Текст книги "Крайне аппетитный шотландец (ЛП)"

Автор книги: Донна Алам

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Крайне аппетитный шотландец
Донна Алам

Автор: Донна Алам

Название: Крайне аппетитный шотландец

Серия: Серия «Ошибка №»

Рейтинг: 18+

Переводчик: Ashlynn Ella

Группа: https://vk.com/bestromancebook

ВНИМАНИЕ!

Любое копирование и размещение перевода без разрешения администрации, ссылки на группу и переводчиков ЗАПРЕЩЕНО. Перевод осуществлен исключительно в личных ознакомительных целях, не для коммерческого использования. Автор перевода не несет ответственности за распространение материалов третьими лицами.

Данная книга предназначена только для предварительного ознакомления! Любое копирование и распространение, в том числе размещение на сторонних ресурсах, категорически запрещено.

Просим вас удалить этот файл с электронных носителей после прочтения.

Что носит шотландец под своим килтом?

Если повезет? Помаду.

Рори Тремейн, возможно, не относится к тому типу шотландцев, которые носят килты, но я уверена, на его члене было оставлено большое количество следов от помады.

– Я...если ты дотронешься до меня, я закричу. – И почему рядом с ним мои слова превращаются в нежное приглашение, как будто мой мозг внезапно отключился от моих голосовых связок?

– О, дорогая. – Будь проклят его хриплый смешок и заговорщицкий взгляд. – Я знаю, что ты будешь кричать.

И будь проклято его предупреждение, от которого мои трусики промокли.

Я должна взять себя в руки – сказать ему, что он высокомерный и самодовольный мудак.

Но я не могу. Я наговорила уже достаточно лжи.

Потому что я действительно знаю его – помню его. То, как он чувствовался.

То, как его пальцы ласкали меня, и как он медленно проникал в меня, даря необыкновенное чувство наполненности.

Он просто еще этого не понял.

– Тебе никто никогда не говорил, что ты много о себе думаешь, Рори Тремейн?

И именно так я хочу познать его снова.

– В таком случае, это заставит нас двоих много думать обо мне?

Глава первая.

Фин.

– Если ты не сделала бы такого со своим дедулей средь бела дня, ты не должна делать подобного с первым встречным на общественной автостоянке, ради Бога!

– Что я пропустила? Я вышла только на минуту – кто-то должен пополнять запасы вина.

– Я пытаюсь объяснить этой мадам, – говорит Айви, указывая большим пальцем через плечо. – Что, только потому, что было темно, и она изрядно набралась —

– Я не была пьяна! – возражает Наташа и возмущенно хмурится.

Айви выхватывает бутылку у меня из рук и, захлебываясь словами, говорит, пока откручивает пробку.

– Она говорит, что трахнулась прошлой ночью и с трудом остановила себя... чтобы не ублажить его на автостоянке! – собрав свои длинные темные волосы в одну руку, она наклоняется, чтобы налить в свой бокал кроваво-красную жидкость. Когда она выпрямляется, ее щеки рдеют от смущения. – Давай, скажи ей, что ты только что рассказала, – требует она, передавая бутылку.

Под обесцвеченной копной волос брови Наташи выгибаются, как пара гусениц над сияющим, слишком напудренным лицом, когда она, хмурясь, берет протянутую бутылку. Мне действительно необходимо уговорить ее не пользоваться таким количеством косметики. Ее накладные ресницы немного смахивают на ножки тарантула, а ее брови высокой четкости? Думаю, это версия IMAX.

– Я лишь сказала, что чуть не засунула свою руку ему в штаны. Ничего не могла с собой поделать. Он был настоящим трахобородом. – Нэт с грохотом отставляет бутылку и достает из своей сумочки фляжку.

– Я тебе уже говорила раньше, – напутственно говорит Айви, – если хочешь, чтобы тебя уважали на утро, ты не должна сразу же раздвигать ноги и демонстрировать свои прелести.

– Утром? Он умчался, как только мы закончили. Мне нужно было не уважение, а всего лишь хороший перепих. – Нэт неприлично хихикает, подергивая плечами. – В любом случае, моя кисуня стоит большего, чем называться просто прелести. Она искорка. И временами издает райские звуки. Какой трахобород сможет устоять?

– Ничего себе картинка, – отвечаю я. – И я не хочу себе это представлять, спасибо. Но, не могла бы ты объяснить, кто такой трахобород для тех, кто не владеет языком Наташи?

Она не отвечает, вместо этого добавляет в свою банку колы щедрую порцию темной жидкости, пока Айви бубнит что-то насчет использования стакана и подставки под него.

– Просто есть что-то в мужчинах с бородой, – наконец отвечает она, оттягивая свою футболку с вырезом лодочка еще ниже...с плеча, открывая взору лямку ее неоново-розового лифчика.

– Ага, есть. Что-то неряшливое. – Раздраженно фыркает Айви прежде, чем делает изящный глоток своего вина. – Что-то ленивое. Им что тяжело побриться? Я имею в виду, представьте, если женщины решат не брить в течение долгого времени свои самые кустистые места. Думаете, нас провозгласят модницами?

– Не спрашивай! – я почти вскрикиваю, к сожалению, как раз в тот момент, когда Наташа спрашивает.

– Подмышки, ноги и, вы знаете, – отвечает Айви, указывая пальцем на соответствующие области.

– Что? Подмышки, ноги и что?

– Ты знаешь. – Ярко-розовый румянец окрашивает щеки Айви.

– Не уверена, что знаю.

– Твои прелести, – шепчет Айви и густо краснеет.

– И что за прелести? – спрашивает в ответ Нэт.

– Писька, довольна? – яростно отвечает Айви. – Подмышки, ноги и там, я сказала это, писька! Теперь счастлива?

Нэт пожимает плечами, пока я стараюсь не захихикать от извращенного удовольствия, услышав, как Айви произносит слово, которое больше всего на свете ненавидит.

– Но ты не пользуешься воском на своей пис – начинает Нэт, закатывая глаза от строгого выражения на лице Айви. – Ладно, как насчет того, что твои лобковые волосы больше похожи на австралийское захолустье. – Айви растерянно хмурится. – Все заросшее кустарником.

– Ты плохая реклама для бизнеса, – соглашаюсь я, не в состоянии скрыть свою улыбку.

– Реклама? Я вряд ли способна сверкать ею повсюду. Кроме того, я не позволю тебе и близко подобраться к моей вагине, – возражает она, опять указывая пальцем на Нэт.

– Хвала небесам хотя бы за эту маленькую удачу, – отвечает Нэт. – Густые заросли? Нет уж, спасибо.

– Может, когда я запишусь на курсы по интимной депиляции воском —

– Не глупи, – встревает Айви, перебивая меня. – Ты не задержишься здесь надолго, и тебе не нужно будет поддерживать в должном виде ничьи прелести. – Наклоняясь и сжимая мое колено, она быстро добавляет, – в ближайшем будущем ты уедешь отсюда в поисках лучшего.

Я уклончиво пожимаю плечами, бормоча в защиту курса по интимной депиляции воском, который рассматривала, как дополнение к набору своих навыков. И что касаемо поиска лучшего, я не уверена. Иногда я думаю, что пожизненно буду жить на дармовщину, как соседка Айви, доживая свои дни в ее тесной комнатушке и ночуя на ее хреновой раскладушке.

– И, – воинственно добавляет она по вопросу волосатости, – говоря о двойных стандартах. Я почти уверена, что женщины с волосатыми интимными частями тела никогда не будут пользоваться такой популярностью, как бородатые мужчины. Терпеть не могу эту моду...на бороду. – Она неизящно морщится. – Это как жить в состоянии постоянного Небритября.

Пожалуйста, только не это.

– Ты не сказала нам, что значит трахобород, – вместо этого я обращаюсь к Нэт

– Всего лишь моя самая любимая вещь в мире; борода, которую я хотела бы трах—

– Борода, дорогуша? – Джун, дремавшая у камина, просыпается так резко, словно престарелый чертик, выпрыгивающий из табакерки, и быстро моргает своими светло-голубыми глазами. – Ты будешь депилировать воском мужчин, когда закончишь курсы, Финола?

Брр. Ненавижу свое имя. Ненавижу, когда кто-то называет меня так. Я Фин. Сколько еще раз я должна говорить об этом? Фин! Я отзовусь хоть на о или даже на ла, если потребуется, но никогда на все вместе.

Фин+о+ла = Финола ≥ тупое имя.

– Думаешь, это расстроит цирюльника на главной улице? – ее обеспокоенный взгляд скользит к Айви.

– Фин не собирается записываться ни на какие восковые курсы. – Усмехается Айви, как будто вся эта идея одна большая шутка. Но это не так. Не было так. Ох, я не знаю! – Она довольно скоро опять умчится в деловой мир. Кроме того, – говорит Айви, с нежностью взглянув на Джун, – у меня нет намерений отнимать у цирюльника его хлеб. Наташа просто рассказывала нам о своем последнем джентльмене...эм, посетителе.

– Ну, он здорово кончил, – негромко говорит Нэт. – По всей моей спине. Не могла устоять! – грассирование ее акцента увеличивается с каждым произнесенным словом. – Борода! Борода, которую мне хочется по—

– Нэт!

– Что? Я собиралась сказать потискать.

– Что ты сказала, дорогая? – спрашивает Джун, хватая книгу, которая чуть не упала с подлокотника ее кресла. Открыв обложку, она начинает рассеяно перелистывать страницы. – Борода, ты сказала? Я представляю, что это было похоже на того хомячка, который жил у тебя. Я припоминаю, как ты чуть не затискала до смерти одного, которого я купила, когда тебе было семь лет.

– Я почти затискала бороду прошлой ночью.

– Прости, душенька? – снова спрашивает Джун. Я обожаю, когда ко мне обращаются душенька, особенно, когда это делает Джун. Это что-то вроде милая или дорогуша, но больше на шотландский манер.

– Я очень сильно его любила, бабуля, – слишком громко отвечает Наташа.

– Любила, да, – соглашается она, несколько раз кивая своей седой головой. – Итак, какую главу мы обсуждаем? Должно быть, я ненадолго задремала.

Трудно поверить, что это стало для меня главным событием недели, с тех пор как я вернулась домой – и когда я говорю домой, я имею в виду самое широкое его понятие – маленькая прибрежная территория на шотландской границе именуемая Охкелд – жить полной жизнью, проводя вечера в книжном клубе. Или, как Наташа это называет, расслабон, выпивон и отказ от слащаво изысканных литературных слов.

Мы встречаемся раз в неделю в тесной квартирке Айви, которая расположена над ее новым бизнес начинанием, магазином-салоном красоты, который должен открыться на следующей неделе. Наш книжный клуб насчитывает четырех членов. Айви, которая является моей лучшей подругой всю жизнь. Ну, почти всю жизнь; она стала моей лучшей подругой, когда я переехала сюда в возрасте двенадцати лет. Почти, как и я, она тоже недавно вернулась в деревню, хотя я не верю, что обстоятельства ее возвращения были чистым совпадением. Конечно, салон красоты и парикмахерская то, что нужно этой деревне, но она оставила позади довольно впечатляющую карьеру. Не говоря уже о том, что она здесь по собственной воле. В отличие от меня.

Моими остальными подружками по клубу являются Наташа, двадцатиоднолетний косметолог и по совместительству нимфоманка. И наконец, Джун, восьмидесятилетняя бабуля Наташи, которую Айви, похоже, каким-то образом унаследовала вместе с Нэт.

– Страница, душенька? – напоминает Джун.

– Что? Ой, мы еще не начинали. – Как обычно, пятничные вечерние сказания о похождениях Наташи в городе превосходят любой из этих эротических романов, потому что, да, наш клуб именно такого вида. – Мы просто болтали о...мужчинах.

Скрестив руки на груди, Айви фыркает.

– Что? – возражает Наташа. – Не то, чтобы я отправлялась на гулянку специально, чтобы потискаться.

Она лукаво улыбается, и я сдерживаюсь, чтобы не покачать головой, как старая скромница. Иногда мне кажется, что мы с разных планет. У нас разница в возрасте всего пять лет, но она настолько велика, как океан, разделяющий Шотландию со Штатами, которые, я полагаю, являются моей настоящей родиной, учитывая, что я родилась и частично выросла там. Искусственный загар, нарощенные волосы и сомнительные решения после большого количества выпивки; и почему это все, кому еще нет двадцати пяти, считают, что знают, как хорошо провести время?

Может потому, что хороший вечер для меня включает в себя теплые носки, эротический роман и компанию кого-то, кому за пятьдесят. По крайней мере в последнее время.

– В любом случае, – продолжает Нэт. – У него был мужской пучок, который, как вы знаете, я обожаю, и эта настоящая борода. Я просто хотела погладить ее, – мечтательно говорит она. – И объездить ее, – более страстно добавляет.

– Я знаю, бороды в моде, но не слишком ли это, не знаю...негигиенично?

– Пфф! Это мужественно! Есть что-то первобытное в мужчине с бородой. Что-то, что говорит, теперь я здесь, мальчики могут отправляться по домам.

– Теперь я здесь, – повторяет Айви басом. – Доставай расческу для вычесывания блох.

– Знаешь, кто ты? Ты – косметолог. – С самодовольной улыбкой Нэт скрещивает руки на груди. – Косметолог-фашист.

– Это звучит, как совсем не занятый сегмент порно рынка, – отвечаю я. – Неонацисты скинхеды и лицо, обмазанное эякулятом.

Не сговариваясь, мы втроем разражаемся непристойным смехом.

– Но, эй, а что насчет, когда он, ну ты знаешь...– Айви умолкает, а ее глаза становятся до смешного огромными. На мгновение, я думаю, что она пытается донести свою мысль с помощью телепатии, прежде чем ее голова начинает дергаться, как будто ее внезапно охватил нервный тик.

– Когда он что? – хмурясь, спрашивает Наташа.

– Ну, знаешь, когда он опускается вниз? – ее маленький носик пуговкой морщится, последнее слово произнесено так тихо, больше похоже на вздох, чем собственно на слово.

– Куда вниз, в парикмахерскую?

– Не-е-ет. Вниз. – Айви еще раз указывает пальцем вниз. – Разве не нужно ему будет вымыть лицо после этого? Воспользоваться спреем для облегчения расчесывания?

– Не-а. Борода означает, что я могу не краснеть, если ему в рот попадет волос.

– Единственные волосы, которые он сможет выковырять из зубов, это его собственные, – хихикая, добавляю я.

– Честное слово!

– Борода означает, что я авантюристка, – сообщает Нэт.

– Мой Джордж был немного авантюристом. – Сонный голос Джун доносится из кресла у камина. – Он был даже известен тем, что временами бросал якорь в задней бухте.

В комнате вдруг становится тихо, все взгляды устремляются к Джун, однако ее собственные остаются закрытыми, а ее голова откинута на спинку старого вольтеровского кресла.

– Твой дедушка? – безмолвно спрашивает Айви Наташу, которая в ответ качает головой.

– Джордж был моим первым мужем, и я была чуть старше невесты-подростка, но в те времена мы женились в раннем возрасте. Он был военным. Умер сразу после войны, бедняжка. Он был таким красавцем. – Ее тон почти задумчивый, она открывает глаза и обводит взглядом каждую из нас по очереди. – Высокий, темноволосый, красивый. Он был похож на одного из героев тех бульварных романов, только мой Джордж был очень одаренным, знаете ли...да, там. – Закрыв книгу на коленях, она слегка похлопывает по обложке. – В мое время о таких вещах не писали. Но, Бог мой, такого авантюриста еще поискать!

– Бабуля! – Осуждение Наташи быстро перерастает в озорное ликование. – Ты темная лошадка!

– Что? Ой, нет, не я, дорогая, – отвечает она с видом большой голубоглазой совы. Садясь прямо, она начинает застегивать розовый кардиган своей жаккардовой двойки. – Я думаю, он был одним из них, как их теперь называют? Би-скотти?

Может меньше на сову, больше на чокнутую.

– Итальянское бисквитное печенье? – спрашивает Айви.

– Думаю, она имеет в виду интересующихся би-связями, – говорю я, привстав с кресла, чтобы дотянуться до пустой рюмки Джун.

– Да, именно это, – соглашается она. – Просто ненасытный, на мой взгляд. Наверно это к лучшему, что он скончался, – вздыхая, добавляет Джун. – Когда он умер, я была убита горем, но мне тяжело было им делиться, понимаешь. – Она смотрит на меня простодушно, и на мгновение, кажется, словно она может заглянуть мне в голову и прочесть мои мысли.

– Как это произошло? Он умер за границей? – мои слова чуть громче шепота, и я обнаруживаю, что мои руки прижаты к груди. Сердце болит; большинство знакомо с этой фразой, но мало кто действительно понимает ее смысл. Я всегда думала, что это идет из головы, что-то эмоциональное. Но это не так. Это настоящее чувство, одновременно шокирующее и физически болезненное, как удариться голенью об угол низенького стола или прищемить себе что-нибудь.

Только травма наносится вашему сердцу.

За границей. В каком-то чужом поле.

Или на каком-то безлюдном водном пространстве под палящем солнцем.

– Ох, нет! – голос Джун резко вырывает меня из моей кошмарной задумчивости. – Он был сбит автобусом номер двадцать три, когда выходил из одной из турецких бань в Лондоне. Как я сказала, он был ненасытным человеком.

Остальные пытаются заглушить смех, пока моя рука, словно робот, вновь тянется за рюмкой Джун, а ее маленькая ручка хватает меня за запястье. Я не встречаюсь с ней взглядом, точнее, я не могу на нее посмотреть. Иначе заплачу, а я стараюсь поменьше это делать. Вместо этого, я пристально рассматриваю тыльную сторону ее ладони; голубые вены под кожей, похожей на тонкий пергамент, неожиданное изящество ее пальцев, и то, как огонь от камина играет на бледном золоте ее обручального кольца.

– Ты переживешь, – мягко говорит она. – Ты встанешь с постели и наденешь свои трусики, как в любой другой день. Потому что опускать руки – это не выход, и это не то, чего они хотят.

Я смотрю на нее, когда она обеими руками удерживает мою руку.

– Не буду говорить тебе, что это пройдет, но однажды ты оглянешься назад и поймешь, что болит немного меньше, а потом еще меньше. – Тон ее голоса становится серьезным, когда она начинает похлопывать по моей руке. – Затем, однажды, ты встретишь кого-то другого, также, как и я встретила Гарольда. Есть где-то и твой Гарольд. Я просто знаю это, душенька.

Но я не заслуживаю Гарольда. Люди, подобные мне, не заслуживают второго шанса.

Глава вторая.

Фин.

В следующий холодный и очень дождливый вторник открывается салон Айви, и я могу сказать, что мы все как на иголках. Айви вложила свои сбережения в это место, а Наташа бросила работу в пользующемся спросом салоне красоты в центре города, чтобы работать здесь. А я? Мой ужас заключается в ином. Да, если бизнес потерпит неудачу, я стану бездомной, но буду в хорошей компании в своей картонной коробке. Не то, чтобы до этого дойдет, так как это место является удивительным – деревенская молва, как говорит Джун. И почему ему таким не быть? Роскошные позолоченные декоративные детали, каменные стены и необработанная, натуральная древесина. Это место в миллионах миль от его предыдущего воплощения "Салон-парикмахерская Агнес Райли", который не модернизировали, как минимум, с 1965 года.

Версия салона-парикмахерской Айви сочится очарованием старины, приправленным новейшими технологиями. При этом ему каким-то образом удается сохранить за собой гостеприимство в очень дружественной манере, присущей Айви. Уверена, что эта деревня давно не видела ничего настолько продвинутого, как этот салон. Помимо этого, Айви – гениальный парикмахер. На самом деле. Одному Богу известно, почему она стрижет волосы в шотландском захолустье, когда могла бы заниматься своим ремеслом в любой точке мира.

По утверждению Нэт, пока мы обе были в отъезде, эта убогая маленькая дыра превратилась в востребованный пригородный район. Цены на жилье взлетели, и аппетитные мамочки с выводком и мужьями, уткнувшимися в свои гаджеты, переехали сюда. Бизнес-план Айви делает ставку на преуспевающих, не часто ездящих в командировки; чтобы они могли отовариваться в местном магазине и приобретать дорогостоящие средства с медом и карамелью, столь необходимые им.

Но я нервно растягиваю манжеты своего свитера от Givenchy не из-за мысли о встрече с этими людьми, живущими в псевдо-фермерских домишках, которые расположены в желанных жилых массивах, занимающих пол акра. Не-а. Меня пугает встреча с местными. С тех пор, как я вернулась, я почти не выходила за пределы этого здания. На самом деле, у меня ушло несколько недель на то, чтобы вытащить себя из убежища свободной комнаты Айви. Я избегала встреч со знакомыми лицами; стервами, с которыми когда-то ходила в школу, с теми, кто писал гадости обо мне на стенах туалета. С парнями, которые может и лапали меня за спортзалом, а может и нет, но все равно говорили, что делали это.

Когда я была маленькой, мы с мамой довольно много переезжали с места на место, но, когда мне исполнилось двенадцать, она решила, что мы должны пусть где-то корни, и мы переехали в ее родной город. Я помню, что была очень взволнована; я вырасту шотландкой – буду, как мама! Приобрету клевый акцент и все такое.

Да, может и нет. Но по крайней мере я нашла Айви. С другой, не очень хорошей стороны, я также обнаружила, что никогда не впишусь в это место.

Она станет такой же, как ее мама, та самая.

Я все еще слышу приглушенные разговоры в магазине на углу и на остановке школьного автобуса. Моя мать – беззаботная. Сторонница свободной любви. Или, как называли ее в школе, шлюха.

В то время, как мы с Айви, будучи подростками, отчаянно желали убраться подальше от этого места, я, в меньше степени, хотела расправить крылья. Мне просто нужно было выбраться из-под веса репутации моей мамы. Не то чтобы я не люблю ее – и я стараюсь не судить – но было трудно расти здесь.

Так что я нервничаю. Сильно нервничаю, но так и не призналась Айви. Она уже достаточно сделала для меня. Какой подругой я буду, если скажу, что не смогу выдержать нескольких часов работы за стойкой. Она всегда мила и добра ко всем. Она одна из тех редко встречающихся людей, которые никогда не перестанут нравится другим, в то время как я вспыльчивая и немного неуклюжая, хотя, в основном, скрываю это за маской безразличия. Как и большинство масок, это лишь поверхность. Палки и камни ранят сильнее слов? Расскажите это девочке, живущей в обществе соседей, любителей наблюдать из-за занавесок за чередой мужчин, покидающих спальню ее матери.

– Так вот, знаете, что, сучки? Она нашла своего принца. Просто случайно перетрахала кучу лягушек перед этим.

– Кто трахал лягушек? – Наташа присоединяется ко мне, пока я смотрю на мокрую от дождя улицу. – Это о французиках? Думаю, я могу кончить всего лишь слушая, как они перечисляют буквы алфавита.

– Никаких французов, – отвечаю я, вздыхая, пока Нэт подбирает утреннюю почту с коврика у двери.

– А что насчет него? – спрашивает она, бросив просматривать кипу рекламных проспектов. – Думаю, он мог бы быть одним из французско-канадских парней лесорубов. Я бы позволила ему взобраться на меня.

Крупные капли дождя стучат по стеклу и отскакивают от серых тротуаров. Когда я поднимаю глаза от миниатюрной речки, собирающейся у водостока, то вижу одинокую фигуру, переходящую через дорогу, его одежда промокла и прилипла к телу. Погода не слишком благоприятна для открытия салона, если верить таким вещам, и сегодня ужасный день, чтобы оказаться на улице без куртки или зонта. Когда фигура, чьи очертания размыты из-за дождя, приближается, я задумываюсь, ярлык, данный ему Нэт, это намек на его одежду или на самого мужчину. Он также может относится к его телосложению и его мокрой, в темную клетку рубашке.

– Тебе холодно?

Я качаю головой в ответ, несмотря на то, что потираю плечи. Маленькие волоски на руках встали дыбом.

– Хорошо, я лучше пойду, включу свой бачок для воска. Скоро придет мой первый клиент. – Прижав почту к своей груди, Нэт возбужденно пританцовывает на месте. – Ты готова? – радостно спрашивает она. Даже если ответ отрицательный, я киваю. – Ну, тогда открывай дверь, глупышка.

– Ох, точно. – Нахмурившись и чувствуя трепет, я открываю салон. – Где Айви? – спрашиваю я удаляющуюся фигуру Нэт.

– Все еще наверху, вероятно сжигает шалфей и варит зелье успеха и гармонии, – отвечает она, не оборачиваясь.

Чувство тошноты не проходит, когда я открываю замок на двери.

Перекинув свою длинную светлую косу через плечо, я начинаю поправлять листву махровых роз в дорогой вазе на стойке, когда звенит колокольчик над дверью.

Я оборачиваюсь.

– Хорошая – начинаю я своим лучшим самоуверенным тоном офис-менеджера – задница.

Это хорошая задница. Великолепная задница. Мокрая фланелевая рубашка липнет к его широким плечам, крепкая спина сужается к узкой талии, мокрые джинсы облепляют эту задницу.

– Простите? – говорит он, колокольчик снова звенит, когда он оборачивается, закрывая дверь.

Первый клиент Нэт – это ее дружок лесоруб. Моя первая мысль не такая уж смешная. Я бы забралась на него. К сожалению, моя вторая мысль не столь адекватна; моя голова наполнена вздором – мне интересно, какие части тела он собирается обработать воском, и нужен ли Нэт кто-нибудь, чтобы подавать лопаточку для воска.

И теперь он просто смотрит на меня. Улыбаясь, вроде.

Говори, Фин. Что-нибудь не глупое, будь так любезна.

– Н-ничего, – отвечаю я запоздало и следом более бойко, – Привет! Доброе утро! – словно это как-то отменит мои предыдущие слова.

– Не уверен насчет доброго. Там, снаружи, довольно промозгло.

Он проходит дальше к стойке, проводя рукой по своим влажным, темным волосам. Это движение настолько совершенно, словно создано для рекламы шампуня. Его волосы, длиннее сверху, но коротко стриженные внизу, больше походят на уложенную прическу, чем на стрижку. Не то, чтобы я так пристально рассматривала. Или представляла, как провожу по ним руками, или что-то еще.

Капля дождя падает с его пальцев и скользит вниз по точеной скуле, она зависает, поблескивая, на щетине, оттеняющей его подбородок. На фоне покрасневшей от холода кожи его губы кажутся немного бледными, за ними показывается ровный ряд белых зубов. Но, когда его губы немного приподнимаются с одной стороны, мое сердце начинает колотиться – и комок подкатывает к горлу – когда я понимаю, что это не первая наша встреча. Я знаю это лицо, и когда-то давно я была более, чем просто знакома с другими его частями.

Рори.

Я никогда не забывала его имени, но думаю, это вполне нормально, учитывая, что именно с ним я потеряла свою девственность. Одна ошеломительно короткая встреча, которая довольно сильно повлияла на мой жизненный путь. Не его вина, конечно. Он был молодым, а также предупреждающим сигналом для меня.

И он по-прежнему ужасно сексуален, хотя его некогда юношеское очарование сменилось мужественностью, как будто его костная структура разрослась. Появились угловатые скулы и острый, как лезвие ножа подбородок. И с уверенностью можно предположить, что он знает это о себе и своих шести кубиках, судя по его почти издевательской, спокойной уверенности в себе. И кстати, он нагло удерживает мой взгляд.

Черт. Я заливаюсь румянцем, когда понимаю, что должна была прислушиваться к звукам, которые издает его рот, а не пялиться на очертание его рта. И на его фигуру.

– Промозгло, знаешь? Уныло? – его голос низкий, с намеком на поддразнивание, как будто он думает, что я только что его проверяла, пока осматривала. Нет никакой зацепки в его поведении, что он узнает меня и это понятно, хотя в каком-то роде я разочарована. В настоящее время я – другой человек. Как внутри, так и снаружи.

– Да, я знаю слово промозгло, – я приподнимаю одно плечо, застенчиво потягивая кончик своей косы. – Это значит ненастно. Погода, я имею в виду.

– Ах, я подумал, что с таким акцентом... – его улыбка становится чуть шире. – Хотя, мой день стал намного ярче сейчас.

Он не делает секрета, позволяя своему взгляду блуждать по моему... телу, или точнее, его взгляд блуждает по мне совсем незаметно. Что-то говорит мне, что мой взгляд менее незаметен, особенно, когда он засовывает руки в карманы своих темных джинсов. От этого движения его расстегнутая клетчатая рубашка раскрывается еще больше на его очень широкой груди. Он сложен, как пловец, и стал больше, чем в моих воспоминаниях. Я не могу не заметить, как его бледная футболка облепляет его твердое тело, словно тонкая бумага. Вроде мокрой тонкой бумаги; как будто еще пара капель воды и она растворится. У меня появилось внезапное и безумное желание протянуть руку и прикоснуться к его сжавшимся от холодного дождя соскам, выпирающим из-под футболки, провести рукой по его упругим мышцам груди и пресса. Эта мысль настолько заманчива, что я замечаю, как сжимаю свои руки в кулаки.

Желание. Так вот на что это похоже. Я почти забыла это. Прошло много времени с тех пор, как я ощущала что-то другое, кроме —

– Наслаждаешься видом?

Я вернулась в настоящее, быстро моргая. И у меня совсем не было ответа на этот вопрос, по крайней мере, не тот, что я хотела бы озвучить. Эй, помнишь меня? Мы трахались один раз...Очевидно, нет, но все в порядке, потому что прямо сейчас я хочу стать невидимкой.

– Я чувствую, будто меня расценивают как объект. – Он заговорщически подмигивает мне, делая шаг вперед и неся с собой аромат шампуня и мокрой травы.

– Это просто...дождь. – Я прикусываю зубами нижнюю губу в попытке не допустить большего бреда, в то время как уголки его губ приподнимаются с одной стороны.

– Не пойми меня неправильно. Мне это нравится.

Его хриплый тон...ну, от него тепло распространяется по моему телу. Я сглатываю. Громко. Должно быть громко. Потому что ни один разговор в моей жизни никогда не звучал так откровенно сексуально.

– М-могу я помочь вам?

В его глазах появляется приглашение, когда его взгляд задерживается на моих губах.

– Я могу придумать несколько ответов на этот вопрос.

Я откашливаюсь.

– Я имею в виду, вы по записи?

Я отступаю назад с намерением установить что-то более прочное, чем сексуальное влечение между нами, направляясь прямиком к стойке. Он следует за мной с какой-то определенной уверенностью и небрежно облокачивается рукой на высокую стойку регистрации. И я вспоминаю это нахальство, эту уверенность. А его слова могут быть шутливыми, но я знаю, что он говорит всерьез; дихотомия игрока, я полагаю. Я все это знаю, и все же клюю на его фирменный бред, идя у него на поводу, между тем понимая, что не должна чувствовать того, что чувствую. Может быть из-за того, что прошло много лет с тех пор, как ко мне последний раз подкатывали, и я чувствовала себя кем-то другим, чем просто чьей-то женой.

– По записи, – повторяет он, по-прежнему улыбаясь. – Ты полагаешь, что мне это необходимо, чтобы пригласить тебя выпить?

На секунду я закрываю глаза. Этот флирт может и кажется простым, но на деле совсем не так. Ничего не могу поделать со своими чувствами – благодаря которым, к слову сказать, я чувствую себя более живой, чем все последние месяцы – но я могу решить, как себя вести. Сознательный выбор. Открыв глаза, я надеваю маску серьезности. Изображаю невозмутимость. Достоинство. Безразличие. Бесчувственность ниже шеи.

– Я —

– Ты не видела привезенную фольгу? – раздается голос Айви со второго этажа. – Ой, здравствуйте, – говорит она выжидающе, появляясь в поле зрения. – О вас позаботились?

Что-то близкое к коварству мелькает на его лице, он опускает свой порочный взгляд к ботинкам. А когда снова поднимает, это выражение уже пропало.