Текст книги "Соединенные Штаты России 3 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Лим

Соавторы: Полина Ром
сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Глава 39

Путь от Ладоги до Северной башни Рим запомнил хорошо. В первый раз, когда их привезли сюда на телеге в кандалах, эта дорога ему показалась вечностью.

Но сейчас Рим тоже был бы не против проделать всю эту дорогу снова в телеге и точно так же успеть в ней поспать. Почти неделя на конях с редкими перерывами на сон основательно потрепала его организм, а разговор со Скрипом сил тоже не добавил.

Поэтому, когда Рим добрался до башни, выступавшей из неизменного тумана, стелящегося с Ладожского озера, то почувствовал, как у него начало колотиться сердце, а перед глазами всё плывёт.

– Кто идет⁈ – послышался голос с башни.

– Свои! – проговорил Рим, пытаясь не сорваться на хрип.

– Андрей! Андрей идет, братья! – раздался крик одного из витязей. Послышался топот.

Рим, шатаясь, вошёл в башню – и тут же влетел в Степана, который как раз собирался выбежать ему наружу.

При виде Рима на глазах боевого командира показалось едва ли не отчаяние. Можно было не сомневаться – Степан не дрогнет ни перед какой опасностью, и с радостью отдаст жизнь за родную Ладогу. Но что делать сейчас с Римом – он, похоже не знал. На его лице читались и обида и разочарование, и непонимание.

– Андрей, почему ты не сказал мне, что ты князь? – заговорил Степан сразу. – Почему ты молчал⁈ Я же к тебе, как к другу… как к брату!

– Степан, – устало сказал Рим, – у нас мало времени.

– Так что, мне кланяться в ноги тебе теперь? – продолжал гнуть свое парень.

– Не надо кланяться! – крикнул Рим. – Я пришёл к тебе сейчас не как князь, а как друг и брат. Мне нужна твоя помощь.

– Сделаю что смогу! – сказал Степан, вытягиваясь в струнку.

– Вольно, – махнул рукой Рим, прислоняясь к стене и, кривясь, оглядывая развешанное на стенах оружие. – Слушай, Стёпа, тут такое дело… Кстати, где Василий?

– Отправился изучать новую тропу наудачу, – сказал один из витязей. – Версты четыре отсюда будет, на запад.

– Далеко, – покачал головой Рим.

Значит, Быка нет в башне. Что ж, может, оно и к лучшему. Хотя его помощь сейчас бы не помешала. Но после того, как пришлось невольно рискнуть жизнью Фифы – ставить под угрозу ещё и Быка было бы попросту неправильно.

– Когда Василий придёт – отправь его в Ладогу, – сказал Рим. – Передай ему, что Анжела вернулась.

– А сам ты что, Андрей? – спросил Степан с искренним братским участием.

И Риму захотелось сразу поменяться с ним местами. Лучше бы, наверное, Феофан в нём опознал не князя, а одного из стражников на стене. Стоять здесь с копьём, всматриваться в туман на водной глади, не думать ни о каких делах государственной важности, не мыслить категориями веков, континентов и вселенских хлопот, чтобы наибольшей проблемой твоей было, какое письмо принесёт Сокол в этом году с очередного корабля.

– Степан, дело наше изменилось, – заговорил Рим, наконец собираясь с мыслями. – Я был в Москве и говорил с царём и с боярами. Запрет на драку со шведами отныне снят. Если кто от них к вам сунется – вольны вы перебить их на месте.

Витязи радостно взметнули в воздух мечи и копья. Лишь Степан выглядел напряжённым. Чувствовал подвох.

– Слушайте, братья, – сказал Рим, выпрямляясь во весь рост. – Враги – скорее всего, шведы, – скоро попробуют взять Ладогу. И начнут они с вас, с этой крепости. Ладоге на помощь войско придёт из Москвы. Но это займёт много дней. А сами мы город не убережём. Нас слишком мало.

– И что же делать? – спросил Степан.

– Молиться, – ответил Рим едва ли не механически. – И быть готовыми к сражению, да стоять насмерть. Атака может быть в любой день и час. Быть может, к нам уже идут из Копорья. А может, будут ждать недели. Так что будьте здесь, братья, и готовьтесь к обороне.

– Что будешь делать ты, Андрей? – спросил Степан.

– То, что умею лучше, – сказал Рим, наконец отобрав себе взглядом предпочтительное оружие. Он подошёл к стене и взял два ножа.

– Броню бы мне… – пробормотал Рим. – Стёпа, дай свою.

Командир витязей тут же с готовностью стащил себя доспех – кожаный, с железными пластинами, – надел на Рима через голову, помог ему подпоясаться ремнём.

– Тяжеловат, но справлюсь, – сказал Рим. Мечом и копьем он всё ещё воевал плохо. Взять, что ли, щит для обороны?

Нет. Любая снаряга или оружие, которыми не умеешь пользоваться как следует, лишь снижают твои шансы выжить. Так что Рима не оставляло чувство, что на дело он отправляется всё равно что голый.

– Пойду встречать гостей, – сказал он, открывая дверь.

– Давай я пойду с тобой! – воскликнул Степан.

– Нет, братья, не надо, – сказал Рим. – Это не ваш бой. Не поминайте лихом.

Забыв про усталость и сон, Рим быстрым шагом углубился в лес – на восток, в сторону Копорья.

* * *

Как это обычно и бывает, в самый неподходящий момент погода стала ухудшаться. Туман с озера пополз настолько густой и промозглый, что, казалось, зубы стучат сами по себе. В этом Рим старался находить и положительную сторону. Например, что так он точно не заснёт.

В своей оценке действий врага перед Степаном он, конечно, поскромничал. Не было в их распоряжении никаких недель. Даже дня не было.

Расклад был очень простым. Враг в Копорской крепости, скорее всего – уже в курсе, что покушение сорвалось. И война почти неизбежна. Поэтому, чтобы не допустить войны, шведы попробуют взять берег. С той разницей, что Рим не был уверен, действительно ли это будут шведы. Да и, в сущности, какая разница? В Копорье могли заседать гости откуда угодно. На Ладогу могли двинуться поляки, датчане, ливонцы, германцы. И это не считая десятков самых разных народностей попроще, силами которых прогрессивная Европа обычно и предпочитала пользоваться в своих захватнических войнах. Любой, кто сейчас придёт с востока – враг. Это главное.

Рим прислонился к дереву, весь превратившись в слух. Он старался подмечать всё. Шелест травы, хруст веток, направление движения птиц над головой – перелетные как раз косяками двигались по известному им одним маршруту. И, главное – он старался подмечать всё необычное, все что не впишется в мирное течение лесной жизни.

В этом вопросе конечно, у витязей из башни было больше опыта. Но в этом и крылось их слабое место. Степан со своими ратниками вели бой по своим правилам. Вели себя предсказуемо. Рим в этом плане был всё-таки человеком из другого времени.

И, отдыхая, прислонившись к древесному стволу, Рим думал о том, как странно все-таки порою меняются судьбы целых государств. Подобно тому, как три оставленных им бревна где-то по дороге в Москву в будущем лягут в основу города – так и будущее Ладоги, а вместе с ним, возможно, и всей Руси, зависело от того, кому будут принадлежать обе крепости на этом берегу.

Рим достаточно хорошо изучал военное дело, чтобы понимать простые истины. Все войны происходят от того, что кто-то с кем-то не договорился. Но даже в случае провала переговоров судьбоносное влияние имеет фактор того, кто раньше займет выгодную позицию на нужной локации.

Весь его военный опыт служил лишь подтверждением этой простой мысли. Баррикады на улицах Парижа – казалось бы, тьфу, мелочь. Какие-то несчастные телеги с бочками. Но в альтернативной вселенной герцог Генрих де Гиз благодаря ним сумел прогнать из Лувра самого короля. И не захватил трон лишь потому, что это ему не было нужно.

В Англии собирались казнить то одну королеву, то другую. Просто потому, что в определенный момент рядом с актуальным монархом тусовалась дюжина ребят крепкого телосложения. В нужных условиях этого вполне достаточно. Покойный Родриго Веласкес не даст соврать.

Судьба огромнейшей испанской державы оказалась переломлена тем, что один-единственный боец смог запрыгнуть в окно в нужный момент, пройти на определенный этаж, зайти в конкретную дверь и подсунуть королю под нос нужное письмо.

Куда ни кинь – везде один и тот же сценарий.

Убийство эрцгерцога Фердинанда, который, по сути, прославился только этим печальным событием.

Высадка зелёных человечков в Крыму.

Красные бригады, жёлтые жилеты, голубые каски.

Всё начинается с каких-то совсем уж смешных в историческом плане мелочей.

И сейчас Рим понимал, что стал одной из таких. Маленькая пешка в большой игре.

Всё было просто. Если сейчас до Ладожской крепости доберется шведский разведотряд – пиши пропало. Это не значит, конечно, что Русь падёт. Это всего лишь значит, что следующий отряд будет большей численностью, и разведывать станет активнее. И сопровождать его будут телеги, пушки, конница, обозы с продовольствием. Возможно даже, это окажется передовой отряд из русских крестьян-смертников, недовольных какими-нибудь решениями Феофана, пусть даже вынесенными по недосмотру или из благих побуждений.

И по воде поплывут шведские ладьи, польские пироги, да какие-нибудь датские конвои. На берег Ладоги, конечно, тем временем прибудет первичный гарнизон московских рыцарей, за которыми ступает мощная армия. Только к тому времени ни дипломатия, ни тем более передовые разведотряды уже ничего не будут решать.

Где-то под шумок подсуетится очередной заокеанский партнёр. Возможно, Сантьяго нарисуется на своей каравелле гораздо раньше задуманного. Только уже не будет ждать сокола, чтобы попросить разрешения на высадку. Он бросит якорь самовольно и, сойдя на русский песок, начнет с неизменной улыбкой продавать вооружение обеим сторонам.

Ничего этого Рим допускать не собирался. Поэтому любой, кто придёт сейчас с востока, должен будет здесь и умереть – и ни коем случае не вернуться назад. По крайней мере, пока добровольно не бросит оружие. Покойный Ксен, когда прогонял не менее покойного Кортеса, знал, что делал. И Малинче знала, раз пронесла эту историю через всю свою жизнь.

Лишь бы выиграть немного времени. А там, глядишь, Бык вернется в Ладогу, поговорит с Фифой, всё поймет, свистнет ребят… Может даже организует мужиков из крестьян – и побегут укреплять оборону крепости.

Жаль только, что к судьбе самого Рима это уже отношения иметь не будет. Он был один, а враг всегда бесконечен.

Вдалеке тихо хрустнула ветка. Рим перестал дышать, медленно прислонился лбом к дереву, словно пробовал поймать вибрации влажной земли. Прочувствовать шаги врагов, подбирающихся к нему, но ещё не знающих о его присутствии.

Сделать это, конечно, не удалось, поэтому Рим подождал, пока хоть кто-то из гостей не проявит себя.

И вскоре из-за соседнего дерева показалось копьё, нацеленное вперед. Следом вышел его обладатель. Воин в непонятных доспехах, но знакомого уже европейского типа. Волосы желтоватые, длинные, завязанные сзади в косичку. Солидный наплечник – всего один. Голова повязана платком с узлом над левым ухом.

Рим позволил ему пройти. Подождал, когда следом появится второй. И, не дожидаясь третьего, метнулся наперерез. Шевеление сзади усилилось. Его заметили.

Только для условного шведа, идущего вторым в цепочке, это было слабым утешением. Рим перекатился через него, по пути вонзая нож ему в горло. И скрылся в кустах по ту сторону тропы.

Послышались короткие вскрики: маскировке разведчикам теперь не было нужды.

В кусты, где прятался Рим, полетели копья – только его там уже не было. Он тихо сместился левее, и вместо того, чтобы дальше скатываться в овраг, поступил наоборот – выбрал совсем уже непролазные заросли и полез по ним вверх по склону, обдирая руки об острые камни.

Четверо солдат встали на тропе в полный рост. Вытащили мечи и пошли проверять.

Рим плавно извлёк второй нож, перехватил в ладони – и метким броском воткнул в шею ближайшему врагу. Его товарищи не сразу поняли, что случилось.

Рывок из кустов – и Рим врезался в четвертого по счету шведа, всовывая ему рукоятку оставшегося ножа между пластинами брони. Тот захрипел, пробормотал что-то невнятное на языке, которого Рим не разобрал. Похоже, в самом деле, никакой это не швед. Наверняка наёмник. А из какой страны – пусть его собственная семья помнит. Риму до этого дела никакого не было.

Двое оставшихся подскочили к нему с мечами. Рим увернулся от удара, пнул нападавшего в коленную чашечку, ударил его с двух сторон по ушам. Тут же схватил за голову… и Разумовский резким рывком свернул ему шею.

Заслонился трупом как щитом. И вовремя – рассекающий взмах стали просвистел резче боевой птицы, пикирующей с небес. Удар пришелся по броне мертвеца. Рим тут же позволил телу упасть, увлекая за собой чужой меч, наклонился вперёд, поворачиваясь в пируэте. Выбил меч из рук – и ткнул пальцами в глаза. Затем в шею. В солнечное сплетение уже не стал, побоялся сломать себе пальцы.

Но и этого было достаточно. Наёмник, не знакомый с подобным ведением боя, обхватил себя за горло и медленно осел наземь. Рим ногой помог ему скатиться в овраг.

Итого вынес шестерых. Уже неплохо. Знать бы, сколько осталось…

Стрелу, пущенную из арбалета, Рим не заметил. Она вонзилась ему в плечо, которое сразу обмякло.

Сустав будто разорвало прессом. Хотя по характеру тупой, внезапной боли Рим понимал, что, быть может, эта рука еще будет работать когда-нибудь. Если, конечно, по нему перестанут стрелять.

Новая стрела почти вонзилась Риму в живот. Спасли подкосившиеся ноги. Рим упал на колени, и стрела лишь пропорола ему кожу доспехов. Но и этого было достаточно, чтобы Рим от удара комом свалился в мокрую траву.

К нему бежали сразу трое. Рим лежал, глядя в небо, придерживая простреленное плечо, в котором стрела всё ещё торчала наполовину. Лежать в такой позе было безумно больно. Но перевернуться не было сил. А те силы, что ещё оставались, были ему нужны. Ещё хотя бы на последний рывок.

Небо заслонила фигура врага. Он поднял меч, и Рим, собрав все силы, от души зарядил ему ногой в пах. А когда тот согнулся – выхватил его меч здоровой рукой, чуть подкинул, неуклюже перехватил в воздухе и вонзил юойцу в шею.

Оставшиеся двое оказались профессионалами. На то они и шли последними. Они не стали подходить к Риму, чтобы добивать его холодной сталью. Вместо этого приготовили арбалеты. Нацелились.

И один из них тут же скатился с разбитым черепом, в который прилетел пущенный из пращи камень.

Второй наёмник мгновенно опустился на колено, развернулся, выстрелил в заросли – скорее наудачу. Однако за этими деревьями удачи не водилось. Вместо удачи на него мчался Бык. И Рим не без удовлетворения заметил, что Вася всё-таки получил двуручный молот.

Он прикрыл глаза, чтобы не видеть, что станет с последним оставшимся разведчиком. Вариантов здесь было не то, чтобы сильно много. И потом, ему очень сильно хотелось спать…

– Андрюх, братан! – послышался голос Быка, и Рим почувствовал, как ему под шею подсовывается знакомая ладонь. – Ты чего, Рим⁈ Не спать! Стёпа, нужна помощь! Помоги мне!

Рим отпустил все мысли. Конечно, помогут. Тебе всегда здесь помогут, дружище. Мы ведь дома. Мы, наконец-то – дома…

Глава 40

Зима закончилась неожиданно быстро, оставив весне клочья ноздреватого снега, быстро редеющие на полях. Холода начались действительно раньше обычного, как и предсказывал Скрип, но быстрее и прошли. А когда деревья покрылись первой зеленью – в Ладоге проходил пир.

Перед постоялым двором Владиславы и Марата уже расставили столы, прямо на улице. Сидящий на крыше голубь, склонив голову, с любопытством уставился на скатерти, которыми покрывали столы. Кругом сновали радостные крестьяне, таскавшие самовары, утварь, стулья.

Не прошло и часа, как пиршество уже было в самом разгаре. В бочках пенилось пиво, искрилось вино. Розовощёкие девчонки, очумевшие от весны, таскали яства туда-сюда. Хлеб, икра, колбасы нашли свое место на плетёных тарелках. Рядом, в фарфоровых судочках, похожих на плывущих уточек, плескался крепкий ягодный взвар. А во главе стола, в самом центре, возвышался пирог в три уровня, пахнущий мясом, луком и даже пряностями.

И за столом сидели жених с невестой. Он – здоровый детина, в белых одеяниях, чуть тесноватых для его могучих мускулов. Рядом с его стулом был прислонен двуручный молот, коим жених самолично выбивал крышки из бочек со спиртным, пуская вверх фонтаны игристой жидкости.

Невеста же была краше самой весны. Такое же белое хлопковое платье без изысков. Очень простое, но вместе с тем и ослепительно белоснежное. Словно чистый холст, на котором только следовало написать историю своей жизни.

Отзвенели своё колокола, и только кольца из переплетенного лозою золота свидетельствовали, что это не жених с невестой, а уже настоящие муж и жена.

– Горько! – заорал Кот, вскидывая вверх руку с пивной кружкой и расплёскивая пену. – Вася, Анжела – ура!

Бык заграбастал Фифу в объятия и поцеловал – совсем мягко, нежно, словно держал в руках хрупкую птичку.

– Слушай, меня даже пробирает как-то, – смутился Гек и толкнул Чука локтём. – Смотри, они же в натуре радостные!

– Ну и пусть, – сказал Чук и отхлебнул яблочного сидра. – Они нам пример показывают. Баб только нам найти надо.

– Как же, найдёшь тут, – буркнул Гек. – На полях, что ли? Там кроме репы не растёт ничего. Бабы тем более.

– А нефиг отлынивать от сенокоса, – поддел его Чук. – На сеновале знаешь девок сколько? А красивые!

– Хватит про девок, – вымолвил Марат, протискиваясь мимо их стола. Домашний фартук шёл старому солдату ничуть не хуже, чем бронежилет. – Будете хулиганить – сладкого не получите.

– Молчим, молчим, – послушно закивал Гек и повернулся к правому столу. – Слышь, Скрип, а у тебя в башке этот, как его, фотик есть? Сфоткай эту парочку!

Скрип аккуратно вытер губы салфеткой, в качестве которой использовал один из своих драгоценных листов. Потом выставил вперед руки и сложил пальцы в подобие объектива камеры.

– Чик! – сказал он.

– Ладно, ладно, подколол так подколол, – сказал Гек с досадой. – Фиг с тобой. Тут вон художник зарисует.

И в самом деле, перед столом новобрачных прямо в траве сидел московский художник. Он, завернув на левое ухо шапку, напоминавшую берет, тщательно зарисовывал молодоженов.

Столичных гостей здесь хватало с избытком. В Ладогу стекались новые мастера. Не только художник, но и плотники, строители, торговцы, даже механик приблудился. Одних лишь писарей не было: Скрип не собирался делиться ни с кем своим статусом мудреца, библиотекаря и зануды в одном лице.

– Горько! – снова заорал Кот, хватая уже другую кружку с пивом. И тут же почувствовал, как его руку на лету останавливает могучая ладонь.

Кот едва не выпал в осадок, когда огромный человек преспокойно забрал у него пиво, опустошил кружку до дна и вытер губы рукою.

– Хорошо пошло, – похвалил Борис Годунов. И похлопал Кота по плечу, отчего тот рухнул обратно на скамейку, не выдержав такой массы. – Неплохо варите. Хорошая пшеница в Ладоге растёт… Лепота!

– Присаживайся, боярин, – обратился к нему Марат. – Чувствуй себя как дома.

– Ты прав, Марат, – кивнул Борис, беря голыми руками мясо и накладывая ломоть себе на тарелку. – Дома – всегда славно. Отдохновенно у вас тут…

– Что, на Москве так привольно не бывает? – усмехнулся Марат.

– Забот много… – чуть нахмурившись, отмахнулся Годунов. – Еле вырвался к вам, вроде как – самому посмотреть, что да как. Взял охраны малость да и сбежал.

– Хорошо… – глубокомысленно покивал Гек и повернулся к Чуку. – Прикинь, чувак, если бы мы с тобой генералы были? Ни свободы, ни радостей по жизни. Вот и когда бы так посидели бы ещё, а?

– Тьфу, сплюнь, – возмутился Чук.

Годунов только усмехнулся, слушая подначки.

Анжела взяла со стола ножик, начала разрезать пирог. Мясной запах усилился.

– А где князь ваш? – спросил Годунов.

– Здесь я, – послышался голос, и боярин повернулся.

Из ворот постоялого двора, немного гримасничая, вышел человек, заметно исхудавший за тяжёлую зиму. Весь его вид говорил, что он тяжело оправлялся от ран и болезней, но выбил у судьбы право на жизнь.

– Рим! – заорали синхронно Чук и Гек и вскочили, по пути опрокидывая скамейку.

– Князь, – одобрительно кивнул Годунов. – Садись рядом, Андрей. Хорошо тут у вас, без чинов, по простому… Перекуси с нами – сам хозяин Марат готовил.

– Не премину, – усмехнулся Рим, садясь на подставленный ему стул, на который предусмотрительно положили подушки. Он старался не шевелить рукой, хотя держать ею вилку, в принципе, уже мог.

– Не волнуйтесь, ребята, – заверил он, – к лету буду снов здоров.

– Выпьем за это, – сказал Кот. – И даже не пивка. Кто хочет водки?

Со всех сторон послышались одобрительные возгласы, включая самый дальний край стола, где сидели крестьяне, старательно прислушиваясь к разговору хозяев и московских гостей.

Бык шустро подскочил, взял отрезанный Фифой кусок пирога и самолично отнес Риму.

– Поздравляю, – сказал Рим, пожимая ему руку. – Ты молодец. Путь был долгий. Сделай его длиннее.

– Сделаю, – пообещал Бык. – Непременно сделаю!

С севера послышался свист крыльев. Подлетел сокол с письмом. Он сел на плечо Скрипа, и радист, ныне библиотекарь, снял с птицы письмо. Прочитал и тоже вскочил.

– Едут! – сказал он возбужденно.

– Едут? – спросил Рим. – Сколько их, Скрип? Все трое?

– Не трое. – «Синеглазка» весь светился счастьем. – Четверо!

– Четверо? – удивился Бык. – А кто четвёртый?

Скрип щелкнул сокола по клюву и напутствовал:

– Лети обратно, друг. Порожняком давай. Быстрее будет.

Рим, усмехнувшись, позволил ему потянуть интригу. А себе дал время разобраться с пирогом – последнее время аппетит вернулся.

Ждать долго не пришлось. На площадку с пиром вскоре пришла целая процессия. Возглавлял их Степан, чью боевую кольчугу украшали знаки отличия.

– Воевода идет! – сказал Рим, вставая и прислоняя ладонь к виску.

Степан отсалютовал князю, и Рим убрал руку только после того, как это сделал воевода. Разумовский без вопроса признавал верховенство Степана в военных делах – по крайней мере пока они находились в Ладоге.

– Вот, привёл гостей, – сказал Степан, делая шаг в сторону.

– Чувак! – заорал в слезах восхищения Кот. – Здорово, друже!

– Не просто друже, – с гордостью объявил визитёр, одетый по последнему писку французской моды. – Граф Задрот, на минуточку! Попрошу вас блюсти приличия.

– Да, будьте внимательнее, почтенные сэры, – поддел его Дзю, щеголяя английским воротником поверх жилета из коровьей шкуры. – Не то я покажу вам, как мы ведем дела у нас, в нашей маленькой Англии.

Чук и Гек бросились к Коту на выручку, которого те двое уже начали было подбрасывать в воздух. Поэтому Рим поднялся и беспрепятственно подошёл к третьему гостю.

– Цинк, – сказал он, протягивая здоровую руку.

– Андрей, – кивнул ему человек с испанской бородкой. На его левом боку, почти доставая до травы, висела шпага с золотой рукоятью. На правом виднелась кожаная кобура с пистолетом будущего.

– Всё хорошо? – спросил Рим.

– Всё, – кивнул Цинк. – Получили весточку от тебя. Вот, приехали на свадьбу. Ну и попутно помочь России. У нас посольские печати, Рим. Испания, Франция и Англия готовы сотрудничать с Москвой по вопросам безопасности и экономики. С кем мне поговорить здесь?

– Давай сначала поедим, – предложил Рим, показывая ему на место за столом рядом с собой. – Говорить позже будешь, с Борисом. Он уже не царь. И никогда им не станет.

– Значит, всё правда? – спросил Цинк. – Будущее теперь неизвестно?

– Да, – сказал Рим. – Пирог вкусный, Марат испёк… Слушай, а как вы втроём в одно время приехали? Вы плыли на общем корабле, что ли? На испанском?

– Не совсем, – лукаво улыбнулся Цинк. – Нас подбросил конкретно вот этот гражданин.

И только сейчас Рим обратил внимание на четвёртого гостя, который с восхищением топтался на месте, оглядывая теремки.

– Да ладно, – вырвалось у Рима. – Бык! Глянь кто здесь!

Новоиспечённый муж, который в данный момент облизывал пальцы, политые мясным соком, думая, что его никто не видит, после обращения Рима уставился на гостя и завопил во всю мощь огромных лёгких:

– Ксехуитл!!! Добрый друг мой Ксехуитл!

– Да, это я, – заволновался министр Соединенных Штатов России, подходя к Быку.

– Ну всё, – хмыкнул Годунов. – Сейчас будут объятия.

Чук и Гек уставились на него с самым обалдевшим видом.

– Да уж, – скривился Цинк. – Культурный обмен порой принимает такие вот странные формы.

– Так вы с ним приплыли? – спросил Рим.

– Ацтеки воссоздали дизель, – сказал Цинк. – Я сам охренел, когда увидел их корабль. Он плывёт быстрее, чем плавала «Россия». Дзю и Задрот у меня гостили. Мы ждали, пока нам снарядят каравеллу. А увидев этот линкор, не могли уже отказаться. Решили двигать все вместе.

– Значит, мы победили? – спросил Рим.

– Андрюх, у тебя точно синдром самозванца, – рассмеялся Цинк. – Узнаю тебя. Каждый раз, когда ты побеждаешь, ты сам не замечаешь этого. Тебе вечно кажется, что ты сделал мало, что нужно ещё куда-то пойти и решить какой-то вопрос. Вечная гонка успешного полководца, не проигравшего ни единого сражения.

– Кто знает? – пожал здоровым плечом Рим. – Может, это и есть признак хорошего солдата?

– Ну вот, даже сейчас сомневаешься, – сказал Цинк, качая головой. – Неисправимый ты человек, Разумовский. Или теперь нужно обращаться к тебе «князь»? – с улыбкой поддел он.

– Да брось, Цинк, – сказал Рим и тоже облизал пальцы. – Помоги мне лучше пирожков собрать.

– Куда-то собираешься?

– Да. – Рим встал. – Проводи меня на берег. Хочу посмотреть на ваш линкор.

С пира они ушли незаметно. Рим подозревал, что Бык и Фифа отлично видели их уход, но из уважения не мешали, не окликали в спину. Цинк шёл, придерживая руку на эфесе шпаги, откровенно любуясь зеленеющей травой.

– Хорошо здесь…

– Хорошо, – подтвердил Разумовский, сделав вид что не заметил недоговоренного «у вас».

Они добрались до берега. При виде их ратники Степана учтиво склонили головы – не в поклонах, а в лёгком приветствии.

Рим встал на песке, любуясь вечными туманами и тучами Ладожского озера. Вода едва не лизала ему туфли, быстро впитываясь в песок и снова слегка отступая. Цинк стоял чуть сзади и справа, словно телохранитель.

Корабль Соединенных Штатов России покачивался перед ними. Он был огромен – раза в три больше, чем самая большая каравелла. И казался слегка приплюснутым. Рим насчитал три палубы. Такое судно могло исполнять какую угодно роль, от баржи до боевого транспортника.

– А ведь когда-нибудь они сделают летучий корабль, – проговорил Рим.

– Непременно, – сказал Цинк. – Но по мне, и этот прекрасен.

– Да, ты прав, – согласился Рим. – Они молодцы.

На корабле слышались голоса: кто-то отдавал команды. Шёл процесс разгрузки. Мешки переносили на пристань.

– Министр привёз зерно, – сказал Цинк. – На Ладогу хватит точно, а то, что вырастет на Ладоге – пойдёт уже на прокорм всей Руси. Ещё у него семена, коренья, разные культуры и знания. Пока я плыл сюда, то читал их книги. Странное было чувство, Рим. Вроде бы на русском языке и пишут о понятных вещах, которые, в конце концов, они сто лет назад от нас же и узнали. Только нового было – не перечесть. Как будто у тебя ребёнок, и ты не заметил, как он вырос и стал взрослым. И он говорит с тобой. И ты вроде его понимаешь, но не можешь привыкнуть к его словам.

– Кажется, понимаю, – сказал Рим.

– Андрей, ты хоть представляешь, как мы всё изменили?

Волны озера продолжали методично набегать на берег.

– Цинк, – проговорил Рим. – Я думаю, мы ничего не изменили.

– О чём ты?

Перестав разглядывать корабль, Рим повернулся к товарищу.

– Я думаю, все идёт, как и должно быть, – сказал он. – Знаешь, боевое ранение, – Рим чуть смущенно повел плечом, – даёт тебе много времени для раздумий. Я полгода провалялся почти мёртвым, Цинк. Я всё ещё чувствую стрелу в своём плече хотя её уже нет. Кости срослись, рана затянулась. И чтобы отвлечься, я думал снова и снова о том, что нам всем удалось пережить. Знаешь, что я для себя решил, Цинк? Что мы ничего не изменили.

– Это как? – спросил Цинк, хотя чувствовалось, что он не намерен спорить.

– Я думаю, что если есть Бог, или судьба, или квантовое поле, называй как хочешь, – заговорил Рим, – словом, если есть высшие силы, и что-то в этой жизни предопределено – то всё, что с нами произошло, должно было именно так и произойти. Мир, который мы знали, в котором были Пётр Первый, товарищ Микоян и Владимир Высоцкий – он никуда не пропал. Он остался в мировой энтропии. Мы не переписывали историю, Цинк. Миру всегда было суждено дожить до 2049 года, после чего нужно было отправить нас назад, где мир получил возможность просуществовать по новой – уже чуточку иначе. Неважно, создали ли мы новую реальность, или всё ещё продолжаем нашу собственную.

– Как-то это всё непросто уяснить, – сказал Цинк и начал разворачивать сверток с едой. – Давай, что ли, мяса поедим. Остывает.

– Ешь, я не хочу, – сказал Рим, снова глядя на корабль с явным восхищением. – Цинк я лишь хочу сказать, что нет никакой переписанной истории. История всегда одна. Мир, который мы с тобой знаем, и мир, в котором живем сейчас – это один и тот же мир, Цинк. Просто для всех остальных, кроме нас, будет существовать лишь какая-то одна его часть. А нам посчастливилось попасть из одной его фазы в другую. Но это не значит, что должна была существовать всё время только какая-то одна из них, условно истинная. Они существуют обе. А мы – земноводные, которым просто повезло выбраться из океана бытовухи и попасть в совсем другую среду. Мы не боги, Цинк. Мы просто огромные везунчики. Люди, которым повезло попасть в неизведанное.

– Пожалуй, мне бы тоже не помешал годик-другой свободного времени для философии, – признался Цинк, жуя пирог. – Надеюсь, для этого ранение не обязательно.

– Решай сам, – махнул Рим. – Теперь мы свободные люди. Даже невзирая на то, что несём службу по-прежнему. Каждый свою – но всё ещё несём.

– И будем нести, пока существуем – кивнул Цинк. – Если это плата за то, чтобы почувствовать себя… энтропийным земноводным – то, должен сказать, плата это весьма символическая. Я «за».

– Я тоже, – сказал Рим. – После всех невзгод и приключений мы получили дар, которого возможно, не заслуживали. Радость неведения. Новый мир до того отличается от старого, что будущее теперь по-настоящему неизвестно. Мы получили шанс прожить жизнь, как все люди. Не зная, что принесёт завтрашний день. Мы можем жить полноценно.

– И мы доживем полноценно, Андрей, – сказал Цинк, о чём-то задумавшись. – Кажется, теперь я тебя понял.

– Вот и хорошо, – кивнул Рим.

Он продолжал смотреть на корабль.

– Да, – повторил Рим. – Теперь всё хорошо…