Текст книги "Нимфоманка"

Автор книги: Дмитрий Щербаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 31 страниц)

106

– Вот мы наконец и встретились, Север! – сказал Столетник Белову. – Иван, выйди!

– Но, шеф… – попытался возразить Иван.

– Ты плохо стал понимать приказы, Ваня… – вкрадчиво произнес Федор.

– Извините, шеф, – Иван вышел. Столетник, проводив его глазами, вдруг встал со своего места, подошел к двери и выглянул.

– Больно любопытным стал мой помощник, – пояснил он Белову, закрывая дверь. – А разговор у нас с тобой серьезный.

– Я прежде хотел бы увидеть Милу! – потребовал Север.

– Нет, дорогой. Прежде мы должны договориться. И не возражай, выбора у тебя нет.

– Хорошо, говори.

– Ты мне нужен, Север. Я старею. Стал сентиментальным, решил жениться. А женатый вор – уже не вор. Поэтому я собираюсь отдохнуть лет эдак тридцать. Уехать с женой на далекий остров, где вечное лето, и жить там, ни в чем себе не отказывая. Детей завести. Остров я уже купил. Оставшихся денег мне хватило бы до конца жизни. Но я хочу и своих будущих детей обеспечить до конца их дней. Для этого мне нужен ты.

– В каком качестве? – мрачно спросил Север.

– Объясню. Я весьма влиятелен в своем мире. Но есть люди, не менее влиятельные. Кое-кто из них контролирует вывоз за границу российских полезных ископаемых. Я же хочу взять этот процесс под свой контроль. Для осуществления моих планов упомянутые люди должны умереть. Все они воры в законе. Убить их сам я не могу – подобный шаг вызовет протест со стороны воровского сообщества. Меня могут завалить свои же, не говоря уж о том, что необходимые мне сферы влияния уйдут в другие руки. А значит, ликвидировать моих конкурентов должен человек со стороны. И лучшей кандидатуры, чем прославленный Белов, мне не найти.

– Почему? – равнодушно поинтересовался Север.

– Во-первых, ты единственный реально сможешь сделать это. Ведь тех людей достаточно хорошо охраняют. Во-вторых, ты не блатной и не станешь болтать, кто да почему убрал сырьевых королей. В-третьих, воровской мир считает тебя моим личным врагом, из чего следует, что ты не можешь действовать в моих интересах. И в-четвертых, ты один сделаешь работу десятка киллеров, а значит, никто не узнает ничего лишнего.

– Кроме меня! – усмехнулся Север. – Я постреляю твоих врагов, а потом ты кончишь нас с Милкой. Чтобы не болтали.

– Зачем? – вскинул брови Столетник. – Зачем терять такого бойца? На тебе столько крови, что заложить меня ты при всем желании не сможешь ни ментам, ни блатным. Самое выгодное для тебя – служить мне верой и правдой.

– Почему это?! – возмутился Север.

– Да потому, что обеспечить безопасное удовлетворение специфических потребностей твоей жены могу только я. Точнее, мои бойцы, дворцовая стража. Ребята они надежные, преданы мне, как псы, и ни о чем не будут болтать. Никто ведь не знает, что Мила у меня…

– Как? А те двое, которые ее поймали и привезли? Которых я догнать не смог? Они же небось всей своей братве растрепали, как их обласкал Столетник!

– Эти мальчики уже никому ничего не растреплют. Кроме меня, только Иван знал об их приезде. Они, сердечные, так спешили получить обещанные Столетником золотые горы, что даже не успели рассказать никому из своих, куда едут. А может, сыграла роль жадность. Не хотели делиться моими подарками с «братвой». Короче, пропали мальчики без вести.

– А трупы? – поинтересовался Север.

– В моем доме есть котельная с топкой. Температура там повыше, чем в печи крематория… Так ты согласен принять мои предложения?

– Я не хочу быть наемным убийцей! – выкрикнул Север. – У меня и так руки по локоть в крови! Отстаньте вы все от нас! Столетник, отдай жену, да мы пойдем себе! Она больна! Больна, понимаешь?! Сколько можно мучить больную девчонку?! Столетник, сволочь, отпусти ты нас миром!

Федор видел: перед ним сидит человек, доведенный до крайнего предела отчаяния и уже не вполне нормальный психически. Это и пугало вора, и обнадеживало. Пугало, поскольку безумцы часто непредсказуемы. И обнадеживало, поскольку он знал: если поставить перед безумцем цель, которая будет казаться тому главной в жизни, безумец станет действовать так отважно и осторожно, так хитро и неожиданно, как не сможет ни один сверхпрофессионал. И добьется цели, чего бы это ему ни стоило. А значит, надо только убедить Белова, что интересы Столетника совпадают с его собственными интересами. Точнее, с интересами Милы. Ибо Мила – это ключевое понятие для Севера.

– Ну вот послушай меня, Север, – начал Столетник мягко. – Предположим, я вас отпущу. И побредете вы по России, снимая гопников для Милы, отбиваясь от «братвы», от ментов, ежедневно рискуя жизнью. Вас травят все блатные страны, вы постоянно на грани ареста, а арест для вас – смерть. В камере ни ты, ни Мила дня не проживете…

– Нас не арестуют, – перебил Север. – Мы не в розыске.

– Но ведь тебе придется убивать! – воскликнул Столетник. – Все равно придется убивать, защищая жену! Обязательно возникнут такие ситуации, сколько их уже было! И рано или поздно, по закону больших чисел, менты вас схватят! Пусть чисто случайно, но схватят! И конец…

– Отмени травлю нас блатными, ты же ее организовал!

– Не могу, даже если б хотел, – пожал плечами Столетник. – Я организовал травлю по настоянию Нодара Кунадзе. Вынужден был. Если теперь я ее отменю, потеряю весь авторитет. Люди скажут – струсил Столетник.

Помолчав, Федор продолжал:

– А теперь послушай, Север, что будет, если ты начнешь работать на меня. Жить вы с Милой останетесь здесь. Условия шикарные, сам видишь. Сексуальное обслуживание Милы мы организуем, причем именно такое, какое ей нужно, и без всякого риска для жизни или здоровья. Тебе даже думать не придется, как это происходит, словно этого вовсе нет. Ты и замечать не будешь ее оргий, если постараешься не думать о них. А насчет работы… Когда ты выполнишь свою основную задачу…

– Ты нас убьешь! – закончил за него Север.

– Да нет же, Боже мой! Еще раз повторяю: зачем терять такого бойца? Когда ты выполнишь свою основную задачу, я смогу быстро получить несколько миллиардов долларов от операций по экспорту сырья. После чего уеду на свой остров, а вместо себя оставлю Ивана. Он когда-то работал с тобой и до сих пор относится к тебе с большим пиететом. Думаю, он будет использовать тебя редко и только для самых сложных дел…

– Ой, Столетник, если б ты знал, как я не хочу быть убийцей!

– Знаю, Север, знаю. У тебя комплекс справедливости. Обещаю тебе: ты никогда не будешь убивать людей. Только подонков, достойных смерти!

– Вроде тебя… – произнес Север устало.

– Ошибаешься! Есть персонажи похуже меня! Куда как похуже!

Столетник лукавил – он прекрасно знал себе цену. Но он также понимал, кто сидит перед ним и чем можно купить такого человека, как Север. Поэтому вор продолжал:

– Я всего лишь стараюсь наиболее эффективно действовать в тех условиях, которые мне навязали! И при этом не выходить за какие-то человеческие рамки! А другие!.. В общем, будь уверен, Север: есть люди куда хуже Столетника!

– Хуже тебя? – вяло удивился Север. – Кто же это? Назови мне.

– Например, Нодар Кунадзе. Он зол на меня за то, что я захватил территории его родственников. Прямой войны Нодар боится, я бы раздавил его, как таракана. Так он гадит мне по-тихому! Знаешь, чем он занимается? Его люди отслеживают самых красивых девчонок в моих заведениях, похищают их и вывозят контрабандой в мусульманские страны. Там девок сначала используют как проституток, потом как проституток в стиле «нон-стоп», потом как рабынь для черных работ, а потом в качестве живых доноров – пускают на распродажу внутренних органов. Кстати, если ты примешь мои предложения, первой твоей мишенью станет Нодар. Он, конечно, не сырьевой король, но он мешает мне, распускает про меня сплетни, всячески старается подорвать мой авторитет, А тебе он – первый враг, поскольку считает, что это ты убил его родственников. Общероссийская травля тебя и Милы инспирирована, по сути, Нодаром.

– Травля… – произнес Север. Лицо его исказила судорога. Потом, словно очнувшись, он спросил: – Если я соглашусь на тебя работать, как ее остановить? Или нам так и бояться каждого куста? Безвылазно сидеть в этом особняке?

– Когда ты выполнишь главную работу, мы сделаем вам обоим пластические операции, чтобы вас невозможно было опознать даже по фотографиям.

– Это мы могли провернуть и без твоей помощи. Только ловля от этого не прекратится.

– Хорошо, мы инсценируем ваше убийство. Сфотографируем вас в виде «трупов», а снимки я предъявлю воровскому сообществу. Якобы вас завалил я. Мои люди. Мне это только прибавит авторитета. Ну что, убедил я тебя? Еще раз перечисляю преимущества моего предложения: спокойная жизнь для вас обоих, полная безопасность Милы и благородное дело для тебя – уничтожать подонков. Так ты согласен?

– Мне надо увидеть жену, – произнес Север глухо. – Тогда и дам окончательный ответ. Где она?

– В подвале, в камере.

– В камере?! – выкрикнул Север угрожающе.

– В единственной камере моего подвала, оборудованной под номер «люкс»! Можешь убедиться, – улыбнулся Столетник. – Остальные камеры больше напоминают ШИЗО.

К Миле Белова проводил все тот же Иван. Вернувшись, Север сказал Федору:

– Я принимаю твои предложения. Только, ради Бога, немедленно отправь к моей жене троих трахальщиков! Она сейчас почти невменяема!..

107

Север и Столетник сидели на веранде особняка. Столетник, приняв рюмку водки, смачно хрустел соленым огурцом, а Север меланхолично курил «Яву», время от времени прихлебывая пиво.

Федор позвал Белова для какого-то важного разговора, но начинать не спешил. Север ждал.

– Собственно, у меня хорошие новости, – сказал наконец Столетник. – Вчера меня вызывали на большой воровской сходняк. Присутствовало до сотни воров. Пришлось снять конференц-зал в одной гостинице. Важный вопрос обсуждался.

– Мне-то что? – безразлично откликнулся Север.

– Вопрос, который обсуждался, касался и тебя, – усмехнулся Столетник. – Воры потребовали, чтобы я прекратил преследование Белова, объявил на всю страну о замирении с тобой.

– Почему?! – вскинулся Север. Его равнодушие как рукой сняло.

– Они боятся, – пояснил Столетник. – Они и так живут в постоянном страхе за свою жизнь. Сам знаешь, конкуренция… Наличие еще и такого фактора, как Белов, переполняет чашу. Объявленная тобой тотальная война ворам, – тут Столетник хмыкнул, – сильно истрепала им нервы.

Прокатившаяся по России волна убийств высших блатных авторитетов действительно заставила воровской мир содрогнуться. Убийства исполнялись дерзко, демонстративно, на месте преступления Север обычно оставлял записку: «Смерть ворам!», под которой словно в насмешку неизменно подписывался. Белова не останавливали ни многочисленные телохранители, чаще всего истребляемые вместе с их хозяином, ни стальные двери, ни электронные средства наблюдения. Несколько раз охранные автоматические видеокамеры, установленные в квартирах и офисах погибших, зафиксировали внешность Белова. Эти кадры даже продемонстрировало телевидение, после чего милиция и мафия с утроенным старанием кинулись искать киллера, однако поймать так и не могли. Других следов Север не оставлял. Воры в законе продолжали умирать один за другим. Среди блатных лидеров началась паника.

– После смерти Нодара Кунадзе, – пояснил Столетник, – я считаюсь единственным вором, лично заинтересованным в твоей смерти. Мне объявили ультиматум: я должен отказаться от мести. Люди хотят жить. Сейчас они даже работать не способны, поскольку не могут просчитать, откуда будет нанесен удар. Страдает бизнес. Раньше каждый знал своих вероятных врагов и логику их действий. Теперь, когда никакой логики нет, а есть повальное истребление, делать деньги почти невозможно. Приходится думать только о защите. А она не помогает…

– Стало быть, мы с Милкой реабилитированы?

– Именно так, – подтвердил Столетник. – Сегодня я напишу «маляву» об этом и разошлю ее по городам и весям. Но за тобой еще одна ликвидация.

– Помню – Зангар, – кивнул Белов. – Но Зангара я исполню не раньше, чем Милке сделают пластическую операцию! – заявил он решительно.

– Последнее дело надо провернуть быстро, – возразил Федор. – Пока моя «малява» не получит широкой огласки. А операция займет много времени. Надо найти врача…

– Врач у меня есть, – сказал Север. – Единственный врач, которому я доверю жену.

– Неужто Кузовлев? – удивился Столетник. – Он освоил пластическую хирургию? Не знал… И давно?

– Совсем недавно, – соврал Север. – Он и меня будет оперировать.

– Кстати, после завершения нашего основного дела ты собираешься и дальше работать на меня? – решил еще раз уточнить Столетник. – По-моему, это лучший вариант для тебя и твоей супруги.

– Лучший, – легко согласился Север. Он понимал: отказываться в данной ситуации нельзя, вор его просто убьет. А так Федор считает, что нужен Белову куда больше, чем Белов Столетнику. И отчасти это правда.

Последнее время жизнь Севера и Милы можно было назвать почти нормальной. «Лечилась» Мила только тогда, когда муж находился в своих «командировках». Остальное время она даже не вспоминала о болезни. Север тоже старался не думать о том, чем занимается жена, оставаясь одна. Поэтому чувствовал себя сносно.

Дворцовая стража Столетника не очень стремилась понять происходящее. Мужики видели мрачного парня, свободно бродившего по территории виллы и время от времени исчезавшего на несколько дней, но не узнавали в нем страшного монстра Белова, многократно показанного публике телевидением. Не вникали они и в странные отношения этого парня с дьявольски красивой девкой, живущей здесь недавно. Вроде он ее муж, но совершенно спокойно относится к тому, что в его отсутствие охранники трахают девку как последнюю вокзальную шлюху. Блатные лишь слегка недоумевали. Однако бандитской «пехоте», пусть даже «пехоте» высшего эшелона, необязательно, а то и опасно слишком вдумываться в смысл приказов шефа. А шеф приказал исполнять все желания загадочной парочки да не болтать. «Пехота» и не болтала.

– Хорошо! – сказал между тем Столетник. – Вези Милу в клинику. И тотчас отправляйся кончать Зангара. Если ты задержишься, Иван заберет девчонку из больницы.

– Сразу же после дела я сам хочу тоже прооперироваться! – настойчиво произнес Север.

– Естественно, – кивнул Столетник. – Ты и так достаточно засветился. Дальше будешь работать инкогнито.

Север облегченно вздохнул. Если бы Федор начал возражать против его плана, это могло осложнить Белову дальнейшую жизнь. Тайком от Столетника Север недавно встретился с Павлом, обрисовал ему свое нынешнее положение и выяснил, что тот уже готов провести Миле сеанс глубокого психоанализа. Значит, излечение девушки не за горами. А тогда ничто не помешает послать Столетника ко всем чертям.

108

Зангара Север убрал чисто – так чисто, что никто не додумался приписать это убийство Белову. Правда, пришлось повозиться: использовать снайперскую винтовку, выбирать место, время и стрелять с очень далекого расстояния. Гарантировать поражение цели на такой дистанции не мог бы ни один профессиональный снайпер, но Север справился.

Вернувшись в Москву, Белов первым делом отправился к Павлу. Со дня на день Мила выписывалась из больницы, и Север хотел забрать жену сам: он сильно соскучился. Кроме того, ему необходимо было узнать результаты проведенного Кузовлевым психоанализа. Собственно, это и было самым главным.

Павел встретил Белова в своем кабинете.

– Ты за Милой? Она готова. Вон, кстати, и машина ваша за ней пришла. – Врач кивнул за окно, где во дворе действительно парковалась машина Ивана. Павел знал ее, поскольку именно Иван довез Беловых до больницы две недели назад.

– Как Милка? – спросил Север.

– Отлично! Бинты ей уже сняли. По-моему, она стала еще красивее. Знаешь, удивительные вы с ней все же люди! Послеоперационные шрамы на ее лице просто исчезли, как будто никакого вмешательства не было вообще! Феноменально!

– Это здорово, но, Павел… Ты догадываешься, что в первую очередь меня интересует другое.

– Догадываюсь… присядем! – предложил Павел.

Они уселись друг напротив друга. Север с надеждой искал взгляд врача, но тот упорно отводил глаза, бессмысленно перебирая лежащие на столе бумаги.

– Итак, я должен рассказать тебе о результатах психоанализа, – сказал он наконец. – К сожалению, они неутешительны…

…Мила, нетерпеливо ожидавшая выписки, видела из окна палаты, как в больницу входил Север. Девушка чуть не запрыгала от радости. Сейчас он будет здесь! Интересно, как ему понравится ее новое лицо? Но что-то долго он не идет… Мила машинально выглянула в окно еще раз и заметила машину Ивана. Ага, вот и транспорт прибыл. Где же Север? Наверно, зашел к Павлу. Мила схватила все свои вещи – она приготовила их заранее – и бросилась к кабинету главврача. Ей не терпелось увидеть мужа.

Двери кабинета Кузовлева были двойными. Между внешней и внутренней дверью имелся небольшой тамбур. Мила шагнула туда, затворила за собой внешнюю дверь, протянула руку, чтобы открыть внутреннюю, и вдруг застыла. Она услышала последние слова врача…

– К сожалению, они неутешительны, – повторил Павел.

Север дернулся, словно его ударили.

– Неутешительны?.. Но почему, Павел?! – простонал он. – Милка не любит меня?! Почему она такая?! Ради Бога, объясни! Не любит?!

– Очень любит, Север… Больше жизни любит. Не будь тебя, она давно покончила бы с собой. Останавливает ее только твое обещание умереть вслед за ней. Она знает – ты это сделаешь. И не может позволить себе… смерть. Не может стать причиной твоей смерти.

– Тогда почему ее снова и снова притягивает это… вся эта дикость?! – выкрикнул Север, даже не решившись назвать вещи своими именами.

– Видишь ли… – Павел удрученно примолк, затем собрался с духом и заговорил снова. – Все началось после катастрофы, в больнице. Милу там изнасиловали… Не знал?

– Нет, – опешил Север. – Она никогда не рассказывала…

– Все правильно. Для нее эта тема – табу. Потому что изнасилование является первопричиной ее болезни. И пока болезнь продолжается, табу остается.

– Изнасилование – причина нимфомании? – пробормотал Север пораженно. – Как так?..

– Давай по порядку. Когда Мила уже почти оправилась от последствий аварии, ее начали мучить нестерпимые сексуальные желания. Конечно, их происхождение может быть разным. Например, подобный результат дает иногда травма головы. Но, думаю, у Милы дело обстояло иначе. Подозреваю, ей кололи определенные препараты, возбудители.

– Почему ты так решил?! – ужаснулся Белов.

– Она подробно рассказала, какие видела сны, что ей представлялось в тот период… Можно уверенно предположить – эти видения вызваны искусственно. Особенно если учесть изначально высокую нравственность Милы, внутреннюю верность своему возлюбленному, который у нее был до аварии и о котором она забыла все, кроме самого факта его существования…

– Этот возлюбленный – я! – вдруг перебил Север ошалело. – Точно я! Мне тут один бандит рассказывал, что раньше, давно, работал со мной в Энске и что именно там я впервые встретил Милу, полюбил ее… она полюбила меня… Мы вместе уехали, в Москву уехали! Боже мой… Я думал, парень врет, а теперь понял – нет… То-то нас с Милкой сразу так потянуло друг к другу!

– Ты?! – Павел встал, нервно прошелся по кабинету. – Ну, тогда картина совсем полная!

– Так что дальше произошло с Милкой? Паша, не томи! – Север весь дрожал.

– В отделение, где она лежала, поступили трое бандитов с легкими травмами после драки. Они, видимо, быстро очухались и надумали слегка позабавиться, рассеять больничную скуку. Эти парни откуда-то знали, что Мила – человек фактически без прошлого. То есть человек, которого, можно сказать, не существует. Они решили воспользоваться ее полной незащищенностью – ведь она не могла даже в милицию обратиться, поскольку и фамилии тогда не имела, не говоря уж о паспорте. Однажды бандиты подкараулили Милу, затащили в курилку и, заперев дверь, изнасиловали, все трое почти одновременно, сопровождая свои действия издевательскими комментариями. Конечно, она испытала жесточайший шок. Но при этом получила мазохистское удовольствие от акта насилия. Такое иногда бывает… Да, она испытала ужас, омерзение, но и пережитое ею наслаждение было огромно. Видимо, его причиной стали вводимые тогда Миле препараты, вызвавшие сильный сексуальный голод. И вот тут, как говорится, нашла коса на камень. Мила остро устыдилась своего наслаждения, решила, что оно является изменой ее прежнему возлюбленному и что она теперь – конченая женщина. Кроме того, ее буквально потрясло столь откровенное торжество зла, его полная безнаказанность. Она ощутила всевластие зла в этом мире. Помни, она тогда еще не вполне оправилась после аварии и ее разум был достаточно хрупким, неустойчивым. И вот в ее подсознании сложилась такая установка: если уж она сама столь омерзительна, что может испытывать удовольствие от издевательств над собой, если уж она изменила человеку, которого любила и надеялась встретить опять, если уж она не сохранила себя для него, то она должна хотя бы защитить других людей от торжествующего зла, принять его на себя и таким образом отвести от остальных. Подчеркиваю, это не было сознательным решением, это выстроилось в ее подсознании независимо от нее самой, в результате пережитого, почти мгновенно. У нее сформировалась неосознанная убежденность, что ее главное предназначение – отдаваться подонкам, чтобы зло, которое они несут, изливалось на нее и этого зла оставалось в мире меньше. Таким образом она как бы защитит от него человечество. И ее организм, тогда еще восстанавливающийся, стал формировать себя в полном соответствии с этой установкой. Она превратилась в нимфоманку-мазохистку, причем вся ее физиология перестроилась так, что поставила организм в зависимость от удовлетворения патологических сексуальных потребностей. Она стала нуждаться в регулярных изнасилованиях…

– И у нее не было шансов переломить себя?

– Шанс был. Когда вы встретились, она опознала тебя – телом опознала, а не сознанием, ведь память к ней так и не вернулась, – и когда ты как бы отпустил ей грехи, она могла выкарабкаться. Ее природную страсть утоляла твоя мужская сила, а ее любовь к тебе и верность как бы искупали прежнюю вину. И то, что ты простил ее, снял с нее грех, было очень важно. Ее организм, видимо, начал перестраиваться, борьба со злом из формы отвлечения его на себя переходила в форму активного утверждения добра – любовью к тебе, верностью к тебе. Однако тут – новый страшный шок. Ей сообщают о твоей смерти, причем сообщают в такой форме, сопровождая это такими действиями, которые убеждают ее полностью. То есть она уверена, что ты погиб. И абсолютное торжество зла в мире кажется ей неотвратимым. Она решает последний раз отвлечь зло на себя, после чего умереть. Но вдруг оказывается – ты жив. И ее новая вина перед тобой, ее страх за твою жизнь возвращают ей прежнюю подсознательную установку: отвлекать зло на себя, но уже не просто от абстрактного человечества, а в первую очередь от тебя. Она своим поведением как бы защищает тебя, понимаешь?

– Понимаю. Другого не понимаю. Почему ее нельзя вылечить? Мне кажется, достаточно объяснить ей все это…

– Нет, Север, все не так просто. Видишь ли, организм у Милы стал своего рода барометром, реагирующим на духовную атмосферу общества. Если зла вокруг слишком много, она стремится снизить его количество… единственным доступным ей способом. И тут никакие убеждения, никакие лекарства не помогут, поскольку этот механизм у нее – физиологический, ставший почти безусловным рефлексом. Ведь Мила пыталась противостоять болезни сознательно. Результат ты знаешь. Хорошо еще, ты не позволял ей заходить слишком далеко в подобных экспериментах. Иначе уже был бы вдовцом.

– Но где же выход?! Как помочь ей?! – воскликнул Север отчаянно.

– Попробуй переделать мир, – невесело пошутил Павел. – Сделай его добрее…

– Я уже пытался… говорят. Пустой номер. Может, нам с ней уехать из России? Куда-нибудь в спокойные страны?

– Выбрось из головы. Помнишь, что Мила физически не выносит Запад? А знаешь, почему? Россия – страна искренности, и зло здесь тоже искреннее, откровенное, не прикрывающееся лживой моралью. На Западе не так. Запад лицемерен до мозга костей, там зло разлито везде, но оно рядится в одежды благопристойности. И его невозможно отвлечь на себя, поскольку это никого не спасет. Запад бездушен как в добре, так и во зле. Он живет только понятием выгоды, которое размывает, замещает собой любые нравственные ценности. А Мила – прибор слишком чувствительный. Попав в Париж, она задыхалась от разлитого вокруг зла, но подсознательно понимала, что разрядить атмосферу не может, что бы она ни делала, как бы ни распинала себя. Поэтому она умирала. И умерла бы, не вернись вовремя в Россию.

– Может, попробовать страны Востока? Там строгая общественная мораль… – обронил Север безнадежно.

– Если ты имеешь в виду мусульманский Восток, то это просто Запад, вывернутый наизнанку. Официальная мораль там действительно строга, но люди от этого только хуже. Они формально соблюдают установленные правила из страха наказания, но если страх убрать, они по собственной воле впадают в такое зверство… Поэтому атмосфера там буквально кипит злом, сконцентрированным в каждом отдельном человеке и во всех вместе, А разрядить эту атмосферу в принципе невозможно, поскольку любой азиат чем больше творит мерзостей, тем больше хочет их творить, тем больше распоясывается. Таковы уж они. Так что исламский Восток убьет Милу еще быстрее, чем Запад. А Восток китайский… я хочу сказать, китайская цивилизация и ее дочерние культуры: японская, корейская, вьетнамская… Так вот: там понятия добра и зла совершенно иные, если они вообще есть, в чем я лично сомневаюсь. Уехать туда – это все равно что попасть на другую планету. Для Милы страны Индокитая – поле абсолютного зла, безвоздушное пространство. Она там не выживет ни при каких обстоятельствах, даже если будет круглосуточно заниматься самым диким групповым сексом.

– Что же нам делать?

– А это я тебя хочу спросить, Север. Что ты собираешься делать дальше? Как жить?

– Неужели нет никакой надежды?

– Надежда умирает последней… Возможно, спустя годы Мила перегорит, инстинктивно почувствует бессмысленность своих действий и в ее подсознании сменится установка. Тогда она станет нормальной женщиной. Правда, очень страстной. Но нимфомания как таковая пройдет. Мила научится жить среди зла… Однако произойдет это, только если сработает инстинкт. Никакие беседы, убеждения, внушения, вообще никакие воздействия сознательного уровня не помогут. Кстати, твоя жена действительно не воспринимает гипноз. Она не подвержена влиянию чужой воли, даже доброй воли. К сожалению, что касается ее болезни, то Мила не подвержена и влиянию своей собственной сознательной воли… Так что надеяться остается лишь на случайное стечение благоприятных обстоятельств. Как по-твоему – это надежда?

Север стиснул руками голову.

– Бросить я ее все равно не могу… – через силу произнес он. – Значит, нужно продолжать работать на Столетника. Другого выхода нет.

– Останешься профессиональным убийцей?

– Да, придется. Одно утешение – убиваю я все же подонков…

…Дальше Мила не слушала. Она тихо выскользнула за внешнюю дверь кабинета. «Хорошо, что никто не видел, как я сюда входила», – подумала девушка. Она опрометью бросилась из приемной главврача, но в коридоре умерила свой шаг, спокойно спустилась по лестнице, вышла во двор и направилась к машине Ивана.

– Привет, Ваня! – сказала Мила, открывая дверцу и садясь рядом с бандитом. – Не узнал поди?

– Вот теперь, кажется, узнаю… Мила? – произнес Иван неуверенно.

– Ничего, лишь бы Север узнал! – заявила Мила беспечно. – Кстати, нравлюсь?

– Ты еще спрашиваешь! – выдохнул Иван восхищенно.

– Тогда едем. Мы едем, едем, едем…