Текст книги "Соединенные Штаты России 3 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Лим

Соавторы: Полина Ром
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)

Глава 3

Поначалу воцарилась тишина. Цинк сидел, упираясь в подбородок кулаками, и о чем-то усиленно размышлял. Кот сделал вид, что ест, хотя уже больше тыкал ложкой в остаток пищевого кубика, скачущий по тарелке. Остальные, озабоченно переглядывались.

Похоже, команда срочно нуждалась в непосредственно команде. Точнее, в конкретной задаче, высказанной слух, внятно, без прикрас. Поэтому взгляды и упирались в Рима.

Командир же пока не совсем представлял, что именно им нужно делать, Впрочем, действовать в условиях недостатка оперативных данных ему было не впервые. И он знал, что нездоровая импровизация – худший вариант.

– Доедайте не спеша, – распорядился он. – Потом отправляемся во внешний мир. Посмотрим своими глазами, что там нового.

– Точно! – Бык с шумом опустил кулак на стол. – Потолкуем с правителем. Власть же никогда не уходит, она всегда есть.

– Лишь бы нас не забыли, – предположила Фифа.

– Забываются боги, которые оказались бесполезны, – прервал Цинк. – А мы принесли им дары.

– Думаешь? – покосился Бык.

– Вот и узнаем, – решительно сказал Рим. – Хватит теорию строить, и из пустого в порожнее лить.

– Я вот только одного не пойму, командир, – подал голос Чук. – Что такого плохого, если Россия станет впереди планеты всей?

Разумовский ответил не сразу. Он знал, что рано или поздно кто-то задаст этот идиотский вопрос. И заранее заготовил ответ, прежде чем половина команды успела открыть рты, чтобы вывалить ответы собственные, которые могли стать еще более идиотскими.

– Потому что грош цена нашей миссии, если благополучие Новой России будет достигнуто ценой краха всей остальной планеты, – жестко сказал он, глядя на Чука в упор. – Наша задача – вести за собой других, а не вампирить за их счёт. Мы не создаем колонии. Мы помогаем, договариваемся о взаимовыручке. Сам пропадай, а товарища выручай. Забыл?

– Я не забыл, командир, – мотнул башкой Чук. – Я не об этом. Может, если Россия станет единственным цивилизованным местом, то так оно и нужно? И это как бы нормальная тема? Ну, типа естественный порядок вещей? Извини, Рим, но затрахало меня, что у любого нормального русского, стоит ему чего-то в этой жизни добиться, вечно возникает такое вот гадкое чувство вины за свой успех. Как будто это всё не моё, и делиться нужно.

– То есть ты бы не поделился с товарищем? – спросил Цинк.

Чук как будто сразу слегка уменьшился в размере.

– С товарищем – без вопросов, – ответил он, тем не менее, твердо. – С нейтральным соседом – может быть. Если бы получил что-то взамен. А с врагом – нет. Не поделился бы.

– Чук прав, – неожиданно вставила Фифа. – Что-то я не помню, чтобы Россия осыпала дарами захватчиков. Вернее, такое случалось в истории, но никогда до добра не доводило.

– Верно! – рявкнул Бык. – Супостатам надо ноги отрывать!

– Так, замолчали все! – резко сказал Рим. – Не для того Фаэт допустил нас к знаниям и технологиям, чтобы мы о своей шкуре заботились. Наша миссия, если кто забыл, то я напомню – поднять благополучие всех народов. Всех стран. Никого не уничтожая и не поглощая. Развеять факелом тьму неизвестности будущего. И позволить развиваться всем. Мир для нас – не ресурс. Мир – беспомощные вагоны, а мы – локомотив. Когда это вы начали больше о своей заднице думать⁈ Или вас клещ покусал, пока в криокамере валялись⁈

Последнюю фразы Рим проговорил с уже ощутимым раздражением, а не произнёс спокойно, чувствуя, как у него колотится сердце. Вся команда смотрела на него, ожидая, что он что-то добавит, но Рим лишь глотнул воды и поднялся.

– Я понимаю, – всё же добавил он. – Вы все остались собой, и это хорошо, но поймите, нет смысла сейчас обсуждать, что есть русская идея. Для остального мира мы боги – но боги нужны, покуда приносят знание, а не меч. Приплывёт Непобедимая Армада? Значит, найдем способ, как отправить ее на дно – но чтобы Испания не пострадала. Приплывут пираты – найдем способ, как мобилизовать их на охрану торговых путей. Но прежде всего – нам надо выбраться в мир и показать себя. Не позорными выползками в город, а торжественно, с полным осознанием и принятием ответственности. Лично выйдем – узнаем всю обстановку на поле.

– Я все равно не понимаю, почему нас именно сейчас разбудили, – признался Кот. – Из-за того, что за тридевять земель отсюда сотня корабликов потопила другую?

– Умный Кот, – похвалил Рим. – Поешь сметаны, заслужил. Ты попал в точку. Объясняю. Нас разбудили, потому что перемены в мире пошли настолько хаотично, что теперь непонятно, чем это кончится. А значит, это повод для нас разобраться в нашей дальнейшей политике. Скорректировать задачи для себя, какими бы они ни были. Если вмешиваться – то решить как. Если нет – то найти себе иное применение.

Сзади послышались шаги. Посторонних здесь быть не могло, но Рим всё уже обернулся. Мало ли какую делегацию снаружи Фаэт захочет пропустить? Но то были лишь «синеглазки» с привычным уже, даже в чём-то ламповым мерцанием глаз.

– Всё хорошо? – спросил Рим.

– Да, командир, – охотно кивнул Скрип. – Андроиды что-то там накалибровали, лучиками в глаза посветили. В башке пока свистит, но пройдёт. Жрать нам оставили?

– Кубики в синтезаторах пожуёте, – бесцветно произнесла Фифа, медленно вставая.

Все несколько расслабленно зашевелились, Рим рывком поднялся и направился к себе в каюту, чувствуя, как в нём копится злость.

Теперь он понимал, что сам внутренне ожидал чётких инструкций. До этого момента все задачи, что выпали на их судьбинушку, имели определённую ясность. Сначала выехать на операцию на боевых машинах. И дальше понеслось – выжить, внедриться, захватить, переубедить. Они долгие годы работали как проклятые, но почти всегда их сиюминутные задачи была ясны.

Сейчас же чёртов 16-й век. Бесконечно далеко как от освоенного прошлого, так от старого доброго будущего. Быть разбуженным сейчас – все равно что оказаться выдернутым за руку из песочницы, когда взрослые поворачивают твоё в лицо к себе и орут: посмотри, что-то натворил! – а у тебя всё ещё в голове замки, башенки, корабли… – и ты не понимаешь, где и как провинился. Виноват ли ты в том, что сделал, или, напротив, не сделал…

В общем, ощущение было паскудное, и Рим начал в бешенстве разбирать свои вещи, чудесным образом сохранившиеся за сотню лет. Шмотки пахли теми же лекарствами, что и воздух в комнате с криокапсулами. Не исключено, что андроиды за время сна попросту собрали шмотки и тоже засунули в свободные отсеки. Хотя, это ведь не морозильники в привычном смысле, так что…

Он облачился в свободную робу и в замешательстве уставился на ленту светодиодных лампочек. При мысли, что эту хреновину сейчас надо нацепить на голову и в таком виде выйти к людям изображая божество, его затошнило.

– Что со мной за хрень… – подумал Рим в слух. – Философию развел тут… Старею…

Он и в самом деле чувствовал, что стал как-то неуловимо иначе думать, чувствовать, говорить. Это криосон так влияет или длительное безделье? И никто же не объяснит. Человечество не знало пока, что делает погружение в криосон или как это вековое лежание отображается на личности. Хотя попытки погружения в известном ему мире будущего были, просто никого пока что не удавалось разбудить.

Рим заграбастал диодную ленту и сунул в карман робы. Если что, перед выходом напялит. А там, может, обойдётся…

– Рим? – послышался сверху голос.

– Да. – Рим захлопнул дверцу шкафа. – Я слушаю.

– Ты повёл себя достойно. Позволь мне выразить благодарность.

– Позволяю, – пробормотал Рим, чувствуя себя ещё хуже от невозможности поговорить хотя бы с голограммой. Голос Фаэта был повсюду на корабле, но проецировать себя он мог лишь в определённых зонах.

– Ты верно расставил приоритеты, – продолжал Фаэт. – Действительно, основная причина, по которой я вас разбудил, более глобальна, чем битва Англии с Испанией. В конце концов, вы настолько глобально повлияли на историю, что подобные отклонения от известного нам развития мира были неизбежны.

– Ты хотел, чтобы мы сами разобрались, что нам с этими изменениями делать, – вымолвил Рим.

– Да, я хотел, чтобы вы сами пришли к этому пониманию.

– То есть, ты просто разбудил всех, когда обнаружил, что мир развивается слишком хаотично, – сделал вывод Рим. – Решил посмотреть, что будет, если бросить нас с этой информацией. Дескать, разбирайтесь, ребята, сами, и о самой причине побудки тоже догадайтесь лично.

– Примерно так, – подтвердил Фаэт. – Ты недоволен?

– Ты оставил нам свободу выбора, – пожал плечами Рим. – Просто, как оказалось, это не то, что мы все ждали. И это наша вина. Но всё же, Фаэт, нам нужно серьёзно решить один момент между нами.

– Да, я слушаю?

– Либо мы сами решаем, как живём, но тогда ты нам оказываешь всяческую поддержку, – либо ты нам говоришь, как жить, но тогда, будь добр, выдавай чёткие формулировки, цели и задачи. Иначе мы друг друга перестанем понимать.

– Насколько я разобрался в вашей психологии, второй вариант мне представляется невыполнимым.

– Это хорошо, – кивнул Рим. – Значит, мы друг друга поняли.

– Я не мешаю вам, – продолжал Фаэт. – И взялся поддерживать вас во всём, чтобы вы ни задумывали.

– Соглашусь, мы сами виноваты, – сказал Рим, теперь уже радуясь, что голограммы Фаэта в комнате нет. Хотя, конечно, искусственный интеллект корабля воспринимает его, Рима, всеми сенсорами, так что он всё равно всё видит. – Мы слишком привыкли, что ты знаешь ответы на все вопросы. Как бы это ни противоречило человеческому самолюбию.

В этом месте Риму не приходилось кривить душой. Он действительно делегировал дальнейший курс их развития Фаэту, сам того не понимая. При этом вряд ли смог бы объяснить искусственному интеллекту, что рабское мышление у них не появилось, и переживать нечего. Просто человек – нечто большее, чем калькулятор на химической основе. И есть такое понятие, как «отец солдатам», которым и стал для всех Фаэт. Ещё не господь Бог, но уже и не равнодушный командир.

Скорее – некто, к кому действительно хочется прислушаться, потому что у него больше опыта. Только потому его и слушались. И Рим не был уверен, что Фаэт, со всем своим зашкаливающим уровнем интеллекта, поймет аналогию.

– Ты прав, Рим, – сказал Фаэт. – Я помню вашу первую реакцию, когда вы попали к кораблю. Это было восхищение, почти религиозное преклонение перед неизведанным. Сейчас важно другое. Для людей снаружи – этой пещеры, этой пирамиды, – вы всё ещё такие же боги. И они ждут вашей воли. Им тоже нужны ответы.

– Значит, пойдём и выслушаем вопросы, – сказал Рим, шагая из комнаты в коридор. – А ответы как-нибудь сообразим.

– Да, Рим, и последнее. – Голос искусственного интеллекта не сопровождал уже Андрея в коридоре, и всё так же слышался из его комнаты, где его больше никто услышать не мог. – Когда вы ознакомитесь лично с развитием внешнего мира и определитесь с вашими дальнейшими действиями – возвращайтесь. Я сообщу лично вам результаты обследования ваших «синеглазок».

Рим резко остановился и вперился тяжелым взглядом в дверной проём. Но больше Фаэт не добавил ни слова.

Глава 4

Тлатоани Акатль, президент Новой России, стоял на ступенях пирамиды. Солнце безжалостно палило, превращая и без того жаркий воздух в раскалённый пар, но Акат не шелохнулся. Ритуальное оперенье Кетцаля и Тлалока давило на плечи, а золотая маска, закрывающая лицо, обжигала кожу. Однако волнение, захлестнувшее его при звуках погребального гимна, пересиливало любой физический дискомфорт.

Позади него притихли жрецы, облачённые в одежды цвета засохшей крови. В руках они держали кадильницы, наполненные смолой копала, чей густой дым медленно взмывал в небеса, словно призыв к тем, кто обитал за пределами видимого мира. Внизу, на площади, толпился народ, затаив дыхание, с тревогой и надеждой вглядываясь в лицо своего нового правителя. Легенды гласили, что явившиеся боги благоволят лишь достойному.

И тогда это случилось. Звук, не похожий ни на что слышанное прежде, расколол тишину. Словно разверзлись врата в иное измерение, и сквозь них прорвался гул, заставивший землю содрогнуться. Акатль почувствовал, как его сознание начинает меркнуть, уступая место древнему, первобытному ужасу. В небе, над пылающей пирамидой, закрутились вихри, окрашивая солнце в багровые тона.

И из этого хаоса, из этой пульсирующей бездны, явились они. Не фигуры из мифов, не изображения из кодексов, а живые, дышащие божества. Их облик был одновременно восхитительным и пугающим, сотканным из света и тени, из звездной пыли и криков миллионов. Акатль, глядя на них, понял, что легенды – лишь слабый отблеск реального величия, что человеческий разум не способен постичь истинную суть богов. И в этот момент он знал: грядут перемены, масштаба которых мир ещё не знал.

* * *

Корабль сотрясло, и Бык, стоявший в коридоре, впереди всех, едва не покатился кубарем, но вовремя совладал с собой, схватившись за стенку. И хорошо, а то он, несомненно, мог бы своей тушей сбить остальную команду.

– Ребята, – проговорил Кот. – Я один себя тупо чувствую?

Тут и там послышалось неодобрительное ворчание. Рим понимал, о чем все думают. Ни на каком концерте, ни на одном массовом мероприятии в истории не было столько зрителей, как у них сейчас. К тому же на концерте зрители в зале вряд ли представляют, что звезда, которая сейчас выскочит на сцену, только что стояла за кулисами в какой-нибудь тесной каморке, ни разу не романтичной, где дизайном и не пахло и размышляла о том, какое впечатление произведёт на зал. Удастся ли сразу «зажечь» публику?

Удалось. Пожалуй, эффект даже был во много раз сильнее.

Их корабль, несомненно, заметили с пирамиды. Да черт побери – заметили со всего города! Вряд ли кто-то из людей подозревает, что боги, перед тем как выйти наружу, теснились на нескольких квадратных метрах узкого предбанника, и толпятся как пассажиры в переполненном автобусе.

– Так, пора включать, наверное. – Кот нацепил на башку светодиодную ленту. – Кто-нибудь «Раммштайн» слышал?

– А то, – отозвался Гек. – Классика. Жалко, что позабытая.

– Вот мы ща на них похожи. Ох, я бы там зажёг.

– А это мысль, – хмыкнул Цинк. – Может, попросим музыку включить? Наверняка у этой тарелки внешние динамики есть, или что похожее. Фаэт нам быстро что-нибудь подобное организует.

– Успокоились бы вы, в самом деле? – только и вздохнул Рим, когда тряска прекратилась.

Выйдя из облаков, корабль завис над вершиной пирамидой. Все прислушались.

– Вроде не стреляют, – озабоченно пожал плечами Задрот. – Типа можно открывать?

Он заткнулся, когда подобие трапа действительно выдвинулось от корабля. «Шипение классное», – подумал Рим совсем некстати. – «Еще бы клубы пара, и хрен с ней, с музыкой…»

– Воздух! – заулыбалась Фифа, расставляя руки и вдыхая полной грудью влетевшей внутрь порыв ветра. Ее волосы растрепались, и девушка стала выглядеть, как статуя на носу корабля, рвущего неизведанное пространство. Бык с одобрением посмотрел на её бюст, красиво натягивающий свободную робу двумя холмиками.

Протиснувшись через команду, Рим начал спуск по лестнице, надеясь, что не свалится со ступенек, поскользнувшись с непривычки. Ступеньки упирались в выступающий из пирамиды балкон – достаточно широкий и мощный, чтобы служить вертодромом. Если соответствующую букву на нем нарисовать и обвести кружком, получится полная аналогия. Рим не помнил тут ранее ничего подобного. Хотя это точно была императорская пирамида – и, если их учение не прошло даром, то уже президентская. Наверняка посадочную площадку надстроили как символ неизбежного возвращения богов, не сейчас, но когда-нибудь. Кстати, не изобрели ли в самом деле местные умельцы вертолёты?

Вступив уже на балкон, Рим остановился, дожидаясь, пока остальные спустится. Трап за ними тоже закрылся, но корабль продолжил висеть. Диодную ленту Рим решил не повязывать на себя. Даже боги порою меняют облик. Особенно когда у простых смертных появляются новые художники, способные это изменение запечатлеть.

– Оп-па, – присвистнул Кот. – Целая делегация пожаловала.

К ним, действительно, по широкому проходу верхнего яруса торопливо двигалась группа людей. Конечно же, в лицо Рим никого из них не знал. Три поколения стёрли всех его друзей и знакомцев.

Но отличительные знаки предводителя мешика оставались теми же. Одежды, украшения, краска на лице. Их встречало лично первое лицо государства – в сопровождении то ли жрецов, то ли сенаторов. Надо бы вопрос лучше выяснить, как тут нынче бояр называют.

– Вечная слава Вам, боги! – восторженно проговорил лидер делегации. Он опустился на одно колено и склонил голову.

Цинк нахмурился. Марат выдохнул в удивлении. Рим сумел совладать с собой.

Он, конечно, не любил откровенного раболепия ни в каком виде, но действительно ожидал, что президент, и тем более его сопровождающие, падут ниц и начнут бить челом о сплошной камень пирамиды. И встанут, скажем, через недельку-другую.

Здешнее же приветствие оказалось не только сдержанным, но и коротким. Президент вдобавок стукнул себя в районе сердца и поднялся. Выглядел он скорее как деловой партнёр, но совсем не как преданный раб.

– Я – тлатоани Акатль, – сказал правитель. – По-вашему – президент Акатль. И я счастлив приветствовать вас, о боги! Вы пришли возглавить наш народ?

Слово «президент» говорило Риму больше, чем возможные кипы устных отчётов. Если здесь верховное лицо и, вероятно, главнокомандующий всех агломераций, называет сам себя именно так – значит, пущенные ими сто лет назад семена дали нужные всходы.

– Приветствую тебя, президент Акатль, – Рим слегка склонил голову, заодно акцентируя дальнейший истинный титул верховного. – Мы спустились посмотреть, как именно несёте вы наше знамя. Не будем уже терять времени. Отведи нас туда, где мы можем поговорить свободно. И ты расскажешь обо всем, что случилось за время нашего отсутствия.

Нечего было и ожидать, что для исчезнувших богов сохранят их троны. И без того было видно, что пирамиду, за время правления всех тлатоке, неоднократно перестраивали. Но президент, похоже, знал, что делать – быстро повернулся к своим жрецам, выкрикнул пару слов, которых Рим не разобрал, – и те, поклонившись, рассыпались исполнять какое-то приказание. Какую бы команду президент ни отдавал, она явно была не на русском языке. Похоже, мешика сохранили свою культуру и язык наравне с русским, превратившись в полноценных билингвов.

Президент показал рукой на центр пирамиды. Выглядел он сейчас точно как статуя дедушки Ленина, вечно указывающего в светлую даль. И боги без лишних слов последовали за ним.

– Народ, посмотрите, – еле слышно пробурчал ошеломлённый Бык. – Вы это видели?

Рим, зная, что на него сейчас снизу пялится полгорода, предпочёл сильно не крутить башкой. Боковым зрением он уже заметил, до чего разросся город. Потому Рим стал не спеша, величественно, поворачивать шею, глядя по сторонам как бы свысока, оглядывая свои владения.

И оглядывать было что. Куда пропала пустыня с убогими хижинами? Если не считать пирамид и налаженных ими же мастерских, конечно же.

Теночтилан весь был усеян каменными постройками – сверху похожими, но вполне привычными. Порою они достигали трёх-четырёх этажей и выше. Имелось некоторое сходство с российской цивилизацией начала 20 века. Разница была лишь в безумном дизайне строений, на которые явно камня не жалели. Здания закручивались в необратимую, извилистую мешанину линий, тем не менее удерживающих неуловимую внутреннюю логику. Словно проектирующий их архитектор вместо линеек использовал школьные лекала. От здешних кривых улиц сошёл бы с ума любой градостроитель будущего.

С растительностью, похоже, дело обстояло сложнее. Все-таки мексиканский климат никто не отменял. В основном сосны и всякие кактусы, разнообразия которых, впрочем, хватало бы на призовую галерею.

Улицы между домами были усыпаны чистым песком, отчего пейзаж слегка напоминал колонизированный Марс. Повсюду стояли столбы пыли, что давало некое представление о том, почему люди стараются жить на высоте.

Отойдя от посадочной площадки, Рим, наконец, оказался в спасительной тени. Тут он предпочёл рассматривать саму пирамиду. Уходящие вверх своды закрывали площадку от солнца. Здесь, похоже, и располагался президент, восседая на троне. И тем необычнее было видеть деревянный стол, щедро покрытый лаком, а на нём – стопки листов настоящей бумаги из коры деревьев амате, и даже чернила с перьевыми ручками. Похоже, президент здесь не просто присутствовал для галочки, а вполне себе работал.

С гендерным неравенством тут, видимо, тоже не было проблем. Потому что за писца, вернее, за секретаршу у президента имелась вполне себе симпатичная женщина средних лет. Если бы не свободные одеяния и утыканная перьями голова с невообразимо сложной причёской, её можно было бы принять за гостью из будущего, таким спокойным и мудрым казался ее взгляд.

Завидев богов, она подскочила, свернулась в поклоне, попутно выдернув из тяжелого стаканчика перо. Выхватила чистый листок аматля, склонилась над столом и принялась что-то писать. Похоже, фиксировала время возвращения богов. Или перо расписывала. Или собирала ребус.

Часами ей служил, по всей видимости, необычный механизм, стоящий тут же, на столе. Рим не стал вникать, как он работает. В конце концов, вести же календарь здешние жители умели и до их прихода. Рим не сомневался, что всё в этом помещении имеет не столько ритуальное, сколько строго утилитарное значение.

– Да будет благословлён этот день и час, когда боги к нам вернулись! – запричитал президент Акатль, едва не смахивая слёзы умиления. – О, великий Рим! Следует ли мне распорядиться поставить для тебя кресло императора?

– При случае – непременно, – кивнул Рим. – Но сейчас нам достаточно просто где-то разместиться. И приготовь для нас надлежащее жилище по всем законам гостеприимства, конечно.

Президент снова стукнул себя по сердцу. Рим решил, что надо бы при случае отучить его от этой привычки. Иначе так старик заработает себе инфаркт, с подобным-то усердием.

– Тогда позволь мне известить народ Теночтитлана о вашем прибытии!

Рим снова кивнул. Президент, повернувшись, направился к помосту, с которого, по всей видимости, обращался к народу. Неизвестно было, как тот собирался извещать жителей столицы. Да и зачем, если лучшим маяком служила гигантская летающая тарелка, зависшая над пирамидой. Неужели кто-то в городе ещё не знает о прибытии богов?

Президент вступил на помост, возвёл руки к небу. Рим ожидал громкой проповеди, но вместо этого президент схватился за еле скрытые рычаги – и с силой опустил их одновременно.

И пирамида содрогнулась. Отовсюду послышался настолько дикий рёв, что закладывало уши. Это был звук тысячи поездов, соединяющийся – нет, не в какофонию, а в удивительно мелодичный аккорд, вибрация которого пробивала через камень, кости, била в мозг.

– Что это⁈ – ахнула Фифа, хотя ее никто не мог слышать в таком адском шуме. – Откуда⁈

Рим скосил глаза вверх, где своды пирамиды соединялись в единую вершину, лишь несколько сантиметров не доходя друг до друга. И заметил там трубы, из которых бил пар.

– Твою же мать! – только и восхитился Цинк. – Эти сволочи изобрели паровой двигатель!