Текст книги "Крайне аппетитный шотландец (ЛП)"
Автор книги: Донна Алам
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
– Он... он занимается благоустройством участка. Садово-ландшафтный дизайнер, полагаю. – Хотя, откровенно говоря, я вообще не видела, чтобы он чем—то занимался. Помимо меня.
– О, его проекты касаются не только сада. – Усмехается Мак. – И я думаю, эти чувства взаимны.
– Умолкни, – отвечаю я. – Ты не знаешь, о чем говоришь. Я недавно овдовела.
– По словам Айви, это не так уж и плохо. Слышал, он был той еще сволочью.
– Не хочу об этом говорить. – Мой взгляд скользит туда, где недавно стоял Рори.
– Хорошо, но садовник? – поддразнивает он.
– Серьезно, Мак, ты такой говнюк.
– Должно быть, это влияние леди Чаттерлей. Я могу распознать похоть, когда вижу ее, и, без дураков, этот взгляд кричал о сексе.
– И вовсе не так он на меня смотрел. – То есть, в его взгляде определенно что-то сквозило, но было бы проще, если он хотя бы намекнул, что именно. Записку прислал бы что ли?
– Я говорил не о нем.
Мак многозначительно смотрит на меня, приподняв вопросительно бровь, пока я пытаюсь сообразить, что сказать в ответ, найти слова, которые отвлекут от темы «Рури», потому что совсем не хочу это обсуждать. Пусть даже мне неймется попросить Мака объяснить поведение этого мужчины. Видит Бог, подсказка бы мне не помешала.
– Так что ты там говорил о техническом обслуживании?
– Ничего, – озорно улыбаясь, отвечает он.
– Говорил. До того, как...
– До прихода Мэллорса? – думаю, моя челюсть только что отвисла до груди, или, возможно, так случилось бы, имей я грудь. – Да ладно тебе, я ведь не полный обыватель.
– Ты читал "Любовник леди Чаттерлей"? – спрашиваю я в полном замешательстве. Как такое возможно? Он ведь парень до мозга костей.
– Порнушка, – пожимая плечами, отвечает он.
– Кто-то превратил работу Д.Г. Лоуренса в порно? – звучит слишком недоверчиво?
– Ага, на мой взгляд небольшой артхаус.
– Не могу поверить...
– Господи, видела бы ты свое лицо. Я же не полный придурок. Я читал книгу, немного.
– Могу поспорить, неприличные отрывки.
– Ничего особо неприличного, – отвечает он. – И закончилось все как-то уныло, концовка оборвана. Но я отвлекся. Я просто хотел сказать, что Мэллорс здесь. – Он указывает в сторону двери, через которую только что выскочил Рори. – Он смотрел на меня так, будто с радостью сломал бы мне руку лишь за то, что она касалась тебя. А ты, скажем так, совсем не умеешь сохранять бесстрастное выражение лица.
– Все сложно, – начинаю я. – И... и не говори Айви об этом.
– Еще чего. Тем более, она опять свалила в Штаты. Сомневаюсь, что она знает, где хочет находиться.
– Я за нее волнуюсь, – признаюсь я. – Это просто бессмысленно.
– Не беспокойся. Айви не делает то, что не хочет. Она упертая. В любом случае, я не могу торчать тут весь день. Я солидный бизнесмен. – Мак скрещивает руки на груди, показывает язык и сводит глаза в кучу, будто мы оба снова вернулись в детство. Хотя, учитывая его эмоциональное развитие, думаю, он все еще там.
– Ты больше смахиваешь на недоумка.
– Ты серьезно считаешь меня глупым? – снова забавляясь, говорит он. – Значит, я правильно полагаю, ты не желаешь, чтобы этот недоумок подкинул тебя до дома?
– Ах, – отвечаю я, похлопывая его по щеке. – Я не говорила, что ты тупой, только лишь немного чокнутый.
Мак никогда долго не дуется, и, что и следовало ожидать, его губы под моей ладонью расплываются в улыбке. Что касается транспорта, действительно, сегодня я без "Фиата" Айви, оставила его у салона, чтобы Наташа съездила к оптовикам. И хотя идея уехать сейчас, чтобы больше не сталкиваться с Рори, кажется очень заманчивой, у меня все еще осталась пара дел, которые нужно доделать сегодня. К тому же, после вчерашней "я-зажму-тебя-между-машиной-и-своим-обалденно-пахнущим-телом" встречи я не хочу, чтобы он подумал, будто я запаниковала.
В данной ситуации нужно быть благоразумной.
– Спасибо, – отвечаю я, убирая руку от его лица. – Но я еще не кончила.
– Еще не кончила? – хохочет Мак, прижимая руки к бедрам.
– Я сказала не это. – Так ведь? Нет, я не могла этого сделать. И при этом мои щеки тут же заливаются румянцем.
– О, ты определенно сказала это. Оговорочка по Фрейду... частенько с тобой такое случается?
– Боже, ты еще хуже Наташи. Должно быть, тебе это от нее передалось. Перестань, – добавляю я, когда он открывает рот. – Не хочу знать, к чему ты клонишь. И просто... просто проваливай отсюда! – толкая Мака в плечо, я разворачиваю его лицом к двери.
– Полагаю, это лучше, чем просто сказать мне, что ты торчишь тут, чтобы потра...
– Пожалуйста, уйди. Иди доставай Нэт!
– К слову, у меня действительно есть кое-какие дела, о которых надо позаботиться.
– Ух, ты такой неандерталец, – возмущаюсь я, толкая его к двери.
Глава тридцатая
Рори
К черту все это!
Если моя реакция в тренажерном зале хоть что-то доказывает, то мне действительно нужно вернуться в Лондон.
Чертов псих.
Сидя в грузовике, я включаю зажигание и понимаю, что мне нужно ехать.
Первая мысль, которая пришла в мою тупую голову, когда я услышал ее визг, была о том, что она упала и поранилась. Вторая – после того, как я ворвался в зал и увидел этого ублюдка, обнимавшего Фин, – была о том, что мне хотелось причинить боль именно ему.
Хотелось.
На полном серьезе.
И до сих пор хочется.
Это был ее бывший муж? Ибо, когда Фин отошла от него, он посмотрел на нее таким собственническим взглядом – словно, приглядись я повнимательней, увидел бы его имя где-нибудь на ее теле. Как будто я уже недостаточно хорошо ее рассмотрел. Нет, он не ее бывший, она была слишком расслабленной. Но ради всего святого! Казалось, он подначивал меня – его взгляд скользил по телу Фин вверх-вниз, словно он представлял, что находилось под ее одеждой. Возможно с целью самоудовлетворения позже. И видя, как он рассматривал ее, меня охватила звериная ярость. Хрен знает, как я смог заставить себя просто стоять на месте, пока этот придурок глазел на Фин с выпученными глазами. Мне ужасно хотелось схватить ублюдка и отдубасить его, чтобы он понял, что не может на нее так пялиться.
Я чертов маньяк. И очевидно, слетел с катушек, особенно, когда сказал ему отпустить ее.
Не стесняясь в выражениях.
Гребаный ад.
Как получилось, что из беззаботного состояния, я превратился в зверя, жаждущего крови?
Только мое здравомыслие удерживает меня в грузовике. Я не могу позволить себе вернуться. Не могу показать свои чувства, тем более, что сам не понимаю их. И что-то мне подсказывает, что она не обрадуется, если ее перекинут через плечо и утащат в постель. Но именно это я и хочу сделать; стереть следы от его взгляда, оставив отпечатки своих пальцев по всей ее коже. Она выглядит чертовски невозмутимой, или, по крайней мере, ей удается притворяться. Вплоть до того, как я перехожу к делу, и тогда становится совершенно очевидно. Она. Хочет. Меня. Но как сильно?
У меня были женщины, которые прикидывались недоступными. Иногда это срабатывает – добавляет острых ощущений к стремлению их заполучить – а иногда мне лень заморачиваться, и я с радостью позволяю им уйти. Но это... Это что-то незнакомое. Сбивающее с толку. Словно она боится признать свои желания.
И думаю, я веду ту же игру.
Вчера, когда она подъехала на этой крошечной машинке своей подруги, я замедлил шаг, а потом поспешил вперед, хотя мне потребовалась вся сила воли, чтобы не броситься к ней. Вытащить из машины. Завести ей руки за спину и зажать их там. Зацеловать ее до потери чувств, пока она не обмякнет в моих объятиях, прижимаясь к двери машины ослепленная желанием. И моим членом.
Я представляю, как приподнимаю ее, позволяя ей обхватить мои бедра ногами и почувствовать, каким твердым она меня делает. Сглотнув, я практически чувствую соленый привкус ее кожи, представляя, как провожу языком вниз по ее шее, расстегивая платье, холодный утренний воздух помогает мне в моем стремлении сделать ее соски твердыми. И тогда я целую их, мои рот и язык теплые. Ласкаю и покусываю. Наслаждаюсь ими, пока несу Фин обратно в ее небольшую кровать. Я отчаянно желаю уложить ее и накрыть своим телом. Может быть, оставить на ней сапоги, на первый раз, по крайней мере. А затем оттрахать ее так жестко, чтобы она все еще чувствовала меня на следующей неделе.
Ну да, может быть, я размышлял об этом больше, чем следовало.
Я открыл дверь, вдохнув цветочный запах ее духов прежде, чем бросил взгляд на обнаженное бедро под задравшимся платьем. Но, когда она подняла на меня глаза, я пропал. Розовые, полные губы, слегка покрытые блеском. Я сразу же вспомнил тот первый вечер, когда она подцепила меня в баре. То, что говорят о мужчинах – и о губах и любых видах блеска для губ – это правда. И в тот момент мне захотелось видеть, как эти губы обхватывают мой член. Не самая оригинальная мысль, но в качестве заключительного аккорда, я желал увидеть их покрытыми моей спермой.
Я протянул руку, и вовсе не потому, что она нуждалась в моей помощи, а больше ради возможности прикоснуться, но когда я забыл спросить, что случилось с ней в субботу вечером – бог ты мой, ее лицо! Она задрала подбородок, с легкой надменностью, поэтому я решил еще немного побесить ее.
Что мне еще начинает нравится в Фин – первое, это конечно, находиться внутри нее – это доводить ее до бешенства, а потом очаровывать. И, как только эта мысль появляется, я улыбаюсь... но затем улыбка мгновенно исчезает с пониманием, что я, мать твою, опьянен этот женщиной. Что мне не следовало бы наслаждаться этим. У меня достаточно в жизни проблем и без того, чтобы связываться с женщиной, которая вызывает во мне такие чувства. Вдобавок, она только что развелась – по крайней мере, я думаю, что развелась она не так давно – и не собирается ввязываться в новые отношения. Раньше это казалось веской причиной, чтобы трахнуть ее, но то, как она смотрит на меня и какую реакцию вызывает во мне, на самом деле говорит, что это плохая идея. Я нажимаю на газ, и мотор ревет, а затем, опустив окно и надеясь немного развеять мысли, я переключаю рычаг в режим "драйв".
Конечно же, мой отъезд выглядел бы более спокойным, если бы я не газовал по гравию, как томящийся от любви подросток.
Глава тридцать первая
Рори
Когда я возвращаюсь обратно, на улице уже стемнело. Я специально задержался, хотел удостовериться, что Фин уехала. Весь день я провел в раздумьях и предположениях, пока бесцельно катался по округе. Стараясь мыслить разумно, полагаю. И в итоге пришел к заключению, что пора перестать думать членом. Он определенно продолжает втягивать меня в проблемы: Бет, Анна, а теперь вот Фин. Первые две были неудачным выбором с точки зрения бизнеса, но связь с Фин, думаю, может причинить гораздо больший вред. Дело вовсе не в том, что я хочу положить конец тому, что между нами происходит, что бы это ни было. Проблема в том, что Фин сейчас не в том состоянии, чтобы довольствоваться связью без обязательств, даже если сама думает по-другому. А я? Меня одолевают всевозможные мысли и чувства, касающиеся этой женщины – желания против потребностей – влечение против того, что лучше для меня.
Что за чертова ирония, ей богу. Я люблю женщин, и это правда. Но я никогда не был заинтересовал в целом "пакете", предпочитая своих женщин по частям. Смахивает на маньяка, но это вовсе не так. Мне нравятся их глаза, смех. Симпатичное личико и милая улыбка, и мне нравится их интеллект почти в той же мере, как и то, что у них между ног. Но остальное? По правде говоря, мне это не интересно. Я не хочу знать об их мечтах и амбициях, об их прошлом, семьях или кличке любимого кота. На самом деле, мне на всё это наплевать. Но с Фин я могу представить тот день, когда шалостей в постели будет недостаточно. И это время уже наступило.
Я не смогу довольствоваться отдельными частями, мне будет нужна она вся, целиком. Это не только неправильно, но и опасно, потому что Фин недоступна, и я не уверен, что она на самом деле это понимает.
Черт побери, мне везет как утопленнику! Первую женщину, к которой я когда-либо испытывал сильные чувства, можно заполучить только по частям. Конечно, я могу завладеть ее телом.
Но ее головой?
Ее мыслями?
Сердцем?
Ясное дело, я не могу себе позволить ввязаться в это.
Подъезжая к дому с задней стороны, я испытываю облегчение, что скоро уеду. Решение принято – я возвращаюсь домой. К черту сады и прилегающую к ним территорию, к черту Кита. Так будет лучше, но мне по-прежнему придется провести еще одну ночь в кровати Фин. Еще одну ночь я буду окутан ее запахом.
Гравий хрустит под ногами, пока я отхожу от машины и нажимаю на брелок, направляя его через плечо на пикап, и останавливаюсь в неуверенности, когда понимаю, что аварийные фонари не мигнули, а значит замок не заблокирован, и сигнализация не включилась. Конечно вряд ли такую машину украдут, мало того, что дом расположен в глуши, но и автомобиль довольно приметный. Не так много "Фордов F-150" встретишь на дорогах Шотландии. Для Штатов может быть это и вполне заурядный автомобиль, но здесь – он здоровенный грузовик. Не говоря уже о кошмаре с парковкой. «Если его украдут, то так Киту и надо», – думаю я, все же разворачиваясь, чтобы проверить водительскую дверь. И тут вижу, что горит свет. Не в машине, а в доме – в главном особняке. Устало проведя рукой по лицу, я направляюсь к задней двери дома, чтобы разобраться, в чем дело.
Дверь в старую моечную открыта, как и дверь на кухню. Только я начинаю думать, что Фин уехала в спешке (и я ее не виню, не после того, как сам выскочил, как ошпаренный), как слышу отдаленные звуки музыки, доносящиеся откуда-то из глубины дома. Я знаю, что это неправильно, но ничего не могу с собой поделать, когда мой пульс ускоряется от мысли, что она все еще где-то здесь, в здании.
Я следую за тихой мелодией и начинаю улыбаться, когда понимаю две вещи. Во-первых, музыка раздается со стороны тренажерного зала, и во-вторых, чем ближе я подхожу, тем больше она похожа на кантри-музыку. Может, за этой великолепной внешностью скрывается сердце деревенской девчонки? Я на самом деле подавляю смешок от этой мысли. Как бы там ни было, я надеюсь, что Фин занимается в зале в коротеньких шортиках, что бы она там не слушала. Я ни на что не рассчитываю, но такое зрелище всегда будет усладой для моих глаз.
И кто бы подумал, мои надежды оправдываются, когда я достигаю частично матовых стеклянных дверей. Скажем, отчасти оправдываются. Фин занимается на беговой дорожке. Никаких шорт. Леггинсы до колен и черный спортивный топ-бра. Возможно, я и не собирался с ней связываться, и, может быть, пообещал себе, что отступлю, но как можно игнорировать такую попку?
Она же как чертов персик.
Я могу посмотреть.
И я определенно могу понаблюдать.
Это никому не навредит, особенно Фин.
Я не буду шуметь, даже дверь не открою. Помимо того, что я не хочу напугать ее или сбить с убийственного темпа (бог ты мой, эта женщина умеет бегать), я не хочу давать ей никаких идей, тем более, что я, похоже, не могу вести себя рядом с ней нормально. Очевидно, я способен только на пререкания с двусмысленными намеками. И почему это безумное сексуальное напряжение служит нам ориентиром?
Ее ступни стучат по беговой дорожке, и я задумываюсь о таком странном выборе музыки для бега. Я сам тоже бегаю, обычно вдоль Кэнери Уорф (Canary Wharf – деловой квартал в восточной части Лондона. Прим.пер.), где расположен офис нашей компании. По сути, я не люблю отвлекаться во время пробежки. Бег дает мне ценное время для размышлений, и, если бы у меня сегодня с собой была одежда для бега, я, возможно, пробежался бы вместо того, чтобы брать грузовик. Суть в том, что я не бегаю под музыку, но если бы бегал, то не выбрал бы эту песню. Это – старая песня и, как оказалось, не в стиле кантри. Вероятно, из восьмидесятых. И звучит с музыкального канала на одном из нескольких телевизоров, установленных на стенах зала.
Не открою дверь, ага, как же.
Игнорируя последствия, я толкаю дверь ногой и проскальзываю внутрь.
Только одна сторона помещения освещается, отбрасывая тень на вход. Благодаря этому и углу обзора, Фин вряд ли заметит меня, а я вот могу ее видеть.
И наблюдать. Как долбанный извращенец.
Ее поясница, плечи и шея блестят от пота, и волосы на затылке завиваются. Я вижу отражение Фин в зеркале, и мое внимание притягивает ее рот – ничего удивительного – он приоткрыт, потому что она тяжело дышит. Мои мысли приобретают чертовски неприличное направление, и звуки, которые она издает, только ухудшают ситуацию. Бег. Думай о беге. У нее хорошая техника, хороший темп и шаг. Я стараюсь сосредоточиться на этом, а не на том, что ее рот открыт, и что в зеркале его отражение больше похоже на своего рода восхитительно непристойный вздох.
Повторяющийся ритмичный стук. Подернутые пеленой глаза. Приоткрытый рот.
Черт.
Ага, это определенно песня восьмидесятых, убеждаюсь я, взглянув на экран телевизора.
Продолжай смотреть на экран. Не пялься на ее рот или задницу.
Дело, должно быть, в телевизоре или розовой подошве ее кроссовок, потому что я понимаю, что ни за что не сдвинусь с места. Я не смог бы заставить ноги передвигаться даже если бы захотел. Наклонив голову, я прислушиваюсь к словам песни. Насколько понимаю, она о девушке, которой нравится шоколад. Типичные восьмидесятые; песня с историей. Банальная и оторванная от реальности, хотя мотив привязчивый, и удерживает мое внимание, пока краем глаза я не замечаю, как Фин сбивается с ритма. Я уже двигаюсь к ней, когда ее ноги подкашиваются, и, словно в замедленном действии, она вскидывает руку, срывая ключ безопасности.
Тренажер останавливается, и Фин тоже, ее маленькие стопы с грохотом опускаются на край бегового полотна, а мозг старается угнаться за изменением скорости. Ей, как и мне, требуется доля секунды, чтобы переварить это, и она падает с дорожки, как подкошенная.
Не успев опомниться, я сижу на полу и держу ее на коленях, опираясь спиной о тренажер. Я осматриваю ее колени и лодыжки в поисках ссадин и отеков.
– Ты бежала с хорошей скоростью. Ты всегда так быстро бегаешь? – Я стараюсь сохранить беспечность в голосе, проводя рукой по ее бедру и резко одергивая ее. Смотреть – это одно, а трогать – совсем другая история.
– Шоколадная девчонка, – тяжело дыша, произносит она и прижимается к моей груди.
– Думаю, «Пауэрэйд» будет полезнее. Электролиты, никакого сахара. – Она конечно же должна это знать?
– Нет, это я. Я... я была шоколадной девчонкой. Когда... когда была замужем, до того... – Сквозь взволнованное возбуждение, вызванное близостью ее тела, я осознаю, что в ее словах сквозят слезы. Замолкая, Фин делает резкий вздох, ее плечи начинают подергиваться, и я понимаю, что это был больше всхлип, чем вздох. – Ра... расстались... – заикаясь, продолжает она, припев песни вырывается из динамиков телевизора, певец договаривает слова Фин.
Песня с историей. Об очень несчастной девушке.
Обняв Фин за талию одной рукой, я притягиваю ее к себе ближе и свободной рукой убираю волосы с ее лица.
– Ш-ш-ш. Все хорошо. Теперь ты со мной. – Не уверен, что это безопаснее, но все же я попробую.
Она тихо плачет, свернувшись калачиком и уткнувшись мне в грудь.
– Извини, – шепчет она. – Я не хотела так расклеиться, н... но иногда прошлое накрывает, словно волна. Душит меня.
– Успокойся сейчас же. – Мне становится не по себе уже сейчас, когда я заставляю себя произнести эти три слова, но, по крайней мере, мой тон остается спокойным, и от этого уже легче. Меня вовсе не радует видеть ее такой расстроенной из-за своего бывшего. Мне не свойственна забота о других, и я не любитель привязанностей, но по какой-то причине я не хочу выпускать ее из своих объятий. – Все в порядке, – тихо произношу я, стараясь успокоить Фин, и глажу ее по волосам. В то же время я чувствую, как наши тела соприкасаются кожа к коже в том месте, где влажная от пота резинка ее леггинсов задрала вверх мою футболку. Это игра с огнем, но ничто не останавливает меня, когда я крепче прижимаю Фин к себе, усаживая ее поудобнее на своих коленях. Не знаю, как долго мы так сидим. Да и существуют ли временные рамки, чтобы унять судорожные рыдания? Ее вес на моих коленях, то, как она прижимается ко мне – это кажется правильным и лишь больше убеждает меня, что я должен уехать. И как можно скорее.
Просто, может быть, не прямо сейчас.
– Детка, – слово звучит как-то не так, неправильно. – Эй, крошка, – шепчу я, наклоняя голову, чтобы взглянуть ей в лицо, и, когда она двигается вместе со мной, понимаю, что Фин заснула.
Душераздирающие. Вот какие чувства я сейчас испытываю. Провожу рукой по затылку и стараюсь взять под контроль свое дыхание. Мне хотелось оторвать руки этому придурку, приезжавшему днем, за то, что он прикасался к ней, но это не идет ни в какое сравнение с тем, что я думаю о члене, который довел Фин до такого состояния. Я качаю головой – разочарованно – прекрасно понимая, что такие мысли не для меня. И вместо того, чтобы злиться, одной рукой я обхватываю ее бедра, другой придерживаю ее спину и встаю на ноги.
Войдя в ее домик, я радуюсь тому, что Фин предусмотрительно оставила отопление включенным, поэтому тут не так холодно, как могло бы быть. С ловкостью двигаясь в тесном пространстве, мне удается занести ее в спальню, не разбудив или ударив головой об стену. Так держать. Я отодвигаю одеяло, укладываю Фин на кровать, и она сразу же сворачивается калачиком. Защитный механизм? Ее одежда все еще сырая, а ночь на улице холодная, поэтому я делаю единственное, что должен: стаскиваю с нее кроссовки, укутываю одеялом до самой шеи и выхожу из комнаты.
И мне остается... быть где угодно, только не в спальне.
Свет из крохотной гостиной тускло освещает кухню, и я открываю холодильник, больше по привычке. Я уже знаю, что он почти пустой. Как-никак, я провел здесь все выходные, шарясь по дому сколько душе угодно. Ну, почти. Не знаю насчет души, но член мой больше устроило, если бы Фин находилась тут со мной. Может тогда я не испытывал бы такого... возбуждения. В этом все дело? В жажде секса?
Комната снова погружается в полумрак, когда я закрываю холодильник. Его содержимое вовсе не так притягательно, как ящик комода с ее нижним бельем.
Что делать? Что я могу сделать, когда все, что мне хочется, это вернуться в спальню, откинуть одеяло и лечь рядом с Фин? Я бы перевернул ее, снова прижал бы к своей груди и скользнул бедром между ее бедер. Я бы поцеловал ее в лоб и обнял. Это не похоже на секс.
Облокачиваюсь на кухонную стойку и, тяжело вздыхая, вытаскиваю из кармана телефон. Я ничего не могу сделать, пока она не проснется. Тогда уже предложу – нет потребую – подвести ее домой, потому что именно домой ей придется отправиться. Так будет лучше для нас обоих. Кроме того, мне больше некуда податься. Ни один из других коттеджей не пригоден для жилья, и, будь я проклят, если проведу хоть ночь в местной гостинице.
А пока, мне нужно отвлечься, переключить внимание. На что-то, что не позволит мне вернуться в ее спальню, так как я вовсе не уверен, что остановлюсь лишь на невинном поцелуе в лоб. Просто обниму ее и буду держать в своих объятиях. Нет – этого не будет. Я не могу. Что там за песню она слушала? Что-то о шоколаде и девушке?
Мгновение спустя у меня есть ответ. Это старая популярная песня группы Deacon Blue. Сделав громкость потише, я прослушиваю ее. Потом еще раз. А затем ищу слова этой песни, для верности. Чтобы убедиться, что муж Фин ей изменял. Убедиться, что она считала себя привязанной к человеку, который заставлял ее чувствовать себя трофеем. Убедиться, что она ощущала себя использованной и непонятой.
«Это всего лишь песня», – говорю я себе, но так ли иначе, я понимаю, что такой была ее жизнь.
У меня начинает пульсировать в висках, я тяжело дышу, пытаясь взять под контроль волну ярости, нахлынувшую красной пеленой на мой разум.
Я не гожусь в мужья, и никогда им не стану, но и таким ублюдком я тоже никогда не буду. Отношения начинаются и заканчиваются постоянно, и никто на самом деле не знает, что происходит между людьми за закрытыми дверьми. Но этот бред, что я читаю и слушаю? Это то, как она себя чувствовала – как чувствует – и никто такого не заслуживает.
Как можно так сильно желать защищать того, кто не впускает тебя в свою жизнь?
Господи боже, мне надо кого-нибудь отдубасить, пока не заболят кулаки. Или выпить. Похоже, придется довольствоваться последним, и, думаю, я знаю, где можно найти подходящую для этого случая бутылку.
Глава тридцать вторая
Фин
Я резко просыпаюсь и открываю глаза. Никакого кошмарного удушья, никакой неопределенности. Лишь открыла глаза и ... Я здесь. Но это не значит, что я не чувствую себя скверно, потому что именно так и бывает после слез. Как и после падения с беговой дорожки, на которой меня в принципе не должно было быть, даже если я хотела лишь унять свою нервозность.
После ухода Мака мне понадобился час или около того, чтобы закончить все дела, и я отправилась к конюшням за велосипедом Айви. Меня ждала холодная поездка домой. Одного взгляда на темнеющее небо хватило, чтобы понять – поездка к тому же предстояла мокрая, так как начался дождь. Грузовика Рори на парковке не было, и, чтобы укрыться от непогоды, я побежала в дом, решив воспользоваться случаем и переждать ненастье, а заодно собрать свои вещи. У меня больше не было причин оставаться здесь. С отъездом Айви у меня больше свободного пространства, чем необходимо, к тому же я обещала, что присмотрю за салоном и квартирой. И, честно говоря, все указывает на то, что я не должна ночевать тут, пока Рори поблизости.
На сборы у меня ушло больше времени, чем я думала. Сложив все в сумку, я оставила ее у входной двери. Дождь утих до противной мороси, которой, кажется, славится Шотландия, прежде чем я поняла, что слишком поздно перебираться через перешеек – уже начался прилив.
Поэтому я начала расхаживать по комнате. И волноваться. Переживать, что не успею уехать до возвращения Рори. Эта мысль напугала меня до чертиков.
Я не боюсь Рори, хотя он и был в странном настроении утром. Нет, меня больше беспокоила моя реакция на него. Видит бог, стоит Рори только дунуть в мою сторону, и, кажется, мои трусики начинают жить своей жизнью. Чтобы отвлечься от этих мыслей, я достала одежду для бега, которую только что сложила в сумку, и направилась в новый спортзал. До отлива сбежать отсюда было невозможно, поэтому мне пришлось справляться со своей нервозностью на тренажерах. Не лучшая идея, если подумать об этом сегодня, учитывая, что мне предстояла поездка на велосипеде. По крайней мере, я так думала.
Хотя пробежка помогла, ну, по крайней мере, пока не заиграла эта дурацкая песня. А хуже всего, что Рори стал свидетелем моего срыва. Но, боже, он мне был нужен в тот момент. Я нуждалась в его сильных руках и нежных словах. А сейчас... на самом деле, у меня нет никаких сил, чтобы вообще что-нибудь чувствовать. Тем не менее, уверена, что позже появится чувство стыда вместе со своей союзницей – неловкостью.
Что ж, я проснулась в этой кровати, куда несомненно меня принес Рори. И накрыл одеялом. Еще одно проявление доброты. И почему он не может всегда оставаться придурком? Я еще не успела пошевелиться, поэтому не сомневаюсь, он пока не понял, что я проснулась или что наблюдаю за ним сквозь заплывшие веки. Вытянув ноги, он сидит в кресле, расположенном в другом конце комнаты и развернутом к кровати. В руке Рори держит невысокий стакан, уставившись в янтарную жидкость, словно в ней скрываются тайны Вселенной.
Если он и знает, что я не сплю, то не подает виду. Честно говоря, не виню его за это, я ведь не только чувствую себя паршиво, но и понимаю, что выгляжу не лучше. После слез я похожа на амфибию.
– Ты собираешь это пить или так и будешь пялиться? – Хотя я не собиралась нарушать тишину, но все равно делаю это. Мой голос звучит хрипло. Как будто я молчала много лет.
Он не шевелится, не поднимает голову, или взгляд, или руку со стаканом. Однако, отвечает.
– Хороший виски заслуживает уважения.
Я замечаю бутылку, прислоненную к небольшому комоду позади него, и, хотя не могу ручаться, что она была полной, когда Рори начал пить, что-то подсказывает мне, что такое вполне возможно.
– Так ты просто... смотришь на него?
– Я оцениваю его по достоинству, как если бы это была хорошая женщина. – Слова плавно стекают с его языка. Рори крутит стакан в руке, от света настольной лампы на стекле вспыхивают янтарные блики. – Сначала посмотри, потом пробуй.
– Это твое правило для виски или для женщин?
Я склоняю голову, жалея, что открыла рот, когда он поднимает на меня свой горящий взгляд.
– Малышка, я наблюдаю за тобой уже несколько часов. – И в подтверждении своих слов Рори медленно скользит по мне взглядом, мое тело реагирует на него так, словно он ласкает меня руками. – Наблюдаю. Жду. Желаю.
– Но почему?
Глава тридцать третья
Рори
– Но почему? – Голос Фин звучит тихо и неуверенно, однако, тело выдает ее мысли. Хотя это не важно, потому что я не могу ответить. Не хочу делать ей больно сегодня. Я не смогу решиться рассказать ей, что последние два часа наблюдал, как она спала, и все это время желал собраться с силами и уйти.
– Это мой секрет. – От моего ответа ее губы слегка подрагивают, но это не совсем улыбка
– Я сожалею о том, что случилось ранее, – еще нерешительнее произносит она.
– По поводу своего ужасного музыкального вкуса? Тебе следовало бы.
На этот раз ее улыбка быстро появляется и также быстро исчезает. Я крепче сжимаю стакан, сопротивляясь желанию протянуть руку и разгладить ее нахмуренный лоб. Становится еще труднее это сделать, когда Фин стискивает руки между бедер, словно в молитве.
– Это одна из любимейших песен моей матери. Я слышала ее много раз, но никогда не вслушивалась в слова, понимаешь?
– Хочешь поговорить об этом? О том, что случилось? – Я испытываю ощутимое облегчение, когда она качает головой. Я сейчас не в настроении слушать о ее бывшем, хотя и стараюсь этого не показывать. Поэтому поднимаю стакан, закрываю глаза и выпиваю его содержимое. Виски обжигает, и я наслаждаюсь этим ощущением, своего рода отвлечением от страстного желания, выворачивающего меня изнутри. Эта неистовая жажда большего; еще одного поцелуя, еще одного траха, который никогда не повторится. Она похожа на ностальгию или чувство того, что могло бы быть. Могло бы случиться, если бы не я.
Но все равно это вызывает боль.
Желание невозможного.
Сожаление о том, что могло бы быть.
Такие же чувства я испытываю по отношению к этому дому. Мне следовало послушать Кита и оставить все как есть, а не клясться, что дом будет моим независимо от права по рождению.
