Текст книги "Неладно что-то в нашем королевстве, или Гамбит Минотавра"
Автор книги: Джаспер Ффорде
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 25 страниц)
Глава 25
Практические сложности поствосстановительного периода
РАЗЫСКИВАЕТСЯ ЛИЦО ДАТСКОЙ НАЦИОНАЛЬНОСТИ
Лицо датской внешности вчера было замечено в связи с вооруженным ограблением Первого Голиафовского банка в Банбери. Мужчина, описываемый как «человек датской национальности», вошел в банк в 9.35 и потребовал у кассира все деньги. Похищены пятьсот фунтов стерлингов и небольшое количество датских крон, имевшихся в валютном отделении. Полиция ссылается на эту небольшую сумму в кронах как на «особо важную улику» и ручается покончить с датским криминалом в кратчайшие сроки. Население попросили обращать внимание на всех людей датской наружности и сообщать в полицию обо всех подозрительно ведущих себя датчанах или, буде таковых не обнаружится, вообще обо всех датчанах.
«ЖАБ», 15 июля 1988 г.
– Что?!
– Ну, ты же пропала бесследно, так что мне оставалось?
Я не верила своим ушам. Этот подонок искал утешения в объятиях жалкой коровы, недостойной даже сумку за ним носить, не то что быть его женой! Наверное, у меня челюсть отвисла, и я вытаращилась на него, лишившись дара речи. Я как раз прикидывала, разразиться ли мне рыданиями, убить его голыми руками, захлопнуть дверь, заорать, выругаться или проделать все вышеизложенное одновременно, когда вдруг заметила, что Лондэн едва сдерживает смех.
– Ты, одноногий мерзавец! – Я облегченно улыбнулась. – Ни на ком ты не женился!
– Что, попалась? – ухмыльнулся он.
Тут я разозлилась.
– Какого черта ты так по-идиотски шутишь? Ты же знаешь, что я вооружена и психически неуравновешенна!
– Идиотизма тут ничуть не больше, чем в твоей дурацкой шуточке насчет моего устранения!
– Это не шутка.
– Шутка. Если бы меня устранили, то малыша бы не было…
Тут голос у него дрогнул, и все наши препирательства сами собой сошли на нет, поскольку центром внимания сделался Пятница. Лондэн смотрел на Пятницу, а Пятница – на Лондэна. Я смотрела на обоих по очереди. И тут сын, вынув пальцы изо рта, произнес:
– Задница.
– Что он сказал?
– Не уверена. Похоже, подцепил словечко у святого Звлкикса.
Лондэн нажал на носик Пятницы.
– Би-ип.
– Сиськи.
– Значит, устранили меня, да?
– Да.
– Наверное, это самая абсурдная история из всех, какие я слышал в жизни.
– Не стану спорить.
Он помолчал.
– Думаю, она слишком странная, чтобы оказаться неправдой.
Мы одновременно подались навстречу друг к другу, и я въехала ему головой в подбородок. Он громко лязгнул зубами и взвыл от боли – наверное, язык прикусил. Как говаривал Гамлет, все в мире сем не гладко и не просто. Потому-то он и ненавидел реальный мир, который я именно за это и любила.
– Что тут смешного? – возмущенно спросил муж.
– Да ничего, – ответила я, – просто вспомнила, что Гамлет сказал.
– Гамлет? Здесь?
– Нет, у мамы. У него приключился роман с Эммой Гамильтон, чей бойфренд адмирал Нельсон пытался покончить с собой.
– Каким образом?
– Посредством французского флота.
– Нет-нет, – сказал Лондэн, мотая головой. – Хватит с меня одной нелепой истории в день. Послушай, я сам писатель, но не в состоянии придумать такой хре… в смысле, чепухи, какую ты сейчас несешь.
Пятница, несмотря на все мои двойные узлы, ухитрился стянуть ботинок и теперь дергал носок.
– Красивый парнишка, правда? – сказал Лондэн после паузы.
– В папу пошел.
– Не-а, в маму. Он что, постоянно в носу ковыряет?
– Большую часть времени. Это называется «поиск». Увлекательное времяпрепровождение, занимающее детишек с начала времен. Хватит, Пятница.
Сын вынул палец из носа с почти различимым «чпок» и протянул Лондэну своего белого медвежонка.
– Ulkamo laboris nisi ut aliquip.
– Что он сказал?
– Не знаю, – ответила я. – Он говорит на «лорем ипсум». Это такая квазилатынь, которую наборщики используют для демонстрации шрифтов.
Лондэн поднял бровь.
– Ты что, шутишь?
– В Кладезе Погибших Сюжетов она применяется сплошь и рядом.
– Где?!
– В том месте, где все литературные про…
– Довольно! – сказал Лондэн, хлопая в ладоши. – Не годится рассказывать всякую небывальщину на пороге. Входи и расскажи мне все.
Я покачала головой и посмотрела на него.
– Что такое?
– Мама сказала, что Маргариточка Муттинг в городе.
– Наверное, работу получила здесь.
– Правда? – с подозрением спросила я. – А ты откуда знаешь?
– Она работает на моего издателя.
– И ты с ней не встречался?
– Определенно нет!
– Поклянись!
Он поднял руку.
– Слово скаута.
– Ладно, – медленно произнесла я. – Я тебе верю. – И постучала пальцем по губам. – Не войду, пока не получу один прямо здесь!
Лондэн улыбнулся и обнял меня. Мы нежно поцеловались, и меня пронзила дрожь.
– Consequat est laborem, – сказал Пятница, присоединяясь к нашим объятиям.
Мы вошли в дом, и я поставила отпрыска на пол. Его зоркие глазки обшарили дом в поисках чего-нибудь подходящего для опрокидывания на себя.
– Четверг…
– Да?
– Давай считать ради удобства, что меня все же устраняли.
– Ну?
– Тогда всего, что случилось с той минуты, как мы расстались возле здания ТИПА, на самом деле не было?
Я крепко обняла его.
– Было, Лондэн. Этого не должно было быть, но оно было.
– Значит, я страдал по-настоящему?
– Да. И я тоже.
– Когда я жалел, что не увижу тебя растолстевшей… кстати, у тебя фотографий не осталось?
– Вряд ли. Но если обещаешь вести себя хорошо, я покажу тебе растяжки.
– Жду не дождусь.
Лондэн снова поцеловал меня и воззрился на Пятницу, и по его лицу расплылась дурацкая улыбка.
– Четверг!
– Да?
– У меня есть сын!
Я решила его поправить.
– Нет, у нас есть сын.
– Да. Ну, – сказал он, потирая руки, – думаю, ты не прочь поужинать. Ты по-прежнему любишь рыбный пирог?
Раздался грохот: Пятница обнаружил в гостиной вазу и своротил ее. Рассыпаясь в извинениях, я принялась подметать и вытирать пол, а Лондэн сказал, что это пустяки, но дверь в кабинет все же закрыл. Он приготовил ужин на двоих, и я выспросила у него обо всем, чем он занимался, будучи неустраненным, если это вообще имело какой-то смысл, а сама рассказала ему о миссис Ухти-Тухти, словесных бурях, Мелани и всем остальном.
– Значит, граммазиты – это такие паразиты, которые живут в книгах?
– Именно так.
– И если ты не найдешь клона Шекспира, то мы потеряем «Гамлета»?
– Угу.
– И победа в Суперкольце каким-то образом связана с предотвращением ядерной войны?
– Да. Я могу снова переехать к тебе?
– Ящик для носков оставлен, как ты любишь.
Я улыбнулась.
– По алфавиту, слева направо?
– Нет, по цветам спектра, с фиолетового направо… или это Маргариточке так нравилось… Ой! Я просто пошутил! Где твое чувство ю… Ай! Прекрати! Отстань! Нет! Ой!
Но было поздно. Я прижала его к полу и принялась щекотать. Пятница сосал пальцы и с отвращением наблюдал за нами. Лондэн исхитрился вывернуться, перекатился и в свою очередь стал щекотать меня, что мне вовсе не понравилось. Некоторое время мы, обессиленные, валялись на полу и глупо хихикали.
– Ну, Четверг, – сказал он, помогая мне встать, – ты собираешься здесь переночевать?
– Нет.
– Нет?
– Нет. Я собираюсь остаться здесь навсегда.
Мы уложили Пятницу на большую кровать в свободной комнате и сделали ему гнездышко. Он почти везде спокойно засыпал, если с ним был его белый медведь. Я часто оставляла его у Мелани и один раз – у миссис Ухти-Тухти, в ее теплом, укромном домике, где пахло мхом, леденцами и стиральным порошком. Как-то раз он даже заснул у меня на Острове Сокровищ, когда я в прошлом году ездила туда улаживать проблему с козами Бена Ганна. Малыша убаюкал Долговязый Джон, оказавшийся превосходной нянькой.
– Ну а теперь, – начал Лондэн, когда мы поднялись в свою комнату, – у мужчины есть потребности…
– Дай угадаю! Ты хочешь, чтобы я потерла тебе спинку?
– Пожалуйста. Вот тут, между лопатками, где у тебя обычно так хорошо получалось. Мне очень этого не хватало.
– И все?
– Все. А у тебя есть другие идеи?
Он привлек меня к себе, и я захихикала, вдыхая его запах. Я до мелочей помнила, как он выглядел, помнила звук его голоса, но не запах. Я сразу же узнала его, уткнувшись носом в складки его рубашки, и воспоминания о том, как он ухаживал за мной, о наших пикниках, о нашей страсти нахлынули на меня.
– Мне нравится твоя короткая стрижка, – сказал Лондэн.
– А мне нет, – ответила я. – И если ты еще раз взъерошишь мне волосы подобным образом, я могу не справиться с желанием дать тебе в глаз.
Мы улеглись на кровать, и он очень медленно потянул с меня футболку. Она зацепилась за мои часы, и несколько неловких секунд он тихонько дергал ее, стараясь не нарушать романтики момента. Я не выдержала и захихикала.
– О, пожалуйста, будь серьезнее, Четверг! – взмолился он, продолжая дергать.
Я громко расхохоталась, и он следом за мной, потом спросил, нет ли у меня ножниц, и наконец снял с меня надоедливую одежку. Я начала расстегивать пуговицы его рубашки, а он тем временем покрывал мою шею легчайшими щекотными поцелуями. Я попыталась сбросить кроссовки, но забыла их предварительно расшнуровать, и когда один из них все-таки слетел, он просвистел через всю комнату и попал в зеркало, висящее на стене. Оно упало и разбилось.
– Черт! – расстроилась я. – Семь лет счастья не видать.
– Это только двухлетнее зеркало, – сказал Лондэн. – В дешевом магазинчике настоящее семилетнее не купишь!
Я попыталась избавиться от второго кроссовка, промахнулась и заехала Лондэну по голени. Ничего, он ведь потерял в Крыму ногу, и я уже несколько раз попадала ему по протезу. Но на сей раз я не услышала знакомого глухого удара.
– Новая нога?
– Да! Хочешь, покажу?
Он снял брюки и продемонстрировал мне элегантный протез, словно вышедший из итальянской дизайн-студии: сплошные плавные изгибы, блестящий металл и резиновые амортизаторы. Красивая вещь. Всем ногам нога.
– О-о!
– Это мне твой дядя Майкрофт сделал. Здорово, правда?
– Еще бы! А ты сохранил старую?
– В саду. Я в ней гибискус выращиваю.
– Какого цвета?
– Синий.
– Светло-синий или темно-синий?
– Светло.
– А ты, никак, комнату переделал?
– Да. Получил альбом с образцами обоев, не знал, какие выбрать, так что взял да и наклеил все образцы. Интересный эффект получился, не находишь?
– Мне кажется, флок в стиле Регентства не очень сочетается с Бонзо-Вундерпсом.
– Наверное, – согласился он. – Зато весьма экономно.
Я страшно нервничала, он тоже. Мы говорили о чем угодно, только не о том, о чем хотели.
– Тсс!
– Что?
– Это не Пятница?
– Я ничего не слышал.
– У матери слух острый. Я слышу малейший вяк за десять торговых павильонов от меня.
Я встала и пошла проверить сына, но он, конечно же, крепко спал. Прохладный ветер еле заметно шевелил муслиновые занавески на открытом окне, и свет фонарей играл на детском личике. Как же я его любила, каким же маленьким и беззащитным он был! Я облегченно вздохнула и взяла себя в руки. Кроме пьяной выходки, закончившейся, по счастью, ничем, количество романтических связей на моем счету за два с половиной года равнялось нулю. Я ждала этого мгновения тысячу лет, а теперь веду себя словно влюбленная шестнадцатилетка. Я глубоко вздохнула и направилась обратно в нашу комнату, на ходу сдирая с себя майку и брюки и в итоге оставшись в одних носках. Ковыляя и подпрыгивая, я преодолела коридор и остановилась перед дверьми спальни. Свет не горел, изнутри не доносилось ни звука. Это облегчало задачу. Я вошла обнаженной в комнату, бесшумно прокралась по ковру, скользнула в постель и прижалась к Лондэну. Он оказался в пижаме и пах по-другому. Зажегся свет, и мужчина рядом со мной завопил от неожиданности. Это был не Лондэн – это был отец Лондэна, а рядом с ним лежала его жена Хоусон. Они уставились на меня, я на них.
– Простите, ошиблась спальней, – заикаясь, пробормотала я и пулей вылетела из комнаты, по дороге подбирая одежду.
Но я вовсе не ошиблась комнатой, и отсутствие кольца на руке лишь подтвердило то, чего я больше всего боялась: Лондэн вернулся ко мне – и его снова у меня отобрали. Что-то пошло не так. Восстановление не закрепилось.
– Мы с вами не знакомы? – спросила Хоусон, выйдя из комнаты и наблюдая, как я забираю Пятницу из другой спальни, где он оказался под боком у Этель, тетушки Лондэна.
– Нет, – ответила я. – Просто вошла не в тот дом. С кем не бывает!
Позабыв обуться, я сбежала по лестнице, держа под мышкой Пятницу, забрала свой пиджак, висевший на спинке незнакомого кресла в незнакомо обставленной гостиной, и, захлебываясь слезами, выбежала в ночь.
Глава 26
Завтрак с Майкрофтом
ПЕРНАТЫЙ ДРУГ НАЙДЕН В МАЗУТЕ
Загадочный суиндонский маньяк, макающий птиц в мазут, нанес очередной удар. На сей раз его жертвой пал буревестник, обнаруженный вчера в переулке у Коммершал-роуд. Безымянная птица была покрыта толстым слоем липкого вещества, позднее определенного судебно-медицинскими экспертами как сырая нефть. Это седьмой случай менее чем за неделю, и суиндонская полиция принимает меры. «Это седьмой случай менее чем за неделю, – заявил суиндонский полицейский нынешним утром, – и мы принимаем меры». Таинственный охотник за морскими птицами пока не попадался, но эксперты НОЗП (Национального общества защиты птиц) вчера сообщили полиции, что подозреваемый, вероятно, имеет водоизмещение в 280 000 тонн, покрыт ржавчиной и сидит на ближайших скалах. Несмотря на многократное прочесывание указанного района, полиция пока не обнаружила подозреваемого, подходящего под это описание.
«Суиндонский ежедневный вырвиглаз», 18 июля 1988 г.
На следующее утро я сидела на кухне и тупо таращилась на палец, где полагалось быть кольцу. Оно отсутствовало. Мама расхаживала в халате и бигудях. Она покормила ДХ-82, затем выпустила Алана из чулана, где он сидел все эти дни, и выпихнула дронта-экстремиста шваброй на улицу. Он сердито запликал, затем атаковал железную скобу для чистки обуви.
– В чем дело, милая?
– В Лондэне.
– В ком?
– В моем муже. Прошлой ночью его восстановили, но только на два часа.
– Бедняжка моя! Наверное, тебе было очень неловко.
– Неловко?! Не то слово! Я забралась нагишом в постель к мистеру и миссис Парк-Лейн.
Мама побледнела и уронила блюдечко.
– Они тебя узнали?
– Вряд ли.
– Слава ВСБ! – выдохнула она с огромным облегчением.
Больше всего на свете мама боялась публично оказаться в затруднительном положении, а когда твоя дочь залезает в постель к патронам Суиндонской лиги тостов, большей подставы и придумать невозможно.
– С добрым утречком, котенок, – приветствовал меня Майкрофт, просачиваясь в кухню и плюхаясь за стол.
Мой дядя, непревзойденный изобретатель, видимо, только что вернулся с ежегодной Конференции безумных ученых, или БезКона-88.
– Дядя, – отозвалась я, наверное, с меньшим воодушевлением, нежели полагалось, – как я рада снова тебя видеть!
– И я, милая моя, – тепло сказал он. – Насовсем вернулась?
– Не уверена, – ответила я, думая о Лондэне. – А как тетя Полли?
– В лучшем виде. Мы ездили на БезКон, и я получил награду за вклад в науку по совокупности достижений, но, жизнью клянусь, не знаю, за что именно и почему.
Типичное для Майкрофта заявление. Несмотря на неоспоримый талант, он никогда не считал, будто создает нечто действительно полезное или умное, – ему просто нравилось возиться с идеями. Именно благодаря его Прозопорталу я в первый раз попала в книгу. Спасаясь от «Голиафа», он поселился в рассказах о Шерлоке Холмсе, но не мог оттуда выбраться, пока я в прошлом году не вызволила его.
– «Голиаф» больше тебя не беспокоил? – спросила я. – В смысле, после твоего возвращения?
– Пытались, – мягко ответил он, – но от меня они ничего не получили.
– Ты ничего им не сказал?
– Нет. Все хитрее. Я просто не мог. Понимаешь, я ничего не помню о тех своих изобретениях, о которых они меня спрашивали.
– Но как же так?
– Ну, я точно не знаю, – отозвался Майкрофт, прихлебывая чай, – однако, если логично рассуждать, я, скорее всего, изобрел устройство, стирающее память, или что-нибудь в этом роде и выборочно опробовал его на себе и Полли. Получилось то, что мы называем Большим Белым Пятном. Это единственное возможное объяснение.
– Значит, ты не помнишь, как работает Прозопортал?
– Что-что?
– Прозопортал. Устройство для попадания в литературу.
– Они спрашивали меня о чем-то подобном, теперь вот и ты упомянула. Было бы очень любопытно поднапрячься и изобрести его заново, но Полли говорит, не надо. В лаборатории и без того полно всяких устройств, о назначении которых я не имею ни малейшего представления. Например, овинатор. Видимо, он имеет отношение к яйцам, но какое?
– Не знаю.
– Может, оно и к лучшему. Сейчас я тружусь только в мирных целях. Грош цена интеллекту, если он не облегчает жизнь.
– Тут я с тобой согласна. А что ты представлял на БезКоне?
– По большей части теоретическую Нонетотову математику, – ответил Майкрофт, с радостью переключаясь на разговор о любимом предмете – работе. – Про Нонетотову геометрию я ведь тебе рассказывал?
Я кивнула.
– С нею тесно связана Нонетотова теория чисел, а в простейшей форме она позволяет считать в обратную сторону и выводить исходные числа, давшие конечный результат.
– Э?
– Ладно. Положим, у тебя есть числа двенадцать и шестнадцать. Перемножив их, ты получаешь сто девяносто два, так? В традиционной математике ты не знаешь, из чего складывается конечное число. Точно так же можно помножить шестьдесят четыре на три, тридцать два на шесть или даже вычесть из ста девяноста четырех два. Но, глядя на число само по себе, нельзя сказать, как именно оно получено, верно?
– Думаю, да.
– Неправильно думаешь, – улыбнулся Майкрофт. – Нонетотова теория чисел, в отличие от традиционной математики, работает в обратную сторону и тем самым помогает найти четкий вопрос для имеющегося ответа.
– А каково практическое применение этого?
– Да их сотни.
Дядя извлек из кармана сложенный листок бумаги и протянул мне. Я развернула его и увидела на нем простое число: 2216091–1, или два в двести шестнадцать тысяч девяносто первой степени минус единица.
– Похоже на большое число.
– Нет, это еще среднее.
– И?
– Если я расскажу тебе историю, состоящую из десяти тысяч слов, попрошу присвоить каждому слову и знаку препинания число, а затем написать их одно за другим, ты получишь число, состоящее примерно из шестидесяти пяти тысяч цифр. Остается только найти способ его выражения. Используя отрасль Нонетотовой математики, которую я называю фактором сжатия, любое длинное число можно свести к короткому, индексированному.
Я снова посмотрела на листок с формулой.
– Так что же это?
– Проиндексированная «Сонная лощина». Я работаю над сжатием всех книг в число длиной менее пятнадцати цифр. Улавливаешь, а? Вместо того чтобы каждый день покупать газету, ты просто вводишь нужное число в Нонетотов развертывающий калькулятор и читаешь.
– Гениально! – ахнула я.
– Пока все в стадии начальных разработок, но, надеюсь, однажды я смогу предсказать причину по одному взгляду на событие. А потом займусь неизвестными вопросами к известным ответам.
– Например?
– Например, вот тебе ответ: «Господи, нет, все в точности наоборот!» Я всегда хотел понять, каков тут вопрос.
– И в самом деле, – кивнула я, все еще не в силах сообразить, как можно, глядя на цифру девять, понять, квадрат ли это трех или корень из восьмидесяти одного.
Майкрофт улыбнулся и поблагодарил маму за яичницу с беконом, которую она как раз поставила перед ним на стол.
Отъезд леди Гамильтон в восемь тридцать опечалил Гамлета. Он ходил злой и произносил длинные монологи о том, как болит его сердце и как жестоко обошлась с ним судьба. Он утверждал, будто Эмма – его единственная настоящая любовь и с ее отъездом жизнь его станет напрасной, утратит смысл, и лучше бы ему умереть… и так далее и тому подобное, пока Эмма не перебила его и не сказала, что она весьма ему признательна, но ей уже действительно пора, а то она опоздает (правда, так и не смогла объяснить куда).
После этого принц минут пять поливал ее на чем свет стоит, обозвал шлюхой и демонстративно удалился, бормоча что-то насчет хамелеонов. С его уходом мы наконец смогли пожелать ей доброго пути.
– До свиданья, Четверг, – сказала Эмма, пожимая мне руку. – Ты всегда была очень добра ко мне. Надеюсь, и ты получишь мужа обратно. Позволь сделать маленькое замечание, которое, как мне кажется, может оказаться тебе полезным.
– Я вся внимание.
– Не ставь Пачкуна форвардом. Он лучше в защите, особенно когда его прикрывает Биффо. И если хочешь победить – играй жестко.
– Спасибо, – медленно проговорила я. – Вы очень добры.
Я обняла ее, и мама тоже, чуть натянуто, поскольку так и не избавилась от подозрений, будто Эмма крутит роман с папой. Спустя мгновение наша гостья исчезла – наверное, точно так же исчезает для других папа, когда останавливает время.
– Ну вот и все, – сказала мама, вытирая руки о фартук. – Я рада, что она снова обрела своего мужа.
– Да, – неуверенно согласилась я и отправилась на поиски Гамлета.
Погруженный в глубокие раздумья принц сидел на скамейке в розарии.
– С вами все в порядке? – спросила я, усаживаясь рядом.
– Скажите мне правду, мисс Нонетот: я нерешителен?
– Ну… не особенно.
– А теперь честно!
– Возможно… самую капельку.
Гамлет испустил стон и закрыл лицо руками.
– Какой же я тупой, негодный раб! Раб этой пьесы со всеми ее разночтениями, имя которым легион и благодаря которым ученые пишут тома, пытаясь объяснить мое поведение! Вот я люблю Офелию, а в следующее мгновение обхожусь с ней как жестокая скотина. Я то вздорный подросток, то зрелый мужчина, то печальный одиночка, то острослов, поучающий актеров их мастерству. Кто я: философ или унылый тинейджер, поэт или убийца, нерешительный трус или человек действия? Вдруг я и правда сумасшедший или нормальный человек, притворяющийся сумасшедшим, а то даже сумасшедший, притворяющийся нормальным? Судя по всему, отец мой был кровожадным чудовищем – так, может, в свете этого поступок Клавдия не столь ужасен? Действительно ли я видел призрак отца, или то был переодетый Фортинбрас, пытающийся учинить раздор в Дании? Сколько времени я провел в Англии? Сколько мне лет? Я видел шестнадцать разных фильмов, две пьесы, прочел три комикса, прослушал радиопостановку. Все – от Оливье до Гибсона, от Берримора до Уильяма Шатнера в «Совести короля».[66]66
«Совесть короля» – эпизод сериала «Звездный путь», построенный на сюжете «Гамлета». (Прим. ред.)
[Закрыть]
– И?
– Да все они разные! – Он огляделся по сторонам, с тихим отчаянием разыскивая свой череп, нашел его и медитативно таращился на него несколько секунд. – Вы представляете себе, под каким давлением я нахожусь, будучи ведущей драматической загадкой в мире?
– Наверное, это невыносимо.
– Так и есть. Мне бы полегчало, пойми меня хоть кто-нибудь, – но никто не понимает. Знаете, сколько книг обо мне написано?
– Сотни?
– Тысячи. И как же на меня клевещут! Обиднее всего этот самый эдипов комплекс. Мамин поцелуй на ночь становится все дольше и дольше. Найду этого Фрейда – морду набью. Моя пьеса – полная и законченная белиберда: четыре акта болтовни и один акт действия. Какого черта все ее смотрят?
Гамлет поник головой и тихо-тихо всхлипнул. Я положила руку ему на плечо.
– Именно за вашу сложность и душевные искания мы и платим деньги. Вы – квинтэссенция трагизма, вы все подвергаете сомнению, вскрываете весь позор и предательство жизни. Требуйся нам только действие, мы бы кроме фильмов с Чаком Норрисом ничего и не смотрели. Как раз ваш путь к победе над собственными демонами и сообщает пьесе тот неочевидный ореол силы, который держит нас в напряжении на протяжении всего действия.
– Все четыре с половиной часа?
– Да, – сказала я, понимая его чувства. – Все четыре с половиной часа.
Он покачал головой.
– Хотел бы я с тобою согласиться, но ответов по-прежнему недостаточно, Горацио.
– Четверг.
– Да, и она тоже. Нужны новые решения и новые грани моего характера. Меньше разговоров, больше действия. Потому я записался на прием у этого… как его… консультанта по выходу из конфликтных ситуаций.
А вот это уже не дело.
– Конфликтолог? Вы уверены, что это разумно?
– Он поможет мне разобраться с дядей, а потом с этим кретином Лаэртом.
Я призадумалась. Энергичный Гамлет, конечно, не подарок, но, поскольку возвращаться ему пока некуда, я хотя бы получу несколько дней передышки. И я решила не мешать ему.
– Когда вы собираетесь с ним побеседовать?
Принц пожал плечами.
– Завтра. А может, послезавтра. Конфликтологи очень занятой народ, сами знаете.
Я облегченно выдохнула. Верный себе, Гамлет до сих пор сомневался. Однако, придя хоть к какому-то решению, он повеселел и продолжал уже спокойнее:
– Но хватит обо мне. Как ваши дела?
Я вкратце поведала ему о своих злоключениях, начиная с повторного устранения Лондэна и закончив необходимостью найти пять хороших игроков, дабы помочь Суиндону выиграть «Суперкольцо».
– Хмм, – протянул он, дослушав, – у меня есть для вас план. Хотите, поделюсь?
– Если только он не касается игры Биффо.
Гамлет замотал головой, опасливо огляделся по сторонам и понизил голос:
– Прикиньтесь, будто вы не в себе, и побольше болтайте. Потом – и это очень важно – вообще ничего не делайте, разве что совсем припрет. И постарайтесь, чтобы все умерли.
– Спасибо, – кивнула я, помолчав. – Запомню.
– Плик! – сказал Алан, который сердито расхаживал по саду.
– По-моему, эта птица нарывается на неприятности, – заметил Гамлет.
Алан, будучи явно не в восторге от Гамлета, решил напасть на него и произвел бросок, целясь противнику в башмак. Неудачный ход. Принц датский вскочил, выхватил шпагу и прежде, чем я успела дернуться, сделал выпад. Он был искусным фехтовальщиком и потому всего лишь срезал Алану хохолок с темечка. Юный дронт, внезапно облысевший, выпучил глаза, со смесью ужаса и восхищения наблюдая, как его перышки медленно опускаются на землю.
– Еще одна попытка, мой пернатый друг, – заявил Гамлет, пряча шпагу в ножны, – и ты пойдешь на жаркое!
Пиквик, наблюдавшая за схваткой из безопасного укрытия у компостной кучи, отважно выступила вперед и встала между Аланом и Гамлетом. На моей памяти она ни разу не проявляла подобной храбрости, но, в конце концов, хулиган Алан приходился ей сыном. Сам он стоял неподвижно, разинув клюв не то от страха, не то от благоговения.
– Тебя к телефону! – крикнула мама.
Я вошла в дом и сняла трубку. Звонил Обри Буженэн. Он хотел, чтобы я поговорила с Альфом Видерзейном и убедила его снова выйти на поле, а также интересовался, нашла ли я недостающих игроков.
– Ищу, – ответила я, листая «Желтые страницы» в разделе «Спортивные агенты». – Я перезвоню. Не теряйте надежды, Обри.
Он что-то проворчал и отсоединился. Я позвонила в «Уилсон Лонсдейл и партнеры», лучшее в Англии спортивное агентство, и с радостью услышала, что здесь можно набрать сколько угодно первоклассных крокетных игроков. Правда, к сожалению, весь их энтузиазм улетучился, стоило мне упомянуть, какую команду я представляю.
– Суиндон? – переспросил один из сотрудников «Лонсдейла». – Только что вспомнил: сейчас у нас никого нет.
– Но вы же сказали, что есть!
– Наверное, опечатка. Всего хорошего.
Короткие гудки. Я обзвонила еще несколько агентств и получила тот же ответ. «Голиаф» и Ган явно крышевали все их базы.
После этого я набрала номер своего старого тренера Альфа Видерзейна и в ходе долгого разговора сумела убедить его отправиться на стадион и сделать все возможное. Я перезвонила Буженэну и передала ему добрые вести об Альфе, но про отсутствие новых игроков решила пока не сообщать.
Проблема существования Лондэна не давала мне покоя, и я разыскала телефон Джулии Хватт, той самой женщины из Общества анонимных утратотерпцев, которая вернула себе мужа. Я позвонила ей и обрисовала ситуацию.
– О да! – с готовностью откликнулась Джулия. – Мой Ральф мерцал, как неисправная лампочка!
Я поблагодарила ее и повесила трубку, проверив, не появилось ли на пальце кольцо. Не появилось.
Я выглянула в сад. Гамлет бродил по газону в глубокой задумчивости, а за ним на безопасном расстоянии следовал Алан. Гамлет обернулся и сердито зыркнул на него. Малыш-дронт сразу стал шелковым и в знак покорности положил голову на землю. Гамлет явно представлялся ему не вымышленным принцем датским, а главным дронтом.
Я улыбнулась про себя и направилась в гостиную, где Пятница при помощи Пиквик строил домик из кубиков. Конечно, помощь в данном контексте означала неотрывное наблюдение. Я посмотрела на часы. Пора на работу. Хорошо бы разбить пару кирпичей, чтобы выпустить пар! Мама согласилась присмотреть за Пятницей, и я послала им обоим прощальный поцелуй.
– Веди себя хорошо.
– Жопа.
– Что ты сказал?
– Посох.
– Если это староанглийские ругательства, то святому Звлкиксу светят большие неприятности, да и вам тоже, молодой человек. Мам, ты уверена, что справишься?
– Разумеется. Мы сходим с ним в зоопарк.
– Хорошо. Стой! Кто это – мы?
– Мы с Бисмарком.
– Мама!
– А что? Разве соломенная вдова не может позволить себе время от времени прогуляться в мужской компании?
– Ну, – промямлила я, отчего-то шокированная до глубины души, – почему бы и нет?
– Отлично. Не волнуйся. После зоопарка, может быть, в чайную зайдем. А потом в театр.
Тут она размечталась, и я ушла, потрясенная не только тем, что маме вообще пришло в голову флиртовать с Бисмарком, но и тем, что Джоффи, в конечном счете, мог оказаться прав.
