Текст книги "Оскар Уайльд и смерть при свечах"

Автор книги: Джайлз Брандрет

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)

Глава 17
25 января 1890 года

Когда я встретился с Оскаром в полдень двадцать пятого января 1890 года, как мы и договаривались – в последний вторник месяца, – он выглядел замечательно. Его крупное лицо было бледным и одутловатым, как и всегда, но глаза необычно блестели. Я заметил его первым – Оскар улыбался. Его улыбка, обращенная к вам, могла смутить: у него были обесцвеченные, слегка выдающиеся вперед зубы, но на сей раз, она казалась спокойной и естественной. Так улыбаются умиротворенные люди. Иногда, как мне кажется, лицо говорит нам куда больше, чем маска.

– Вы хорошо выглядите, Оскар, – сказал я, тепло пожимая его руку.

Он был в канареечно-желтых лайковых перчатках и зеленом пальто с каракулевым воротником, в котором я его видел на Стрэнде два дня назад. Шею Оскара украшало гофрированное желтое жабо, скрепленное бриллиантовой булавкой для галстука. В руке он держал тонкую черную трость, какие носят офицеры.

– У вас новая трость? – спросил я.

– Верно, – с довольным видом ответил он и взмахнул обновкой. – Я сделал себе подарок. К моему сожалению и великому неудовольствию Констанции, я потерял вашу замечательную трость со шпагой, Роберт. Впрочем, я уверен, что она найдется. А пока я приобрел эту черную трость из ротанга, чтобы хулиганы и бродяги держались от меня подальше.

– Несомненно, это поможет, – сказал я.

В тот день Оскар разоделся, словно павлин – иногда у него бывало такое настроение. Я немного напрягся, понимая, что следует сделать еще один комплимент.

– Вы похожи на молодого прожигателя жизни.

– Рад это слышать, Роберт, – ответил он, склонив голову, чтобы показать, что принимает мои слова. – И я всем сердцем с вами согласен! Благодарю вас, мой друг. Я в полном порядке, давно уже так хорошо себя не чувствовал. Сегодня я живу по-настоящему. Умение жить так редко встречается в нашем мире. Большинство людей существуют, и не более того. Какая напрасная трата времени! Я только что говорил старушке Темзе, какое это благословение быть рекой. Океаны и моря приходят и уходят. Озера и пруды гниют. Но река течет, река катит свои воды вперед, река всегда в движении.

Когда Биг-Бен пробил следующий час, мы свернули на Вестминстерский мост и зашагали мимо здания Парламента. Оскар указывал дорогу.

– Как ваша лекция в Оксфорде? – спросил я.

– Превосходно! – ответил он. – Меня особенно порадовало, что удалось сократить визит. Джон Грей остался раздавать мои локоны самым достойным. А я вернулся в город в воскресенье.

– Ради дела или удовольствия? – спросил я, стараясь, чтобы мой вопрос прозвучал небрежно.

– И то, и другое, – ответил Оскар. – Меня пригласили посмотреть последнюю работу Генри Ирвинга в «Лицеуме». Он поставил новую пьесу, основанную на «Ламмермурской невесте» – сэр Вальтер Скотт в самом своем благородном виде… и в самом мрачном.

– Ирвинг просил вас о помощи?

Оскар засиял.

– Я внес свой вклад, надеюсь, это поможет сделать пьесу не такой мрачной. Мы вместе пойдем на премьеру, Роберт. Мистер Ирвинг замечательный и очень достойный человек.

Ирвинг – великий актер-антрепренер викторианской эпохи, первый человек своей профессии, получивший звание рыцаря, был всего на шестнадцать лет старше Оскара, но Уайльд почитал его, как отца. Я несколько раз видел их вместе (главным образом в студии Джона Миллеса; Миллес и Ирвинг много лет дружили), и это зрелище производило интригующее впечатление: Оскар-принц превращался в Оскара-придворного. Обычно Оскар относился ко всем людям как к равным, не обращая внимания на возраст и известность. С Ирвингом дело обстояло иначе. Ирвинг был его героем. И я чувствовал, что Ирвингу часто бывало немного не по себе в обществе Оскара.

Мы пересекли лужайку перед Вестминстером и свернули на Грейт-Колледж-стрит.

– Быть может, мне следовало стать актером, Роберт, – с улыбкой сказал Оскар. – Я бы хотел войти в труппу Ирвинга.

– Вы и есть актер, Оскар, – заметил я.

– Да, – сказал он, неожиданно взмахнув тростью над головой. – Однако такая ужу меня судьба: постоянно играть одну и ту же роль. Я завидую Ирвингу. Сегодня он Ромео, завтра – Мефистофель. Я же всегда Оскар Уайльд.

– То есть Ромео, находящийся под влиянием Мефистофеля, – сказал я.

Оскар расхохотался, ему явно понравилась моя шутка. Я редко видел его в таком веселом настроении. Мы добрались до Литтл-Колледж-стрит.

– А где дом номер двадцать два? – спросил он. – Я ужасно проголодался. Насколько я помню, у Беллотти всегда превосходно кормят.

– Вот номер двадцать два, – сказал я, указывая на узкий дом из красного кирпича напротив нас. – Он похож на дом номер двадцать три по Каули-стрит.

– Работа того же архитектора, я полагаю, – сказал Оскар, не спуская глаз со здания, пока мы переходили дорогу.

Шторы в окнах второго этажа были задернуты. Окна первого и вовсе закрывали ставни. Дом выглядел заброшенным. Да и улица оставалась совершенно пустой. Мы оба внезапно заметили, как громко звучат наши голоса.

– У вас есть ключ?

– У меня ключ Беллотти, – ответил Оскар. – Но мы постучим, сегодня мы всего лишь гости. – И он принялся колотить в дверь. – Видите, как блестит молоток, Роберт. Здесь наверняка работает достойная экономка.

Мы немного помолчали, и Оскар снова постучал.

– Никого.

– Вы ошибаетесь, – возразил Оскар. – Она спускается сверху со свечой в руке. Смотрите. – И он показал на пятна света, танцующие на витражном стекле над входной дверью. – Думаю, мы с ней знакомы…

Дверь открыла дородная леди зрелого возраста в длинном платье из черного крепа и тафты. Поверх платья она надела белый накрахмаленный передник, ее голову украшал белый полотняный чепец с множеством ленточек, из-под которого виднелись рыжие локоны. В отличие от Оскара, я не сразу ее узнал.

– Миссис О’Киф, – сказал он, протягивая руку, когда женщина начала низко приседать в реверансе, в результате чего огонек свечи едва не поджег ленточки чепца. – Я надеялся, что меня ждет приятная встреча, но не мог на нее рассчитывать. Как поживаете?

– Со мной все хорошо, благодарение Господу, – ответила миссис О’Киф, выпрямляясь. – Да и вы прекрасно выглядите. – Она подняла свечу, чтобы свет упал на лицо Оскара. – Как и обещала, я молилась за вас.

– Святому Иуде, я полагаю.

– Не только ему, но и святой Цецилии… заходите, заходите, пожалуйста. – Она отошла в сторону и поманила нас в узкий темный коридор. – И, конечно, нашей благословенной святой Елене из церкви Святого Креста. Я всегда считала ее самой надежной заступницей. – Она закрыла за нами входную дверь, и мы оказались в круге света, который падал от свечи. Миссис О’Киф посмотрела на Оскара влюбленными глазами. – Как приятно снова вас видеть, сэр!

– Они здесь? Они пришли? Проводите их наверх, миссис О! – послышался голос сверху.

– Это каноник, благослови его Бог. Вас ждали. Он не католик, бедная душа, но мы со святой Еленой над этим работаем. – Она повернулась к лестнице, и мы тут же оказались в темноте – такой массивной была ее фигура. – Следуйте за мной, джентльмены. Вас ждет немало удовольствий. – Миссис О’Киф через плечо снова посмотрела на Оскара и повторила: – Как хорошо снова видеть вас, сэр.

Когда мы поднялись на верхнюю площадку лестницы, человека, который звал нас, там уже не было, и мы оказались перед закрытой дверью.

– Вам нужно постучать, – объяснила миссис О’Киф. – Таковы правила клуба. – Она смотрела на Оскара сияющими глазами. – Вы ведь его член, я знаю, но мне сказали, что вы уже давно сюда не наведывались. Были заняты Моцартом и чтением мыслей, наверное.

Оскар одарил ее очаровательной улыбкой и трижды громко постучал в дверь тростью. После небольшой паузы дверь распахнулась, и перед нами возник низенький священник англиканской церкви, который протягивал нам руки. Ему было около шестидесяти, и в глаза сразу бросались лысая голова и обезьянье лицо в морщинах от улыбки.

– Аллилуйя! – вскричал он пронзительным радостным голосом. – К нам вернулся блудный сын!

Если миссис О’Киф во время нашей первой встречи напомнила мне даму из пантомимы в «Друри-Лейн», то крошечный священник, обнявший Оскара, представлял собой, ни больше ни меньше, копию лучшего комика «Друри-Лейн», бессмертного Дана Лено – чемпиона мира по чечетке, прославившегося (и справедливо!) как «самый смешной человек на земле». Священник был таким же маленьким и жилистым, как Лено, и столь же симпатичным, с удивительно забавным лицом и невероятно изящными движениями; его доброжелательность показалась мне столь искренней, что сопротивляться ей не представлялось возможным.

Когда Оскар высвободился из его объятий, священник потянулся ко мне обеими руками и слегка ущипнул за щеки неожиданно нежными и мягкими пальцами.

– Добро пожаловать! – воскликнул он. – Добро пожаловать, молодой человек, трижды добро пожаловать к нам!

– Это Роберт Шерард, – представил меня Оскар.

– Саттон Куртни, – ответил священник и принялся пожимать мою ладонь двумя руками. – Каноник Куртни… называйте меня Саттон, называйте, как пожелаете. Мальчики зовут меня Кан-Кан – потому что я исполняю этот танец! – Каноник двумя руками сжимал мою ладонь и мягко тянул за собой в комнату. – Познакомьтесь с мальчиками! – Он посмотрел на экономку. – Благодарю вас, миссис О’Киф. – Сияя и кланяясь, послав последнюю жеманную улыбку Оскару, добрая леди отступила на лестничную площадку и закрыла за нами дверь.

Я оглядел комнату, и моим глазам предстало впечатляющее зрелище, достойное музея восковых фигур мадам Тюссо. Всего я насчитал семь человек, лениво развалившихся на полу, рядом с каждым стояла свеча, тарелка с закусками и серебряный кубок – они тут устроили пикник. Лишь один человек сидел на стуле – Беллотти. Он расположился немного в стороне за маленьким столиком в углу у окна. Четверо мужчин с благодушными улыбками (одному немногим больше тридцати, остальные выглядели заметно старше), и двое симпатичных юношей в возрасте пятнадцати-шестнадцати лет лежали на коврах и пальто, расстеленных на голых половицах, часть опиралась на локти, другие, повернувшись спинами, друг на друга. Мужчины были одеты соответственно времени года. А на юношах – удивительное дело – были лишь купальные костюмы.

– Добро пожаловать на наш D’ejeuner sur l’herbe [77]77
  «D’ejeuner sur l’herbe» (фр.) – «Завтрак на траве», название знаменитой картины Эдуара Мане.


[Закрыть]– воскликнул каноник Куртни. Все собравшиеся посмотрели на нас и с энтузиазмом поприветствовали. Каноник достал еще два бокала и наполнил их шампанским. – С кем вы уже знакомы? – спросил он. – С мистером Беллотти, конечно. – Он кивнул в сторону сидящего в углу Беллотти, который помахал нам в ответ клешней омара. – Астон Апторп – ваш старый друг, Оскар, не так ли?

Мистер Апторп, очевидно, старейший член клуба, начал с некоторым трудом подниматься на ноги.

– Прошу вас, не вставайте, – сказал Оскар. – Мы присоединимся к вам. Как видите, он замечательный художник, Роберт, и носит чудесный берет.

Апторп, с набитым ветчиной ртом, что-то радостно пробормотал и протянул мне руку. Оскар положил на пол трость, снял перчатки и пальто, которое расстелил возле стены. Мы с каноником поддержали его с двух сторон и помогли устроиться на полу. Он сел, прислонившись спиной к стене, словно выброшенный на берег дельфин, опирающийся на скалу.

– Боже мой, – простонал он, – какие усилия! Если так дальше пойдет, скоро я начну играть в гольф с Конаном Дойлом.

– Астон, конечно, лучше всех знал несчастного Билли Вуда, – продолжал каноник. – Билли у него работал и был его любимчиком. Впрочем, мы все дружили с Билли.

Оскар наконец сумел отдышаться и спросил:

– Все, кто собрался сегодня, были на последнем обеде… последнем обеде Билли, я хотел сказать?

– Да, Оскар. Мистер Беллотти рассказал мне, что вас это интересует, – участливо ответил каноник.

– Но миссис О’Киф в тот день не было?

– Увы, – ответил каноник. – В тот день нам вообще пришлось обходиться без хозяйки, мы были предоставлены самим себе. Миссис О’Киф с нами только с сентября. Нам она нравится. Оказалось, что на нее можно полностью положиться.

– А карлик мистера Беллотти? – поинтересовался Оскар. – Он был здесь в тот день?

– Карлик мистера Беллотти?.. – Вопрос позабавил каноника.

Жерар Беллотти повернул к ним голову, не вставая из-за столика в углу.

– Он мой сын, мистер Уайльд.

– Простите, – смутясь, проговорил Оскар. – Я не знал.

– Он уродливый и жалкий человечек со злобным характером. Но в тот день его с нами не было. Он никогда не сопровождает меня по вторникам. Он ездит в Рочестер, в психиатрическую больницу, навестить мать. Эта слабоумная женщина его обожает.

Наступило неловкое молчание.

– Я не знал, – повторил Оскар.

– Не имеет значения, – ответил Беллотти, высасывая из панциря креветку.

Каноник Куртни откашлялся, чтобы разрядить обстановку.

– Давайте завершим знакомство, Оскар, после чего сцена будет предоставлена вам, – сказал он, и Оскар благодарно ему кивнул. – Мальчиков вы, конечно, помните – Гарри и Фред. Только не спрашивайте, кто из них кто. Я знаю, но делаю вид, что мне это неизвестно. – Мальчики в купальных костюмах помахали Оскару руками. Каноник продолжал: – Остальные джентльмены, как мне кажется, появились у нас уже после того, как вы перестали бывать в нашем клубе. Они присоединились к нам, когда мы покинули Каули-стрит. Мистер Стоук Талмейдж, мистер Беррик Прийор, мистер Астон Тирролд. – Трое мужчин отсалютовали своими бокалами Оскару, потом мне.

– Да, еще один Астон, – сказал мистер Тирролд, самый молодой в компании и единственный, кто носил усы. – Иногда возникает путаница, но мне кажется, Кан-Кану это нравится. – Каноник на цыпочках прошел мимо Тирролда, направляясь к корзине с продуктами для пикника и по пути взъерошив его густые светлые волосы.

– Какие у вас замечательные имена, – негромко заметил Оскар. – Имена меня всегда завораживают.

Каноник накладывал в тарелку разнообразные деликатесы для Оскара.

– У вас у самого получилось совсем неплохо, мистер Оскар Фингл О’Флаэрти Уиллс Уайльд.

– Это что, на самом деле всё ваши имена? – спросил один из мальчиков в купальном костюме.

– На самом деле.

– Оскар мне нравится больше, – заметил другой.

– Мне тоже, – ответил Оскар, поднимая бокал в его честь.

Каноник с полной тарелкой на цыпочках подошел к Уайльду.

– Мистер Уайльд ирландец, – объяснил он мальчикам. – Оскар был любимым сыном Оссиана, легендарного ирландского воина-барда. Он погиб в битве при Габре в поединке с королем Кэйбром. Это был ужасный день даже по представлениям третьего столетия. Стоит ли объяснять, что наш Оскар продолжает ирландскую традицию бардов, а не воинов.

Каноник с поклоном вручил Оскару большое блюдо, наполненное устрицами, разделанным крабом, копченой рыбой, тонкими ломтиками вареного мяса, самыми разными желе, кусками пирога с дичью, маринованными огурцами, майонезом, горчицей, хлебом и сыром. Оскар улыбнулся и из-под вытянутой руки каноника сказал театральным шепотом, обращаясь к мальчикам:

– На самом деле, меня назвали в честь шведского короля Оскара. Он был моим крестным. Мой отец, хирург, специализировался на болезнях глаз, он сделал операцию королю Оскару и избавил его от катаракты.

– Вот что мне необходимо, – пробормотал в своем углу Беллотти. – Когда тебе нужен отец, ты получаешь сына. Такова жизнь.

– Как жаль, что с нами нет Дрейтона, – сказал один из старших мужчин, мистер Талмейдж, обладатель красного, испещренного морщинами лица веселого пьяницы, слезящихся глаз и неестественно черных длинных волос. – Дрейтона завораживает хирургия, – добавил он в качестве объяснения. – Вы могли бы описать ему операцию, он бы пришел в восторг.

– А кто такой этот Дрейтон? – спросил Оскар. – Дрейтон Сент-Леонард или Дрейтон Парслоу?

– Дрейтон Сент-Леонард, – ответил каноник, который вернулся к корзинке, чтобы приготовить тарелку для меня. – Вы с ним знакомы, Оскар?

– Мне известно его имя, не более того.

– Мы уже довольно давно с ним не встречались. В августе, в последний день жизни Билли, его с нами не было, в противном случае я бы его пригласил. Должно быть, прошло шесть месяцев с тех пор, как мы видели его в последний раз. Вам следует с ним познакомиться, Оскар. Он вам понравится. Дрейтон молод и очень красив.

– Мы все молоды и очень красивы, – заявил пожилой джентльмен с лицом пьяницы. – Таково одно из правил клуба.

Мы рассмеялись шутке мистера Талмейджа (и паре других в таком же роде). Каноник принес мне тарелку со снедью и приготовил угощение для себя. После того как он велел мальчикам проверить, наполнены ли у всех бокалы, и те, кто желали добавки, были удовлетворены, все снова расселись на своих местах, и он хлопнул в ладоши.

– Джентльмены, мальчики, мистер Беллотти, могу я попросить вашего внимания!

Каноник закрыл корзину для пикника и уселся на нее. В мерцающем свете свечей он выглядел как настоящий домовой, восседающий на поганке в центре ведьмина кольца. [78]78
  Круги диаметром от нескольких десятков сантиметров до нескольких метров, образованные грибами. Английский фольклор относит происхождение этого природного явления к ночным хороводам фей, на месте которых к утру вырастает множество грибов.


[Закрыть]

– Мы собрались здесь по особому случаю, в день благословенных солдатских святых, Ювентина и Максимина, казненных Юлианом Отступником в Антиохии. Мы еще вспомним позже, во время нашей службы, что ни один из них не прошел обряд крещения до наступления зрелости – но какой удивительной оказалась эта зрелость!

Каноник смолк, и в наступившей тишине стало слышно, как один из мальчиков подавил смешок.

– Помолчи, Гарри! – сказал каноник.

– Это не я, а Фред, Кан-Кан, – сказал мальчик.

– Молчите оба, – прошипел каноник и укоризненно посмотрел на мальчиков. – Прежде чем мы обратимся к службе, – продолжал он, – нам нужно решить одно дело. Мистер Уайльд и его друг присоединились к нам сегодня с вполне определенной целью. Они расследуют трагическую смерть Билли Вуда, которого мы все вспоминаем с огромной любовью.

Сочувственный шепот наполнил комнату.

– Билли был замечательным, – сказал вслух Астон Апторп.

– Они считают, что его убили тридцать первого августа днем, в доме номер двадцать три на Каули-стрит, всего лишь в броске камня от того места, где мы тогда собирались, – продолжал каноник. – Они считают, что мы – те немногие из нас, восемь человек, находящиеся в этой комнате, – возможно, были последними, кто видел несчастного Билли живым, и они хотят, чтобы мы рассказали, что нам известно о том роковом дне. – Он замолчал и оглядел комнату. – Я правильно сформулировал ваше желание, Оскар?

– Да, Саттон, благодарю вас. Огромное спасибо. С вашего разрешения мой друг мистер Шерард будет делать записи. Быть может, каждый скажет несколько слов?

Первым заговорил Астон Апторп, его речь получилась самой длинной и красноречивой, и все, что он сказал, эхом повторили те, кто выступал вслед за ним. Билли Вуд был чудесным юношей, умным, честным, способным, любящим свою мать, он старался стать лучше, чтобы со временем изменить ее жизнь и свою. У него было множество друзей, и никто не знал о его врагах. В тот день, когда он встретил свою смерть, Билли Вуд был таким же, как всегда: веселым и полным сил.

– Может быть, более веселым, чем обычно? – спросил Оскар.

Один или два человека ответили, что не исключают такую возможность. В любом случае, он пребывал в превосходном настроении, много шутил и смеялся, а когда заявил, что ему нужно уйти на встречу с дядей, то сделал это с важным видом.

– Маленький негодник выглядел очень довольным собой, – сказал Астон Тирролд с толикой нежности. – Он даже сказал нам, что ради такого случая побрился. Мы посмеялись.

– А еще он надел свой лучший костюм, – добавил юный Фред.

– У него с собой был ваш портсигар, мистер Уайльд, – сказал Гарри. – Вы и мне подарите портсигар?

Каноник Куртни вскинул руку и врезал парнишке по уху. Удар получился увесистым.

– Веди себя прилично, – сказал он и треснул его во второй раз.

Мальчишка взвизгнул и замолк.

– Благодарю вас, – сказал Оскар, оглядывая комнату, – спасибо всем. Вы нам очень помогли.

– И всё? – спросил каноник, ловко соскальзывая со своего насеста.

– Осталось только одно, – сказал Оскар. – Вы сказали, что Билли Вуд ушел в два часа…

– Когда били часы, – уточнил каноник. – Я в этом совершенно уверен. Мне кажется, он даже сказал, что уже два часа, и ему пора на встречу. – Все принялись согласно кивать.

– В самом деле? – сказал Оскар, приподняв бровь. – А когда он ушел, никто из вас не последовал за ним? Возможно, кто-то решил составить ему компанию?

– Нет, – сказал каноник.

– Я подошел к окну, – вмешался Астон Апторп, – и смотрел, как он выходит на улицу. Именно тогда я видел его в последний раз.

– Он был один?

– Совсем один. И на улице никого.

– А в какую сторону Билли пошел? Налево, или направо?

Апторп немного подумал.

– Налево. Он бежал так, словно у него нет никаких забот.

– И никто за ним не последовал? Никто не вышел из комнаты?

– До четырех часов никто, – сказал каноник. – Мы все оставались здесь до четырех. Наша вечеринка закончилась в четыре. Таковы правила. До тех пор никто не выходил, даю вам слово.

– Благодарю вас, – сказал Оскар. – Благодарю вас.

Он посмотрел на меня, давая понять, что я могу убрать блокнот.

– Ну, а теперь, – весело объявил каноник, – если с делами покончено, если вы узнали все, что вас интересовало, мы можем продолжить нашу встречу? Я должен облачиться и начать службу. Надеюсь, вы оба останетесь с нами.

– Увы, у нас нет такой возможности, – сказал Оскар, протягивая руки, он рассчитывал, что кто-то поможет ему встать. – Нам нужно успеть на поезд.

– В наши дни все стремятся успеть на поезд, – пробормотал из своего угла Беллотти.

– Вы правы, – ответил Оскар, которому помогли подняться на ноги юноши в купальных костюмах. – Вещь несовместимая с поэзией и романтикой, но такова жизнь.

– А это будет необычная служба? – спросил я у каноника, которому двое пожилых джентльменов помогали надеть саккос. [79]79
  Род стихаря; белая одежда до колен с широкими, не доходящими до запястья рукавами; надевается священником во время богослужения, поверх сутаны.


[Закрыть]

Его лунообразное обезьянье лицо появилось из-под саккоса, и он улыбнулся.

– Нам предстоит крещение, – ответил каноник. – Сегодня Фред и Гарри должны повторить путь Ювентина и Максимина. Мы будем их крестить! Сегодня я должен научиться их различать.

– А мы будем крестными отцами, – одновременно сказали мистер Прийор и мистер Талмейдж.

– Все мы, – добавил Астон Тирролд. – Этой парочке необходимо духовное руководство.

Каноник поцеловал вышитый крест на бело-золотой шелковой столе [80]80
  Шелковый шарф, надевается священником при богослужении.


[Закрыть]и аккуратно опустил ее себе на шею.

– Вот почему мальчики так одеты. Я надеюсь, вы понимаете, что они в купальных костюмах вовсе не ради развлечения. Это было бы извращением.

Меня позабавили его слова.

– У вас есть купель? – спросил я.

– У нас есть ведерко для шампанского, – заявил из своего угла Беллотти.

– Вот видите, – радостно сказал каноник. – Господь обеспечил нас всем необходимым. Сожалею, что вы не можете остаться, искренне сожалею. Приходите в следующем месяце, двадцать второго. Мы встречаемся в последний вторник. Это будет празднование дня святой Маргариты Кортонской. У нас всегда бывает нечто особенное в ее честь. Она подвергалась суровым испытаниям, вы же знаете.

Оскар при помощи мальчиков надел перчатки и пальто, взял трость и прошел по комнате, осторожно ступая между свечами и винными кубками, чтобы за руку попрощаться с членами клуба.

– Благодарю вас, – говорил он каждому. – Да благословит вас Бог. – Он кивнул Беллотти и обнял каноника, который обмакнул палец в вино и начертал крест у него на лбу.

– Идемте, Роберт, – Оскар взял меня за руку и направил в сторону двери. – Не следует мешать нашим друзьям, им пора начинать службу. Сегодня у них особенный день. – Он посмотрел на двух мальчиков, которые стояли рядом с нами. – Не беспокойтесь, джентльмены, я о вас не забуду. Я пришлю вам подарки на крещение. Обычно принято дарить ложечки, но я предпочитаю портсигары, если вы не против, с гравировкой. Один для Фреда, другой для Гарри. Вы сами решите, кому какой достанется.

К этому моменту все в комнате, кроме Беллотти, встали, чтобы попрощаться с нами.

– Еще раз благодарю вас за помощь, – сказал Оскар, положив ладонь на ручку двери. – И спасибо за то, что вспоминаете Билли с таким сочувствием и любовью. Быть может, что-то осталось недосказанным?

Когда Оскар открыл дверь, в комнату ворвался холодный воздух, и все свечи одновременно замерцали. Астон Апторп, старший из Астонов, тот, на котором был берет художника, отчетливо проговорил:

– Я думаю, мальчик был влюблен.

– Влюблен? – повторил Оскар.

– Да, впервые в жизни. Но не в меня.