Текст книги "Оскар Уайльд и смерть при свечах"

Автор книги: Джайлз Брандрет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 20 страниц)

– Что? – вскричал служащий вокзала. – Он колотил вас изо всех сил.

– Нет, уверяю вас, у меня был приступ кашля, – сказал Оскар и потянулся к карману. – Внешность бывает обманчива. – Он нашел монету и вручил ее своему спасителю. – Благодарю вас, – добавил он, – благодарю за добрые намерения.

Верзила ощутил тяжесть монеты и пробормотал:

– Спасибо, сэр. – Он бросил на меня презрительный взгляд, всем своим видом показывая, что плюнул бы мне в лицо, если бы не присутствующий рядом джентльмен.

Я взглянул на него и только теперь заметил, что ему сильно за шестьдесят, лицо прорезали глубокие морщины, из-под форменной фуражки торчат седые волосы. Оскар медленно поднялся и позволил вокзальному служащему помочь ему сойти на платформу.

– Вам что-нибудь нужно, сэр? Носильщик?

– Сигарета, – с улыбкой ответил Оскар, – если у вас найдется.

Служащий вытащил сигарету из-за правого уха и протянул Оскару, который тут же достал другую монету и вложил ему в ладонь. А я осторожно, соблюдая дистанцию, спустился вслед за ними на платформу.

– Нам нужен поезд на Бродстэрс, – сказал я.

– Третья платформа, – сказал железнодорожник, – через двадцать минут.

Оскар вручил ему третье и последнее свидетельство своей благодарности.

– Роберт, у вас есть спички? – спросил Оскар, когда верзила отступил на шаг, коснулся рукой фуражки, салютуя Оскару, и бросил на меня последний уничижительный взгляд.

Я еще не до конца пришел в себя, сердце колотилось в груди, в голове пульсировала боль, но я вытащил из кармана коробок спичек. Мои руки слегка дрожали, однако Оскар, казалось, ничего не замечал.

– Вы разделите сигарету со мной? Мы можем затягиваться по очереди?

– Нет, это ваша добыча, – ответил я.

Я зажег спичку и поднял ее так, чтобы мои ладони прикрыли огонек от ветра. Мы все еще находились на платформе, возле вагона, в котором приехали. Оскар стоял спиной к поезду, но, когда раздался свисток, и поезд покатил назад, в сторону Фолкстоуна, я через плечо Оскара увидел соседнее с нами купе. На угловом месте сидел молодой человек в гленгарри и накидке. На этот раз его голову не окружало облако дыма, я смог его разглядеть и узнал Джона Грея.

Поезд с грохотом отъезжал от платформы. Оскар с закрытыми глазами затянулся, и на его губах застыло выражение полного удовлетворения. Когда поезд ушел, он открыл глаза и улыбнулся мне. Я не знал, как лучше выразить свою мысль.

– Это очень странно, Оскар… – начал я.

– Да, – сказал он.

– Вы знаете, кого я сейчас видел?

– Да. Это совпадение, как вы считаете?

– Не знаю, но…

– Скоро узнаем. Она нас заметила и сейчас торопится к нам.

Я повернулся и увидел, что к нам быстро приближается то бегом, то шагом высокая молодая женщина в длинном черном пальто. Под шляпкой у нее была вуаль, но как только она подошла к нам, я увидел страх в ее глазах и слезы отчаяния на щеках.

– Миссис Вуд, – сказал Оскар, бросив сигарету на землю и взяв ее руки в свои, – мы ехали на встречу с вами, а получилось, что вы ищете нас.

– О, мистер Уайльд, – воскликнула она, – они его забрали! Эдварда арестовали, мистер Уайльд. Ему предъявят обвинение, его повесят.

– А он ваш муж? – спросил Оскар.

– Он мой муж… – прошептала она, потеряла сознание и упала на руки Оскара.

Глава 20
Станция Эшфорд

Вуд бессильно повисла на руках Оскара. С дальнего конца платформы все происходящее увидел атаковавший меня служащий и вновь бросился на помощь Оскару. Мы вместе отнесли несчастную женщину в темную комнату не больше вагона, с низким потолком, которую служитель назвал «убежищем начальника станции». Там, в маленькой жаровне, размером с дуршлаг, горел огонь. Мы посадили миссис Вуд в старое кресло и привели в чувство при помощи чашки сладкого чая, сдобренного капелькой «специального бренди», предназначенного для таких случаев. Оскар и сам не отказался от пары глотков живительного напитка. У него даже слезы выступили на глазах.

– Бодрит, правда, сэр? – спросил служащий вокзала.

– Он бы и Лазаря оживил, – откликнулся Оскар.

Когда миссис Вуд пришла в себя, мой друг уселся на жесткий деревянный стул напротив, взял ее руки в свои и очень серьезно сказал:

– Дорогая леди, ничего от меня теперь не скрывайте.

Я присел на утолок письменного стола начальника станции и достал блокнот.

Миссис Вуд с несчастным видом заглянула Оскару в глаза.

– Откуда вы знаете, что Эдвард О’Доннел мой муж?

– У него на безымянном пальце левой руки кольцо из розового золота, – ответил Оскар. – Я заметил его во время первого визита к вам, когда он махал своей пятерней перед моим лицом. – Оскар приподнял левую руку миссис Вуд. – У вас такое же кольцо на среднем пальце, – продолжал он. – Я заметил его, когда возвращал вам другое ваше обручальное кольцо, которое было у Билли.

Сюзанна Вуд закрыла глаза.

– Эдварда повесят? – спросила она.

– Возможно, – пожал плечами Оскар. – Я не знаю. Расскажите про арест.

После некоторых колебаний и тихих уговоров Сюзанна Вуд поведала нам о том, что произошло. Утром, между пятью и шестью часами, еще до восхода, полиция позвонила в «Замок». Миссис Вуд разбудил стук полицейских дубинок в дверь. Она подошла к ней, еще не вполне проснувшись, и сначала решила, что домой вернулся пьяный О’Доннел, одержимый очередным приступом ярости, но потом вспомнила, что он пришел через задний вход несколько часов назад. Как только она начала снимать цепочку, стук прекратился.

– Наступили мгновения полной тишины, – сказала она, – и я поняла, что сейчас случится нечто ужасное. – Она открыла дверь, и тут же пять или шесть полисменов в форме, проскочив мимо нее, ворвались в дом, размахивая дубинками. Один из них закричал: «Мы пришли за О’Доннелом. Где он? Где он, женщина?»

Полисмены сумели довольно быстро найти О’Доннела. Тот, все еще в костюме, в котором вернулся домой, в шляпе, пальто и ботинках, спал на матрасе на полу в буфетной.

– Он всегда ложился там спать, когда напивался, – пояснила миссис Вуд.

Когда двоим полисменам удалось поднять О’Доннела на ноги, он даже не пошевелился. И только после того, как на него надели наручники, открыл глаза и принялся ругаться. Когда полисмены вели его по лестнице, он начал приходить в себя, к нему вернулись силы, и с ужасающими проклятиями он попытался вырваться.

– Он силен, как бык, – сказала миссис Вуд. – Но их было слишком много. Они заставили его покориться, пустив в ход дубинки. Полисмены били его по голове, удар следовал за ударом, пока он не потерял сознание и не упал. Тогда они подхватили его и унесли в кузов «Черной Марии». [90]90
  Тюремная карета или фургон.


[Закрыть]

– «Черная Мария»? – удивился Оскар. – Вы уверены?

– А разве они называются иначе? – спросила миссис Вуд. – Большая закрытая карета, выкрашенная в черный цвет, в упряжке две лошади. В ней поместится дюжина арестантов. Я решила, что это «Черная Мария».

– Должно быть, они приехали из Лондона, – сказал Оскар.

– Да. Старший офицер сказал, что они специально прислали карету из Лондона и что они отвезут Эдварда в тюремную камеру на Боу-стрит. И еще он сообщил мне, что Эдварду будет предъявлено обвинение в убийстве. – Тут миссис Вуд, сохранявшая спокойствие в течение всего своего рассказа, снова разрыдалась. – Его повесят, мистер Уайльд. Я презираю Эдварда, но он все, что у меня осталось… а теперь его повесят.

– Вы можете описать этого старшего офицера? – спросил Оскар.

– Честно говоря, нет, – сказала миссис Вуд, делая глубокие вдохи и пытаясь успокоиться, – было темно, и все произошло очень быстро.

– Он был в форме?

– Нет, но не вызывало сомнений, что приказы отдает он, хотя он был самым молодым из тех, кто приехал за Эдвардом. Он показался мне высоким – эта деталь мне запомнилась, и очень бледным.

– Он назвал свое имя?

– Я не спрашивала.

– Возможно, именно этот офицер возил вас на опознание тела несчастного Билли?

Внезапно Сюзанна Вуд пронзительно закричала, отвернулась от Оскара, подняла сжатые в кулаки руки и принялась колотить себя по вискам.

– Зачем вы меня мучаете? – заливаясь слезами, спросила она.

Оскар наклонился к ней.

– Поверьте мне, дорогая леди, я ваш друг, – прошептал он. – И ни при каких обстоятельствах не причиню вам зла. Однако мне не следовало упоминать о том ужасе, который вам пришлось перенести. Простите меня.

– Я ничего не видела! – завизжала она.

– Что?! – воскликнул Оскар. – Разве полиция не возила вас в морг?

Миссис Вуд снова повернулась к Оскару, и ее залитое слезами лицо исказилось от гнева.

– Значит, тело Билли нашли? Где? Где оно? Где мой мальчик, я хочу еще раз на него взглянуть. Я знаю, он мертв. Он мертв, я знаю, – заплакала она. – Но почему я не могу обнять его в последний раз? Он был моим сыном.

Несчастная женщина поднялась на ноги и начала натягивать пальто. Оскар в полнейшем недоумении вскочил и обнял ее за плечи, чтобы остановить.

– Нет, нет! – вскричал он. – Вы неправильно меня поняли. Я не хотел давать вам надежду и лишь сбил с толку, да и сам запутался. Я думал, полицейский офицер приезжал попросить вас описать вашего сына – показать фотографии, чтобы они могли опознать тело, если его отыщут… – Он отпустил миссис Вуд. – В том случае, если его отыщут, – повторил он.

Сюзанна Вуд опустилась обратно в кресло и вытерла слезы.

– Значит, тело так и не нашли, – прошептала она.

– Совершенно верно, – сказал Оскар, усаживаясь рядом. – Я неудачно выразился. Пожалуйста, примите мои самые глубокие извинения.

Миссис Вуд взяла руку Оскара и прижала ее к щеке.

Служитель подбросил угля в огонь и заполнил паузу, сообщив, что у нас осталось достаточно времени, чтобы выпить свежего чая до прибытия полуденного поезда из Дувра-Приории.

– Могу я попросить еще капельку бренди из запасов начальника станции? – спросил Оскар, высвобождая руку из ладоней миссис Вуд, чтобы достать из кармана очередную монету.

Дежурный железнодорожник снова наполнил наши чашки чаем и ушел, чтобы заняться своими обязанностями. Когда Оскар сделал несколько глотков бренди («Оно отвратительно, но необходимо»), он снова повернулся к миссис Вуд.

– Мы с мистером Шерардом должны вернуться в Лондон, – сказал он. – Мы приехали, чтобы задать несколько вопросов вам и О’Доннелу, но немного опоздали. Мы попытаемся в Лондоне выяснить, что произошло с вашим мужем. Обещаю, мы будем держать вас в курсе событий. Вы можете нам доверять, мы ваши друзья.

Сюзанна Вуд, все еще со слезами на глазах, улыбнулась Оскару и снова потянулась к его руке.

– Вы сможете сами добраться до Бродстэрса? – спросил он.

– Да, благодарю вас. Со мной все будет в порядке. Теперь меня никто не сможет обидеть.

Оскар встал.

– Могу я кое о чем вас спросить?

– Конечно, мистер Уайльд. Вы мой друг. Задавайте любые вопросы.

– Почему вы вышли за него замуж? Почему стали женой Эдварда О’Доннела?

Миссис Вуд немного помолчала и бросила на меня быстрый взгляд. Я смутился – ведь я по-прежнему держал в руках блокнот и карандаш. Она отвернулась, и ее взгляд устремился к огню.

– Я стала его женой потому, что спала с ним, – сказала она и покраснела. Родимое пятно у нее на шее стало алым. – Я считала, что должна так поступить.

– Когда это случилось? – спросил Оскар.

– Почти два года назад, вскоре после его возвращения из Канады. Он взял меня насильно. О’Доннел твердил, что я ему принадлежу по праву. Я пыталась отбиваться, кричала, царапала ему лицо, плевалась. Но одной рукой он с легкостью сжал мне запястья, подняв мои руки над головой, другой закрыл рот, чтобы заставить замолчать. Я укусила его так сильно, что пошла кровь, однако не могла долго сопротивляться. О’Доннел был слишком сильным. Он взял меня, а потом возвращался снова и снова, ночь за ночью. Сначала я сопротивлялась изо всех сил, потом… уступила, я сдалась. И, странное дело, через какое-то время я начала находить некоторое утешение, когда лежала в постели рядом с мужчиной, хотя они был настоящим зверем. – Она посмотрела на Оскара. – Я вышла за Эдварда О’Доннела, брата Уильяма О’Доннела. Я спала с Эдвардом, но думала об Уильяме.

– Я понимаю, – сказал Оскар.

– Когда он был трезвым – хотя это случалось не слишком часто, можете мне поверить, – что-то в нем самом, в его походке и смехе возвращало Уильяма к жизни. Я презирала Эдварда, но начала любить. Я и сейчас его презираю и люблю, несмотря ни на что… Вы можете меня понять?

– О да, – ответил Оскар. – Часто мы любим то, что презираем сильнее всего. И презираем себя за то, что любим человека, не достойного нашей любви. Я прекрасно вас понимаю.

Миссис Вуд повернулась ко мне.

– Я вышла за него еще и ради Билли, – добавила она с улыбкой, словно именно этот довод должен был оказаться доступным и для меня.

– Ради Билли? – повторил я, не совсем понимая, что она имеет в виду.

– Чтобы его защитить, – пояснила она.

– О’Доннел ревновал к Билли? – спросил Оскар.

– Безумно. Билли был для меня всем. И я не могла это скрыть, однако думала, что, если выйду за Эдварда, он перестанет так сильно меня ревновать и оставит мальчика в покое.

– И что вышло? – спросил я.

– Некоторое время я жила спокойно, но недолго. Мистер Уайльд может рассказать вам, мистер Шерард, что Билли был удивительным. Господь наделил его красотой ангела, но душой – настоящий мальчишка. Билли был таким умным и милым, само совершенство. Да, конечно, я его мать, но это правда! Вот почему Эдвард решил его развратить. Он отвез его в Лондон и продал, чтобы Билли вел дурной образ жизни.

Оскар ничего не ответил. Он допил остатки бренди начальника станции и взял шляпу и трость, намереваясь уйти.

– Билли охотно согласился уехать в Лондон? – спросил я.

– Сначала нет, – ответила она. – Как-то летом у нас в «Замке» остановился человек по имени Беллотти, ему понравился Билли, и он сказал, что может дать ему в Лондоне работу. Эдвард заявил, что Билли следует согласиться. Билли сомневался, но Эдвард его заставил. Мальчику было всего четырнадцать, и он не мог особенно сопротивляться, потому что боялся дядю. Эдвард О’Доннел жестокий человек, мистер Шерард. Я знаю, что Билли поехал в Лондон из страха перед Эдвардом, но через некоторое время жизнь там начала ему нравиться. У него появились друзья, другие мальчики такого же возраста, и хорошие, Достойные люди, такие, как мистер Уайльд… и другие.

Оскар, успевший надеть шляпу и перчатки, стоял у двери, ведущей в билетную кассу.

– Билли когда-нибудь упоминал имя Дрейтона Сент-Леонарда? – спросил он.

– О да. Довольно часто. Он говорил, что мистер Сент-Леонард ему как отец. И еще, что мистер Сент-Леонард собирается взять его с собой на каникулы.

– Он не говорил, куда именно? – уточнил Оскар.

– Нет, но я думаю, что за границу.

– Вы не возражали? – спросил я.

– Я хотела, чтобы Билли ничего не боялся, – сказала она, – и чувствовала, что с мистером Сент-Леонардом ему ничто не грозит. К тому же я знала, что с Эдвардом, моим Эдвардом; моим мужем – да поможет мне Бог! – братом его отца, он никогда не будет в безопасности. Если Билли не выполнял приказов дяди, если осмеливался ему хоть в чем-то возразить, Эдвард бил мальчика. – Сюзанна Вуд закрыла глаза, вспоминая. – Мне так стыдно, – прошептала она.

Я захлопнул блокнот и поднялся на ноги.

– Миссис О’Доннел, – сказал я, – согласно вашим собственным словам, ваш муж был человеком, склонным к насилию, безумной ревности и крайней жестокости… Разве такой опасный человек не мог убить вашего сына?

– Да, мистер Шерард, он мог, – проговорила она. – Я боялась, что так и произойдет. Вот почему я мечтала, чтобы Билли избежал этой участи. Вот почему надеялась, что мистер Сент-Леонард станет его спасителем. Эдвард О’Доннел даже в свои лучшие мгновения оставался лишь бледной тенью своего брата Уильяма. А в худшие… вне всякого сомнения, да… он способен на убийство. Но я знаю точно, что он не убивал Билли, мистер Шерард.

– Как вы можете это знать, миссис О’Доннел? – спросил Оскар.

– Потому что вы, мистер Уайльд, сказали мне, что Билли убили днем во вторник тридцать первого августа…

– Да, это произошло в тот роковой день.

– Вы уверены, что именно тогда?

– Совершенно.

– У меня же нет ни малейших сомнений, что днем тридцать первого августа, когда погиб мой бедный Билли, Эдвард О’Доннел находился со мной, в Бродстэрсе, в «Замке».

– Это точно? – спросил я.

– Едва ли я смогу забыть тот день, мистер Шерард. Как говорит мистер Уайльд, роковой день. День, когда я потеряла обоих своих детей.

Я собрался сказать, что не понимаю, но Оскар поднял руку, заставив меня молчать.

– Вы были беременны? – спросил он.

– Да… всего несколько недель, от мужчины, которого я люблю и презираю. – Она посмотрела на Оскара. – Он не знал. Я не стала ему говорить. Возможно, если бы я рассказала, он бы обращался со мной иначе, кто знает? В тот день он ужасно напился, и мы страшно поссорились.

– Из-за Билли?

– Эдвард сказал, что Билли намерен сбежать, уехать из страны с мужчиной, другом мистера Беллотти. Я ответила, что меня это только радует, и я надеюсь, что он уедет. Сказала, что мечтаю, чтобы Билли оказался как можно дальше от Эдварда. Он заявил, что я слишком люблю Билли, я не стала возражать и добавила, что люблю Билли больше всего на свете. Эдвард засмеялся и принялся вопить, что положит этому конец, обещал отправиться в Лондон, отыскать Билли и убить его. Он кричал, что, когда Билли умрет, я буду принадлежать только ему, стану его женой по-настоящему. Он бредил, как безумец. От выпивки и ревности Эдвард сошел с ума. Мы с трудом поднялись по лестнице. Он толкнул меня, и я упала. Падение стало роковым. Той же ночью я потеряла нашего ребенка. Эдвард грозил убить сына своего брата. И он сбросил меня с лестницы и убил собственного ребенка.

Глава 21
27-28 января 1890 года

Вернувшись из Кента, мы взяли кэб на железнодорожной станции и сразу поехали в Скотланд-Ярд. Когда мы вышли из экипажа, то у входа встретили коллегу Эйдана Фрейзера, инспектора Арчи Гилмора, рыжеволосого, краснолицего шотландца, который сразу узнал Оскара и шумно нас приветствовал.

– Как я рад наконец познакомиться с вами! – воскликнул он. – Я так много слышал о вас обоих – и о ваших способностях в деле сыска!

Мне сразу понравился Арчи Гилмор, а его прямота живо напомнила Конана Дойла. На Оскара он такого приятного впечатления не произвел.

«Рыжие люди старше сорока всегда создают проблемы» – так звучал один из любимых афоризмов Уайльда.

Инспектор Гилмор был заинтригован знакомством с Оскаром и смотрел на него, словно на произведение искусства, вызывающее множество споров. Гилмор сообщил нам, что мы совсем немного разминулись с Фрейзером.

– Он поехал домой менее пяти минут назад и пребывал в превосходном расположении духа. Эйдан поймал вашего убийцу, мистер Уайльд. Еще один триумф инспектора Фрейзера, «вундеркинда» столичной полиции.

Оскар пробормотал в ответ какие-то любезности и приказал кэбмену немедленно доставить нас на Лоуэр-Слоун-стрит, семьдесят пять.

– Как же так, Фрейзер? – сразу спросил Оскар, как только инспектор распахнул перед нами дверь. – Почему вы арестовали Эдварда О’Доннела?

– Чтобы предъявить ему обвинение в убийстве, – спокойно ответил Фрейзер. – У меня нет ни малейших сомнений, что О’Доннел разделался с Билли Вудом.

– Он признался?

– Пока нет, но поверьте, он признается… со временем. А если нет, не имеет значения. У нас достаточно улик для приговора.

– Я вам не верю.

Эйдан Фрейзер улыбнулся Оскару.

– Вы поверите, Оскар. Обязательно… – инспектор отступил в сторону и пригласил нас войти. – Заходите, давайте выпьем по бокалу вина. Не будем забывать, что мы друзья.

Он провел нас по коридору в гостиную. Было немногим больше шести часов вечера. Глаза Эйдана блестели, движения наполняла энергия, которой я не видел с нашей первой встречи, произошедшей несколько месяцев назад.

– У меня есть вино, которое вас обязательно соблазнит. Мы все знаем, Оскар, что вы способны противостоять всему, кроме искушения! Я припас ваше любимое охлажденное мозельское, как вы говорите, comme il faut. [91]91
  Comme il faut (фр.) – то, что нужно.


[Закрыть]

– Вы меня ждали? – осведомился Оскар, оставив пальто на вешалке в коридоре и следуя за нашим возбужденным хозяином в гостиную.

– Нет, – рассмеялся Фрейзер. – Я ждал прихода Конана Дойла, он тоже очень любит мозельское!

– Артур должен прийти? – переспросил Оскар, немного смягчаясь. – Я рад.

– Увы, – ответил Фрейзер, – я его ждал, но он не приедет. – Инспектор налил каждому из нас по бокалу бледно-зеленого вина. – Артур только что прислал телеграмму, что задерживается в Саутси – вспышка кори. Плохая новость для заболевших и хорошая для его отощавшего банковского счета. Ужасно досадно, они с Туи собирались вместе с нами в Париж.

– В Париж? – удивился Оскар. – Вы покидаете страну?

– Только на неделю. Un petit séjour, [92]92
  Un petit séjour (фр.) – короткие каникулы.


[Закрыть]не более того. Немного весеннего Парижа.

Оскар сделал маленький глоток вина.

– Только шотландец может считать дождливый день в конце января весной, – заметил он.

– Мы отправляемся туда из-за того, что в понедельник день рождения Вероники, – добавил Фрейзер. – Уверен, что Роберт не забыл эту дату.

Я не забыл. У меня уже был приготовлен манускрипт одного из моих любимых стихотворений прадедушки: «К чужим, в далекие края…».

– У мисс Сазерленд день рождения тридцать первого января? – спросил Оскар, когда Фрейзер вновь наполнил его бокал. Я заметил, что глаза Оскара бегают по комнате. – Любопытное совпадение, не так ли?

– Совпадение? – удивился Фрейзер. – О чем вы?

– У каждого из вас свой святой Эйдан.

– Извините, но я не понимаю, – сказал Фрейзер, возвращая бутылку мозельского в ведерко со льдом.

– Насколько я помню, у вас день рождения тридцать первого августа, в праздник святого Эйдана Линдисфарнского.

– Верно, таково происхождение моего имени, – сказал Фрейзер.

– А у вашей невесты день рождения ровно пять месяцев спустя, тридцать первого января в праздник святого Эйдана Фернского.

– Боже мой, – сказал Фрейзер, – действительно совпадение. Вы правы, но совпадение приятное.

– Конечно, – сказал Оскар. – Удивительно, что вы этого не знали. Неужели в Феттесе не учат дни святых?

– Но Феттес – шотландская школа, – ответил Фрейзер. – Очевидно, им не хватает времени на ирландских святых.

– Да, они оба ирландцы, – согласился Оскар. – Что ж, вы хоть это знаете.

Возникло неловкое молчание. Все мы смотрели в свои пустые бокалы.

– Еще вина? – спросил Фрейзер, вытаскивая бутылку из ведерка со льдом.

– Увлечение Оскара агиологией [93]93
  Агиология – описание житий святых.


[Закрыть]граничит с манией, – заметил я.

– Как насчет святого Оскара? – улыбнулся Фрейзер.

– Такого пока нет, но я над этим работаю, – ответил Оскар. – Однако процесс может занять некоторое время. Я становлюсь весьма скрупулезным, когда дело доходит до мученичества.

– А мученичество обязательно?

– Вовсе нет, но оно помогает. Оба святых Эйдана мирно умерли в своих постелях. Вот вам и ирландское счастье. [94]94
  Ирландское счастье – так говорят, когда речь идет о невезении.


[Закрыть]

Фрейзер рассмеялся и вылил остатки мозельского в бокал Оскара.

– Позвольте мне принести еще одну бутылку. Потом я хочу сделать вам обоим предложение.

– Нет, благодарю вас, не нужно больше вина. Во всяком случае, пока. Мы пришли по делу.

– Я понимаю, – доброжелательно ответил Фрейзер, забрал наши бокалы и аккуратно поставил их на боковой столик. – Джентльмены, – продолжал он, указывая на кресла, стоящие перед камином, – быть может, нам лучше присесть? Я вас внимательно слушаю.

Оскар сел и закурил одну из сигарет, которые мы купили на станции в Эшфорде, потом улыбнулся Эйдану (вполне доброжелательно) и сказал:

– Эйдан, инспектор Фрейзер, выслушайте меня: Эдвард О’Доннел не виновен в убийстве Билли Вуда.

Эйдан сел в кресло и посмотрел Оскару в глаза.

– Оскар, вне всякого сомнения, это будет решать суд, а не мы, – сказал он. – Если О’Доннел не виновен, его выпустят на свободу. Если он убийца, его ждет виселица.

– Поверьте мне, он виновен во многом, – серьезно проговорил Оскар, – но только не в смерти Билли Вуда. Сегодня мы с Робертом разговаривали с миссис Вуд. Она сказала, что находилась с О’Доннелом во время убийства. Она готова дать показания под присягой.

– Конечно, готова. – Фрейзер наклонился к Оскару, положив локти на колени и сложив ладони, словно для молитвы. – Вероятно, она вам также рассказала, если только вы сами раньше об этом не узнали, что она замужем за О’Доннелом. Она не слишком надежный свидетель, Оскар, и не может давать показания в защиту мужа. Она солжет, чтобы спасти человека, которого любит.

– Вы так считаете?

– Уверен! Вы должны меня понять! – Фрейзер хлопнул ладонями по коленям. – Она лжет, чтобы защитить человека, которого любит, а также, вполне возможно, и себя.

– Что? – воскликнул Оскар, швырнув сигарету за каминную решетку и поднимаясь на ноги. – Вы думаете, она виновна в убийстве собственного сына?

– Она будет не первой матерью, участвовавшей в убийстве своего ребенка.

– Это нелепо! – вскричал Оскар. – Нелепо и отвратительно!

– Отвратительно, да, – спокойно ответил Фрейзер, – но вовсе не нелепо… – Помните экономку, которая открыла вам дверь в тот день в доме двадцать три на Каули-стрит? Нет сомнений, что она соучастница убийства. Так кто же она? Вы ведь ее видели, Оскар, назовите мне имя.

– Я ее не видел.

– Нет, видели, Оскар. Она открыла вам дверь. Вы сами мне сказали.

– Я не обратил на нее ни малейшего внимания.

– Однако кое-что вы все же заметили, Оскар, разве не так? Когда вы с Робертом пришли ко мне в первый раз, вы рассказали о том, что видели на Каули-стрит. Вы действительно сказали, что не можете описать экономку, за исключением одной детали. Вы обратили внимание на нечто красное. Теперь припоминаете?

– Да, – сказал Оскар. – Красная шаль или шарф, платок, или брошь…

– Или яркое родимое пятно на шее…

Оскар умолк и повернулся к зеркалу, висящему над камином. На каминной полке лежала пара венецианских карнавальных масок, сувениры, привезенные Вероникой из ее любимого города. Оскар провел пальцем по краю одной из масок, словно проверяя, осталась ли там пыль. Фрейзер встал и положил руку ему на плечо. Оскар поднял голову. Оба отражались в зеркале – необычная пара: последний портрет принца-регента кисти сэра Томаса Лоуренса, а рядом Данте, нарисованный Россетти. [95]95
  Томас Лоуренс (1769–1830) – английский художник, преимущественно портретист; Данте Габриэль Россетти (1828–1882) – английский поэт, иллюстратор и живописец.


[Закрыть]Когда их взгляды встретились, Фрейзер улыбнулся.

– Оскар, давайте будем друзьями, – сказал он. – Забудем об этом деле! Поедем в Париж! Возьмем Роберта! У нас есть билеты Артура. – Он повернулся ко мне. – Вы ведь поедете с нами, Роберт? Я знаю, Вероника будет рада. Уговорите Оскара, если он будет отказываться. – Фрейзер снова повернулся к Оскару, который пристально смотрел в зеркало. – Вас нужно уговаривать, Оскар? Поедем, шотландец предлагает вам немного весеннего Парижа…

Оскар улыбнулся. Мне вдруг показалось, что его лицо превратилось в маску. Я не мог понять, о чем он думает – об О’Доннеле или Сюзанне Вуд и ее возможном участии в убийстве сына, или об Эйдане Фрейзере и его удивительном предложении присоединиться к нему и его невесте ради короткой поездки в Париж.

– Ответьте мне на один вопрос, Эйдан, – бесстрастно проговорил Оскар. – Когда мы встречались в последний раз, вы сказали, что собираетесь попросить миссис Вуд опознать отсеченную голову ее сына, но вы этого не сделали – почему?

– Потому что решил, что так поступать не следует, Оскар, – без промедления ответил Фрейзер. – Потому что вы и Конан Дойл сказали, что потрясение может ее убить. К тому же я обнаружил, что Беллотти, ваш друг Беллотти, готов опознать юношу.

Оскар прищурился.

– Вы беседовали с Беллотти?

– О да, – кивнул Фрейзер. – Я с ним беседовал. Он очень охотно и подробно отвечал на мои вопросы, и я много от него узнал.

– И он готов дать показания? – спросил Оскар, все еще обращаясь к Фрейзеру через зеркало.

– Он готов, однако вам нечего опасаться. Мы гарантируем конфиденциальность всем участникам его необычного клуба, не имеющим отношения к убийству Билли Вуда. Беллотти надеется вернуться в дело, как только закончится суд. Я обещал ему, что столичная полиция оставит самого Беллотти и его клиентов в покое, если они не будут давать поводов для публичных скандалов.

– Значит, Жерар Беллотти будет вашим ключевым свидетелем?

– Да, Беллотти совсем не так слеп, как делает вид. Вы ведь тоже с ним говорили?

– Да, – ответил Оскар.

– А он, случайно, не назвал настоящее имя Дрейтона Сент-Леонарда?

– Нет, – ответил Оскар.

– Я так и думал, – сказал Фрейзер. – Дрейтон Сент-Леонард, если верить Беллотти, nom de guerreЭдварда О’Доннела.

Наступило молчание.

– Ну, – наконец сказал Оскар, медленно отворачиваясь от зеркала и обращаясь непосредственно к нам. – Наверное, это все.

Он улыбнулся. Одна маска сменила другую. Я не мог понять, как он отнесся к словам Фрейзера, но настроение у него заметно улучшилось.

– Париж весной, вы говорите? – Он потер ладони. – Почему бы и нет? Спасибо за приглашение, Эйдан. Если Роберт свободен в следующие несколько дней, я тоже постараюсь перенести свои дела на другое время. – И вновь настроение у него стремительно изменилось, его охватило возбуждение. – Вы намерены похитить нас на ночном поезде, Эйдан? Или у нас есть еще время для новой бутылки мозельского?

Мы не уехали на ночном поезде. Мы остались на Лоуэр-стрит, семьдесят пять, и выпили две бутылки превосходного мозельского, после чего отправились в «Кеттнер» для легкого ужина – бараньи отбивные, жареный картофель и шпинат.

–  En branches, я не a la crème [96]96
  На салатных листьях, а не в сливках (фр.).


[Закрыть], – проинструктировал Оскар официанта. – Я на жестокой диете, потому что собираюсь в весенний Париж!

Приближалась полночь, когда мы закончили ужин. Из ресторана я пошел домой пешком. Оскар взял кэб.

– Не беспокойтесь, Роберт, – сказал он, усаживаясь в экипаж, – сегодня я не собираюсь никуда заезжать. Я намерен вернуться домой и рассказать моей неизменно терпеливой жене, почему я уезжаю на неделю в Париж без нее, а потом я отправлюсь в постель. A demain, mon cher. [97]97
  A demain, mon cher (фр.) – До завтра, мой дорогой.


[Закрыть]Наш поезд отходит в восемь сорок пять. Не опаздывайте.

Я пришел вовремя. Оскар тоже. Мисс Сазерленд появилась на вокзале Виктория в восемь тридцать утра. Она выглядела, во всяком случае в моих глазах, как принцесса из сказки: нечто среднее между Золушкой Перро и Снежной Королевой Ганса Андерсена. Она была в очень длинном черном пальто из бархата, с рукавами и воротником из белого горностая. Руки прятались в серебристо-серой муфте, а великолепные рыжие волосы – под меховой шляпкой такого же цвета. Высокая и стройная, она гордо несла свою прелестную головку, но в ее светло-зеленых глазах плескалось веселье. Мы ждали на условленном месте под станционными часами, Вероника шла к нам в сопровождении отряда носильщиков с чемоданами, как настоящая императрица, и толпа инстинктивно расступалась перед ней. Она приблизилась к нам и приветствовала каждого поцелуем (мне их досталось целых два!), ее манеры поражали своей удивительной естественностью.