Текст книги "Бестия. Том 2"
Автор книги: Джеки Коллинз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)
Четверг, 14 Июля 1977 г., Нью-Йорк
Стивен вперил взгляд в удаляющуюся фигуру Лаки и смотрел ей вслед до тех пор, пока она не исчезла из виду. Тогда он и сам начал спуск по бетонным ступенькам. Он смертельно устал, был грязен и зол на судьбу, продержавшую его целую ночь в лифте, да еще в компании такой мегеры, как Лаки – нахальной, грубой, ругающейся, как извозчик. Ну, правда, хорошенькой, этого у нее не отнимешь. Даже после ночи в лифте она выглядела – просто блеск!
Он приказал себе не думать о ней. Что он, в самом деле, себе позволяет. С тех пор как он решил, что Эйлин – единственная, Стивен ни разу не помыслил о другой женщине.
* * *
К Дарио медленно возвращалось сознание. Он не сразу понял, где находится, потом вдруг вспомнил и резко сел. Низ живота свело от страха и нестерпимой боли. Он находился в своей постели. Голова раскалывалась.
– Ну, как ты?
Дарио заморгал. Комнату освещала всего одна свеча. В кресле у двери кто-то сидел. Дарио попробовал встать, но едва его ноги коснулись пола, как накатила тошнота, и он был вынужден снова лечь.
– Ничего-ничего, – послышалось от двери. – Я – Сэл, меня прислал Коста Зеннокотти. Извини, что пришлось тебя стукнуть, но откуда мне было знать, кто ты, а кто – налетчик?
Дарио приподнял голову и простонал:
– Большое спасибо.
– Не обижайся, – фигура в кресле поднялась и приблизилась к нему. Дарио был в шоке. Сэл – женщина!
* * *
К тому времени, как проснулся Эллиот, Кэрри была уже полностью одета и нервно вышагивала по квартире.
– Ты бы лучше полежала, – упрекнул муж. – Вчера тебе пришлось несладко.
Она постаралась, чтобы ее голос звучал легко:
– Я прекрасно себя чувствую.
Не хватало сейчас отлеживаться!
– Черт побери! – воскликнул Эллиот, тщетно пытавшийся включить свет в ванной. – До сих пор нет электричества! Что только происходит с этим городом?
Кэрри пожала плечами. Что происходит с ее жизнью? Какой уж тут город…
* * *
Джино быстро добрался до Нью-Йорка. В двенадцать тридцать машина уже неслась по оживленным улицам Манхэттена, снижая скорость на перекрестках – светофоры не работали – и подскакивая на выбоинах.
– Не могут привести улицы в порядок, – буркнул шофер. – Куда только идут наши денежки?
Это были первые слова, с которыми он обратился к Джино за все время пути.
Джино молчал. Сейчас не до разговоров.
* * *
Двадцать семь лестничных пролетов вниз – и у Лаки заныли ноги, которые к тому же потели в высоких модных парусиновых сапожках. Ах, если бы сейчас на ней были шорты, теннисные туфли и рубашка с короткими рукавами! Лаки улыбнулась, представив себе физиономию Косты, если бы она в таком виде заявилась к нему в офис. А почему бы, собственно, и нет? Она взрослая и может делать все что пожелает. Все-все-все. Она вышла из того возраста, когда драгоценный папочка контролировал и диктовал ей, что делать, а чего не делать. Держал в постоянном страхе…
Джино Сантанджело. Знаменитый Джино. Отец. Папочка.
Джино Сантанджело. Таран.
Черт побери! Он может в любую минуту объявиться в Нью-Йорке. Буквально каждую минуту.
Лаки остановилась передохнуть, присела на бетонную ступеньку и перевела дух. Конфронтация с отцом. Та еще перспектива! Но она принимает вызов!
С минуту она сидела, закрыв глаза и посасывая большой палец. Поспать бы! Откуда-то сверху донеслись шаги – это спускался Стивен Как-его. Чертов ханжа.
Лаки заставила себя подняться и продолжить путь. Осталось всего двадцать этажей.
* * *
– Господи! – ахнул Дарио. – Ты – женщина?
– А ты как думал, – издевательским тоном ответила Сэл. – Я и впрямь заметила, что со мной что-то не так: утром, когда принимала душ.
Дарио застонал, лежа на спине.
– Ударчик у тебя не женский!
Сэл ухмыльнулась. Ей было двадцать четыре года, она весила сто шестьдесят фунтов и была сильна, как бык. Коротко остриженные курчавые волосы делали ее похожей на Ширли Маклейн. Среди наемников она пользовалась славой крутого боевика, способного быстро и аккуратно выполнить любое задание. Ее услуги стоили недешево, но обращавшиеся к ней не жалели денег. Черный комбинезон, хриплый голос. Неудивительно, что Дарио принял ее за мужчину.
– Слушай, – сказала она, – там на кухне валяется твоя «проблема» с кухонным ножом в брюхе. Что это за тип?
Дарио снова застонал.
– Понятия не имею. Он пытался меня убить, вот и…
Сэл пожала плечами.
– Да не мандражируй ты. Если я верно поняла, труп нужно убрать отсюда? Это, конечно, влетит в копеечку.
– Коста об этом позаботится.
– Ладно. Давай поспи. Пару часов не трогайся с места. К тому времени мы оба исчезнем из твоей жизни. Договорились?
Он тупо кивнул и подумал: «Вот я проснусь – и как будто ничего не было!»
– На вот парочку. Они помогут тебе расслабиться, – она протянула ему пару таблеток. Дарио благодарно принял и через несколько минут уже спал крепким сном.
Сэл задумчиво смотрела на него. Дарио Сантанджело. Сын Джино. Может, теперь ее очередь попытать счастья?
* * *
Коста провел ночь в офисе, на удобном диване. И правда, с какой стати в его возрасте карабкаться по лестнице? Отправив Сэл на выручку Дарио, он позвонил в аэропорт и узнал, что самолет Джино произвел посадку в Филадельфии. Его друг, наверное, в бешенстве. После стольких лет изгнания, стольких переговоров, чтобы ему разрешили вернуться на родину! Ну, ничего, одна ночь в Филадельфии – еще не конец света. Джино будет полным идиотом, если попытается сегодня же явиться в Нью-Йорк. Мэр говорил об аварии – и нешуточной.
Так что Коста развязал галстук, снял пиджак и преспокойно уснул.
В девять утра его разбудил звонок Джино.
– Я в пути. Встретимся в районе полудня в «Пьере».
Коста ни на минуту не задумался о том, как он будет спускаться пешком с пятьдесят первого этажа. Джино нуждается в его помощи. Даже теперь Коста продолжал вскакивать по его первому сигналу.
* * *
– Надо бы отменить званый ужин, – рассуждал Эллиот. Его безмерно раздражало вторжение каких бы то ни было случайностей в размеренный, строго распланированный ход его жизни.
– Скорее всего, к тому времени повреждение на станции будет уже устранено, – возразила Кэрри.
– Гм, – Эллиот нахмурился. – Знаешь, чего мне сейчас хочется?
– Чего? – спросила Кэрри. Самой ей хотелось одного: чтобы он убрался в свой офис!
– Съездить куда-нибудь. На Багамы. Или на Гавайи. Или на Виргинские острова. Как ты к этому относишься?
Как она к этому относится… Очень плохо. Уехать, зная, что в Нью-Йорке какая-то сволочь только и ждет случая свести с ней счеты? Немыслимо!
Она принужденно засмеялась.
– Не глупи. Разве мы можем сейчас уехать?
– Почему нет?
– Ну, просто не можем. У нас все расписано вплоть до сентября. Приемы, презентации, вечеринки…
Эллиот перебил ее:
– Ничего такого, чего нельзя было бы отменить.
– Ты же терпеть не можешь подводить людей.
– Всего на несколько недель. Тебе нужно развеяться.
– Мне и здесь хорошо, – быстро сказала она.
– Я тебя не понимаю. После пережитого вчера… – Вдруг зазвонил телефон. Эллиот снял трубку. – Алло? Алло?
– Кто там? – вся трепеща, спросила Кэрри, когда он положил трубку.
– Ошиблись номером. Даже на телефонной станции – сплошные проколы. Куда мы катимся?
Кэрри вздрогнула. Это шантажист. У нее нет ни тени сомнения.
* * *
Джино пересек вестибюль отеля «Пьер» и очутился у окошечка портье. Теперь он ступал медленнее, тяжелее. Но от него все еще исходила властная энергия.
– Мы вас ждали, мистер Сантанджело, – сказал портье, отдавая ему ключ от номера.
Сидевшая неподалеку женщина обернулась, услышав его фамилию. А когда вернулся ее муж, что-то прошептала ему, и они оба уставились на Джино.
– Мистер Зеннокотти уже наверху, – продолжал портье. – Надежные источники сообщают, что неисправность скоро будет устранена. Если вам что-нибудь понадобится, не стесняйтесь, звоните.
Джино кивнул, оглянулся по сторонам и глубоко вздохнул. Нью-Йорк. Здесь совсем особая атмосфера. Как ни в каком другом городе.
Наконец-то он дома!
Восхитительное чувство!
Книга 2
Лаки, 1955
Все, что происходило до того, как ей исполнилось пять лет, осталось в ее памяти радостными цветными вспышками. Тепло. Ощущение безопасности. Добрая, красивая мамочка с мягкими белокурыми волосами и бархатистой кожей. Ласковая, душистая, жизнерадостная, она носила красивые платья и пушистые меха.
Папа. Большой, грубоватый. Он всегда приносил подарки – кукол и мишек (Лаки жадно набрасывалась на все подряд). Старался помедленнее ходить, когда она семенила рядом.
По случаю ее пятого дня рождения родители устроили праздник. Полсотни детей. Клоуны. Катание на осликах в саду. Огромный шоколадный торт в виде кукольного домика.
Лаки так волновалась, что едва дышала. На ней было розовое платьице с оборочками, ленточки в кудрявых волосах, короткие носочки и белые туфельки.
Джино сграбастал ее в охапку, несколько раз назвал своей маленькой итальянской принцессой и вручил подарок – украшенный бриллиантами и рубинами медальон на золотой цепочке, в котором хранился фотопортрет их обоих.
– Папочка! – взвизгнула она и стала покрывать его лицо поцелуями.
– Ты ее балуешь, – мягко упрекнула Мария.
– Некоторые детишки для того и созданы, чтобы их баловать, – и он подбросил девочку в воздух.
Лаки вскрикнула, но он поймал ее и заключил в объятия. Она с наслаждением вдыхала знакомые запахи, которые так любила. Запахи папочки.
Лаки прижалась к нему и пробормотала:
– Ты такой хороший, папочка, такой хороший!
Он опустил ее на землю и подмигнул Марии.
– Точная моя копия.
Жена нежно улыбнулась.
– Внешне – да. Но все остальные достоинства – от меня.
Лаки обхватила ручонками ногу отца, давая понять, что снова хочет, чтобы он взял ее на руки, но он уже утратил интерес к дочке, перенеся его на маму.
– Да ну?
– Точно, – и она тоже подмигнула.
Джино счастливо засмеялся, стряхнул с себя Лаки и сграбастал жену.
– Кто сказал?
Девочка сунула в рот палец и молча наблюдала за родителями. Иногда взрослые бывают такими смешными! Ни с того ни с сего перестали обращать на нее внимание, а ведь сегодня не чей-нибудь, а ее день рождения.
Она вынула палец изо рта и сказала:
– У меня болит животик.
Мария оттолкнула Джино и склонилась над дочкой.
– Не может быть! В такой день! Где болит, маленькая?
– Везде.
Мария укоризненно посмотрела на Джино.
– Не нужно было ее подбрасывать. Ты слишком бесцеремонен.
– Да? – он снова схватил дочь и начал щекотать. – Болит, да? Где болит? А?
Малышка залилась счастливым смехом.
– Джино, перестань! – тревожилась Мария.
– Ничего, ей нравится.
Конечно, Лаки нравилось. Она хохотала до слез.
– Больше не болит, папочка! Не болит!
Он продолжал щекотать дочку.
– Хватит! – кричала она. – Хватит!
– Ага! Хочешь, чтобы папочка перестал? Нет уж! А вот так?..
– Джино, это уже чересчур, – мягко произнесла Мария. – Девочка перевозбудится.
И он перестал ее щекотать. Напоследок крепко прижал малышку к себе и прошептал:
– Папа тебя любит, детка, – и опустил на землю.
Тут как раз появилась няня Камден, крепко держа за руку Дарио. Случалось, он убегал и потом не мог найти обратную дорогу.
– Эй, – крикнул мальчику Джино. – Сегодня хоть и не твой день рождения, но у меня есть кое-что и для тебя тоже!
Дарио так и не выпустил руки няни Камден. Джино протянул ему красиво упакованный сверток.
Лаки запрыгала от удовольствия. Она не была ни завистлива, ни ревнива и от души радовалась, что ее маленькому братишке тоже достался подарок.
– Скорее открывай, дурачок! – торопила она, а поскольку он медлил, сделала это сама, безжалостно разорвав цветную оберточную бумагу. Внутри оказался большой заводной автомобиль – алый, с вращающимися колесами. Лаки ликовала даже больше Дарио. Он осторожно дотронулся до игрушки и снова схватился за няню.
– Эге-гей! – воскликнул Джино. – Тебе нравится? – он подхватил Дарио на руки и начал подбрасывать в воздух, как Лаки.
Мальчик разразился слезами и вдруг истошно закричал. Его тут же вырвало.
Джино отдал его няне. Хорошо бы, хоть в будущем его сынишка стал смелым и мужественным, как сестра.
– Он только что поел, – набросилась на мужа Мария, – а ты его тормошишь.
Джино пожал плечами и снова переключился на дочь. Они вместе погоняли по полу игрушечный автомобиль. Мария принесла фотоаппарат и сфотографировала их.
– Улыбайтесь! – приказала она, и они совершенно одинаково улыбнулись в объектив.
* * *
Через неделю Джино уехал.
Когда папа уезжал, Лаки не особенно огорчалась, потому что он всегда возвращался с подарками. Конечно, она по нему скучала. Иногда мама давала ей поговорить с папой по телефону. Море удовольствия!
В папино отсутствие в доме появлялись чужие люди. Маме это не нравилось. Лаки слышала, как она спорила с папой. Но на этот раз никто не появился, потому что папа уехал всего на сутки. Интересно, подумала Лаки, успеет ли он купить подарки?
В саду, в маленьком флигеле, жили Ред и еще один парень. Лаки любила играть с ними. Они катали ее на закорках, а потом сбрасывали в бассейн. Няня Камден их терпеть не могла, называла «неотесанными чурбанами». Лаки не знала, что это такое. А вот Дарио плакал, когда они пытались поиграть с ним. Он вообще был плаксой. Одной только Лаки иногда удавалось рассмешить его.
Перед уходом папа крепко поцеловал ее, а потом – еще крепче – маму. Когда он ушел, мама взяла девочку в свою спальню и разрешила примерить свои платья, туфли и драгоценности. Лаки обожала эту игру: жаль только, ей позволялось играть в нее лишь в особых случаях.
Она надеялась еще на одну привилегию: что мама разрешит ей спать в своей спальне. Но увы! – в шесть часов няня Камден увела ее в ванную, а в семь мама пришла пожелать ей спокойной ночи. Лаки протянула руку и дотронулась до маминого золотистого локона.
– Почему у меня не желтые волосы?
– Потому что у тебя прекрасные черные волосы, как у папы, – нежным голосом ответила мама. – Ты вдвойне счастлива: и из-за имени, и из-за чудесных черных кудряшек.
Слова мамы доставили Лаки удовольствие.
– А у Дарио желтые волосы.
– Да, дорогая. Ну, спи.
– Папа завтра приедет?
– Да.
– И мы все пойдем купаться?
– Если он приедет не слишком поздно.
– Да, мамочка.
Лаки сунула большой палец в рот и через несколько минут уснула.
* * *
Лаки была жаворонком: в шесть-семь часов утра она уже была на ногах. Дарио и няня Камден никогда не поднимались раньше половины девятого. Ее это нисколько не огорчало. Она научилась сама готовить себе завтрак и наслаждалась своей самостоятельностью. Конечно, ей не разрешалось выходить из дома без взрослых. Всюду была установлена сигнализация. Стоило приоткрыть дверь или окно, как начинали звенеть колокольчики. Однажды она попробовала – папа чуть не сошел с ума. Кричал, вопил, ругался и носился по дому и саду с пистолетом в руке. Прямо как по телевизору.
Ей было дико смешно, а Дарио испуганно заревел.
Когда папа был дома, он тоже рано вставал. Лаки знала, куда что вставить, чтобы вскипятить себе чай. Или сварить папе кофе так, как он любил, и заработать лишнюю порцию поцелуев.
Мама вставала поздно, не раньше девяти. Или половины десятого. Папа шлепал ее по мягкому месту и называл соней. Лаки отворачивалась, чтобы не видеть, как они целуются.
За окном вовсю чирикали птицы. Лаки вскочила с постели и подбежала к окну, чтобы посмотреть. Ее ожидал сюрприз: мама уже проснулась и нежилась в бассейне. Она лежала на полосатом надувном матрасе, дрейфовавшем в центре водной глади.
Лаки торопливо влезла в свой желтый купальник. Папа любил поддразнивать: мол, у нее толстый животик. Звал пампушкой. Умереть со смеху! Она сбежала по ступенькам. Ура! – стеклянная дверь не на запоре.
– Мамочка! – радостно позвала она. – Я тоже хочу купаться! Можно? – вся во власти счастливого возбуждения, девочка подбежала к бассейну.
Но мама спала и не слышала. Самая красивая мама в мире – так утверждал папа, и Лаки разделяла его мнение. Она неподвижно лежала на надувном матрасе: длинные, почти белые волосы плавали по воде, руки и ноги безвольно свесились по сторонам матраса.
Девочку поразили две вещи. Мама, скверная девчонка, забыла о приличиях и купалась голышом.
А вода в бассейне была непривычного розового цвета.
Лаки постояла на краю.
– Мамочка! – потом громче: – Мамочка! Мамочка!
Что-то было не так, но она не знала что. Где папа? Почему его нет? Уж он-то разобрался бы, в чем дело.
Глупый папа! Взял да уехал.
Она села на бортик бассейна: пухлые ножки не доставали до воды. Мама проснется – нужно только подождать. Посидеть и подождать. Ничего особенного.
Стивен, 1955–1964
Когда Стивену было шестнадцать, его однажды вызвали из частной школы, где он учился, и Кэрри, с распухшими красными глазами, сообщила, что Бернард Даймс скончался во сне от сердечного приступа.
Для Стивена это был страшный удар. Когда в свое время ему сказали, что Бернард – не его родной отец, он все равно продолжал всем сердцем любить его: ведь Бернард был единственным отцом, которого он знал. Они много времени проводили вместе – и в Нью-Йорке, и в их коттедже на Фэйр-Айленде.
На похоронах Стивен верным рыцарем стоял рядом с матерью – рослый, красивый юноша. А потом, в их доме на Парк-авеню, держал ее руку, когда мимо струился поток друзей и знакомых Бернарда Даймса, пришедших выразить соболезнование.
Кэрри вела себя с большим достоинством. Высоко держала голову и прятала слезы под длинной черной вуалью.
Через неделю Стивен вернулся в школу.
– Я справлюсь, – убеждала Кэрри. – Твоя учеба для меня важнее твоего присутствия.
Она всегда ставила его учебу на первое место. Это действовало ему на нервы, но он не спорил. У мамы золотой характер – она способна растопить лед. Подавай ей высшие баллы по всем предметам! Приходилось лезть вон из кожи. В противном случае…
В тринадцатилетнем возрасте он едва не отбился от рук. Увлекся боксом, начал принимать участие в школьных соревнованиях. Все бы хорошо, но отметки поползли вниз. Кэрри осатанела. Она так исполосовала ему задницу, что он неделю не мог сесть. Это было хорошим уроком.
– Темнокожему, – ледяным голосом наставляла она, – нужно стараться вдвойне. Заруби это на носу.
Стивен верил с трудом, потому что еще ни разу не сталкивался с расовыми предрассудками. Он вырос в роскошном особняке, с любящими родителями. Так же, как и его друзья, не придавал значения цвету кожи. К ним стекалась разношерстная публика: кинозвезды, продюсеры из-за рубежа, музыканты, театральные актеры и актрисы, оперные певцы.
В самой дорогой частной школе города он и мальчик по имени Зуна Мгамба были единственными темнокожими. Но они варились в общем котле с сыновьями дипломатов, финансистов и путешествующей знати. Кэрри нарочно выбрала эту школу, чтобы Стивена заботили только отметки, а не цвет кожи.
Бернард возражал: это помешает мальчику узнать истинное положение вещей. Он будет расти в оранжерее. Но Кэрри стояла на своем.
Отец Зуны Мгамбы занимал высокое положение в Организации Объединенных Наций. Стивен об этом не знал. В школе любимым занятием Зуны была мастурбация.
Лучшим другом Стивена стал Джерри Мейерсон, рослый угловатый юноша с шапкой рыжих волос. Он так же, как и Стивен, был прилежным учеником; они во всем помогали друг другу.
В отличие от других подростков, эти двое уделяли больше внимания учебе и будущей работе. Секс шел вторым номером. Делать им, что ли, нечего – часами спорить о том, насколько эта пара титек лучше, чем та? Некоторые мальчики убивали время, листая порнографические журналы; особенно это относилось к Зуне, которого в конце концов исключили из школы за то, что он начал мастурбировать на виду у трех мамаш, приехавших навестить своих чад в родительский день.
Ко времени окончания школы сексуальный опыт Стивена был весьма ограничен. Он так же, как и Джерри, мечтал о девушках, но они как-то не подворачивались под руку.
– В колледже наверстаем, – петушился Джерри. – В студенческом городке этого добра навалом, а мы с тобой – парни хоть куда!
Стивен и Джерри собирались изучать право. Они поступили в один и тот же колледж в пригороде Бостона.
Джерри оказался прав: девушки здесь попадались на каждом шагу. Маленькие, полные; высокие и стройные. Большие груди, маленькие груди. Длинные ноги. Круглые попки… Как если бы вы всю жизнь сидели на диете и вдруг вас привели в кондитерскую и предоставили полную свободу действий.
Джерри ошалел. После поступления в колледж главной его заботой стало залезть под юбку к какой-нибудь девушке. Однако и через полгода его попытки не увенчались успехом. Отметки также оставляли желать лучшего.
Стивен старался его утешить. Ему очень нравилось в колледже. Нравились занятия – словно кто-то бросил вызов его умственным способностям, и он с готовностью поднял перчатку. К тому же он стал не последним игроком в студенческой баскетбольной команде. Это отвлекало его от секса. Он видел, что творится с Джерри, и не хотел следовать его примеру. У него были другие проблемы, связанные с матерью. После смерти Бернарда Кэрри превратилась в затворницу. Часами просиживала в кабинете Бернарда в доме на Парк-авеню, уставившись в пространство перед собой. И так – день за днем.
Приезжая на каникулы, Стивен старался вывести мать из оцепенения. Однажды предложил съездить для разнообразия в их коттедж на Фэйр-Айленде.
– Я хочу продать его, Стивен, – последовал скорбный ответ. – Слишком много воспоминаний…
Он поинтересовался их финансовым положением. Может, ему следует бросить колледж и устроиться на работу?
Она заверила его, что Бернард оставил им много денег. И ледяным тоном добавила, что если он бросит учебу, она его убьет.
Стивену никак не удавалось расшевелить ее, и он беспокоился. В свои сорок с лишним лет мама была очень красивой женщиной. Ей бы наслаждаться жизнью, а она сидит взаперти в кабинете покойного мужа, окруженная воспоминаниями.
Однажды его осенило:
– Эй, мам, почему бы нам не съездить в Кению? Наверное, у тебя там полно родственников? Вот и познакомимся.
Реакция оказалась не такой, как он ожидал. Вместо «хорошо, я подумаю» или «посмотрим» она холодно произнесла:
– Никогда не пытайся вернуться в прошлое. Запомни это, Стивен.
Он знал о ней то же, что и другие, что можно было прочесть в любом журнале. Но иногда по ночам просыпался в холодном поту и задавал себе вопрос: «Кто я? Кто мой настоящий отец?» Все, что рассказала ему Кэрри, сводилось к следующему: «Он был хорошим человеком. Врачом. Тебе был годик, когда он умер».
Он запрещал себе думать о прошлом или расстраиваться из-за неразговорчивости матери. Наверное, у нее есть свои причины. Если она не хочет говорить, кто был его настоящим отцом, значит, нужно смириться. Он так и поступил.
* * *
Тысяча девятьсот пятьдесят первый год оказался щедрым на события. Стивену исполнилось восемнадцать; его впервые обозвали ниггером; он в первый раз переспал с девушкой и научился защищать себя в драке.
Быть черным – совсем не то, что быть белым. Кэрри много раз твердила ему об этом, но он пропускал мимо ушей. И наконец убедился на собственном опыте. С тех пор его стали интересовать вопросы гражданских прав и проблемы устройства общества. Он увлекся идеями Мартина Лютера Кинга и развернутой им на юге кампанией за равноправие.
Теперь он ни на минуту не забывал о том, что он – черный, и понял, что имела в виду Кэрри, наставляя его: «Темнокожему нужно стараться вдвойне. Заруби это на носу».
Он и так был хорошим студентом, а после того случая «хорошо» превратилось в «отлично».
Его первой женщиной стала хорошенькая негритяночка по имени Ширли Салливан. Классический студенческий секс на заднем сиденье машины приятеля. Ширли задрала юбку и спустила трусики: она вся вспотела, а одна грудь вылезла из чашечки бюстгальтера.
Стивен остался в одежде: из прорези в брюках гордо торчал пенис. Все оказалось скомканным и абсолютно неромантичным. И тем не менее это было лучшее из всего, что он испытал до сих пор.
Он встречался с Ширли девять чудесных месяцев, а потом предложил ей руку и сердце, которое она разбила, выскочив за студента-медика из соседнего колледжа.
Стивен понял: девушки говорят одно, а делают другое. Им нельзя верить. После Ширли он пустился во все тяжкие. С его внешностью это было нетрудно. Стивен превратился в красивого парня ростом более шести футов. Девушки так и падали к его ногам, не исключая белых. Он решил проверить и убедился, что все они одинаковы. Белые ничем не отличались от черных.
* * *
В возрасте двадцати лет Стивен поступил на юридический факультет. В том же году Кэрри вторично вышла замуж. К удивлению всех, кто ее знал, она стала женой напыщенного, дважды разведенного директора театра по имени Эллиот Беркли. Ему было сорок пять лет, но от него за версту разило консерватизмом.
Эллиот не смог заменить Бернарда в ее сердце. Это был не тот человек, о котором она мечтала. Но, вопреки тому, что она говорила Стивену об их финансовом благополучии, денег становилось все меньше и меньше. Ей пришлось искать выход: как дать сыну возможность окончить университет и поддерживать прежний стиль жизни. Этим выходом и стал Эллиот Беркли. Он уже несколько лет ухаживал за ней, и, хотя Кэрри не любила его, в одно прекрасное утро она проснулась и спросила себя: «Почему бы и нет?»
Выходя замуж, она позаботилась о письменном обязательстве, которое гарантировало бы, что Стивен сможет получить высшее образование. Она также уговорила Стивена сменить фамилию на Беркли.
Безопасность – вот о чем шла речь. Безопасность ее сына.
* * *
Зизи ворвалась в его жизнь опаляющим ветром в прохладный день. Ему было двадцать четыре года, он окончил университет со степенью бакалавра права и гуманитарных наук и теперь работал ассистентом адвоката – чтобы набраться опыта.
Зизи была чем-то вроде танцовщицы. Она выступала свидетельницей в деле об изнасиловании. Стивен только взглянул на нее – и ему стало тесно в брюках. Это произошло само собой, помимо его воли. Зизи моментально заметила – и сделала выводы.
Зизи. Пять футов взрывчатого вещества. Пышные груди, стройные ножки, горящий взор, мурлыкающий голос. Страстная любовница.
Зизи.
Кэрри возненавидела ее с первого взгляда.
