Текст книги "Оскар Уайльд и смерть при свечах"

Автор книги: Джайлз Брандрет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

– Прошу меня простить, если я разочаровал вас, мистер Уайльд, – сказал он. – Я не люблю обещать больше, чем могу сделать. Но, будьте уверены, я приложу все силы, чтобы вам помочь. И сегодня же отправлю человека на Каули-стрит.

– Вы сообщите мне о результатах?

– Разумеется, – ответил Фрейзер и достал наши визитки из кармана. – Я сразу же пошлю телеграмму на Тайт-стрит.

– Если вы не против, в мой клуб, – быстро проговорил Оскар.

– Конечно, – сказал Фрейзер. – «Албемарль», если я не ошибаюсь?

– Вы знаете, в каком клубе я состою? – удивленно спросил Оскар. – Вы тоже его член?

– Нет, я детектив, – ответил Фрейзер и сверкнул ровными, безупречными зубами.

Оскар, на щеки которого вернулся румянец, тихо рассмеялся и пожал Фрейзеру руку.

– Спасибо, что уделили нам время, инспектор, и выслушали меня. Надеюсь, вы не считаете, что я поступил неправильно, когда решил прийти к вам сегодня.

– Как раз наоборот, – ответил Фрейзер. – Вы исполнили свой долг, сообщив о возможном убийстве представителю власти. Вы поступили абсолютно правильно, как и пристало истинному джентльмену. – Он мгновение помолчал и посмотрел Оскару в глаза. – Меня только удивляет, что вы не пришли к нам вчера, сразу после того, как обнаружили труп. Существует ли какая-то причина, вынудившая вас выждать двадцать четыре часа, прежде чем обратиться к нам?

Фрейзер лукаво улыбался, задавая свой вопрос, но, к моему несказанному удивлению, Оскар нисколько не смутился.

– Я король проволочек, – сказал он. – Промедление – мой грех, который портит мне жизнь. Я никогда не откладываю на завтра то, что могу сделать послезавтра.

Фрейзер рассмеялся.

– Ну, вы исполнили свой долг, мистер Уайльд, и теперь я прошу вас послушаться моего совета и не вмешиваться в это дело. Убийство – отвратительное деяние, им должна заниматься полиция. И ни в коей мере не король проволочек, и уж конечно не утонченный певец эстетизма. Вы сделали все, что могли, и абсолютно правильно. Примите мою признательность.

Солнце все еще ярко светило, когда мы вышли на улицу, но воздух стал прохладнее. Оскар повернулся к зданию Скотланд-Ярда и, подняв голову, посмотрел на четвертый этаж. Инспектор Фрейзер стоял около узкого зарешеченного окна и сверху смотрел на нас. Оскар поднял руку и помахал ему, Фрейзер кивнул и помахал в ответ.

– Что теперь? – спросил я.

– А теперь мне нужно немного проветриться, – сказал Оскар. – Думаю, я пройдусь до своего дома вдоль реки – через Каули-стрит. Мне нужно попросить миссис О’Киф об одолжении. – Когда я открыл рот, чтобы возразить, Оскар поднял один палец, заставив меня замолчать, потом обеими руками поправил мой галстук и легонько коснулся плеч, наверное, так же точно он делал, когда его сыновья собирались в школу. – А вам, дорогой Роберт, – добавил он, – пора возвращаться домой, чтобы привести в порядок свой рабочий стол. Нам нужно много сделать и разгадать загадку, я буду вам признателен за помощь – и за ваше общество. Давайте встретимся в клубе в одиннадцать или чуть позже. Сейчас же идите домой и допишите статьи, требующие завершения. И телеграфируйте адвокату вашей жены. Сообщите ему, что в данный момент о разводе не может быть и речи, поскольку вы заняты более неотложным делом: убийством. Правда собьет его с толку, так всегда бывает с посредственностями.

В четверть двенадцатого, как мы и договаривались, я встретился с Оскаром в «Албемарле». Он сидел в полном одиночестве в библиотеке, пил шампанское и читал Вордсворта.

– Ваш прадед – великий человек, – объявил Оскар. – Он учит нас принимать «бремя тайны» и «тяжкое, томительное бремя нашего непонятного и загадочного мира». Вы со мной согласны?

От необходимости подыскивать подходящий ответ меня спасло появление Хаббарда. Он подобострастно остановился на пороге, держа в руке маленький серебряный поднос.

– Вам телеграмма, мистер Уайльд, – доложил он.

– Наверное, от Фрейзера, – предположил Оскар, взял маленький желтый конверт и протянул мне. – Что он сообщает?

Я разорвал конверт и прочитал вслух телеграмму: «ОБЫСК ПРОВЕДЕН. ТОЧКА. УЛИК НЕ ОБНАРУЖЕНО. ТОЧКА. СОЖАЛЕЮ, НО НА ДАННОМ ЭТАПЕ ДАЛЬНЕЙШИЕ ДЕЙСТВИЯ НЕВОЗМОЖНЫ. С УВАЖЕНИЕМ, ФРЕЙЗЕР».

Оскар ничего не сказал. Хаббард продолжал топтаться около двери, потом тихонько кашлянул, точно дворецкий в театральной постановке, и почти шепотом доложил:

– Вас кое-кто спрашивает, сэр. В вестибюле.

Оскар мгновенно оживился.

– Идемте, Роберт, давайте быстрее, – сказал он, бросил томик Вордсворта на стол и потащил меня мимо Хаббарда в коридор. – Игра началась.

Посетительница, пришедшая к Оскару, смущаясь и нервничая, ждала его в вестибюле клуба около у швейцарской, и я сразу узнал миссис О’Киф. Как только мы появились, она присела в глубоком реверансе, Оскар протянул руку, помог ей выпрямиться и произнес всего два слова:

– Итак, мадам?

– Я сделала все точно, как вы велели, мистер Уайльд. Никуда не отлучалась с Каули-стрит до того момента, пока за мной не приехал кэб. Никто даже близко не подходил к дому с тех пор, как вы со мной разговаривали. Ни полиция, ни одна живая душа.

– Да благословит вас Господь, миссис О’Киф, – провозгласил Оскар.

– И вас, сэр, – ответила миссис О’Киф. – Я буду за вас молиться.

– Давайте будем молиться друг за друга, – проговорил Оскар и протянул ей соверен.

Глава 6
2 сентября 1889 года

На следующее утро в одиннадцать часов, следуя указанию Оскара, я пришел в расположенный неподалеку от набережной Челси дом номер шестнадцать по Тайт-стрит, где Оскар и Констанция жили с тех пор, как пять лет назад поженились. Снаружи дом выглядел очень привлекательно: высокий, выстроенный из кирпича, весьма солидный. Внутреннее убранство поражало своей изысканностью. Художник Джеймс Уистлер [25]25
  Джеймс Эббот Макнил Уистлер (1834–1903) – англо-американский художник, мастер живописного портрета в полный рост, а также офорта и литографии. Один из ключевых предшественников импрессионизма и символизма.


[Закрыть], сосед и друг Оскара, помогавший ему с оформлением интерьера, часто говорил: «Внешне дом выглядит абсолютно надежно; интерьер же пронизан духом Уайльда».

Внутреннее убранство дома полностью отвечало вкусу Оскара и финансовому положению Констанции. Когда они поженились, она унаследовала от деда пять тысяч фунтов; и все до единого пенни, на самом деле даже больше, ушло на устройство дома на Тайт-стрит. Внутри все было самого лучшего качества, и все – или почти все – одного цвета: белого. Белые шторы, стены, ковры, даже мебель в гостиной. В столовой тоже, лишь в самом центре с потолка свисал вишнево-красный абажур – точно над терракотовой статуэткой, стоявшей на красной восьмиугольной салфетке посередине белого стола. Все это создавало впечатление великолепного художественного произведения.

Мой друг поэт Уильям Йейтс за год до описываемых событий провел с Оскаром рождественские праздники – я тогда находился в Париже, куда отправился вслед за Кейтлин – и прислал мне письмо, в котором рассказывал про свой визит на Тайт-стрит и «безупречную гармонию», коей наполнена жизнь Оскара «с красивой женой и двумя маленькими детьми». Йейтс написал мне, что обстановка в доме создает впечатление «изысканной художественной композиции». А еще он мне признался, что оказался в исключительно неловком положении из-за того, что пришел на Тайт-стрит в желтых ботинках. Некрашеная кожа была тогда в моде, но, переступив порог дома, Йейтс понял, что ярко-желтый цвет его праздничной обуви, купленной специально ради визита к Оскару и его жене, полностью диссонирует со снежно-белым убранством дома. Когда Оскар увидел его ботинки, он вздрогнул и потом целый день то и дело на них поглядывал и морщился.

Думаю, Йейтс чувствовал себя на Тайт-стрит не слишком уютно. Мне же всегда было там легко и спокойно, как у себя дома. Возможно, из-за того, что Констанция очень радушно меня принимала.

В то солнечное сентябрьское утро, когда Констанция Уайльд открыла мне дверь, я подумал, что никогда еще она не выглядела так восхитительно. Она была в белом платье с фиолетовым поясом и такого же цвета лентой в волосах. Констанция широко распахнула дверь и улыбнулась.

– Добро пожаловать, Роберт, – пригласила она меня. – Как же давно мы с вами не виделись!

Констанция немного поправилась и еще мне показалось, что она стала выше. И старше. Ей уже исполнился тридцать один год, но заботы не оставили следа на ее лице; она выглядела счастливой, уверенной в себе и веселой. Констанция пожала мне руку и мимолетно провела тыльной стороной ладони по моей щеке.

– Я так рада вас видеть, – сказала она. – Я о вас часто думаю. – В коридоре она указала на подставку для зонтов и проговорила: – Смотрите, я все еще храню вашу трость. Она здесь для того, чтобы меня защищать.

– Констанция, я всегда буду вас защищать, – выпалил я, не успев хорошенько подумать, и тут же покраснел.

Она рассмеялась, взяла мои руки в свои и крепко их сжала.

– Вы такой романтик, мистер Шерард. Меня нисколько не удивляет, что Оскар привлек вас к участию в своем великом приключении. Он мне сказал, что вы будете исполнять роль доктора Ватсона, а он – Шерлока Холмса.

– Вы читали «Этюд в багровых тонах»? – спросил я.

– Конечно, – ответила Констанция. – Оскар настоял. И я получила огромное удовольствие. Оскар просто одержим «мистером Холмсом», его наблюдательностью и безупречной логикой. Признаюсь вам, мне кажется, Оскар немного завидует Артуру Дойлу и его творению. Ладно, пойдемте, поищем его.

Она взяла меня за руку, точно товарища детских игр, и повела искать Оскара. Мы нашли его в курительной комнате, отделанной в мавританском стиле, где не было ничего белого, если не считать дыма, поднимавшегося от сигареты, которую Оскар бережно держал в руке, лежа с закрытыми глазами на тахте. Он наверняка слышал наши шаги – и, вне всякого сомнения, мой звонок в дверь, – но даже не пошевелился. Когда мы вошли в комнату, он лениво поднял сигарету повыше и, глядя на нее, принялся вертеть между большим и указательным пальцами.

– Курение сигарет – это совершенный образец совершенного наслаждения, вы со мной согласны? Изысканные ощущения, которые оставляют человека неудовлетворенным.

Констанция улыбнулась, я же рассмеялся. Оскар сел и повернулся в нашу сторону.

– Надеюсь, Констанция рассказала вам о том, что мы решили? – заявил он. – Она от нас уезжает, Роберт. И забирает с собой мальчиков. Констанция едет в северный Йоркшир, полюбоваться на вересковые пустоши и погостить у своей подружки Эмили Терсфилд.

Разумеется, Констанция мне ничего этого не говорила. Оскар повернулся к жене и заговорщическим тоном добавил:

– Не знакомь Роберта с Эмили, дорогая. Она слишком хорошенькая. Он сразу в нее влюбится и целых две недели не сможет спать. Сомневаюсь, что ему удалось хотя бы на минуту заснуть с того самого момента, как он встретил тебя.

Я снова покраснел. Оскар встал с тахты, рассмеялся и положил обе руки мне на плечи.

– Констанция уезжает отдыхать, Роберт, а мы немного поработаем. Мы разгадаем тайну и раскроем преступление. И неважно, станет нам помогать инспектор Фрейзер или нет.

– Оскар рассказал мне об ужасном убийстве, с которым он нечаянно столкнулся, – серьезно проговорила Констанция. – Мне очень жаль бедного мальчика… и я сочувствую его родным, кем бы они ни были.

– Мы как раз и займемся его семьей, Роберт, – сказал Оскар и погасил сигарету. – С них и начнем.

Меня его слова озадачили.

– Но, Оскар, у меня сложилось впечатление, что вы говорили, будто бы у мальчика нет никаких родных, – напомнил ему я. – По крайней мере, так вы сказали Конану Дойлу и Фрейзеру.

Оскар мимолетно улыбнулся, но ничего не ответил.

– Я не понимаю, почему полиция не желает помочь, – вмешалась Констанция.

– Констанция видела возмутительную телеграмму Фрейзера, – сказал Оскар. – Я отдал телеграмму ей – для коллекции. – Я непонимающе на него уставился, и он пояснил: – У моей жены есть особая шкатулка, куда она складывает всякие такие штуки. Первый экспонат появился в день нашей свадьбы: телеграмма от Уистлера следующего содержания: «Боюсь, что не успею добраться до вас к началу церемонии. Пожалуйста, не ждите меня». Разумеется, послание Фрейзера не такое остроумное и написано не столь безупречным языком, но я хочу его сохранить. Думаю, через некоторое время оно будет представлять определенный интерес.

– Почему мистер Фрейзер сказал, что он искал улики, в то время как он этого не сделал? – спросила Констанция.

– Кстати, действительно, почему? – повторил ее вопрос Оскар.

Я подумал, что, скорее всего, инспектор Фрейзер посчитал рассказ Оскара о теле Билли Вуда плодом поэтического воображения и не хотел отвлекать немногочисленные силы полиции на преследование вымышленного убийцы, но оставил свои мысли при себе и, вместо этого, сказал:

– Если мы собираемся искать родных Билли, с чего начнем?

– С катка для катания на роликах, если я не ошибаюсь, – ответил Оскар. Дорожные часы на каминной полке – трофей, который мой друг привез из своего лекционного турне по Америке, – пробили половину. – Пошли, Роберт, нас ждет экипаж.

Оскар вызвал двухколесный экипаж, и тот действительно уже стоял на улице перед домом. Моего друга совершенно не беспокоило, если кэб ждал его по нескольку часов. Оскар отличался безудержной расточительностью и мог в день потратить на экипажи и развлечения – цветы, шампанское, ленч, обед, ужин и все прочее – столько, сколько я зарабатывал за месяц. Даже учитывая доход, который принесла в качестве приданого Констанция, и то, что Оскар получал, когда находился на пике своей славы, а также то, что две его пьесы одновременно шли в театрах Уэст-Энда, он жил не по средствам, и причем весьма рискованно.

Тогда я не имел представления о том, насколько шатко его финансовое положение. После того как Оскар женился, я рассматривал его как достаточно состоятельного человека. Если бы я знал правду, я бы не позволил ему расточать в мой адрес щедрые подарки, какие он неизменно делал. Первое подозрение относительно плачевного состояния его дел посетило меня три года спустя, когда его пьеса «Веер леди Уиндермеер» имела сокрушительный успех. Только за авторские права на одно это произведение Оскар получил в год семь тысяч фунтов. И в тот же год, как я помню, Гертруда Симмондс, гувернантка его сыновей, сказала мне, что «на Тайт-стрит все не так благополучно» и что мясник «отказался прислать кусок мяса на жаркое, пока они не оплатят счет, поэтому мистеру Уайльду самому пришлось нанять экипаж и отправиться к нему, чтобы все уладить».

Однако второго сентября 1889 года над домом на Тайт-стрит не видно было ни одной тучи. Энни Маршан (бойкая и энергичная Энни Маршан), няня мальчиков, вывела своих подопечных на улицу, чтобы они попрощались с папочкой. Оскар любил сыновей и нежно их поцеловал. Сирилу, которому тем летом исполнилось четыре года, он сказал:

– Заботься о маме, молодой человек. Болота в Йоркшире полны опасностей, а мама – это драгоценность, и другой у тебя не будет.

– Перестань, Оскар, – с беспокойством сказала Констанция. – Ты их напугаешь.

– Ни в коем случае, дорогая, – ответил Оскар. – У нас умные дети. Ты не забыла, кто их родители?

Он подошел к жене, которая держала на руках маленького Вивиана, и ласково поцеловал его в лоб. Внимательно посмотрев на круглое улыбающееся личико сына, Оскар торжественно произнес:

–  Sunt lacrimae rerum et mentem mortalia tangunt. [26]26
  Sunt lacrimae rerum et mentem mortalia tangunt (лат.). – Слезы – в природе вещей, повсюду трогают души. (Начало строфы из «Энеиды» Вергилия.)


[Закрыть]

Вивиан, которому не исполнилось и трех лет, радостно засмеялся и потянул отца за нос. Оскар с гордостью на лице повернулся ко мне.

– По-английски они говорят так себе, зато, когда дело доходит до Вергилия, мои мальчишки своего не упустят.

Смеясь, мы сели в экипаж. Констанция, Энни Маршан и двое детей, все улыбающиеся и счастливые, принялись нам махать, желая счастливого пути.

– Будь осторожен, Оскар, – крикнула Констанция, когда возница (довольно мрачный на вид тип) щелкнул кнутом. – Увидимся через месяц, милый. И не волнуйся, я обязательно вернусь к твоему дню рождения.

– С такой женой, как ты, я ничего не боюсь, – ответил Оскар и послал ей воздушный поцелуй.

Когда кэб свернул с Тайт-стрит направо, на Крайстчерч-стрит и покатил в сторону Кингс-Роуд, Оскар поправил обшлага льняного сюртука лимонного цвета – наконец он оделся по сезону, – откинулся на спинку и сказал:

– Правда, у меня хорошая жена?

– Истинная правда, Оскар, – с чувством ответил я.

– И чудесные дети? – добавил он.

– Замечательные.

– А нас ждет восхитительное приключение, – сказал он и неожиданно захлопал в ладоши. – Ennui [27]27
  Ennui (фр.) – скука.


[Закрыть]– наш враг, Роберт! Победить ее может только рискованное предприятие. Мы найдем убийцу Билли Вуда. Если друг Конана Дойла не может мне помочь, я воспользуюсь его творением. Оскар Уайльд наденет маску Шерлока Холмса. Почему нет? Маска может рассказать нам больше, чем истинное лицо…

У нас ушло не больше десяти минут, чтобы добраться до места: Мраморного катка «Данганнон-коттедж», расположенного в районе Найтсбридж. Еще один каток! В Лондоне в 1880-х их было великое множество. Однако Данганнон не походил на другие. После того как профессор Гэмджи успешно превратил бассейн около моста Чаринг-Кросс в закрытый «Плавучий каток» с искусственным льдом, другой предприимчивый «преподаватель физической культуры» полковник Генри Мелвилл создал в Найтсбридже новое чудо. Его каток, действующий в любую погоду и во все времена года, вместо льда предлагал посетителям «мраморное» покрытие, которое, по словам самого полковника Мелвилла, было таким гладким, что уступало лишь «тончайшему слою льда, какой можно найти за Северным полярным кругом».

– Не знал, что вы увлекаетесь катанием на роликах, Оскар, – сказал я, смеясь, когда мы вошли в заполненный посетителями вестибюль Данганнона.

– Я не увлекаюсь, – холодно ответил мне Оскар. – Но Билли Вуд любил ролики. И Беллотти часто здесь бывает. Мы пришли ради него. – Он бросил короткий взгляд в мою сторону. – Я вам говорил про Беллотти?

– Говорили, Оскар, один раз. Но я заметил, что вы не упомянули его, когда беседовали с Конаном Дойлом и Фрейзером.

– Я рад, что вы обратили на это внимание, Роберт. Хороший детектив замечает всё. – Он говорил и внимательно вглядывался в толпу посетителей.

– Могу я спросить, почему вы не назвали Фрейзеру его имени? – поинтересовался я.

– Если инспектор Фрейзер соблаговолит обратить внимание на это дело, он и сам довольно быстро наткнется на имя мистера Беллотти. Вполне возможно, он с ним уже знаком. Полагаю, Жерар Беллотти хорошо известен полиции. – Оскар перевел взгляд с катка на стоявшие около оркестра столики, за которыми устроились посетители, решившие подкрепиться. – А вот и он, – неожиданно вскричал мой друг и указал тростью куда-то вперед.

Жерар Беллотти оказался не слишком привлекательным человеком, к тому же, глядя на него, не создавалось впечатления, что он в состоянии кататься на роликах: он был невероятно, карикатурно толстым. И, хотя Беллотти сидел на приличном расстоянии, да еще спиной к нам, он сразу обращал на себя внимание. И не только из-за необъятных размеров – он напоминал жабу, которая замерла на месте и мигает маленькими глазками, – но еще и благодаря кричащему наряду. Оранжевый клетчатый костюм гораздо больше подошел бы первому комедианту из «Мюзик-холла Коллинза». Голову в форме луковицы украшало потрепанное соломенное канотье, пристроившееся на жирных, туго завитых, выкрашенных хной волосах.

– Кто такой этот Жерар Беллотти? – спросил я.

– Боюсь, он не из числа утонченных джентльменов, – ответил Оскар, когда мы начали пробираться сквозь толпу.

Несмотря на будний день, народу здесь было невероятное количество, причем самого разного (по крайней мере, представителей определенного класса): влюбленные парочки, одинокие бездельники, матери и бабушки с детьми, служанки, получившие выходной, и молодые люди, пришедшие в погоне за развлечениями.

– Откуда вы его знаете? – крикнул я, стараясь перекрыть гомон голосов.

Шум здесь стоял ужасающий, все пытались перекричать оркестр и несмолкающий глухой стук роликов по мраморной поверхности катка.

– Он работает на господ О’Доннована и Брауна, чья контора находится на Ладгейт-Серкус, они являются крупнейшими в Лондоне поставщиками прислуги с Изумрудного острова, – прокричал в ответ Оскар. – Беллотти один из тех, кто находит мальчишек для работы чистильщиками обуви и посыльными. Именно этим он здесь и занимается. – Оскар замолчал и прошептал мне на ухо: – А, кроме того, он управляет закрытым «Ленч-клубом для джентльменов».

– Для джентльменов?

Оскар рассмеялся.

– Ну… для членов Парламента и тому подобное. Беллотти предлагает им холодные закуски и компанию. Обеспечивает члена Парламента партнером для игры в карты… или находит художнику натурщиков. Мне известно, что среди его клиентов имеется один маркиз, боксер-любитель, которому требуются молодые парни, чтобы устраивать с ними матчи.

– Звучит так, будто мистер Беллотти интересная личность, – весело проговорил я.

– Нет, – ответил Оскар совершенно серьезно. – Беллотти сложный человек, но в нем нет ничего интересного.

Когда мы подошли к столу Беллотти, он не поднял головы и даже не повернулся, чтобы на нас посмотреть. Мы сели, пухлой белой рукой Беллотти отодвинул от себя чашку, судя по всему, с остывшим чаем, и без особых предисловий сказал:

– О, мистер Уайльд, как поживаете? Я узнал аромат ваших духов, – голос у него оказался более мелодичным, чем я ожидал, да и произношение более чистым. – «Кентерберийская лесная фиалка», верно? Ваши любимые. Полагаю, «Олсоп и Куилтер» продолжают заботиться о ваших нуждах. А кто ваш друг? И чего он ищет, развлечений или работы?

– Ни того, ни другого, – ответил Оскар. – Мы с мистером Шерардом пришли к вам в надежде получить информацию.

– Неужели?

Оскар прислонил свою трость к краю стола и незаметно положил соверен под блюдце.

– Когда вы в последний раз видели Билли Вуда? – спросил Оскар.

– Билли Вуда? Чудесный юноша! Такой умный и жизнерадостный. Один из ваших любимчиков, мистер Уайльд. Я бы даже сказал, ваше страстное увлечение.

– Когда вы в последний раз его видели? – повторил Оскар.

– Вчера, – ответил Беллотти.

– Вы уверены? – Оскар взволнованно наклонился к нему.

Беллотти задумался.

– Может быть, позавчера? – сказал он. – Да, позавчера. Билли приходил в клуб на ленч. Знаете, мы теперь встречаемся на Колледж-стрит. Вам непременно нужно нас навестить, мистер Уайльд. Мы уже давно не имели удовольствия видеть вас в нашем клубе. Билли был в прекрасной форме. Впрочем, он настоящее чудо. А почему вы о нем спрашиваете? У него неприятности?

– Боюсь, что да, – ответил Оскар бесцветным голосом.

– О господи, – пробормотал Беллотти. – Значит, он сбежал. С ними такое нередко случается. Я прав? Он пропал?

– Да.

– Билли наверняка отправился к матери в Бродстэрс. Обычно именно так и бывает. Когда приходит время работать, они вспоминают про своих матерей.

– У вас случайно нет ее адреса? – спросил Оскар.

– «Замок», Харбор-стрит. Выглядит там все не так красиво, как называется, но в качестве гостевых домиков у моря вполне годится, все необходимое есть. Я отдыхал там два лета назад. И познакомился с Билли Вудом. Он работал официантом. Я сразу почувствовал, что он вам понравится, мистер Уайльд, и уговорил приехать в Лондон, частично ради вас.

– Спасибо, – сказал Оскар, и мы встали; Беллотти даже не пошевелился.

Когда мы пробирались к выходу сквозь толпу, я спросил:

– Он слепой?

– Вполне возможно, – ответил Оскар. – Такое ощущение иногда возникает. Но я бы не стал биться об заклад. Когда имеешь дело с людьми вроде Беллотти, ни в чем нельзя быть уверенным.

Мы вышли на улицу, и я увидел, что наш кэб нас ждет. Мы с Оскаром уже собирались в него сесть, когда одновременно споткнулись, качнулись вперед и невольно вскрикнули от боли. Мы оба получили удар по икрам, похожий на удар хлыста. Оскар наткнулся на кэб, я же возмущенно обернулся и увидел у себя за спиной маленькую фигуру в ливрее посыльного. Я уже собрался врезать наглецу по уху и вдруг сообразил, что на нас напал вовсе не мальчишка, а карлик. У него было крошечное, но вполне пропорциональное тело; зато голова казалась гротескной и неестественно большой. Обветренное лицо землистого цвета сплошь покрывала сетка морщин. Он держал в руке трость, которой ударил нас, чтобы привлечь внимание, и насмешливо ухмылялся. Я сразу узнал свою трость, подаренную мной Констанции в день их с Оскаром свадьбы, и догадался, что мой друг, видимо, забыл ее около стола Беллотти.

Карлик протянул трость, Оскар выпрямился и взял ее. К моему огромному изумлению, он засунул руку в карман, нашел там монету и отдал карлику.

– Ради всех святых, Оскар! – возмутился я.

Карлик схватил деньги и начал пятиться, глядя на нас и презрительно усмехаясь. Оскар забрался в кэб.

– Платить приходится не только за удовольствие, но и за боль – так или иначе, – сказал он.

– Вы его знаете? – спросил я, залезая вслед за Оскаром в кэб.

– Он работает на Беллотти, – ответил он. – Поверьте мне, он очень неприятный тип, но я его жалею за уродство.

– И что он делает для Беллотти?

– Выполняет поручения, – с тусклой улыбкой ответил Оскар.

– Отвратительное существо, – заявил я, потирая икры, которые все еще болели после нападения, которое мы ничем не спровоцировали.

– Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это понять, Роберт. Он уродлив и порочен, так что вы бросьте его из головы. Чем меньше мы говорим о язвах жизни, тем лучше. Подумайте о чем-нибудь приятном. Например, о том, что завтра мы с вами поедем к морю, в Бродстэрс и, возможно, я там куплю вам канотье…

Кэб покатил прочь от Найтсбридж по Пикадилли и через Сохо в сторону дома на Гауэр-стрит, в котором я снимал комнату. Когда мы подъехали к переулку около площади Сохо, где два вечера назад я видел Оскара в компании молодой женщины – незнакомки с изуродованным лицом, – мой друг неожиданно крикнул кэбмену:

– Остановись, я сойду здесь. А вы поезжайте домой, Роберт. Кэбмену я заплатил.

Он выбрался из кэба и повернулся ко мне.

– Да, Роберт, у меня есть дело в не слишком респектабельной части города, – сказал он. – Вас же мучает любопытство. Уверен, и то, и другое делает нам честь.