Текст книги "Бестия. Том 2"
Автор книги: Джеки Коллинз
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Джино, 1966
Джино летел в Париж один. Из Вегаса ему докладывали, что миссис Ричмонд предъявляет беспрецедентные требования. Она отбыла на следующий день после него, оставив вместо себя Крейвена надзирать за приготовлениями к предстоящему гала-вечеру. И сама чуть ли не ежечасно звонила из Вашингтона.
– Это чистое безумие, – жаловался патрону Марко. – Она требует, чтобы половине гостей предоставили люксы на одну ночь. И чтобы было особое меню, а цветов – вы не представляете! Этот банкет будет стоить целого состояния.
Джино ничего не мог поделать. Он согласился ей помочь и сдержит слово. Она держит его за дурачка, это ясно. Позволила трахнуть себя разок – и думает, что они в расчете. Стерва! Оценила свой благотворительный вечер в одно траханье!
– Делай все, что она скажет, – приказал он Марко. – Я скоро вернусь, и тогда она попляшет!
Миссис Ричмонд придется ответить за все. Джино Сантанджело еще никому не позволял помыкать собой. Она получит свое благотворительное гала-представление, но в один прекрасный день ее ждет расплата. Просто сейчас у него связаны руки.
– Есть новости о Лаки? – спросил Марко.
– Я только что прилетел в Париж. Позже позвоню.
* * *
– Сигарету? – предложил Эрик.
– Спасибо, – Дарио закурил и разлегся на топчане, занимавшем добрый кусок террасы.
Эрик жил в Сан-Диего, в нескольких милях от пансиона. Дарио прибыл автобусом в субботу утром. Эрик встретил его на станции. Они приятно провели день, раскатывая по городу, заходя в магазины, особенно в книжные; посетили художественную галерею.
Теперь, когда они вернулись к Эрику домой, тот липнул к Дарио, точно мясная муха.
Безусловно, Дарио это льстило. В школе внимание одноклассников носило враждебный характер. Дома, если в ту же пору гостила Лаки, она неизменно играла первую скрипку.
– Говорят, твой отец – Джино Сантанджело? – прокашлявшись, произнес Эрик. – Это правда?
Дарио кивнул.
Эрик явно нервничал.
– Просто не знаю… Я, конечно, не думаю, что ты… но все-таки…
Дарио показался себе очень взрослым и умудренным опытом. Этаким светским львом.
– Все в порядке, Эрик. Я не собираюсь ему докладывать.
У того вырвался вздох облегчения.
– Я просто…
– Ты ничего не должен объяснять.
Эрик стиснул его руку – первый физический контакт. Дарио не протестовал. У него бешено билось сердце. Он не был так наивен, чтобы не догадываться о намерениях Эрика. Другое дело – позволит ли он…
– Ты такой красивый, – выдохнул Эрик. – Я заметил с первого взгляда. Только ты появился в классе, я сразу же сказал себе: этот парень не такой, как все. Я угадал?
У него были горячие, потные ладони, но Дарио не испытывал желания освободиться. В нем шевельнулось физическое влечение – как в тот раз, когда он подсматривал за отцом и Марабель Блю. Или шпионил за раздевающейся сестрой. Или когда наблюдал за мальчиками в душе.
– Пожалуй, – небрежно подтвердил он, воображая себя в романтическом ореоле человека, знавшего великую скорбь и страдания. Да ведь, в сущности, так оно и было. Он очень одинок…
Эрик впился в его губы своим жадным ртом, и Дарио не почувствовал отвращения – одно любопытство.
– Кажется, я мог бы полюбить такого, как ты, – приглушенным голосом произнес Эрик.
Дарио позволил целовать себя. И все, что последовало.
Впервые в жизни он чувствовал себя любимым, желанным и абсолютно защищенным.
* * *
Димитрий Станислопулос оказался представительным мужчиной с крючковатым носом, гривой жестких седых волос, бегающими глазами и раздражающей привычкой начинать каждую фразу словами: «Я полагаю…»
Через пятнадцать минут, проведенных в его обществе, Джино был сыт по горло. Они вдвоем допросили экономку в парижской резиденции Димитрия, недалекую угрюмую женщину, плохо говорившую по-английски, а перед лицом этих двух суровых мужчин и вовсе утратившую дар речи.
Димитрий обратился к ней на беглом французском, при этом он яростно размахивал руками, точно ветряная мельница.
Она что-то пробормотала в ответ.
– Идиотка! – возопил Димитрий. – Только и думает о том, как бы ее не уволили.
– Что она сказала? – нетерпеливо спросил Джино.
– Ничего такого, чего бы мы еще не знали. В прошлый понедельник Олимпия взяла машину и сказала, что едет к матери.
– Значит, пять дней назад. Сейчас они могут быть где угодно.
– Я знаю неплохую фирму частных детективов, которые специализируются на розыске угнанных машин. Будем говорить откровенно: на двух интересных девушек в роскошном автомобиле трудно не обратить внимания.
В три часа дня нанятые Димитрием Станислопулосом сыщики нашли автомобиль. Он разбился в результате столкновения с «ситроеном» на узкой горной дороге в окрестностях Канна. В машине обнаружен труп неизвестной женщины.
Джино с Димитрием тотчас вылетели на юг Франции.
Лаки, 1966
Небо заволокли тучи. Подул колючий, холодный ветер.
– Мистраль, – с досадой сказал Уоррис. – Черт возьми, он испортит нам вечеринку.
Олимпия надулась.
– Это еще почему?
– Потому, моя прелесть, что идет гроза и никто не рискнет забираться в горы.
– Какой ужас! А я-то настроилась на фантастическую тусовку! А ты, Лаки? Эй, Лаки!
Та вздрогнула от неожиданности. В мыслях она была далеко отсюда, на Бель Эр. Огромный холодный особняк. Заросший сад. Ее просторная белая комната с телевизором. Коллекция книг и грампластинок. Старые игрушки…
– Махну, пожалуй, домой, – как бы между прочим сказала она.
У Олимпии расширились глаза.
– Что-о?
– Нет, правда.
– Это почему же?
Лаки неопределенно передернула плечами.
– Не знаю. Просто мне так хочется.
Поросячьи глаза Олимпии превратились в щелки.
– Это невозможно.
– Почему?
– Невозможно – и все. Мы вместе отправились в путешествие и должны вместе вернуться.
– Не обязательно! – огрызнулась Лаки.
– Но утром ты обещала остаться.
– Ничего я не обещала. Я хочу домой.
– Эгоистка!
Ха! Это она-то эгоистка? Олимпия все утро провела в спальне с Уоррисом. Сейчас два часа дня, и они только что вышли. Лаки осточертело быть третьей лишней!
– Слушай, – твердо заявила она, – я ухожу, и ты не можешь мне помешать.
Уоррис лениво прислушивался к разговору. Он вдруг впервые осознал, что Лаки очень красива. До сих пор он ни разу толком на нее не взглянул. Но под шапкой черных, как смоль, волос таилась дикая цыганская красота. Подумать только – он столько времени прожил с ней в одном доме – и не разглядел ее своеобразия. Куда до нее Олимпии – та всего-навсего смазлива. Конечно, титьки… да длинные золотистые волосы… А все остальное – ширпотреб. Такие встречаются на каждом шагу. О Лаки этого не скажешь.
– У меня от твоих слов разболелась голова, – буркнула Олимпия. – Пойду прилягу. А ты, Уоррис, растолкуй ей, что если она сейчас вернется домой, ее живо упрячут в какую-нибудь дурацкую школу, – и она гордо хлопнула дверью.
Оставшись одни в полутемной от бушующего за стенами виллы урагана, Лаки с Уоррисом молча уставились друг на друга.
– Что это ты надумала уезжать? – спросил Уоррис.
– Так просто, – упрямо ответила она. – И никто меня не удержит.
Уоррис встал и потянулся.
– Вернется Пиппа – отвезу тебя в аэропорт. Если не передумаешь. Но как же ты без денег?
– Там, на месте, и решу, – Лаки с подозрением воззрилась на него. – Ты правда отвезешь меня?
Он сделал несколько шагов навстречу.
– Ясное дело. Почему бы и нет?
Лаки сидела на ковре, вытянув перед собой длинные загорелые ноги. На ней были шорты и вязаная кофточка.
Уоррис навис над ней и протянул руки.
– Поднимайся. Подумаем вместе, как выйти из положения.
Она ухватилась за него, и он рывком поднял ее на ноги.
– Как?
– Пока не знаю. Что-нибудь придумаем.
Вместо того чтобы отпустить Лаки, Уоррис привлек ее к себе, и не успела она понять, что происходит, как он впился в ее губы жгучим поцелуем.
– Эй! – Лаки попыталась вырваться. – Ну-ка оставь это!
– С какой стати? – он зашарил руками по всему ее телу. – Я видел, как ты смотрела на нас с Олимпией. Думаешь, не знаю, что ты сходишь по мне с ума?
– Мразь!
– Послушаем, что ты скажешь после того, как я тебя проткну!
Лаки изловчилась и что было силы поддала ему коленом в пах. Уоррис сложился пополам.
– Сука!
Девушка внимательно следила за ним. Ей хотелось смеяться, но это только разъярило бы его: кто знает, чего можно ожидать от этого подонка.
Все еще скрюченный, Уоррис рухнул на диван.
– Валяй в аэропорт на своих двоих! На меня не рассчитывай! Мать твою! Чем скорее ты слиняешь, тем лучше для всех.
– Как это «на своих двоих»?
– А вот так!
Глаза Лаки наполнились слезами. Как только ее угораздило попасть в такую переделку? Она тут в ловушке, вместе с Олимпией и этим ужасным человеком. Если бы не он, они бы чудесно провели время. Он все испортил. Лаки посмотрела на дверь и стала ломать голову: что бы такое предпринять? Начался дождь: целые потоки воды низвергались с небес. Как ей хотелось снова стать маленькой девочкой, чтобы кто-то заботился и решал за нее!
– Не волнуйся, – злобно прошипела она. – Как-нибудь доберусь. Пусть только кончится дождь – ноги моей здесь не будет!
Она оставила Уорриса лежать на диване и пошла собирать немногочисленные шмотки, привезенные с собой.
Да пошел он!.. И Олимпия – туда же! Лаки уходит, и никто не сможет ей помешать!
* * *
Во время полета в голове у Джино теснились страшные мысли. Что если в той машине была Лаки? Вдруг это она разбилась насмерть – его маленькая девочка?
Он перебирал в памяти подробности их последнего свидания. Квартира в Нью-Йорке. Роскошно сервированный стол. Он сам – косящий глазами на телеэкран, пока она лепечет что-то о своей ненависти к школе. Он не слушал – а надо бы! На следующее утро он затолкал ее в черный лимузин; даже не подумал лично проводить ее. Но как еще он мог себя вести? Обнять и расцеловать, закрыв глаза на то, что ее застали голой в постели с парнем? В пятнадцать лет, черт побери! Всего пятнадцать лет!
Димитрий Станислопулос также хранил угрюмое молчание, поражаясь в душе: за какие грехи Бог наградил его дочерью, с которой больше хлопот, чем со всеми его бывшими женами вместе взятыми?
Наконец частный самолет приземлился в аэропорту Ниццы. Прямо на летном поле их ждал лимузин. Дождь лил как из ведра, дул сильный ветер. Джино сверился с хронометром. Семь часов вечера. В желудке урчало. Но разве что-нибудь полезет в рот в такое время?
С тяжелым сердцем он забрался в автомобиль. Неужели эта извилистая горная дорога приведет их в морг?
* * *
Лаки не знала, что делать. Она упаковала вещи, села и стала ждать Пиппу, которая наверняка приедет, как только кончится дождь. Но вот уже семь часов вечера, а он и не думает прекращаться. И Пиппы нет как нет.
Ранее, в четыре часа, вышла Олимпия и занялась приготовлениями к вечеринке. Она поснимала чехлы с мебели и достала бокалы. Они с Лаки демонстративно не разговаривали друг с другом.
Уоррис храпел на диване, и это раздражало обеих девушек.
В шесть Олимпия зажгла по всему дому свечи, разбудила Уорриса и спросила:
– Ну и где черти носят твою подругу?
Уоррис был не в духе: боль в мошонке все еще давала себя знать.
– Никуда не денется, – буркнул он.
– Наверное, балдеет там на всю катушку.
– Я сказал, приедет! – он поднялся и увлек Олимпию в спальню. За ними громко захлопнулась дверь.
Лаки посмотрела в окно, за которым сверкали молнии и вовсю хлестал ливень. На душе было тоскливо. Настоящая западня.
И вдруг показались огни приближающегося автомобиля. Ура! Если Пиппа не захочет ее отвезти, она сама сядет за руль. И дело с концом!
Лаки схватила свою дорожную сумку, рывком распахнула входную дверь и выбежала на улицу.
Дождь тотчас заключил ее в объятия: она промокла до нитки, но продолжала бежать к машине.
Поздно она заметила, что это не «мерседес» и сидит там не Пиппа, а ее отец. Черт побери! Джино Сантанджело собственной персоной!
Стивен, 1967
Зизи обожала бегать на танцульки. Стивен предпочитал оставаться дома и слушать свою любимую музыку: джаз, легкий рок, но главное – «соул». Он мог часами сидеть, наслаждаясь гигантскими дисками Айзека Хейза, Мервина Гея, Ареты Франклин.
Зизи отдавала предпочтение резкой, пронзительной музыке в стиле «диско» и латиноамериканским мелодиям. Они постоянно ссорились. «Ну, что ты ставишь всякую дрянь? – возмущалась она. – Ни ритма, ни огня. Пошли на дискотеку!»
Ее излюбленным местом был бар «Испанский Гарлем» – вечно переполненное заведение, где Зизи оказывалась в центре внимания. Стивен смотрел, как она виляет бедрами на танцевальном пятачке в паре с каким-нибудь дебилом, и горел на медленном огне. Они были год как женаты, но он все еще не мог ничего поделать с ревностью.
Зизи это приводило в восторг. Она намеренно дразнила его, наслаждаясь теми моментами, когда Стивен терял самообладание.
– Она тебя погубит, – сказал как-то Джерри за обедом. – Что это за адвокат, если он шляется по злачным местам и чуть что лезет драться? Кончится тем, что тебя самого призовут к ответу. Как бы ты повел себя на месте судей?
– Ты прав. Но что делать, Джерри? Она проникла мне в кровь. Я люблю ее.
– Любишь? Ты что, смеешься? Просто она взяла тебя за яйца и жмет что есть силы.
Стивен с отсутствующим видом поковырял салат.
– Ты видишься с Кэрри?
– Естественно. Можешь себе представить, каково ей.
– Вся беда в том, что мама уж слишком правильная. Будь ее воля, я бы женился на двадцатилетней черной девственнице с университетским дипломом, степенью бакалавра домоводства и из хорошей семьи.
– Что-то не приходилось мне встречать двадцатилетних девственниц с университетским дипломом.
Стивен отрезал кусочек говядины.
– Поговори с ней. Может, она согласится встретиться.
– Конечно, конечно, – при этом Джерри отдавал себе отчет, что его друг просит о невозможном. С каждой неделей в Кэрри крепла решимость не иметь ничего общего с сыном, пока он не освободится от «этой дряни».
– Я был бы очень тебе признателен, – сказал Стивен. – Понимаешь, время от времени у меня возникает чувство, будто я никому не нужен.
– А я, поросенок ты этакий?
Стивен улыбнулся.
– Ты настоящий друг. И единственный, – закончив фразу, Стивен с особой остротой ощутил: так оно и есть. Кроме Джерри, у него никого и ничего не осталось. Если не считать работу. И Зизи.
– Ты подумал над моим предложением? – как бы между прочим спросил Джерри после того, как они допили кофе.
– Конечно. Я польщен, но частная практика не совсем в моем вкусе.
– Не отказывайся, пока не попробовал.
– Я не отказываюсь, а просто говорю, что это не для меня.
– Может, ты передумаешь? – Джерри сделал знак официанту.
– Сегодня моя очередь платить, – напомнил Стивен.
– А, пустяки, – Джерри вынул кредитную карточку. – Свои люди, сочтемся.
– Я могу работать общественным адвокатом, – сухо произнес Стивен, – и быть в состоянии платить за себя.
* * *
– Ну, как тебе? – спросила Зизи, стоя с вывернутыми носками возле его письменного стола в их маленькой квартире.
Стивен с головой ушел в работу. Обложившись бумагами, он напряженно обдумывал, как вести себя на завтрашнем процессе. Наконец он рассеянно поднял глаза.
На Зизи было золотистое платье с люрексом и разрезом до промежности.
– Стильно, да? – она удовлетворенно хмыкнула.
Вульгарнее этого платья он еще ничего не видел. Униформа проститутки. Дешевка.
– Просто ужасно, – уронил он.
На щеках жены заиграл тусклый румянец.
– Оно обошлось в сто двадцать баксов, – она возмущенно выплевывала слова. – Так что придется тебе, миленький, его одобрить.
В мыслях Стивен по-прежнему был далеко отсюда. Он так же рассеянно предложил:
– Отнеси его обратно в магазин, пусть вернут деньги.
Последовавшая за этим вспышка ярости застигла Стивена врасплох. Зизи подскочила к столу, разбросала документы и вцепилась мужу в лицо длинными острыми ногтями.
– Тебе ничего не нравится, что я делаю! Только и знаешь, что критиковать, идиот несчастный! Ты что о себе вообразил, в самом-то деле?
Стивен схватил жену за руки и прижал их к бокам.
– Что это с тобой? – начал он и вдруг почувствовал прилив желания – как всегда, когда он вступал в контакт с ее телом. Это была потрясающая эрекция. Во всяком случае, так ему показалось.
Нимало не заботясь о том, чтобы не порвать, он сорвал с нее золотое платье с люрексом. Зизи подбадривала его вздохами и горловыми стонами. Да, она точно взяла его за яйца – и знала об этом.
* * *
– Вот так, миссис Беркли. Превосходно, дорогая. Просто изумительно. Покажите-ка зубки… улыбочку… нет, это чересчур… отлично!
Довольный фотограф щелкал кадр за кадром, в то время как Кэрри механически выдавала весь свой набор поз и улыбок. Знакомая процедура!
Забавно, не правда ли? Вы становитесь знаменитостью, делаете карьеру и при этом практически ни разу палец о палец не ударили. Какой там талант! Деньги, стиль, а главное – подходящий муж.
Она жила уже со вторым «подходящим мужем». Вот только Бернард Даймс отличался щедростью и потребностью отдавать, а Эллиот был снобом, начисто лишенным чувства юмора. Кэрри не раз задавала себе вопрос: почему он на ней женился? Она – черная, а он всегда испытывал отвращение к черным, считая их низшей расой. Должно быть, он просто не замечал цвета ее кожи, ценя усвоенные за время жизни с Бернардом аристократические замашки. Она стала его собственной африканской принцессой. Боже милостивый! Если бы Эллиот узнал о ее прошлом, он убил бы себя – и ее, разумеется.
Кэрри не любила Эллиота, но ей нравился образ жизни, который она вела благодаря ему.
– Последний кадр, – весело пообещал фотограф. – Попробуйте надеть платье от Ива Сен-Лорана. Вас не слишком затруднит?
Нет, разумеется. В сопровождении двух костюмерш, парикмахера и гримера Кэрри удалилась в костюмерную фотостудии. Все эти люди суетились, помогая ей одеться.
Она посмотрела на свое отражение в зеркале и уже в который раз поразилась чуду. Как могло произойти, что из жалкой негритянской шлюхи она превратилась в элегантную даму?
Благодаря Бернарду, разумеется. Он ее создал.
– Вы просто восхитительны, дорогая, – ворковала женщина-парикмахер.
Кэрри не спорила. Но ее путь наверх – видит Бог – был тернистым!
Лаки, 1966
Прошло четыре недели, и юг Франции стал далеким воспоминанием, зато особняк на Бель Эр – самой что ни на есть реальностью. Тюрьма на Бель Эр – так будет правильнее. С самого начала свобода Лаки оказалась сильно урезанной. На сцене появилось новое действующее лицо – экономка мисс Дрю. Она ни на минуту не выпускала Лаки из поля зрения.
Девушка вновь и вновь перебирала в уме подробности того вечера на юге Франции. Шок, испытанный ею от приезда отца. Джино, его лицо, подобно грозовому небу, затянутому тучами. Он схватил ее за плечи, безжалостно вонзив в нежную девичью плоть свои когти, и, не говоря ни слова, начал ее трясти, да так, что у нее застучали зубы.
Это был сущий ад! Вслед за Джино из машины вышел отец Олимпии и закричал: «Я знал! Я знал, что они здесь!» Они втроем стояли под проливным дождем, и Лаки лихорадочно соображала, как бы предупредить Олимпию, которая наверняка сейчас в постели с Уоррисом – ведь это их обычный способ времяпрепровождения.
Все трое вошли в дом. Джино, словно клещами, сжимал руку дочери, как будто боялся, что она сбежит, а Димитрий сокрушался: «О Господи! Во что они превратили виллу моей сестры!»
Как раз в это время разразилась настоящая гроза – с ослепительными вспышками молний и устрашающими раскатами грома. Джино орал на дочь: «Как вы очутились здесь вместе с Пиппой Санчес?» Димитрий распахнул дверь хозяйской спальни, и пред их потрясенными взорами предстала Олимпия – голая, с высоко вздернутым задом: как раз в это время она прилежно делала Уоррису самый восхитительный минет, какой ему когда-либо довелось испытать.
Наступила минута грозного молчания, прерываемого лишь хлюпающими звуками рта Олимпии.
Димитрий не стал колебаться. Он резко шагнул вперед и что есть силы хватил дочь по этому бесстыдному заду. У Уорриса как раз начался оргазм, и когда Олимпия подскочила с воплем: «Это еще что такое?» – он пустил в руку Димитрию великолепную дугообразную струю.
– Черт побери! – завопил тот.
– Черт побери! – завопил Уоррис.
Известие о гибели Пиппы немного усмирило участников драмы. Уоррис плюхнулся в кресло и закрыл лицо руками.
– Господи! В голове не укладывается!
– Что она здесь делала? – потребовал Джино.
– Она здесь не жила, – оправдывался Уоррис. – Просто она моя приятельница и позаимствовала автомобиль. Вот и все.
Ярость обоих мужчин не знала границ.
– Сейчас же выметайся отсюда! – прорычал Димитрий.
– Да поживее! – добавил Джино. – Убирайся, пока цел!
Дальше все утонуло в реве множества голосов. Олимпия билась в истерике. Сыпались обвинения. Едва успев собрать вещи, Уоррис был изгнан в грозовую ночь с обоими своими чемоданами от Гаччи. Что касается Лаки, то ей предстоял новый безмолвный перелет вместе с отцом – его лицо казалось высеченным из гранита – в Лос-Анджелес, где ее тотчас водворили в резиденцию на Бель Эр. И за все время отец не издал ни одного звука. Почему? Неужели нельзя попытаться понять друг друга?
Ее даже не наказали. Но полная изоляция сама по себе явилась наказанием, потому что на следующий день Джино отбыл, оставив ее на попечение мисс Дрю, тридцатилетней, атлетически сложенной мисс Дрю, которая ни на минуту не оставляла Лаки одну.
Интересно, что стало с Олимпией? Возможно, ее снова упекли в какую-нибудь школу, но скоро на земном шаре не останется школ. Лаки пыталась звонить по всем известным ей телефонам – все они оказались замененными.
– Твой отец не желает, чтобы ты общалась с мисс Станислопулос, – уведомила мисс Дрю.
В день своего шестнадцатилетия Лаки проснулась и обнаружила, что приехал Джино. Он как ни в чем не бывало, с улыбкой на устах, сидел в патио, попивал кофе и скользил рассеянным взглядом по водной глади бассейна – ждал Лаки к завтраку.
Ей о многом хотелось спросить его. Как он нашел ее на юге Франции? Что подумал? Рад ли ее возвращению?
– Привет, папа, – осторожно произнесла она.
Он широко улыбнулся.
– Я наконец решил нашу проблему.
НАШУ проблему? И что же он решил? Еще один пансион? Да она мигом даст деру!
– У тебя есть выходное платье?
Это показывало, как плохо он знал дочь. Ведь она ненавидела платья, никогда их не носила. В душе Лаки шевельнулось подозрение.
– А что?
– А то, что мы кое-куда едем.
– Куда?
– В Вегас. На грандиозный благотворительный вечер, который миссис Ричмонд устраивает в моем отеле.
– Вегас? – Лаки просияла. Лас-Вегас был одним из тех мест, где ей всегда хотелось побывать. – Правда?
– Конечно. В час нас будет ждать самолет. Иди уложи все необходимое.
Лаки не верила своему счастью.
– Нет, честно?
Джино засмеялся.
– Абсолютно честно. Только возьми с собой что-нибудь поприличнее – терпеть не могу эти облезлые джинсы и мужские рубашки.
– Конечно, – Лаки ринулась в свою спальню и перебрала содержимое гардеробной. Марко в Вегасе! Нужно надеть что-нибудь сногсшибательное!
В комнату заглянула мисс Дрю и лукаво улыбнулась.
– Если я правильно поняла, тебя здесь несколько дней не будет?
Ух ты! Дела с каждой минутой становились лучше!
– Да, – торжественно подтвердила Лаки. – Джино… э… папа берет меня в Лас-Вегас.
– Вот и хорошо.
– Просто замечательно!
* * *
– С днем рождения, детка, – Джино чокнулся с ней шампанским и вручил небольшой сверток.
Лаки вдруг показалось, что все становится на свои места. Ей шестнадцать лет, она сидит рядом с отцом в отеле «Мираж» в Лас-Вегасе. Джино заботлив и внимателен. Напротив сидит смуглолицый, немного угрюмый Марко – он стал еще неотразимее. Единственное, что немного портило Лаки настроение, это ее наряд – и вообще внешний вид. Но если Джино от этого легче…
По приезде в Лас-Вегас он настоял, чтобы Лаки посетила салон красоты при отеле – там ей сделали прическу. Парикмахерше были даны строжайшие указания. Лаки посмотрела – и ужаснулась. Локон к локону, волосок к волоску. Кошмар! Джино сказал, что она прекрасно выглядит.
Он лично выбрал для нее розовое платье с оборочками вокруг шеи и на подоле. Ничего более омерзительного она в жизни не видела. Фу! А Джино повторил, что она – просто картинка.
Лаки молниеносным движением разорвала обертку и открыла выложенную бархатом коробочку. Ах! Бриллиантовые сережки! Она в неудержимом порыве обняла отца и крепко прижалась к нему.
Он засмеялся и отстранился.
Наконец-то сбываются ее мечты! Лаки казалось, что она вот-вот лопнет от напора чувств.
– Отличные сережки, – одобрил Марко.
Девушка гордо приложила их к ушам.
– Сходи в дамскую комнату, полюбуйся на себя в зеркале, – посоветовал Джино.
Она сорвалась с места.
– Вы ей уже сказали? – спросил Марко, провожая ее взглядом.
– Не так сразу. Нужно подготовить почву.
– И как, вы думаете, она это воспримет?
Джино откинулся на спинку кресла и неожиданно пустыми глазами взглянул на своего помощника.
– Мне наплевать. Это делается для ее собственного блага. Когда-нибудь она скажет мне спасибо.
Марко не очень уверенно кивнул.
– Может быть.
– Точно, – припечатал Джино.
* * *
Бетти Ричмонд была полностью одета и готова начать вечер. Ее муж Питер все еще торчал перед зеркалом.
– Поспеши, – укорила она. – Ты же знаешь, как я ненавижу опаздывать. Особенно на свой собственный вечер.
– Вечер Джино, ты хочешь сказать?
– Мой вечер!
Питер поправил галстук и состроил гримасу.
– Знаешь старую поговорку: с кем поведешься, от того и наберешься? Вот, моя милая, что нас ожидает.
– Не забудь, Питер: не кто иной, как ты, всю жизнь водился с кем попало, – едко заявила Бетти. – Иначе мы не оказались бы по уши в дерьме.
– Ради Бога…
– Хватит. Я не намерена опаздывать.
* * *
В дамской комнате Лаки внимательно рассмотрела бриллиантовые сережки. Потрясающе! Она вынула из сумочки расческу и энергично заработала ею, возвращая волосам менее прилизанный вид. Жалко, с платьем ничего не поделаешь. Она скорчила рожицу своему отражению в зеркале, а затем показала язык. Ничего! У Марко хватит ума видеть не только то, что на поверхности!
Лаки заторопилась обратно, к их столику, за которым почему-то прибавилось народу – зато Марко исчез. Она протиснулась на свое место рядом с Джино и, оглядевшись, узнала кое-кого из знакомых. Правда, были и незнакомые, в основном почтенного возраста: дамы, увешанные бриллиантами, и мужчины с торчащими изо рта сигарами. Лаки скользнула взглядом по всему залу и узнала Элвиса Пресли, Тома Джонса, Тину Тернер и Ракель Уэлч. «Просто не верится!» – шепнула она Джино.
– Я рад, – весело ответил он, – что тебе нравится.
Вошли сенатор Ричмонд и его супруга. Лаки приходилось видеть их фотографии в популярных журналах. На этих снимках сенатор обычно занимался каким-либо активным видом спорта: играл в поло, греб на каноэ или участвовал в гонках моторных лодок. Он сильно загорел и весь лучился здоровьем. То же можно было сказать и о его жене.
Джино поднялся, чтобы приветствовать их.
– А это моя дочь Лаки.
Сенатор энергично пожал ей руку, а миссис Ричмонд оглядела с головы до пят. Затем появился какой-то долговязый балбес, и Джино добавил: – А это Крейвен Ричмонд. Он будет сегодня твоим кавалером.
Прежде чем Лаки успела отреагировать, Джино вышел из-за стола, уступая свое место Крейвену.
– А ты, папочка? – спохватилась она. – Разве ты не посидишь с нами?
– Я подойду позже, детка. Развлекайся.
Ей бы следовало знать: это было слишком хорошо, чтобы оказаться правдой!
* * *
Не вечер, а сплошное занудство. Окруженная со всех сторон вышедшими в тираж знаменитостями, Лаки одним глазом косилась на Джино, занявшего вместе с почетными гостями столик в центре, а другим шарила по залу в поисках Марко, но он так и не появился. Ничего удивительного, что представление оказалось скучнейшим. Ни рок-звезд, ни приличной музыки – одно старичье, за которое Лаки не дала бы десяти центов, но которое, однако, то и дело вызывало у почтенной публики бурю аплодисментов.
Еще этот Крейвен! Внимательный, вежливый… ЗАНУДА! Один из тех дебилов, для которых у них с Олимпией было до черта кличек.
По окончании представления Джино устроил небольшой сабантуйчик для своих. Лаки не удалось ни отделаться от Крейвена, ни подобраться к Джино, а когда она наконец увидела Марко, он был занят разговором с какой-то девицей – Лаки с удовольствием убила бы ее! Так что ей теперь хотелось одного: смыться.
– Я устала, – сказала она Крейвену.
– Я тоже.
– Пойду прилягу.
– Позволь проводить тебя до лифта.
«Позволь проводить!..» Ну, хоть ты волком вой!
Он довел ее до лифта.
– Как насчет того, чтобы завтра поиграть в теннис?
– Не знаю, как долго я буду спать.
– Я позвоню в десять часов. Тогда и условимся.
– Я… э… – она никак не могла придумать отговорку.
Крейвен наклонился и целомудренно чмокнул ее в щечку. Дылда. Чертов идиот!
– До завтра, – сказал он. – Не волнуйся, все будет хорошо.
Лаки вошла в лифт и поспешила нажать на кнопку закрытия дверей. Болван! Что он имел в виду – «Не волнуйся, все будет хорошо»? Хорошо бы им больше никогда не встречаться!
Очутившись в своей спальне в роскошных апартаментах отца, Лаки первым делом стащила с себя это жуткое розовое платье, швырнула его в угол ванной и принялась разгуливать по комнатам в одних трусиках. Она не признавала бюстгальтеров из-за малой груди и любви к свободе.
Лаки подошла к трюмо и стала кривляться, подражая шоу-герлс. Выходило довольно смешно. Подумать только – некоторые таким образом зарабатывают на жизнь. А как быть, когда потеряешь форму?
Пошарив в дорожной сумке, она нашла и тотчас нацепила на себя не слишком чистые белые джинсы и рубашку с короткими рукавами. Посмотрела на часы: половина первого. Первая ночь в Лас-Вегасе, к тому же у нее день рождения. Черта с два она ляжет спать – во всяком случае, сейчас!
Лаки взяла из ящика письменного стола Джино двадцатидолларовую купюру, взбила пару подушек у себя на кровати и накрыла одеялом, чтобы казалось, будто она спит. Сунула в карман ключ от номера и отчалила.
* * *
В пятнадцать минут третьего Джино поцеловал в обе щеки Бетти Ричмонд, пожал руку Питеру и сообщил:
– Я пошел отдыхать.
– Чудесный вечер, – проворковала Бетти.
– Несомненно, – поддакнул Питер, хлопая Джино по плечу. – Он превзошел все ожидания.
– Да, – скромно подтвердил Джино. – По-моему, все остались довольны.
Поднявшись к себе, он снял пиджак, расслабил узел галстука, плеснул себе немного бренди и несколько минут неподвижно сидел в лоджии, глядя вниз, на сверкающую неоновыми огнями улицу. Вечер и вправду удался. Все шло точно по плану.
Вот только Лаки – встала и ушла, даже не пожелала ему доброй ночи. Странная малышка. Может, она переутомилась? Он проследил за тем, как она вышла с Крейвеном, и, едва тот вернулся, спросил:
