Текст книги "Оскар Уайльд и смерть при свечах"
Автор книги: Джайлз Брандрет
Жанр:
Исторические детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)
Джайлз Брандрет
«Оскар Уайльд и смерть при свечах»
Посвящается С. Р. Б.
Жизнь Оскара полна сенсаций и невероятных событий. Какие возможности открываются для тех, кто будет писать мемуары в следующем столетии!
Макс Бирбом (1872–1956)
Из неопубликованных мемуаров Роберта Шерарда Франция, 1939
Меня зовут Роберт Шерард, и я был другом Оскара Уайльда. Мы познакомились в Париже в 1883 году, ему было двадцать восемь, и он уже успел прославиться, мне – двадцать один, и меня не знал никто. «Вы не должны называть меня „Уайльд“, – сказал он мне в нашу первую встречу. – Если я ваш друг, Роберт, тогда для вас я – Оскар. Если же мы с вами чужие, значит, я – мистер Уайльд». Мы не были чужими, и любовниками тоже не были. Мы были друзьями. И после его смерти я стал первым и самым верным его биографом.
Я знал Оскара Уайльда и любил его. Но не сидел около его постели в жалком номере жалкой гостиницы, когда он умирал. И мне не довелось проводить к безымянной могиле одинокие похоронные дроги, на которых не лежало ни одного цветка – так что и этого благословенного утешения судьба меня лишила.
Но когда, находясь за сотни миль от Франции, я прочитал, что он умер в полном одиночестве и его бросили те, кого он всегда и неизменно одаривал своей добротой и благородством, я принял твердое решение рассказать людям всё, что я о нем знал, поведать им, каким Оскар Уайльд был на самом деле, в надежде, что моя история хотя бы немного поможет понять человека редкой души и уникального таланта.
Я пишу свои воспоминания летом 1939 года. Сегодня тридцать первое августа, и мир стоит на пороге войны, но меня это не беспокоит. Мне все равно, кто в ней победит, а кто окажется побежденным. Я уже старик, и я болен, но прежде чем умереть, твердо решил рассказать свою историю, сделать всё, что в моих силах, чтобы довести до конца мою повесть и «нанести последние мазки на портрет». В моей памяти, как в сосновом лесу на юге Франции, где тут и там попадаются огромные участки обожженной земли, зияют черные пятна и провалы. Я многое забыл и многое пытался забыть, но, верьте мне, то, что вы прочитаете на этих страницах, правда. Все годы нашей дружбы я вел дневник, где описывал события, в которых мы участвовали. Я поклялся Оскару, что буду хранить его тайну пятьдесят лет. Теперь же могу нарушить молчание и наконец поведать всё, что я знаю про Оскара Уайльда и смерть при свечах. Я должен, потому что я сохранил свои заметки об этом, я был там и я свидетель тех событий.
Глава 1
31 августа 1889 года
Ярким солнечным днем в самом конце августа 1889 года мужчине лет тридцати пяти – высокому, немного полноватому и, вне всякого сомнения, вызывающе одетому – открыли дверь маленького дома с террасой на Каули-стрит в Вестминстере, рядом с Вестминстерским дворцом.
Мужчина спешил, но спешить он явно не привык, у него раскраснелось лицо, и на лбу выступили капельки пота. Войдя в дом номер двадцать три по Каули-стрит, он проскочил мимо женщины, которая открыла ему дверь, и, миновав небольшую прихожую, взбежал по лестнице на второй этаж, где на не застеленной ковром площадке имелась деревянная дверь.
Мужчина на мгновение остановился, улыбнулся, перевел дух, поправил костюм и обеими руками отбросил с лица вьющиеся каштановые волосы. Только после этого он тихонько, почти деликатно, постучал в дверь и, не дожидаясь приглашения, вошел в комнату. Он отметил, что тяжелые шторы плотно задвинуты, в комнате темно и жарко, как в пекле, а воздух пропитан тяжелым запахом ладана. Когда глаза мужчины привыкли к полумраку, он увидел в свете полудюжины оплывающих свечей прямо перед собой обнаженного юношу лет шестнадцати с перерезанным от уха до уха горлом.
Мужчину звали Оскар Уайльд, он был поэтом и драматургом, литературной знаменитостью своего времени. Убитый юноша, Билли Вуд, зарабатывал на жизнь проституцией и не представлял собой ничего интересного.
Я не был рядом с Оскаром, когда он обнаружил зверски убитого Билли Вуда, но через несколько часов мы встретились, и я стал первым, кому он поведал о том, что увидел душным днем в комнате с задвинутыми шторами на Каули-стрит.
Вечером того же дня мой знаменитый друг ужинал со своим американским издателем, и мы с ним договорились встретиться в половине одиннадцатого в его клубе «Албемарль» на Албемарль-стрит, двадцать пять, что неподалеку от Пикадилли. Я говорю «его клуб», хотя на самом деле это был и мой клуб тоже. В то время в «Албемарль» с радостью принимали молодых людей: юных леди, которым уже исполнилось восемнадцать, – можете себе представить! – и джентльменов двадцати одного года и старше. Оскар предложил мне стать членом клуба и с характерной для него щедростью заплатил вступительный взнос в размере восьми гиней, а затем ежегодно, до самого заключения в тюрьму в 1895-м, вносил пять гиней членских взносов. И всякий раз, когда мы с ним встречались в «Албемарле», стоимость всего, что мы выпили и съели, записывали на его счет. Он называл его «наш клуб», однако я считал «Албемарль» клубом Оскара.
В тот вечер он опоздал на нашу встречу, что было совсем на него не похоже. Оскар любил напускать на себя апатичный вид и изображать бездельника, но, как правило, если договаривался с кем-то встретиться, приходил вовремя. Он редко носил часы, однако впечатление складывалось такое, что он всегда знал, который сейчас час. «Я не могу не помогать своим друзьям в нужде, – говорил он. – И не должен заставлять их ждать». Все, кто его знали, подтвердят, что он являл собой образец безграничной учтивости и уважительного отношения к другим людям. Даже в минуты величайшего напряжения его манеры оставались безупречными.
Оскар пришел только после того, как часы пробили четверть двенадцатого. Я сидел в курительной комнате в полном одиночестве, удобно устроившись на диване перед камином. По меньшей мере четыре раза я пролистал вечернюю газету и не понял ни единого слова, потому что мои мысли были заняты совсем другими проблемами. (В тот год распался мой первый брак; я предпочел свою подругу Кейтлин жене Марте – но Кейтлин сбежала в Вену! Как любил говорить Оскар: «Жизнь – это кошмар, который не дает нам спокойно спать по ночам».)
Когда он быстрым шагом вошел в комнату, я уже почти забыл, что ждал его. Подняв голову, я увидел, что он на меня смотрит, и был потрясен его ужасным видом: Оскар показался мне невероятно измученным, под глазами его залегли темные круги. Не вызывало сомнений, что он не брился с самого утра, однако сильнее всего меня поразило то, что он не переоделся к ужину и остался в своем будничном костюме, который сам придумал: из толстого синего сержа [2]2
Серж – шерстяная костюмная ткань.
[Закрыть]с таким же жилетом, застегнутым до самого верха, там взгляд притягивал крупный узел ярко-красного галстука. По представлениям Оскара – вполне консервативный наряд, но на самом деле он выглядел слишком экстравагантно для данного времени года.
– Мне нет прощения, Роберт, – сказал он и повалился на диван, стоящий напротив того, на котором сидел я. – Я опоздал почти на час, а ваш стакан пуст. Хаббард! Принесите, пожалуйста, мистеру Шерарду шампанского. Нет, лучше бутылку для нас обоих.
Я уже давно пришел к выводу, что люди делятся на два типа: одни пытаются поймать взгляд официанта, другие никогда этого не делают. Всякий раз, когда я появлялся в «Албемарле», официанты мгновенно бросались врассыпную, но когда приходил Оскар, кружили около него, готовые исполнить любое желание. Они уважали его, потому что он давал им чаевые, достойные принца, и относился к ним как к союзникам.
– У вас был тяжелый день, – улыбнувшись другу, сказал я и отложил газету.
– Вы очень добры ко мне, Роберт, и я благодарен, что вы не ругаете меня за опоздание, – ответил Оскар, тоже улыбнувшись, откинулся на спинку дивана, закурил и бросил спичку в камин. – У меня действительно выдался трудный день, – продолжал он. – Сегодня я познал огромное удовольствие и испытал страшную боль.
– Расскажите, – попросил я.
Я попытался произнести эти слова легко и ненавязчиво, потому что хорошо знал Оскара. Для человека, который, в конце концов, пал жертвой чудовищной неосмотрительности, он был исключительно сдержан и неболтлив. Оскар делился своими тайнами, только если на него не давили и не вынуждали их открыть.
– Я расскажу сначала про удовольствие, – ответил он. – Боль подождет.
Мы замолчали, когда Хаббард принес шампанское и принялся обслуживать нас с угодливой церемонностью (Боже праведный, как же медленно он все делал!). Когда он ушел, и мы снова остались одни, я ожидал, что Оскар приступит к своему рассказу, но он отсалютовал мне бокалом и посмотрел на меня отсутствующим взглядом уставшего от жизни человека.
– Как прошел ужин? – спросил я. – Что ваш издатель?
– Мы ужинали в отеле «Лангэм», где интерьеры и бифштексы одинаково безвкусны, – проговорил он, стряхнув с себя задумчивость. – Мой издатель, мистер Стоддард – настоящее чудо. Он американец, и потому воздух, окружающий его, полон энергией и славословием. Он возглавляет «Липинкоттский ежемесячный журнал»…
– И сделал вам новый заказ? – я не утерпел и высказал посетившую меня догадку.
– Гораздо лучше. Он познакомил меня с новым другом. – Я приподнял одну бровь. – Да, Роберт, я обзавелся новым другом. Он вам понравится!
Я уже давно привык к неожиданным вспышкам энтузиазма Оскара.
– Вы меня ему представите? – поинтересовался я.
– И очень скоро, разумеется, если вы сможете уделить ему время.
– Он придет сюда? – Я посмотрел на часы, стоящие на каминной полке.
– Нет, мы с ним встретимся во время завтрака. Мне нужен его совет.
– Совет?
– Он врач. И шотландец. Живет в Саутси.
– В таком случае, я не удивлен, что у вас такой обеспокоенный вид, Оскар, – рассмеявшись, сказал я, и он фыркнул в ответ. Оскар всегда смеялся шуткам своих собеседников, потому что был исключительно доброжелательным человеком. – А почему он присутствовал на вашем ужине? – спросил я.
– Он тоже писатель, романист. Вы читали «Михей Кларк»? Я не думал, что Шотландия семнадцатого века может оказаться такой увлекательной.
– Не читал, но знаю, о ком вы говорите. В сегодняшнем номере «Таймс» о нем напечатали статью. Новая знаменитость: Артур Дойл.
– Артур КонанДойл. Он всячески это подчеркивает. Мне кажется, он ваш ровесник. Думаю, ему лет двадцать девять или тридцать, хотя он такой степенный и серьезный, что возникает ощущение, будто он убеленный сединами старик. Артур совершенно гениален – ученый, умеющий играть словами, – к тому же довольно красивый, если прибегнуть к услугам воображения и представить его лицо без роскошных, как у моржа, усов. В первый момент кажется, что он охотник на диких животных, недавно вернувшийся из Конго, но, кроме рукопожатия, которое у него просто кошмарное, в нем нет ничего от дикаря или грубияна. Артур кроток, как святой Себастьян, и мудр, как блаженный Августин.
Я снова рассмеялся.
– Он вас совершенно покорил, Оскар.
– И вызвал зависть, – ответил он. – Последнее произведение молодого Артура стало настоящей сенсацией.
– «Шерлок Холмс, детектив-консультант», – сказал я. – «Этюд в багровых тонах». Это я читал. Превосходная вещь.
– Стоддард тоже так считает. Он потребовал продолжения, и между супом и блюдом из рыбы Артур пообещал, что наш издатель его получит. Очевидно, книга будет называться «Знак четырех».
– А что вы намерены написать для мистера Стоддарда?
– Я тоже собираюсь рассказать о таинственном убийстве, но это будет несколько иная история. – Его тон изменился. – Я опишу преступление, которое находится за рамками обычного расследования. – Часы пробили четверть. Оскар закурил новую сигарету и замолчал, глядя в пустой камин. – Мы сегодня много говорили про убийства, – тихо сказал он. – Вы помните Мари Агетан?
– Разумеется, – ответил я.
Мари Агетан принадлежала к числу женщин, которых невозможно забыть. В определенном смысле и в свое время она была самой известной женщиной во Франции. Я познакомился с ней в Париже в 1883 году, в мюзик-холле отеля «Эдем», где она была с Оскаром. Мы вместе поужинали: устрицы и шампанское, затем фуа-гра и сладкое белое вино «Барсак». Оскар безостановочно рассказывал что-то, до того вечера я ни разу его таким не видел. Он говорил на безупречном французском о любви и смерти, и поэзии, и о поэзии, посвященной любви и смерти. Его гениальность вызывала у меня восхищение, а Мари Агетан держала его за руки и слушала, не в силах пошевелиться. Потом, слегка опьянев от вина, совершенно неожиданно он предложил ей переспать с ним.
– Ou? Quand? Combien? – спросил он.
– Ici, ce soir, gratuit, [3]3
Ou? Quand? Combien?.. Ici, ce soir, gratuit (фр.) – Где? Когда? Сколько?.. Здесь, сегодня вечером, подарок. (Здесь и далее примеч. перев.)
[Закрыть]– ответила Мари.
– Я часто думаю о Мари и той ночи, – сказал он. – Какие же все-таки мы, мужчины, животные! Она была шлюхой, Роберт, но природа наградила ее чистым сердцем. Вы знаете, что Мари убили?
– Знаю, – ответил я. – Мы с вами об этом говорили.
– Артур рассуждал про убийства женщин в Уайтчепел, – продолжал Оскар так, будто не слышал меня. – Причем с кучей криминалистических подробностей. Он убежден, что Джек Потрошитель – джентльмен или по меньшей мере образованный человек. Особый интерес у него вызвало убийство Энни Чепмен, несчастного существа, найденного на заднем дворе детского приюта доктора Барнардо [4]4
Томас Джон Барнардо (4 июля 1845 – 19 сентября 1905) – известный филантроп, основатель и директор приютов для детей бедняков, родился в Дублине. Со дня основания первого приюта в 1870 г. до дня его смерти было спасено около ста тысяч детей, которые прошли обучение и нашли свое место в жизни.
[Закрыть]на Хэнбери-стрит. Артур заявил, что чрево мисс Чепмен было удалено «специалистом», и воспылал желанием показать мне свой рисунок, изображавший истерзанный труп девушки. Я категорически отказался и повел себя довольно глупо, попытавшись немного поднять всем настроение и развеселить, рассказав про ответ кузнеца Уэйнрайта, который на слова друга, упрекнувшего его в совершенном убийстве, сказал: «Да, это ужасный поступок, но у нее были слишком толстые лодыжки».
– Вам удалось его развеселить? – спросил я.
– Артура? Он лишь едва заметно улыбнулся, зато Стоддард просто зашелся от хохота. Потом Артур очень серьезно спросил меня, как мне кажется, смог бы я совершить убийство. «О нет, – ответил я. – Никогда не следует делать того, о чем нельзя рассказать людям после обеда».
– Надеюсь, ваш ответ вызвал у него смех?
– Ни в малейшей степени. Он, наоборот, с самым серьезным видом сказал: «Мистер Уайльд, вы насмешничаете над тем, чего боитесь больше всего в жизни. Это опасная привычка, и она приведет вас к гибели». Именно тогда я осознал, что он мой друг. И в тот момент мне захотелось рассказать ему, что я видел сегодня днем… Но я не осмелился. При нашем разговоре присутствовал Стоддард, который ничего бы не понял. – Оскар осушил свой бокал. – Вот почему, мой дорогой Роберт, завтра утром мы отправимся навестить моего нового друга. А сейчас мне пора.
Часы пробили двенадцать.
– Но, Оскар, вы не рассказали мне, что все-таки вы видели сегодня днем! – вскричал я.
Он встал.
– Я видел разорванное на две части полотно. Видел красоту, уничтоженную вандалами.
– Оскар, я вас не понимаю.
– Я видел Билли Вуда в комнате на Каули-стрит.
– Билли Вуда?
– Одного из мальчишек Беллотти. Его убили. При свете свечей. В комнате на верхнем этаже. И я должен узнать, за что. Ради какой невероятной или вероятной цели? Мне необходимо выяснить, кто совершил это страшное преступление. – Он взял меня за руку. – Роберт, мне нужно идти. Уже полночь. Я расскажу вам всё завтра. Давайте, встретимся в отеле «Лангэм» в восемь утра. Славный доктор как раз будет есть свою овсянку. Тут мы его и поймаем. И он посоветует нам, что следует предпринять. Сейчас же… я обещал Констанции, что приду сегодня домой. Меня призывает к себе Тайт-стрит. Вы больше не женаты, Роберт, но у меня имеются обязательства – жена и дети. Я хочу увидеть, что они мирно спят в своих постелях, я очень их люблю. И вас тоже, Роберт. Спокойной ночи. Мы, по крайней мере, можем сказать, что слышали, как часы пробили полночь.
И он эффектно покинул курительную комнату. Когда Оскар пришел, он выглядел измученным, словно едва держался на ногах, уходил же, как мне показалось, обретя новые силы. Я вылил остатки шампанского в свой бокал и задумался над тем, что рассказал Оскар, но мне никак не удавалось выстроить логичную историю. Кто такой Билли Вуд? А Беллотти? Что за комната на верхнем этаже? И является ли убийство, о котором поведал Оскар, свершившимся фактом или очередной его аллегорией?
Я допил шампанское и покинул клуб. К моему несказанному удивлению, Хаббард вел себя почти вежливо, когда я пожелал ему спокойной ночи. На Пикадилли выстроились такси, а поскольку в этом месяце мне удалось продать две статьи, деньги у меня имелись, но ночь была такой чудесной, на августовском небе ярко сияла луна, на улицах царили тишина и покой, и я решил прогуляться до своей комнаты на Гауэр-стрит.
Через двадцать минут, когда я шагал на север, в сторону Оксфорд-стрит, и вышел из узкого переулка на площадь Сохо, я вдруг резко остановился и поспешил укрыться в тени. На противоположной стороне пустынной площади, неподалеку от новой церкви Святого Патрика, с которой еще не успели снять строительные леса, стоял двухколесный экипаж. В свете луны я увидел, что в него садятся мужчина и женщина, и без малейших сомнений узнал Оскара; однако молодую женщину я до тех пор не встречал, но заметил, что ее лицо страшно изуродовано, а по тому, как она куталась в шаль, понял, что она чего-то ужасно боится.
Глава 2
1 сентября 1829 года
– Вы опоздали, Роберт! Нужно было, как я, ехать на метро.
Я опоздал и был обеспокоен. Меня озадачила встреча, произошедшая прошлой ночью на площади Сохо, поэтому я плохо спал и проснулся позже, чем собирался; кроме того, я совершил глупость и позволил себе отвлечься на очередное наглое письмо от адвоката бывшей жены.
Оскара же, наоборот, переполняла кипучая энергия и, казалось, будто у него нет ни единой заботы в целом мире. Я обнаружил, что они с Конан Дойлом укрылись за кипарисом в самом дальнем углу похожего на лабиринт дворика, украшенного пальмами. Невероятно похожие на Безумного Шляпника и Мартовского Зайца, они сидели рядышком за длинным столом, накрытым льняной скатертью, в окружении остатков завтрака. Оскар, который, как я отметил про себя, был в том же костюме, что и вчера, только сменил сорочку и галстук, разливался соловьем. Конан Дойл, гораздо моложе, более хрупкий и розовощекий, чем тот образ, что сложился у меня после разговора с Оскаром, очевидным образом находился под действием его колдовских чар. Когда Оскар нас представил, Дойл сдержанно улыбнулся и больше не обращал на меня внимания. Его полностью подчинила магия великого мастера.
Оскар попросил принести мне кофе.
– Вы опоздали на завтрак, Роберт, но, по крайней мере, успеете послушать мою историю и записать совет нашего друга Артура. Я постараюсь рассказать все как можно короче, потому что наш друг спешит покинуть нас и Лондон – «эту огромную выгребную яму», как он его называет, «которая неминуемо засасывает всех бездельников империи». Мы с вами бездельники, Роберт.
Дойл предпринял тщетную попытку оправдаться, но остановить Оскара не смог.
– Нет, нет, поверьте мне, – продолжал тот, – Артур хочет уехать немедленно. Его поезд уходит через час. Он уже купил билет, и его скудных средств не хватит, чтобы купить другой. У Артура совсем мало наличных, Роберт. Как и у вас, у него часто возникают затруднения с деньгами. Но, в отличие от вас, он вовремя платит по счетам. Кроме того, сегодня день рождения его жены, и он спешит вернуться к ней с подарками.
Оскар на мгновение замолчал, чтобы сделать глоток кофе. Дойл смотрел на него широко раскрытыми от восхищения глазами.
– Мистер Уайльд, вы поразительный человек, – сказал он. – Вы правы во всем, до самых мельчайших подробностей.
– Да, перестаньте, Артур, никакого «мистера Уайльда», прошу вас. Я ваш друг. К тому же я внимательно прочитал «Этюд в багровых тонах». Так что задачка оказалась совсем простой.
Дойл с довольным видом пощипывал нижнюю губу.
– В таком случае поделитесь со мной своей методологией, – попросил он.
Оскар с радостью отозвался на его просьбу.
– Итак, Артур, вчера вечером я пришел к выводу, что у вас денежные затруднения, поскольку вы без колебаний согласились на предложение Стоддарда написать для него несколько рассказов, а потом спросили, когда можно ждать гонорара. Сегодня утром, когда я вошел в отель, не было еще восьми, но вы уже стояли около портье и платили по счету. Я заметил, что у вас новенькая чековая книжка, но чек, который вы выписывали, последний. Поскольку вчера был последний день месяца, я подумал: «Милейший доктор любит вовремя оплачивать свои счета».
– Я восхищен, – смеясь, проговорил Дойл.
– А я нет, – став неожиданно серьезным, заявил Оскар. – Тех, кто платит по счетам, быстро забывают. Только не оплачивая их, можно рассчитывать остаться в памяти торгашей. Далее я сделал предположение, что вы собираетесь успеть на самый ранний поезд, иначе, зачем бы вы стали платить за номер до завтрака и попросили принести в вестибюль ваш багаж?
– Но как вы узнали, что сегодня у моей жены день рождения?
– Я заметил в вашем багаже букет свежих цветов с вложенной в него карточкой и коробку с женской шляпкой. Я еще не слишком хорошо знаю вас, Артур, однако достаточно, чтобы не сомневаться, что подарки предназначены не для какой-нибудь особы, являющейся мимолетным увлечением. Но шляпная коробка вызвала у меня беспокойство…
– Я ужасно волнуюсь из-за этой шляпки, – перебил его Дойл. – Боюсь, я ошибся с выбором.
– Дамская шляпка – всегда неверный выбор, – сказал Оскар и на мгновение замолчал, помешивая кофе и обдумывая следующую мысль. – В древних Афинах не существовало ни модисток, ни счетов за их услуги. Они там вообще ни о чем таком не знали – великая была цивилизация.
Дойл качал головой недоверчиво и одновременно восхищенно.
– Но как вы узнали, что я уже купил билет? – спросил он.
– Он торчит из вашего левого нагрудного кармана! – ответил Оскар.
Конан Дойл рассмеялся и, не в силах сдержать восторг, так стукнул кулаком по столу, что зазвенели ложки, лежавшие на блюдцах.
– Артур, я рад, что мне удалось вас развеселить, потому что очень скоро я стану причиной ваших слез. – Оскар повернулся к Дойлу и неожиданно внимательно посмотрел ему в глаза. – «Слова Меркурия грубы после песен Аполлона». [5]5
Шекспир У., «Бесплодные усилия любви».
[Закрыть]«Если у вас есть непролитые слезы, приготовьтесь пролить их сейчас». [6]6
Речь Марка Антония из «Юлия Цезаря» У. Шекспира.
[Закрыть]
Дойл так же серьезно посмотрел на Оскара и наградил его успокаивающей, доброй улыбкой деревенского доктора.
– Рассказывайте вашу историю. Я внимательно слушаю, – сказал он.
– Я постараюсь сделать все, что в моих силах, чтобы она получилась не слишком запутанной, – ответил Оскар. – Впрочем, если честно, моя история и без того совсем простая.
Он заговорил очень тихо, почти шепотом. Я помню каждое слово из его рассказа, потому что вечером, придя домой, всё записал в свой дневник, но еще я помню, что мне пришлось наклониться над столом, чтобы ничего не пропустить.
– Вчера во второй половине дня, – начал Оскар, – где-то между половиной третьего и четырьмя я подошел к дому номер двадцать три на Каули-стрит в Вестминстере. Там у меня была назначена встреча, на которую я опоздал. Я громко постучал в дверь, но мне никто не открыл. Тогда я позвонил в звонок – никакого ответа. Потеряв терпение, я снова постучал, на сей раз громче, и еще раз позвонил в звонок. В конце концов, по прошествии нескольких минут, меня впустила экономка. Поскольку я опаздывал, я не стал останавливаться, чтобы выслушать ее извинения, а тут же взбежал по лестнице, вошел в комнату на втором этаже и оказался совершенно не готов к зрелищу, представшему моим глазам. Я стоял и смотрел на жуткую, гротескную и прискорбную картину.
Он замолчал, тряхнул головой и закурил сигарету.
– Мы вас слушаем, – сказал Конан Дойл.
Оскар сделал затяжку и продолжал так тихо, что мы едва улавливали его голос.
– Примерно в пяти футах от меня на полу лежало тело юноши – его звали Билли Вуд. Тело Билли было залито кровью, которая сверкала, точно жидкие рубины, потому что еще не начала сворачиваться. Судя по всему, он умер за несколько минут до моего появления. Билли был обнажен, полностью, и весь покрыт кровью. Только лицо осталось чистым, и я сразу узнал мальчика, несмотря на то, что ему перерезали горло от уха до уха.
Конан Дойл не сводил взгляда с Оскара.
– И что вы сделали? – спросил он.
– Я убежал, – ответил Оскар, опустив глаза, словно стыдился своего поступка.
– Вы расспросили экономку?
– Нет.
– Вызвали полицию?
– Нет. Я вышел на набережную, а потом направился в сторону Челси и своего дома на Тайт-стрит. Я шел, наверное, около часа и, глядя на солнце, сияющее на темной поверхности воды, и на прохожих, которые прогуливались, наслаждаясь теплым вечером, вдруг спросил себя: не сыграло ли со мной злую шутку мое воображение? Добравшись домой, я поздоровался с женой и поцеловал сыновей, но, когда в детской читал им на ночь сказку, перед глазами у меня стояло тело Билли Вуда. Он был невинным, как они, и таким же красивым…
– А этот Билли Вуд, он не был вашим родственником? – перебил его Конан Дойл.
Оскар рассмеялся.
– Ни в малейшей степени. Сомневаюсь, что у него вообще имелась какая-то родня. Уличный мальчишка лет пятнадцати или шестнадцати, никому не нужный, бездомный и необразованный, с парочкой друзей… но я уверен, что родных у него не было.
– Однако вы его знали?
– Да, знал, но не слишком хорошо.
У Дойла сделался озадаченный вид.
– И тем не менее вы отправились на Каули-стрит, чтобы с ним встретиться? Это было любовное свидание?
Оскар снова рассмеялся и покачал головой.
– Нет, разумеется. Он был уличным мальчишкой, и я едва его знал. На Каули-стрит меня привело профессиональное дело… не имеющее никакого отношения к тому, что вы предположили. – Глаза Дойла широко раскрылись, но Оскар поспешно и с энтузиазмом повторил: – Речь не идет о любовном свидании, Артур. Уверяю вас. Можете не сомневаться. Я договорился встретиться там со своим учеником и обнаружил Билли по чистой случайности.
– Но вы знакомы с планировкой дома? Вы бывали там прежде?
– Да, и я не ожидал встретить там Билли Вуда, ни живого, ни мертвого. Я не видел его около месяца или даже больше.
Артур Конан Дойл прижал кончики больших пальцев к усам и пробормотал:
– Оскар, я в замешательстве. Вы отправились на Каули-стрит, чтобы встретиться там «со своим учеником», который, как вы утверждаете, не имеет никакого отношения к данному делу. А где находился ваш ученик, когда вы пришли?
– У него возникло неотложное дело. Когда я вернулся на Тайт-стрит, меня ждала записка от него.
– В комнате, где вы рассчитывали увидеть своего ученика, вы обнаружили тело уличного мальчишки, с которым едва были знакомы, очевидно, ставшего жертвой жестокого нападения…
– Жестокого убийства, Артур, – с напором поправил его Оскар. – Думаю, ритуального.
– Ритуального?
– Тело Билли Вуда лежало, как будто на катафалке, со сложенными на груди руками. Вокруг него стояли зажженные свечи, в воздухе висел запах ладана.
Конан Дойл, скрестив на груди руки, откинулся на спинку стула и внимательно посмотрел на своего нового друга.
– Оскар, вы уверены, что не выдумали эту историю? – мягко спросил он.
– Вы не верите в правдивость моего рассказа?
– Я уверен, что вам кажется, будто вы видели то, о чем нам поведали. И я ни на мгновение не усомнился в ваших словах. Вы джентльмен, но еще вы поэт…
– Довольно! – Оскар оттолкнул от себя стол и вскочил на ноги. – Это вовсе не поэтическая фантазия, Артур. Вставайте! Мы поедем на Каули-стрит. Прямо сейчас! Я покажу вам то, что видел. И вы будете свидетелем. Мне ничего не померещилось, и я уверен, что картина, представшая вчера моим глазам, еще долго будет преследовать меня в кошмарах. Официант, принесите счет! Роберт, вы поедете с нами? Артур не доверяет безумным поэтам – и не без оснований. Вы сможете быть его chaperone. [7]7
Chaperone (фр.) – шаперон, провожатый, особа старшего возраста, сопровождающая молодого человека или девушку.
[Закрыть]
– Но, Оскар, – запротестовал Конан Дойл, – если то, что вы мне рассказали, правда, этим делом должна заниматься полиция, а не сельский врач. К тому же мне необходимо вернуться в Саутси, меня ждет жена.
– И вы к ней приедете, Артур. С Каули-стрит мы отвезем вас на вокзал Ватерлоо. Вы опоздаете на один поезд, возможно, и на следующий тоже, но, обещаю, к чаю вы будете в Саутси.
Конан Дойл продолжал возражать, но все его протесты оказались напрасными. Оскар получил то, что хотел. Так было всегда. Поэт Уильям Батлер Йейтс [8]8
Уильям Батлер Йейтс (1865–1939) – ирландский поэт и драматург, лауреат Нобелевской премии.
[Закрыть], тоже ирландец, которому Оскар представил меня в том же году, написал позже о «блеске ума» и «властном самообладании» Оскара. Йейтс увидел – в отличие от большинства его современников, – что за внешней праздностью и некоторой вялостью нашего друга скрывалась непоколебимая воля. «Он выставлял себя бездельником, – писал Йейтс, – но в действительности был человеком действия и лидером. И вы ему подчинялись, хотя вряд ли смогли бы сказать, почему».
Мы с Конан Дойлом вышли из отеля «Лангэм» вслед за Оскаром, который шагал впереди, en prince. [9]9
En prince (фр.) – как принц; здесь: по-королевски.
[Закрыть]В его манере не было ни высокомерия, ни важности, но он производил сильное впечатление. Он не был красив, но привлекал внимание благодаря своему росту и безупречным манерам. Официанты тут же принимались кланяться, когда он проходил мимо; другие посетители – мужчины и женщины, даже кинг-чарльз-спаниель на площадке перед отелем – приветствовали его и провожали взглядами. Возможно, никто из них не знал наверняка, кто он такой, но все до одного чувствовали, что это не обычный человек.
Через несколько минут, когда наш четырехколесный экипаж свернул с центральной Эбингдон-стрит и покатил по лабиринту выложенных булыжниками улочек в сторону Каули-стрит, Конан Дойл спросил:
– А Каули-стрит… находится в районе, пользующемся достойной репутацией?
– Понятия не имею, – ответил Оскар, улыбнувшись. – Там рядом Вестминстерский дворец и Парламент.
Конан Дойл, сосредоточенно выглядывавший в окно, похоже, не обратил внимания на его шутку. Оскар, с таким серьезным видом вставший из-за стола в отеле «Лангэм», вдруг превратился в совершенно беззаботного человека, которого, казалось, вообще ничего не беспокоит. С ним такое происходило часто. Природа наградила его даром к сложным эмоциональным переживаниям, однако он частенько прятал свои чувства под маской легкомыслия. Думаю, он делал это специально, чтобы иметь возможность наблюдать за реакцией окружавших его людей.
– Сам Абрахам Каули [10]10
Абрахам Каули (1618 – 28 июля 1667) – английский поэт. В Кембридже Каули написал много стихотворений на английском и латинском языках. Изгнанный из Кембриджа пуританами, Каули переселился в Оксфорд, где издал сатиру «The puritan and the papist» (1643) – В 1656 г. как приверженец королевской партии был арестован и освобожден только после смерти Кромвеля.
[Закрыть]бесславно закончил свою жизнь, – продолжал он беззаботно. – Впрочем, так часто бывает с незначительными поэтами. Его нашли в поле после очередного запоя, он умер от горячки, его похоронили в Вестминстерском аббатстве и назвали в честь него улицу. Вы знакомы с его произведениями, Роберт? Судя по тому, что пишут о нем литературные критики, его стихи портят слишком сложные концепции и искусственный блеск. Я же нахожу их простыми и трогательными. Он был чудо-ребенком, в десять лет написал эпическую любовную поэму – идеальный возраст для произведений подобного рода! – и опубликовал «Поэтические цветы», первую книгу своих стихов, в пятнадцать. Эй, кэбмен, стой, остановись! Мы приехали. О, смотрите, джентльмены, нас ожидает поэтический цветок… в некотором смысле.
