Текст книги "Доля дьявола (ЛП)"
Автор книги: Дж. Уорд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)
Они оба вздрогнули от его проникновения, а потом он начал двигаться.
И когда Джин прикрыла глаза, потянувшись к бокалу, стоявшем на светлом ковре, она с трудом произнесла:
– Думаю, я знаю, почему нахожусь здесь, – ахнула она, – у тебя в апартаментах.
Сквозь зубы, он спросил, почему. Или, возможно, он выкрикнул свое собственное имя. Разве кто узнает? Она всегда для него была лучшей, всегда была для него самой изящной и превосходной, всегда самой милой и самой стройной, всегда…
– Напротив находится офис моего мужа… вон там. – Она взглянула на окна до пола и указала на них… пока он входил в ее киску.
– Фактически… напротив находится его кабинет…
Она начала задыхаться, так же, как и он, но она оказалась права.
Он специально привел ее сюда, чтобы трахнуть на этом диване… и видеть ее взгляд, как у нее дергается голова, когда он трахает ее, и она смотрит на окна кабинета своего мужа Пфорда, которые находились на верхнем этаже здания по соседству.
– Я не совсем понимаю, о чем ты говоришь, – хмыкнул он.
Чтобы удержать ее от размышлений, Самюэль Ти. накрыл ее своим телом и вошел в ее киску, давая ей полно освобождение.
Она кончила, ее бокал с Kir Royale упал, разлив содержимое по ковру. Но она не насытилась этим.
Глава 11
Звук от портативного УЗИ, а особенно экран напоминал машины Замбони, заливающие лед на катках, за которым внимательно следила врач. Когда подключали этот прибор, Лейну пришлось подняться со своего стула и подойти поближе, пока продолжался медицинский осмотр, он продолжал стоять рядом с Шанталь. Что он мог сказать наверняка о данной ситуации? У Шанталь началось сильное кровотечение. Время от времени, когда она двигалась и ее больничная сорочка смещалась, он краем глаза видел кровь, которой пропиталась даже простынь.
Очевидно от боли, Шанталь вздрогнула, когда на ее округлый живот выдавили гель и приложили какое-то устройство, передвигая. И периодически это устройство останавливали, и врач нажимала небольшой шарик на клавиатуре, чтобы получилась фотография, по крайней мере, Лэйн не видел ничего на экране, кроме серых и черных пятен.
– Врач придет через минуту, – произнесла она, вытирая гель бумажным полотенцем.
– Как ребенок? – Голова Шанталь ходила ходуном туда-сюда на тонкой подушке. – Как мой ребенок?
– Лечащий врач сейчас придет.
По мере того как врач по УЗИ собирала свое оборудование, готовясь уйти, он был удивлен, когда мимолетно встретился с ней взглядом, в котором читалось сострадание.
Возможно, Шанталь не врала. По крайней мере, о своей беременности.
– Больно, – застонала Шанталь. – У меня как будто начались схватки…
Лейн вернулся на свой стул, чтобы немного предоставить ей личное пространство, пытаясь сохранить ее достоинство, пока она сучила ногами, и он видел выступающую кровь.
– Лейн… Болит.
У нее побелело лицо и губы, она продолжала елозить и дергаться, словно кто-то старался ее согнуть пополам. В ней больше не было практицизма. Враждебности. Она больше была похожа на маленькую богатую девочку, которая столкнулась с существенными трудностями.
– Лейн…
Он выдержал полторы минуты, а потом рванул к занавешенным дверям, открыв стеклянную дверь. Высунув голову в коридор, он обратился к медсестре:
– Эй, – позвал он, – можно ей дать какое-нибудь обезболивающее? Ей ведь действительно больно?
– Мистер Болдвейн, лечащий врач идет. Поверьте мне. Вы следующие в его списке.
– Хорошо. Благодарю.
Вернувшись, он подошел к своему стулу и снова сел… Шанталь резко протянула к нему руку, он взял ее, поскольку не знал, как еще ей помочь.
– Доктор идет. Он придет сразу же, как только сможет.
– Я потеряла ребенка, – со слезами на глазах произнесла она. – Я не слышу его сердцебиения. А ты? Аппарат молчал. Когда я была на прошлой неделе у врача, то слышала…
Она начала плакать, и он не знал, что делать. И кроме того, за два с лишним года, пока они были, если можно так выразиться, вместе, он не мог даже вспомнить проявлению с ее стороны настолько настоящих, открытых чувств, настолько реальных, как сейчас.
– Я умру? – спросила она.
Где, черт возьми, был этот чертов доктор?
– Нет, конечно, нет.
– Обещаешь? Что я не умру и с ребенком тоже будет все в порядке?
Страх в ее глазах и ее голос открыли ему ее настоящую, ее сущность, и она уже не казалась ему врагом… и он почему-то вспомнил, как увидел ее впервые на той вечеринке в саду. Он пошел туда только потому, что там была выпивка, и он всегда чувствовал себя не алкоголиком с бурбоном в руке в два часа дня, когда вокруг была куча людей, предпочитающих выпить в это время.
Его внимание привлекло солнце, сияющее в волосах этой блондинки.
И он даже не мог подумать, что когда-нибудь сможет оказаться с ней в подобной ситуации.
– Ты не умрешь.
Молча она не отводила от него взгляд, несмотря на то, что ее тело выгибалось так или этак. Кто мог сказать, любила ли она когда-нибудь его или больше любила его отца. Возможно все это был определенный план искательницы богатого мужа, который реализовался не совсем так, как ей бы хотелось, да, она совершила ужасную вещь, прервав предыдущую беременность. Но, по мере того, как ее боль продолжала нарастать, мучения, которые она испытывала, превалировали над ее прошлыми проступками.
Лейн протянул руку и смахнул слезу с ее покрытой пятнами от туши щеки. Сейчас ее макияж размазался, оставив черные разводы под глазами.
– Мне очень жаль, – хрипло произнес он.
Шанталь отвернулась и содрогнулась.
– Это моя вина.
Открылись стеклянные двери и вошла молодая женщина во всем белом.
– Привет, вы вместе. Как дела?
«Глупый вопрос, – подумал он. – А вы как думаете?»
Лейн опустил руку Шанталь и вытер ладони о колени.
– Ей больно, вы можете ей помочь?
– Как же мой ребенок? – растерянно спросила Шанталь. – Где мой ребенок?
Лечащий врач подошла к постели и положила руку на плечо Шанталь.
– Мне очень жаль, но…
– Нооооо…, – Шанталь отрицательно стала трясти головой на тонкой подушке. – Нет, нет, нет…
– … мы не обнаружили его сердцебиения. Боюсь, что у вас случился выкидыш.
Шанталь начала рыдать, а врач еще что-то говорила о том, что нужно будет предпринять, Лэйн пытался вслушаться в ее слова.
Потом она сказала, что все напишет в заключении, пометив, что нужно сделать дальше.
Когда она удалилась, Лэйн достал телефон. Когда он переехал на Манхэттен (вернее, сбежал из Чарлмонта, кому как больше нравится) он не стал удалять все контакты из Кентукки из списка в телефоне.
Как только он отыскал нужный номер, нажал на звонок.
Женщина ответила с третьего раза.
– Вот это сюрприз, Лейн.
Он глубоко вздохнул. Лучшая подруга Шанталь ненавидела его, он тоже ее не особо любил. Но это было не важно.
– Послушай, мне нужно, чтобы ты приехала в отделение интенсивной терапии в Университетскую больницу…
Как только Лиззи вернулась в Истерли, она снова оказалась в ванной комнате Шанталь, но на этот раз, она намеренно туда отправилась, в отличие от ее предыдущего раза, когда ее ужасно тошнило.
Она начала рыскать по шкафам, ящикам и полкам, до сих пор не надеясь, что найдет именно то, что ей нужно. Но она не могла попросить полицейского штата заехать на своей полицейской машине в Райд Айд, чтобы прикупить себе тест на беременность.
Особенно, когда рядом на заднем сидении находилась Саттон Смайт.
– Господи, самая богатая женщина, – пробормотала она, отыскав такое количество ватных палочек, что можно было бы почистить уши всей средней школе. – Зомби-апокалипсис грядет, а мы будем вонять просто ужасно прекрасно.
Она нашла куски причудливого мыла и банки с кремами для лица с французскими этикетками, а также пакетики ватных шариков. Под раковинами она обнаружила ряды шампуней и кондиционеров, фены, палочки для завивки и выпрямители. За стеклянными дверцами она наткнулась на таблетки, слабительные и вяжущие средства.
Она надеялась, что случайным образом обнаружит что-то вроде Clearblue, теста на беременность, или «первую помощь» или как там назывались эти чертовы вещи. Конечно, у нее явно были такие тесты, ведь совсем недавно эта женщина задавалась вопросом – беременна она или нет.
Так нет же. Абсолютно ничего.
– Полный отстой.
Лиззи закрыла двойные двери под раковиной слева, и уже решила, что ей придется сесть в свой грузовичок и направится в супермаркет.
Она уже двинулась к выходу и проходя мимо, решила проверить высокий шкаф рядом с душем.
«Неиспользованные полотенца», – подумала она, рассматривая стопки.
– Конечно. Их такое количество, намного больше, чем в раздевалке NFL, если даже исключить оттенки розового… О, бинго.
В плетеной корзиночке рядом с туалетными принадлежностями, она нашла то, что искала, вместе с кучей тестов на инфекции мочеполовой системы и коробками Monistat для лечения молочницы, кандидоза и т. д.
Тем не менее, она не стала использовать эту чертову штуку в бывшей ванной комнате Шанталь.
Спрятав коробочку Clearblue в складки своего черного платья, она торопливо пошла к люксу Лейна, прикрыв за собой дверь. Ее первым желанием было сообщить Лейну, а вдруг, если она ошиблась и это была обычная желудочная инфекция? Или стресс? Она не только почувствовала бы себя тогда полной дурой, но и стала бы очень сожалеть, что заставила его переживать по пустякам.
Кроме всего прочего, она понятия не имела, обрадуется он или для него это окажется не очень хорошей новостью, если учесть, что сейчас происходило в семье. Они никогда не говорили о детях, сколько их будет и будут ли они вообще.
Черт, она даже не была уверена, захочет ли оказаться беременной, не то, что она бы сделала аборт, если бы уже была беременной, но…
– Хорошо, – сказала она вслух. – Давай просто выясним это, хорошо?
Пока шла в ванную комнату, она прочитала инструкцию, разорвала упаковку на одной из двух палочек. Она присела на толчок (и умудрилась не написать на руку, хотя так нервничала, поэтому мысленно похвалила себя), держа палочку за один конец, а потом положила ее между двумя раковинами на столешницу.
Ее сердце билось сильнее, словно она боялась этой неизвестности.
Все поглядывая на свои наручные часы, она старалась не пялиться на палочку, нависнув над раковинами. Прошло немного времени, она сложила влажные полотенца. Нажала, чтобы смыть воду в унитазе.
Как ни странно, бросив взгляд на свою зубную щетку, стоявшую рядом с щеткой Лейна в бокале из настоящего стерлингового серебра, та привлекала ее внимание. Его зубная щетка была красной. Ее зеленой. Обе Oral-B, потом она переместила немного взгляд дальше – ее расческа для волос лежала рядом с его бритвой, его банка с кремом для бритья стояла рядом с ее пенкой для умывания «Клиник». Полотенце для рук, которое они оба использовали, было скомкано и валялось слева, там же, где его оставили.
Ей было приятно видеть свои вещи рядом с его, хотя и в беспорядке: повседневный беспорядок являлся доказательством того, что их жизнь последнее время преследовали неприятности.
Лиззи посмотрела на тест, развешивая полотенце.
Увидев знак «плюс», она начала улыбаться. О, Боже мой. ОМОЙБОГ!
«Мама», – подумала она. Она собиралась стать…
Вдруг она вспомнила Шанталь, стоявшую перед склепом семьи Брэдфордов, с кровавым пятном на белых джинсах. Поворот судьбы был определенно странным – она вдруг выяснила, что беременна в то же время, как другая женщина могла потерять своего ребенка.
Как к этому отнесется Лэйн?
Обхватив лицо ладонями, Лиззи посмотрела на себя в зеркало, и счастливая улыбка исчезла.
Черт побери, как она сообщит ему об этом?
Глава 12
Самюэль Ти. выруливал свой Jaguar к входу Истерли, Джин кинула взгляд на большой дом своей семьи. Должно быть здесь двести черных ставень с глянцевым отливом по самой последней моде, и эти обшивочные доски, закрывающие все четыре стороны? Если сложить все эти доски конец к концу, то она готова была поспорить, что они займут расстояние через Большую пятерку мостов в Индиану и, возможно, даже на север в Чикаго.
– Ну? – пробормотал Самюэль Ти., ударив по тормозам.
– О, конечно. Я дома.
Она говорила на автомате, поскольку ее голова была занята другими вещами. Ее взгляд переместился в окна на втором этаже, к спальне Амелии.
– Я, наверное, уеду из города на пару дней, – услышала она свои слова.
– Ты? Небольшая поездка, запланированная с мужем?
– Нет.
– Позволь я угадаю, шоппинг.
Она открыла дверь и вышла. Ее накрыла жгучая головная боль, прямо между глаза, от чего ей было трудно на нем сосредоточиться.
– Амелия должна вернуться в «Хотчкисс». Она должна сдать экзамены.
– Ах, да, твоя дочь. – Самюэль Ти. нахмурился. – Она же приехала на похороны.
– Да. – На самом деле, все было гораздо сложнее. Амелия наврала и сказала, что ее выгнали, чтобы вернуться домой. – Но она вернется сюда назад.
– На лето.
– Нет, чтобы закончить здесь среднюю школу.
Самюэль Ти. отпрянул и недовольно уставился на длинный капот Jaguar.
– Разве Пфорд отказывается платить?
– Прости?
– Разве этот никудышный сукин сын сказал, что не будет отплачивать школу? – Джин не ответила, он посмотрел на нее. – И прежде, чем ты попытаешься отрицать, насколько плоха ваша денежная ситуация, я напомню тебе, что я видел финансовые данные твоего брата, которые он предоставил для развода, и я ознакомился с ними. Я точно знаю, что происходит.
– Ричард не отказывался. – Но она и не спрашивала. – Амелия хочет быть дома. Она хочет… быть со своей семьей.
– Значит она собирается поступить в школу Чарлмонт Кантри Дей этой осенью?
– Конечно.
Он резко кивнул, словно это был единственно правильный выбор.
– Хорошо. Амелия хороший ребенок. Она очень похожа на тебя.
– Надеюсь, она не пойдет по моим стопам.
– Я тоже. – Самюэль Ти. снисходительно махнул рукой. – Извини, вышло грубо.
«И все же я не согласна, что она похожа только на меня», – подумала Джин.
– Она хочет поехать в Нью-Йорк. И работать в сфере моды.
– Сначала ей нужен диплом об окончании вуза. А потом она может тусоваться во всяком артистическом дерьме, предполагая, что ты и твой муж будут ее кормить, одевать, пока она будет работать стажером в Vogue. Но это не мое дело.
Джин легонько уперлась пальцами в верхнюю часть двери. Затем засунула их в щель стеклоподъемника.
– Что такое, Джин?
Взглянув на сиденье, которое она только что освободила, она подумала о том, что много раз ездила бок о бок с ним в этом спортивном автомобиле. Обычно она возвращалась в темноте, а не днем, почти всегда с одного их свидания, которое заканчивалось их противостоянием.
Как правило, раньше эти две вещи, шли рука об руку с ними.
– Я имел в виду то, что сказал. – Голос Самюэля Ти. отдалился, он переместил взгляд на холмы, спускающиеся к реке. – Ты всегда можешь мне позвонить в любое время. Я всегда приду к тебе на помощь.
Ей понадобилась минута, чтобы осознать, что он говорил о ситуации с Ричардом Пфордом. И инстинктивно она поняла, что ей не нужно его ложно заверять, что у нее все в порядке.
Может, потому, что ей трудно было признаться, что она снова приняла плохое решение.
Одно из многих.
– Мне надо идти, – резко сказала она.
– Так иди. Это ты держишься за мою машину.
Джин вытащила пальцы из двери, подушечки гудели от того, что она защемила их в механизме окна.
На миг она вдруг подумала, что может вздернуть вверх подбородок и выдать какой-нибудь саркастический остроумный ответ, не сдаваясь, не испытывая никакого сожаления, и когда она пойдет, он будет смотреть ей вслед, оценивая ее задницу, и явно желая положить на нее свои руки.
Однако, она не хотела и у нее не было сил устраивать очередное шоу.
Она отступила от машины, и Самюэль Ти. завел двигатель кабриолета.
– Позаботься о себе, Джин.
– Всегда.
Он пробормотал что-то, но она не расслышала из-за звука мотора, а затем он двинулся вперед, спускаясь с холма, оставляя за собой сладковатый запах газа и нефти, повисший в неподвижном воздухе.
Стоя в золотых лучах послеполуденного солнца, она наблюдала за его машиной, пока не исчез свет от двух маленьких красных фар. Потом она повернулась и снова посмотрела на окна Амелии.
Девушка видно тоже наблюдала за его отъездом, одна из створок поднялась и их дочь высунула голову.
– Я все упаковала. У меня, правда, было не много. Мы можем ехать?
У Джин заняло секунду разглядеть на кого была похожа ее дочь, темные волосы брюнетки сверкали прядями на солнце, ее красно-черная блузка свободно сидела на ней.
Матери должны быть добрыми и заботливыми. Неважно, домохозяйки они или работают полную рабочую неделю… неважно придерживаются ли они органического питания или сторонники печенек и газировки… и неважно строгие они или дают слабину, сторонники вакцинации или против, богатые или бедные… Мать должна быть той, чтобы дети чувствовали себя в безопасности с ней. И это может проявляться в поцелуях на бобо, достижений в чирлидершах, выдача определенной дозы Тайленола и бумажном носовом платке.
В основном, за всеми ярлыками, которые пытались навешать на матерей, хорошие матери должны были просто быть хорошими людьми.
– Что случилось? – спросила Амелия.
Измученный голос ребенка был заслуженной неудачей Джин по всем счетам: Амелия была воспитана нескончаемым потоком воспитательниц и нянек, и потом, как только она перешла в старшие классы школы была отправлена в «Хотчкисс», словно предмет мебели, который стоило повторно обить, прежде чем его снова можно было поставить в салон знатного дома.
Решение девушки вернуться домой стало первым поворотным моментом в ее жизни, в котором Джин самолично приняла участие. И Джин решила отвезти ее обратно в школу не только потому, что теперь не было средств, чтобы воспользоваться частным самолетом семьи, а потому, что пришло время ей узнать, что за человек ее дочь.
И что может быть лучше, чем четырнадцать часов, проведенные в машине?
– Эй? – позвала Амелия.
– Прости. Я только соберу некоторые вещи, и мы поедем. – Лучше выехать, пока Ричард не вернулся с работы. – Лэйн уехал на роллс-ройсе, но можно взять «Мерседес».
– Хорошо. Я бы предпочла не подъезжать к кампусу на роллсе. Слишком пафосно.
– Говорит девушка, которая предпочитает одежду Шанель. – Джин улыбнулась, чтобы показать, что она не придирается. – У тебя имеется чувство стиля, ты же знаешь это?
– Оно перешло ко мне от тебя и бабушки. Все так говорят.
Почему-то Джин стало очень больно от ее слов.
– Наверное, тебе стоит попрощаться с ней.
– Она даже не узнает меня.
– Хорошо, тогда не стоит.
– Так что давай. Чем скорее я уеду, тем быстрее вернусь домой.
Амелия закрыла окно.
А Джин по-прежнему стояла на том же месте, послеобеденное солнце грело ее плечи, как будто сам Бог возлагал на нее свои руки, оказывая ей поддержку.
Да, она решила. Пришло время рассказать им обоим правду.
Амелия и Самуэль Ти. имели полное право узнать друг о друге, и это было намного больше, чем боязнь признаться Джин в своем грехе.
По любому все будет лучше. По крайней мере, у ее дочери, безусловно, будет настоящий отец. Самюэль Ти. станет ей отцом сейчас и в будущем будет заботиться о ней.
Но Джин понимала, что своим поступком может потерять любимого мужчину навсегда.
Разве не так поступают матери ради счастья своих детей? Жертвуют своим счастьем ради них? И на самом ли деле это жертва, если она сама создала эту проблему?
Это больше похоже на заслуженное наказание.
Одно было точно. Самуэль Ти. никогда, ни при каких обстоятельствах, ни за что ее не простит, и впервые за всю свою эгоистичную жизнь, она призналась самой себе, что он и не должен.
Отделение интенсивной терапии находилось на другой стороне больничного комплекса, в квартале от отделения скорой помощи, но Лейн не возражал прогуляться. По мере того, как он шел вперед, следуя по указателям для посетителей, стоявших вдоль дороги, он с тщетной надеждой представлял, что мисс Аврора придет в сознание, и в таком положении попытается прочитать его выражение лица, его настроение и его уровень напряженности.
Перейдя через Броад-стрит по еще одной пешеходной дорожке, он посмотрел вниз на крыши и накрытое стеклянным колпаком движение, машин становилось больше к концу рабочего дня. Достаточно скоро, многоуровневая транспортная развязка, узлом соединяющая автомобильные дороги к Большой пятерки моста, будет перегружена, дойдя до точки стоп-энд-гоу пробок.
Хотя здесь было не так, как на Манхэттене. Или ЛА. Но эти пробки очень раздражали местных жителей.
И его тоже. Боже, это было поразительно, насколько быстро привычки Чарлмонта просочились в него назад. Здесь, если ты застревал в час пик на десять минут, считалось утомительным оскорблением ваших планов на ужин. В Нью-Йорке? Вам стоило бы упаковать сумку и сэндвичи, если бы вы решили воспользоваться Лонг-Айленд, чтобы проехать пять миль за четыре двадцать.
Сумасшествие.
Он вошел, надеясь, что это правильное здание и остановился перед стойкой ресепшен для посетителей, поджидая, когда приятная пожилая женщина взглянет на него.
Бесполезно. Она была поглощена отгадыванием кроссворда в журнале People.
– Мэм? – обратился он. – Я ищу отделение интенсивной терапии.
Она даже не стала утруждать себя, поднимая на него взгляд, полностью поглощенная маленькими квадратиками, которые заполняла, пробормотав:
– Вниз направо, на первом лифте на четвертый этаж. И там прямо.
– Спасибо.
Лейн последовал указаниям, и, как только он подошел к лифтам, он узнал это место, он находился в атриуме внизу. Это место он уже вспомнил. Когда он припарковался в гараже на Сэнфорд-стрит, он мог найти палату мисс Авроры без проблем.
Когда двери лифта открылись, в кабине уже был мужчина в инвалидном кресле, женщина, одетая в синюю больничную рубашку, от которой чувствовался запах табака, и пара, державшаяся за руки и очень нервничающая. Курильщица и пара вышли раньше. Он не знал, куда направлялся парень в инвалидной коляске.
Лейн вышел на своем этаже, его живот сжался в кулак. Следуя протоколу, он зарегистрировался на ресепшен, и почувствовал облегчение, когда ему кивнули и показали направление палаты.
Это означало, что его мама все еще была жива.
Боксы, как и в неотложной скорой помощи, в которую поместили Шанталь, были стеклянными, здесь в отделении интенсивной терапии также имелись шторы, которые можно было закрыть для уединения. В отличие от отделения неотложной скорой помощи, здесь рядом со входом в бокс стояли доски с маркерами, на которых была написана фамилия пациента, медсестры, заступившей на смену и врача.
Лейн остановился, добравшись до доски, на которой было написано – Аврора Томс.
На самом деле, он прочитал рора Томс, первая буква была смазана.
Он взял черный маркер сверху доски и добавил Ав. Все стало еще хуже, он стер пальцами ее имя и аккуратно написал, как должно быть – Мисс Аврора Томс.
Ее фамилия была такой, потому что она была одной из двенадцати детей Тома. (Tom’s twelve kids. – прим. пер.)
Когда он открыл стеклянную дверь, воздух вышел с шипением. Внутри работали аппараты, издавая своеобразный звук и мигали огни медицинского оборудования, это место скорее напоминало операционную.
Его мама казалась такой крошечной на этой постели, ее тело сжалось от опухолей, которые становились в ней все больше и сильнее, и его первая мысль, когда он подошел к ней, была – она будет ненавидеть, как выглядят ее волосы. Ее короткие кудряшки были в полном беспорядке, и ее прическа боб уже не была похожа саму на себя, он попытался сделать все возможное, чтобы исправить.
Следующей его мыслью было, что она никогда не вернется домой.
Она умрет здесь, в этой постели.
Как она могла не вернуться?
Она выглядела такой больной: глаза ее были закрыты, но он видел, насколько они запали, и щеки тоже стали худыми, словно кости собирались прорвать ее кожу. И к ней тянулось бесчисленное множество проводов, лежащих сверху на ее голубой сорочке… и порт-система, качающая насос, который подавал что-то свое в вены или куда-то еще. У нее в руке торчало множество трубочек. А другие были под простынями.
Никогда не понимаешь, сколько всего делает человеческий организм самостоятельно, пока не приходится попробовать воссоздать его функции с помощью аппаратов.
Он оглянулся на стул и обнаружил один в углу, это были неприоритетные, второстепенные пациенты, чье существование было настолько ненадежно, что обслуживающий персонал сомневался в посетителях, словно люди не особенно обеспокоены их состоянием.
Подтащив стул к кровати, он сел и взял ее за руку.
– Здравствуй, мама, – сказал он, потирая ей большой палец.
Он не мог точно сказать, чувствует ли она тепло или холод, и тот факт, что он не мог решить так или иначе, заставил его очень сильно расстроиться, ему захотелось закричать.
– Мама, что я могу сделать для тебя? Ты мне необходима…
Лейн вспомнил о том «Мерседесе», который он купил ей этой зимой. Она ездила на старом POS не полноприводном автомобиле, на одной и той же машине уже десятилетия, упорно отказываясь ее менять, а потом произошла ледяная буря, очень сильная, вся дорога на север была одна сплошная авария, об этом постоянно сообщали в новостях. Как только он увидел новости, он позвонил в местный дилерский центр, выбрал E350 4MATIC в U из C красный, и седан был доставлен ей.
О, как она ворчала по этому поводу. Утверждала, что слишком дорого и броско. Настаивала, чтобы он вернул машину.
За исключением того, что она в воскресенье приехала в баптистскую церковь Чарлмонта на этой машине, гордо припарковавшись на стоянке, и сказала, что ее мальчик купил ее ей, поэтому теперь она будет ездить в безопасности.
Мисс Аврора не поблагодарила его за подарок, по крайней мере, устно… и в этом она была вся. Тем не менее, особая любовь, которую она всегда питала к нему, была в ее глазах. И в ее тайном восторге.
– Осталось ли что-нибудь не сделанным? – прошептал он, глядя в лицо, которое он так хорошо знал. – Ты можешь поговорить со мной? Скажи мне, что я должен сделать еще перед тем, как ты уйдешь?
На каком-то уровне он понимал, что ему скорее всего следует сосредоточиться на положительных вещах, например, что она наверняка выйдет из этого состояния и вернется в Истерли, вернется, чтобы давать указания ему и всем остальным. Но за последнее время он стал поклонником реальности, нежели оптимистом, и своим сердцем он прекрасно понимал, что это конец…
Вдруг зазвонил его телефон, он протянул руку во внутренний нагрудный карман и выключил.
– Я просто хочу сделать все правильно. Сделать все так, как ты хочешь.
Мисс Аврора никогда не была замужем и не имела детей, но в городе у нее было очень много родственников, ее братья и сестры были замужем и по большей части имели детей, а потом сеть родственников расширилась за счет друзей и общества баптистской церкви Чарлмонт Предтечи. Он хотел быть уверенным, что у всех есть шанс попрощаться…
– Лейн?
Дернувшись, он повернулся к двери.
– Танеша. Эй. Привет.
Он встал на ноги и обнял женщину в белом халате с стетоскопом. Танеша Найс, дочь преподобного Найса Баптистской церкви Чарлмонта, было к тридцати, и она только что завершила свою ординатуру, и стала невероятным источником поддержки с тех пор, как мисс Аврора заболела.
Они отошли друг от друга, Танеша улыбнулась.
– Я рада, что ты здесь. Она слышит все, что ты говоришь.
Прочищая горло, он попытался выглядеть непринужденно, садясь снова на стул. Правда заключалась в том, что его пошатывало, и он не хотел упасть, споткнувшись.
Он боялся спросить. Танеша явно скажет ему всю правду.
Это совсем не означало, что врачи мисс Авроры скрывали от него информацию, просто… И пришло время узнать сколько времени у них осталось, и услышать мрачные новости от Танеши, ему показалось намного лучше, чем от других.
– Как у нас дела? – спросил он.
Словно в тумане, он поймал себя на мысли, что неосознанно все время потирает свои вспотевшие ладони о брюки.
– Ну, давай посмотрим. – Танеша подошла и улыбнулась мисс Авроре. – Как дела, мэм? Я дочь преподобного Найса, Танеша. Я захожу поздороваться, когда заканчивается моя смена.
Ее тон был легким и непринужденным, но ее глаза за очками были абсолютно другими, особенно, когда она изучала экраны вокруг кровати. И пока она изучала цифры, графики и какие-то узоры, Лэйн сосредоточился на ней. Интересно, не она ли стала причиной, по которой Максвелл наконец-то вернулся в город?
Или Макс вернулся исключительно, чтобы помочь Эдварду убить нашего отца?
Танеша и Максвелл всегда освещали комнату летевшими от них искрами, стоило им оказаться вместе, но дочь пастора и смутьян семьи Брэдфордов так и не продвинулись дальше искр, выражая свое влечение друг к другу… по крайней мере, насколько знал Лейн.
И снова у него возник вопрос: дочь преподобного Найса, ты действительно хочешь привести это домой? Под этим он подразумевал Макса.
– Как она? – повторил свой вопрос Лейн.
Танеша похлопала по руке мисс Аврору.
– Я завтра прямо с утра загляну к вам. Пока, мисс Томс, отдыхайте.
Танеша кивнула Лейну на дверь, он встал и последовал за ней, заметив, что врач дождалась, чтобы дверь полностью закрылась.
А потом приглушенным голосом Танеша сказала:
– Я уверена, что ее лечащие врачи дали вам обновленную информацию.
– Если честно, я не совсем помню, что они сказали. Извини… все было… так расплывчато. Плюс я доверяю тебе больше.
Танеша уставилась на него, словно оценивая, готов ли он услышать от нее новости.
– Могу я говорить начистоту?
– Да, я буду очень благодарен тебе за это.
– Возможно, ты не захочешь меня благодарить, когда я закончу. – Танеша показала с правой стороны под ребра. – Как ты, наверное, уже знаешь, опухоль в поджелудочной железе довольно большая, сильно аномальная, она не поддалась лечению, которое ей провели. Метастазы в печени тоже никак не отреагировали на вводимые препараты, и еще обнаружили опухоль в верхних брыжеечных сосудах. Но самой большой проблемой является кризис серповидных клеток. Химиотерапия способствовала его появлению, и он ударил ее очень сильно и быстро, продолжает вызывать проблемы с селезенкой и другими главными органами. Сейчас в ее организме происходит очень много плохих процессов, и будучи ее доверенным лицом в медицине, я думаю, что ты примешь какие-то решения завтра или через несколько дней.
– Решения? – Она кивнула, он посмотрел через стеклянную дверь на свою маму. – Какие решения? Попробовать другую химиотерапию или…?
– Нет, когда отключить аппарат жизнеобеспечения.
– Господи. – Он прошелся по волосам. – Я думал, вы все пытаетесь вытащить ее из этого кризиса.
– Ее врачи пытались. И я следили за ходом лечения на каждом шагу. – Она положила ему руки на предплечья. – Если ты хочешь, чтобы я была до конца честной с тобой, я думаю, пришло время собрать семью, Лейн. Поторопись с этим.
