественный человек, но не всемогущий.
Мария… Мария… Мария… Господи! Сколько лет его не отпускала боль!
Острая физическая боль при каждом пробуждении. Ночные кошмары. Тщетные надежды на то, что однажды она вернется. Он устроил кровавую баню возмездия. Но это ничего не изменило. Ничего…
* * *
Лаки тоже изучала отца. Почему он приехал сам, а не прислал кого-нибудь из своих лакеев? Честно говоря, это ее удивило.
Они с Олимпией видели в окно, как он подходит к школе.
– Эй, – воскликнула Олимпия, – это же твои предок! А ты говорила, он не приедет!
– Я н-никак не думала, что он явится сам, – от волнения Лаки начала заикаться.
– И тем не менее. Гм… О-очень привлекательный мужчина!
И теперь, глядя на отца, Лаки пыталась определить, красив он или нет. Он выглядит моложе своего возраста, это бесспорно. Безукоризненно одет. Темный костюм-тройка, сверкающая белизной сорочка, шелковый галстук. Густые черные волосы по последней моде достают до воротника рубашки. Ему очень идет легкая проседь.
Лаки вспомнила: «папочкин запах». Запах детства… Почему ей не пять лет? Почему нельзя броситься ему на шею и чтобы он обнимал и прижимал ее к себе, пока она не запросит пощады?
К глазам подступили слезы. Лаки сердито приказала им вернуться на место. Реветь – значит выказывать слабость. Подумаешь, исключили из школы – кого это волнует? Ее – в последнюю очередь.
* * *
Они покидали пансион, сидя бок о бок на заднем сиденье лимузина: никто не проронил ни слова. Автомобиль на стрелой мчал их к аэропорту.
Лаки безумно захотелось, чтобы Джино что-нибудь сказал. Неужели он так сильно злится? Она прокашлялась, решив сама начать разговор, но передумала.
Так и промолчали всю дорогу до аэропорта… всю дорогу до самолета… до самого Нью-Йорка.
Там, в Нью-Йорке, они прошли таможенный досмотр и прошествовали к традиционному черному лимузину. Лаки была удивлена: она думала, что ее сразу погрузят в другой самолет и отправят транзитным грузом в Лос-Анджелес. Вместо этого ее оставляют в Нью-Йорке – по крайней мере, на одну ночь. Очень интересно!
Лимузин остановился возле фешенебельного многоквартирного дома на Пятой авеню, выходившего на Центральный парк. Лаки последовала за Джино в вестибюль, а затем они поднялись в лифте на двадцать шестой этаж и вошли в большую квартиру – шикарную, как в лентах с Фрэнком Синатрой. Хромированная мебель. Меховые ковры. Тьма зеркал. Вот, значит, где Джино проживает в Нью-Йорке. Ничего себе квартирка!
– Здравствуй, дорогая!
Наконец-то с ней кто-то заговорил! Тетя Джен – полная, излучающая материнское тепло, в розовом костюме и жемчугах – в ушах, вокруг шеи и на запястьях.
Лаки почувствовала, что ее глаза снова наполняются слезами. Черт побери! Что это она вдруг заделалась плаксой?
Тетя Дженнифер заключила ее в объятия.
– Идем, дорогая. Я покажу тебе твою спальню, и мы обо всем поговорим. Нет ничего лучше, чем хорошенько выговориться.
* * *
Джино украдкой следил за тем, как Дженнифер уводила его дочь. У него полегчало на душе. Ох уж эти женщины! Всю жизнь он с ними возится. Но какая же Лаки женщина? Она его дочь, черт побери! Да ради Бога – если бы не нужно было скрывать, кто она на самом деле, уж он бы нашел этого маленького кобеля, который пробрался к ней в комнату, и подвесил бы за яйца!
Лаки потрясающая девушка – он только сейчас это осознал. До сих пор он думал о ней как о ребенке. Но нет, она уже в таком возрасте, когда за ней так и будет бегать целая свора кобелей – и дома, и за границей. Через несколько месяцев ей стукнет шестнадцать. С кем ей поделиться, с кем посоветоваться? Уж конечно, не с ним. Джен – чрезвычайно умная, рассудительная женщина, лучшего и желать нельзя. Нужно объяснить ей, что если он, Джино, еще раз услышит, что Лаки путается с парнями, он оторвет им обоим башку – и дочери, и парню.
Она – дочь Джино Сантанджело и должна, черт побери, понимать, что это значит!
* * *
Но до чего же легко водить взрослых за нос! Тетя Дженнифер – добрая, симпатичная старушка, но стоит одной ногой в каменном веке. Ее лексикон неподражаем! Изо рта так и сыплются слова: «скромность», «чувство собственного достоинства», «честь» и тому подобный мусор.
Лаки не потребовалось много времени, чтобы уяснить, чего от нее ждут. Чего ждет Большой Папа. Да, парень залез к ней в постель, но она сопротивлялась, отчаянно защищала девичью честь, звала на помощь – и она пришла в образе школьной учительницы, которая вовремя ворвалась в их спальню и спасла от того, что хуже смерти. (Не слишком ли далеко она зашла? Кажется, тетя Дженнифер так не считала).
К счастью, тот факт, что она лежала голая, так и не всплыл наружу. Равно как и то обстоятельство, что Олимпия тоже находилась в постели – и тоже не одна.
Обелить себя оказалось проще простого! С лица тети Дженнифер постепенно сходило выражение неудовольствия и озабоченности.
– Твой папа будет рад, – проворковала она. – Не то чтобы он сомневался, что ты девственница…
Девственница! Тетя Джен! Да неужели?
– А где Марко? – вдруг выпалила Лаки.
– Марко? – кажется, тетя Дженнифер не понимала, о ком идет речь.
– Ну, папин Марко, – нетерпеливо повторила Лаки. – Ты же знаешь!
– Нет, я не… – тетя Дженнифер застыла в недоумении. – Марко… Марко… Ах да! Сын Би?
Сын Би? Кто такая, черт побери, Би? Лаки сохраняла хладнокровие.
– Ну да. Где он?
– Не знаю, дорогая. Наверное, в Лос-Анджелесе. – Как интересно: девочка говорит точно с такими же интонациями, как Джино, – и похожа на него как две капли воды!
Конец разговора. Тетя Дженнифер пошла докладывать Большому Папе.
– Эй! – с тревогой окликнула ее Лаки. – Я что, останусь здесь?
Дженнифер была удивлена.
– Разве папа тебе не сказал? Ты будешь учиться в частном пансионе в Коннектикуте. Завтра тебя отвезут.
Вот как! Лаки почувствовала себя униженной. Нет, Джино ничего ей не сказал. Но это вполне в его духе. Сам строит планы. Что хочет, то и делает. Ему плевать, что у нее могут быть свои желания.
Частный пансион в Коннектикуте. Черт побери! Дважды черт побери! Трижды черт побери! Меньше всего ей сейчас хотелось снова загреметь в школу.
– Тебе там понравится, детка. Будешь купаться в бассейне и кататься верхом. Ты ведь любишь лошадей? – теперь, когда Дженнифер заверила Джино, что Лаки – все еще маленькая девочка, ему стало легче разговаривать с дочерью.
Лаки скорчила рожицу.
– Я их ненавижу!
– Послушай, – Джино заткнул за ворот вышитую льняную салфетку и набил рот едой. Проклятая спаржа! Сколько раз говорить дуре-кухарке, что он терпеть ее не может? – Ненависть – слишком сильное слово, если речь идет о лошадях. Знаешь ведь: лошадь – лучший друг человека и все такое прочее.
– Собака – лучший друг человека, – высокомерно поправила Лаки.
Но последнее слово, как всегда, осталось за ним.
– Лучший друг человека – деньги. Помни об этом, дорогая.
Господи, как же она его ненавидит! Чертов коротышка – грубый, не умеющий изысканно говорить – ее от него тошнит!
И как же она его любит! Он красив – настоящий махо! Элегантно одевается. И дико сексуален.
В отчаянии она нацепила на вилку немного спаржи и слизнула грозящую упасть каплю масла.
– Я вот думаю…
– Да? – одним глазом Джино косился на экран телевизора, который по его распоряжению почти никогда не выключали. Эта привычка осталась после Марабель Блю.
– Ну, я полагаю… через пару месяцев мне исполнится шестнадцать. Зачем вообще учиться в школе?
– Образование пойдет тебе на пользу, – рассеянно ответил Джино. Сейчас все его внимание было приковано к результатам скачек, о которых сообщали в программе новостей.
– Пожалуй…
– Что?
– Я предпочла бы не ехать в школу.
– Вот как? – Джино позволил себе беззлобную усмешку. – И что же ты будешь целыми днями делать?
– Я могла бы многое…
– Например?
– Быть рядом с тобой… сопровождать тебя… учиться бизнесу… что-нибудь в этом роде.
Джино вздрогнул от неожиданности и перевел взгляд с телевизора на дочь. Пятнадцатилетнее дитя! Девчонка! Это что, розыгрыш?
– Я не шучу, – резко произнесла Лаки. – Разве дети не должны интересоваться семейным бизнесом?
Она пудрит ему мозги, ведет какую-то непонятную игру. Жалко, что Коста и Джен не остались ужинать, при них было бы гораздо проще.
– Послушай. Тебе нужно окончить школу, поступить в колледж, встретить хорошего парня и выйти замуж. По-моему, что может быть лучше?
Лаки прищурила угольно-черные глаза – глаза Сантанджело – и храбро парировала:
– А по-моему, это гадость.
Джино в свою очередь пригвоздил ее взглядом.
– Прикуси язычок. Будешь делать то, что я скажу. Когда-нибудь ты сама поблагодаришь меня за это.
Лаки не отвела глаз.
– У меня не было возможности получить настоящее образование, – продолжал Джино. – Разъезжать по заграницам и все такое. Я сызмальства должен был зарабатывать на жизнь – мне было даже меньше лет, чем тебе. Так что тебе повезло, – тут он вспомнил, что сказала Мария сразу после рождения дочери. Мария… Бледная, нежная, прекрасная…
Они назвали девочку Лаки. Господи! Если бы Мария была жива! Если бы он мог воскресить ее! Если бы…
* * *
– Новенькая! Новенькая! Новенькая! – неслось со всех сторон.
Прекрасный частный пансион в Коннектикуте больше походил на прекрасную частную тюрьму – с обязательным ношением формы, надзирателями, закамуфлированными под учителей, и зловредными сопливыми девчонками, которых Лаки возненавидела с первого взгляда.
Через два дня ей стало ясно: нужно драпать.
Через неделю это желание переросло в острую потребность.
У нее был список телефонов Олимпии. Под предлогом необходимости позвонить Джино она ушла с математики и разыскала подругу.
Та находилась в Париже – в шикарной резиденции своего отца на улице Рош. Брала уроки русского языка.
– Я подыхаю от скуки! – вопила она в трубку. – Ты не представляешь, какая публика здесь изучает русский! Дерьмо собачье!
– Да уж, наверное, тебе получше, чем мне в этой выгребной яме! Я должна выбраться отсюда! У тебя есть идеи?
– Да. Садись на самолет и лети сюда. Возьмем одну из папиных машин и махнем на юг Франции. Это будет настоящий кайф! Как по-твоему?
– Конечно! Но у меня нет денег. Всего двадцать три доллара пятнадцать центов.
– Нет проблем, – весело возразила Олимпия. – Наш дом сплошь нашпигован телексами. Все, что от меня требуется, это позвонить, чтобы для тебя оставили билет в аэропорту Кеннеди. На мое имя. Ты только выберись, остальное – моя забота. У тебя есть паспорт?
– Да.
Они потолковали еще несколько минут, и к тому времени, как Лаки положила трубку, она так же, как Олимпия, была убеждена, что все будет в порядке. Так и случилось.
На другой день она покинула пансион на рассвете, попутками добралась до аэропорта и спросила билет на имя мисс Олимпии Станислополус. В полдень она уже была в пути.
По прибытии в аэропорт Орли она, как было условлено, позвонила Олимпии. Та завизжала от радости и велела Лаки пооколачиваться там где-нибудь до ее приезда.
Еще через три часа роскошный белый «мерседес» уже мчал их в сторону Кот-д'Ажура.
– Господи! – ликовала Олимпия. – Сроду так не веселилась! Одно могу сказать о тебе, Сантанджело: ты девочка что надо.
Лаки ухмыльнулась.
– Это было проще простого.
– Я же тебе говорила! – Олимпия вильнула в сторону, чтобы не раздавить драную кошку – их лимузин вырвался за городскую черту Парижа. – Ты оставила записку?
– Две – Джино и школьному начальству. Этакий детский лепет: мол, мне нужно время, чтобы все обдумать, не волнуйтесь, направляюсь в Лос-Анджелес.
– Чудесно! Пока они разберутся, что к чему, мы повеселимся на славу! – Олимпия сунула в рот сигарету. – А я сказала экономке, что еду повидаться с мамой. Эта старая ворона еле может связать два слова по-английски. Кроме того, она меня на дух не выносит и была просто счастлива, что я уезжаю. Мы свободны, детка! Это ли не блаженство?
Джино, 1966
Власть. Самая необходимая вещь. Сколько бы у вас ее ни было, все мало. Всегда чего-то недостает. Покорить еще одну вершину. Заключить грандиозную сделку.
Джино часто задавал себе вопрос: чего ради он крутится, как белка в колесе? Мчится туда-сюда, распространяет свое влияние на все новых людей, осыпает милостями…
– Ты легализовал свой бизнес, получил солидное прикрытие, – бессчетное число раз твердил закадычный друг Коста. – Почему бы тебе не остановиться?
Коста выправил лицензию на «Мираж». Он был юристом до мозга костей и всегда искал легких путей. Платишь пошлину пятьдесят долларов – и у тебя чистые руки. Бедный Коста! Вечно брюзжит, предостерегает. Однако ему понравилось быть мультимиллионером.
Два года назад они открыли на Багамах отель-казино «Принцесса Санта», он приносит изрядные барыши. Потом занялись игорным делом в Европе. И не только.
Да, его бизнес процветает. У Джино банковские счета по всему миру. Деньги вывозятся из страны, отмываются и возвращаются чистенькими. Вкладываются в дело. Помещаются в трастовые фонды. И так далее.
Джино считал, что жизнь удалась. Конечно, время от времени случаются проколы, но вполне поправимые. Ничего такого, с чем он не мог бы справиться.
Он благополучно пережил трудные времена. Сначала комиссия Дьюи в тридцатые годы. Потом комитет Кифовера занялся вопросами организованной преступности в пятидесятые. Из недавних – расследование Бобби Кеннеди в начале шестидесятых. И наконец, столкновение с Валачи – мелким уголовником, гангстером на час, который лез из кожи вон, давая показания: кто, что и кому сделал, с указанием времени и места.
Джино удалось отмолчаться. Власти так и не смогли ничего на него навесить. Он по-прежнему на коне. Просто ему везет, сказал Альдо. Сам Альдо начал прихварывать и, выйдя в отставку, помогал жене в ресторане «Риккадди».
У Джино созрела идея. План. В сущности, мечта.
Он построит еще один отель в Лас-Вегасе, который заткнет за пояс все остальные.
После того как осуществилась греза Боя, отели в Лас-Вегасе начали расти, как грибы. По сравнению с некоторыми новыми постройками, такими как «Цезарь», «Мираж» стал казаться сортиром. Комфортабельным, но сортиром.
Джино задумал нечто грандиозное. Построить отель, который придаст всему городу отпечаток его личности. Это будет нечто особенное. О нем заговорят во всем мире.
Он подыскал участок и теперь вел переговоры с архитекторами.
– Это будет стоить целого состояния! – ужаснулся Коста, когда друг выложил свою идею. – А забот! Господи! Цены на строительные работы с каждым днем растут, нам и так с трудом удается поддерживать синдикат. И кто сейчас захочет вкладывать капитал без немедленной отдачи? А налоговая служба!
Иногда Коста вел себя, как баба. Так ли иначе, Джино возведет лучший отель в мире. И назовет его «Маджириано». Комбинация имен Мария и Джино. Достойный памятник их любви.
* * *
Сплавив Лаки в пансион, Джино не стал задерживаться в Нью-Йорке.
Коннектикут. Отличный вариант. Лаки скоро освоится. Эту школу порекомендовала Бетти Ричмонд, немного похожая на лошадь жена Питера. Зато она славилась отличным воспитанием и шармом. «Там училась наша старшая дочь Лоретта перед поступлением в колледж. Она превозносила пансион до небес», – заверила его Бетти.
От нечего делать Джино подумал: интересно, какова она в постели? Воображение не сработало. Возможно, она костлява, как баранья нога. Неудивительно, что Питер Ричмонд предпочел аппетитные округлости Марабель Блю.
Они с Питером стали чем-то вроде друзей. Правда, оба оставались начеку. Никакого паблисити. Джино оказал сенатору множество услуг. Мелких. Крупных. Неизменно конфиденциальных.
Это доставляло Джино огромное удовольствие. Приятно заводить друзей в иных социальных сферах. Кроме того, он был уверен, что со временем сенатор Питер Ричмонд станет весьма влиятельной фигурой.
Из Нью-Йорка он полетел прямо в Вашингтон, где должен был недельку погостить на вилле Ричмондов в Джорджтауне. Это была первая привилегия такого рода. Конечно, он прекрасно понимал, что обязан ею тому обстоятельству, что Бетти Ричмонд собиралась дать благотворительный гала-банкет и облюбовала для этой цели «Мираж».
Джино делал вид, будто не имеет об этом ни малейшего представления. Если Бетти Ричмонд в нем нуждается, ей придется попросить. «Конечно, – скажет он. – Вам я ни в чем не могу отказать».
Это, конечно, всего лишь игра, но у нее свои правила. Бетти Ричмонд должна будет уяснить это.
* * *
Стук теннисных мячей о ракетки. Громко провозглашаемый счет. Джино подошел к одному из кортов и понаблюдал за игрой.
Бетти Ричмонд играла со своим старшим сыном Крейвеном и, насколько Джино мог судить, разделала его в пух и прах. Мало того, что они дали парню такое имя [1]1
В переводе с английского «трус».
[Закрыть], так еще и не упускали случая подчеркнуть свое превосходство.
После резкого паса Бетти приветливо помахала Джино. Крейвен подпрыгнул, промахнулся и растянулся на площадке.
– Гейм! – пропела Бетти и, не обращая внимания на распростертого на земле юношу, подбежала к Джино. Чмок-чмок. Она клюнула его сначала в одну, а затем в другую щеку.
Вообще-то Бетти недурна. Высокая, сильная, с умными карими глазами. На ней был белый теннисный костюм и спортивные туфли. Русые волосы с боков схвачены резинками на манер девчоночьих «мышиных хвостиков». В свои сорок один год она еще могла нравиться.
– Как настроение? – спросила она. – Хотите сыграть?
Джино добродушно рассмеялся.
– Я предпочел бы выпить.
Бетти укоризненно покачала головой.
– Сейчас все занимаются спортом.
– Знаю. Вы это говорите при каждой встрече.
– А вы при каждой встрече обещаете чем-нибудь заняться.
– Да займусь, займусь. Она сжала его руку.
Джино поморщился. Чертова баба не рассчитывает силы.
– Ну, один сет, – протянула она. – Это восхитительная игра!
– Наши представления о восхитительной игре расходятся.
Подошел Крейвен. Ему исполнился двадцать один год, он был долговяз – шесть футов четыре дюйма роста – и костляв. Не красавчик и не урод. В этом мире энергичных мужчин он вряд ли добьется успеха.
– Привет, Джино, – поздоровался он.
– Привет, малыш. Как дела?
– Неплохо. Мне предложили работу. Ничего особенного, но…
– Потом, Крейв, – перебила его мать. – Убери мячи, пока их не погрызла собака.
– Хорошо, мама.
Бетти взяла Джино под руку.
– Я рада, что вы смогли вырваться, – они пошли к дому. – Давно хотела вас спросить…
Да, миссис Ричмонд времени даром не теряет. Из нее выйдет превосходная первая леди. Энергичная. Спортивная. Добродетельная. Что еще нужно Америке?
* * *
Поздно ночью Джино лежал на кровати в комнате для гостей и невидяще смотрел в потолок. Его беспокоила недавно нажитая язва. Надо бы сесть на диету. Но кто откажется от свежих устриц с лимоном, сочных бифштексов и тому подобных вещей?
У Бетти Ричмонд стол ломился от яств. За ужином было всего двенадцать человек: сами Ричмонды, их сын Крейвен, три супружеские пары и две одинокие дамы – с видами на Джино. Почему Ричмонды решили, будто он нуждается в сватовстве? Он, имевший неограниченный выбор – от голливудских старлеток до нью-йоркских моделей и шоу-герлс из Лас-Вегаса?
Ему пятьдесят девять лет. Марии сейчас было бы тридцать семь. Он ежегодно отмечал ее день рождения одиноким ужином подле бассейна в Ист-Хэмптоне. Да, он оставил этот дом за собой. Окружил металлической изгородью под током и предоставил саду зарастать, как заблагорассудится.
Он похоронил Марию в саду, под деревом, где они впервые принадлежали друг другу. В доме все осталось, как в день ее гибели. Кроме него, туда никому не разрешалось заходить. Он приезжал в день ее рождения. Целый год ждал этого. Разве может другая женщина сравниться с Марией? Даже с памятью о ней…
Стук в дверь немало удивил Джино. Он поглядел на часы. Половина третьего ночи.
– Кто там?
Дверь отворилась, и на пороге возникла Бетти Ричмонд в атласном халате цвета зрелого персика, с распущенными волосами.
– Зашла посмотреть, как вы тут устроились, – сказала она таким твердым голосом, что он не почувствовал в ней ни малейшего волнения.
Джино разжал руку, уже готовую выхватить из-под подушки пистолет.
– Все замечательно. Спасибо, Бетти.
– Еще бы, – промурлыкала она и, закрыв дверь, приблизилась к нему. – А мне вот не спится.
Прежде чем Джино сообразил, что происходит, она уже сбросила персиковый халат и предстала перед ним обнаженная.
– Мистер Сантанджело, я бы хотела, чтобы вы – друг семьи, друг всего света – трахнули меня!
Господи, так она – шлюха?
Он понизил голос до шепота.
– Оденьтесь, Бетти. Возвращайтесь к Питеру.
– Почему? Я вам не нравлюсь?
Нужно быть очень осторожным. Отвергнутая женщина…
– Я этого не говорил. Но обстоятельства…
– Обстоятельства таковы: Питер уехал к любовнице и, скорее всего, в эту самую минуту сует свой задрипанный член ей в глотку. Я не хочу сидеть и ждать у моря погоды.
– А я не хочу оказаться меж двух огней.
Женщина пожала плечами. Она вся состояла из мускулов.
– Я думала, вы считаете меня привлекательной…
– Так оно и есть.
Она без приглашения скользнула к нему под одеяло.
– Я не скажу Питеру. Обещаю.
Последовало самое атлетическое траханье, какое когда-либо выпадало на его долю. Она гоняла его пенис, словно шарик для пинг-понга: туда, сюда, вверх, вниз, в стороны, из центра, в центр… Гейм!
Второй сет. Все та же гонка. Потом она удалилась, и он уснул, а утром подумал: уж не сон ли все это?
