Текст книги "Крайне аппетитный шотландец (ЛП)"

Автор книги: Донна Алам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 19 страниц)

Я находилась в свободном падении; реальность кухни ускользала прочь, пока мои бедра дергались, безумно и безрассудно.

– Ты такая мокрая. – Его голос был всего лишь шепотом, но все же мой разум резко вернул меня в настоящее, я напряглась. Это нормально? Никто, и под этим я имела в виду, что ни один из двух парней, чьи пальцы были знакомы именно с этой конкретной областью моего тела, никогда не упоминал ни о чем подобном.

– Что – Я прикусила губу, прежде чем снова попробовала сказать. – Я никогда. Я не —

Я втянула воздух, когда его пальцы выскользнули из меня.

– Ты никогда, что? – спросил он, отклоняясь назад, его рука все еще держала мое платье собранным. Я почувствовала, как пожала плечами в ответ, и ответила лишь тогда, когда стало ясно, что его пальцы не вернутся туда, куда бы мне хотелось.

– Я никогда не заходила дальше. Дальше этого.

– Ты никогда не занималась сексом раньше? – Он нахмурился. Был ли он смущен? Раздражен? Трудно было сказать.

– Ну, технически, нет. Но, я хочу этого. Сейчас. С-с тобой, я имею в виду. – И думаю, мы оба услышали смесь паники и отчаяния в тот момент.

Одним движением он вскочил на ноги, взяв меня за руку. Глаза защипало от слез, и все, о чем я могла думать, что он собирался выставить меня за дверь, и мои трусики все еще оставались на его кухне; а впереди мне предстоит возвращение домой в промокшем виде, с голой задницей и в слезах.

Затем он остановился в коридоре у двери, и его руки нашли мое лицо.

– Ты хочешь это сделать?

Я кивнула, его руки по-прежнему обхватывали мое лицо. Я чувствовала свой запах на его пальцах.

– Я тебя хочу, но мне нужно услышать, что ты уверена. Что ты хочешь этого. Что ты тоже хочешь меня.

Я тяжело сглотнула и снова кивнула.

– Да, пожалуйста.

Кровать не была заправлена, а на спинке стула висела одежда. Темно-синие предметы мягкой мебели и скрученный черный ковер. Дождь сильно барабанил по окну, когда он подвел меня к кровати, моя рука дрожала в его руке, пока он откидывал смятое одеяло и извинялся за беспорядок.

Присев на краешек матраса, я скинула свои балетки и чопорно положила руки на колени, наблюдая из-под ресниц, как Рори завел руку за спину и стянул с себя свою мокрую футболку. Это было такое мужское движение, хоть и простое, но очень эффективное с точки зрения моего либидо.

Его тело было накаченным и рельефным, и мое сердце бешено заколотилось, когда он подошел еще ближе, расстегивая пуговицу на своих джинсах.

– Снимай свое платье.

Было ли это неправильно чувствовать легкое возбуждение от его гортанного приказа, особенно, когда его глаза с такой жадностью наблюдали за мной?

Я стала расстегивать пуговицы своего легкого летнего платья, одновременно обдумывая оставлять ли укороченный топ, который я носила вместо лифчика. Храбрость поборола нелепость этих раздумий, хотя, с желанием прикрыться было тяжело бороться.

– Я хочу, чтобы ты дотронулась до меня. – Он подошел ближе, хриплый тон его голоса посылал мурашки по моей коже.

Не говоря ни слова, я протянула руку, проведя пальцами по его гладкой груди и упругому прессу живота, вдоль дорожки мягких волосков туда, где они становились чуть жестче. Рори тихо ахнул, когда я взяла его член в руку. Изучая его. Не первый, который я держала, но определенно самый красивый. Было тяжело определиться на что смотреть; на его лицо и сладкую смесь возбуждения и освобождения или на порочное великолепие, которое я держала в руках.

Он застонал и тихое ругательство слетело с его губ, когда моя хватка усилилась. Он молча призывал меня своим телом, его рука легла мне на плечо, пока вторая двинулась к моей груди. Его большой палец скользнул по моему соску, словно электрический разряд, заставляя мое тело дернуться от неожиданного ощущения, скручивая мои нервные окончания в тугие узлы. Движения Рори в моей руке стали страстными и нуждающимися, яростные вздохи и тихие проклятья слетали с его губ. Затем, взяв мою руку за запястье и убрав ее в сторону, он опустился передо мной на колени.

Мое сердце бешено колотилось в груди, руки не могли удержать меня, пока его пальцы скользили вверх по чувствительной внутренней поверхности моих бедер, нежно нажимая на них, разведя мои ноги достаточно широко, чтобы он смог устроиться между ними.

– Ты уверена? – его голос был низким и хриплым, как будто ему пришлось обуздать себя, чтобы спросить. Эта мысль заставила меня улыбнуться, хотя ненадолго, пока его пальцы не раскрыли меня, погладив большим пальцем клитор. Все вокруг стало размытым, пока его пальцы работали надо мной, его следующие слова были чуть больше, чем фоновый шум.

– Возможно будет немного больно.

Когда его слова медленно дошли до меня, я подумала отвлеченно, откуда ему знать об этом.

– Ты делал это раньше? – спросила я, подняв голову от самоуверенного тона его ответа.

– Миллион раз.

– Лишение девушек девственности – твоя специальность?

– Конечно. Я могу сходить и принести свою визитку, если хочешь?

Я однозначно не хотела, чтобы он двигался, и все мои мысли внезапно оборвались, когда он скользнул вниз по моему телу, прокладывая дорожку из поцелуев до моего бедра.

– Потеря девственности поставляется с гарантией. – Его голос был нежным, но все же настойчивым, его зубы слегка задевали мою кожу.

– Значит, я могу ожидать, что буду удовлетворена? – мои слова были частично шепотом, частично мольбой, и, когда он достиг моей сердцевины, подув на нее, из моей груди вырвался стон.

– Я чертовски на это надеюсь.

Бог ты мой, этот тон.

Я ожидала почувствовать его пальцы, а не губы, мое тело дернулось, когда его рот прижался к моей уже влажной плоти; один поцелуй и еще один, словно он целовался со мной. Я была переполнена чувствами, отчаянно нуждавшаяся, мое тело двигалось по собственному желанию, поднимаясь вверх и прижимаясь к нему, в то время как мои пальцы сжимали простынь.

– Все хорошо? – я не восприняла это как вопрос, но ответила неразборчивым потоком слов, пока он вылизывал меня и скользнул пальцем внутрь.

– Такохренительнохорошо.

Я умирала от желания, каждая частичка меня. Я никогда не хотела ничего больше, никогда не чувствовала себя такой жаждущей, отчаянно желавшей большего, когда его губы внезапно стали неистовыми, а пальцы – быстрыми. Мне хотелось посмотреть – действительно хотелось, но я не могла вспомнить, как двигаться, чтобы приподняться, пока он пожирал меня. Так мокро. Я до сих пор почти могу слышать наши звуки; отзвуки его стонов, мое затрудненное дыхание, и влажное скольжение его рта. Мои конечности отяжелели, я выгнула спину, пытаясь свести ноги вместе, взбираясь на эти новые высоты блаженства, почти достигнув границ слишком многого слишком быстро.

– Такая красивая киска, – прошептал он. – Я хочу, чтобы ты кончила на моем языке.

И несколькими мгновениями позже и впервые в жизни, я кончила посредством чего-то другого, помимо моей собственной руки.

– Боже. О, Боже. Я – я —

Я была ни на что не способна, только несколько раз вскрикнула от накатывающих на меня волн наслаждения. Внезапное интенсивное ощущение удовольствия и жар накрыли меня так быстро, я подумала, что обязательно взорвусь. Так много наслаждения, комната наполнена характерными звуками, и, когда я наконец кончила, задыхающаяся и ослабевшая, я держала его голову в своих руках.

– Я должна, наверно, дать тебе письменное одобрение...– мои слова были хриплыми, я не закончила предложение, так как он стал подниматься вверх по моему телу, оставляя мокрые поцелуи на моей обнаженной коже.

Я была обнажена во многих смыслах. И под ним.

– Подожди пока. Я еще не закончил.

Не думаю, что когда-либо слышала человеческое рычание, до или после.

Он сел, расставив ноги по обе стороны от меня, схватив презерватив, который положил на кровать ранее. Я никогда не забуду его образ, возвышавшегося надо мной в полумраке, тяжелый вес его члена, который он сжимал в своей руке, его рот влажный и блестящий.

Но внезапно у меня скрутило живот от нервного напряжения, когда она начал раскатывать презерватив по всей своей длине. Почти.

– Я вдруг почувствовала, что не совсем уверена, что это хорошая идея. – Моя нервная улыбка получила озорную в ответ.

– Мы не будем спешить. – Сев на колени, он наклонился вперед и поцеловал меня, и я смогла попробовать свой вкус на его губах. Было странно, но не неприятно, он пробурчал, – Я сделаю тебе приятно. – Только приятно не отражало то, как он сдвинулся, скользя головкой своего члена по моей киске, и я судорожно вздохнула. – Очень приятно.

А затем он оказался там, внутри меня – совсем чуть-чуть – мы дышали почти синхронно.

– Вот, черт. Чтоб меня. – Удерживаясь на локтях, он толкнулся чуть дальше, закрыв глаза, словно от боли.

Я тоже зажмурилась, когда он скользнул еще глубже, закусив губу, чтобы не застонать. Было совсем не больно – не совсем – но у меня определенно были времена повеселее. И я никогда не заходила так далеко раньше.

Отодвинувшись назад, Рори толкнулся чуть сильнее, мои внутренние мышцы почувствовали толчок. Он повторил это еще раз; атака и отступление, но, когда он опустился на предплечья, изменение угла послало остаточные искры оргазма к моему клитору.

Он чертыхнулся, когда я дернулась, теперь мои пальцы были на его заднице, безмолвно призывая его повторить то движение. Просто повторить. Мои пальцы блуждали по его телу, а бедра покачивались, и, когда он приподнялся на руках, двигаясь глубже и быстрее, я уже не могла сказать, где заканчивался он и начиналась я.

Первый раз, когда вы кончаете благодаря кому-то еще, – особенный, но это ничто по сравнению с тем, когда вы заполнены кем-то. Он выглядел таким красивым. Надо мной. На его лице – смесь сосредоточенности и радости. Сладкой агонии. В тот момент я была переполнена до отказа, на глазах появились слезы. И знания того, что он хотел – он желал меня – смешанного с нашим совместным наслаждением, было достаточно, чтобы толкнуть меня через край.

Крепко зажмурившись, я делала крошечные, короткие вздохи.

– Я...я...я...– я едва могла дышать, когда он начал раскачиваться и тереться об меня, мои руки ухватились за его бедра, будто желая убедиться, что он не остановится.

Когда он довел меня до оргазма и исступления, его движения стали неуправляемыми и грубыми.

– Бл*дь – это. О, Святой Боже! – окончательно придя в себя, я интуитивно поняла, что означает понятие "отголоски". – Охренеть. Это было – приглядевшись ко мне, абсолютная радость на его лице превратилась в беспокойство. – Фин, я сделал тебе больно?

Протянув руку, чтобы дотронуться до его щеки, я покачала головой, используя другую руку, чтобы вытереть слезы. Не от расстройства, а лишь от шока. Эмоционального.

– Я собираюсь оставить прекрасный отзыв, если у тебя есть веб-сайт. – В моих словах были слышны слезы, хотя мы оба рассмеялись, вызывая повторную волну удовольствия, снова отключившую мой мозг.

Я никогда не представляла, как это будет, лишиться девственности. Не совсем. Я конечно же думала об этом. Даже раз или два была близка, но что-то всегда сдерживало меня. Возможно, если бы я знала, что это будет так, я бы не стала ждать так долго.

Позже, после того, как мы потусовались и обговорили планы на следующий день, Рори провел меня до конца моей улицы, по моей просьбе. Я не хотела провоцировать ненужный родительский допрос, подойдя к входной двери вместе с парнем.

Я запрыгнула в кровать той ночью с легким сердцем и дрожащими ногами.

Дождь нисколько не уменьшил летнюю влажность, и большую часть ночи я провела, прокручивая фрагменты вечера в голове. Его запах и то, как он ощущался. Звуки, которые он издавал, когда кончал. Проснувшись рано на следующий день, я быстро позавтракала, еще быстрее оделась и выскочила за дверь, потому что воздействие рук и рта Рори – восхитительные ощущения, которые они создали во мне – оставило меня желать большего.

Представьте мое удивление, когда я добралась до его дома, открыла калитку и увидела через окно девушку в его объятьях. Не друга или сестру. Я достаточно долго стояла там, чтобы в этом убедиться. Они улыбались, а вот я – нет, особенно, когда Рори протянул руку, чтобы намотать локон ее волос на свой палец. Она захихикала, и он уставился на ее пышную грудь перед тем, как притянуть ее к себе для долгого поцелуя. Остальное, как говорится, история. К тому времени, как я отправилась в Тайланд, я больше не могла выносить и мысли о нем, мои воспоминания потускнели, как дешевые рождественские украшения, когда с них стираются блестки.

Но я обожглась. Мне было больно. И сдуру, я пообещала сама себе, что не позволю такому повториться.

Это было доведенным до крайности ребячеством.

Оставив свои воспоминания, я ставлю фотографию на место и чувствую, что Айви входит в комнату позади меня, судя по звуку ее ложки, звякающей о тарелку с овсянкой. Я говорю тарелка с овсянкой, но более вероятно, это блюдо, содержащее всевозможные виды заменителей сахара и пищевых добавок и возможно около двух процентов каши. Отлично, сахар не является продуктом животного происхождения. Сомневаюсь, что она выживет.

– Думаю, нам с тобой пора немного поболтать, – говорит она, хрумкая эту гадость.

Это не совсем средство от похмелья.

Великолепно.

Глава шестая.

Фин.

Фу-у.

Время для небольшого разговора, и мой кофе остыл. Посмотрев на лицо Айви, я понимаю, что разговор будет более серьезным. Всю неделю она была тихой, и я думала, что это из-за большого количества работы, но теперь я задаюсь вопросом, может, она была погружена в раздумья.

Похоже, что разговор коснется последствий моих действий.

– Что случилось? – упрямо отвечаю я, прижимая остывающую чашку к своей груди. – Это по поводу лесоруба? – также известного под именем Рори; часть моего прошлого, о котором она не имеет понятия. Как ни странно, этот момент в начале недели, был одним из тех, которые заставляли меня вновь почувствовать себя почти человеком. Таких моментов не много, и происходят они довольно редко в настоящее время.

– Почему ты спрашиваешь?

– Не знаю. Может я вела себя неправильно.

– Как неправильно?

– Не как вдова, полагаю. – Проследовав за ней в комнату, я сворачиваюсь калачиком на краю дивана, пока Айви хмурится, а ее ложка на мгновение застывает в воздухе, прежде чем отправляется в ее рот. Затем, театрально закатив глаза, она скользит в кресло напротив и при этом бубнит что-то, что очень похоже на "неледихамичем".

– Что это было? – я почти не спрашиваю, завороженная розовыми и зелеными кусочками, балансирующими на ее ложке, и крошками – это зефир? – которые вот-вот станут перетертым месивом.

– Я сказала, – она прожевывает – никто не ждет, что ты станешь Леди Хэвишем (Леди Хэвишем – одна из главных персонажей романа Ч. Диккенса "Большие надежды". Прим. пер.).

– Я уверена, что она была брошена перед алтарем, а не овдовела, – отвечаю я, делая ненужный акцент на слове.

– Дело не в обстоятельствах, а в реакции. Ты не можешь законсервировать себя в двадцать шесть лет.

– Двадцать пять.

– Дурочка, у тебя день рождения на носу. И хотя Бог знает, мужчины должны быть за версту от твоего радара сейчас, честно, я была бы счастлива, если бы ты просто заглядывала в магазины время от времени.

– Я выхожу в люди. Во вторник я ходила на почту.

– Во вторник две недели назад. И это был последний раз, когда ты покинула дом. Почему бы тебе не начать снова бегать?

– Слишком холодно.

Она фыркает, прищурив глаза.

– Я не говорю, что это не естественно, твое поведение, потому что горе – это странная и ужасная вещь. Но, знаешь, ведь в какой-то момент ты должна начать двигаться дальше?

Я молчу, потому что не знаю. Как можно двигаться дальше, когда такое чувство, будто ты застрял? Живешь в каком-то странном забвении, живешь уже не своей жизнью, а жизнью какой-то престарелой тетушки? Возможно, мне следует запереться в доме в пожелтевшем от времени, старом подвенечном платье, потому что я чувствую себя достаточно древней. Каким образом можно двигаться дальше, если ты просто не знаешь даже с чего начать? Или кем ты должен быть?

– Пришло время. – Она ставит свою тарелку с овсянкой на стол с тяжестью молотка. – И как бы я не была благодарна тебе за помощь в успешном открытии салона, ты не можешь жить со мной вечно.

– Что? Ты выгоняешь меня?

– Тебе нужно начать жить самостоятельно, – говорит она, не обращая внимание на панику, отразившуюся на моем лице. – И тебе нужно найти работу до того, как твои профессиональные навыки устареют.

– Я – у меня временная передышка. Уклонение, или как там это называется. – Я читала статью об этом, пока находилась за стойкой регистрации внизу. Эта статья из журнала Cosmo, и я решаю не говорить об этом. – Видимо, делать длительный перерыв в работе – это новое корпоративное явление.

Судя по выражению на ее лице, это ее нисколько не впечатляет, поэтому я пробую другую тактику.

– Слушай, если тебе нужно, чтобы я начала вносить свою долю в оплату счетов —

– Дело не в этом, – говорит она, отмахиваясь от моих слов. – Кроме того, ты не можешь себе это позволить.

– Добей меня, когда мне плохо, – жалуюсь я.

– Это правда. Но тебе нужна работа, ради карьеры, не говоря уже о душевном равновесии.

– Я не уверена, что я – слова заканчиваются, потому что я не уверена, и точка. Все внезапно пугает меня; этот разговор, будущее – все. Мое сердце начинает громко стучать, и с каких пор мне нужно сосредотачиваться, чтобы продолжить дышать? В ловушке, кажется, так я себя чувствую, когда ставлю кружку на стол и начинаю говорить. – Я думала о том, чтобы пройти эти курсы по восковой депиляции.

Айви бросает на меня еще один скептический взгляд, не подозревая в каком смятении я сейчас нахожусь. – Я уверена, Нэт хотела, как лучше, упомянув о них, но это не для тебя.

– Ты знала, что она сделала – я делаю вдох, будучи не в состоянии заставить себя закончить предложение. Зачем я об этом заговорила?

– Пирсинг клитора? Да, знала. – Последнее прозвучало, как усталый вздох. – Она им покрасовалась, я полагаю.

– Боже, нет!

– Тогда тебе повезло. – Айви вздыхает, бормоча что-то о том, что у этой девушки слишком большие наклонности к эксгибиционизму.

– Она просто рассказала мне об этом, когда мы разговаривали о курсах по интимной восковой депиляции.

– Ты действительно хочешь проводить свои дни, глядя на вагины?

Ее подача вопроса далеко не антагонистичная, и даже если он звучит, как настоящий вопрос, у меня по-прежнему нет слов, чтобы ответить. Могу ли я полностью изменить свою карьеру – стать косметологом? Действительно ли я хочу проводить свои дни, имея дело с волосатыми подмышками и ногами? С волосатыми задницами отдельных придурков вместо корпоративных? Или это просто еще один способ избежать возвращения в реальный мир?

– Знаешь, они не все одинаковые. – Несмотря на невозмутимость моего тона, я была потрясена, узнав это от Нэт. Сюрреалистический разговор оставил меня с пониманием, что прелести некоторых женщин определенно отличались от моих собственных. Думаю, ее точные слова были следующими: некоторые похожи на сэндвичи с ростбифом, приготовленные очень небрежно в каком-то кафе.

– Ты считаешь, что разнообразие плоти является достаточным для поддержания твоего вдохновения? Ты, со своим дипломом с отличием и блестящим послужным списком? Или, возможно, ты хочешь добавить несколько пунктов в свое меню? Спрей для загара, может быть?

– Я могла бы, – отвечаю я, поднимая свой подбородок вверх, беспокойство переходит в огорчение.

– Очень жаль. Тебе придется найти какое-то другое место, чтобы практиковаться в своих навыках. Я не могу позволить себе подпустить тебя к платежеспособным клиентам, как Суини Тодда интимной депиляции. Из-за тебя мне придется закрыться.

– Может я смогла бы делать что-то особенное? – страх реального мира снова начинает подкрадываться ко мне. – Привлечь людей?

– Людей, на которых ты будешь практиковаться?

– Да.

– Детка, местные женщины не хотят дешевизны. Они хотят удовлетворения от мысли, что, когда их мужья занимаются с ними оральным сексом во время их ежемесячного поедания вагины, стоимость указанной восковой депиляции была почти такой же болезненной для кармана, как и сам процесс. Если у нас будет много работы, и мне понадобится нанять косметолога по воску на полный рабочий день, я найму кого-то опытного. Я не могу позволить, чтобы на меня работал Мучитель малышей.

– Малышек, – поправляю я.

– Если малышек слишком сложно обрабатывать воском, то удаление волос на спине, между ягодиц и на мошонке вызовет настоящие трудности.

– Ты...они...ты будешь это делать здесь?

– Почему нет? – говорит она, слегка пожимая плечами. Это легкое движение не скрывает ее дискомфорта. – Не могу представить шестидесятилетнего мистера Полетти, цирюльника, предлагающим интимную депиляцию наряду с короткими стрижками. Будет глупо с моей стороны не расширить мужскую часть клиентской базы.

– Думаешь, среднестатистический мужчина хочет, чтобы его шары были лысыми?

– Не уверена, что есть такая вещь.

– Но ты только сказала —

– Я имею в виду, что нет такого понятия, как среднестатистический мужчина. Разве что, ты рассматриваешь их всех, как кучу лживых, сокращающихся от желания мошонок.

– Мошонок? – перебиваю я несколько возмущенно.

– Большие, волосатые мешочки для яичек, – отвечает она упрямо. Между тем, я вроде как лишаюсь дара речи. Во-первых, Айви всегда старается видеть хорошее в любом человеке, но она ставит крест на всем мужском поле? И во-вторых, она матерится, потому что, эй! Она редко ругается и никогда без румянца на щеках или заикания. – В любом случае, – добавляет она, снова раздражаясь, – это не так затратно, поэтому я ожидаю, что мы достаточно скоро выясним, являются ли мужчины Охкелда кучкой девиц, предпочитающих тело без волос. Мужчин, удаляющих волосы с тела, как девчонки? – она качает головой. – Не то чтобы это имело для тебя значение. Ты не задержишься тут надолго, чтобы узнать об этом.

– Ты ведь знаешь, что я все еще скорблю. – Я сразу же ненавижу свой умоляющий тон, не говоря уже о том, как мое сердце снова начинает колотиться, а поясница покрывается тонким слоем пота – Я – я не готова.

– Но пришло время, милая. Прошло четыре месяца. Ты должна двигаться дальше. Ты все еще молода, и мне просто ненавистно видеть, как ты прячешься от жизни.

– У меня была жизнь! – пронзительно выкрикиваю я, паника сдавливает мое горло. – У меня была жизнь. – Мои руки теребят край рубашки Balenciaga, торчащая нитка позволяет сфокусироваться на чем-то еще, кроме Айви. – И я знаю, что не могу вернуться к ней, но я...я просто не знаю, как начать все сначала. – Когда я поднимаю голову, у меня по щекам текут слезы.

– О, Фин, – говорит она, пересаживаясь со своего кресла на диван. Она обнимает меня за плечи, успокаивающе поглаживая меня по спине одной рукой. – Я знаю, что это страшно, но ты должна попробовать. Ты должна вытащить себя из этой хандры, солнышко. Знаешь, я все понимаю. – Она отстраняется от меня, убрав теперь уже влажную прядь волос с моего лица. – Ты никогда не жила самостоятельно. Тебе никогда не приходилось обеспечивать саму себя.

Я хмурюсь.

– Какое это имеет отношение ко всему?

– Ну, ты выбралась из-под маминой опеки и стала жить со мной, пока мы учились в университете. Затем, через несколько месяцев после окончания учебы ты уехала и вышла замуж за Маркуса.

У меня сжимается сердце при звуке его имени, и я чувствую тяжесть внутри. Но я не буду плакать – я отказываюсь.

– Я поехала в путешествие после колледжа. Возможно, я не жила самостоятельно, но все это требовало мужества. И я не забыла, что ты должна была поехать со мной, но в последний момент отказалась от наших планов. А я все же поехала – отправилась одна. – Это ведь должно что-то значить. Воинственность, может быть.

– Я вижу, ты все еще носишь обиды.

– Balenciaga, на самом деле. – Я не говорю ей, что ее поведение – наилучший показатель. Скинув ее руки со своих плеч, я говорю,

– Прости. Я понимаю, тебе надо было ехать.

Айви пришлось уехать в Лондон, когда ей предложили пройти стажировку в одном из ведущих салонов. Этот опыт дал ей возможность работать по всему миру, даже поработать с кино звездами на съемочных площадках различных блокбастеров. Но тогда, у нас были планы отправиться путешествовать вместе после моего выпуска, тем не менее, я не могла позволить ей отказаться от работы своей мечты. Особенно, когда она начала дышать одним воздухом с великолепным Крисом Пайном. Это была ее мечта, и, безусловно, казалось, она занималась именно тем, что было ей предначертано. А теперь, она вернулась обратно, сказав, что устала от всего этого. Это кажется очень странным, что она бросила работу, которую обожала.

– Айви, почему ты вернулась?

– Я говорила тебе. Я устала от этой пафосной индустрии. – Встав, она возвращается в свое кресло, стряхивая невидимые ворсинки с пижамных штанов, когда садится.

– Поэтому ты открыла салон красоты? – потому что в этом есть смысл.

– Парикмахерскую и салон красоты. И мне надоело там жить. Что? Почему ты на меня так смотришь?

– Кажется немного странным, вот и все.

– И о странностях говорит девушка, которая прячется от мира, ночуя на моем диване. Девушка, чья дюжина пар обуви от Гуччи разбросана в моем коридоре.

– Две пары, – бубню я. Вторая пара на самом деле от Джимми Чу. – И сплю я в твоей свободной комнате, на случай, если ты не заметила. Почему ты просто не скажешь напрямую? Ты хочешь меня выгнать.

– Нет, дурочка, – устало говорит она. – Я хочу, чтобы ты снова начала жить.

– Я живу. Вообще-то, я подумываю над тем, чтобы снова отправиться путешествовать. – Незрелая мысль вырывается из меня еще до того, как она даже на половину сформировалась.

– Побег, – говорит она, взмахнув руками от отчаяния. – Потому что в прошлый это так хорошо сработало.

– Что это значит?

– Предполагалось, что ты будешь напиваться и веселиться в течение нескольких месяцев, а не вернешься обратно с мужем, на десять лет старше тебя.

– И, под этим ты имеешь в виду что? Что я не способна принимать собственные решения? Меня нельзя оставлять одну?

Выражение ее лица и ее тон задевают за живое. Я всегда думала, что Маркус ей нравился; на тот момент он был намного искушеннее каждой из нас. И немного лучше, тоже. Казалось, она находилась под большим впечатлением, когда приехала к нам в гости в Сингапур. И Дубай. И когда каталась с нами на горных лыжах в Сент Мориц.

– Нет, тебе нужно научиться быть в одиночестве. И ты принимаешь поспешные решения. Всегда так делала. – Говорит Айви печальным тоном. – Возьми, к примеру, курсы по восковой депиляции.

– Но мы говорим не про курс, который обойдется мне в несколько долларов.

– Двести пятьдесят фунтов!

– Мы говорим о моем замужестве. Обо мне.

– Я говорила тебе не уезжать – или, по крайней мере, подождать меня.

– Я хотела путешествовать. А не в отпуск поехать!

– Но, а что с твоей мамой...– Она замолкает; она имеет в виду, когда мама решила продать дом, посчитав, что я уже достаточно взрослая, чтобы позаботиться о себе. – Несомненно, это был эмоциональный период времени. Ты была растеряна. – Тихо говорит она, ее тон почти мольба...потом выражение ее лица меняется, и она снова злится. – Но нет, ты не стала слушать. Как обычно. Следующий шаг – ты замужем!

Все это правда. Я действительно встретила Маркуса во время своего путешествия, на частном пляже Ко Самуи, на самом деле. Мы с Эллой, шведской туристкой, с которой я познакомилась ранее, пробрались на вечеринку, которую он устраивал. Мы были слегка навеселе, а потом набрались еще больше, но, когда нас за руки и за ноги притащили к воротам, Маркус остановил охрану и сказал им, что мы были из его тусовки. Мы, со своими грязными косами, очками Гавана и шелковыми саронгами. Мы выглядели настолько неуместно, тусуясь в его пляжном доме с его европейскими приятелями.

У него всегда был ужасный вкус в выборе друзей.

– Не то, чтобы я планировала это. – И не то, чтобы мы перепихнулись или типа того. После Рори я совсем не собиралась этого делать. Просто так случилось, что я продолжала натыкаться на него. Первый раз – через пару дней в соседнем городке. Затем в Паттайе на следующей неделе. Я была польщена, потому что стало очевидно, что он следовал за мной, организовывая эти случайные встречи. По правде говоря, я была ослеплена. Кто не хотел бы быть желанным, после того, как его использовали, а затем презренно отвергли? По крайней мере, так я тогда рассуждала.

В то время он вел себя, как идеальный джентльмен, и вскоре мы с Элли перестали останавливаться в ужасных лачугах, чтобы тусоваться с ним. Пятизвездочные отели, шампанское и вечеринки на огромных яхтах с более взрослыми, искушенными мужчинами. Но, я не спала с ним. Может это и привлекало его. Он относился ко мне, как к своей принцессе. Ну, в начале, по крайней мере. И, к тому времени, как Элла улетела в Австралию, он попросил моей руки.

Я понимаю, что Айви все еще говорит, хотя крик был бы более уместным.

– ты должна жить. Двадцать один и замужем! Ты никогда не жила самостоятельно – никогда не обеспечивала себя сама! Ты ничего не знаешь об оплате счетов или ведение банковского счета, или всех этих вещах.

– У тебя это звучит, как клише. Словно он был моим папиком или кем-то в этом роде.

– Это все равно, что сказать, что Геббельс был немного расистом! – Она резко качает головой, чуть более драматично, чем ее обычная тактичность позволяет. – Он несомненно был папиком! Да, конечно, он был сексуальным, учитывая его загар и искушенность более зрелого мужчины. И богатым. Он заботился о тебе, хотя не всегда так, как должен муж.

– Ему едва исполнилось тридцать, когда я познакомилась с ним! И он любил меня. Он обращался со мной, как с принцессой. – Она бубнит что-то себе под нос, что-то, что я не могу разобрать. Когда я спрашиваю ее об этом, мне хочется взять свой вопрос обратно.

– Я сказала, как с гребаной Рапунцель, запертой в башне из слоновой кости!

– Это не правда – у меня была социальная жизнь. Я работала!

– В его кругах, где он мог присматривать за тобой. Фин, ты никогда не приезжала домой. Никогда не навещала меня, ни разу пока я была здесь, или в Америке, или на съемочной площадке. Только я гостила у тебя.

– Я думала, тебе нравилось навещать меня.

– Конечно нравилось. Жить в роскоши было сродни глазури на торте, но ты никогда не задумывалась, почему не поддерживала связь со своими друзьями из университета? Почему никогда и никуда не путешествовала без него?

В тот же момент я чувствую себя предательницей, потому что конечно задумывалась. Особенно после года нашей супружеской жизни, который был словно медовый месяц, но говорить о мертвых плохо как-то неправильно. Звучит жалко, но тогда это не могло не очаровать меня – быть любимой так сильно, что он не мог вынести разлуки со мной. Позже, возможно уже не так сильно. Потом это казалось, в лучшем случае, глупой отговоркой. В худшем – ложью, чтобы контролировать меня.