Текст книги "Возрожденный любовник (ЛП)"

Посвящается: Тебе…

У тебя так долго не было своего дома.

БЛАГОДАРНОСТИ

Огромная благодарность всем читателям «Братства Черного Кинжала», а также поклонникам с форума!

Большое спасибо за оказанную помощь и поддержку: Стивену Экельроду, Каре Уэлш, Клэр Зион и Лэсли Гельбмен. Спасибо всем, кто работает в Новой американской Библиотеке… книги – лучшие помощники в деле.

Спасибо нашим Модераторам за все, что они делают по доброте душевной!

Моя любовь команде Waud – вы знаете, кто вы. Без вас эта книга бы не увидела свет.

Ничего бы не получилось без:

моего любимого мужа, моего советчика, смотрителя и фантазера

моей замечательной мамы, которая подарила мне столько любви, что я не смогу отплатить ей,

моей семьи (по крови и по выбору); и дорогих друзей.

О, и, конечно же, без лучшей стороны Собаки Писателя.

ВЕСНА

Глава 1 

– Этот ублюдок побежал к мосту! Он мой!

Тормент дождался ответного свиста и погнался за лессером, сжав руки в кулаки, меся ботинками грязь и оставляя в ней глубокие следы. Он пробежал мимо Дампстеров[1] и припаркованных развалюх, разбегающихся крыс и бездомных, перепрыгнул заграждение и перелетел через мотоцикл.

В три часа утра в центре Колдвелла, штат Нью-Йорк, можно встретить уйму препятствий, которые не дадут заскучать. К сожалению, бежавшее впереди насекомое направлялось туда, куда Тору идти совсем не хотелось.

Когда они добрались до въезда на мост, ведущий на  западное побережье, Тору хотелось прикончить придурка…оно и ясно. Если в лабиринте улочек вокруг клубов можно найти немного уединенности, то через Гудзон всегда кто-нибудь да ездил, даже в столь позднее время. Ладно, разумеется, висячее творение Герберта Фольчека не будет забито машинами, но нескольких избежать не удастся… и Бог свидетель, в наши дни у каждого за рулем имеется при себе чертов айфон[2].

В войне между вампирами и Обществом Лессенинг существовало одно правило: держаться от людей подальше. Раса любопытных прямоходящих орангутангов – осложнение, которое может возникнуть в любой момент, и в последнюю очередь им нужно повсеместное подтверждение того, что Дракула – не вымышленный персонаж, а ходячие мертвецы – не просто интересный сериал.

Никто не хотел стать главной темой телевизионных новостей, газет и журналов.

Интернет – еще куда ни шло. Ему не доверяют.

Сохранение тайны – единственное, на чем враг и Братство Черного Кинжала сошлись во мнениях, единственный принцип, который чтили обе стороны. Так что, да, убийца мог, скажем… направить дуло пистолета на твою беременную шеллан, выстрелить ей в лицо и оставить умирать, отнимая не только ее жизнь, но и твою собственную. Но не дай Бог им показаться людям.

Потому что это было бы просто неправильно.

К сожалению, эта открыто преследуемая сволочь с ногами, оснащенными гидравлическим усилителем, проворонила данную часть инструктажа.

Но черный кинжал в груди легко это исправит.

Когда в горле зародился рык, а клыки удлинились, Тор копнул глубже и открыл поток высокооктановой ненависти, вновь наполняя ей свой бак, его затухающая энергия мгновенно взыграла с новой силой.

Долгий путь отделял его от того кошмара, когда Король и братья пришли к нему  с вестью, что его жизни пришел конец. Для связанного мужчины его женщина – сердце, бьющееся в груди, и без своей Велси Тор был лишь тенью прежнего себя, оболочкой без содержимого. Единственное, что возвращало его к жизни – погоня, поимка и убийство. И осознание того, что завтра ночью он сможет проснуться и покончить с еще несколькими лессерами.

Вместо того чтобы мстить за смерть Велси, он мог пребывать в благословенном Забвении со своей семьей. Если честно, так было бы лучше… и кто знает, может, сегодня ему повезет. Может, в пылу схватки он получит смертельное ранение и освободится от своего бремени.

Тор мог лишь надеяться.

Ор автомобильного сигнала, за которым последовал визг скрипящей резины, стал первым знаком того, что Капитан Осложнение нашел свою цель.

Тор поднялся на мост как раз вовремя, чтобы заметить, как убийца спрыгнул с крыши абсолютно непримечательной «Тойоты». Удар остановил автомобиль, но ничуть  не замедлил убийцу. Как и все лессеры, ублюдок был сильнее и крепче обычного человека, черная маслянистая кровь Омеги давала ему более мощный двигатель, более жесткую подвеску и лучшее управление… а в нашем случае – и гоночные шины.

А вот навигация у него хромала, и еще как.

Убийца, перекатившись по тротуару, легко встал, словно профессиональный каскадер, и, естественно, побежал дальше. Но он был ранен, и этот мерзкий запах детской присыпки становился сильнее.

Тор оказался рядом с машиной именно тогда, когда люди, открыв двери, выползли наружу и начали махать руками, словно что-то было в огне.

– Полиция! – прокричал Тор, пробегая мимо них. – Преследую преступника!

Это их успокоило и побудило заняться машиной. Разумеется, сейчас они превратятся в зевак и потянутся за фотоаппаратами, и это идеально… когда все закончится, он будет знать, где их найти, чтобы стереть воспоминания и забрать мобильные.

Ну, а пока, похоже, лессер направлялся к пешеходной дорожке… не лучший ход. Будь Тор на месте этого идиота, он взял бы ту «Тойоту» и улизнул.

– О… да брось… – проскрипел Тор.

Очевидно, целью ублюдка была не дорожка, а край самого моста: убийца перепрыгнул ограждение, отделявшее дорожку для пешеходов, и приземлился на тонком выступе на дальней стороне. Следующая остановка – река Гудзон.

Убийца оглянулся, и в персиковом свете натриевых ламп его самодовольное выражение лица напоминало шестнадцатилетнего пацана, осушившего тару из шести бутылок пива перед своими друзьями.

Сплошное эго. Мозгов – ноль.

Он собирался прыгнуть. Сволочь собиралась прыгнуть.

Идиот. Даже если Омеговское топливо и придавало убийцам столько силы, законы физики не прекращали существовать. Короткое сказание Эйнштейна о том, что сила равна массе, умноженной на ускорение, покажет себя в действии… поэтому когда недоумок упадет в воду, то разлетится на части, испытав значительный структурный ущерб. Его это не убьет, но расчленит не по-детски.

Твари не умирали, если их не заколоть. И они могли провести вечность, мучаясь от разложения.

Ха-ха*злорадный смех*

И до убийства Велси Тор, скорее всего, и пальцем бы не пошевелил. На скользящей шкале войны было важнее устроить тем людишкам амнезию и отправиться на помощь Джону Мэтью и Куину, которые все еще занимались лессерами в том переулке. А сейчас? Он никуда не уйдет: так или иначе, им с этим убийцей предстоит тесно пообщаться.

Тор перелетел через ограждение, встал на дорожку и запрыгнул на барьер. Вцепившись в перегородки, он перемахнул через край и приземлился на перилах.

Ударившая в голову лессера бравада поубавилась, и он начал пятиться назад.

– Что, думаешь, я высоты боюсь? – прошептал Тор. – Или что те пять футов цепи не дадут мне к тебе подобраться?

Завывающий ветер бил по ним, прижимая одежду к их телам и свистя меж стальных балок. Далеко, очень далеко внизу, чернильная вода Гудзона казалась лишь расплывчатой темной полосой, напоминавшей парковку.

Да и по ощущениям будет очень похожа на асфальт.

– У меня есть пушка! – прокричал лессер.

– Ну, так вытаскивай.

– За мной идут друзья!

– Нет у тебя никаких друзей.

Лессер был из новобранцев, его волосы, глаза и кожа еще не успели выцвести. Долговязый и дерганый, вполне вероятно, он был наркоманом, который довел себя до слабоумия… несомненно, именно по этой причине он и связался с Обществом.

– Я прыгну! Я, сука, прыгну!

Тор обхватил эфес одного из двух кинжалов и вытащил черное лезвие из ножен на своей груди.

– Тогда кончай трепаться и лети уже.

Убийца посмотрел в пропасть за ограждением.

– Я сделаю это! Клянусь!

Порывистый ветер, что дул с противоположной стороны, трепал полы черного кожаного пальто Тора, заставляя их парить над бездонным краем.

– Мне плевать. Я убью тебя здесь или же внизу.

Лессер, колеблясь, снова посмотрел вниз, и, решившись, запрыгнул на край и шагнул в объятия воздуха, махая руками, словно пытаясь сохранить равновесие, чтобы ноги первыми вошли в воду.

Что, учитывая высоту, наверняка попросту сдвинет его бедренные кости к брюшной полости. Но это лучше, чем проглотить собственную голову.

Тор вложил кинжал в ножны и подготовился к своему спуску, сделав глубокий вдох. И затем…

Когда он подошел к краю, и ему стало немного трудно дышать из-за антигравитации, ирония, скрывавшаяся в прыжке с моста, от него не ускользнула. Он столько времени провел, желая своей смерти, молясь, чтобы Дева-Летописеца забрала его тело и отправила душу к его любимым. Самоубийство никогда не рассматривалось как вариант; лишив себя жизни, невозможно попасть в Забвение… и это единственная причина, по которой он не перерезал запястья, не пустил себе пулю, или… не спрыгнул с моста.

Падая, Тор позволил себе насладиться мыслью, что этот момент настал, что удар, который случится через пару секунд, положит конец его страданиям. Все, что от него требуется, это скорректировать траекторию, чтобы нырнуть в воду, не защищая голову, и позволить случиться неизбежному: отключка, скорее всего, паралич, смерть от утопления.

Вот только, благородный путь на тот свет не станет конечной остановкой. В отличие от лессера, у него был выход.

Успокоившись, Тор дематериализовался из свободного падения… в одну секунду гравитация цеплялась в него мертвой хваткой, в следующую – он стал невидимым облаком молекул, которые мог направить, куда захочет.

Ну, а убийца шлепнулся в реку отнюдь не с таким всплеском, с каким человек входит в воду, спрыгнув с края бассейна, и даже не с тем шумом, который сопровождает прыжок с трамплина. Подонок был словно снарядом, поразившим цель, и взрыв разорвал звуковое пространство, когда галлоны вытесненной воды Гудзона взмыли в бодрящий воздух.

Тор же решил принять форму на вершине массивного бетонного столба с правой стороны от места удара. Три… два… один…

Бинго.

Внизу по течению, из до сих пор пузырящейся воды появилась голова. Руки не двигались в попытке получить доступ к кислороду. Ноги не дергались. Не слышались попытки поймать ртом воздух.

Но лессер не был мертв. Их можно переехать автомобилем, избивать, пока не разобьешь собственный кулак, оторвать им руки и/или ноги, да вообще, сделать с ними что угодно… и они все равно будут живы.

Ублюдки были паразитами преисподней. И Тору, как ни крути, придется промокнуть.

Тор снял с себя плащ, аккуратно сложил его и положил на стык, где верхняя часть столба соединялась со своей широкой, водной основой. Зайти в нем в воду – прямой путь к утоплению, к тому же нужно было защитить пистолеты и мобильник.

Сделав пару связных прыжков, чтобы набрать достаточную скорость и оказаться в воде, он принял позу ныряльщика, – руки над головой, ладони сложены вместе, тело образовывало прямую, как стрела, линию. В отличие от лессера, его погружение было элегантным и гладким, хотя он и выплыл на поверхность в добрых двенадцати-пятнадцати футах[3] от места прыжка.

Холодно. Просто безумно холодно.

В конце концов, стоял конец апреля… а значит, здесь, на севере Нью-Йорка, до теплых деньков еще целый месяц.

Выплыв из глубин и выдохнув через рот, Тор ударился в мощный вольный стиль. Добравшись до убийцы, он схватил его за куртку и потащил не мертвую ношу на берег.

Где он с ним покончит. Чтобы приступить к поискам следующего.

***

Когда Тор спрыгнул с моста, у Джона Мэтью перед глазами пронеслась собственная жизнь… будто это его ботинки предпочли твердой земле невесомость.

Когда это произошло, он был на берегу, под склоном моста, добивал лессера, которого преследовал. Боковым зрением он увидел, как что-то упало с большой высоты над рекой.

Сначала он не придал этому значения. Любой лессер с каплей мозгов знал бы, что это плохой путь для побега. Но затем все прояснилось. На краю моста стояла фигура, кожаный плащ трепало ветром как занавес.

Тормент.

«Неееееет», прокричал Джон, не издав ни звука.

– Черт подери, он собирается прыгнуть, – выплюнул Куин позади него.

Джон изо всех сил ринулся вперед, и закричал безмолвно, когда человек, практически заменивший ему отца, прыгнул.

Позже Джон будет воспринимать эти секунды как нечто, предшествующее самой смерти… когда ты суммируешь ряд разворачивающихся событий, и математика сводится к бесспорному разрушению, твой разум переключается в режим слайд-шоу, демонстрируя отрывки жизни, какой ты всегда ее знал:

Джон сидит за столом Тора и Велси в ту первую ночь после того, как его приняли в мир вампиров… Выражение лица Тора, когда результаты анализа крови показали, что Джон – сын Дариуса… Кошмарный момент, когда прибыло Братство, дабы сообщить им обоим, что Велси больше нет…

Им на смену пришли образы из второго акта: Лэсситер возвращает зачахшую оболочку Тора из того места, где скрывался Брат все это время… Тор и Джон, наконец, пережили убийство… Тор мало-помалу восстанавливает былую силу… Шеллан Джона появляется в красном платье, в котором была Велси на церемонии сочетания с Тором…

Боже, судьба сыграла злую шутку. Она была просто обязана вмешаться и испортить всем малину.

И теперь она принялась за другие ягоды.

Вот только, затем Тор вдруг испарился. В одну секунду он летел вниз, в следующую – куда-то исчез.

«Слава Богу»,  подумал Джон.

– Спасибо, малыш Иисус, – выдохнул Куин.

Минуту спустя, на дальней стороне пилона в воду вошла темная стрела.

Не обменявшись ни взглядом, ни словом, он и Куин ринулись в том направлении, добравшись до каменистого берега как раз в тот момент, когда Тор вынырнул, схватил убийцу и поплыл к ним. Приготовившись помочь вытащить лессера на сухую землю, Джон не сводил взгляд с мрачного, бледного лица Тора.

Мужчина походил на мертвеца, несмотря на то, что технически был жив.

«Держу его», показал Джон. Наклонившись, он схватил ближайшую к нему руку и вытащил из реки промокшего насквозь лессера. Тот кучей повалился на землю и всем своим видом напоминал рыбу – глаза выпучены, рот открывается и закрывается, из раскрытого горла раздаются булькающие звуки.

Но неважно, проблема в Торе, и Джон посмотрел на Брата, когда тот вышел из воды: кожаные штаны прилипли к худым бедрам, словно приклеились, майка обтягивала плоскую грудь как вторая кожа, подстриженные черные волосы с той белой полосой не пригладились, хотя и были мокрыми.

Темно-синие глаза смотрели на лессера.

Или просто старательно игнорировали взгляд Джона.

Возможно, и то и другое.

Тор опустился вниз и схватил лессера за горло.

– Я же говорил, – прорычал он, обнажив угрожающе длинные клыки.

Затем он вытащил черный кинжал и начал вонзать его во врага.

Джону и Куину пришлось отойти. Иначе их бы забрызгало кровью.

– Он мог сразу ударить в чертову грудь, – пробормотал Куин, – и покончить с ним.

Но для Тора главным было не убийство. А издевательство.

Этот острый черный кинжал пронзил каждый квадратный дюйм плоти… за исключением грудины, служившей выключателем. С каждым беспощадным ударом Тор тяжело выдыхал; каждый  раз вынимая кинжал, Брат делал глубокий вдох, ритм дыхания правил отвратительной сценой.

– Теперь я знаю, как готовят рубленый латук.

Джон потер лицо, надеясь, что на этом комментарии закончились.

Тор не замедлился. Он просто остановился. А затем накренился, поддержав себя рукой, которой уперся о пропитавшуюся маслом грязь. Убийца был… ну, да, мелко нашинкован, но еще жив.

И ему ничем не помочь. Несмотря на очевидную усталость Тора, Джон с Куином знали, что не стоит мешать завершающему удару. Они уже видели это раньше. Последний должен быть за Тором.

Спустя пару секунд передышки, Брат вернулся в исходное положение, взял кинжал двумя руками и занес лезвие над головой.

Из его горла вырвался хриплый крик, когда он вонзил острие в грудь того, что осталось от его добычи. Яркая вспышка озарила трагическое выражение на лице Тора, комический образ его перекошенных, ужасающих черт, пойманных на секунду… и на целую вечность.

Он всегда всматривался в свет, даже если это мимолетное солнце было слишком ярким для его глаз.

Когда все закончилось, Брат упал, будто позвоночник рассыпался в порошок, вся энергия иссякла. Было ясно, что ему нужно кормление, но эта тема, как и множество других, находилась под запретом.

– Который час? – выдавил он между вдохами.

Куин взглянул на свои «Сунто»[4].

– Два ночи.

Тор поднял взгляд с грязной земли, куда он смотрел все это время, и направил свои глаза, радужку которых обрамлял красный обод, в сторону той части города, откуда они только что пришли.

– Как насчет того, чтобы вернуться в особняк? – Куин вытащил свой мобильный. – Бутч неподалеку…

– Нет. – Тор оттолкнулся и сел на задницу. – Не звони никому. Я в порядке… просто нужно отдышаться.

Дерьмо. Собачье. Парню до «в порядке» так же далеко, как и Джону сейчас. Тем более что лишь с одного из них стекала вода при температуре в десять градусов и порывистом ветре.

Джон сунул руки в поле зрения Брата:

«Мы возвращаемся домой…».

Донесшийся с дуновением ветра запах детской присыпки ударил каждому из них в нос, словно сигнализация, сработавшая в безмолвном доме.

Зловоние сделало то, с чем не могла справиться ни одна живая душа: Тор встал на ноги. Медлительность и дезориентацию как рукой сняло… проклятье, если ему сказать, что он все еще мокрый, как рыба, то парень, скорее всего, удивится.

– Есть еще лессеры, – прорычал он.

И когда он побежал, Джон послал проклятье в адрес помешанного.

– Давай, – сказал Куин. – Бежим. Нам предстоит длинная ночка.

[1]Дампстер (Dumpster, англ.) – контейнер для мусора

[2]iPhone – линейкачетырёх-диапазонныхмультимедийныхсмартфонов, разработанная корпорациейApple. Смартфоны совмещают в себе функциональность плеераiPod,коммуникатораиинтернет-планшета.

[3] 12-15 футов – приблизительно 3,7-4,6 м.

[4] Сунто – Спортивные электронные часы.

Глава 2

– Устрой себе перерыв… расслабься… потрать время в свое удовольствие…

Ворча на аудиторию в лице антикварной мебели, Хекс вышла из спальни в ванную. И обратно. И… вновь вернулась в мрамор-ландию.

В ванной, которую они с Джоном теперь делили, она остановилась у джакузи глубиной с бассейн. Рядом с медными кранами стоял серебряный поднос, заставленный всяческими лосьонами, зельями и девчачьей штукатуркой. И это даже не половина. Около раковин – очередной поднос, заполненный парфюмом от Шанель[1]: Cristalle, Coco, No. 5, CocoMademoiselle. Плетеная корзинка, в которой лежали щетки для волос, одни с короткими зубчиками, другие с заостренными щетинками или остроконечным металлическим дерьмом. В шкафчиках – целый ряд пузырьков лака для ногтей от «ОПИ», было столько вариаций гребаного розового цвета, что Барби сдохнет от зависти. А еще пятнадцать пенок для укладки разных марок. Гелей. Лаков для волос.

Да ладно?

Про косметику «Бобби Браун»[2] не стоит и упоминать.

Кто, по их мнению, сюда въехал? Одна из этих ненормальных Кардашьян?

И на этой ноте… Иисусе, она поверить не могла, что теперь знала Ким, Кортни, Хлою, Крис, их брата Роба, отчима Брюса, младших сестер Кендалл и Кайли; а также список мужей, бойфрендов, и того малыша Мейсона…

Посмотрев в зеркале в свои собственные глаза, Хекс подумала: «ну разве это не интересно». Она умудрилась вынести себе мозг, насмотревшись «E! Развлекательное телевидение»[3].

Да, грязи меньше, чем от пилы, но результат тот же.

– К этой дряни нужно приклеивать этикетку «Опасно для здоровья».

Глядя на свое отражение, она узнала остриженные под машинку черные волосы, бледную кожу и подтянутое упругое тело. Подстриженные ногти. Полное отсутствие макияжа. На ней даже была ее собственная одежда – черная майка и кожаные штаны – форма, которую она надевала каждую ночь в течение многих лет.

Ну, за исключением одного случая пару вечеров назад. Тогда она показалась в чем-то совершенно ином.

Может, красное платье стало причиной появления всех этих женских штучек после церемонии. Фритц и доджены, наверное, решили, что она покончила с прошлым. Либо так, либо все это барахло – стандартная подарочная корзинка для шеллан, только что сочетавшейся браком со своим хеллреном.

Отвернувшись, Хекс поднесла руки к горлу, к большому квадратному бриллианту, который купил ей Джон. Инкрустированная в твердую платину драгоценность – единственное украшение, которое она могла представить на себе: крепкое, твердое, способное выдержать хорошую драку и остаться на нее теле.

В этом новом мире Пола Митчела[4], «БэдХэд»[5] и вонючих штучек от Коко, по крайней мере, Джон все еще понимал ее. А остальные? Может, заняться «образованием»? Хекс не в первой изображать учителя перед группой мужчин, считавших, что только лишь из-за наличия груди место женщины в золотой клетке. Если хоть кто-то попробует превратить ее в глимеровскую синичку, она распилит золотые решетки, установит бомбу у основания пьедестала и развесит дымящиеся останки на люстре в фойе.

На пути в спальню, Хекс открыла шкаф и достала красное платье, которое носила на церемонии. Единственное платье, которое она когда-либо надевала… и, она должна признать, ей понравилось, как Джон снял его своими зубами. И, да, конечно, ночи страсти были потрясающими… первый отпуск в ее жизни. Все, что они делали, это занимались сексом, кормились друг от друга, ели великолепную еду, и так по новому кругу с перерывом на сон.

Но теперь Джон вернулся на поле боя… она же начнет сражаться только с завтрашнего вечера.

Всего двадцать четыре часа, отсрочка, а не тупик.

Тогда в чем же проблема?

Может, вся эта девичья артиллерия попросту будила в ней сучку без какой-либо веской причины. Никто не держал ее в четырех стенах, не заставлял ее меняться, а тот марафон ДТП с участием Кардашьян по телеку – черт, ее собственная вина. А по поводу косметики? Доджены всего лишь пытались быть любезными, единственным известным им способом.

Таких женщин, как она, немного. И не только потому, что она наполовину симпат…

Нахмурившись, Хекс повернула голову.

Позволив атласу выскользнуть из рук, она направилась к пылавшим в коридоре эмоциям.

Для ее чувств симпата трехмерная структура печали, утраты и стыда была такой же реальной, как и любое здание, мимо которого можно проехать, осмотреться и пройти через него. К сожалению, в данном случае нельзя исправить повреждения опор, дыры в крыше или поломку энергосистемы. Если испытываемые ею чужие эмоции – частный дом, то не найдется таких подрядчиков, которые придут и устранят неполадки, никаких слесарей, электриков или маляров для этого дерьма. Владелец дома сам должен приложить усилия, чтобы восстановить сломанное, разбитое и поврежденное; никто не в силах сделать этого вместо него.

Дойдя до коридора со статуями, Хекс почувствовала, как дрожит ее собственное гнездышко. Опять же, закутанная в мантию хромающая фигура впереди – ее мать.

Боже, было все еще странно произносить эти слова, даже про себя… и, по сути, разве можно назвать эту женщину матерью в полном смысле этого слова?

Хекс прокашлялась.

– Добрый вечер… эм…

Казалось неправильным выкинуть «мамэн», «мама» или «мамочка». Ноу-Уан[6], как называла себя женщина, тоже чувствовала себя неловко. Хотя, как обратиться к кому-то, кого похитил симпат, жестоко заставил зачать, и кто затем биологией оказался вынужден выносить результат пытки?

Имя и фамилия: Мне Жаль. Отчество: Очень.

Ноу-Уан обернулась, но ее лицо скрывал капюшон.

– Добрый вечер. Как поживаешь?

Английский давался ее матери нелегко, и, возможно, женщина выразила бы свои мысли на Древнем Языке лучше. И совершенно ненужный поклон, которым она ее одарила, был перекошенным, скорее всего, из-за травмы, вызывавшей неровную походку.

Аромат, исходивший от Ноу-Уан, не имел ничего общего с «Шанель». Если только они не выпустили линию под названием «Трагедия».

– Хорошо. – Скорее, беспокойно и скучно. – Куда идешь?

– Прибраться в гостиной.

Хекс пыталась не вздрогнуть с намеком «лучше не надо». Фритц никому, кроме додженов, не позволяет делать что-либо по дому… и Ноу-Уан, несмотря на то, что пришла сюда, желая заботиться о Пэйн, жила в комнате для гостей, принимала пищу за столом с Братьями, и с ней обращались, как с матерью чьей-то шеллан. Она не была прислугой, ни по каким стандартам.

– Да, эм… как насчет…

«Чего?» – задумалась Хекс. Чем они вообще могли заняться вдвоем? Хекс – боец. А ее мать… призрак в материальной оболочке. Между ними практически ничего общего.

– Все в порядке, – тихо сказала Ноу-Уан. – Это неловко…

В фойе внизу раздался грохот, как если бы образовалась туча, сверкнула молния и полил дождь. Когда Ноу-Уан отпрянула, Хекс обернулась. Какого черта…

Рейдж, также известный как Голливуд, самый большой и красивый из Братьев, буквально запрыгнул на балкон второго этажа. Когда он приземлился, его светловолосая голова резко повернулась к ней, в его сине-зеленых глазах пылал огонь.

– Джон Мэтью звонил. Нужно подкрепление в центре, на берегу. Собирайся, встретимся у парадной двери через десять минут.

– Черт подери, – прошипела Хекс, хлопнув ладонями.

Когда она вновь повернулась к своей матери, женщина дрожала, но старалась не показывать этого.

– Все нормально, – сказала Хекс. – Я хороша в бою. Я не пострадаю.

Хорошие слова. Только женщина волновалась не об этом, не так ли: она боялась… саму Хекс.

Еще бы. Ведь она – симпат, и Ноу-Уан прежде подумает «опасность», а уже потом –  «дочь».

– Я оставлю тебя одну, – сказала Хекс. – Не волнуйся.

Медленно возвращаясь в спальню, она не могла игнорировать невыносимую боль в груди. С другой стороны, она также не могла игнорировать реальность: мать не хотела ее тогда.

И не хочет ее сейчас.

И кто мог ее винить.

***

Из-под капюшона мантии Ноу-Уан наблюдала, как высокая, сильная, беспощадная женщина, которую она родила, умчалась сражаться с врагом.

Казалось, Хексанию совсем не беспокоила мысль о том, что она лицом к лицу встретится с лессерами: наоборот, судя по ухмылке, ставшей ответом на команду Брата, она получит удовольствие от схватки.

Колени Ноу-Уан подкосились, когда она подумала о том, кого породила – женщину с силой в конечностях и местью в сердце. Ни одна женщина Глимеры не отреагировала бы подобным образом, с другой стороны, им бы никогда не сделали предложение подобного рода.

Но в ее дочери текла кровь симпата.

Дражайшая Дева-Летописеца…

И все же, когда Хексания развернулась, на ее лице мелькнули эмоции, которые она быстро скрыла.

Ноу-Уан прибавила шагу, хромая по коридору к комнате своей дочери. Оказавшись у тяжелой двери, она тихо постучала.

Хексания открыла спустя секунду.

– Хэй.

– Прости меня.

Никакой реакции. Видимой.

– За что?

– Я знаю, каково это, быть нежеланной родителями. Я не хочу, чтобы ты…

– Все нормально, – пожала плечами Хексания. – Будто я не знаю, что ты имеешь в виду.

– Я…

– Послушай, мне нужно собираться. Заходи, если хочешь, но знай: я не для чая одеваюсь.

Ноу-Уан колебалась у порога. Внутри комната была хорошо обжита: постель смята, на стульях – кожаные штаны, две пары ботинок на полу, пара бокалов для вина на столе, стоявшем в углу около кушетки. Связующий аромат чистокровного вампира, темный и чувственный, витал в воздухе.

Он был и на самой Хексании.

Услышав несколько щелчков, Ноу-Уан заглянула за дверной косяк. Около шкафа Хексания проверяла какой-то скверно выглядевший пистолет. Она точно знала, что делает, засовывая его в кобуру под рукой и вынимая другой. А затем настала очередь патронов и ножа…

– Твое мнение обо мне не улучшится, если ты продолжишь стоять там.

– Я пришла не ради себя.

На этих словах ее дочь остановилась.

– Тогда зачем.

– Я видела выражение твоего лица. Я не хотела этого для тебя.

Хексания ухватилась за черную косуху. Выдернув ее, она выругалась.

– Послушай, давай не будем притворяться, что кто-то из нас хотел моего рождения, ладно? Я прощаю тебя, ты меня, мы обе стали жертвами, бла, бла, бла. Нам нужно сказать это друг другу и двигаться дальше, каждый своей дорогой.

– Ты уверена, что хочешь именно этого.

Женщина замерла, затем прищурилась.

– Я знаю, что ты сделала. В ночь, когда я родилась.

– Откуда… – сказала Ноу-Уан, отпрянув.

– Симпат, помнишь, – ответила Хексания, показав на свою грудь, и, крадучись, подошла. – Это значит, что я забираюсь людям в головы… поэтому прямо сейчас я чувствую твой страх. И сожаление. А также боль. Стоя передо мной, мысленно ты вернулась в те времена, когда все это произошло… и да, я знаю, что ты предпочла воткнуть кинжал себе в живот, нежели встретить будущее со мной. Поэтому, как я и сказала, как насчет того, чтобы нам избегать друг друга и избавиться от трудностей?

Ноу-Уан подняла голову.

– Воистину, ты полукровка.

– Что, прости? – сказала Хекс, вздернув темные брови.

– Ты ощущаешь лишь часть того, что я чувствую к тебе. Или же по своим собственным мотивам не желаешь признавать, что я могу захотеть заботиться о тебе.

Несмотря на то, что женщина была во всеоружии, внезапно она показалась уязвимой.

– Не ставь на нас крест из-за своей грубой самозащиты, – прошептала Ноу-Уан. – Нам незачем принуждать друг друга к близости, если мы не чувствуем ее. Но не будем мешать ее расцвету, если есть шанс. Возможно… возможно, сегодня ночью ты просто скажешь мне, могу ли я хоть как-то помочь тебе. Начнем с этого… и посмотрим, что будет дальше.

Хексания пришла в себя и обошла комнату, ее подтянутое мускулистое тело было скорее мужским, как и одежда, даже ее энергия. Она остановилась перед шкафом и, спустя мгновение, взяла подол красного платья, которое Тормент дал ей в ночь церемонии.

– Ты привела в порядок атлас? – спросила Ноу-Уан. – Я не говорю, что ты запачкала его. Но чтобы хорошая ткань сохранилась, за ней нужно следить.

– Я понятия не имею, с чего начать.

– Тогда позволишь мне?

– С ним ничего не случится.

– Прошу. Позволь мне.

Хексания обернулась.

– Ради Бога, да почему ты вообще хочешь этого? – прошептала она.

Правда была так же проста, как и пять слов, так же сложна, как весь язык:

– Потому что ты моя дочь.

[1] Коко Шанель – французская женщина-модельер, чей модернизм, вдохновлённость мужской модой и следование дорогой простоте в создаваемой одежде сделали из неё, возможно, самую важную фигуру в истории моды XX столетия. До Шанель женские духи не обладали сложными запахами; это были моноароматы. Шанель выступила новатором, предложив женщинам первый, синтезированный парфюм, не повторяющий запах какого-нибудь одного цветка.

[2] «Бобби Браун» – марка декоративной косметики и средств по уходу за кожей.

[3] «E! Развлекательное телевидение» – Американский кабельный и спутниковый телеканал