Текст книги "Неладно что-то в нашем королевстве, или Гамбит Минотавра"
Автор книги: Джаспер Ффорде
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц)
Глава 9
Общество анонимных утратотерпцев
«ГОЛИАФ» ПОДДЕРЖИВАЕТ ГАНА И ПАРТИЮ ВИГОВ
Вчера на приеме в честь вождя Англии корпорация «Голиаф» возобновила кампанию по поддержанию канцлера Гана. На пышном обеде, где присутствовали более пятисот крупных бизнесменов и главы государственных департаментов, «Голиаф» объявил о своем намерении и впредь продолжать оказывать канцлеру всяческое содействие. В ответ мистер Ган поблагодарил корпорацию за поддержку и сообщил о комплексе мероприятий, призванных помочь «Голиафу» в трудных, но горячо приветствуемых преобразованиях, нацеленных на переход компании к статусу объекта поклонения. Также канцлер намерен финансировать несколько текущих программ по разработке вооружения, детали которых не разглашаются.
«ЖАБ», 13 июля 1988 г.
Приехав домой, мы с Гамлетом обнаружили у дверей телевизионщиков с канала «Суиндон-5».
– Мисс Нонетот, – затараторил репортер, – расскажите нам, пожалуйста, где вы провели последние два года?
– Без комментариев.
– Можете задавать вопросы мне, – встрял Гамлет, сообразивший, что здесь он вроде как знаменитость.
– А вы кто? – озадаченно спросил репортер.
Я уставилась на принца, и тот помрачнел.
– Я… я… ее кузен Эдди.
– Прекрасно. Кузен Эдди, вы можете рассказать, где мисс Нонетот провела последние два года?
– Без комментариев.
И мы направились по садовой дорожке к парадной двери.
– Где вас носило? – набросилась на нас мама, как только мы вошли.
– Извини, мам, я опоздала. Как малыш?
– Утомительно. Говорит, что тетя Мел горилла и что она умеет чистить бананы ногой, качаясь на люстре.
– Говорит?!
Пятница вечным международным детским жестом потребовал, чтобы его взяли на ручки, и, будучи подхвачен, обслюнявил меня и неразборчиво зачирикал.
– На самом деле он такого не говорил, – согласилась мама, – но он нарисовал мне тетю Мел весьма убедительно.
– Тетя Мел горилла? – засмеялась я, разглядывая картинку, на которой была красноречиво изображена… горилла. – Ну и воображение у него!
– Да уж. Я застукала его на серванте – он собирался покачаться на занавесках. Когда я сказала ему, что так делать нельзя, он показал мне портрет тети Мел, из чего я сделала вывод, что она ему это позволяла.
– Да неужто… в смысле, неужто он выдумал такое?
Вошла Пиквик. Вид она имела весьма раздраженный, а на голове у нее красовалась шляпа, сложенная из картона и склеенная скотчем.
– Пивкик очень терпеливый товарищ по играм, – сказала мама, которая не слишком разбиралась в настроениях дронтов.
– Героя явно пора отдавать в ясли. Ты меняла ему подгузники?
– Трижды. Они протекают моментально.
Я понюхала ближайшую детскую штанину.
– Ага. Насквозь.
– Ладно, мне пора на курсы по кузовным работам, – заявила мама, надевая шляпку, беря сумочку и снимая с крючка сварочные очки. – Лучше подыщи кого-нибудь более профессионального в смысле присмотра за ребенком, дорогая моя. Я могу в свободное время посидеть пару часов, но не целый день. А уж подгузников с меня точно хватит.
– Как думаешь, леди Гамильтон согласится присмотреть за ним?
– Не исключено, – отозвалась моя родительница тоном, подразумевавшим нечто совершенно обратное. – Спроси у нее сама.
Она открыла дверь, и на нее сердито запликал Алан. Посаженный на привязь, он методично обрывал цветы в палисаднике. С невероятной скоростью она схватила дронта за шею и, невзирая на возмущенное пликанье и брыкание, бесцеремонно сунула его в сарай и заперла дверь.
– Мерзкая птица! – сказала мама, целуя нас с Пятницей. – Я не забыла кошелек?
– Он у тебя в сумочке.
– А шляпа у меня на голове?
– Да.
Мама улыбнулась, предупредила, что Бисмарка беспокоить не велено, напомнила мне ничего не покупать у разносчиков, разве что сделка покажется по-настоящему выгодной, и удалилась.
Я сменила Пятнице подгузник и отпустила малыша развлекаться самостоятельно. Затем сделала нам с Гамлетом чаю. Принц включил телевизор и уткнулся в шекспировский канал по «КРОТ-ТВ». Я сидела на диване и смотрела в окно на сад. В мой последний приезд все посадки повытоптал мамонт, и теперь мама, по моим наблюдениям, предпочитала те растения, которые не слишком по вкусу хоботным, – весьма разумно, учитывая неизменность путей миграции. Пока я смотрела, мимо проковыляла вразвалочку Пиквик, видимо недоумевая, куда запропастился Алан. В смысле дневной выработки сделано было очень мало. Я так и осталась литтективом, двадцать тысяч фунтов долга по-прежнему висели на мне, и Лондэна я до сих пор не вернула.
Мама воротилась домой около восьми, а первые ее приятели из Общества анонимных утратотерпцев стали появляться около девяти. Их было всего десять, и они начинали болтать о «своих потерях», не успев переступить порог. Мы с Эммой Гамильтон оказались не единственными, чьи мужья испытывали определенные сложности с воплощением. Но в то время как мои воспоминания о Лондэне и воспоминания Эммы о Горацио были яркими, другим повезло гораздо меньше. У некоторых осталось только смутное ощущение, что кто-то должен быть рядом, но его нет. Честно говоря, мне они не понравились, но я обещала маме поприсутствовать и вдобавок жила в ее доме, так что деваться было некуда.
– Спасибо вам, леди и джентльмены! – воскликнула мама, хлопнув в ладоши. – И если вы займете свои места, то мы сможем начать нашу встречу.
Все уселись, взяли в руки по чашке чая и по куску кекса и замерли в ожидании.
– В первую очередь я хотела бы поприветствовать новых членов нашего общества. Как вам известно, моя дочь провела два года вдали отсюда и, чтобы закрыть вопрос раз и навсегда, не в тюрьме!
– Спасибо, мама, – еле слышно пробормотала я под сдержанный смех всех присутствующих, моментально пришедших к выводу, что именно там-то я и обреталась.
– Она любезно согласилась присоединиться к нашему обществу и сейчас скажет нам несколько слов. Давай, Четверг.
Я глубоко вздохнула, поднялась и быстро сказала:
– Всем привет. Меня зовут Четверг Нонетот, и мой муж не существует.
В ответ раздались аплодисменты, и кто-то сказал:
– Продолжайте, Четверг!
Но мне ничего больше не приходило в голову, да и говорить не хотелось, так что я просто села. Воцарилось молчание, все смотрели на меня, вежливо ожидая продолжения.
– Это все. Конец.
– Я бы выпила за это! – сказала Эмма, безнадежно пожирая глазами запертый бар.
– Вы очень отважны, – подала голос миссис Битти, сидевшая рядом с нами. Она ласково погладила меня по руке. – Как его звали?
– Лондэн. Лондэн Парк-Лейн. Он был убит Хроностражей в тысяча девятьсот сорок седьмом году. Завтра я отправляюсь в голиафовский Покаянариум и попробую добиться отмены его устранения.
Послышался шепот.
– В чем дело?
– Понимаете, – произнес высокий и болезненно худой человек, до тех пор сидевший молча, – для достижения успеха в нашей группе вам нужно принять тот факт, что все дело в нарушении памяти. Никакого Лондэна нет. Вы просто думаете, что он есть.
– Тут несколько суховато, вы не находите? – громко прошептала Эмма, по-прежнему не сводя взгляда с бара.
– Когда-то и я пережила то же самое, – заворковала миссис Битти, перестав похлопывать меня по руке и снова взявшись за спицы. – Мы с Эдгаром прекрасно жили, но однажды утром я проснулась совсем в другом доме, и рядом со мной лежал Джеральд. Он не поверил моим объяснениям, и я десять лет сидела на лекарствах, пока не попала в эту группу. И только теперь, в вашем прекрасном обществе, я прихожу к пониманию, что это было всего лишь умственное расстройство.
Я ужаснулась.
– Мама!
– Мы должны взглянуть в лицо фактам, дорогая.
– Но ведь папа навещает тебя!
– Ну, я в это верю, пока он здесь, – изрекла мама, напряженно шевеля извилинами, – но когда он уходит, остается одно воспоминание. Никаких реальных доказательств его существования нет.
– А как же я? А Джоффи? Антон, наконец? Мы-то как родились без папы?
Она пожала плечами, констатируя неразрешимость данного парадокса.
– Может, в конце концов, вы плоды моей юношеской неосмотрительности, воспоминания о которой я изгнала из памяти?
– А Эмма? А герр Бисмарк? Как ты объяснишь их пребывание здесь?
– Ну, – крепко задумавшись, сказала мама, – я уверена, что имеется рациональное объяснение всему этому… какое-нибудь…
– Так вот чему тебя учат в твоей группе? – гневно воскликнула я. – Забывать о тех, кого любишь?
Я окинула взглядом собравшихся, которые, похоже, отступили перед лицом безнадежного парадокса, заполнявшего каждую минуту их жизни. Я уже открыла рот, дабы красноречиво описать, откуда я узнала, что Лондэн некогда был женат на мне… и вдруг поняла, что трачу время впустую. Ведь я не могла предъявить им ничего, ровным счетом ничего, кроме собственной памяти. Я вздохнула. Честно говоря, все это действительно присутствовало только в моих воспоминаниях. Ничего не было. Я просто помнила о том, как все могло бы быть. Высокий худой мужчина, тот самый реалист, начал убеждать всех, что они являются жертвами не временного сдвига, а галлюцинации.
– Вы хотите доказательств…
Меня прервал возбужденный стук в дверь. Кто бы то ни был, времени они попусту не тратили, а просто вошли прямо в дом и протопали в гостиную.
Женщина средних лет в платье в цветочек держала за руку смущенного и совершенно растерянного мужчину.
– Привет, ребята! – радостно воскликнула она. – Это Ральф! Я вернула его!
– А! – воскликнула Эмма. – Это надо отметить!
Никто не слушал ее.
– Извините, – сказала мама, – а вы дом не перепутали? Или группу взаимопомощи?
– Нет-нет! – убежденно сказала женщина. – Я Джули! Джули Хватт! Я ходила в эту группу каждую неделю последние три года!
Воцарилось молчание. Слышалось только быстрое пощелкивание спиц миссис Битти.
– Я вас никогда не видел, – заявил высокий тощий мужчина. Он обвел взглядом группу. – Кто-нибудь узнает эту особу?
Все безразлично помотали головами.
– По-вашему, это очень смешно? – сердито обратился к женщине тощий. – У нас группа взаимопомощи для людей с серьезными расстройствами памяти, и мне не кажется ни забавным, ни конструктивным, когда какие-то шутники издеваются над нами! Будьте любезны, покиньте нас!
Женщина замерла, прикусила губу, но тут заговорил ее муж:
– Пойдем, дорогая. Идем домой.
– Но подождите!.. – сказала она. – Теперь, когда он вернулся, все стало как раньше, а значит, мне не пришлось ходить в эту группу, так что меня тут и правда не было, но… я же помню…
Голос ее дрогнул, она разрыдалась. Муж обнял ее и повел прочь, бормоча на ходу извинения.
Как только они ушли, тощий с негодованием сел.
– Удручающая картина! – проворчал он.
– Всем эта старая шутка кажется забавной, – добавила миссис Битти. – Это уже второй случай за месяц.
– У меня аж во рту пересохло, – подхватила Эмма. – А у вас?
– Может, им создать собственную группу? – предложила я. – Назвали бы ее «Дважды анонимные утратотерпцы».
Предложение никому не показалось смешным, и я спрятала улыбку. Возможно, у нас с Лондэном все же есть шанс.
После этого я не слишком активно участвовала в обсуждении, да и разговор быстро перешел от устранений к более земным материям вроде последних ТВ-шоу, невероятно размножившихся за время моего отсутствия. Первую строку в рейтинге занимала викторина «Знаменитость, назови этот фрукт!», которую вел Фрэнки Сервелад. Ноздря в ноздрю с ней шли «Сам себе тостер» и «Подстава» – самые забавные программы розыгрышей. Эмма уже отбросила все ухищрения и пыталась вскрыть замок бара отверткой, когда Пятница испустил один из тех ультразвуковых воплей, которые слышат только родители (вот так и начинаешь понимать, как овцы различают своих ягнят), и я радостно воспользовалась этим предлогом, чтобы удалиться. Он стоял в своей кроватке и тряс решетку. Я взяла его к себе и читала ему до тех пор, пока мы оба не уснули.
Глава 10
Миссис Ухти-Тухти
ЦЕРЕМОНИЯ СОЖЖЕНИЯ КНИГ КЬЕРКЕГОРА – ДОКАЗАТЕЛЬСТВО НЕПОПУЛЯРНОСТИ ДАТСКОГО ФИЛОСОФА
Канцлер Хоули Ган прошлым вечером официально открыл первую церемонию сожжения датских книг, предав огню восемь экземпляров «Страха и трепета». Это число несравнимо с обещанными «тридцатью или сорока тоннами». Когда канцлера попросили прокомментировать недостаток энтузиазма среди населения по поводу сожжения книг датского философа, Ган объяснил это тем, что «Кьеркегор явно куда менее популярен, чем мы считали, и это правильно. Следующим будет Ханс Кристиан Андерсен!» Сам Кьеркегор не мог дать нам никакого комментария, поскольку неосмотрительно позволил себе скончаться задолго до наших дней.
«ЖАБ», 14 июля 1988 г.
В два часа ночи мне приснилось, что меня оседлал слон и пилит цепной пилой. Пришлось проснуться. Я была полностью одета, и на груди у меня сладко похрапывал Пятница. Переложив отпрыска в кроватку, я отвернула ночник к стене, чтобы приглушить свет. Моя мама, по одной ей ведомым причинам, сохранила мою спальню в том состоянии, в каком я ее оставила, покидая отчий кров. Теперь комната вызывала ностальгическое умиление и в то же время некоторую неловкость при виде того, что занимало ее обитательницу в юношеские годы. Похоже, в списке ее интересов фигурировали парни, музыка, Джейн Остин и обеспечение правопорядка, хотя за последовательность приоритетов не ручаюсь.
Я сбросила одежду, натянула длинную футболку и засмотрелась на спящего Пятницу, сладко причмокивающего во сне.
– Тсс! – раздалось совсем рядом.
Я обернулась. В полумраке топталась очень большая ежиха в переднике и чепце. Она кинула опасливый взгляд на дверь, затем, рассеянно улыбнувшись, подкралась к окну и выглянула наружу.
– Ух ты! – восхищенно прошептала она. – Уличные фонари оранжевые! Никогда бы не подумала!
– Миссис Ухти-Тухти, я же всего два дня как уехала!
– Извините за беспокойство, – зачастила она, быстро приседая и машинально складывая рубашку, небрежно брошенную мной на спинку стула, – но тут образовалась пара дел, и я подумала, наверное, вам следует о них рассказать. Вы же сами велели мне спрашивать, если что.
– Ладно, только не здесь. Пятницу разбудим.
Мы тихонько спустились на кухню. Прежде чем зажечь свет, я задернула шторы. Шестифутовая ежиха в шали и чепце могла удивить некоторых соседей – в Суиндоне чепцов уже давно никто не носил.
Я усадила миссис Ухти-Тухти за стол. Хотя она, император Зарк и Брэдшоу остались руководить беллетрицией в мое отсутствие, ни один из них не обладал лидерскими качествами, необходимыми для данной работы. А пока Совет жанров отказывается рассматривать мое отсутствие иначе как «отпуск по семейным обстоятельствам», нового Глашатая на мое место не изберут.
– Что стряслось? – спросила я.
– О, мисс Нонетот! – всхлипнула она, и иголки у нее на спинке встали дыбом от смущения. – Пожалуйста, возвращайтесь!
– У меня здесь куча дел, – напомнила я. – Вы же все в курсе!
– Я понимаю, – вздохнула она. – Но император Зарк взбеленился, когда я попросила его повременить с завоеванием Вселенной и уделить больше времени беллетриции, Красная Королева не желает заниматься ничем из написанного после тысяча восемьсот шестьдесят седьмого года, а Вернхэм Дин занят в последнем романе Дафны Фаркитт. Командор Брэдшоу с головой ушел в свои дела, и в итоге мне приходится отдуваться за всех… А нынче утром кто-то поставил мне на стол миску молока с хлебом!
– Наверное, просто пошутили.
– Мне было не смешно, – возмущенно ответила миссис Ухти-Тухти.
– А кстати, – сказала я, пораженная внезапной мыслью, – вам не удалось разузнать, из какой книги сбежал Хоули Ган?
– Боюсь, что нет. В настоящее время Кот прочесывает все неопубликованные романы в Кладезе Погибших Сюжетов, но это займет некоторое время. Сами знаете, какой хаос там царит.
– Еще бы не знать, – вздохнула я, со смешанным чувством теплоты и облегчения подумав о моем покинутом жилье в неопубликованной книге.
Кладезь – место, где собирают книги, где сюжетные конструкторы создают истории, которые авторы полагают плодом своего воображения. Там нередко можно с изрядной скидкой купить завершение главы, а глаголы вообще идут на вес. Странное местечко, честно говоря.
– Ладно, – сказала я наконец. – Лучше расскажите мне, что там сейчас творится.
– Ну, например, – сказала миссис Ухти-Тухти, пересчитывая иголочки на запястье, – нынче утром по Книгомирью прокатился слух о возможных изменениях в законе об авторском праве.
– Не знаю, откуда пошли эти слухи, – устало произнесла я. – Что-нибудь подтвердилось?
– Да ничего.
Данная проблема служила у обитателей Книгомирья постоянным предметом разговоров. Перспектива превращения в Общественное достояние всегда пугала книжных персонажей, и даже при помощи групп поддержки и курсов переобучения, созданных специально для смягчения удара, «нарративный климакс» требовал времени для привыкания. Сложность заключалась в том, что закон об авторском праве в разных странах не одинаков, и порой на одном рынке персонажи являются Общественным достоянием, а на другом – нет. К тому же всегда сохраняется вероятность изменения закона, и персонажи, привыкшие к статусу Общественного достояния, рискуют снова оказаться под охраной авторского права и наоборот. Волнения в Книгомирье по этому поводу всегда близки к точке кипения: довольно одной искры, чтобы вспыхнул бунт.
– Значит, все в порядке?
– Вполне.
– Хорошо. Дальше?
– «Старбакс» хочет открыть еще одну кофейню в романах серии «Братья Харди».[41]41
«Братья Харди» – детские детективные романы Франклина Диксона.
[Закрыть]
– Еще одну? – с некоторым удивлением переспросила я. – Их ведь там и так уже шестнадцать. Сколько кофе, по их мнению, способен выпить человек? Скажите им, пусть открывают еще одну в «Миссис Даллоуэй»[42]42
«Миссис Даллоуэй» – нашумевший роман Вирджинии Вульф, история обычного дня обычной женщины.
[Закрыть] и две в «Веке разума».[43]43
«Век разума» – трактат Томаса Пейна (1737–1809), публициста, участника революционного движения в США, Англии и Франции, возглавлявшего левое крыло американского Просвещения. (Прим. ред.)
[Закрыть] И хватит с них. Что еще?
– Портному из Глостера[44]44
«Портной из Глостера» – рождественская сказка Беатрис Поттер.
[Закрыть] нужно три ярда тесьмы из вишневого шелка, чтобы дошить камзол мэру, но он простудился и не может выйти из дому.
– А мы ему что, служба доставки? Пусть пошлет своего кота, Симпкина.
– Ладно.
Повисла пауза.
– Но вы ведь проделали весь этот путь не затем, чтобы пересказать очередные страшилки про Гана, пожаловаться на панику по поводу авторских прав и нехватку вишневого шелка.
Миссис Ухти-Тухти подняла глаза и вздохнула.
– С «Гамлетом» неладно.
– Знаю. Но сейчас он помогает моей маме. Через несколько дней пришлю его назад.
– Тут все так запуталось. – Ежиха нервно фыркнула. – Мне кажется, будет лучше, если вы задержите его здесь подольше.
– Что стряслось? – с подозрением спросила я.
– Я не виновата! – Она расплакалась и полезла в карман за платочком. – Я думала, запрос Отдела внутренней регулировки сюжета касался исправления природных аномалий! Все эти смерти в саду, затем зима, потом сразу цветы…
– Что стряслось? – повторила я.
На миссис Ухти-Тухти больно было смотреть.
– Понимаете, в «Гамлете» и так все ворчали, когда у Розенкранца и Гильденстерна появилась собственная пьеса…[45]45
Имеется в виду пьеса Томаса Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы».
[Закрыть]
– Ну?
– Как только вы уехали, Офелия в отсутствие Гамлета предприняла coup d'etat.[46]46
Государственный переворот (фр.).
[Закрыть] Она выписала из Лэмовского Шекспира[47]47
Лэмовский Шекспир – первые прозаические пересказы шекспировских пьес для детей, осуществленные Чарлзом и Мэри Лэм в XVIII в. (Прим. ред.)
[Закрыть] Гамлета Б-6 и уговорила его переиграть некоторые ключевые сцены в ее пользу.
– И?
– «Гамлета» переименовали в «Трагедию о прекрасной Офелии, доведенной до безумия жестоким Гамлетом, принцем датским».
– Вечно она что-то мутит. Ну я ей устрою! Велите ей вернуться к прежнему сюжету, а не то охнуть не успеет, как пойдет по обвинению во вторжении в повествование второго класса!
– Мы пытались, но тут из Парижа вернулся Лаэрт и поддержал мятеж. Вместе они внесли еще больше изменений и назвали пьесу «Трагедией о благородном Лаэрте, который мстит за свою сестру, прекрасную Офелию, доведенную до безумия жестоким и кровожадным Гамлетом, принцем датским».
Я запустила пятерню в остатки своей шевелюры.
– Тогда… арестуйте обоих.
– Поздно. Их папаша Полоний впал в настроение «была не была» и присоединился к бунту. Он тоже добавил свои поправки, и семейка перекрестила всю историю в «Трагедию о мудром и вовсе не занудном Полонии, отце благородного Лаэрта, который мстит за свою сестру, прекрасную Офелию, доведенную до безумия жестоким, кровожадным и отвратительно непочтительным Гамлетом, принцем датским».
– И как оно?
– С Полонием-то? Очень… многословно. Конечно, можно их всех списать, – продолжала миссис Ухти-Тухти, – но замена стольких ведущих персонажей одним махом приведет к необратимым повреждениям текста! Меньше всего нам нужно, чтобы Гамлет сейчас вернулся и сунул палку в это… ну, вы сами знаете, как он выходит из себя, стоит кому-нибудь только помыслить о малейшем изменении в тексте.
– Значит, так, – сказала я. – Все это случилось в издании тысяча шестьсот двадцать третьего года форматом в пол-листа?
Миссис Ухти-Тухти кивнула.
– Отлично. Запихните «Гамлета», или как он там сейчас называется, в неиспользуемый фабулятор и пустите в ход современное пингвиновское издание, поскольку По Эту Сторону читают именно его. Тем самым мы получим передышку и не позволим полонизированной версии увидеть свет. Выход не лучший, но другого нет. Надеюсь, Горацио все-таки на стороне Гамлета?
– Определенно.
– Тогда зачислите его в беллетрицию, и пусть он постарается убедить семейство Полония явиться на заседание арбитражной комиссии. Держите меня в курсе. А я попытаюсь задержать Гамлета здесь и отвлечь его чем-нибудь.
Она сделала пометку у себя в блокноте.
– Это все?
– Ну, если только вам ничего не нужно постирать…
– Мама в жизни этого не допустит. А теперь прошу вас, миссис Ухти-Тухти, пожалуйста, дайте мне спокойно разобраться с Ганом и вернуть мужа!
– Вы правы, – вздохнула она, помолчав. – Мы все уладим своими силами.
– Хорошо.
– Верно.
– Тогда доброй ночи?
– Да, – кивнула ежиха. – Доброй ночи.
Она стояла на кухонном линолеуме, теребя лапки и глядя в потолок.
– Ухти, в чем дело?
– Это все мистер Ухти-Тухти! – воскликнула она. – Он вчера вернулся домой очень поздно, совершенно не в себе, и от него пахло автомобильным выхлопом! Я так беспокоюсь!
Было уже около трех, когда я наконец осталась наедине со своими мыслями, спящим сыном и мокрым от ежиных слез платком в кармане.
