Текст книги "Соединенные Штаты России 3 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Лим

Соавторы: Полина Ром
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Глава 5

Не прошло и часа, как на площади собралась такая прорва народу, что, казалось, сюда стеклись оба континента – Северный и Южный. Гам стоял невыносимый. Но на королевскую пирамиду никого не пускали. Риму показалось, что охраны внизу было не то чтоб сильно много. Люди сами не решались взойти на вершину, словно боялись дерзнуть стать равными богам. Или хотя бы просто припасть к их стопам.

Рим призадумался, не стоит ли выписать с корабля парочку андроидов для сдерживания толпы, на случай чего. Но потом махнул рукой. Если президент хочет продемонстрировать, как он контролирует ситуацию, то не нужно мешать ему это делать. Пусть работает человек. По крайней мере, в плане безопасности объекта здешняя власть показала себя на высоте.

А когда их всех разместили парой этажей ниже относительно тронного зала, в гигантском атриуме с банкетным столом в центре – Рим и его команда смогли оценить по достоинству и местную кухню. После пустого рагу, изготовленного Фифой на скорую руку, местная стряпня вызывала сплошной восторг: картошка, кукуруза и даже капуста вполне здесь прижились, хоть и выглядели несколько бледновато. Подобные культуры в криосне, как оказалось, не выдерживались.

И все же ощутимо не хватало чистоты воды. Хотя, как уверял один из министров, задорный дядька с острой бородкой и хитро бегающими глазами, страна была изрезана многочисленными акведуками.

Министра звали Ксехуитл. Рим так и не придумал для него подходящего сокращения. Хотя, разумеется, наиболее яркие варианты сами собой вертелись на языке. Но этого и не потребовалось – Бык почему-то сразу запомнил полное имя министра и произносил его с превеликим наслаждением, тщательно выговаривая каждую букву. И болтал с Ксехуитлом на самые разные темы.

Команда отведала сочные овощи и отдала должное котлетам из баранины. Глядя на изящные, хорошо прожаренные кусочки мяса, наколотые на деревянные палочки, Рим с непонятной тоской вспомнил самопальный шашлык из кабана, что стал их едва ли не первой нормальной едой после провала во времени. Как давно это было?

– … Торговля процветает, – говорил президент, и Рим старался его слушать повнимательнее. – Люди из Тескоко занимаются сельским хозяйством, выращивают овощи, злаки, овёс для скота. Затем его перевозят фургонами в Тлакопан, в котором разводят овец и быков. Все проезжают через нас.

– Это что за молоко? – спросила Фифа, глядя на глиняную кружку с изящной согнутой ручкой. – Верблюжье?

– Молоко от коров, – с гордостью произнес Ксехуитл. – Его мы получили от людей с севера, с ними мы ведем торговлю.

– Вот как? – Фифа отхлебнула молока, вытерла ладонью губы, посмаковала, затем проглотила. – Ничего так. На парное не похоже, конечно.

– Коровам жарко в это время года, – признался министр. – Через два месяца, уверяю, вы не узнаете вкуса этого молока. Но пьют его мало, чаще делают простоквашу и сыры. Увы, не у всех взрослых сохраняется божественный дар к приему этой пищи. Только дети могут всегда пить его без вреда для здоровья. Кстати, вот наше лакомство. Его назвали в вашу честь! Попробуйте, о великие. Уверяю, вы никогда такого не видели!

Принесли миски с ровными горками.

– … Попкорн⁈ – поднял брови Цинк.

– Похоже на то, – принюхался Гек. – Охренеть! А ну…

Он зачерпнул из самого центра горсть зёрен, кинул в открытый рот и начал хрустеть так, что едва не сломал себе зубы.

– Реально – попкорн! – И Гек начал хрустеть за обе щёки. – Капец, солёный!

– А ну, дай. – Кот перегнулся через стол и потянул миску на себя.

Рим кашлянул как можно деликатнее. «Боги» тут же вернулись по местам, придав себе благочинный вид. Если им предстоял момент некоторого, скажем, потери реноме, то поводом для этого не должна стать жареная кукуруза, чудом открытая ацтеками.

– Этот момент достоин того чтобы сохранить его в летописи, – выразил мнение президент Акатль. – У нас это блюдо называют «Пищей богов» и его очень любят дети. Приятно видеть, что и богам оно пришлось по вкусу.

Сидящая с ним рядом секретарша заулыбалась и продолжила, что-то быстро строчить пером на листе бумаги. Звали её Иолоксочитл, но Рим не мог её воспринимать иначе как Ёлку. Равно как и её должность таки свёл до секретарши, не особо вникая в безумно долгое слово, которым обозначалась её место при тлатоани-президенте.

Он заметил, что русский язык за столетие неплохо развился, хотя новых слов ацтеки почти не придумали. Видимо, сленговый лексикон «синеглазок», который когда-то лег в основу всей местной лингвистической базы Новой России, оказался достаточно обширен, чтобы покрыть все потребности населения по снятию языковых барьеров между городами-государствами, одним из которых и был Теночтилтан.

– Торговля с северными народами, значит? – произнес Рим. – Чем торгуете?

– Всем сразу, – похвастался Ксехуитл. – Наши купцы возят туда орудия труда, инструменты, еду. Взамен привозят то, чего у нас нет одеяла. Меха, коровы, лекарственные корни и семена. Торговля процветает.

– Обходится без войн? – спросил Цинк.

– Всё проходит мирно, о великий, – заверил президент. – Никто не лезет ни к кому с войной. Исключительно мирная торговля.

– Исключительно мирная торговля подразумевает исключительно надежную охрану, – сказал Рим.

– Наши караваны сопровождаются воинами ягуара, – не смутился президент. – Наше искусство стрельбы из лука достигло небывалых прежде высот. Мы воспитали три поколения мастеров-лучников. Охрана караванов лучше, чем у этой пирамиды, даже лучше, чем на границе.

– Инструктора – это хорошо, – одобрил Цинк. – Но луки надо ещё уметь производить. Полагаю, мастера-изготовители у вас тоже есть?

– Конечно, есть, – заверил президент. – Мы не ограничиваемся луками. Вы видели этот прекрасный механизм, встроенный в пирамиду?

– Да, неплохая система оповещения, – признал Рим.

– Все крупные постройки имеют подобную систему, – сказал президент. – Она работает очень просто…

Он начал объяснять, а Рим с удовольствием слушал. Тем более что это заняло не больше минуты, как он и предполагал.

Местные действительно изобрели паровой двигатель. Несколько десятков лет назад это были достаточно громоздкие машины, и их приходилось встраивать в здания. Зато получалось что-то среднее между классическим поршневым двигателем и музыкальным органом, вследствие чего здание могли извлекать звуки определенной высоты. Так появились звуковые сигналы. Между собой уже могли общаться отдельно района города.

Впоследствии похожие машины удалось уменьшить в размерах, пусть и в ущерб мощности. И тогда музыкальными становились уже отдельно взятые богатые дома, частные особняки и базы купеческих гильдий. Таким образом, весь город превратился в вечно гудящую сеть звуковых магистралей. Это было сложнее азбуки Морзе, но и намного эффективнее. Рим не мог представить ничего подобного в своем мире.

Это значило, что Новая Россия вполне успешно осваивает технологии, которых прежде не существовало ни на одном условии реальности, ни в каком времени.

– А скажи-ка мне, друг мой Ксехуитл, – прогремел Бык, откусывая солидный шмат баранины от кости. – Как у вас дела с военными альянсами обстоят? Города защищены, это я понял. Но есть ли внешняя линия обороны у Новой России? Кто примет удар врага, в случае чего? Короче, что у нас с соседями?

– Кочевники среди индейцев основали передвижные поселения, – ответил министр. – Странствующие племена, огромные, многотысячные орды, кочующие на лошадях и телегах, запряженных быками. Они служат таможней.

– Между вами и северными индейцами какие-то бандиты собирают дань? – удивился Цинк. – И вы позволяете?

– Мы сами настояли на этом, – сказал президент. – Нам не жалко поделиться с голодными. В ответ они служат преградой между нами и возможными захватчиками с Севера. И они примут на себя первый удар, если это понадобится. Конечно же, они с радостью пропускают торговые караваны, и даже обеспечивают им дополнительную охрану.

– Полагаю, за ответный подарок в виде парочки коров, – хмыкнул Цинк. – Понимаю. Кто же откажется?

Принесли новое лакомство – какую-то измельченную зелёную смесь, истолченную в ступе. Есть это, по всей видимости, приходилось руками, и Рим не стал привередничать – запустил пальцы в зелёное месиво.

– Это туны, – пояснила Ёлка. – Плоды растения нопаль. Очень редкое лакомство.

– Ёлка, нарисуй его, – поддразнила Фифа. – Сам великий бог ест туны!

Ёлка ловко выхватила сразу два пера и начала быстро рисовать чернилами на листке в обе руки. Рима настолько захватил это зрелище, что он забыл жевать зелёную смесь. Затем проглотил её и покосился на Фифу.

– Опунция, – сказал он и почувствовал, как вяжет рот. Потянулся за ближайшей кружкой, но то оказалось молоко. Смешивать то и другое в своём желудке Рим побоялся, и предпочёл перехватить у Цинка бокал с каким-то местным самогоном.

Президент, министр и прочая свита, похоже, не видели в поведении богов ничего странного. Напротив, они с восхищением следили за каждым их действием, стараясь сохранить невозутимость на лицах. Получалось не всегда удачно, все же явление богов в их жизни равнялось чуду.

Рим понимал, что про этот день будут слагать легенды. Вероятно, в стихотворной форме. И наверняка наложат на музыку вопящих домов.

Словом, Новая Россия нравилась ему всё больше и больше. И Рим почти жалел, что не мог присутствовать в течение всей пропущенной эпохи её роста и развития.

– Военный союз – это хорошо, – изрёк Бык, как следует куснув на последок хрящ с дочиста обглоданной бараньей кости. – Расскажи-ка мне, мой друг Ксехуитл, мой любезный брат Ксехуитл: серьёзные войны у вас когда были в последний раз?

– О, большая война была в последний раз давно, – погладил бородку министр. – Признаться, ещё до моего рождения, и до рождения почтенного тлатоани. Это было…

Ксехуитл посмотрел на Ёлку, и секретарша сразу ответила:

– На двадцать четвёртом году вашего исхода, великие боги. В год, когда приехал испанец по имени Кортес.

Фифа выронила кружку, разливая молоко.

– Кортес? – переспросила она. – Лидер конкисты? Он всё же приезжал?

Ксехуитл промычал что-то нечленораздельное, и Ёлка поспешно ответила:

– Об этом лучше узнать в музее Винта.

Рим почувствовал взгляды команды на себе. Похоже, не он один начинал терять суть разговора. Ясно было одно: про единственный прецедент столь важного политического контакта Старого и Нового миров он хотел знать подробнее.

– Поехали в музей, – сказал он и поднялся, отряхивая руки. – Добрый Акатль, выдайте нам транспорт. И салфетку – лично мне.

Глава 6

На лошадях, к счастью, ехать не пришлось – им выдали целых две повозки, которые в плане комфорта даже можно было приписать к каретам. Рим в глубине души этому только порадовался. Классным наездником он так и не стал, и рисковать свалиться с коня прямо посреди восторженной толпы – то ещё приключение.

Однако Фифа всё же вырвала себе одну из лошадей – превосходную пегую кобылку, которую и оседлала самолично. Глядя, как заботливо она перетягивает ремни седла в окружении благоговеющей президентской свиты, Рим в который раз уже понял, что что-то важное упускает в психологии своей напарницы. Здесь и сейчас самым мудрым решением ему казалось не мешать. Но присмотреться явно стоит…

С другой стороны, получилось только к лучшему – повозки были рассчитаны от силы на шесть человек. А поскольку к ним подсели ещё министр и Ёлка, то кому-то одному банально бы места не хватило. Непонятно только, почему не добавили еще пару повозок, чтобы все расселись с комфортом.

Так и двинули – две роскошные крытые повозки, каждая запряжена четвёркой лошадей, одинаковых, как на подбор.

Бык с уханьем грохнулся на скамью прямо напротив Рима, расставив ноги так, что несчастный министр скрючился в три погибели. Довольный Скрип рядом с ним уставился в окно, откровенно любуясь то ли проплывающими мимо домами, то ли поражаясь ширине местных дорог. Похоже, его синие глаза распугивали ребятню, но испуг последних быстро сменялся восторгом: за каретой бежала стайка детишек. Изредка они подпрыгивали, пытаясь рассмотреть, что делается внутри повозки.

Худосочные Чук и Гек, которые за время криосна, понятное дело, тоже массы не набрали, сидели справа и слева от Рима. Бык по привычке скользил по ним взглядом из-под сведённых бровей. Затем нахмурился сильнее. Рим понимал, что его смутило: по загадочной причине, садясь в повозки, «сошедшие с небес боги» разбились точно на те же группы, в которых состояли с самого начала. Словно и не было никакого объединения в сплочённую команду из одиннадцати друзей.

Одна только Фифа слегка разбавляла положение, не присоединившись ни к кому и выгарцовывая на лошади снаружи. Риму не было нужды следить за ней, он и так всё прекрасно слышал. Фифа ставила лошадку на дыбы, перепрыгивала без надобности всякие лавки и ящики с товарами уличных торговцев. Скрип лишь ухмылялся в окно, явно фиксируя картину в своей полу-компьютерной памяти.

– Уличная торговля – верный способ умиротворить население, – говорил Ксехуитл, потирая бородку. – Государство следит за этим чисто номинально. Свободный рынок, умеренные налоги… В доходные сезоны, конечно же. Если год неурожайный, то торговля прекращается, и начинается ремонт дорог.

– Это ты, мил человек, ещё стихийную рекламу для себя не открыл, – заметил Бык, иронично прищурившись. – Вот дождёшься, когда столица захлебнётся в мусоре бессистемных вывесок – и кирдык вашей свободной торговле. Рим, ты помнишь Москву при куче рекламы? Ларьки с водярой на улицах, и всё такое?

– Я тогда ещё не освятил Москву своим присутствием, – покачал головой Рим.

Бык сразу заткнулся. Сидящий рядом министр приобрёл то самое деликатное выражение, присущее дипломатам, когда они ни черта не понимают в разговоре, но сохраняют покерфейс, тщательно шифруя за ним своё непонимание.

Здоровяк, похоже, понял оплошность, и больше не поднимал личных разговоров в присутствии посторонних. Так что тайна, что предводитель богов не застал старую Москву, потому что ещё не родился – так и осталась тайной для мешика. Если честно, то и Бык об этом ярком периоде знал только из фильмов и информатория, но чем-то старлея привлекали эти тяжёлые годы и, со временем, он поднакопил знаний.

Зато мысли Разумовского направились в нужную сторону. В самом деле, кто еще из них мог застать времена, когда огромную страну продали дешевле, чем за бусы?

Только Цинк. Тот самый Цинк, что когда-то сформировал команду, утратил руководство группой – а сейчас внезапно снова разбил команду на части, забрав к себе в повозку своих первоначальных подчинённых.

Интересно, что там им Ёлка рассказывает? Да и зачем она вообще с ними едет?

– Дорогой мой друг министр, – обратился Рим.

– Да? – Ксехуитл встряхнулся, словно очнувшись.

– Зачем с нами отправилась любезная…

– Иолоксочитл, – тут же вставил Скрип, вовремя сообразив. Риму стало интересно: он всё это время помнил имя секретарши, или в памяти встроенного компа подсмотрел?

– Она помогала обустроить музей Винта, – сказал Ксехуитл – как показалось Риму, без особого пиетета. – И она же в свободное время ухаживает за смотрительницей музея. Смотрительнице уже много лет, очень много.

– Если много, то что она нам сможет рассказать? – поинтересовался Гек.

Министр посмотрел на него так, словно впервые осознал, что боги перед ним приняли оболочку людей молодых, и, страшно подумать, в чём-то ограниченных. И ответил:

– Чем ближе приближается час смертной тени, тем лучше вспоминаются важные моменты молодости. И тем хуже – всё, что было после.

– Воспоминания? – не поверил Рим. – Смотрительница музея лично застала времена, когда приплыл испанец?

Ксехуитл кивнул, и Риму отчего-то захотелось рявкнуть на него. Он и не сомневался, что то ли министр ему наврал, то ли местные умудрились провтыкать важные моменты собственной летописи.

Кортес должен был приплыть почти семьдесят лет назад. Если верить министру, то какая-то женщина присутствовала при визите испанца в те времена, наблюдала воочию битву его флота с силами ацтеков, пережила сражение. И все это – в уже достаточно сознательном возрасте, чтобы понимать, что именно видит, чтобы поселиться в музее тех конфликтов и посвятить жизнь сохранению этих событий в памяти.

От мыслей его оторвал внезапный свист, идущий снаружи, с обочины. Рим посмотрел в окно.

Каменные дома, выложенные из явно разных по размеру фрагментов, поражали воображение виртуозностью. Ни щелей, ни выступов – только ровные стены и нависающие балконы. В них были вмонтированы трубы, и сейчас из одной с рёвом бил пар. Тощий ацтек в лохмотьях торопливо семенил к месту прорыва, на ходу встряхивая кусок ткани. Лишь дети, похоже, явно веселились, швыряя в пар струйки песка.

– С техникой безопасности тут не очень, – заметил Гек.

– Правила писаны кровью, – сказал Скрип. – Так, первая повозка остановилась.

Сразу за его словами Рима качнуло вперёд – остановились и они. Гек тут же выскочил наружу, за ним вышли остальные. Рим вылез последним и внезапно понял, до чего ему внутри было душно, несмотря на то, что окна, ясное дело, были без стёкол.

Они оказались перед приземистым зданием – иначе и не скажешь. Оно напоминало подстреленную птицу, пытавшуюся хотя бы умереть в одиночестве. От середины с единственным широким входом и коричневыми воротами расходились, как два крыла, две секции, крыша которых доходила до грязной земли. Дом был открыт всем ветрам, и пески его не пощадили, засыпав на треть. Ставня печально трещала, и вдоль неё стекала вода. То ли местные акведуки барахлят, то ли сюда тоже встроили паровые трубы, в которых скапливался конденсат.

– Это и есть ваш музей? – спросил Чук оторопело.

– Да, это музей Винта, – подтвердила подошедшая к ним Ёлка, за которой шла Анжела, встряхивая на ходу волосы и безуспешно пытаясь вычесать из них песок. Дальше виднелся Цинк, который на ходу раскуривал угольком откуда-то взявшуюся трубку.

От такого зрелища Рим потерял дар речи. Такого он за Цинком и не помнил. Чтобы не раскашляться, Рим чуть перешёл за спину министру. «Цинк, твою же мать – подумал он со злостью. – Знает же, что я болезненно переношу эту вонь!»

– Ваш музей давно о ремонте плачет, – почесал голову Чук.

– Марина не подпускает никого, – пожал плечами министр. – Всё делает сама, что может. Но сил у неё уже немного.

– Эээ, – протянул Бык с подозрением, похоже, припоминая знакомые ацтекские имена. – Какая ещё Марина?

Скрип коснулся ладонью виска, прикрыл глаза. Рим оценил. Молодец парень, при первой любопытной информации с базами сверяется.

– Малинели Тенепатль, или Малинче, – несколько монотонно заговорил синеглазка. – Из знатного рода науа. Наложница Кортеса, а также его переводчик. Родилась в 1500-м году, подарена Кортесу в двадцать лет. Родила ему ребёнка, и…

Министр деликатно кашлянул:

– Я впечатлён вашими знаниями, о великие боги, – сказал он – как показалось Риму, вполне искренне. – Без сомнения, вам виднее, что было в те времена. Пусть даже сама Марина и осталась последней, кто их лицезрел. И она же записала их в свитках, которые, увы, не сохранились.

– У меня сразу вопрос, – сказал Рим, чьи мысли крутились между странным поведением Цинка и непосредственно Кортесом. – Мариной её назвали испанцы, при крещении. Почему вы её так называете?

– Она сама себя так называет, – смутился Ксехуитл. – Поговорите с ней сами, если такова ваша воля.

– Наша, – подтвердил Рим.

Сквозь поднявшиеся столбы песка к ним вышел какой-то прислужник, ведя под уздцы кобылу. Завидев богов, он нервно сглотнул и повернулся к Ёлке.

– Куда Фифу пристроить? – спросил, низко кланяясь, слуга. – Она совсем нервная стала, госпожа.

У Быка отвисла челюсть…

Скрип, казалось, завис и ушёл в перезагрузку…

Чук и Гек нервно зашушукались…

– Как ты её назвал? – побагровел Бык, сжимая кулаки.

– Всё нормально, – спохватилась Анжела, шагая к кобыле. – Я сама её успокою. Веди мою девочку прогуляться, а потом – к воде, – приказала она.

– Фифу? – начал догадываться Рим.

– Да, – повернулась к нему девушка, нежно погладив кобылу по морде. – Фифа моя теперь. Пока это возможно. Не стой, веди, – поторопила она слугу.

И они с прислужником скрылись за левым крылом музея.

– Она назвала лошадь Фифой? – выпучил глаза Бык.

Ответить ему было некому. Рим ощутил, как рядом оказался Цинк, медленно вытряхивающий трубку. Дым мерзко защипал ноздри, но Рим сдержался.

Так, ясно. Команда рассыпается на глазах. Пока у одного-двух выползли личные тараканы. Скоро треснут все. Нужно срочно что-то делать. И как можно скорее. Но сперва – то, зачем приехали.

– Проводите нас, министр, – сказал Рим твёрдо, настраиваясь на выяснение фактов. Сравнивать известную им историю и получившиеся отклонения будут после.

Ксехуитл лишь склонил голову и повёл гостей к входу в музей пока что непонятного Винта. К счастью для нервов Разумовского, он не принялся снова тянуть себя за бородку. Андрей решил, что если министр снова так сделает – он, Рим, попросту дёрнет за бороду лично. Пусть даже затем и придётся признать, что следующим, кто слетел с катушек, стал он сам.

Внутри музей оказался неожиданно чистым. Из него, похоже, регулярно выметали песок, и деревянные полы оказались даже натёрты каким-то маслом – до того они блестели.

– Марина! – взволнованно бросилась Ёлка к низкорослой старушке, закутанной в тёмную ткань. – Марина, как вы⁈

– Кто пришёл ко мне? – скрипучим голосом заговорила женщина, и от её интонации непроизвольно бежали мурашки по коже.

– Это я, Иолоксочитл! – Ёлка едва ли не силой усадила смотрительницу в плетёное кресло. – Марина, твои глаза уже совсем не видят? У нас благородные гости! Сами боги спустились, чтобы навестить тебя!

– Гости? – коротко бросила Малинче и застыла – закрытая тканью фигура, кривая, высохшая, словно победившая само время. – Благородные?

– Да, да. – Ёлка захлопотала вокруг смотрительницы, спешно ища на полках известные ей флаконы с лекарствами.

Из-под ткани на Рима глянули два глаза, и его бросило в холодный пот. Необычайные это были глаза – молодые и светящиеся энергией, в окружении сморщенных нависших век. Они явно не видели прибывших людей, но казалось – видели нечто большее.

– Были у нас уже благородные гости, – медленно проговорила Марина. – Приплыли на кораблях. Тоже вели себя как боги. И тоже хотели одарить нас… милостью.

Риму понадобилось всё самообладание, чтобы выдержать этот взгляд. Казалось, при услышанной аналогии в нём что-то рухнуло.

– Командир, – тихо шепнул Скрип, потянув Рима за рукав. – Посмотри…

Радуясь поводу отвернуться, Рим посмотрел, что ему хотел показать «синеглазка».

В окружении экспонатов вроде мечей и кувшинов, в самом центре музея, на покачивающихся цепях – висел проржавевший гребной винт двухмачтовой каравеллы «Россия».