Текст книги "Неладно что-то в нашем королевстве, или Гамбит Минотавра"
Автор книги: Джаспер Ффорде
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
Глава 14
Голиафовский Покаянариум™
«ДАТСКИЙ АВТОМОБИЛЬ – СМЕРТЕЛЬНАЯ ЛОВУШКА!» – ЗАЯВЛЯЕТ ЧЛЕН ГАНОВСКОГО КАБИНЕТА МИНИСТЮВ
Роберт Эдсель,[53]53
Намек на сына Генри Форда, Эдселя Форда, сильно уступавшего знаменитому отцу по части деловой хватки и авторитета. (Прим. ред.)
[Закрыть] министр безопасности дорожного движения, вчера обрушился с обвинениями на датский автомобильный концерн «Вольво», заявив, что их угловатые и неказистые повозки, прежде считавшиеся самыми безопасными, на деле вовсе таковыми не являются. Они – смертельная ловушка для любого, у кого достанет глупости купить такую машину. «„Вольво“ очень плохо показали себя во время испытаний с реактивными гранатами, – заявил вчера в своем пресс-релизе мистер Эдсель. – К тому же и владельцы, и их дети рискуют получить необратимые повреждения позвоночника при падении в автомобиле данной марки с высоты в каких-то жалких шестьдесят футов». Главный дорожник страны продолжил поносить гордость датского автомобилестроения, сообщив в числе прочего, что воздушные фильтры «Вольво» предоставляют «ограниченную защиту» от лавовых потоков, ядовитых газов и других форм обычных вулканических выбросов. «Я настоятельно рекомендую тем, кто решил приобрести эту жалкую датскую поделку, еще раз крепко подумать», – сказал министр. Когда датский министр иностранных дел заметил, что «Вольво» на самом деле шведская фирма, мистер Эдсель обвинил датчан в попытке переложить на соседей вину за собственные производственные просчеты.«Воскресный ЖАБ», 16 июля 1988 г.
Остров Мэн являлся независимым корпоративным государством в составе Англии с момента его приобретения в собственность ради увеличения налогового пространства в тысяча девятьсот шестьдесят третьем году. Окружающее его Ирландское море плотно заминировали для защиты от незваных гостей со стороны воды, а небеса охранялись новейшими системами противовоздушной обороны. На острове имелись больницы и школы, университет, собственный ядерный реактор, а также единственная в мире частная линия гравиметро, идущая от Дугласа до гравипорта Кеннеди в Нью-Йорке. Население Мэна составляло почти двести тысяч человек, занятых исключительно обслуживанием работников единственного на маленьком острове предприятия или самого этого предприятия – корпорации «Голиаф».
Старинный мэнский город Лакеи переименовали в Голиафополис и сделали из него Гонконг Британского архипелага, представлявший собой лес стеклянных башен, карабкающихся вверх, к Снэфеллу.[54]54
Снэфелл – гора на острове Мэн, в хорошую погоду с ее вершины видна вся Британия. (Прим. ред.)
[Закрыть] Самый высокий из этих небоскребов даже обогнал горный пик, и его блеск при хорошей погоде был виден от Блэкпула. В этом здании помещалось святилище транснациональной корпорации, ее изобретательские сливки. Работник мог всю жизнь прожить на острове и ни разу не побывать по ту сторону проходной. На первом этаже этого здания, прямо в сердце корпорации, располагался Покаянариум.
Я пристроилась в небольшую очередь к новомодному стеклянному столику, за которым сидели два улыбчивых голиафовских клерка и раздавали анкеты и талончики с номерами.
– Привет! – обратилась ко мне одна из них, совсем еще девчонка с кривой улыбочкой. – Добро пожаловать в Покаянариум корпорации «Голиаф». Извините, что вам пришлось ждать. Чем мы можем вам помочь?
– Корпорация «Голиаф» убила моего мужа.
– Какой ужас! – посочувствовала она фальшиво. – Мне так жаль! В ходе кампании по переходу на вероподдержваемую систему управления «Голиаф» жаждет исправить все дурные дела, в которых мог быть прежде замешан. Вам нужно заполнить эту форму и еще вот эту – только раздел «Д», а потом присаживайтесь. Мы сразу же направим к вам нашего самого опытного покаянца, как только он освободится.
Она протянула мне несколько длинных бланков и талончик и указала на боковую дверь. Я открыла ее и вошла в Покаянариум, длинный зал с окнами во всю стену, выходящими на спокойное Ирландское море. С одной стороны тянулся ряд примерно из двадцати кабинок, в которых сидели покаянцы в одинаковых костюмах, с дежурно печальными и сокрушенными лицами внимательно слушавшие то, что им говорили посетители. С другой стороны амфитеатром располагались деревянные сиденья, на которых терпеливо ожидали своей очереди некогда обиженные граждане, с возбуждением и тревогой сжимавшие в руках талончики. На моем стоял номер 6174. Я посмотрела на табло и выяснила, что сейчас каются перед номером 836.
– Милые, дорогие люди! – произнес голос по трансляции. – «Голиаф» приносит вам глубочайшие извинения за все горести, невольно причиненные корпорацией в прошлом. Здесь, в нашем Покаянариуме, мы счастливы помочь вам разрешить любые, даже самые ничтожные проблемы…
– Скажите, – остановила я мужчину, ковылявшего мимо меня к выходу, – «Голиаф» удовлетворил ваши требования?
– Ну, этого и не понадобилось, – мягко ответил он. – Вина была целиком моя, и именно я извинялся, что даром потратил их драгоценное время.
– А что они вам сделали?
– Они заразили нашу местность радиацией, а затем семнадцать лет отказывались это признавать, хотя у людей выпали все зубы, а я отрастил третью ногу.
– И вы их простили?!
– Конечно. Теперь-то я понимаю, что имел место несчастный случай и населению следует смириться с неизбежным риском, если мы хотим в изобилии получать чистую энергию, неограниченное количество еды и домашние электродефрагментаторы.
В руках он держал кипу бумаг: не бланки запроса, которые мне еще предстояло заполнить, а листовки с рекламой, как присоединиться к «Новому Голиафу». Не в качестве потребителя, но в роли верующего. Я никогда не доверяла «Голиафу», но эта затея с «покаянием» пахла хуже всего, с чем я сталкивалась прежде. Я отвернулась, разорвала талончик с номером и тоже направилась к выходу.
– Мисс Нонетот! – окликнул меня знакомый голос. – Остановитесь же, мисс Нонетот!
Передо мной стоял коротышка в темном костюме, с толстенной золотой цепью на шее. Остренькое личико, круглая голова, покрытая жесткой щетиной армейского «ежика». Едва ли не самый ненавистный для меня человек на свете – Джек Дэррмо, некогда шеф голиафовского отдела по разработке современных вооружений и бывший заключенный «Ворона». Именно он старался продлить Крымскую войну с целью нажиться на продаже новейшего голиафовского супероружия – плазменной винтовки.
Гнев закипел мгновенно. Я развернула коляску с Пятницей в другую сторону, дабы не смущать юную психику ошибочными представлениями о пользе насилия, и сгребла Дэррмо за грудки. Он попятился, споткнулся и с криком рухнул на пол под моим весом. Ощутив в сложившейся ситуации нечто знакомое, я отпустила негодяя и положила руку на рукоять пистолета, ожидая, что сейчас на меня набросится целая шайка Дэррмовых прихвостней. Но нападения не последовало. Только грустные граждане печально смотрели на меня.
– Здесь мне никто не поможет, – сказал Джек Дэррмо, медленно поднимаясь на ноги. – На меня сегодня уже восемь раз нападали. А вчера целых двадцать три.
Только теперь я заметила разбитую губу и фингал под глазом.
– Никто? – удивилась я. – С каких это пор?
– Таково мое искупление: встречаться с теми, кого я обидел или оболгал в прошлом, мисс Нонетот. На момент нашей с вами последней встречи я являлся главой отдела по разработке новейшего оружия и стоял на ступеньке под номером триста двадцать девять по корпоративной лестнице. – Он вздохнул. – Ныне из-за вашего публичного заявления о недостатках плазменной винтовки корпорация решила меня понизить. Я сотрудник Отдела покаяний второго класса, под номером двенадцать миллионов триста девяносто восемь тысяч двести девятнадцать. Чем выше взлетел, тем ниже падать, мисс Нонетот.
– Отнюдь, – возразила я. – Вас просто перевели на уровень, более соответствующий вашей компетентности. Жаль. Вы заслуживали худшего наказания.
Он заморгал, наливаясь злостью. На миг в нем снова воскрес старина Джек, убийца по призванию. Но эмоции эти тут же угасли: стоило ему вспомнить, что без голиафовских охранников он ничего мне сделать не может, и плечи его тут же поникли.
– Может, вы и правы, – просто сказал он. – Своей очереди можете не ждать, мисс Нонетот, с вашим делом я разберусь лично. Это ваш сын? – Он наклонился ближе. – Славный, а?
– Eiusmod tempor incididunt adipisicing elit, – произнес Пятница, с подозрением глядя на Джека.
– Что он сказал?
– Он сказал: «Только тронь меня – мама тебе нос сломает».
Джек поспешно выпрямился.
– Ясно. Мыс «Голиафом» приносим вам искренние, глубокие, безграничные извинения.
– И за что же?
– Не знаю. Просто так положено. Не соблаговолите ли пройти ко мне в кабинет?
Мы пересекли дворик с большим фонтаном посередине, миновали нескольких голиафовцев в одинаковых костюмах, болтающих в углу, затем свернули в широкий коридор, заполненный снующими туда-сюда клерками с папками под мышкой.
Джек открыл дверь, впустил меня, предложил мне стул, затем уселся сам. В жалком крошечном кабинетике не было никаких украшений, за исключением потрепанного календаря с Лолой Вавум и горшка с засохшим растением. Единственное окно выходило на стену. Дэррмо разложил на столе какие-то бумаги и нажал селектор внутренней связи.
– Мистер Хиггс, принесите, пожалуйста, дело Четверг Нонетот.
Он сделал серьезное лицо и чуть наклонил голову набок, явно пытаясь изобразить раскаяние.
– Никто из нас до конца не понимал, – начал он мягким голосом, каким в похоронном бюро вас уговаривают купить роскошный гроб, – как отвратительно мы себя вели, пока не поинтересовались у народа, не огорчает ли их чем-либо наше поведение.
– Может, без этого де… – я покосилась на Пятницу, внимательно глядящего на меня, – без этой детализации перейдем сразу к моменту искупления грехов?
Он вздохнул, несколько мгновений сверлил меня взглядом, затем произнес:
– Очень хорошо. Так что мы там натворили?
– А вы не помните?
– Я много чего наворотил, мисс Нонетот. Извините, если не припомню мелочей.
– Вы устранили моего мужа! – процедила я сквозь зубы.
– Да-да! А как звали устраненного?
– Лондэн, – холодно отрезала я. – Лондэн Парк-Лейн.
В этот момент вошел клерк с папкой с надписью «Совершенно секретно» и положил ее на стол. Джек открыл ее и пролистал.
– Согласно отчетам, в то время, когда, как вы говорите, ваш муж был устранен, ваше дело вел офицер Дэррмо-Какер. Здесь говорится, что он давил на вас, чтобы вы освободили офицера Дэррмо, то есть меня, из «Ворона». Давление осуществлялось с помощью неизвестного члена Хроностражи, который добровольно предложил свои услуги. Вас удалось склонить к сотрудничеству, но наше обещание было отменено из-за непредвиденного и коммерчески более необходимого продолжения шантажа.
– То есть из-за жадности корпорации, так?
– Не надо недооценивать жадность, мисс Нонетот, это самая мощная движущая сила коммерции. В данном контексте ситуация, вероятно, осложнялась нашими планами использовать Книгомирье в качестве полигона для хранения ядерных отходов и продажи наших чрезвычайно высококачественных товаров книжным персонажам. Затем вас заперли в нашем самом недоступном подземелье, откуда вы неустановленным способом бежали.
Он закрыл папку.
– Вышеперечисленное означает, мисс Нонетот, что мы похитили вас, пытались убить, а потом вы еще целый год числились в списке подлежащих расстрелу на месте. Пожалуйте в очередь за щедрым денежным возмещением.
– Мне не нужны деньги, Джек. Кто-то из ваших отправился в прошлое и убил Лондэна. Теперь пошлите этого не знаю кого в то же самое время, чтобы не убить его!
Джек Дэррмо забарабанил пальцами по столу.
– Так не делается, – брюзгливо произнес он. – Правила покаяния и возмещения предельно четкие: дабы раскаяться, мы должны признать совершенный проступок, но в голиафовских отчетах нет упоминаний о незаконных финтах с временем. Корпоративные документы на этот предмет регулярно проверяются. Значит, если какие-то времяхинации и имели место, то осуществляла их Хроностража. Хронологические записи «Голиафа» безупречны.
Я треснула кулаком по столу, и Джек подпрыгнул. Без своих головорезов он стал обычным трусом, и каждый раз, как он вздрагивал, я становилась сильнее.
– Это полнейшее дерь… – я снова покосилась на Пятницу, – ересь, Джек. «Голиаф» с Хроностражей устранили моего мужа. Сумели убрать – сумеете и вернуть.
– Это невозможно.
– Отдайте мне мужа!!!
К Джеку вернулась злость. Он тоже вскочил и обвиняюще ткнул в меня пальцем.
– Да вы хотя бы отдаленно представляете, сколько стоит подкупить Хроностражу? Несопоставимо больше, чем мы готовы выплатить за несчастное вымученное прощение с вашей стороны! К тому же я… Извините.
Зазвенел телефон, он снял трубку и принялся слушать, поглядывая на меня.
– Да-да… Да, она… Да, мы… Да, сделаю. – Потом вдруг выкатил глаза и вытянулся во фрунт. – Это большая честь для меня, сэр… Нет, ни малейших осложнений, сэр… Да, я уверен, что сумею ее убедить… Нет, мы все только того и желаем… Всего вам наилучшего, сэр. Спасибо.
Он положил трубку и достал из шкафа пустую картонную коробку. В его движениях вновь появилась прыть.
– Хорошие новости! – воскликнул он, выгребая из стола какое-то барахло и складывая его в коробку. – Глава «Нового Голиафа» особо заинтересовался вашим делом и намерен лично гарантировать вам возвращение супруга.
– Но ведь вы говорили, что времяхинации не имеют к вам никакого отношения?
– Очевидно, меня дезинформировали. Мы с радостью восстановим Либнера.
– Лондэна.
– Да-да.
– И в чем подвох? – с подозрением спросила я.
– Никакого подвоха тут нет, – ответил Джек, забирая со стола табличку со своим именем и кладя ее в коробку вместе с календарем. – Мы всего лишь хотим, чтобы вы нас простили и полюбили.
– Полюбила?!
– Да. Или хотя бы сделали вид. Это ведь не так уж и сложно. Просто подпишите стандартный сертификат прощения вот тут, внизу, и мы восстановим вашего муженька.
Подозрения все же не оставляли меня.
– Я не верю, что вы намерены вернуть мне Лондэна.
– Ладно, – сказал Джек, вынимая какие-то бумаги из картотеки и тоже засовывая их в коробку, – не подписывайте, а там кто знает? Как вы сами сказали, мисс Нонетот, мы сумели его устранить – сумеем и вернуть.
– Вы один раз уже обдурили меня, Джек. Откуда мне знать, что вы не обманете меня снова?
Джек прекратил упаковываться и взглянул на меня с некоторым опасением.
– Так вы подпишете?
– Нет.
Дэррмо вздохнул и принялся вынимать вещи из картонки и рассовывать по местам.
– Ладно, – бормотал он, – конец моему продвижению. Запомните одно: подпишете вы или нет, но выйдете отсюда свободным человеком. Новому «Голиафу» с вами делить нечего.
– Я хочу только одного: вернуть своего мужа. Ничего я подписывать не буду.
Джек достал из коробки табличку со своим именем и снова поставил на стол. Опять зазвонил телефон.
– Да, сэр… Нет, она не… Я пытался, сэр… Хорошо, сэр.
Он повесил трубку, снова взял табличку. Рука его зависла над коробкой.
– Это был глава компании. Он готов лично извиниться перед вами. Пойдете?
Я помолчала. Человеку, не работающему в «Голиафе», увидеть главную тамошнюю шишку было практически невозможно. Если кто и в силах вернуть мне Лондэна, так это он.
– Ладно.
Джек улыбнулся, бросил табличку в коробку и торопливо побросал туда все остальное.
– Так, я должен торопиться. Меня только что повысили на три порядковых номера. Отправляйтесь в главную приемную, там вас встретят. Не забудьте ваш ССП, и если вы упомянете в нем меня, я буду просто счастлив.
Он подал мне неподписанную форму. Тут открылась дверь, и вошел другой сотрудник «Голиафа», тоже с коробкой пожитков.
– А если я не получу мужа обратно, мистер Дэррмо?
– Ну, – сказал он, глядя на часы, – если у вас возникнут жалобы на качество возмещения, следует обсудить их с уполномоченным на это нашим покаянцем. Я уже не работаю в этом отделе.
Он одарил меня высокомерной улыбкой, надел шляпу и исчез.
– Ну что ж! – сказал новый покаянец, обходя стол и начиная раскладывать свои вещи в новом кабинете. – По какому поводу вы хотите услышать наши извинения?
– По поводу вашей корпорации, – прорычала я.
– Мы с «Голиафом» приносим вам искренние, глубокие, безграничные извинения, – ответил покаянец самым искренним тоном.
Глава 15
Встреча с Голиафом
Пятьдесят лет назад мы были всего лишь крохотной транснациональной компанией с персоналом не более 7 000 человек. Сегодня у нас больше 38 000 000 работников в 14 000 компаний, производящих 12 000 000 различных товаров и услуг. Размер «Голиафа» придает нам стабильность, которая позволяет с уверенностью говорить, что мы будем заботиться о вас еще много-много лет. К 1980 году наш оборот был равен обобщенному ВВП 72 % населения планеты. В этом году мы видим, как корпорация совершает очередной рывок – к превращению в полноценную религию с собственными богами, полубогами, служителями, святыми местами и молитвенниками. За акции «Голиафа» вы получите право вступить в нашу новую, основанную на вере корпоративную систему, где вы (верующие) станете поклоняться нам (богам) в обмен на защиту от мирового зла и посмертное воздаяние. Я знаю, вы поддержите нас в этом дерзновенном устремлении, как поддерживали раньше. Вскоре появится буклет с подробным разъяснением, как вы можете помочь интересам корпорации в этой области. Новый «Голиаф». Что бы вам ни понадобилось. Чего бы вы ни пожелали. Навсегда.
Генеральный директор корпорации «Голиаф».Речь на конференции 1988 г.
Я подошла к главному столу и назвала свое имя секретарше. Та, скептически вскинув брови, позвонила на сто десятый этаж, с некоторым удивлением выслушала ответ и попросила меня подождать. Я откатила коляску с Пятницей в зону ожидания и всучила отпрыску припасенный банан. Затем уселась и стала наблюдать, как голиафовские чинуши с деловыми лицами шныряют взад-вперед по полированному мраморному полу, не обнаруживая, впрочем, видимых результатов предполагаемой деятельности.
– Мисс Нонетот?
Передо мной возникли два типа: один – в синем костюме, характерном для голиафовского начальства, второй – в парадной униформе обслуживающего персонала, с полированным серебряным подносом в руках.
– Да? – отозвалась я, поднимаясь.
– Моя фамилия Годфри, я ассистент личного помощника гендиректора. Окажите любезность…
Он показал на поднос.
Я поняла, вынула пистолет из кобуры и положила его на поднос. Лакей вежливо ждал. В очередной раз проявив понимание, я выложила рядом обе запасные обоймы. Слуга поклонился и безмолвно удалился, а голиафовец так же молча сопроводил меня к отгороженному лифту в дальнем конце зала. Я вкатила Пятницу внутрь, и двери закрылись.
Бесшумно возносясь к небесам в наружном стеклянном лифте, я смогла охватить взглядом весь Голиафополис, раскинувшийся почти до самого Дугласа. Отсюда наблюдатель получал возможность оценить чудовищность владений корпорации: видимая часть построек представляла собой всего лишь головные офисы тысяч компаний, управляющие миллионами работников по всему миру. Пребывай я в благодушном настроении, меня ошеломили бы величие и размах «Голиафа». Однако в нынешнем расположении духа я видела только неправедные доходы.
Здания поменьше вскоре остались внизу, а мы все поднимались, пока даже соседние небоскребы не превратились в карликов. Я с восхищением обозревала потрясающий вид, как вдруг все затянуло белым туманом. Снаружи на стеклах лифта стали образовываться капли, несколько секунд ничего не было видно, а затем мы вырвались из туч навстречу яркому солнцу и синему небу. Моим глазам предстало бескрайнее море облаков. Зрелище поглотило меня без остатка, и я не сразу осознала, что лифт остановился.
– Ipsum, – выдохнул Пятница, пораженный не меньше моего, и ткнул в стекло пальцем на случай, если мама не заметила.
– Мисс Нонетот?
Я обернулась. Назвать директорский кабинет корпорации «Голиаф» впечатляющим – значит ничего не сказать. Мы очутились на верхнем этаже здания. В ясный день стены и крыша из тонированного стекла позволяли взглянуть на землю с точки зрения Бога. Сегодня мы словно плыли по ватному морю. Само здание и его расположение высоко над планетой – как географически, так и морально – превосходно отражали власть и мощь корпорации.
Посреди комнаты располагался длинный стол, возле которого стояли около тридцати одетых в синее голиафовцев и молча взирали на меня. Никто из них не проронил ни слова. Я уже собиралась поинтересоваться, кто здесь главный, и тут заметила крупного мужчину, стоящего лицом к окну со сложенными за спиной руками.
– Ipsum! – воскликнул Пятница.
– Позвольте мне, – начал мой сопровождающий, – представить вам генерального директора корпорации «Голиаф», Джона Генри Голиафа Пятого, праправнука нашего основателя, Джона Генри Голиафа.
Человек у окна повернулся ко мне. Выше шести футов ростом, широкоплечий, импозантный, властный. Ему не исполнилось еще и пятидесяти, цепкие зеленые глаза словно пронзили меня насквозь, но улыбка оказалась такой теплой, что я сразу же расслабилась.
– Мисс Нонетот? – послышался голос, подобный отдаленному раскату грома. – Мне давно уже хотелось повидаться с вами.
Он крепко, по-дружески пожал мне руку. Так просто было забыть, кто он такой и что он сделал.
– Они встали, чтобы поприветствовать вас, – заявил Джон Генри V, указывая на членов правления. – Вы стоили нам свыше миллиарда фунтов наличными, и минимум в четыре раза больше мы потеряли в виде упущенной прибыли. Таким врагом следует восхищаться, а не поносить его.
Члены правления аплодировали в течение десяти секунд, затем снова расселись по местам. Среди присутствующих я заметила Тубзика Дэррмо-Какера. Он еле заметно кивнул мне.
– Не знай я вашего ответа заранее, предложил бы вам место в совете директоров, – улыбнулся генеральный. – Мы как раз заканчиваем заседание, мисс Нонетот. Еще несколько минут, и я в вашем распоряжении. Если вам или вашему сыну что-нибудь нужно, обращайтесь к мистеру Годфри.
– Спасибо.
Я попросила апельсиновый сок, вынула Пятницу из коляски и устроилась вместе с сыном в ближайшем кресле, чтобы наблюдать за собранием.
– Пункт семьдесят шесть, – произнес человечек в кобальтово-синем голиафовском костюме. – Антарктида. До последнего времени имелась некоторая оппозиция приобретению нами данного континента со стороны жалкого меньшинства доброхотов, убежденных в нашей исключительной злонамеренности.
– И здесь, мистер Джарвис, возникает проблема? – спросил Джон Генри Голиаф V.
– Это не проблема, а замечание, сэр. В целях нивелирования любой возможной негативной реакции предлагаю заявить, что мы приобретаем континент просто для создания новых рабочих мест путем развития экотуризма в районе, где выбор рода деятельности традиционно считается скудным.
– Да будет так, – пророкотал генеральный. – Что еще?
– Поскольку мы очень серьезно относимся к вопросам природоохраны, предлагаю отрядить флот из десяти боевых кораблей для защиты континента от вандалов, угрожающих популяции пингвинов, незаконно вывозящих лед и снег и вообще вредных.
– Военные съедят львиную долю прибыли, – подал голос другой член правления.
Но мистер Джарвис предусмотрел и это.
– Не съедят, если мы заключим субподрядный договор с иностранными вооруженными силами, готовыми вести с нами дела. План я составлял с учетом того, что патрулирование станут выполнять Объединенные Карибские Нации в обмен на лед и снег. Приобретя Антарктиду, мы сможем сбить цены на экспорт снега во всех странах Северного Альянса. Нереализованный снег мы скупим у них за гроши, растопим и продадим в обмен на строительный песок в Марокко. Его мы продадим в бедные песком страны, получив совокупную прибыль в двадцать процентов. Все расчеты отражены в моем докладе.
За столом одобрительно зашептались. Генеральный задумчиво кивнул.
– Спасибо, мистер Джарвис, ваша идея находит одобрение у совета. Но скажите мне, как вы предлагаете распорядиться обширным природным ресурсом, ради эксплуатации которого мы, собственно, и покупаем Антарктиду?
Джарвис щелкнул пальцами, двери лифта открылись, и появившийся оттуда повар выкатил сервировочный столик, на котором красовалось накрытое крышкой серебряное блюдо. Он остановился рядом с креслом генерального директора, снял крышку и поставил перед боссом тарелочку с чем-то вроде нарезанной свинины. Лакей положил рядом вилку и нож на хрустящей салфетке и отошел.
Джон Генри V взял вилочку, подцепил небольшой ломтик и положил в рот. Глаза у него полезли на лоб, и он тут же выплюнул кусочек. Лакей подал ему стакан воды.
– Отвратительно!
– Согласен, сэр, – ответил Джарвис. – Практически несъедобно.
– Черт! По-вашему, мы купили целый континент с потенциальной пищевой базой в десять миллионов пингвинов в год только для того, чтобы не иметь возможности употреблять их в пищу?
– Это всего лишь незначительное затруднение, сэр. Если вы откроете страницу семьдесят два нашей программы…
Все члены совета директоров одновременно открыли нужную страницу. Джарвис взял свою папку и подошел к окну, чтобы зачитать:
– Проблему продажи пингвиньего мяса в качестве «лучшего воскресного жаркого» можно разделить на два пункта. Первый: пингвинятина на вкус – сущий креозот. Второй: многие ошибочно полагают, будто пингвины сообразительны, очаровательны и находятся под угрозой исчезновения. Начну с первого пункта. Предлагаю для внедрения нового изобильного продукта в массы запустить на канале «Голиаф-шестнадцать» специализированное кулинарное шоу наряду с развеселой рекламной кампанией под броским слоганом «П-п-приготовь п-п-пингвина!»
Генеральный глубокомысленно кивал.
– Далее, – продолжал Джарвис, – предлагаю финансировать независимое изучение оздоровительного влияния мяса морских птиц на человека. Результатом этого независимого и полностью беспристрастного исследования станет рекомендация еженедельно потреблять на одного человека одну штуку пингвина.
– А пункт второй? – поинтересовались с другой стороны стола. – Положительное и непотребительское отношение населения к пингвинам в целом?
– Это преодолимо, сэр. Если вы помните, мы уже сталкивались с подобными трудностями при маркетинге гамбургеров с котлетами из мяса бельков. Предлагаю изобразить пингвинов грубыми и бесчувственными тварями, которые насильно вынашивают детишек в подобии нагрудного холодильника. Более того, скользкую для маркетинга проблему «угрозы исчезновения» можно обратить нам на пользу, построив рекламную стратегию на лозунге «Съешь их, пока они не кончились!».
– Или, – предложил еще один член совета, – «Заведи на кухне пингвина – закуси, пока он не сгинул».
– Так себе рифма, – не согласился третий. – А как вам такое: «Чтоб пикантного поесть, скушай птичку, пока есть»?
– Мне больше нравится мой вариант.
Джарвис сел, ожидая решения генерального.
– Да будет так. Почему бы не назвать рекламную кампанию «Антарктида – новая Арктика», в параллель? Пусть наши люди сведут две рекламные кампании в одну. Заседание окончено.
Члены правления синхронно закрыли папки и организованно направились к дальнему концу помещения, где вниз уходила винтовая лестница. Спустя несколько минут в зале остались только генеральный и Тубзик Дэррмо-Какер. Скользнув по мне бесстрастным взглядом, он молча положил передо мной свою красную кожаную папку. Поскольку типы вроде Дэррмо-Какера обожают звук собственного голоса, сразу становилось понятно, кто тут главный.
– Как вам это понравилось?
– Понравилось? – переспросила я. – А как насчет «неприемлемо в нравственном отношении»?
– Уверен, со временем вы поймете, что «хорошо» и «плохо» не являются нравственными категориями, мисс Нонетот. О нравственности можно рассуждать с безопасной дистанции лет в двадцать, а то и больше. Парламенты слишком эфемерны, чтобы приносить долгосрочную выгоду, – срок полномочий любого правительства лет пять. А для нас он может составить несколько столетий, и никакая дурацкая подотчетность под ногами не путается. Скачок к «Голиафу» как религии – закономерный шаг.
– Вы не убедили меня, мистер Голиаф. Сдается мне, превращение в религию вы затеяли только для того, чтобы избежать Седьмого Откровения святого Звлкикса.
Он уставился на меня своими пронзительными зелеными глазами.
– Не избежать, но обойти, мисс Нонетот. Незначительное изменение текста, но юридические последствия огромны. Мы можем попытаться законным путем обойти будущий жребий, но не избежать его. Пока сохраняется сорокадевятипроцентная вероятность провала наших мероприятий по изменению будущего, с точки зрения закона мы в безопасности. Хроностража очень жестко придерживается правил, и было бы глупо пытаться их нарушать.
– Вы пригласили меня сюда не затем, чтобы обсуждать законодательные определения, мистер Голиаф.
– Верно, мисс Нонетот. Я искал возможности объясниться с вами, с одним из наших самых громких оппонентов. Меня тоже терзают сомнения, и если я сумею добиться понимания с вашей стороны, то мне удастся и себя убедить в том, что мы поступаем хорошо и правильно. Присаживайтесь.
Я села, пожалуй слишком покорно. Харизмы у мистера Голиафа было хоть отбавляй.
– Природа создала людей короткоживущими, мисс Нонетот. – Его глубокий, рокочущий баритон отдавался эхом у меня в голове. – Внуков дождались – считай, состоялись в биологическом смысле. Надо двигаться дальше. Если мы собираемся продолжать жить на этой планете, то пора заняться долгосрочным планированием. «Голиаф» уже разработал для себя тысячелетнюю стратегию. Ответственность за планету слишком велика, чтобы возлагать ее на разрозненные кучки правительств, вечно ссорящихся из-за границ и преследующих только собственные интересы. Мы, «Голиаф», рассматриваем себя не как корпорацию или правительство, а как силу добра. Силу добра на службе у людей. Сейчас у нас тридцать восемь миллионов служащих, и нетрудно увидеть выгоду в трех миллиардах. Представьте себе, что все на планете трудятся ради одной цели – устранения всех правительств и создания общего дела, единственной задачей которого является управление планетой с помощью народа планеты ради народа планеты, равноправно и надежно для всех. Не «Голиаф», а «Земля, инкорпорейтед». Компания, в которой у каждого жителя мира есть своя, равная доля акций.
– Именно потому вы и становитесь религией?
– Скажем так: ваш приятель святой Звлкикс побудил нас вступить на путь, необходимость в котором назрела давно. Вы употребили слово «религия», но, на наш взгляд, это скорее общая, объединяющая человечество вера. Один мир, одна страна, один народ, одна цель. Это разумно, согласитесь?
Странно, но я и впрямь почти согласилась. Не станет государств – исчезнет и почва для пограничных конфликтов. Одна только Крымская война тянулась сто тридцать два года, да и сейчас по всему миру тлело около сотни горячих точек. И внезапно «Голиаф» показался мне вовсе не таким уж плохим, настоящим другом людей. Какая же я дура, что не понимала этого прежде!
