Текст книги "Неладно что-то в нашем королевстве, или Гамбит Минотавра"
Автор книги: Джаспер Ффорде
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)
– Невозможно, – сказал Безотказэн. – Производственные отчеты институтов в Йорке, Богнор-Риджисе и Сканторпе являются достоянием общественности, так что совершенно непонятно, как эксперимент такого размаха мог оставаться в секрете.
– И все же они существуют, – ответил Брек, указывая на трупы и разом пресекая возражения Безотказэна. – Вы располагаете записями генома и спектроскопией следовых элементов? – спросил он. – Вдруг что-нибудь всплывет, если как следует порыться?
– Это не стандартная аутопсия, – ответил Паннихейд. – А у меня бюджет.
– Если вы сделаете поперечный разрез моляра, мы передадим вашему департаменту наше тело, когда умрем.
– Сделаю, подождите немножко, – сказал мистер Паннихейд.
Брек снова повернулся к нам.
– Нам понадобится сорок восемь часов на его изучение. Давайте встретимся у нас дома – для нас это будет большая честь.
Он смотрел мне в глаза и сразу бы понял, вздумай я соврать.
– Очень рада.
– Мы тоже. В среду в полдень?
– Я приду.
Неандерталец приподнял шляпу, негромко хрюкнул и удалился.
– Ну, – хихикнул Безотказэн, как только Брек отошел достаточно далеко и не мог его расслышать, – надеюсь, ты любишь живых жуков и щавель.
– И ты тоже, Безотказэн. Мы идем вместе. Пожелай он пригласить одну меня, то поговорил бы со мной с глазу на глаз. Не переживай: для нас он приготовит что-нибудь более съедобное.
Мы вышли на яркий солнечный свет. Я нахмурилась.
– Безотказэн…
– Ау?
– А не сказал ли Брекекекс чего-нибудь, на твой взгляд, необычного?
– Да вроде нет. Хочешь послушать, как я придумал вне…
Он осекся на полуслове. Мир замер. Время перестало существовать. Я очутилась между двумя мгновениями. На такое способен только мой отец.
– Привет, Душистый Горошек! – весело сказал он, обнимая меня. – Ну, как финал Суперкольца?
– Он состоится только в следующую субботу.
– Ой! – Папа взглянул на часы и нахмурился. – Ты ведь меня не разочаруешь?
– Как я сумею не разочаровать тебя? Какая связь между Суперкольцом и Ганом?
– Я не могу тебе сказать. События непременно должны развиваться сами по себе, иначе все рухнет. Просто поверь мне.
– И ты проделал такой путь, чтобы ничего мне не сообщить?
– Вовсе нет. Дело в Трафальгаре. Я уже все перепробовал, но Нельсон упрямо отказывается выживать. Думаю, я понял, в чем дело, но мне понадобится твоя помощь.
– Надолго? – спросила я. – У меня дел выше крыши, к тому же надо успеть домой прежде, чем мать обнаружит, что я позвала в няньки Пятнице гориллу, и…
– Вряд ли я ошибусь, если пообещаю, – с улыбкой перебил папа, – что у тебя это не займет совершенно никакого времени. И даже меньше, раз уж тебе так угодно!
Глава 21
Виктория на «Виктории»
РАСПУТНЫЙ АДМИРАЛ – ЛЮБЯЩИЙ ПАПАША!
Из надежного источника наша газета получила уникальные сведения: адмирал Нельсон, любимец нации и прославленный герой, приходится отцом дочери леди Эммы Гамильтон, супруги сэра Уильяма Гамильтона. Их связь продолжается не первый день, при явном попустительстве как сэра Уильяма, так и леди Нельсон, от которой герой Нила в последнее время отдалился. Полный репортаж на странице 2 и 3. Сенсационные гравюры на странице 4, 7 и 9, комментарии лицемерного моралиста на странице 10, непристойные карикатуры располневшей леди Гамильтон на страницах 12 и 14. Также в номере: репортаж о поражении французов и испанцев при Трафальгаре, страница 32, колонка 4.
«Портсмутский грошовый ужас», 28 октября 1805 г.
Несколько раз вспыхнул и погас свет, и мы оказались на палубе боевого линейного корабля, на всех парусах скользящего по пологим волнам. Над прибранной перед боем палубой повисло напряженное ожидание. Мы шли вровень с двумя другими кораблями, со стороны берега неслась наперерез колонна французских кораблей. Люди кричали, палуба скрипела, паруса хлопали, флаги трепетали на ветру. Мы находились на борту «Виктории», флагманского корабля Нельсона.
Я огляделась по сторонам. Высоко на квартердеке стояла группа офицеров в синих морских кителях, кремовых брюках и шляпах с кокардами. Среди них выделялся человек небольшого роста. Пустой рукав его мундира был аккуратно заправлен внутрь, а сам мундир был густо увешан медалями и щедро украшен шитьем. Лучшей мишени и вообразить нельзя.
– По нему трудно промахнуться, – прошептала я.
– Мы все время твердим ему об этом, но он уперся, как баран. Мол, это боевые награды и он не боится показать их врагу. Хочешь пакетик на случай морской болезни?
Он протянул мне бумажный мешочек. Я отказалась. Палуба снова накренилась, и мы в молчании наблюдали, как неуклонно сокращается расстояние между двумя кораблями.
– Никогда не надоедает. Видишь их?
Я проследила за его взглядом и увидела трех человек, сгрудившихся по другую сторону бухты канатов. Один был в форме Хроностражи, второй держал папку, а третий пристроил на плече подобие телекамеры.
– Документальщики из двадцать второго столетия, – объяснил папа, помахав рукой оперативнику Хроностражи. – Привет, Малкольм, как дела?
– Спасибо, все нормально! – ответил агент. – Малость получил по мозгам, когда потерял оператора в Помпеях. Он хотел что-то снять крупным планом или вроде того.
– Невезуха, старик, невезуха. В гольф после работы перекинемся?
– Отлично! – ответил Малкольм и вернулся к делу.
– Здорово снова вернуться в строй, – признался папа, поворачиваясь ко мне. – Ты уверена, что тебе не нужен пакетик?
– Не нужен, спасибо.
Со стороны ближайшего французского корабля мелькнула вспышка и поднялся клуб дыма. Спустя мгновение два ядра шлепнулись в воду, не причинив нам вреда. Снаряды летели не так быстро, как я ожидала, – я даже видела их в полете.
– А теперь что? Снять снайперов, чтобы они не подстрелили Нельсона?
– Всех не перебьешь. Нет, надо малость схитрить. Но еще не сейчас. В такие моменты главное – время.
И мы стали терпеливо ждать этого самого времени на главной палубе, а вокруг разгоралось сражение. Не прошло и нескольких минут, как по «Виктории» начали палить еще семь или восемь кораблей. Ядра кромсали паруса и снасти. Одно даже разорвало пополам человека на квартердеке, а другое снесло группу, по-моему, морских пехотинцев, остальные быстро разбежались. Все это время коротышка-адмирал, его капитан и небольшая свита расхаживали взад-вперед по квартердеку в клубах пушечного дыма. Наши лица опалял пушечный огонь, выстрелы почти оглушали. Прямым попаданием разнесло штурвал. По мере развития битвы мы передвигались по палубе самым безопасным путем, руководствуясь папиным непревзойденным знанием последовательности событий. Перебрались на другую сторону палубы как раз в тот момент, когда мимо пролетело пушечное ядро, успели перебежать в другое место, когда туда, где мы только что стояли, упал тяжелый кусок дерева, и успели пригнуться, ускользнув от мушкетной пули.
– Ты хорошо изучил этот бой! – крикнула я, перекрывая грохот.
– А как же! – ответил он. – Я здесь не меньше шестидесяти раз побывал!
Французские и английские боевые корабли постепенно сходились, и наконец «Виктория» оказалась настолько близко к «Буцентавру», что я даже разглядела лица моряков в окнах кают. Грянул оглушительный бортовой залп, и корму французского корабля разнесло в щепки. Пробившие ее британские ядра покатились по батарейной палубе. В момент передышки, пока орудия перезаряжались, я расслышала многоязычные вопли раненых. Мне приходилось наблюдать боевые действия в Крыму, но здесь все выглядело совсем иначе. Я никогда не видела ближнего боя с таким разрушительным оружием, в мгновение ока разрывающим людей в клочья. Стоны уцелевших казались еще ужаснее потому, что доступная им медицинская помощь наверняка окажется минимальной и варварской.
С трудом удержав равновесие, когда «Виктория» столкнулась с французским кораблем, шедшим следом за «Буцентавром», я осознала, насколько тесно сходились корабли в таких сражениях. Расстояние измерялось не кабельтовыми, корабли буквально терлись борт о борт. Вокруг висел пороховой дым от ружейных выстрелов, я закашлялась, а визг пролетевшей мимо мушкетной пули заставил вспомнить, что опасность-то вполне реальна. Пушки «Виктории» исторгли еще один сокрушительный залп, и французское судно словно задрожало. Папа отклонился назад, пропуская летящий мимо металлический осколок, и протянул мне бинокль.
– И?
Он сунул руку в карман и достал оттуда… рогатку. Зарядил ее катившимся по палубе свинцовым шариком и до предела натянул резинку, прицелившись сквозь клубы дыма в Нельсона.
– Видишь снайпера на самой передней орудийной платформе французского корабля?
– Ну?
– Как только он положит палец на спусковой крючок, отсчитай «раз, два», а затем скомандуй «огонь».
Я обшарила взглядом французское судно, нашла снайпера и стала за ним следить. Он находился менее чем в пятидесяти футах от Нельсона. Попасть в адмирала ничего не стоило. Я увидела, как стрелок положил палец на спусковой крючок…
– Пли!
Свинцовый шарик слетел с резинки и больно ударил Нельсона в колено. Адмирал упал на палубу, а предназначавшаяся ему пуля прошла у него над головой и вонзилась в палубу.
Капитан Харди приказал своим людям унести Нельсона вниз, где ему предстояло пролежать остаток сражения. Утром его гнев обрушится на голову Харди, и тому больше не служить под началом Нельсона за неповиновение приказу. Мой отец отсалютовал капитану, и тот вскинул руку в ответ. Харди погубил свою карьеру, но спас своего адмирала. Хорошая сделка.
– Что же, – сказал папа, засовывая рогатку в карман, – все мы знали, на что шли. Идем.
Он взял меня за руку, и мы понеслись сквозь время. Сражение стремительно закончилось, палуба очистилась, день сменился ночью, и мы галопом вернулись в Англию. Нас приветствовала криками собравшаяся у пристани толпа. Затем корабль опять поднял паруса и причалил в Чатеме. Там он подгнил, потерял оснастку, снова обрел ее и вышел в море – но на сей раз только до Портсмута, чьи здания вырастали вокруг нас по мере того, как мы с головокружительной быстротой возвращались в двадцатый век.
Затормозив, мы снова очутились в настоящем, на палубе корабля, стоящего в сухом доке. Вокруг кишели школьники с учебниками в руках.
– Именно здесь, – говорил экскурсовод, указывая на прибитую к палубе пластинку, – адмирал Нельсон получил в колено срикошетившую пулю, и это, возможно, спасло ему жизнь.
– Значит, с этим делом покончено, – сказал папа, выпрямляясь и отряхивая руки. Он посмотрел на часы. – Мне пора. Спасибо за помощь, Душистый Горошек. Запомни: «Голиаф» попытается подкупить «Суиндонские молотки», особенно капитана команды, чтобы те сдали Суперкольцо. Так что будь начеку. Передай Эмме – в смысле, леди Гамильтон, – что я заберу ее завтра утром в восемь тридцать, и поцелуй за меня маму.
Он улыбнулся, снова замелькал свет, и я вернулась в здание ТИПА. Мы с Безотказэном шли по коридору. Он завершил фразу, начатую в момент папиного появления:
– …дриться в клан Монтекки?
– Извини?
– Я сказал, хочешь послушать, как я придумал внедриться в клан Монтекки? – Тут он сморщил нос. – Э, да от тебя порохом несет!
– Боюсь, что да. Слушай, ты меня извини, но, сдается мне, «Голиаф» может подкупить Роджера Хлоппока, а без него у нас нет никаких шансов выиграть Суперкольцо.
Безотказэн рассмеялся.
– Клонированные Барды, «Суиндонские молотки», исчезнувшие мужья. Любишь ты невыполнимые задачи!
Глава 22
Роджер Хлоппок
УРОВЕНЬ РАСКАЯНИЯ СЛИШКОМ НИЗОК
Таков шокирующий отзыв мистера Торка Вемады, спикера ОТБОГА, органа, лицензирующего религиозную деятельность. «Несмотря на продолжительные и упорные усилия „Голиафа“ достичь уровня раскаяния, требуемого нашей организацией, – сказал господин Вемада на вчерашней пресс-конференции, – им не удалось набрать даже пятьдесят процентов от минимального показателя божественности, необходимого для данного вида деятельности». Выводы мистера Вемады с удивлением встретили в «Голиафе», поскольку корпорация рассчитывала на быстрое и беспрепятственное удовлетворение своей заявки. «Мы меняем тактику с упором на тех, для кого „Голиаф“ – проклятие, – заявил мистер Дэррмо-Какер, представитель „Голиафа“. – Недавно мы заручились прощением от человека, который глубоко презирал нас, а это в двадцать раз ценнее по собственным правилам покаяния ОТБОГА. За ней вскоре последуют и остальные». Но на мистера Вемаду данное заявление не произвело никакого впечатления. Он просто сказал: «Поживем – увидим».
«Голиаф сегодня», 17 июля 1988 г.
В глубокой задумчивости я трусила по дорожке к стадиону на тридцать тысяч мест. Сегодня утром газеты поместили рейтинг покаяния «Голиафа», взлетевший до небес благодаря мне и «Проекту массового Крымского покаяния». Таким образом, переход корпорации в статус религии превратился из возможного во вполне вероятный. Единственным утешением служило то, что они явно не успевали осуществить его до Суперкольца. А значит, как папа и предупреждал, «Голиаф» попытается подкупить команду Суиндона. И скорее всего, первой мишенью станет Роджер Хлоппок.
Я миновала парковку для крутых, где красовалась череда дорогих машин, и показала свой ТИПА-жетон изнывающему от безделья охраннику. Вошла на стадион, поднялась на трибуны и оттуда посмотрела на зеленую лужайку. Разглядеть с такого расстояния воротца не удавалось, но их расположение отмечали нарисованные на дерне большие белые круги. Десятиярдовые линии пересекали поле, и «природные препятствия» в виде итальянских террасных садов, кустов рододендрона и клумб просматривались как на ладони. Каждое препятствие создавалось весьма тщательно, дабы удовлетворить требованиям Мировой крокетной лиги. Высота рододендрона перед каждой игрой тщательно замерялась, травянистые бровки засаживались одинаковыми кустами, террасные сады с их лилиями и свинцовыми фонтанами Минервы ничем не отличались от своих копий на любой крокетной площадке мира, от Далласа до Пуны, от Найроби до Рейкьявика.
Внизу я увидела усердно тренирующихся «Суиндонских молотков». Среди них был и Роджер Хлоппок. Он выкрикивал команды, и его ребята бегали взад-вперед, вращая молотками в опасной близости друг от друга. Крокет в четыре шара – игра опасная, и тесная работа молотками, не повлекшая за собой травм, считалась высшим искусством в Крокетной лиге.
Я сбежала по ступенькам между рядами кресел, едва не свернув шею: на полпути мне под ноги попалась брошенная кем-то банановая кожура, и, не ухитрись я извернуться, пересчитала бы головой бетонные ступеньки. Выругавшись себе под нос, я сердито глянула на маячившего вдали одинокого уборщика и вышла на поле.
– Итак, – донесся до меня голос Хлоппока, – в субботу у нас крупная игра, и пусть никто не думает, будто мы выиграем автоматически, ибо таково пророчество святого Звлкикса. На прошлой неделе брат Томас Йоркский предсказал «Лихачам из Баттерси» победу с преимуществом в двадцать два очка, а их разбили наголову. Поэтому не расслабляться!
Команда покивала, поворчала, и Хлоппок продолжил:
– Суиндон никогда не выигрывал Суперкольцо, и мы должны стать первыми. Биффо, Пачкун и Обри, вы, как всегда, поведете атаку, и постарайтесь не свалиться в фонтан, как во вторник. Эти препятствия здесь понатыканы, чтобы вы упускали вражеские шары в чистой и законной крокировке, и незачем использовать их для других целей.
Крупный, стриженный под ежик, Хлоппок гордо демонстрировал всем желающим сломанный нос. Пять лет назад, когда защитное снаряжение еще не стало обязательным для всех, он схлопотал по физиономии крокетным шаром. Он играл за Суиндон более десяти лет, и его тридцать пять считались верхним возрастным пределом для профессионального спорта. Хлоппок и остальные члены команды являлись местными легендами, и им не требовалось ставить всем пиво в городских пабах, чтобы их узнавали. Однако за пределами Суиндона они вряд ли пользовались известностью.
– Четверг Нонетот, – представилась я, подходя. – ТИПА. Можно вас на пару слов?
– Конечно. Пятиминутный перерыв, ребята.
Я пожала Роджеру руку, мы отошли к травянистой бровке по соседству с сорокаярдовой отметкой и остановились прямо возле газонокосилки, обитой войлоком после жуткого несчастного случая на прошлогоднем Тихоокеанском кубке.
– Я ваш большой фанат, мисс Нонетот, – сказал Роджер, улыбаясь до ушей и демонстрируя вставные зубы. – Ваша работа в «Джен Эйр» просто потрясающая! Обожаю книжки Шарлотты Бронте. А вам не кажется, что Джиневра Фэншо из «Городка» и Бланш Ингрэм из «Джен Эйр» малость похожи?
Конечно, я это заметила, поскольку они и на самом деле являлись одним и тем же персонажем, но, на мой взгляд, ни Хлоппоку, ни кому-либо еще не стоило вникать в экономику Книгомирья.
– Да неужели? Как-то не обращала внимания. Перейду сразу к делу, мистер Хлоппок. Никто не пытался отговорить вас от участия в субботнем матче?
– Нет. Думаю, вы слышали, как я говорил сейчас ребятам, чтобы они не полагались на Откровение. Мы хотим сами завоевать Суиндону славу. И мы выиграем, поверьте моему слову!
Он улыбнулся своей головокружительной восстановленной улыбкой, растиражированной на рекламных щитах по всему Суиндону (Хлоппок рекламировал все – от зубной пасты до паркетного лака). Его уверенность была заразительна, и внезапно шансы его команды побить «Редингских громил» переместились в моих глазах из графы «совершенно невозможно» в колонку «маловероятно».
– А вы? – спросила я, памятуя отцовское предупреждение насчет происков «Голиафа».
– Что я?
– Вы при любых условиях останетесь с командой?
– А как же! – воскликнул он. – Меня дикими лошадьми не своротишь с пути, которым я поведу «Молотков» к победе!
– Обещаете?
– Честью клянусь! Честь Хлоппоков на кону! Только смерть помешает мне выйти на поле в субботу.
– Тогда удвойте бдительность, мистер Хлоппок, – прошептала я. – «Голиаф» сделает все возможное, чтобы «Суперкольцо» выиграл Рединг.
– Я в состоянии сам о себе позаботиться.
– Не сомневаюсь, но все равно вам лучше быть начеку.
Внезапно меня охватило ребяческое побуждение.
– А можно… можно мне щелкнуть?
Я показала на его молоток, и он бросил на землю синий шарик.
– Играли когда-нибудь?
– За университет.
– Роджер! – окликнул его один из игроков у нас за спиной.
Капитан извинился, и я встала перед шаром. Много лет я не держала клюшку в руках, но исключительно в силу нехватки времени. Стремительная и жесткая игра совершенно не походила на своего древнего предшественника, хотя природные препятствия типа рододендронов и прочих ландшафтных ухищрений сохранились с тех времен, когда крокет служил всего лишь куртуазным садовым развлечением. Я покатала шарик ногой, чтобы твердо установить его на траве. Мой старый тренер Альф Видерзейн, в прошлом профессиональный спортсмен, всегда учил меня, что лучших игроков отличает сосредоточенность. А уж Альф-то знал, поскольку играл в «Бомбардирах из Слоу» и ушел из большого спорта с 7892 очками за карьеру. Этот рекорд еще никто не побил. Я отыскала взглядом сорокаярдовые правые обратные воротца. Отсюда они казались не больше кончика моего пальца. Альф попадал с пятидесяти ярдов, но мой рекорд застрял на двадцати. Я сосредоточилась, стиснула пальцы на кожаной оплетке, подняла молоток и нанесла резкий удар. Раздался удовлетворительный «чвак», и шар полетел по гладкой дуге… прямо в рододендроны. Черт! Во время матча я бы «потеряла шар» до третьего периода. Я оглянулась проверить, не заметил ли кто моего позора, но, к счастью, никто в мою сторону не смотрел. Наоборот, команда ругалась между собой. Бросив молоток, я поспешила к ним.
– Ты не можешь уйти! – орал защитник Обри Буженэн. – А как же «Суперкольцо»?
– Вы прекрасно справитесь без меня, – настаивал Хлоппок. – Правда!
Он стоял между двумя типами, повыше и пониже ростом, явно не имевшими отношения к спортивному бизнесу. Я показала им мой жетон.
– Четверг Нонетот, ТИПА. Что здесь происходит?
Мужчины переглянулись.
– Мы работаем на «Глостерских метеоров», и нам кажется, что мистер Хлоппок согласится играть за нас.
– Менее чем за неделю до «Суперкольца»?
– Мне необходимо сменить обстановку, мисс Нонетот, – нервно озираясь, сказал Хлоппок. – Думаю, Биффо куда лучше построит команду, чем я. Правда, Биффо?
– А как же громкие слова про диких лошадей и фамильную честь Хлоппоков? – напомнила я. – Вы ведь обещали!
– Мне нужно проводить больше времени с семьей, – бормотал Хлоппок, пожимая плечами и явно не желая оставаться на стадионе ни секундой дольше. – Вы справитесь. Разве святой Звлкикс не предсказал это?
– Пророки не всегда оказываются правы на сто процентов, вы же сами говорили! Кто вы такие на самом деле? – обратилась я к двоим чужакам.
– Мы тут ни при чем, – сказал высокий. – Наше дело предложить, а уж мистеру Хлоппоку решать, останется он или пойдет с нами.
Роджер и эти двое собрались уходить.
– Хлоппок, ради бога! – воскликнул Жвалл. – «Громилы» дух из нас вышибут, если ты бросишь команду!
Но тот не остановился. Бывшие товарищи по команде с презрением проводили его взглядом, а потом принялись ругаться и ворчать. И тут к нам подошел менеджер «Молотков», тощий тип с тоненькими усиками и бледным лицом, и поинтересовался, в чем дело.
– Ах! – воскликнул он, услышав новость. – Мне очень прискорбно это слышать, но, раз уж все в сборе, должен вам сообщить, что я ухожу в отпуск по состоянию здоровья.
– Когда?!
– Прямо сейчас, – ответил менеджер и убежал.
Нынче утром «Голиаф» потрудился на славу.
– Ну, – сказал Обри, глядя ему вслед, – и что теперь?
– Послушайте, – заговорила я, – не могу сказать вам почему, но выиграть это «Суперкольцо» – наш исторический долг. И вы победите, потому что должны. Все просто. Сможешь стать капитаном? – спросила я, обернувшись к приземистому игроку по имени Биффо.
Я помнила его невероятно точные «слепые» передачи сквозь кусты рододендрона, а классический «гвоздь» с шестидесятиярдовой отметки в матче против Саутгемптона, бесспорно, вошел в «Десять исторических крокетных моментов». Конечно, все это происходило более десяти лет назад, когда он еще не повредил колено из-за подножки. Сейчас Биффо играл в защите, прикрывая воротца от вражеских нападающих.
– Только не я.
– Пачкун?
Пачкун работал нападающим, и его крокировки стали уже чем-то вроде визитной карточки Суиндона. Его прославленный двойной бросок в повторном матче против Глостера в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году до сих пор не сходил с уст, хотя это и не помогло тогда выиграть.
– Нет.
– Кто?
– Я поведу, мисс Нонетот.
Обри Буженэн один раз уже капитанствовал, пока кампания в прессе насчет его отношений с шимпанзе не заставила лидера команды уйти в тень.
– Отлично.
– Но нам нужен новый менеджер, – медленно проговорил Обри. – И раз уж вы так загорелись, то я подумал: а не возьмете ли вы эти заботы на себя?
Я согласилась не раздумывая, что пришлось весьма по сердцу игрокам. Команда несколько воспряла духом. Я взяла Обри под руку, и мы направились к середине поля для первого стратегического совещания.
– Итак, – начала я, – Буженэн, скажи честно, каковы наши шансы?
– Можно сказать, никаковы, – откровенно ответил Обри. – Лучшего нашего игрока пришлось продать в Глазго, а то бы нам в жизни не осилить необходимое переустройство площадки в соответствии с требованиям Лиги. Затем наш лучший защитник, Тайда Втоматт, выиграла по почте путевку в Африку, а такое раз в жизни выпадает. С уходом Хлоппока мы лишились лучшего нападающего, и нас осталось всего десять без резерва. Биффо, Пачкун, Змей, Джордж и Джонно хорошие игроки, но остальные – так себе.
– И что нам надо сделать, чтобы выиграть?
– Если все игроки Фединга за ночь перемрут и их заменят девятилетними детьми, тогда у нас, может быть, появится шанс.
– Слишком сложно и наверняка противозаконно. Еще варианты?
Обри мрачно уставился на меня.
– Пять хороших игроков – и у нас появится надежда.
Ничего себе заявки! Если уж они до Хлоппока добрались, то конечно же сумеют предложить жирную приманку любому игроку, вздумавшему присоединиться к нам.
– Ладно, предоставьте это мне.
– У вас есть план?
– Разумеется, – не моргнув глазом ответила я, чувствуя, как мантия менеджера облекает мои плечи. – Новые игроки, считай, у тебя в кармане. Кроме того, – добавила я с изрядной долей наигранной уверенности, – нам надо оправдать Откровение.