Текст книги "Атланты, Воин"

Автор книги: Дж Коуль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 71 страниц)

Крон открыл глаза, отгоняя от себя сладостное видение мечты. Его тоже ждала работа – работа во сто крат труднее, чем изнуряющий труд героев. Он вернулся в свой дом и уселся в мягкое кресло. Сосредоточив взгляд на воображаемой точке на стене, он начал раскачивать маятник времени. Медленно, медленно – струйки липкого пота текли по лицу титана – он толкал усилием воли эту невообразимо тяжелую махину. И время поддавалось его напору и ускоряло свой бег. И не могло быть иначе. Ведь недаром Гея назвала своего младшего сына Кроном, что означает Время.

А Зевса тем временем нес поток повернувшей вспять реки. Грозно ревела вода, разбиваясь о невидимые в кромешной темноте подводные скалы. Где-то в мрачных подвалах громогласно перекликались сторожащие путь гекатонхейры. Зевс не обращал внимания на грохочущую симфонию подземных звуков. Перед его остекленевшими глазами стояло изображение, созданное кистью Крона. Рука! Рука, высовывающаяся из ничего. Где-то он уже видел эту изящную руку.

И сердце подсказывало, что ему еще предстоит увидеть ее!

6. ОЛИМП. ФЕССАЛИЯ – 1

Для того чтобы попасть в чертоги олимпийцев необходимо было миновать три охранительных барьера. Первые два проверяли светом и звуком, третий составляли стражи-тени – бестелесные существа, внешне похожие на сгустки тумана, принявшего вдруг человекообразную форму. Они не могли причинить нарушителю никакого вреда, но этого и не требовалось. Их задачей было поднять тревогу, все остальное должен был сделать дежурный бог.

Аполлон относился к теням с плохо скрываемой брезгливостью. Они были неприятны ему, и не только внешне. Судя по повадкам, тени прислушивались ко всему сказанному олимпийцами и немедленно доносил об этом. Кому? Аиду. Зевсу. А, может, еще кому-то. Почти все олимпийцы собирали друг на друга компромат, чтобы использовать его при первом удобном случае.

– Отойди, тварь прозрачная!

Аполлон с отвращением пнул тень, которая – так ему показалось пыталась обнюхать его. Как и следовало ожидать, нога прошла внутрь эфемерного создания без всякого сопротивления, не нанеся ему никакого вреда. Аполлон слегка расстроился.

Накануне его преследовали сплошные неудачи. Оборвалась струна на кифаре, а кроме того он целый день домогался любви длинноногой девки, а в результате под вечер она выгнала его прочь. Видите ли, у нее отец строгий! Да плевал он на всех отцов, в том числе и на собственного. И времечко то стерва подобрала – ровно после заката! Естественно, он не успел воспользоваться солнечным потоком и пришлось коротать ночь в дубовой роще, не имея на себе ничего, кроме легкого хитона. А тут еще и дождик пошел.

К-ха! К-ха! Проклятье! Кажется, начался кашель. Так можно и простыть. Нет лучше средства, чем вино, смешанное с медом.

Бог света поспешил на кухню, где суетились несколько поваров, точнее их теней, на время отпущенных из Тартара.

– Не забывай поливать жиром! – крикнул Аполлон тени, вертевшей рукоять огромного вертела, на который была насажена туша вепря.

Тень обернулась и без всякого выражения взглянула на бога света.

Что-то знакомое было в ее мутных глазах. Где-то Аполлон уже видел эту рожу. Но где? У Поликрата? [Поликрат – тиран Самоса (538-522 гг. до н.э.). Превратил Самос в крупнейший экономический, культурный и военный центр своего времени. Был коварно схвачен и посажен на пол персидским сатрапом Оройтом.] Или, может, во дворце Тантала? [Тантал – сын Зевса, царь горы Сипила близ Смирны (Малая Азия), пользовался благорасположением богов. Желая узнать всеведущи ли боги, Тантал убил своего сына Пелопса и накормил их его мясом. Боги заключили Тантала в Тартар и наказали его вечной жаждой и голодом – "танталовы муки".] Похоже, именно этот тип некогда изжарил беднягу Пелопса. Очередная шуточка Аида? Пакостная шуточка! Ну, если эта скотина сожжет мясо, то пожалеет, что его отпустили из Тартара!

Не отрывая взгляда от гнусной тени, Аполлон подошел к единственному живому существу – юноше, что размешивал в огромном золотом кратере вино. Это был Ганимед, любимец Зевса. За несравненную красоту и за кое-что еще, о чем обычно не говорили вслух, Громовержец подарил ему бессмертие.

– Привет, голубок! – Аполлон потрепал виночерпия по округлому заду. Смешай-ка мне вина с медом.

– Без перца?

– А ну его! Не люблю все эти модные нововведения!

– Говорят, очищает кровь, – заметил Ганимед, наполняя вместительный килик чуть тягучей смесью.

– Нашел о чем заботиться!

Бог света залихватски опрокинул лекарство в рот.

– Ух, хорошо! Повтори!

– Что-то ты раненько принимаешь! – послышался голос из-за спины. – Не похоже на Аполлона. Неужто потерпел неудачу. Очередная Кассандра?

Аполлон обернулся. Перед ним стоял Дионис. Подняв в ораторском жесте руку, он продекламировал:

И жестокосердная дева, дар получив богоданный,

В ласке ему отказала!

– Иди в Тартар!

– Только что оттуда.

– И что же ты там делал?

– Плясал с тенями. – Дионис изобразил танцевальное па, потом посерьезнел. – Говоря честно искал одного человечка, точнее двух.

– Кого, если не секрет?

– Если и секрет, то не от тебя. – Дионис с подозрением осмотрелся по сторонам. – Пойдем-ка поболтаем.

Бог света посмотрел, как идут дела у Ганимеда. Тот уже смешал вино с медом и собирался наполнить килик.

– Обожди мгновенье. Сейчас подлечусь...

– Да брось! Мне тут один царек пожертвовал бочку великолепного книдского. Я угощаю.

– Ну хорошо, – сказал Аполлон. – Ганимед, выпей за мое здоровье.

Виночерпий молча пожал плечами.

Уже уходя, Аполлон крикнул тени повара Тантала:

– Эй ты, поджариватель мальчиков, отрежешь кусок посочнее и принесешь на восточную веранду. Мы будем там.

Чтобы попасть в нужное место, им пришлось пройти через весь дворец. По дороге они едва не попались на глаза Гере. Аполлон предугадал возможность ее появления и утащил спутника за колонну. С этой интриганкой следовало держать ухо востро.

Восточная веранда была обшита кипарисовыми досками. Нагретые солнцем, они издавали резкий пряный запах. Аполлон упал в плетеное кресло, смежил веки и принялся впитывать в себя живительное тепло. Дионис, уже свыкшийся с обязанностью вечного организатора застолий, извлек из ничто бочку и пару ритонов. Последним появился нож. Вогнав лезвие в середину бочки, Дионис проделал дыру и наполнил ритоны. В воздухе повеяло ароматом вина.

– Вино и солнце! Что может быть лучше! – воскликнул бог вина.

– Солнце и вино! – приоткрыв глаза, ответил Аполлон.

Они внимательно, с оттенком вызова посмотрели друг на друга.

Им не стоило ссориться. Они были равны по силе и весьма схожи характерами. Недаром по традиции год делили на две части, одну из них посвящая богу света, другую – богу веселья. Олимпийцы, а вслед за ними и люди считали Диониса и Аполлона символами двух начал. Аполлон был символом строгой, равносторонней гармонии, четко отмеряющей какой мазок наложить на ту или иную часть полотна вселенной. Он создавал свой мир трезвостью ума. Дионис, напротив, был весь во власти стихий. Его мир, шедший от сердца, был наполнен оргиями и весельем, войнами и пароксизмами беззаветной любви. Это был хаос, но хаос созиданья. Войны, затеваемые Дионисом не шли ни в какое сравнение с кровавыми побоищами Ареса. Гулял он не теряя голову, а любя отдавался всем сердцем, но не разумом. У Диониса было очень умное сердце.

Сила ума и сердца обоих богов составляла равновеликую величину. Только у одного было чуть больше сердца, а у другого – ума.

– Зачем звал? – спросил Аполлон, первым отводя глаза. – Чтобы напиться? Ты ведь знаешь, что я никогда не напиваюсь с утра.

– А я наоборот – пью целый день, но, увы, никогда не бываю по-настоящему пьян, – рассеянно заметил Дионис. Он выпил вино и бросил ритон в воздух. Тот растворился в ничто. – Честно говоря, я не стал бы с тобой пить ради того, чтобы напиться. Ты очень скучный собутыльник.

– Спасибо! – криво усмехнулся Аполлон.

– Не за что. Искренность – моя ахиллесова пята. Хочу поделиться с тобой одной новостью.

– А сколько ей лет?

– Пять дней, – не обращая внимания на подковырку серьезно ответил Дионис. – Друг наш Пан, который столь прекрасно играет на свирели, поведал мне, что Афо, кажется, нашла себе избранника.

Аполлон привстал.

– Врешь!

– Не более, чем шучу.

– Кто он?

Дионис ответил не сразу. Он извлек из воздуха исчезнувший мгновение назад ритон, наполнил его вином и медленно, испытывая терпение Аполлона, осушил до дна. Бог света молча ждал. Наконец ритон вернулся в ничто.

– Тебе о чем-нибудь говорит имя Диомеда?

– Фракийский царек, которому проломил голову Геракл.

– Нет. Был еще один. Он некогда блистал под Троей.

Аполлон на мгновение задумался, потом нерешительно выдавил:

– Да-да... Кажется, припоминаю.

– Это он пометил Афо и Ареса.

– Точно. Теперь вспомнил!

– Ты когда-нибудь его видел?

– Нет. А что?

– Ничего. – Дионис устроился поудобнее. – Пойдем дальше. Ты был знаком с Ясоном?

Аполлон задумчиво пожал плечами.

– Я конечно слышал о нем, но судьба никогда не сводила нас.

На лице бога веселья появилась довольная усмешка.

– Так вот к чему я клоню. На днях со мной связался Пан и сообщил, что к нему в рощу приходил человек, в котором он признал Ясона.

– Ну и что?

– А то, что он должен был умереть много веков назад!

– Любопытно... – протянул Аполлон и почесал безупречно правильный нос.

– Пану это тоже показалось любопытным. Ясон заставил его связаться с дворцом. Громовержца не было. На связи сидела Афо. Естественно с ее любопытством она не смогла отказать себе в удовольствии поглазеть на героя, о котором так много слышала и который вдруг воскрес из мертвых. Она примчалась в Мессению. Но тут случилось еще более удивительное. Она признала в этом человеке Диомеда. Хоть он и был без бороды, но, согласись, трудно забыть лицо того, кто поразил тебя ударом копья.

– Любопытно! – Аполлон оживился.

– А сейчас ты узнаешь о том, что тебе будет наименее приятно...

– Не тяни! – процедил бог света.

Дионис неопределенно хмыкнул.

– Наша распрекрасная Афо по уши влюбилась в этого самого то ли Ясона, то ли Диомеда.

Аполлон затряс красивой головой, словно отгоняя наваждение.

– Но этого не может быть. Они оба умерли!

– И я так думал. Я не поверил ни Пану, который будто бы признал Ясона, ни Афо, которая, по словам Пана, признала Диомеда. Я решил разобраться в этом деле сам и для этого отправился прямиком к Аиду. Ну и мрачное же местечко! Пришлось поставить хозяину Тартара две бочки отличного вина. Для себя берег. Фалернское, урожая тридцатилетней давности, и книдское. Ты знаешь, он хлещет...

– Ближе к делу! – рявкнул Аполлон.

– Хорошо, хорошо. Не нервничай! Короче говоря, – сделав паузу, Дионис осушил третий ритон, – в его подвалах не оказалось ни Ясона, ни Диомеда. И оба они не числятся в приходных книгах. Выходит, никто из них на самом деле не умирал. А вернее сказать, их вообще не было. Был человек, именовавший себя Ясоном, потом Диамедом. Этот человек или, кто он там есть на самом деле, время от времени распространял слухи о собственной гибели и преспокойно присваивал себе другую судьбу.

– Но каким образом он сумел столько прожить?

– А как живем мы?

– Гея и Кронос даровали нам бессмертие.

– Да ладно тебе, – протянул Дионис, махнув рукой. – Не повторяй идиотских сказок! Зевс, может быть, и бессмертен. О нем совсем иной разговор. А мы по одному исчезнем. Вот скажи мне, когда ты в последний раз видел Геракла?

Аполлон зашевелил пальцами, что-то прикидывая в уме.

– Давно. Веков пять назад.

– Верно. Так вот, наш здоровячок загнулся.

– Как это?

– Как все. Опился вином и умер. Болтушка Атэ по секрету рассказала мне, что слышала как Зевс шептался об этом с Герой. Мадам ведь не переносила героя, вот хозяин и поспешил сделать ей приятное, объявив о смерти Геракла. Остальным об этом, естественно, ничего не сообщили, а для отвода глаз Громовержец выдумал басню, будто Геракл ушел навсегда к амазонкам. Спрашивается, что он забыл у этих одногрудых лесбиянок?! А на деле он давным-давно гниет где-нибудь под горой, а тень его – под замком в одном из потайных подземелий Тартара.

– С трудом верится! – Аполлон возбужденно вскочил со своего места и стал расхаживать по поскрипывающим доскам. – А какой был богатырь!

– Сердце. А, может, Зевс подсыпал ему невзначай какой-нибудь пакости. В последнее время они не ладили... Так вот, милый мой, бессмертия нет. Для нас, по крайней мере. Поэтому, потребляя в изобилии вино, я никогда не забываю об амврозии. Не знаю, что мешают туда по приказу хозяина, но эта штука продлевает жизнь.

– Может быть, он даст нам новое тело, – пробормотал Аполлон.

Дионис усмехнулся.

– А зачем, скажи на милость, ему давать тебе новое тело? Он лучше возьмет себе нового Аполлона.

Мысль была слишком здравой, чтобы пытаться ее опровергнуть. Аполлон погрустнел.

– Да ты не расстраивайся! – захохотал Дионис. – Чудак, мы переживем еще сотню поколений этих людишек. Разговор сейчас совсем о другом. Или тебя больше не интересует Афо?

– Еще как интересует! – откликнулся Аполлон. – Я хочу ее словно кобель, истекающий по сучке. Что ты еще узнал об этом многоликом мерзавце?

Дионис пригубил четвертый по счету ритон.

– По словам Пана, Афо немного поговорила с ним, а затем они отправились гулять по роще. Когда же вернулись обратно, туника Афо была испачкана зеленью, а сама она светилась подобно Эос.

– А твой Козел, случаем, не врет?

– Какой смысл? Кроме того, он доверяет мне. – Дионис ухмыльнулся. Ведь я единственный его друг. Да неужели ты сам не заметил, что в выражении лица Афо появилось что-то новое?

– М-да, – задумчиво выдавил Аполлон. – Она стала еще прекраснее. Я думал, это из-за весны.

– Весна! – с сарказмом воскликнул Дионис. – Для нее весна круглый год! Это любовь.

Аполлон решительно отправился во дворец.

– Эй, ты куда?

– Возьму лук и отправлюсь в священную рощу. Сниму с этого умника шкуру.

– Ну-ну...

Было в тоне Диониса что-то такое, заставившее Аполлона остановиться.

– Что тебе еще известно?

– Наоборот, неизвестно, – сообщил бог веселья, внимательно разглядывая обломанный ноготь. – Пан не знает, где он живет. С тех пор он лишь однажды приходил в рощу. Афо встречается с ним где-то в другом месте.

– Вот незадача!

Дионис поднялся и подошел к Аполлону. Стало еще заметнее насколько они похожи. Боги были примерно одинакового роста и телосложения. Лицо Аполлона было красивее, Диониса – выразительней.

– Ладно, любовник-неудачник. Я подарю тебе еще одну тайну. Надеюсь ты не забудешь о моих услугах!

– Я памятлив! – заверил Аполлон. – Говори!

– Только что я говорил с Паном и тот сказал мне, что Ясон-Диомед сегодня будет во дворце. Он договорился о встрече с Громовержцем, и тот разрешил ему воспользоваться своим личным каналом связи.

– Ого! Судя по всему это важная птица. Неплохо бы посмотреть на него.

Аполлон вопросительно посмотрел на своего сообщника, тот снисходительно улыбнулся.

– Что бы ты без меня делал! Иди за мной.

Дионис убрал в ничто бочку и прочие аксессуары винопития и они вошли в полумрак дворца. По пути им встретилась тень повара Тантала. Аполлон попытался пнуть ее обутой в золотую сандалию ногой.

– Сколько тебя можно ждать, мерзавец!

Но нога провалилась в пустоту и бог света едва не растянулся, вызвав смех Диониса.

Они забрались на верхний этаж дворца. Здесь в небольшой комнатке сплетничали три нимфы, наложницы Зевса.

– Брысь, потаскушки!

Нимфы с визгом упорхнули. Дионис плотно притворил дверь, привалил ее тяжелым дубовым столом, а для верности окружил стены силовым полем небольшой мощности.

– На случай, если попытаются пробраться тени, – пояснил он свои действия.

– Они служат Зевсу? – словно невзначай, поинтересовался Аполлон.

– А кто их поймет. – Дионис поймал недоверчивый взгляд бога света и решил на этот раз быть честным. – Многие работают на меня, но я не могу поручиться, что они же не бегают с доносами к Афине или Гере. Сикофанты-любители!

Дионис поколдовал над одной из мраморных плит, после чего легко сдвинул ее. Под плитой оказалась ниша.

– Полезли. Но только веди себя тихо.

Ниша оказалась длинной каменной трубой. Кое-где ее дно испещряли небольшие, в монету размером, дырочки и тогда Аполлон слышал неясные звуки.

Наконец Дионис остановился и повернул голову.

– Мы на месте, – шепнул он и указал пальцем вниз. – Смотри.

Аполлон приставил глаз к отверстию. Под ним были личные апартаменты Громовержца. Таинственный гость уже прибыл. Он и хозяин сидели за столом друг против друга и негромко беседовали. Судя по выражению лица Зевса, разговор был не из приятных. Увидеть лицо гостя мешал пепельный шар, подвешенный под потолком.

Томительно тянулись мгновения. Аполлон уже начал терять терпение, но в этот момент таинственный гость потянулся к кубку, и его лицо на какой-то миг явилось взору Аполлона. Всего миг, но этого было вполне достаточно, чтобы бог света придушенно вскрикнул.

Напротив Зевса сидел Тесей.

Это было на веселом празднике в Аркадии. Они старались быть неузнанными. Но как трудно оставаться неузнанным тому, кого знает вся Эллада. И как трудно быть неузнанной той, чья красота сводит с ума. И все же они ухитрялись оставаться неузнанными, хотя встречные невольно провожали их взглядами, восклицая:

– Смотрите, похоже сам могучий Геракл посватался к прекрасной Елене!

А он был сильнее Геракла, его меча опасались даже боги. А она была несравнимо прекрасней вздорной красавицы из Спарты.

– Куда мы теперь?

Леонид заглянул в аквамариновые глаза своей возлюбленной.

– Туда, где солнце. И мягкая, словно шелк, трава.

– И где нет людей?

Спартиат нежно прижал прекрасную головку к своей груди и рассмеялся:

– Точно!

– Ты неисправим. – Афродита притворно вздохнула.

– Ой ли?

Красавица взглянула на своего возлюбленного и, не удержавшись, тоже рассмеялась.

– Ладно, – шепнула она. – Я знаю здесь одно прелестное местечко, где нам никто не помешает.

– Так чего же мы стоим? Вперед!

Они выбрались с запруженной разноцветной толпой площади и двинулись по кривой улочке, убегавшей вниз. Путь их лежал через кварталы ремесленников – грязные, скверно пахнущие и небезопасные ночью. Вытащив из складок легкой туники пропитанный благовониями платочек, Афродита поднесла его к носу и на всякий случай покрепче ухватилась за локоть своего могучего спутника. Из ее груди вырвался вздох облегчения, когда они вышли за крепостную стену.

– Ну и гнусные взгляды у этих мантинейцев! – вслух поделилась она волновавшей ее мыслью.

– Да? А я не заметил ничего особенного.

– Если не считать того, что каждый норовил залезть глазами под мой подол...

– Так ведь только глазами, – насмешливо протянул Леонид. Афродита взглянула на него и фыркнула.

– Конечно, тебе легко об этом рассуждать. Ведь они лезут не к тебе.

– Их отпугивает мой меч. – Афродита ответила на это невольно вышедшее двусмысленным замечание смехом – звонким и легким, как она сама. Леонид понял, о чем она подумала и сказал ту же фразу, что услышал от нее несколько мгновений назад. – Ты неисправима.

– Извини. – Она вновь наполнила воздух серебристыми веселыми колокольчиками. – Кстати, мы уже пришли.

– Здесь? – удивленно спросил Леонид, осматриваясь.

Они стояли на ровной зеленой лужайке всего в стадии от каменной скорлупы мантинейских стен.

– Да. А что, это место тебе не нравится?

Спартиат пожал могучими плечами.

– В общем местечко ничего, если не обращать внимания на то, что отсюда открывается великолепный вид на городскую стену.

– Однако прежде ты не был столь стеснительным.

– Я думал прежде всего о тебе, но если богиню это мало волнует, Леонид снял плащ и расстелил его на траве. – Прошу!

– Ты забываешь о том, что я богиня любви, а кроме того, я не собираюсь поступать с каждым увидевшим мое тело как Афина с Тиресием. [Тиресий – мифический слепой прорицатель из Фив. Единственный человек, которому по воле судьбы довелось быть и мужчиной и женщиной. Призванный разрешить спор Зевса и Геры, кому любовь приносит больше наслаждения женщине или мужчине, Тиресий ответил, что на долю мужчины приходится лишь одна десятая того наслаждения, что испытывает женщина. За это разгневанная Гера ослепила его, а Зевс наделил даром прорицателя. Согласно другому мифу, Тиресий случайно увидел купающуюся Афину, за что был ослеплен ею.]

– Мне говорили, что слепота Тиресия связана совсем с другой историей, – с невинным видом заметил спартиат.

– Это уж слишком, верить в подобные нелепые байки! – выдохнула Афродита. – Тебе не кажется, что будь в этой истории хоть доля правды, я умерла бы от наслаждения?

– Ты принижаешь меня в собственных глазах! – придав лицу оскорбленное выражение, шутливо воскликнул спартиат.

– Напротив, – ответила богиня и поспешила закончить эту затянувшуюся дискуссию. Нежные, покрытые золотистым загаром руки обняли шею возлюбленного, влажноватые губы скользнули по щеке, нашли рот. Как уже бывало не раз, время вдруг замедлило свой бег, а потом и вообще перестало существовать. Устал и медленно опустился в камыши ветер, замерли на месте редкие облака, забылись во сне цветы и деревья. Лишь солнце по-прежнему посылало свои жаркие поцелуи, обволакивавшие кожу знойной пленкой.

В мире существуют лишь две вещи, способных изменить бег времени ярость и любовная страсть. Когда эти чувства переполняют душу, время умирает, чтобы возродиться вновь уже в другой точке. Эти мгновения и есть потерянное время, о котором столь часто сожалеют моралисты. Эти и никакие другие. Но разве не стоит сладкая ярость нескольких бренных мгновений вечности; ведь она зажигает тлеющее сердце. И разве не стоит этого любовь, останавливающая время сразу для двоих.

Чувство, возникшее между богиней и героем, носило в себе черты и ярости и любви. Это была яростная любовь, которая случается всего раз в жизни, хотя возлюбленные думали иначе. Афо считала это увлечением. Серьезным увлечением, стоявшим много выше, чем обыкновенная интрижка, но все же увлечением. Леонид же полагал, что нашел женщину, которая наскучит ему не столь быстро, как остальные.

Она ошибалась, и уже было близко время, когда она должна будет понять свою ошибку. Ошибался и он, ибо повстречал не просто прекрасную женщину, он повстречал саму любовь. Любовь, в телесном облике сошедшую с олимпийских круч. Женщину, в которой воплотилась эманация любви. Не было в мире губ более сладких, чем эти, не было рук более нежных и ласковых, не было бедер столь сладострастных. И не могло быть глаз столь глубоких. Трепет охватывал душу, когда она постигала глубину этих аквамариновых глаз, затягивавших жертву в свои сети и не отпускавших уже никогда. И Леонид смотрел в эти глаза, мечтая лишь о том, чтобы вновь повторилось любовное безумие. В эти мгновения он осознавал, что действительно существует любовь, ради которой можно пожертвовать всем, за исключением лишь одного – чести. И он купался в волнах этой любви.

Афо испытывала похожее чувство. Впервые она встретила мужчину под стать своей красоте – сильного и уверенного в своей силе. То был мужчина, способный защитить от всех опасностей. Не просто заслонить грудью от вражеских стрел – подобных немало. Да и много ли для этого требуется, подставить грудь под стрелы. Чуть-чуть отваги, чуть больше благородства и перехлестывающее через край отчаяние, которое многими принимается за отчаянную храбрость. Царь Спарты или кто он был на самом деле – Афо так и не смогла допытаться об этом – не просто защищал, жертвуя собой. Он защищал, но так, чтобы остаться в живых и поразить своего врага, а чрез мгновенье встретить нового. Это был воин, чье предназначенье лишь в одном – быть воином. Именно на таких людях держится мир.

Красавица любила своего воина, воин любил красавицу. Они старались использовать для встреч каждое свободное мгновенье. А это было нелегко. За Афо следило множество ревнивых глаз, у Леонида было много забот и врагов. Но препятствия лишь усиливают любовное влечение, порой даже думается: если б их не было, их стоило создать. Любовь нуждается в препятствиях, подобно тому как костру нужны еловые сучья; лишь препятствия могут поддержать жар любовного огня.

Местом их встреч стали живописные рощи и городки Аркадии, где Леонида мало кто знал в лицо и куда он мог быстро добраться. Афо прибывала в условленное место по световому потоку, спартиата приносил горячий конь. Ночь, день, еще ночь. Затем их ожидало расставание. Они расставались, чтобы вскоре встретиться вновь. И вновь мягкая трава служила им постелью, а тайно влюбленный в Афо Зефир укрывал обнаженные тела теплым воздушным покрывалом. Захотев есть, Афо со смехом запускала руку в ничто, извлекая оттуда кубки с вином и блюда, полные всевозможной снеди, принесенной в жертву Зевсу, Дионису или Посейдону. Этому ее научил Дионис.

Был первый месяц года, первый месяц лета. Ведь год приходит тогда, когда распускаются цветы. Это было время Афродиты, время яркой зелени, время любви.

– Скоро осень, – внезапно сказал Леонид.

Афо лежала на спине, пряча лицо от солнечных лучей в тени сплетенных над головой пальчиков. На ее коже поблескивали росинки пота, высокая грудь размеренно вздымалась.

– Какая осень? – спросила она.

– Время, когда желтеет трава, окропленная солоноватой кровью.

– Тебя волнует эта война? – в беззаботном голосе Афо проскользнула едва заметная нотка беспокойства.

– Нет, не война. Осень. Один человек проклял меня, сказав, что это лето будет для меня последним.

– Еще не родился тот, кто сможет одолеть тебя.

– Хотелось бы верить. – Леонид ласково провел пальцами по шелковистой коже. – Случается так, что смерть исходит не от вражеской руки, а как результат обстоятельств.

– Смерть, война... Хочешь, я сделаю так, чтобы ее не было?

– Ну-ка, ну-ка, – заинтересовался спартиат. – И как же ты это сделаешь?

Афо чуть раздвинула пальцы и взглянула на Леонида. Ее спрятанные в тени глаза мерцали почти космической темнотой. В бездонной глубине их плясали золотистые огоньки, словно парные звезды в созвездии Псов. Леонид в который раз поразился, насколько совершенна ее красота. Нужно было быть великим творцом, чтобы создать подобную красоту. Он знавал прежде одну женщину, чье лицо было как две капли воды похоже на это. Но та была жестока и беспощадна, а ее аквамариновые глаза были наполнены огненным льдом. Глаза Афо излучали красоту и нежность.

– Если хочешь, я поговорю с Громовержцем. Ведь он может предотвратить эту войну.

Леонид чуть приподнял брови, что должно было означать: как знать.

– Не все в его силах, но он может очень многое.

– Тогда он сделает все, как я захочу. Я кажется не говорила об этом, но он давно влюблен в меня. Мне достаточно лишь пообещать, что разделю с ним ложе.

Афродита улыбнулась, влажно блеснут ослепительно белыми зубами. Спартиат коснулся пальцами ее щеки, провел по мягко очерченной линии подбородка.

– Он лепил тебя с нее. Он попытался сделать из дьявола ангела. И это ему удалось. Вот только ангел вышел чуть легкомысленным и самоуверенным.

– О чем ты? – спросила Афо.

– Да так, о своем. Это было слишком давно. Так уж случилось, тому, кого ты зовешь Громовержцем, всегда не везло с женщинами, как впрочем и не только с ними. Все согласны принять его любовь, но никто не хочет дарить свою.

– А за что его любить? – Афродита усмехнулась. – Он такой зануда! Он все время думает лишь о делах. Мы же любим тех, кто забывает обо всем ради любви.

– Да, ты права. Мир стал слишком равнодушен. В людях течет медленная кровь. А любовь требует стремительного горного потока. Не проси его ни о чем, не стоит.

– Почему?

– Я не хочу делить с ним такую красоту.

На лице Афо появилась счастливая улыбка.

– Я люблю тебя за это.

– Я тоже люблю тебя. – Леонид коснулся губами изящного носика девушки. Она серьезно смотрела на него. – Да, я люблю тебя и, кроме того, я воин и мое дело не предотвращать войны, а выигрывать их.

– Тогда вот что. – Афродита привстала и оперлась на локоть. – Убей того, кто сказал, что ты умрешь.

– Я так и сделал. Он был уже мертв, когда мне перевели сказанные им слова.

Женщина прижалась к огромной, рельефно-выпуклой, иссеченной множеством шрамов груди.

– Ты чувствуешь приближение смерти?

– Пока нет. Но я слишком долго обманывал ее. Верно, ей уже надоело гоняться за мной.

– Ты победишь ее! – убежденно шепнула Афродита. – Ведь ты победишь ее?

– Конечно! Я побеждал ее в сотнях обличий. Я убивал смерть, изрыгающую огненные лучи, я повергал ее, размахивающую мечом, потрясавшую копьем и скакавшую на остротаранной колеснице. На этот раз она придет в облике тучи стрел. Их будет слишком много. И одна из них найдет мое горло.

– Нет, – сдавленно шепнула Афо, и внезапная горячая слезинка обожгла кожу Леонида.

– Да ты что?! – весело захохотал он. – Вытри немедленно! Не хватало еще чтоб б я утешал плачущих богинь! Я пошутил.

Афо улыбнулась, робко и чуть обиженно.

– Дурак! – констатировала она.

– Конечно. – Спартиат заглянул в аквамариновые глаза. – Никакой смерти не одолеть того, кого любит такая женщина!

Афродита радостно рассмеялась и потянулась к его губам. Даря любовь она была великой богиней, желая любви она становилась обычной женщиной.

– Я люблю тебя, моя женщина! – прошептал спартиат.

Вечер и последовавшая за ним ночь принадлежала лишь им. Звезды плясали колдовской хоровод, сплетаясь в причудливые ожерелья созвездий.

Первые лучи солнца осветили фигуру могучего всадника, скакавшего по Тегейской дороге. Мгновением раньше они коснулись бархатистой щеки Афо, разметавшейся на пушистом покрывале в своей опочивальне. Глухо каркнул проснувшийся ворон Аполлона Пейр и тут же смолк, завороженный красотой забывшейся в сладком сне женщины, чье лицо излучало красоту и счастье. Еле слышно вздохнул Зефир, набрасывая легкое покрывало облаков на ослепительно завистливое солнце.

– Тихо! – шепнул он Пейру. – Она устала. Она влюблена.

– По уши! – каркнул Пейр, славившийся своим несдержанным языком, и улетел к трем дубам, в чьей коре водились необычайно вкусные червячки.

Он осмотрел этот узкий проход с вершины горы, затем не поленился спуститься вниз, чтобы вымерять его шагами. Кожаные эндромиды по щиколотку вязли в сухом, испещренном колючими веточками, песке, бронзовые доспехи при каждом шаге сотрясали воздух звоном. Задумчиво почесывая мокрый от испарины лоб, воин вернулся на вершину горы, где его ожидал розовощекий крепкий мальчуган лет двенадцати, восседавший, свесив ноги на обитом броней бортике четырехконной колесницы, невесть как попавшей на эту скалистую вершину. Короткая туника паренька была бесстыдно задрана спереди, а весь завернутый подол ее был доверху набит неспелыми яблоками. Мальчуган с хрустом объел зеленый плод и влепил огрызком по увенчанному высоким гребнем шлему воина. Тот хотел было одернуть шалуна, но, подумав, решил не связываться.