Текст книги "Золотая тетрадь"

Автор книги: Дорис Лессинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 55 страниц)

Как выяснилось, Гарри разложил бумаги и вырезки по всему столу и начал читать лекцию по истории российской коммунистической партии, начиная со времен «Искры». Очаровательная Ольга сидела напротив и слушала, борясь с зевотой, улыбаясь и соблюдая все правила граждански ответственной вежливости, которую необходимо проявлять при общении с прогрессивно настроенными гостями из-за рубежа. В какой-то момент она спросила у Гарри, не историк ли он, но он ответил: «Нет, я, как и вы, товарищ, социалист». Он провел ее сквозь все годы интриг и героизма, интеллектуальных битв, не упуская ничего. Около трех часов утра Ольга сказала: «Товарищ, позвольте, я выйду на минутку?» Она вышла, а он остался сидеть, он думал, что она вызовет полицию, что его арестуют и «сошлют в Сибирь». Когда Джимми спросил его, что он чувствовал в связи с перспективой сгинуть в Сибири, возможно – навсегда, Гарри ответил ему, что «за такой момент, как этот, можно заплатить любую цену». Потому что к этому времени он, конечно же, забыл, что он рассказывает все это Ольге – переводчице, хорошенькой блондинке двадцати лет от роду, девушке, чьего отца убили на войне, которая ухаживает за овдовевшей матерью и собирается будущей весной выйти замуж за журналиста из газеты «Правда». К этому времени он ведь уже вел беседу с самой Историей. Он ждал людей из органов, сидел, обмякнув от экстатического ожидания, от предчувствия своей судьбы, но, когда вернулась Ольга, оказалось, что она ходила вниз, в ресторан, за чаем. «Сервис там ужасный, Анна, словами и не рассказать, так что, думаю, у Гарри было предостаточно времени, чтобы посидеть, подумать, подождать людей с наручниками». Ольга села, подтолкнула к нему его стакан чая и сказала: «Продолжайте, пожалуйста. Простите, что я вас перебила». Вскоре после этого она заснула. Гарри как раз дошел до того момента, когда Сталин отдал распоряжения об убийстве Троцкого в Мексике. Вероятно, Гарри так и сидел там, прерванный в своих речах на полуслове, смотрел на Ольгу, чьи золотистые мерцающие косы свесились вперед, упали с неожиданно осевших плеч, чья голова безвольно склонилась набок. Тогда он сгреб со стола свои бумаги, убрал их. Потом он очень нежно разбудил девушку и извинился, что он ее так утомил. Ольге сделалось невыносимо стыдно, что ее манеры так подкачали, но она объяснила ему, что, хотя ей и очень нравится работать переводчицей с разными, приезжающими одна за другой, делегациями, работа эта тяжелая, «и, кроме того, моя мать инвалид, и мне приходится выполнять всю домашнюю работу по ночам, когда я возвращаюсь». Она горячо пожала его руку и сказала: «Я даю вам слово, я обещаю вам, что, когда наши Партийные Историки пересмотрят и перепишут историю нашей Коммунистической партии, внося в нее все исправления и дополнения, обусловленные борьбой с теми искажениями, которые были нам навязаны в эпоху товарища Сталина, я обещаю вам, что я ее прочту». Вероятно, Гарри обуял стыд, потому что уж очень сильно она переживала из-за того, что проявила такую невоспитанность. Некоторое время они друг друга успокаивали, уверяли, что все в порядке. Потом Ольга пошла к Джимми, чтобы сказать ему, что его друг перевозбудился.

Я спросила Джимми, что было дальше. «Я не знаю. Нам пришлось одеться и собрать вещи в большой спешке, потом мы полетели домой. Гарри был молчалив, он выглядел неважно, вот и все. Он не преминул поблагодарить меня за то, что я включил его в состав делегации: это был очень ценный опыт, он сказал. На прошлой неделе я заходил его проведать. Наконец-то он женился на той вдове, и она ждет ребенка, не знаю, говорит ли это о чем-то или нет».

Здесь шла двойная черная черта, означавшая конец записей в красной тетради.

ЖЕЛТАЯ ТЕТРАДЬ

*1 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Изголодавшаяся по любви женщина встречает мужчину. Он довольно ощутимо младше ее, младше, возможно, не по годам, а в смысле эмоционального опыта; или, возможно, в смысле глубины эмоционального опыта. Она сознательно обманывается на его счет; а для него это просто-напросто еще один роман.

*2 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Мужчина говорит на взрослом языке, языке эмоционально зрелых людей, чтобы завоевать женщину. Постепенно она понимает, что этот язык питается некоей идеей в его голове, он не имеет ничего общего с его чувствами; на самом деле по своим чувствам этот мужчина – мальчик-подросток. И все же, даже и зная это, она не может удержаться и поддается этому языку, он ее побеждает.

*3 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Недавно прочла в книжном обзоре: «Типичный пример несчастливой любовной истории – женщины, даже самые из них славные, склонны влюбляться в мужчин совершенно их недостойных». Этот обзор был, разумеется, написан мужчиной. Правда заключается в том, что, когда «славные женщины» влюбляются в «недостойных мужчин», это всегда происходит либо потому, что эти мужчины их «назвали», либо потому, что в них есть неопределенное, еще не созданное свойство, невозможное в «хороших» или «славных» мужчинах. Нормальные, те самые хорошие мужчины, закончены, завершены, в них не таятся потенциальные возможности. Рассказ будет о моей подруге Энни из Центральной Африки, «славной женщине», жене «славного мужчины». Он был государственным служащим, человеком солидным, ответственным, он тайно писал стихи, плохие. Она влюбилась в шахтера – пьянчугу и распутника. Он не был организованным шахтером, не был управляющим, клерком или же владельцем шахты. Он бесконечно перемещался с одной маленькой шахты на другую и всегда выбирал самые из них непредсказуемые – на которых можно было или вот-вот озолотиться, или же, напротив, разориться. Он уходил с шахты, когда она разорялась, или когда ее продавали хозяину какого-нибудь синдиката. Однажды я провела вечер с этой парой. Он только что приехал с какой-то шахты, находившейся в трехстах милях, в буше. И вот она сидит передо мной – довольно толстая, с пылающим лицом, хорошенькая девушка, захороненная внутри матроны. В какой-то миг шахтер на нее взглянул и сказал: «Энни, ты рождена, чтоб быть женой пирата». Я помню, как мы хохотали, потому что это было так нелепо – пираты в этой маленькой комнатке на окраине; пираты и славный добрый муж, и Энни, хорошая жена, такая виноватая из-за романа с бродячим шахтером, романа, происходящего более в воображении, чем во плоти. Однако я помню, как благодарно она взглянула на него, когда он ей это сказал. В конце концов он допился до смерти. После многих лет молчания я получила от нее письмо: «Ты помнишь N? Он умер. Ты меня поймешь – вся моя жизнь лишилась смысла». Перенесенный на английскую почву этот сюжет будет выглядеть так: славная жена из приличного пригородного дома, влюбленная в безнадежного бездельника, вечно болтающегося по кафешкам; он говорит, что станет писателем, возможно, он и станет им однажды, но дело совсем не в этом. Рассказ будет написан от лица мужа, человека безупречно ответственного и достойного и совершенно неспособного понять, что может привлекать в этом бродяге и бездельнике.

*4 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Здоровая женщина, она влюблена. Она замечает, что постепенно делается больной, замечает в себе симптомы, которых у нее не было никогда в жизни. Со временем она понимает, что эта болезнь – не ее, она понимает, что болен мужчина. Она понимает природу его болезни не в результате наблюдений за ним, за тем, как он действует или что говорит, а по тому, как эта болезнь отражается в ней самой.

*5 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Женщина, которая влюбилась, помимо своей воли. Она счастлива. Но вот однажды, посреди ночи, она просыпается. Он подскакивает, как будто ему грозит опасность. Он говорит: «Нет, нет, нет». Потом приходит в сознание, берет себя в руки. Он снова укладывается, молча. Ей хочется спросить: «Чему ты говоришь „нет“?» Потому что ее заполнил страх. Она не говорит этого. Она снова проваливается в сон, плачет во сне. Она просыпается; он так и не заснул. Она говорит, встревоженно: «Это твое сердце так стучит?» Он, угрюмо: «Нет, твое».

*6 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Мужчина и женщина, у них роман. Она влюбилась потому, что ей очень нужна любовь, он – потому, что ему нужно прибежище. Однажды днем он говорит ей, очень осторожно: «Мне нужно пойти повидаться с…» Но, слушая его долгие подробные объяснения, она понимает, что это лишь предлог, потому что по ходу его рассказа в ней нарастают смятение и беспокойство. Она отвечает: «Пожалуйста, конечно, иди». Он говорит, неожиданно и молодо расхохотавшись, очень агрессивно: «Ты мне потакаешь во всем», а она говорит: «Что значит – потакаешь? Я тебе не сторож, не надо делать из меня американку». Он поздно ночью возвращается в ее постель, она, разбуженная, поворачивается к нему. Она чувствует, как он обнимает ее тело, осторожно, тщательно отмеренными движениями. Она понимает, что он не хочет заниматься с ней любовью. Его пенис вялый, хотя (и это беспокоит ее, эта его наивность) он делает какие-то движения, он трется об ее бедра. Она говорит, резко: «Я хочу спать». Он замирает. Она переживает, потому что он, может быть, обиделся. Внезапно она понимает, что он стал очень большим. Ее это пугает, он ее хочет только потому, что получил отказ. Однако же она влюблена в него, и она снова поворачивается к нему. Когда секс заканчивается, она понимает, что он тем самым что-то завершил. Она резко говорит, повинуясь интуитивному озарению, сама не понимая, что она скажет это вслух: «Ты только что занимался любовью с кем-то другим». Он быстро спрашивает: «Как ты узнала?» А потом, как будто он этого не говорил, заявляет: «Не занимался. Ты все придумала». Затем, из-за ее горестного напряженного молчания, он говорит, угрюмо: «Я не думал, что это будет иметь значение. Ты должна меня понять, для меня все это несерьезно». Эти его последние слова уменьшают ее и уничтожают, как будто она перестает существовать как женщина.

*7 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Один ведущий кочевую жизнь мужчина случайно приземляется в доме у женщины, которая ему нравится и которая ему нужна. Он – мужчина, имеющий огромный опыт общения с женщинами, нуждающимися в любви. Обычно он устанавливает для себя определенные границы. Но на этот раз он позволяет себе выражаться неоднозначно, позволяет себе такие проявления чувств, которые могут быть истолкованы по-разному, потому что на какое-то время ему очень нужна ее доброта. Он занимается с ней любовью, но для него секс с ней не лучше и не хуже того, что ему доводилось испытывать раньше, сотни раз. Он осознает, что его потребность во временном пристанище завела его в ту ловушку, которой он боится больше всего на свете: это женщина, говорящая «я тебя люблю». Он резко обрубает отношения. Прощается, официально, на уровне, возможном при завершении чисто дружеских отношений. Уходит. Пишет в дневнике: «Покинул Лондон. Анна была полна упреков. Она меня возненавидела. Что ж, пусть будет так». И другая запись, много месяцев спустя, у нее есть два равноценных варианта: «Анна вышла замуж, хорошо». Или: «Анна покончила с собой. Жаль, славная была женщина».

*8 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Женщина-художник – живописец, писатель, неважно кто, – живет одна. Но вся ее жизнь строится вокруг отсутствующего мужчины, которого она ждет. Например, она занимает слишком большую для себя одной квартиру. Ее сознание заполняется образом того мужчины, который должен в ее жизнь войти, тем временем она перестает писать – картины или книги. И все же в своем сознании она по-прежнему считает себя «художником». Наконец в ее жизни появляется мужчина, тоже какой-нибудь художник, но еще не сформировавшийся. «Художественная» часть ее личности переходит в него, он ею питается, он, используя ее, работает, как будто бы она – динамо-машина, подающая ему энергию. Наконец он нарождается как художник, художник подлинный, свершившийся; в ней художник мертв. В тот момент, когда она перестает быть художником, он от нее уходит; для того, чтобы творить, ему нужна женщина, обладающая этим качеством.

*9 КОРОТКИЙ РОМАН

Американец, «бывший красный», приезжает в Лондон. Ни денег, ни друзей. В мире кино и телевидения он в черных списках. Американская колония в Лондоне, или, скорее, колония американских «бывших красных», знает его как человека, который начал критиковать сталинистские подходы в коммунистической партии за три-четыре года до того как и они нашли в себе для этого достаточно мужества. Он приходит к ним за помощью, считая, что, поскольку он был оправдан самим ходом событий, они забудут о своей враждебности. Но их отношение к нему не изменилось с тех пор, когда они все еще были ревностными членами партии или же сочувствовали ей. Для них он остается ренегатом, и это несмотря на то, что взгляды их переменились и что теперь они бьют себя кулаком в грудь, сокрушаясь, что не порвали с партией раньше. Среди них получает хождение слух, пущенный человеком, который раньше был догматичным и совершенно не критичным коммунистом, а теперь истерически бьет себя в грудь кулаком, что этот вновь прибывший американец – агент ФБР. Колония воспринимает этот слух как достоверный факт, отказывает новенькому в помощи и в дружбе. Пока они подвергают остракизму этого человека, они самодовольно и лицемерно рассуждают о тайной полиции в России, о деятельности антиамериканских комитетов, о доносчиках из числа бывших красных. В конце концов американец совершает самоубийство. Тогда они садятся все в кружочек и вспоминают инциденты из политического прошлого, находят основания не любить его, чтобы в этих разговорах утопить чувство вины.

*10

Мужчина или женщина, утратившие из-за какого-то психического состояния чувство времени. Очевидно, что фильм получился бы роскошный, тема богатая. Ну, а у меня нет ни малейших шансов это написать, поэтому нет никакого смысла об этом думать. Но не думать об этом я не могу. Мужчина, утративший «чувство реальности»; и из-за этого его чувство реальности глубже, чем у других, «нормальных». Сегодня Дэйв сказал мне, так, между прочим: «Этот твой мужчина, Майкл, ну, то, что он тебя отвергает, ты не должна допустить, чтобы это на тебя повлияло. Кто ты такая, если тебя может сломать человек, который настолько глуп, что не готов продолжать отношения с тобой?» Он говорил так, словно Майкл все еще находится в процессе «отвергания меня», хотя прошло уже несколько лет. И разумеется, он говорил о себе самом. Он стал Майклом, на мгновение. Мое чувство реальности задрожало и распалось. Но все равно в этом было что-то очень ясное, своего рода озарение, хотя было бы очень трудно уловить это в словах. (Место для подобных комментариев в синей тетради, а не в этой.)

*11 КОРОТКИЙ РОМАН

Двое, связанные любыми отношениями: мать и сын; отец и дочь; любовники; это неважно. У одного из них острый невроз. Невротик передает свое состояние другому (или – другой), который принимает его, в итоге больной становится здоровым, а здоровый больным. Я помню рассказ Сладкой Мамочки об одном из ее пациентов. К ней пришел очень молодой человек, абсолютно убежденный в том, что у него тяжелые психологические проблемы. Ничего такого она у него не обнаружила. Она попросила его прислать к ней своего отца. Все члены его семьи, а их было пятеро, один за другим побывали в ее кабинете. С ее точки зрения, все они были совершенно нормальными людьми, без каких-либо психологических проблем. Потом пришла мать. Она, на первый взгляд «нормальная», на деле пребывала в остро невротическом состоянии, однако она поддерживала в себе равновесие, передавая свое состояние членам своей семьи, особенно – младшему сыну. Со временем Сладкой Мамочке удалось ее подлечить, хотя заставить эту женщину ходить на сеансы оказалось делом неимоверно трудным. А молодой человек, который пришел к ней первым, почувствовал, как с него снимается большой груз. Я помню, как она сказала: «Да, зачастую настоящим больным оказывается самый „нормальный“ член семьи или какого-то иного сообщества людей. Но просто потому, что они – личности сильные, они выживают, потому что другие, личности более слабые, выражают за них их болезнь». (Место такого рода комментариям – в синей тетради, я должна их различать.)

*12 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Муж изменяет своей жене, но не потому, что он влюбился в другую женщину, а для того, чтобы отстоять свою независимость от брачных уз. Переспав с другой женщиной, он приходит домой, преисполненный намерения быть крайне осторожным, но «случайно» делает что-то такое, что его выдает. Эта «случайность», аромат духов, или губная помада, или же – запах секса, который он забыл смыть с себя, и есть на самом деле то, ради чего он все это затеял, хотя сам он этого и не осознает. Ему нужно было сказать своей жене: «Я не собираюсь тебе принадлежать».

*13 КОРОТКИЙ РОМАН, КОТОРЫЙ БУДЕТ НАЗЫВАТЬСЯ «СВОБОДНЫЙ ОТ ЖЕНЩИН МУЖЧИНА»

Мужчина около пятидесяти лет от роду, он холостяк, или, может быть, он был женат недолго, его жена умерла, или же он развелся. Если он американец, то он разведен, но если англичанин, то его жена куда-нибудь засунута, он может даже жить с ней или просто делить с ней дом, но настоящего эмоционального контакта у них нет. К пятидесяти годам он уже прожил пару дюжин романов, из них три или четыре серьезных. Эти серьезные романы случались с женщинами, которые надеялись выйти за него замуж, отношения тянулись и были по своей сути брачными, только без официальных уз, он их рвал в тот момент, когда должен был уже на этих женщинах жениться. К пятидесяти он стал сухим, он озабочен своей сексуальностью, у него пять или шесть друзей женского пола, все – его бывшие любовницы, теперь они все замужем. Он – кукушка в полудюжине семейств, старый друг семьи. Он как ребенок, он зависит от женщин, становится все более рассеянным, беспомощным, постоянно звонит кому-нибудь из женщин и просит ему в чем-нибудь помочь. Внешне – щеголеватый, ироничный, умный, вполне способен на недельку или около того впечатлить какую-нибудь юную особу. С ними – с девушками или с женщинами, которые намного его младше, – у него случаются романы; потом он возвращается к более зрелым женщинам, исполняющим функции его добросердечных нянюшек, сиделок.

* 14 КОРОТКИЙ РОМАН

Мужчина и женщина, муж и жена, или же – люди, связанные долгими отношениями. Они тайно читают дневники друг друга, в которых (и это предмет гордости каждого из них) их мысли друг о друге излагаются с предельной откровенностью. Оба знают, что другой/другая все читает, но какое-то время в дневниках поддерживается объективность. Потом, очень постепенно, они начинают писать фальшиво, сначала – неосознанно; потом – осознанно, с тем чтобы на другого повлиять. Со временем складывается такая ситуация, когда каждый ведет два дневника: один для личного пользования, он хранится взаперти; второй – для прочтения супругом/супругой. Потом один из них допускает оговорку или ошибку, и другой обвиняет его/ее в том, что он/она обнаружил(а) секретный дневник. Ужасающая ссора, которая разводит их навеки, но не из-за исходных дневников – «но мы же оба знали, что читаем те дневники, это не в счет, но как ты можешь быть таким нечестным, чтобы читать мой личныйдневник!».

*15 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Американец и англичанка. Она во всех своих эмоциях и чувствах настроена на то, чтоб ею обладали, чтобы ее взяли. Он во всех своих эмоциях и чувствах ждет, что его возьмут. Себя считает инструментом, которым она должна пользоваться, для собственного удовольствия. Эмоциональный тупик. Однажды они это обсуждают: дискуссия о разных эмоциональных подходах в сексуальной сфере перерастает в сопоставление двух разных обществ, двух культур.

*16 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Мужчина и женщина, оба сексуально высокомерные и очень искушенные, им редко доводится встречать таких же искушенных, как они сами, людей. Внезапно каждого из них пронзает чувство неприязни по отношению к другому, чувство, которое при ближайшем рассмотрении (а уж они-то мастера в себе копаться) оказывается неприязнью к самим себе. Каждый встретил свое собственное отражение, зеркало, в которое он посмотрел внимательно, скривился, отошел. Когда они это понимают и с кисловатыми минами принимают, между ними завязывается крепкая дружба, а какое-то время спустя эта ироничная и с кисловатой миной дружба перерастает в любовь. Но доступ к этой любви для них закрыт из-за того первого, болезненно сильного опыта близости без чувств.

*17 КОРОТКИЙ РОМАН

Двое гуляк вместе: гуляка-мужчина и гуляка-женщина. Жизнь их союза подчинена следующему, полному иронии, ритму. Он ее берет, она осторожничает, но постепенно эмоционально поддается ему. В тот самый момент, когда она вся отдается ему эмоционально, его чувства умирают, он полностью утрачивает желание. Она – несчастная, обиженная. Идет к другому. И тут же снова делается для него очень желанной. Но если его возбуждает знание, что она спит с кем-то другим, то она, напротив, от этого замерзает, потому что его возбуждает не она сама, а факт ее измены. Однако постепенно она снова в своих чувствах поддается, уступает ему, и ровно в тот момент, когда ей всего лучше, он снова замерзает, идет к другой, она идет к другому, ну и так далее.

*18 КОРОТКИЙ РАССКАЗ

Та же тема, что в «Душечке» Чехова. Но на этот раз женщина меняется не для того, чтобы подстроиться под разных мужчин; она меняется, откликаясь на перемены в одном и том же мужчине, который по своей сути является психологическим хамелеоном, так что в течение одного дня она может воплотиться в полудюжину разных личностей, либо для того, чтобы ему противостоять, либо для того, чтобы пребывать с ним в гармонии.

*19 ЛИТЕРАТУРНАЯ ШКОЛА КРУТОЙ РОМАНТИКИ

Парни гуляли, тусовались субботним вечерком, с верными сердцами, с дикими сердцами, реальная субботняя тусовка команды верных друганов: Кореш, Дэйв и Майк. Шел снег. Все снежно-холодно. Весь холод городов в отце всех городов, в Нью-Йорке. Но нам-то хорошо. Кореш, с плечами как у обезьяны, стоял в сторонке и просто пялился. Он чесал мошонку. Кореш-мечтатель, со смоляными черными как смоль глазами, угрюмо пялился по сторонам, он часто прямо перед нами мастурбировал, не понимая этого и непорочно, в пытливой непорочности своей. Сейчас же снежная крупа белела на его грустных и согбенных плечах. Тут Дэйв за него взялся, Дэйв и Кореш вместе растянулись на невинном и белом снегу, Кореш задыхался. Дэйв всадил ему в живот кулак, да, реальная любовь реальных друганов, да, уважаемые парни дурачатся среди холодных скал Манхэттена реальным субботним вечерком. Кореш отрубился намертво. «Люблю этого сукина сына», сказал Дэйв, пока Кореш валялся, растянувшись, потерянный для нас и для печали большого города. Я, Майк, Майк-одинокий-путник, стоял в сторонке, бремя знания лежало на моих плечах, на восемнадцатилетнем, одиноком, стоял я, наблюдая за моими корешами, верными, реальными, за Дэйвом и за Корешом. Кореш пришел в себя. Слюна капельками проступила на его почти что мертвых губах и полетела в белый как слюна сугроб. Он сел, хватая воздух ртом, увидел Дэйва, обхватил руками свои колени, он глазел на Дэйва, любовь во взгляде его глаз, полных печали Бронкса. Слева волосатым кулаком по подбородку он ударил, ударил Дэйва, и теперь Дэйв повалился навзничь, навзничь в мертвенно-холодный снег. Кореш смеялся, Кореш сидел, смеялся, ждал своего череда. Черт побери, ну и маньяк. «Че будешь делать, Кореш?» – сказал я, Майк, тот самый одинокий путник, но любящий своих реальных друганов. «Ха-ха-ха, ты видишь выражение его лица?» – сказал он и покатился от смеха, задыхаясь, хватаясь за мошонку. «Видал?» – Дэйв, хватая воздух ртом, сказал, к нему вернулась жизнь, он застонал, перекатился, сел. Тогда Дэйв и Кореш подрались, реально они подрались, смеясь от радости, пока, смеясь, не раскатились в стороны по снегу. Я, Майк, Майк-окрыленный-словом, стоял, грустя от радости. «Эх, люблю я этого ублюдка», – выдавил Дэйв, задыхаясь, кидая свой кулак Корешу под ребра, а Кореш, подставив локоть под удар, сказал: «Черт подери, да я люблю его». Но тут я услышал сладкую музыку каблучков на мостовой, морозно-холодной мостовой, и я сказал: «Эй, парни». Мы стояли, ждали. Появилась она, Рози, она вышла из своей темной съемной спальни, на своих сладко цокающих каблучках. «Привет, парни», – говорит Рози, сладко улыбающаяся. Мы стоим и смотрим. Мы, печальные теперь, следим за гордой своим телом Рози, следим, как Рози, круто вихляя всеми шарнирами своего женского пола, идет по мостовой, попеременно напрягая половинки круглой как мячик задницы своей, что резко посылает послание надежды в наши сердца. И тогда Кореш, наш кореш Кореш, от нас отходит, сомневаясь, печаль в глазах – в наши печальные глаза: «Парни, ведь я ее люблю». Двое друзей были оставлены тогда. Дэйв-два-кулака и окрыленный-словом-Майк. Мы тогда так и стояли, стояли и смотрели, как наш друг Кореш, приговоренный самой жизнью, кивнул нам и последовал за Рози, его сердце непорочно билось в такт ее сладким каблучкам. Крылья мистического времени тогда по нам ударили, белея от снежинок, времени, которое сметет всех нас вслед нашим Рози, до самой смерти и до самого последнего пристанища, до ящика из дерева. Трагично и красиво смотреть, как наш Кореш от нас уходит, прочь, в этот древнейший танец обреченных снежных хлопьев, сухая изморозь рифмуется с его воротничком. И та любовь, которая вышла из нас и устремилась тогда к нему, она же была просто фантастична, с лицом печальным, она была реально сильной, незапятнанной пороком предназначений времени, но реальной и на самом деле – серьезной. Мы его любили, когда мы развернулись, чтобы уйти, двое покинутых друзей, ветер трепал полы наших подростковых курток о наши целомудренные ноги. И пошли мы, Дэйв и я, я-Майк, печальные, ведь птичка-намек-трагедии коснулась наших жемчужных душ, он-Дэйв и я-Майк пошли тогда, под грузом жизни. Дэйв поскреб свою мошонку, медлительный, он по-совиному поскреб свою мошонку, непорочный Дэйв. «Черт подери, Майк, – сказал он, – ты однажды напишешь это, для нас для всех. – Он заикался, плохо говорил, словом-не-окрыленный. – Ты ж напишешь это, а, дружище? И как наши души были порушены здесь, на снежно-белой мостовой Манхэттена, когда капиталистически-денежная-мамона, гончая-ада гналась за нами по пятам?» «Черт подери, Дэйв, я люблю тебя», – тогда сказал я, моя мальчишечья душа скрутилась от любви. Я его тогда ударил, заехал прямо ему в челюсть, заикаясь от любви-к-миру, любви-к-своим-друзьям, ко всем Дэйвам, к Майкам, к Корешам. Упал он, и тогда я, Майк, тогда я стал его баюкать: детка, я-люблю-тебя, дружба в городе-джунглях, дружба молодой молодости. Непорочная. И дули ветры времени, приговоренные снегами, обдували наши любящие целомудренные плечи.

Если я вернулась к пародии, к стилизации, значит, пришла пора остановиться.

Здесь заканчивалась желтая тетрадь двойной черной чертой.

СИНЯЯ ТЕТРАДЬ

В синей тетради записи продолжались, но теперь они не были датированы.

Люди прослышали, что моя верхняя комната пустует, и начали мне звонить. Я все время отвечаю, что не хочу ее сдавать, но мне нужны деньги. Заходили две деловые девушки, они узнали от Ивора, что у меня есть свободная комната. Но я поняла, что не хочу пускать девушек. Дженет и я, да еще две девушки, – дом полный женщин, я этого не хочу. Потом – некоторое количество мужчин. Из них двое с первых же минут старались задать определенный настрой: ты и я, мы одни в этой квартире, поэтому я отослала их прочь. Трое нуждались в материнской опеке, эдакие обломки бесхозного имущества, я знала, что не успеет истечь и первая неделя их здесь пребывания, как я буду поставлена в такие условия, что мне придется непрерывно за ними присматривать. И вот тогда я и решила, что больше никогда не буду сдавать комнат. Я пойду работать, перееду в квартиру поменьше, все что угодно. Тем временем Дженет задавала вопросы: «Как жаль, что Ивору пришлось уехать»; «Надеюсь, у нас снова кто-нибудь появится, такой же хороший, как он» и тому подобное. Потом вдруг, совершенно неожиданно, она заявила, что хочет учиться в пансионе. Ее школьную подругу отправляют в пансион. Я спросила Дженет, почему она туда хочет, а она ответила, что хочет играть с разными девочками. Мне тут же стало очень грустно, я почувствовала себя отвергнутой, а потом сама на себя за это рассердилась. Сказала ей, что подумаю на эту тему – деньги, практическая сторона вопроса. Но на самом деле мне хотелось подумать о другом: о характере Дженет, о том, что ей подойдет. Мне уже не раз приходило в голову, что, если бы она не была моей дочерью (я имею в виду не генетически, а в том смысле, что я ее воспитываю), она была бы самым обычным и традиционным ребенком, какого только можно себе представить. И она им и является, несмотря на всю свою поверхностную оригинальность. Несмотря на влияние дома Молли, несмотря на мои длительные отношения с Майклом и на его исчезновение, несмотря на то, что она представляет собой продукт так называемого «распавшегося брака», когда я смотрю на Дженет, я вижу не кого иного, как всего лишь очаровательную, обычную, в меру умненькую девочку, которой самой природой предначертано прожить жизнь без лишних осложнений, без надуманных проблем. Я чуть не написала: «Надеюсь, так оно и будет». Почему? У меня самой нет времени на тех людей, которые никогда с собой не экспериментировали, которые не пробовали преднамеренно пересекать границы, чтобы проверить, где они проходят, однако, как только речь заходит о собственном ребенке, невыносимой оказывается сама мысль о том, что все это может оказаться приложимым и к ним, к детям. Когда Дженет сказала: «Я хочу уехать в пансион», – сказала с капризным шармом, который она теперь нередко использует, начиная понемногу расправлять крылья как будущая женщина – она на самом деле вот что говорила мне: «Я хочу быть обычной и нормальной». Она говорила: «Я хочу выбраться из сложной обстановки». Я думаю, это потому, что она, должно быть, ощущает, что во мне нарастает депрессия. Это правда, что, общаясь с ней, я изгоняю из себя апатичную напуганную Анну. Но она, должно быть, чувствует, что эта Анна там есть. И разумеется, причина, по которой я не хочу отпускать Дженет, заключается в том, что она – моя нормальность. Мне приходится, когда я с ней, быть простой, ответственной, любящей, и таким образом она скрепляет меня с тем, что есть во мне нормального. Когда она уедет в пансион…

Сегодня Дженет снова сказала: «Когда я поеду в пансион, я хочу поехать туда с Мери». (Это ее подруга.)

Я объяснила ей, что нам придется уехать из этой большой квартиры, подыскать квартиру поменьше и что мне надо будет найти себе работу. Хотя особой спешки нет. Одна кинокомпания, и это происходит уже в третий раз, покупает права на «Границы войны», но это ничем не кончится. Ну, во всяком случае, я так надеюсь. Я бы не продала им права, если бы верила, что они снимут фильм. На эти деньги мы сможем прожить, без излишеств, даже если отправить Дженет учиться в пансион.