Текст книги "Спасатель. Рассказы английских писателей о молодежи"
Автор книги: Дорис Лессинг
Соавторы: Ивлин Во,Джеймс Олдридж,Фрэнсис Кинг,Алан Силлитоу,Дилан Томас,Стэн Барстоу,Уильям Тревор,Сид Чаплин,Джон Уэйн,Уолтер Мэккин
Жанр:
Прочая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)
(Перевод Е. Суриц)
– Видал, какая пошла? – сказал Скотт. Он подался вперед и во все глаза смотрел в окно кабины. – Высокая, в белом купальнике?
– Ага, – сказал Джимми. Он несколько раз прошелся пыльной тряпкой по новенькой, свежепокрашенной стенке.
– Купальник ей мал. Заметил? – сказал Скотт. – Буквально все видно. Все.
– Да ну их.
– Тебе-то что. Ты сыт по горло, – сказал Скотт. – Тебе тут лафа.
– Да ну их.
– С утра до вечера, и ежедневно, – сказал Скотт. Он пошел к двери, открыл ее и уставился вслед девице в белом купальнике. – Обожду, пока загорать ляжет, а там уж подойду разгляжу.
– Валяй соображай, – сказал Джимми.
Никто не знал, почему Скотта зовут Скотт. Не имя, не фамилия. Но так его звали в школе, всегда, с тех, пор как Джимми помнил, а помнил он все с самого первого дня, когда им было еще по пять лет. И вот Скотт работает учеником на заводе, а Джимми на спасательной станции в Красных Скалах. Время-то идет.
– Эх, девчонки, – сказал Скотт. – Они все только того самого ждут. Это уж точно. Я там, у нас, насмотрелся.
– Разные бывают, – туманно сказал Джимми. Ему уже поднадоела тема.
– Да ну, все они одинаковые, – сказал Скотт. Он метнул в Джимми заговорщический взгляд из-под прыщавого лба. – Только про нас и думают. И до того себя этими мыслями доводят, что полдела у тебя уже сделано.
– Как это – сделано?
– Ну вот начнешь ее обрабатывать, – вдруг осипнув, тихо сказал Скотт; он воровски огляделся, будто здесь, в кабине, кто-то мог его подслушать. – И оказывается, что она столько про это думала, что полдела у тебя уже сделано. – Он подмигнул и хихикнул.
– Пойду окунусь, – сказал Джимми. И стал стягивать рубашку.
– Пусть полюбуются, мордашки, на твою шикарную мускулатуру, – сказал Скотт. – Ты на своей службе неплохо загорел.
Джимми раздражало, что Скотт его так разглядывает. Он снял брюки и аккуратно повесил на один из своих двух стульев.
– Уже в снаряжении, – сказал Скотт.
– А как же? – спросил Джимми. – Я на службе.
– Ах, скажите пожалуйста, – сказал Скотт. Он опять хихикнул. – Вся твоя служба – ходить по бережку и девчонок развлекать. А спасать тебе некого.
– Пойду поплаваю, – сказал Джимми. – Мне надо всегда быть в форме.
– Я тебя не держу, – сказал Скотт.
– Да, а кабина? – сказал Джимми. – Она должна быть пустая. Такое правило.
Скотт сразу скис и надулся.
– Сюда вход воспрещен, что ли?
– Только вместе со мной, – сказал Джимми.
Скотт встал.
– Что это еще за правило? – спросил он.
– Распоряжение мистера Прендергаста.
– А, этого…
– Он мое начальство, – сказал Джимми. Он выпроводил Скотта и запер кабину. – Поплавал бы тоже, раз делать нечего, – сказал он.
– Почему нечего? Сейчас пойду поищу эту, в тесном белом купальнике, и погляжу, что к чему.
Джимми двинулся к морю, а Скотт вдоль берега.
Сбегая к воде, Джимми прикинул шансы Скотта. Ясно, что, когда он найдет девчонку, у него не хватит пороху с ней познакомиться. Усядется за двадцать метров и будет сидеть мечтать. Скотт всегда так про них говорит, еще с одиннадцати лет, но когда доходит до дела, он очень стеснительный. Во всяком случае, как сам Джимми, а Джимми ужасно стеснительный. С тех пор как Скотт уехал из Красных Скал, поступил учеником на производство и домой наведывается только по выходным и по праздникам, он стал еще больше говорить насчет девочек, только вранье все это. Джимми понимал, что Скотт всего этого понаслушался от других учеников. Не с кем ему было все это проделывать, неоткуда девочку взять с его тощей, впалой грудью, сальными волосами и таким низким лбом, что где только прыщи-то умещаются! – да и зубы у него плохие, и ума маловато.
Волны, пенясь, пластались по песку, к ногам Джимми. Было пасмурно, но совсем не холодно, а море было зеленое и пышное, как луг. Джимми разбежался и, как только вода дошла ему до коленок, нырнул и поплыл сильными, спорыми рывками.
Красные Скалы – неброский уголок. Скорей разбросанный. Длинная дорога идет вдоль моря, напрямик через дюны, а так как кругом все голо, ни деревца, то и сворачивать ей некуда, и вдоль этой дороги кое-где стоят, сбившись в кучки будто с тоски, дома поменьше, а те, что побольше, далеко друг от друга. Есть тут еще танцзал «высшего разряда» (бывший кинотеатр «Бродвейский») и еще закусочная Оуэна «Рыбные блюда». Подальше, туда, к железной дороге, более старая и солидная часть поселка: с полсотни домов, две пивные и красная кирпичная церковь.
Лет сто уже выбиваются Красные Скалы в разряд летних курортов. Тут чистое соленое море, свежий атлантический воздух и бухта с белым песчаным пляжем, нежно-круглая, как детский ноготок. У северного края бухты толпятся скалы, которым поселок обязан своим названием; они достаточно высокие и крутые, чтоб подростки посмелей, взбираясь по ним, могли аукаться и чувствовать себя героями. Словом, все данные для курорта. Но только данные. Кое-кто понаедет в августе, на пустыре за «Рыбными блюдами» вырастет палаточный лагерь, а к сентябрю все уже опять вымирает. Как только холодный ветер начнет стегать по дюнам, так никого сюда калачом не заманишь. Но даже и в короткую жаркую пору, когда море сверкает, а скалы так и обжигают ладонь, публика предпочитает курорты покрупней, где больше удобств. Красные Скалы только и держатся своей дешевизной, еда здесь простая и не так много развлечений, чтоб пустить по ветру с трудом заработанные и отложенные гроши. Отдыхают тут в основном люди небогатые.
До появления мистера Прендергаста жителей Красных Скал это вполне устраивало. Большинству нравилось все как есть. Кто побойчей и помоложе, подались в города, а кто постарше, ценили спокойную жизнь. Кое-кому из молодых тоже было тут неплохо. Например, Джимми Таунсенд. Не скажешь, чтоб хоть что-то могло его тревожить. Он был парень крепкий, с круглой физиономией и не чересчур сообразительный. Вся его жизнь, кроме нудных перерывов на уроки в школе, проходила на велосипеде либо в море. Он бы с удовольствием стал тренером, только вот морока – на тренера еще надо учиться, и чтоб поступить учиться, надо еще экзамены сдавать, а они ему и в школе-то надоели. Просто неохота было ими заниматься. И как только ему исполнилось пятнадцать, он из школы ушел и болтался дома. Работы никакой не было. Иногда только поможет чистить картошку у мистера Оуэна или вскопает викарию сад, но редко когда он приносил больше десяти шиллингов в неделю, а со своим аппетитом он за день больше проедал. Через полгода стало ясно, что время подпирает и скоро Джимми придется ехать в город, мыкаться по общежитиям и работать. И вот это тревожило Джимми. Ему не хотелось уезжать. Он любил Красные Скалы даже зимой, когда соленый ветер выбивал у него из глаз слезы, а то заставлял слезать с велосипеда и с силой толкать его против ветра по дороге на пляж. Ему нравились даже короткие хмурые дни, когда море застит холодный туман и слышно только, как волны глухо урчат и ворошат гальку да редко-редко выкрикнет чайка. Тогда он стоял, облокотись на велосипед, смотрел на море и высчитывал, сколько еще осталось таких недель и когда снова можно будет плавать.
Для Джимми плавать было самое большое счастье. Он умел плавать по-всякому. У него были такие сильные руки, такая могучая грудь, соленая вода так веселила ему кровь, что, в общем, только в море он чувствовал, что такое жизнь. Мистер Роджерс, классный руководитель, подшучивал над ним. Он говорил, что Джимми – «крупное млекопитающее в процессе обратной эволюции». «Таунсенд образует новый вид древних земноводных; а его потомки, вероятно, будут уже дышать жабрами». И он называл Джимми Амфибией, сперва объяснив происхождение слова от двух греческих корней, чтоб шутка была полезна для класса.
Джимми не знал, что это такое – «процесс обратной эволюции», но он ничуть не обижался и терпеливо ждал конца уроков, чтоб идти купаться. А когда вырос и в школу уже не ходил, он стал купаться еще больше, чтоб отделаться от грустных мыслей. Окунался он даже зимой, когда не было чересчур холодно, десять-пятнадцать минут рассекал воду, потом выскакивал, прятался от ветра за скалы и растирался полотенцем. Люди говорили – тюлень. В следующей жизни Джимми, конечно, был бы тюленем. Но отец ворчал, что ему не по карману держать его дома, мать на это ничего не говорила, только поджимала губы, а сама разузнавала насчет приличных общежитий где-нибудь в Барроу-ин-Фернесс, или во Флитвуде, или совсем черт те где, в Престоне. Как же было ему не убиваться? Там не будет ни моря, ни песка, ни скал. Всю неделю придется вкалывать, а купаться только по субботам на городском пляже, где народу полно и воняет хлоркой.
И тут как раз начал действовать мистер Прендергаст со своей Инициативной группой. Мистер Прендергаст перевернул Джимми всю жизнь. Этот энергичный молодой человек в пенсне открыл в Красных Скалах аптеку, где продавал приезжим лосьон для загара и зубной порошок, и ему бы хотелось иметь куда больше покупателей. Он твердил, что пора «переменить представление» о Красных Скалах. Как только изменится представление о Красных Скалах, они сразу же начнут процветать. Он организовал Инициативную группу, потому что на окружной совет не надеялся, и правильно делал.
Как-то вечером мистер Прендергаст был в Моркамбе и в баре отеля разговорился с одним человеком. Тот сказал ему, что в Красные Скалы никто не ездит, потому что там опасно купаться. Мистер Прендергаст сперва и слушать не хотел, но тот сказал, что в Красных Скалах подводные течения, которые затягивают людей в океан. Так в один сезон – где-то такое в двадцатых годах – погибло сразу трое, и об этом кричали газеты. И с тех пор по всему побережью известно, что Красные Скалы – опасное место.
Мистер Прендергаст, яростно сверкая пенсне, продолжал утверждать, что это нелепость, что Красные Скалы просто рай для купанья, и не очень ласково распрощался с непрошеным умником. Но когда он гнал машину домой сквозь ночную тьму, это сообщение никак не шло у него из головы. Всю дорогу он терзался, и, уже когда сворачивал к себе, его осенило. Спасение утопающих. Загорелый спасатель, ежедневно дежурящий на пляже весь сезон и уходящий с пляжа последним. У него будет кабина – держать вещи и прятаться от дождя, а над кабиной будет развеваться яркий флаг с надписью: «Спасательная станция». Выключив мотор и выходя из машины, мистер Прендергаст уже знал, кто будет работать на спасательной станции и во сколько это обойдется, – обойдется недорого. Джимми Таунсенд – да он просто создан для этой должности! Находка!
Члены Инициативной группы, когда мистер Прендергаст ознакомил их со своей идеей, поставили только одно условие: пусть Джимми получит диплом о достаточной подготовке к спасению утопающих. И Джимми отправился в Моркамб, и там его проверили. Он плавал лучше тех, кто его проверял, и диплом ему выдали без звука. Кабину построили в июне. Флаг с надписью «Спасательная станция» оказалось не так-то легко раздобыть, поэтому мать Джимми сама вышила надпись, а Джимми укрепил полотнище на древке. Флаг все расхваливали, а мистер Прендергаст и его группа издали брошюру, где упоминалось об «Отличном купанье всей семьей, специально подготовленном спасателе и инструкторе по плаванью с утра до вечера и ежедневно».
Отец Джимми разозлился и сказал, что раз ты обязан учить плавать любого каждого, кто только попросит, да еще утопающих спасать, то и зарплата должна идти двойная. Но мистер Прендергаст сказал, что Джимми в обиде не будет, потому что бухта совершенно спокойная и спасать никого не придется.
Все лето море плясало от радости, и Джимми плавал как сверкающий дельфин. Он наловчился стоять под водой по целой минуте, а когда, жмурясь от солнца, он взлетал на поверхность, вода лилась с его гладких, блестящих волос, и чайки метались и кричали, будто при виде моржа. Выходя на берег отдохнуть, он чувствовал, как песок вдруг горячит ступни, а Красные Скалы весь июнь напролет раскаленно сверкали под жаркой небесной синью. В начале лета пляж оживал только по выходным, так что пять дней подряд Джимми был нераздельным властелином моря и берега, королем птиц, повелителем крабов, хозяином водорослей и ракушек. Прилив выталкивал и оставлял по извилистой крайней кромке всякую всячину – сухие водоросли, кору, седые от соли бруски и то, чем насорили люди. Полоска этих бессчетных легких предметов тянулась вдоль моря, в обе стороны без конца, сколько хватало глаз, и, наверное, думал Джимми, шла по всей Англии, Шотландии и Уэльсу. Каждые двенадцать часов море выходило проверить свою небрежную границу, кое-где подтолкнет, часть выпрямит, а другую тут же выгнет. Это был рубеж владений не только моря, но и Джимми. Он знал, что все только до лета; зимой набегут злющие валы, отшвырнут безобидные мелочи далеко на берег, и там их развеет ветер. Зато летом эта черта была общая у Джимми с морем. Как только он ее одолевал, сбегая к морю, все горести с него как рукой снимало, и, кроме своей силы и ловкости, он не чувствовал ничего. И как только он переступал ее, выходя на берег, лицом к разбросанному поселку и дюнам, его как мокрым полотенцем охлестывало беспокойство.
Вроде бы Джимми нечего было беспокоиться. Мистер Прендергаст от лица Инициативной группы каждую субботу вечером вручал ему скромное жалованье и вроде бы был им доволен. Он ни во что не вникал, только пришел как-то в субботу утром и прикнопил к кабине объявление. Объявление было отпечатано на машинке заглавными буквами и прикрыто от ветра и дождя прозрачным пластиком. Там оповещалось, что уроки плаванья даются бесплатно, обращаться к спасателю. Джимми польстило, что про него написано «спасатель», да еще заглавными буксами, и он улыбнулся мистеру Прендергасту.
– Оказывай людям всяческую помощь, Джимми, – сказал мистер Прендергаст, серьезно глядя на Джимми сквозь пенсне. Он был плотный неулыбчивый молодой человек, его светлые волосы уже заметно поредели. Остаточки подхватил и весело трепал ветер. – Старайся их втянуть, расшевелить. Особенно стеснительных. Замечай, кому скучно, подходи, заговаривай. Спрашивай, не хотят ли научиться плавать.
– Да, сэр, – сказал Джимми. – Если уж они здесь не научатся!.. Такая вода!
– Надо бы самому как-нибудь попробовать, – сказал мистер Прендергаст, поворачиваясь к машине. Лично он предпочитал тратить свою энергию на обдумывание способов повышения дохода. Плаванье хорошо для водных животных.
– Во всяком случае, – добавил он, – надеюсь, ты спасешь меня, если я зайду слишком глубоко. – Он дружелюбно хохотнул, и Джимми хохотнул в ответ.
– Ну трудись, – сказал мистер Прендергаст. – Правда, трудиться как будто нечего, – добавил он, уходя.
– Море всегда тут, сэр, – выпалил Джимми.
– Да, – согласился мистер Прендергаст, – даже когда никто не купается.
Он взобрался по шершавым каменным ступеням и сел в машину. Джимми вернулся в кабину растревоженный. Как бы мистер Прендергаст не пожалел, что назначил его спасателем и инструктором по плаванью. Он посмотрел в окно кабины: было десять часов, на пляж выходили первые отдыхающие с мячами и корзинками с едой. Только б найти среди них не сегодня-завтра кого-нибудь, кому охота научиться плавать. А еще бы лучше – кому надо спасти жизнь.
Между радостями и тревогами прокатилось время, наступил август. На пустыре за «Рыбными блюдами» Оуэна тремя неровными рядами выстроились автоприцепы, от маленьких, как курятники на колесах, до серебристых громадных красавцев, целых передвижных домов. А по углам пустыря, прячась от ветра за примятыми живыми изгородями, как грибы после дождя, повысыпали палатки. Был самый сезон, и погода хорошая, и когда приезжие помоложе толклись в танцзале «высшего разряда» или выстраивались хвостом в «Рыбных блюдах», казалось, что Красные Скалы наконец-то процветают. Но пансионы все равно наполовину пустовали.
Как-то в субботу утром Джимми удалось пристроиться к толстой женщине, которая сидела на пляже одна. Он заметил у нее полотенце и купальник и спросил, любит ли она плавать. Толстуха ответила, что купаться любит, а плавать не умеет. Только плещется. Джимми повезло. Он тут же предложил ей свои услуги. Два-три урока, сказал он, и она научится плавать, и тогда ей нечего бояться, если она зайдет слишком глубоко. Толстуха сказала, что и так никогда не заходит слишком глубоко и стара она плавать учиться. Джимми про себя согласился, но настаивал на своем. Народу на пляже в то утро было полно, и неплохо бы, чтобы все увидели, как он дает уроки плаванья. И он переминался с ноги на ногу, склонялся над толстухой, сидевшей на песке, и уверял ее, что, когда плаваешь, в тыщу раз больше удовольствия от купанья, и все доктора говорят, что купаться очень полезно, а уроки бесплатные.
– Мне платит Инициативная группа, – не отставал он от толстухи. – Отдыхающие обслуживаются бесплатно.
Сам он при этом чувствовал себя идиотом и злился, видя краем глаза, как Скотт стоит неподалеку, наблюдает за ним и скалится. Со Скоттом была еще сестренка, худышка лет так десяти-одиннадцати. Волосы болтались у нее по спине хвостиком. Ее звали Агнес, и она вечно все высмеивала, вечно над всеми издевалась. Джимми от нее в жизни нормального, спокойного слова не слышал.
Он покраснел, повернулся спиной к Агнес со Скоттом и все наседал на толстуху, чтобы та взяла у него урок. Парило, на море наползала серая мгла, и солнце палило сквозь жаркую поволоку. Джимми весь вспотел.
– Мы только с вами начнем, – сказал он толстухе, – а там уж вы будете упражняться самостоятельно, пока не почувствуете, что пора учиться дальше.
И вдруг толстуха, на удивление Джимми, сдалась в согласилась. Она собрала вещи и пошла в купальню переодеваться. Джимми ждал, скрестив руки на груди и напустив на себя важный вид. Но он не мог не заметить, что Агнес со Скоттом двигаются к нему, и Агнес хихикает.
– Получше выискать не мог, а? – И Скотт ткнул большим пальцем в сторону толстухи. – Ну и красотки сегодня на пляже. Одно удовольствие за них в воде подержаться.
– Ой, это Джимми слабо, – кривляясь, пропищала Агнес. – Он девочек боится, все знают.
– Она хочет научиться плавать, – небрежно бросил Джимми.
– Ладно тебе, – сказал Скотт. – Ей охота пообжиматься с молодым парнем, а когда ей еще такой случай перепадет?
– Джимми ее выручит, – сказала Агнес. – Вся надежда – Джимми, вся надежда – Джимми – ой-ой-ой! – пропела она на мотив «Знали бы вы Сьюзи».
– А если она начнет тонуть, станешь ее спасать? – язвил Скотт. – Она будет: «О, держите меня, я тону!» Это уж точно. – И он изобразил, как трепыхается и бьется толстуха.
– Да ну вас, без вас жарко, – сказал Джимми.
– Как она войдет в море, так оно выйдет из берегов, – сказал Скотт. – На два часа раньше прилив начнется.
– Джимми нарочно самую толстую выискал, – сказала Агнес. – Будет за ней прятаться, чтоб девочки его в плавках не увидели.
Скорей бы уж вернулась толстуха. Вот она появилась. В цветастом купальнике и резиновой шапочке. Вся белая и жирная. Ляжки тряслись, как желе.
– Явилась – не запылилась, – сказал Скотт. – Походкой легкою, как у слона. Спускай спасательную лодку.
– Ну вот, – улыбнулся Джимми толстухе. Она явно нервничала. – Первым делом надо войти в воду и освоиться, – сказал он.
– Я еще в этом году ни разу не купалась, – натянуто выговорила толстуха.
– Вода изумительная, вот посмотрите, – сказал Джимми.
– Вся надежда – Джимми, вся надежда – Джимми, – пропищала Агнес сзади. – Ой-ой-ой!
Джимми с толстухой пошли к морю.
– Ну вот, зайдем по грудки и начнем, – сказал он ей. Он сказал по грудки, и ему стало немного неудобно. Он смотрел прямо перед собой. Предгрозовой воздух сдавливал ему виски. Подошли к воде, Джимми забежал вперед и окунулся. Толстуха осторожно переступала по воде, лизавшей ей бледные ляжки.
– Ой, холодно, правда? – хныкала она. Потом она стала на колени и так осталась, по пояс в воде.
– Ну вот, теперь перейдем к первому упражнению, – сказал Джимми. – Движения ног.
Он показал ей, как держать на воде ладони и как надо поднять подбородок, делая простейшие лягушачьи движения ногами. Но у толстухи ничего не получалось. Она вся подавалась вниз, будто штангу собиралась выжать, но ноги ее совершенно не слушались, а когда чуть-чуть набегала волна, она разевала рот и задирала голову, как перепуганная кобыла.
– Да вы отталкивайтесь ногами вот так, чуть-чуть, – уговаривал Джимми.
– Лучше я в бассейне буду учиться, – пыхтела она.
– Вы скоро привыкнете, – говорил Джимми. Он сидел на дне, голова и плечи выступали из воды, и он беспомощно смотрел на толстуху. Конечно, все видят их и помирают со смеху. Может, взять ее за ноги и показать, как ими шевелить? Он просто не знал. Наверно, настоящие инструкторы по плаванию так и делают. Но у толстухи ноги были такие белые и рыхлые, что вроде даже неприлично до них дотрагиваться.
Они еще минут пять поплескались без толку, а потом толстуха сказала, что замерзла и пойдет оденется. Джимми прошлепал с ней до берега, и они вместе вылезли и пошли по песку, поливая его водой.
– Скоро у вас получится, – сказал он ей, улыбаясь так, чтоб все видели.
– Ла-Манш мне не переплыть, это уж точно, – сказала она.
Она ушла переодеваться, а Джимми растирался полотенцем в кабине. Дверь открылась, и показались злорадные физиономии Скотта и Агнес.
– Рано ты отвалился, – сказал Скотт. – Она только во вкус вошла.
– Джимми даже ее испугался, – сказала Агнес. Она сузила глаза, зеленые, как у кошки. И высунула язык. Он был как тонкая противная вафля.
– Шли бы вы лучше отсюда, – сказал Джимми, оборачиваясь и глядя на них. Агнес тут же исчезла, а Скотт остался на месте и сказал:
– Раньше ты понимал шутки.
Джимми посмотрел в окно. Народу на пляже хватало, но могло бы быть куда больше. Когда жара и духота голову разламывают – море такое спасенье, а там брызгалось всего человек двадцать. На больших курортах небось локтями в море проталкиваются, и на пляже яблоку негде упасть. Вдруг он понял мистера Прендергаста. Да, дела не сахар. На другое лето кабину снесут, а самого Джимми отправят в город, и он будет неделями торчать взаперти на фабрике. Вот ужас!
– Скотт, – сказал он. – Зайди-ка и прикрой дверь.
Скотт подчинился.
– Секретный разговор? – спросил он. – Смотри не скажи чего лишнего.
– Ты мне нужен для одного дела, – сказал Джимми, – показательного дела. – Сердце у него колотилось как бешеное.
– А чего показывать? – спросил Скотт.
– Спасение жизни.
– Я про спасение жизни понятия не имею.
– Ну и что, – сказал Джимми. – Зато я имею.
Он уже растерся и стал одеваться, отвернувшись от Скотта. Но он чувствовал, что Скотт за ним следит. Когда он оделся и повернулся к Скотту, взгляд у того был сощуренный, подсчитывающий.
– Разыграть спасение?
– Почему разыграть? Я умею спасать людей, мне надо только показать, что я умею.
– У тебя диплом, мало тебе?
– Мало. Мне надо провернуть хорошее спасение жизни в субботу или в воскресенье, когда народу полно, чтобы все видели. Чтоб убедились, что купаться не опасно.
– Как же это они убедятся, что купаться не опасно, если у них на глазах человек станет тонуть?
– Увидят, что я спасаю. Поймут, что они под присмотром.
– Ясно, – медленно выговорил Скотт. – Плавать учиться никого не заманишь, так тебе надо, чтоб кто-то пошел ко дну, а ты бы его спас и все бы видели, какой ты молодец.
– Не кто-то. А ты. Я хочу, чтоб ты поплыл, стал тонуть, помахал бы мне, покричал, и тогда я подплыву к тебе и вытащу на берег.
– Ты меня что, за идиота считаешь?
– Да это все ерунда, работы тебе на десять минут. И не бесплатно же. Пять фунтов огребешь.
– Мало, – сказал Скотт.
– Я столько за неделю не получаю.
– Это уж не моя забота. А раз мне надо перед всеми кретина разыгрывать, который суется плавать, а сам не умеет, гони десятку.
– Десять фунтов?.. Почему это кретина? Учти, течение любого, может затянуть.
– Может, да не затягивает. Я буду первый. И буду кретин. Пять кидай за работу, а пять за то, что я выставлюсь идиотом перед девчонками. Короче, скажи спасибо, что я пятнадцать не заломил.
– Значит, договорились?
Скотт долго молчал, потом ответил:
– Деньги на бочку.
– Откуда я тебе столько возьму? Мне их еще скопить надо, целый сезон копить.
– Сколько у тебя есть?
– Три десять.
– Ладно, выкладывай, а на остальное давай расписку.
Он выдрал листок из блокнота и показал Джимми, как написать расписку.
– Ну вот, теперь не отвертишься, – сказал он. – Не заплатишь – привлекут. Ну где твои три десять?
– Дома. Сегодня вечером получишь.
– Ладно
– А отработаешь завтра, после обеда.
– Ладно.
В воскресенье после обеда Джимми долго ждал, пока Скотт покажется на дороге. Наконец он спустился на пляж. В руке у него было полотенце, но плавок не было.
– Ну ты готов?
– Да, – сказал Скотт. – Чего ты волнуешься? Плавки на мне, под брюками. Пусти меня в кабину переодеться.
– Лучше б ты переоделся на пляже, как все. А то неудобно выходит.
– Ладно.
В плавках Скотт оказался тощей, жалкой наземной тварью; все ноги в синих прожилках.
– Ну давай, что ли, – сказал он, дрожа на холодном ветру.
– Значит, так, – сказал Джимми. – Мы вместе заходим и плывем, пока я не скажу. Потом мы останавливаемся, а я плыву к берегу. Ты чуть выжидаешь, потом еще чуть-чуть заплываешь, и машешь рукой, и зовешь на помощь. Только чтоб рядом никого. Не хватало, чтоб тебя кто-то другой спас.
– Ну да, – сказал Скотт, – а то бы с него и подавно десять монет причиталось.
Он тонко ухмыльнулся и тут же опять стал жалкий.
– Ну ладно, давай. Терпеть не могу это паршивое море.
– Ты же купаешься. Сам видел.
– Ну а сегодня я купаться не собирался. Так что давай скорей.
Они вошли в воду, делая вид, что увлечены дружеской беседой. Как только вода дошла до пояса, Джимми поплыл.
– Поехали, – сказал он.
– Холодно, – мялся Скотт. Вода лизала его плавки, а он стоял, как будто вообще передумал.
Джимми плавал вокруг.
– Ну чего ты, вспомни про десять фунтов.
– Они и так у меня в кармане. Расписка-то у меня.
– Да ты что? – сказал Джимми. – Смошенничать хочешь?
– А ты? Разыгрывать спасение жизни!
– Ничего не разыгрывать. Просто показать. Не согласен, не надо, а десяти фунтов тебе все равно не видать, ты меня не больно-то стращай распиской.
Скотт вдруг плюхнулся в воду и поплыл медленно и неуклюже. Джимми плыл рядом в том же темпе. Так, молча, они проплыли несколько минут, потом Джимми сказал:
– Ну хватит.
Скотт спустил ноги и встал. Вода доходила ему до сосков.
– Давай еще чуть-чуть, – сказал Джимми.
– Нет, – сказал Скотт. – Все. Дальше не поплыву.
– Кончай. Как это ты будешь тонуть, если у тебя голова и плечи из воды торчат?
– Ладно, – сказал Скотт. Он немного подумал. – Я тут подожду. Ты плыви к берегу, а потом я еще чуть-чуть заплыву и стану звать на помощь.
– Хорошо, – сказал Джимми. – Только ты уж давай постарайся. Помни насчет, десяти монет.
– Надо бы двадцать с тебя содрать.
Джимми не ответил, поплыл к берегу и там встал, не выходя из воды. Потом он прошелся, сложа руки, и неспешно и важно вертел головой, обозревая залив. Он давал понять, что залив на его ответственности и что он следит за тем, чтоб никто не тонул и все были довольны. Соленые струйки стекали по загорелой коже и застывали. Джимми покрылся светло-серой солью, тонкой, как пыльца крапивы.
По морю были точками натыканы головы пловцов. Там и сям стояли группки; родители и по двое-трое детей; некоторые раскачивали малышей за ручки, окунали и тут же подбрасывали, а те визжали отчаянно, потом радостно. Ясно, дела в Красных Скалах налаживались. Чем не место для отличного отдыха? Голенастые мальчишки карабкались по скалам, воображая, что отважно рискуют жизнью; а мороженое у двух продавцов прямо отрывали с руками.
Джимми сосчитал до ста, очень медленно, и только после этого позволил себе оглянуться в сторону Скотта. Скотт стоял в воде на том же самом месте. Когда он увидел, что Джимми на него смотрит, он медленно поплыл дальше, то и дело поворачивая голову – проверить, следит ли Джимми.
Джимми притворялся, будто не смотрит на Скотта, а сам не отрывал глаз от его медленно подпрыгивающей головы. Ну! Сейчас, сейчас. Скотт вот-вот позовет Джимми на помощь.
Джимми еще раз повернулся на пятках, сделал полный круг.
Спасательная станция гордо стояла на краю пляжа, указывая, что Красные Скалы – деловое предприятие и тут всегда найдется работа для сознательного малого, которого не тянет в город, в ученики на производство и в общежитие. Пока Джимми любовался своей кабиной, до него вдруг донесся крик Скотта: «Помогите!» Как по ушам стегнул. Если б Джимми не прислушивался, он, может, ничего б и не услышал, так много других звуков смешалось над водой – хохот, детский визг и надсадное тявканье трусившей вдоль берега собачонки. Но он услышал этот крик и оглянулся. Молодец Скотт. Машет рукой. Больше никто вроде не заметил сигналов бедствия. Ну и пусть. Зато Джимми, Спасатель, их заметил. Он пробежал несколько метров, с разбегу нырнул и быстро поплыл напрямик, мимо счастливых семейств и толстого белого дядьки в полосатых трусах, отдыхавшего на спинке.
Джимми плыл легко, приберегая силы для спасения, но, в общем, быстро, почти как на соревнованиях. Надо, чтоб Скотт не успел выдохнуться и, чего доброго, не встал бы ногами на дно. А то хорошенькая выйдет картинка. Он следил за Скоттом и увидел, как тот снова поднял руку. Потом голова Скотта скрылась под водой на секунду-другую. Так, молодец, здорово старается. Джимми поплыл еще быстрей, правильно дыша и вдоволь набирая воздуха всякий раз, как высовывал лицо из воды. Теперь уже скоро. Он все плыл, и вдруг до него дошло, что Скотт гораздо дальше, чем казалось с берега, а время идет. Джимми еще поднажал, поплыл на полной скорости, сердце у него ухало от усилий и волнения. Он проплыл немного под водой, а когда поднял голову, оказалось, что Скотт совсем рядом. И тут он увидел, какое у Скотта белое, ужасное лицо. У Джимми все внутри оборвалось.
Скотт смотрел вверх, будто помощь должна прийти прямо с неба. Он не замечал Джимми, он задыхался и кричал:
– Тону…
Вода залилась ему в рот, он закашлялся и снова пошел ко дну.
– Скотт! – крикнул Джимми. – Я тут. Ты не бойся.
Он бросился к Скотту и сзади обхватил его, чтоб перевернуть на спину, чтоб ему легче дышать, когда Джимми потащит его к берегу. Но Скотт заметался, как в бреду. Он отбивался от Джимми, будто Джимми спрут какой-то.
Джимми кричал, успокаивал Скотта, но Скотт бился изо всех сил. Вода наливалась в рот, когда Джимми кричал. И он все старался перевернуть Скотта на спину, чтоб потащить к берегу. Но только он его перевернет, тот начинал так драться, что оба клубком шли ко дну. Джимми еле удалось правильно ухватить Скотта и потащить его. Но скоро он почувствовал, что что-то тут не так, поднял голову, и выяснилось, что они плывут совсем не туда и только отдаляются от берега. Он попробовал повернуть Скотта на воде, но тот не дался и стал дико колотить руками.