Текст книги "Атланты, Воин"

Автор книги: Дж Коуль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 41 (всего у книги 71 страниц)

– Из тебя мог бы выйти отличный купец! Иди ко мне помощником.

– Нет. – Скилл покачал головой. – Спасибо за предложение, но у меня другие планы.

– Жаль. Ну тогда пойдем, я угощу тебя вином.

Скиф не согласился и на это.

– Что-то не хочется. Я лучше пройдусь по городу. Прощай.

– Вот и тебя сразили чары Серебряного города, – тихо прошептал ему вслед купец.

Но Скилл не слышал этих слов. Он шел по вечернему городу, и в душе его играла музыка. Впрочем, музыка играла не только в душе. Из окон многих домов доносились мелодичные трели арф и свирелей, в храме Аполлона рыдал басовитый орган.

Город был прекрасен. Его очарование невозможно было передать словами. О, как он отличался от городов Востока с их грязью, вонью, шумом, людской толчеей! О, как он отличался от городов Ионии или Эллады, что были схожи меж собой, словно единоутробные близнецы – бесконечные торговые ряды, озабоченные лица горожан, крикливые народные собрания на залитых солнцем агорах. Серебряный город был совершенно иным – и своим обликом и духом. В его архитектуре смешались всевозможные стили. Строгие дорические колонны Спарты соседствовали с варварским великолепием столиц восточных сатрапий. Пышные коринфские колонны перемежались строгой готикой кельтских капищ. Пространства скифских степей обрывали стены монолитных римских храмов. Разноцветье дворцов махараджей соседствовало с лаконичной пластикой пирамид. То был город-космополит, вобравший в себя все лучшее, что сумели создать творцы верхнего мира. Казалось, сотворившие его боги решили поиграть буйной фантазией, создать город-мечту, город-мираж, где каждый мог бы найти милые его сердцу черты.

Наслаждаясь благоуханием масличных роз, Скилл обошел храм розовоперстой Афродиты, буквально утопавший в зарослях прекрасных цветов. Из храма доносился девичий смех. Там царили любовь и нежность.

Сердце сжала легкая грусть. В прежние времена Скилл немедленно отправился в ближайший кабак и напоил бы ее вином – она быстро пьянеет, грусть! Но в этот вечер ему уже не хотелось пить. Ему было прекрасно и без вина.

Осторожно разминаясь с редкими прохожими, скиф пересек небольшой сквер и остановился перед скульптурой, изображавшей застывшую на старте колесницу. Неведомый мастер сумел вдохнуть жизнь в свое творение. Закусили удила кони, возница подался вперед в истовом азарте. Казалось: еще миг и взорвутся напряженные мускулы, кони прыгнут с постамента и полетят по городу.

Внезапно Скилл почувствовал легкое прикосновение к плечу. Он повернулся. Перед ним стояла очаровательная девушка. Серые глаза, ровно очерченные губки, изящный, чуть вздернутый носик, пышная волна рыжеватых волос. Скилл не рискнул бы назвать ее писаной красавицей, но она была чертовски хорошенькой. Ему нравились именно такие, с веселыми искорками в глазах.

– Господин выслушает меня, – тоненьким голоском произнесла девушка. Мы собрались компанией провести вечер, но один из парней не пришел и я осталась одна. Да простит мне господин такую дерзость, но не согласится ли он быть эту ночь моим кавалером?

– Почему бы и нет! – пробормотал Скилл.

Тогда она взяла его пальцы в мягкую ладонь и повлекла за собой.

Беломраморный дом, к которому они подошли, утопал в зарослях сирени, у дверей сидел каменный лев. Девушка постучалась и их впустили внутрь.

Пройдя небольшой холл, Скилл и его подруга оказались в уютной зале. Вставленные в шандалы свечи разгоняли по углам полумрак. На кушетках сидели или полулежали несколько девушек и парней. При появлении гостей они встали и приветствовали прибывших.

– Это мой новый знакомый, – сообщила девушка. – Его зовут... – Она вопросительно посмотрела на скифа.

– Скилл, – поспешно подсказал тот.

– Странное имя, – заметил молодой человек с выразительными карими глазами. – Но мы рады тебе. Меня зовут Менандр. А это мои товарищи...

Юноши один за другим подходили к скифу и представлялись. Затем его окружили девушки. Чуть кокетничая, они поздоровались со Скиллом за руку, а одна, самая веселая, даже чмокнула его в щеку, вызвав снисходительный смех друзей.

– А теперь, когда все в сборе, будем веселиться! – провозгласил Менандр. Нетрудно было догадаться, что он играет роль заводилы в этой компании. Девушки упорхнули за разделявшую залу занавесь и внесли кубки вина, один из парней подтянул струны кифары. Менандр принял протянутый ему кубок и воскликнул:

– Выпьем чашу, друзья, за светлого бога Аполлона, вдохновителя наших дум и порывов!

По зале поплыл аромат тонкого вина. "Лихо начинают!" – подумал Скилл, осушая чашу до дна.

– Хорошее вино! – похвалил он, поставив сосуд на место. И тут к своему стыду заметил, что остальные лишь чуть пригубили вино и теперь недоуменно взирают на нового знакомого. Видя смущение Скилла, Менандр поспешил ему на помощь.

– Гость еще не знает наших обычаев. Ведь мы пьем вино не ради забытья, а лишь потому, что оно способствует общению. Великий мудрец Пифагор сказал: "Пьянство есть упражнение в безумии"! Так не будем уподобляться диким скифам или кельтам, пропивающим свой разум и естество! Не огорчайся, друг Скилл. Ты ошибся, но ошибка твоя поправима. Феона!

Одна из девушек взяла опустевшую чашу и, наполнив ее вновь, протянула Скиллу. Но тот не обратил на ее жест никакого внимания, так как переживал за свою ошибку, а более того – за невольное оскорбление, нанесенное скифскому народу. Вопреки общепринятому мнению скифы отнюдь не были теми неисправимыми пьяницами, какими их выставляли эллины или парсы. Дед Скилла Родоар пил лишь пшеничную брагу. Позднее, вместе с эллинами, появилось виноградное вино, пришедшееся по вкусу кочевникам. Греки не лгали, уверяя, что скифы пьют вино неразбавленным, но забывали упомянуть, что кочевники выпивали одну-две чаши вина в день, в то время как граждане Афин или Коринфа – двадцать, смешанного с водою. Стоило еще разобраться, кто более подвержен пьянству. Стараясь не поддаваться эмоциям, Скилл сказал:

– Ты прав, друг Менандр, пьянство – порок. Но позволь мне привести слова мудреца-скифа Анахарсиса, едко высмеивавшего слабости эллинов. Некогда он заметил по поводу винопития сынов Зевса: "У себя дома первый бокал обыкновенно пьют за здоровье, второй – ради удовольствия, третий ради наглости, последний – ради безумия".

На миг установилось неловкое молчание, затем все дружно захлопали. Менандр поздравил Скилла:

– Отлично сказано, друг Скилл! Этот Анахарсис обладал острым умом. Выпьем за его здоровье!

Предложение выпить за здоровье того, кто порицал пьянство, прозвучало весьма нелепо. Усмехнувшись, Скилл сделал глоток.

– Ах, что может быть лучше дружеской беседы, услащенной глотком доброго вина! – чуть напыщенно воскликнул красавчик с родинкой на шее.

– Верно сказано, Леониск! – одобрил эту мысль Менандр. – Но ты забыл упомянуть о прекрасной девушке, чью грудь ты нежно ласкаешь рукой. Друг, любимая девушка, вино, изысканная пища – что еще надо человеку, чтобы почувствовать себя счастливым! Наслаждение – вот главный принцип жизни. Иначе для чего мы живем? Ради удовольствия, и никто не докажет мне, что я не прав. Разве согласится человек добровольно, без принуждения, выполнять тяжелую грязную работу или отправиться в опасный поход? Нет! Ради чего?

– А если он любит приключения? Если он не представляет без них свою жизнь? – спросил Скилл.

– Приключения? Бессмысленные глупые авантюры, пахнущие кровью и потом? Неужели кто-нибудь из вас предпочтет трястись в мокром от конского пота седле, нежели возлежать на ложах, беседуя с друзьями? Нет – ответите вы. И будете правы. Приключений ищет лишь тот, кого манят золото, кровь, слава. Они пытаются встать наперекор судьбе, и она ломает их пополам. И поделом! Разве в этом удел нормального человека? Ведь ему не нужна слава, он не испытывает сладкого трепета при виде золота, он не звереет от запаха крови. Человек не любит, когда тело его перегружено чрезмерной работой, а конечности вздуваются желваками мускулов. Наслаждение – вот истинное призвание человека. Наслаждение, даруемое женщиной, вином, пищей. То наслаждение плоти. А бывает и высшее наслаждение, о котором упоминал Леониск. То наслаждение от общения с друзьями, наслаждение от умной беседы. Наслаждайтесь, друзья мои, ибо жизнь коротка и мы должны успеть взять от нее сколько возможно. Играй, Герон!

Негромко звякнули струны кифары, и комнату наполнила тихая мелодичная музыка. Все затихли. Поднося к губам кусок, Скилл почувствовал, что его ухо игриво прикусили острые зубки. Скилл привлек девушку к себе. Она улыбалась, слабый отблеск свечей играл в серых глазах. Обняв скифа за шею, девушка шепнула:

– Нехороший, ты даже не спросил мое имя.

Изображая недоумение, Скилл вскинул брови.

– А ведь и вправду, – согласился он. – Виноват. Как тебя зовут?

– Лаоника, – тихо шевельнулись губы девушки.

– Какое красивое имя, – прошептал Скилл. – Какая красивая ты.

Губы Скилла коснулись губ Лаоники.

– Не здесь, – шепнула она. – Пойдем в другую комнату.

Она поднялась и направилась в темноту. Скилл несмело пошел вслед за ней...

С такой страстью он не сталкивался уже давно, а, если быть более точным, с тех пор, когда расстался с Тентой. Лаоника была неистощима в любовных забавах. Она то отступала, то нападала вновь. Ее ласки, походившие на нежный майский цветок, через мгновение превращались в бушующий огонь. Скилл позабыл о времени, наслаждаясь прекрасным телом. Но вот Лаоника чуть оттолкнула любовника руками.

– Пока достаточно. Пойдем ко всем. Мы вернемся сюда чуть попозднее.

– Разве мы не ляжем спать? – удивился Скилл.

– Ночью – нет. Мы отоспимся днем.

– А когда же в таком случае вы работаете?

Девушка пожала плечами.

– Не понимаю о какой работе ты говоришь. Человек рожден, чтобы наслаждаться.

Скилл не стал с ней спорить.

– Да, конечно. Но откуда-то надо брать средства на одежду и еду.

– Об этом заботится Городской Совет. Нам много не нужно. Две туники, немного вина и пищи. Мы не уподобляемся богачам, трясущимся над своими богатствами. Пусть работают они.

Скилл и сам не собирался уподобляться богачам, но он не мог согласиться с такой странной логикой.

– А дом? На какие средства куплен этот дом?

Заплетя волосы в пышную косу и закрепляя ее жгутом, девушка сказала:

– Его построил отец Менандра. Он был воин и пришел сюда из Золотого города. Пришел и остался. Он был со странностями, утверждал, что любит работать. Работал каждый день, в конце концов надорвался. Видишь, к чему может привести работа?

Скиф ничего не ответил, а лишь покачал головой. Ему не хотелось спорить. Он вдруг почувствовал, что может многим пожертвовать ради любви этой прекрасной девушки, ради дружбы с ее странными друзьями. Ему ведь тоже не слишком много надо, и потом...

– У меня есть деньги, – сообщил он Лаонике.

– Много?

– Достаточно.

– Это прекрасно! – Она обрадовалась. – Ты купишь мне новую тунику. Купишь?

Ее голосок звучал чуть капризно. Это было столь очаровательно, что скиф не выдержал и улыбнулся.

– Сколько угодно.

Лаоника оценивающе оглядела Скилла.

– Вообще-то ты довольно странный парень. Ты воин?

– Да.

– Но ты не эллин. – Скилл утвердительно кивнул головой. – Кто же? Латинянин? Кельт? Ибериец?

– Я скиф.

– Скиф? Ой, как неловко получилось! Менандр, кажется, наговорил лишнего...

– Ничего, я не обиделся. Скифы и вправду иногда позволяют себе выпить больше, чем следовало бы. Ты не говори ему, что я скиф. Не надо ставить его в неудобное положение.

– Хорошо, – согласилась девушка. Сев на корточки, она стала тормошить Скилла. – Ну, одевайся и пойдем. Пойдем же!

Когда они вернулись в залу, все тактично сделали вид, будто ничего не заметили. По-прежнему тихо позвякивала кифара, а Менандр вел свой бесконечный разговор.

– Жить для себя – вот высший принцип жизни. Лишь тогда она имеет смысл. Я живу ради того, что я люблю. Почему я должен жить для других? Почему я должен жить для пузатого кабатчика, вонючего землекопа или гремящего медью воина? Почему? Кто мне это объяснит?

– Тогда живи для друзей!

– А зачем, дружище Скилл? Ты стал бы жить ради друзей?

– Я и так живу ради них.

– Это лишь красивая поза! Ты живешь для себя. Или нет? Тогда у тебя больная философия. Как можно жить ради друзей? Объясни мне, как ты понимаешь жизнь.

Скиф на мгновение задумался.

– Я не столь ловок в словах, как ты, но вот что значит для меня жизнь. Она была, есть и будет очень бурной. Я имел много друзей, настоящих друзей. Большинство из них я потерял. Кое-кто погиб, кое-кто ушел, остальные далеко отсюда. Но я отдал бы все ради их счастья и верю, что они сделали бы то же самое ради меня. Я из тех, кого ты порицаешь, Менандр. Я воин и вор. Я люблю кровь, пенье стрел, вой горного ветра. Я авантюрист и мне сладостно само это слово.

Авантюр-ра! Какой звонкий рык в этих трех слогах! Авантюр-ра! Ты был неправ, Менандр, сказав, что авантюристов немного. Нас много, сотни и тысячи, нас тьма. Но среди нас есть такие, что соизмеряют свои силы, и их приключения оканчиваются счастливо. И такого никто не посмеет назвать авантюристом. Такие становятся королями и тиранами, полководцами и губернаторами открытых ими земель. Это победители! Но как тонка грань от победителя, человека, соразмерно оценившего свои силы и тяжесть выбранной задачи, до авантюриста, взявшегося за заведомо невыполнимое дело и проигравшего. Был ли авантюристом царь Куруш, покоряя один народ за другим? Нет! Ведь он был удачлив. Но он стал им, проиграв битву кочевникам-массагетам, вдоволь напоившим царя кровью. Хотя осмелится ли кто назвать его поход авантюрой? Ведь Куруш собрал огромную армию, обеспеченную оружием и продовольствием, его лазутчики разведали дороги, его послы привлекли на сторону парсов многих союзников. Это была четко спланированная и подготовленная акция. Но Куруш попал в засаду и проиграл. Кто сделал его авантюристом? Судьба! А победи, и она б увенчала его лаврами. Пойми, Менандр, человек не рождается авантюристом, его делает им судьба.

Мне по душе многое из того, что превозносите вы. Я отнюдь не аскет. Я люблю красивых девушек и отменное вино, хороший стол и добрую беседу с друзьями. Значит ли это, что я такой же как вы? Может быть. Но я люблю коня и лук, погоню и ветер. И вот я уже совсем другой. Так кто же я? Где мое истинное лицо? А может ли человек жить жизнью, подобной вашей. Может ли он провести свои годы, лежа на кушетке и услаждая себя разговорами с друзьями? Его мускулы ослабнут, а кровь станет похожей на патоку. Он потеряет радость движения, радость свежего воздуха, он лишится самого сладостного из чувств – яростного ожидания. А придет время, и он перестанет получать удовольствие от вина и пищи, а еще раньше – от женщин. Он пресытится. И тогда наступит апатия...

Скилл внезапно упустил мысль и замолчал. Увлеченный своей речью, он лишь сейчас обнаружил, что из всей компании его слушает лишь Лаоника. Две парочки покинули залу, Леониск и Менандр тихо перешептывались, Герон спал в обнимку с кифарой.

– Ты хорошо говорил, дружище Скилл! – торопливо, словно уличенный в чем-то неприличном, воскликнул Менандр. – Ты очень здорово говорил. Выпей! Кто много говорит, тому надо время от времени освежать горло. Так значит, ты любишь приключения? Но и не против наслаждений? Тогда не все потеряно! Оставайся с нами и ты будешь любить лишь наслаждения. Оставайся с нами, дружище Скилл!

То были последние слова, сказанные Менандром. Он и Леониск поднялись и вышли из залы.

– У них мужская любовь, – шепнула Лаоника. Не обращая внимания на спящего кифариста, девушка обняла шею Скилла и увлекла его вниз...

На следующий день Скилл не уехал. И через день – тоже. Проснувшись, он бродил по городу, вежливо разминаясь с такими же праздными гуляками, сидел в трактирах, любовался красотами храмов и дворцов. Вечером он возвращался в дом Менандра и начиналась новая ночь, наполненная дружескими беседами, тонким запахом вина и любовью. Любовью... Сам того не замечая, Скилл не на шутку привязался к Лаонике.

Его лук валялся в комнатушке на чердаке трактира "Сон Аполлона", разъедаемый плесенью. Так же и душа Скилла разлагалась под воздействием речей Менандра. Летели дни, и скоро Скиллу стало безразлично все, что не касалось ночных застолий. Словно напоенный дурманом он бесцельно мерил шагами улицы Серебряного города, чтобы вечером вновь вернуться к дому со львом. И сладкий яд слов Менандра проникал в его мозг.

– Что наша жизнь? Ничто! Ничто, если в ней нет места удовольствиям. Долой беды! Долой труды, хлопоты, болезни, тяготы и войны! Человек рожден, чтобы наслаждаться. Пей, дружище Скилл!

И Скилл послушно глотал вино, а затем утопал в волнах любви.

Минуло немало дней, похожих на один. Однажды, прогуливаясь по городу, Скилл встретил купца Калгума.

– А, старый знакомый! – воскликнул тот, устремляясь навстречу Скиллу.

– Здравствуй, купец.

– Если я не ошибаюсь, ты собирался уехать из города?

– Может быть, – равнодушно ответил Скилл. – По-моему подобные намерения высказывал и ты.

– Да, – согласился купец. Мгновение они стояли друг против друга молча, затем купец вздохнул. – Сегодня я истратил последнюю монету. Проклятый город! Он вцепился в меня и не отпускает, высасывая деньги, кровь, мысли!

Скилл безразлично поинтересовался.

– Тебя держат силой?

– Если бы! Нет таких пут, чтоб смогли удержать купца-бронзовика. Это какое-то наваждение. Каждое утро я просыпаюсь и говорю себе: пора отправляться домой. Но стоит мне выйти на улицу – эта музыка, которой наполнены воздух и архитектура, благоуханные запахи, приветливые люди... Все это пьянит мой мозг, и я остаюсь еще на день, клятвенно заверяя себя, что уеду завтра. А наутро история повторяется.

– У меня по-другому, – задумчиво произнес Скилл. – Я нашел свою любовь. Я нашел друзей. Я люблю и любим.

– Любим! – Купец тихо рассмеялся. – Глупец! Этот город любит лишь себя. Это иллюзия любви, подобная той, что пытаются создать лжепророки, клянущиеся в любви всему человечеству. Этот город не любит никого, кроме себя. А люди здесь лживы и непостоянны.

– Ты сам лжец! – воскликнул Скилл.

– Я лгу? Если бы... Ты говоришь, тебя любят друзья. А не задавался ли ты вопросом: почему?

– Друг на то и есть друг, чтобы любить тебя лишь за то, что ты существуешь.

Калгум нервно куснул губу.

– А, может быть, все проще? Может быть, они любят тебя за твои деньги?

– Ты вновь не угадал, купец. Я ни разу не давал им денег. Я лишь истратил немного на свою возлюбленную, но эта сумма смехотворно мала.

– Значит, ты считаешь себя счастливцем! – желчно воскликнул Калгум.

– Э, купец, я вижу ты завидуешь мне! – сказал Скилл и повернулся чтобы уйти. Калгум вцепился в его руку.

– Постой! Прости меня. Мне хотелось бы верить тебе, но я слишком хорошо знаю людей. Они ничего не делают просто так. Я разучился доверять им.

– В этом твоя беда.

– А, может, счастье? Допустим, ты встретил настоящих друзей, допустим. Ты поверил им. Но: доверяй, но проверяй! Проверь их!

– Не хочу! – Скилл вырвал руку из клешни Калгума.

– Ты испугался! – торжествующе крикнул купец.

– Чего? – удивился Скилл. В это мгновение он заметил вдалеке неторопливо идущего Менандра. – Кстати, вон идет мой лучший друг.

– Где?

Скилл молча указал рукой.

– Куда это он? – поинтересовался купец. – Похоже, в Городской Совет. Что нужно твоему другу в Городском Совете?

Скилл пожал плечами.

– Моя подруга Лаоника говорила, что Совет платит им небольшое пособие.

– Пособие за что?

– Какая разница! – Скилл рассердился. – А почему, собственно, ты задаешь такие вопросы!

– Сам не знаю, – быстро ответил Калгум. – Должно быть, хочу понять, где скрыты путы Серебряного города.

– Ты опять о своем!

– Опять... – задумчиво выдавил Калгум. Внезапно его глаза оживились. – Ты ведь воин, а значит должен уметь лазать по стенам.

– Что ты еще надумал? – с подозрением спросил скиф.

– Залезь на крышу здания Городского Совета. Оттуда ты сможешь проникнуть в вытяжную трубу и подслушать, о чем твой друг будет говорить с архонтами.

– Ни за что! – воскликнул скиф. – Я не могу оскорблять своих друзей подозрением.

Купец не на шутку рассердился.

– Идиот! Рассуди сам. Ты всего несколько дней в этом городе и уже забыли о том, куда шел, забыл о своей цели, забыл о старых друзьях, которым ты наверняка нужен. Ведь у тебя прежде были друзья?

– Да. Черный Ветер и Тента... – Скилл удивился тому, что вспомнить эти имена оказалось нелегким делом. Он словно вытянул их откуда-то из глубин памяти.

– Вот видишь! Ты уже стал забывать о них. Где они теперь? Что делают?

Кочевник потер ладонью лоб.

– Вспомнил! – вдруг радостно воскликнул он и тут же осекся. – Я должен был помочь им.

Купец оживился.

– Ты шел выручать друзей, сметая на своем пути все преграды, но попал в этот город и позабыл обо всем на свете. Так же, как и я. Так же, как сотни других, чьи трупы время от времени вылавливают из реки. Думай, скиф! Пока еще не поздно. Пока мы еще можем все узнать!

И Скилл поддался на уговоры.

– Где находится Городской Совет?

Обрадовавшись, Калгум хлопнул скифа по плечу.

– Наконец-то! Молодец! Пойдем, я покажу.

Вскарабкаться на крышу Городского Совета оказалось несложным делом. Осторожно ступая по хрустящей черепице, Скилл достиг вентиляционной трубы и спустился по ней вниз – прямо в залу, где по словам купца должны были заседать архонты. В трубе было темно, припахивало гарью, ноздри свербила мелкая пыль. Едва удерживаясь, чтоб не чихнуть, Скилл прижался ухом к глиняной стенке и стал жадно ловить слова, доносящиеся из комнаты. Сначала до него долетали обрывки фраз, но постепенно биение крови в висках прекратилось и скиф стал слышать весь разговор.

– ...как ведет себя ваш гость? – У говорившего был бархатный голос.

– Спокойно. Пьет вино и занимается любовью. Он позабыл обо всем на свете, даже о сундуке с серебром, оставленном на сохранение в кабаке "У пустокрыла".

– Великолепно. Мыдники сегодня же изымут эти деньги в пользу городской казны. Мы довольны тобой, Гармал. Казначей, отпусти ему плату за два месяца вперед.

– Благодарю тебя, сиятельный архонт!

– Не стоит. Мы служим городу, город воздает нам за эту службу. Можешь идти.

Послышалось шарканье, затем легкий стук закрываемой двери. Бархатный голос произнес:

– Ваше мнение, господа архонты.

– Выждем еще несколько дней, а затем уберем этого купца. Пусть исчезнет, как и остальные. – Легкие говорившего астматически хрипели.

Третий был осторожней, его тоненький голосок выражал сомнение.

– Но это может вызвать нежелательные осложнения. Стратеги Золотого города уже не раз обвиняли нас, что мы потворствуем исчезновениям их людей.

– Пусть попробуют доказать! – буркнул бархатный голос. – Ответим как всегда. Мол, пожелал остаться в нашем городе и найти его нет никакой возможности. Ведь купец, хе-хе, не проговорится!

– Мыдники спрячут его следы!

– Давай следующего! – велел обладатель бархатного голоса.

Скрипнула дверь, затем послышались легкие шаги.

– А, Менандр! Ты как всегда бежишь на запах денег.

Голос Менандра:

– Здравствуй, сиятельный архонт!

– Здравствуй, здравствуй!

Менандр! У Скилла возникло сильное желание не только слышать, но и видеть. Не заботясь о чистоте хитона, он опустился на колени и медленно приоткрыл печную заслонку. Его глазам предстала зала, богато украшенная фресками и бархатными портьерами. Посреди залы за столом сидели трое в красных хитонах, перед ними, заискивающе улыбаясь, стоял Менандр.

– Ну, какие дела у тебя? – спросил обладатель бархатного голоса, сидевший посередине. Лицо его, изборожденное морщинами, выдавало властность.

– Все в порядке, светлейший архонт. Он забыл обо всем на свете, кроме наших вечеров. – Менандр хихикнул. – Слушает, словно баран, мои побасенки да тискает девчонок. Думаю, он вполне созрел и с ним можно покончить.

– Думаю здесь я! – резко оборвал Менандра архонт. – Пусть все остается по-прежнему. Нам приказано, чтобы он жил в Серебряном городе. За него щедро платят. Надеюсь, он не слишком надоел тебе?

Менандр переступил с ноги на ногу.

– Честно говоря, меня от него тошнит.

– Так вырвись! – захохотал бархатный голос. – Ладно, снисходя к твоим мучениям, мы удваиваем плату. Держи.

Архонт бросил Менандру туго набитый мешочек. Юноша ловко поймал его и оценивающе подкинул на ладони.

– О, благодарю тебя, сиятельный архонт!

Бархатный голос небрежно махнул рукой.

– А теперь можешь идти. Придешь как всегда через пять дней.

– Через пять дней, – эхом отозвался Менандр. Низко поклонившись, он вышел.

– Ну что скажете? – спросил обладатель бархатного голоса.

Сидевший справа от него тощий как жердь человек пожал плечами. Заговорил сидевший по другую руку толстяк.

– По-моему здесь все ясно, – сказал он тоненьким голоском. – За него платят, пусть живет сколько угодно.

Толстяк хихикнул:

– А перестанут – камень на шею и в реку!

– Однако он порядком надоел Менандру и его компании, – напомнил бархатный голос. – Ребятки могут сорваться.

– Пока им платят, они будут выполнять наши приказы! – грозно пискнул толстяк.

Сиятельный архонт не стал возражать.

– Следующий!

Любопытства ради Скилл выслушал и этого посетителя. Он оказался таким же подлецом, как и его предшественники. Дальнейшее скифа не интересовало. Он знал уже достаточно много. Услышанное открыло ему глаза. Калгум был прав – Серебряный город ловил гостей в свои невидимые тенета, а затем безжалостно расправлялся с ними. Интересно, думал Скилл, карабкаясь по отвесной стене вентиляционной шахты, а кто за него платит? Ариман? Но ведь это не его город. Кто-то другой? Но Менандр... Каков подлец! Неужели и Лаоника заодно с ним? Неужели?!

Оставшись незамеченным, Скилл спустился с крыши и отправился к поджидавшему его купцу. Из домов доносилась тихая музыка. Но теперь она раздражала скифа. Он кратко пересказал Калгуму суть услышанного.

– Так я и думал! – воскликнул купец. – Нам надо срочно бежать из города.

– Нет! – возразил скиф. – Сначала я сведу кое с кем счеты.

– С Менандром?

– С ним. А, может, и не только с ним!

– И чего ты этим добьешься? Серебряный город кишит подобными Менандрами. Я завтра же возвращаюсь домой. Если хочешь, мы можем покинуть город вместе.

Скилл упрямо покачал головой.

– Нет, я уйду через день.

– Ну что ж... Удачи тебе! На всякий случай: где ты остановился?

– Я снимаю комнату в трактире "Сон Аполлона". Но не ищи меня там.

– А где же?

– Дом со львом. Около храма Нике. Знаешь?

– Найду, если понадобится. Прощай!

– Прощай, купец.

Этой же ночью Скилл объявил "друзьям", что завтра он покидает город. Менандр обеспокоился.

– Тебе у нас не понравилось?

– Что ты! – улыбнувшись широко как только мог, воскликнул Скилл. Все было просто великолепно! У меня никогда в жизни не было таких преданных друзей. Но человек не всегда волен распоряжаться своей судьбой. Меня ждут важные дела.

– Жаль... – Менандр попытался принять равнодушный вид, но было заметно, как за маской безразличия проскальзывает беспокойство. – Но хотя бы перенеси свой отъезд на день, чтобы мы могли достойно проводить тебя.

– Хорошо, – согласился Скилл. Предложение Менандра как нельзя лучше соответствовало его планам.

На следующее утро он поцеловал искренне огорченную, как ему показалось, его предстоящим отъездом Лаонику и вышел из дома. Отойдя совсем немного, он вернулся и спрятался меж колоннами храма Нике. Менандр не заставил себя долго ждать. Убедившись, что он идет в Городской Совет, скиф опередил доносчика и повторил вчерашний трюк.

Судя по всему Менандр был не на шутку напуган решением Скилла покинуть город. Его голос подрагивал. Встревожились и архонты. Выслушав Менандра, они долго молчали, затем обладатель бархатного голоса сказал:

– Придется принять меры. Задержи его сколько сможешь. Побольше вина. Пусть порошок забвения усыпит его разум. Под утро к тебе придут мыдники. Отдашь им скифа. Они знают как с ним поступить.

Зоркие глаза скифа не оставили без внимания, что при упоминании о мыдниках Менандр задрожал всем телом и едва не грохнулся в обморок.

Когда доносчик ушел, архонты еще долго не могли успокоиться. Толстяк причитал, что их ждут крупные неприятности, бархатный голос подавленно размышлял. Трезвее всех мыслил жердь, заявивший:

– Теон, пусть мыдников будет не менее десяти. Этот скиф расправился с драконом Аримана. Он лучший в мире лучник.

Бархатный голос усмехнулся и заметил:

– Даже лучшему в мире лучнику не совладать с призраками. Но пусть будет по-твоему. Кроме того я сейчас же прикажу мыдникам взять под контроль все выходы из города. На тот случай, если скиф попытается бежать, не дожидаясь завтрашнего утра.

Но Скилл не собирался этого делать. Спустившись с крыши Городского Совета, он направился в "Сон Аполлона" и потребовал свое добро. Затем он занялся луком. Щедро смазав его медвежьим салом, он перетянул тетиву, тщательно выверил ее упругость, пересчитал стрелы. У купца из Золотого города был приобретен отличный стальной меч. Сложив оружие и деньги в походный мешок, Скилл направился к Менандру.

Вечер начался как обычно. Лишь Менандр был чуть более разговорчив да чаще подливал вино. Добродушно улыбаясь, он говорил Скиллу:

– Жаль, что ты нас покидаешь, дружище Скилл. Ты пришелся нам по душе.

– Значит тебе не было со мной скучно? – кривовато улыбаясь, спросил скиф.

– Нет, что ты! – воскликнул Менандр, и голос его звучал искренне. Можешь не верить мне, но я давным-давно не встречал такого интересного собеседника как ты. Твое здоровье, дружище Скилл!

Они в какой раз потянулись друг к другу чашами и сомкнули их, издав мелодичный звон. Делая глоток, Скилл смотрел, как двигается кадык на шее доносчика. Свое вино скиф незаметно вылил в вазу с цветами, поставленную им неподалеку специально для этой цели.

Постепенно вечер превратился в самую заурядную пьянку. Не успел месяц отмерить половину своего пути, а все уже были мертвецки пьяны. Вскоре за столом остались сидеть лишь Скилл, Менандр и загрустившая Лаоника.

– Что-то вино не берет тебя сегодня, скиф, – внезапно пробормотал Менандр заплетающимся языком.

Скилл мгновенно отреагировал:

– А откуда ты знаешь, что я скиф?

– Откуда? – Глаза Менандра забегали. – А... Лаоника мне сказала.

Скиф обернулся к девушке.

– Это правда?

– Он врет! – не колеблясь ни мгновения, ответила Лаоника.

– Интересно... – протянул Скилл. – А ответь мне, друг Менандр, почему тебе так хочется напоить меня сегодня?

– Напоить тебя? Мне? Тебе почудилось, дружище Скилл!

Отбросив кресло, скиф одним прыжком подскочил к мгновенно побледневшему Менандру и приставил к его горлу нож.

– Если хочешь жить, отвечай и немедленно!

– А... О... О чем? – забормотал Менандр. – Спрашивай! – заорал он мгновение спустя, чувствуя как острие ножа прокололо кожу.