Текст книги "Соединенные Штаты России 3 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Лим

Соавторы: Полина Ром
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 35

Через девять дней путешествия вдали показались московские стены.

Разумовский отметил: дорога тянулась дольше положенного. Остановок оказалось больше, чем предполагалось, а тихая, еле слышимая ругань кучера была густо наполнена недовольством всякими там князьями и священниками.

Единственное, кого мужик любил – это его собственная лошади. За эту любовь Рим был готов простить возчику все грехи его предков и потомков, ведь сам Андрей не сомневался, что дети кучера продолжат его дело. Такая школа не забывается, а менталитет не выветривается, какие бы перемены не ждали Россию в будущем.

Впереди поднималась пыль – возвращался один из гонцов.

– Успели, князь? – задыхаясь, спросил он. – Государь созвал собор сегодня вечером.

– Вечером? – переспросил Рим. – А не утром?

– Гости прибыли, решили не откладывать. Кто не успел, тот не участвует в решениях.

– Значит, успеваем, – ответил Рим. – Отдыхай. Скажи другому, пусть скачет в город и найдет нам постоялый двор, чтобы привести себя в порядок.

Второй гонец, получив приказ, тут же погнал коня к городским воротам.

Со своего места Рим мог разглядеть белокаменную Москву. Кремль окружала беленая стена, высотой аж с пятиэтажный дом. Пусть эта Москва и уступала размерами будущей, но на фоне скромных придорожных деревень смотрелась она, как центральный рубин в имперской короне – дух захватывало еще сильнее, так как контраст между ровными лесами и неожиданно выросшим городом был слишком велик. До этого лишь поля и редкие патрули напоминали, что караван из Ладоги уже сутки, как двигался по территории будущей Москвы, еще не построенной.

– Постоялый двор? – спросила Фифа.

– Переодеться, – успокоил ее Рим. – И сразу во дворец.

– Ванну! – потребовала девушка, стуча ногами по дну повозки. – Хочу ванну!

– Две закажем, – пообещал Рим. – Если повезет, дадут в разных комнатах.

Анжела лишь фыркнула.

– Да хоть бы и в одной, – заявила она. – Мне не привыкать. Главное, чтобы воду сменить успели.

– Да уж, – усмехнулся Рим. – Все забываю, что ты не только женщина, но еще и солдат.

– Сама стараюсь забыть, – ответила Фифа, встряхивая платок и повязывая его на голову. – Блин, голова грязная… Фу, мерзость!

Через ворота проехали быстро. Повозку новгородского князя никто не посмел задержать. Рим гадал, как стражники узнали княжескую повозку. Это же была обычная ладожская телега. Да и Феофана вряд ли кто знал в лицо. Разве что гонец предупредил.

Скорее всего, так и было. Обвешивайся гербами, штандартами и знаками отличия, но простые гонцы и стражники всегда будут основой любой оборонной системы, когда знаешь своих и чужих и действуешь, исходя из этого. Отчасти поэтому в армии всегда беспорядок. Но армия остается действенной структурой, переживающей любые смены власти.

Москва наполнила Рима внутренним спокойствием. Контраст с Ладогой не был таким сильным, как он ожидал, но он чувствовал себя дома. Он был уверен, что здесь ему подадут на обед блинчики с вареньем и бараньи ребрышки с хреном и горчицей. И никакой опунции.

На постоялом дворе управились быстро. Князя проводили в его покои, которые были настолько роскошными, что хотелось упасть на кровать с периной и проспать три дня, просыпаясь лишь для того, чтобы съесть кусок мяса с кашей. Может, выпить чарку чего-нибудь покрепче, сходить в баню и снова уснуть.

«Когда-нибудь, – пообещал себе Рим, – обязательно! Если живы будем…».

С ванной Рим управился за десять минут. Переоделся в чистое, оценив качество кафтана. С зеркалами было не очень, но отшлифованная медная пластина размером метр на полтора сделала свое дело. Рим отметил, что он выше большинства мужчин. Неудивительно, люди здесь были ниже ростом. Зато Фифа смотрелась настоящей красавицей, пусть и пришлось ей плести в косу мокрые волосы.

– Готов? – забарабанила в дверь расписная красавица. – Давай, нам уже подали карету!

– Иду! – крикнул Рим и открыл дверь.

– Сапоги, – указала Анжела на его ладожские лапти.

– А, черт, – вырвалось у Рима, – забыл. Сейчас.

Вернувшись в комнату, он вытащил сафьяновые сапоги. Оказались теснее на размер, да и каблук был непривычно высоким. Это, конечно, можно было выяснить и раньше, ну да ладно. Андрей поморщился, но… Назвался груздем – полезай в кузов. Рим поправил меховую шапку и снова вышел к Анжеле.

– Как я, норм? – уточнила Фифа, разворачиваясь перед ним.

Только сейчас Рим понял, во что она одета. На ней было выходное платье с шелковым вышитым воротником и бархатным поясом. На голове – узкий венец с драгоценными камнями. Анжела даже где-то раздобыла свеклу или что-то вроде того, которой натерла щеки. Чем она обработала ресницы, вообще было непонятно, но выглядела девушка сногсшибательно и помолодела лет на десять.

– Жаль, Василий не видит, – сказал Рим.

– Спасибо, – улыбнулась Фифа. – Это лучший комплимент. Я же из свиты князя, статус обязывает.

– Тогда пойдём, – сказал Рим, спускаясь по ступенькам. – Но на собрание тебя, скорее всего, не пустят.

– Ничего, – ответила Фифа, осторожно спускаясь следом. – Зато Кремль изнутри посмотрю. Спасибо за приключение, Рим.

Феофана и повозки уже не было. Зато стояла карета, присланная из Кремля. Двое молодцев в кафтанах открыли дверцу и поклонились в пояс, приветствуя князя. Рим, нарушив приличия, пропустил вперед Анжелу, а затем забрался следом. Неважно, что подумают слуги, у Рима и так хватало хлопот, чтобы еще разбираться, кто тут кравчий, кто сокольничий, кто окольничий, а кто постельничий. При своей работе мужики наверняка видели и не такое.

Карета плавно тронулась, погружая их в мягкую тряску. Фифа, прильнув к окну, с восторгом рассматривала пейзаж города. Рим же, напротив, сидел напряжённо, собираясь с мыслями. В памяти всплывали наставления Скрипа – не перебивать, не спорить, даже если кажется, что несётся полная чушь, смотреть в глаза, но не в упор, пасть на колени и не обращаться внимание на обращения. И самое главное – помнить, что любое неосторожное слово или жест может стоить головы.

– Погуляй пока, – сказал Рим, когда карета остановилась. – Далеко не уходи.

– Не пропаду, – ответила Анжела. – Ни пуха, Андрей.

– К черту, – от души отозвался новоявленный князь, выходя из кареты.

Площадь оказалась тесной и простой. Стены, башни, колокол, колодец. Рим понял, что осматривает место стратегически, как солдат, а не как князь. Вряд ли что-то могло ему угрожать. Разве что казематы с кольями или что-нибудь пострашнее. Если здесь сохранились князья, то могла сохраниться и опричнина. А вдруг жив какой-нибудь Малюта Скуратов?

К Риму вышел местный «дворецкий». Рим не узнал его одежду, но по осанке и взгляду понял, кто перед ним.

– Прошу за мной, княже, – церемонно, с поклоном, сказал мужик.

Разумовский решил не отставать. Ближний слуга, насколько помнил Рим, был по сану выше боярина и мог управлять несколькими городами или даже волостью. Дураков на таких местах не держат. Значит…

Значит, нельзя показывать, что он здесь впервые. Настоящий Андрей Разумовский наверняка тут бывал, так что не стоит двойнику глазеть на массивную кладку, яркую роспись стен и дизайн ступенек.

В этом месте титул князя не имеет особого веса. В Ладоге ему бы отдали любую девку и выполнили бы любой приказ. Здесь же опальные князья быстро могли понять, что их не сложно менять каждый год.

Поэтому, идя по узким коридорам, Рим запоминал пути отхода. Если он впадет в немилость у царя, лучше не возвращаться в Ладогу, чтобы не подвергать опасности остальных.

Слуга распахнул двери, вошел боком и привычно поклонился в пояс, громогласно объявив:

– Князь Новгородский Разумовский Андрей!

Рим, склонив голову из-за низкого потолка, вошел внутрь и тут же, упав на колени, коснулся лбом прохладного каменного пола, ощущая, как в висках стучит кровь.

«Так надо, так надо», – твердил он себе, вспоминая слова Скрипа: перед царем преклоняют колени, царь – помазанник Божий, его воля – закон. Он оставался в таком положении, пока не услышал властный голос:

– Поднимайся, Андрейка.

– Приветствую тебя, великий царь, – отчеканил Рим, разглядывая трон и человека на нём.

Федор Иоаннович был словно не от мира сего. Ни мантия, ни скипетр не могли скрыть тщедушности, болезненности, скучающего вида и полного отсутствия харизмы. Зато шапку Мономаха Рим узнал бы даже во сне.

Мощную фигуру рядом с троном Андрей опознал сразу: Борис Годунов был внушительным. Величия его бородатому облику придавала медвежья шкура на плечах, не скрывавшая мускулов. А внимательный взгляд исподлобья мог принадлежать и деспоту, и любящему отцу. Взгляд Годунова был полон жесткости и интереса.

На визит князя из Новгорода никто особо не обратил внимания. Сидели на широких скамьях вдоль стен бояре и другие князья, кто-то даже кивнул вновь прибывшему, но в основном или шептались тихо о своем, или же преданно глазели на государя. Рим успокоился, увидев, что кто-то кивает ему, как старому знакомому. Похоже, новгородского князя сейчас признали. Уже легче…

Андрей сел на свободное место, приняв естественную и удобную позу, опираясь на колено, чуть повернувшись плечом к царю.

Царь молчал, поглощенный, казалось, созерцанием собственных рук. Годунов же не сводил глаз с Рима, прожигая его испытующим взглядом. Князь постарался не выдать волнения и тоже посмотрел на Годунова с прямой, но сдержанной учтивостью.

«Не сломить», – подумал он, вспоминая наставления Скрипа. «С ним нужно говорить как с равным, хоть и с почтением».

Наконец, Борис Годунов заговорил:

– Чего молчишь, князь Андрей из Новгорода? Рассказывай, как дела на твоих землях.

Разумовский встрепенулся. Он не ожидал, что ему придется говорить сразу, а хотел сначала послушать, поймать ритм и стиль речи. Но импровизировать не пришлось, потому что за девять дней болтанки в повозке Рим определился со своими вопросами.

– Обстановка, как обычно перед наступлением холодов, вполне сносная, боярин, – уверенно произнес Рим. – Объездил я земли Новгородские, остановился в Ладоге. Шведские отряды бесчинствуют, по-прежнему удерживают Копорье. Нас невзлюбили.

Услышав о шведах, царь Федор еще больше помрачнел и поскучнел лицом, и Рим сразу понял, что на него рассчитывать не стоит. Стало ясно, что этот человек не принимает здесь никаких решений.

Зато Годунов – совсем другое дело. Глядя Андрею прямо в глаза, он дважды моргнул и увёл взгляд в сторону, словно показывая – разговор будет в другое время и в другом месте. Не при всех.

В зале повисла напряженная тишина. Князья и бояре, до этого момента поглощенные своими разговорами, теперь внимательно слушали каждое слово. Рим почувствовал на себе десятки изучающих взглядов. Он старался не выдать своего смущения, сохраняя невозмутимое выражение лица и даже приопустил веки, стараясь ни с кем не встречаться взглядами. Слушал, что спрашивают у других князей, мотал на ус: здесь просто «показательные выступления». Все будет решать Годунов, только после, в приватной беседе с каждым.

По окончания официальной части приема, когда государь Федор покинул палаты, а большая часть свиты начала расходиться, Годунов жестом остановил Разумовского.

– Князь Андрей, останься, поговорить надобно, – произнес он властным тоном, не терпящим возражений.

Бояре, переглянувшись, поспешили удалиться, оставляя двоих политических тяжеловесов наедине.

Борис повел Разумовского в отдельную комнату, убранную скромнее, чем царские палаты, но все еще демонстрирующую достаток. Тяжелые дубовые столы, с покрытыми резными узорами ножками, лавки с бархатной обивкой и огромный иноземный камин, в котором весело потрескивали дрова, создавали атмосферу уюта и делового настроя.

– Итак, князь, – начал Годунов, усаживаясь в обитое бархатом кресло напротив Разумовского, – ты прибыли в Москву с жалобой на шведов?

Рим оценивающе посмотрел на Годунова. Вблизи его лицо казалось еще более волевым и проницательным. Князь понимал, что перед ним человек, который видит на несколько ходов вперед.

– Я бы сам с удовольствием разделался со шведами, – откровенно сказал Рим, глядя Годунову прямо в глаза и видя в них необходимую решимость. – Но ходят слухи, что государь из Москвы запретил их трогать. Что мне делать, боярин? Как поступить?

Кажется, давно Годунов не слышал подобных речей. Либо остальные князья оказались мельче, либо больше беспокоились о собственной безопасности, чем Рим.

– Нельзя сейчас нападать на шведов, – наконец произнес Борис. – Когда-нибудь мы им покажем. Но не сейчас. Ты прав, князь, близится зима. Еще много вопросов нужно решить.

– И у меня есть что предложить, – выпалил Рим, почти перебивая Годунова. Он достал из кармана кафтана сложенные в свитки бумаги, написанные Скрипом.

Годунов с интересом наблюдал за действиями Разумовского. Он взял предложенные свитки, развернул один и пробежал глазами по строчкам, начертанным витиеватым почерком. На его лице не дрогнул ни один мускул, но Рим заметил едва уловимое движение бровей, свидетельствовавшее о том, что прочитанное его заинтересовало.

– Что это? – спросил Годунов, откладывая свиток в сторону.

– Приближаются холода, – заявил он тоном, не допускающим возражений, – а с ними и голод. Ладога находится на севере, и тамошние крестьяне лучше нас знают, когда ударят морозы. Здесь наш писарь записал все необходимое. Семена, рассаду, коренья. То, чего у нас нет, но что может расти на нашей земле. Только достать все это можно через торговлю с испанскими купцами.

Годунов внимательно выслушал Разумовского, не перебивая. Он медленно прошелся взглядом по лежащим на столе свиткам, словно взвешивая каждое слово, каждую букву, каждое предложение. Наконец, он поднял глаза и посмотрел прямо в лицо князю.

– Испанские купцы, говоришь? Интересно. И что же, по-твоему, они захотят взамен?

– Меха, лес, пеньку. То, чем богата наша земля. У них же – диковинные семена и знания. Выгода обоюдная. Но для этого нужна поддержка, боярин. Поддержка Москвы.

Годунов откинулся на спинку кресла и задумался. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине.

Разумовский терпеливо ждал, не пытаясь подгонять его. Он знал, что сейчас решается многое, и дать Годунову возможность обдумать все последствия – лучший способ получить желаемое. И совершенно некстати задумался о том, что сейчас делает Фифа.

Глава 36

На темнеющем небосклоне медленно сгущались облака. На их фоне зубчатые очертания московских кремлевских башен казались причудливыми, почти нереальными. Разросшийся сквер в западном секторе еще не мог похвастаться большими деревьями, но на имеющихся уже пока не начиналось увядание листьев. Поэтому воздух был наполнен чудесным, почти лесным ароматом.

Осторожно ступая по тропинкам, Анжела залюбовалась травой – настолько живой, насколько это было возможно. В юности у нее не было частых посещений Кремля будущего. Только единожды на параде, да и то в роли подруги одного из высокопоставленных генералов. Тогда повсюду господствовали камень и бетон, поэтому зеленая трава представлялась настоящим чудом.

Еще более удивительным было видеть белокаменные стены. Кремль так прочно ассоциировался с кирпично-красным цветом, что Анжеле не приходило в голову ничего подобного. Хотя выражение «Москва белокаменная» она слышала и раньше. Сад, куда ее проводили, представлял собой правильную линию деревьев, расположенных на прямоугольной территории с множеством тропинок.

Здесь почти никто не гулял, исключая мальчика в противоположном конце, за которым ухаживали две няньки. Они были одеты просто, но со вкусом, будто сами выбирали свои туалеты. Даже с ее поверхностными знаниями о Кремле времен Бориса Годунова, взятыми в основном из любовных романов, Фифа понимала, что этим женщинам предоставлено больше свободы, чем казалось на первый взгляд. Ее платье издавало шуршание при каждом движении, а у нянек, как ей показалось, юбки были бесшумными. Вероятно, это было сделано для удобства ловли маленького непоседы, если ему вздумается убежать или спрятаться.

И воин, и женщина.

Задумавшись об этих словах, Фифа даже немного покраснела. Надо же, Бык оказался не единственным, кто в конце концов разглядел в ней женщину, а не просто воинское украшение…

Громко, гулко зазвучал колокол, звук поплыл, накрывая сад. Анжела посмотрела на колокольню сквозь листву. От огромного медного колпака отходили даже не веревки, а канаты, и их тянули, наверное, человек шесть, не меньше. Отчего колокол, с трудом раскачиваясь, ударял в неподвижный чугунный язык.

Фифа никогда не понимала, почему иногда в России, вместо прямого удара по языку, предпочитают двигать сам колокол, целиком. Это тяжелее, да и не слишком логично. Но смотрелось, безусловно, впечатляюще. Возможно, и звук был иным.

Когда Анжела почувствовала, что начинает глохнуть, она поспешила удалиться в дальний конец сада. Неизвестно, сколько ей здесь придется оставаться, пока Рим ведет переговоры. Интересно, как они обращаются к Риму? С его репутацией сердцееда, доставшейся от другого новгородского князя? Какое совпадение – получить полного тезку на свое место, да еще и с тем же лицом. Наверняка родственники. И будут называть его «Ваше сиятельство», или как-то в этом роде.

Фифе стало забавно: вспомнила, как она сама в начале обращалась к Риму. Господин капитан! Смех да и только! Как же удивительно повернулась судьба…

В этот момент в нее кто-то влетел, ударившись головой о живот.

Анжела отвлеклась от размышлений. Посмотрела на мальчугана, который, по всей видимости, убегал от нянек со смехом, не глядя по сторонам.

– Ой, – произнес мальчик. – Это я виноват. Прощения прошу, сударыня.

Необычные манеры мальчика поразили Фифу даже больше, чем его роскошный наряд. Очевидно, это был не простой ребенок, учитывая, что крестьянских детей здесь быть не могло. Да и дворянские в этом возрасте часто бегали босиком. И неважно, что в те времена люди жили меньше и всё делали гораздо быстрее.

Ребенок, на вид лет восьми-десяти, был одет в рубашку и штаны из ткани, похожей на ту, из которой был сшит княжеский кафтан Рима: очень толстый, плотный и тяжелый шелк. Только на ногах простые туфли – видимо, чтобы бегать было удобнее. И с деревянными набойками, чтобы этот бег не был совсем бесшумным.

Выглядел малец смышленым и улыбчивым, а еще – чуть растрепанным и довольным. Он бегал по саду, словно бывал здесь нечасто и сейчас старался выжать максимум удовольствия от прогулки. Похоже, они с Фифой оба были здесь гостями.

– Здравствуй, – обратилась Фифа. – Меня зовут Анжела, а тебя как величать?

– Дмитрий, – ответил мальчик уверенно, но вместе с тем несколько смущенно. – Дмитрий Иванович я, а ты княгиня?

– Я… – Фифа на мгновение растерялась. – Ну, если хочешь… – она хитро взглянула на ребенка, – Буду для тебя княгиней. Хочешь – царицей. А хочешь – стану владычицей морскою!

– Я сам буду владыкой над морями, – гордо сказал мальчик, краснея еще больше. Его улыбка так не вязалась с тем, что он говорил, что зрелище было одновременно и умилительным, и завораживающим.

– Вот ты где, батюшка, – запричитала одна из нянек, приближаясь к ним.

Обращение от взрослой женщины к ребенку странным словом «батюшка» поразило Фифу, но она промолчала, не рискуя спрашивать.

Заметив няньку, Дмитрий хитро улыбнулся и тут же спрятался за Фифу, прикрываясь ее широкой юбкой. Няня, в свою очередь, прекратила семенить и уставилась на Анжелу, видимо, раздумывая, стоит ли ей отвесить поклон. Она взглянула на чепец гостьи, затем окинула взглядом ее платье.

– Я Анжела, – представилась Фифа, – приехала с новгородским князем. Гуляю в ваших прекрасных садах.

– Мира и здоровья тебе, Анжела, – произнесла няня и все же решила поклониться.

Фифа ответила ей тем же, отчего Дмитрий захихикал. Можно было не сомневаться, мальчик в свои восемь лет уже отлично знал, какие ритуалы положены кому по рангу. Но смеялся он, очевидно, не над Фифой, а над всей ситуацией.

– Меня зовут Людмила, – сказала няня, – я присматриваю за этим непоседой. Это сын сокольничего.

Мальчик высунулся из-за юбки Фифы и прокричал что-то тонким голосом, напоминающим птичий крик.

– Если это был сокол, то очень странный, – улыбнулась Фифа. – Не прячься, малыш, иди к Людмиле.

– Не хочу, – надул щеки Дмитрий.

– Вот ты, сорванец, где! – запыхалась вторая няня, подбегая к ним. Она выглядела старше и полнее Людмилы. – Меня зовут Глаша, сударыня. А на мальчика не обращайте внимания, он глупенький.

– Все в порядке, – сказала Фифа, беря мальчика за шиворот и подталкивая его к нянькам. – Можете не притворяться, я знаю, что он никакой не сын сокольничего. Говорит, что когда вырастет, будет повелевать морями.

Лица нянек стали каменными. Фифа поняла, что, видимо, об истинном происхождении ребенка здесь никому не полагалось знать. С другой стороны, вряд ли кто-то этого здесь не знал. И пока обе няни стояли в замешательстве, не зная, как реагировать, мальчик раскинул руки в стороны, словно изображая сокола, наклонился вперед и с криком помчался по дорожке.

– Ловите, – сказала Фифа, смеясь и указывая на беглеца.

И Глаша с Людмилой, подхватив юбки, бросились ловить будущего властителя морей. Фифа решила им не мешать. Хотя, наверное, она бы поймала ребенка быстрее. Похоже, она ему понравилась. Как, впрочем, все новое и блестящее. Да и вряд ли ребенок часто видел новые лица в этих садах.

«Вот тебе и сад», – подумала Фифа. – «Для кого-то веселая прогулка, а для кого-то заточение. Сколько таких детей рождается и взрослеет в золотых клетках, а скольким не суждено вырасти…»

Ее мысли прервал короткий крик. Фифа обернулась.

Людмила лежала без сознания посреди сада.

Анжела оглянулась почти в панике. Ее паника была вызвана не тем, что одной из нянек стало плохо, а тем, что никто из стражников не спешил на помощь. То ли никто не следил… то ли следить было некому.

Фифа бросилась по тропинке, но замедлила шаг, увидев, что из-под затылка Людмилы течет струйка крови.

Не останавливаясь, она сошла с дорожки и прошла по траве меж деревьев, чувствуя, как бешено колотится сердце.

– Людмила? – тихо спросила Фифа и заметила движение справа.

Напасть на неё сзади было не так-то просто. Особыми навыками борьбы она не обладала, но ведь никто и не ждал от теремной барышни хоть какого-то сопротивления. Не тому женщин обучали, чтобы они защитится могли…

Она резко наклонилась, позволив вражеской руке с ножом рассечь чепец.

«Зацепил…»

Выпрямилась, извернувшись как кошка и сделав шаг назад. Главное – на ногах удержалась. Теперь они лицом к лицу…

С пронзительным воплем Анжела увернулась от очередного удара и, собрав остатки своих сил, всей массой обрушилась на противника, врезавшись в него плечом.

К счастью, рост людей в то время был невелик, и нападавший не намного возвышался над ней. На убийце был надет зелёный плащ, возможно принадлежавший садовнику, а может служивший камуфляжем.

Но в этот момент это обернулось против него. Не ожидая такой дерзкой атаки от хрупкой княгини, он пошатнулся, наступил на край собственного плаща и, неуклюже взмахнув руками, повалился на землю.

«Только не паниковать», – отчаянно твердила про себя Фифа, борясь с желанием убежать и ощущая бешеное биение сердца. «Иначе он догонит и расправится со мной, как с этой…» – в панике даже имя няньки из головы выпало.

С воплем она заскочила на живот убийцы, обхватила его ногами, насколько позволяло платье, и вонзила ногти в лицо. От неожиданной боли мужчина зажмурился и заорал, когда острые ногти прочертили на его коже кровавые полосы. Он вновь попытался ударить её, только вот ножа в руке у него уже не было.

И тут в женщине проснулся первобытный инстинкт. Не отдавая себе отчёта в действиях, Фифа перехватила его руку одной рукой, а другой начала выворачивать пальцы в обратную сторону. Она хотела сломать ему кисть, но сил не хватило. Тогда, быстро сменив тактику, она надавила коленом ему на горло.

На Фифу обрушился шквал ударов – по спине, в бок, по затылку. Лежа на земле и придавленный женским телом, нападавший не мог размахнуться в полную силу. Но каждый удар отдавался болью.

Изо всех сил она пыталась удержаться на противнике, припоминая возможно нестандартные, но эффективные в данной ситуации приёмы. Голова была пуста и вспомнить что-то не получалось – слишком быстро менялась действительность. Главное – не дать ему скинуть себя… И Фифа продолжала выкручивать руку нападавшего, пока из горла убийцы не вырвался громкий стон от нестерпимой боли.

Нож отлетел недалеко – краем глаза она Анжела видела чуть поблескивающее лезвие. Резко почти легла на нападавшего, одновременно выкинув руку в сторону и заскребла пальцами по земле…

«Черт… где же он… где…» – рука наткнулась на холодный металл и она схватила нож, одновременно ощущая запах чесночной вони от пыхтящего под ней мужика.

Рывок… Она оттолкнулась рукой с ножом от плеча противника, чтобы снова сесть, коротко замахнулась и вонзила железо в плечо врага. Тот взвыл, извернулся и всё же сумел сбросить её. Проклятое платье мешало движениям.

Но теперь Фифа была вооружена, и нанесла ещё один удар, уже не глядя, просто вперед…

И ещё один, вслепую, не прекращая орать…

Нож вонзался уже не в плечо, а в грудь, в шею, в лицо. Фифа остановилась, лишь осознав, что больше не в силах продолжать. Рыдания сдавливали горло, силы покинули её.

Тело в зелёном плаще замерло, и Фифа медленно, с трудом, поднялась, задыхаясь и хватая ртом воздух. Нож дрожал в её руке, словно вторя дрожи, охватившей всё тело.

Недалеко раздался испуганный крик. Кричал ребенок.

«Ах ты ж… Димка! Он там…» – Фифа рванула вперед даж не размышляя. На бегу потянула пояс одежды, резко дернула лезвием, натягивая плотную ткань и скинула мешающую юбку, чуть не упав при этом. Освобождение от складок тяжелой ткани оказалось очень кстати. Нижняя сорочка была чуть ниже колена и бежать больше ничто не мешало.

Второй няньки не было видно. У стены, дальнем углу сада, второй убийца, одетый в такой же зелёный плащ, держал за пустой рукав маленького Дмитрия – руку мальчишка успел выдернуть и сейчас она горбом натягивала рубашку у него на груди.

Он вырывался и верещал, как раненый заяц, изворачиваясь при этом ужом и не давая мужику возможности зафиксировать себя: скакал влево-вправо, норовя выдернуть скользкий шелковый рукав из рук убийцы, потом вдруг резко нагнулся, целиком вываливаясь из собственной рубахи, но при этом упал…

Фифа ударила ножом в спину наклоняющегося убийцы не раздумывая, куда достала, а затем принялась с рычанием и резким хэканьем наносить беспорядочные удары. Второй мужик оказался крупнее и сильнее первого, но она била и била…

В этот момент Димка, отъезжающий от места схватки на пятой точке и судорожно перебирающий руками по земле, наконец сумел вскочить, но так и не побежал, растерянно глядя на завалившегося мужика и шатающуюся над ним Анжелу, щедро измазанную кровью.

Она шагнула назад, прислонилась щекой к шершавой коре дерева и обхватила ствол дрожащими руками, чтобы не потерять сознание и медленно сползла на траву.

– Анжела! – закричал Дмитрий, дёргая её за ногу. – Анжела, вставай!

Он плакал. Фифа со странным равнодушием посмотрела на лежащую фигуру в зелёном, которая все еще чуть шевелилась и подергивалась, на обширную лужу крови рядом с телом, набегающую так быстро…

Протянула руки к ребёнку, и будущий повелитель морей бросился к ней в объятия.

– Ничего… Димка… ничего… – она машинально гладила светлые волосы липкой от крови рукой и все еще старалась отдышаться. – За одного… битого, говорят, двух небитых дают… Не реви… Лучше закрой уши…

– З-зачем? – мальчишка всхлипывал и чуть заикался, но, кажется – приходил в себя.

– Кричать буду, – пояснила Фифа. – Очень громко кричать…