Текст книги "Соединенные Штаты России 3 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Лим

Соавторы: Полина Ром
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 20 страниц)

Глава 21

Быку не нужно было повторять дважды. Он взревел, подбежал к ближайшему всаднику, вцепился за него и попросту стащил с коня. Тот при падении запутался в стременах, и Бык от души наподдал ему ногой по заднему месту, после чего сам вскочил в седло. Конь заржал, заметался, но Бык, тут же преобразившись в доброго и учтивого телёнка, сумел его обмануть и успокоить.

Оставшиеся всадники, конечно, не могли оставить подобные действия без внимания. В воздух взметнулось длинноствольное огнестрельное оружие.

Распознать эти длинные палки Рим попросту не мог. Пусть он в какой-то степени и изучал историю огнестрелов, но на практике навскидку понять, где мушкет, где карабин, а где еще какая-то средневековая хреновина – он не мог. Да это и не требовалось. Его собственный пистолет был всё ещё под рукой.

Рим пустил пулю в плечо всаднику – и тот выронил винтовку, уцепился за рану, склонился над конём, выкрикивая французские проклятия. Этого хватило, чтобы его с той стороны стащила с коня даже Фифа, причём без посторонней помощи. Бойцы уже и без команды поняли, что им следовало просто лично добыть себе коней. Уж если Фифа смогла, то они и подавно.

Минуты не прошло, как все десять человек сидели на лошадях. И даже стрелять пришлось совсем немного. Несколько всадников лежали на мостовой, корчась от боли, остальные торопливо отъезжали, не пытаясь больше стрелять.

Люди притом продолжали сновать по площади во все стороны. Поднялся дикий ор. В этих местах боятся следовало не стрел. Бойцы находились на открытом пространстве, с огромным числом выходов, и с баррикад по ним запросто могли работать из мушкетов или, чем чёрт не шутит, из артиллерийских пушек.

Но двигаться с площади пока было нельзя. Следовало подождать Генриха де Гиза и рассчитывать, что он пройдет в Луврский дворец на аудиенцию непосредственно к королю. Поэтому, пока герцог не приехал, от нечего делать Рим наматывал круги по площади, стараясь попутно привыкнуть к коню, и то и дело ожидая получить шальную пулю в спину.

Это была битва нервов. Следовало показать, что он не боится. Мало ли что могла видеть толпа. Налетели одни всадники, сменились на других. Кем были первые, кем стали вторые – никого волновать не должно. А пока кто-то разберется, в чём дело, они уже будут далеко. И, как Рим надеялся – с живым королем Франции и, возможно, с не совсем живым испанцем.

Но только Рим задумался о возможной участи сеньора Бернардино – как внезапно на него снизошло понимание. Именно эту деталь, очень важную, связанную с испанцем, он и упустил из виду. И совершенно забыл рассказать о нем остальным. В частности – объяснить, почему дона Мендоса трогать никак нельзя.

– Едут! – вскрикнул Скрип.

Его конь встал на дыбы, едва не сбросив «синеглазку» с себя. Все же наездники они были не самые лучшие. Через взорванную баррикаду въехала карета. Всего на двух лошадях, но она и сама была достаточно маленькой. Максимум могла вместить пару-тройку человек.

Рим посмотрел расползшихся с мостовой стражников герцога Гиза. И с облегчением понял, что вряд ли они способны демаскировать подмену. Потому что нищие оборванцы, коими Франция славилась от зари времён, уже успели растащить дорогие шмотки раненых. Вон у одного из домов сейчас как раз разувают очередного бедолагу, раненого в плечо. Тот даже не сопротивляется кучке оборванцев. С другой стороны, эти же мародеры начали перевязывать солдатам герцога раны. Очевидно, всё ещё рассчитывая на серебряную монету в подарок.

Карета герцога притормозила на площади. Конечно, чёрные куртки бойцов, мягко говоря, не были похожи на одежды всадников. Пусть и всегда можно было отбрехаться, что это просто новая испанская мода. А можно было не считать герцога за дурака и предпринять меры.

– Маскируемся, – скомандовал Разумовский и спешно накинул на себя заранее заготовленный чёрный плащ.

Теперь его сложно будет отличить от побеждённых стражников. Главное выгадать пару минут, прежде чем герцог начнет что-то подозревать.

Карета остановилась в центре площади. И Рим, который уже худо-бедно привык к коню, не спеша подъехал к ней, внимательно приглядываясь к охране кареты и кучеру: не заподозрят ли чего, не подадут ли сигнал тревоги герцогу.

Хотя, если их светлость настолько тщеславен, чтобы ставить условия королю, то и к собственной страже будет относиться, как к распоследнему сброду. Не факт, что он и собственного лейтенанта хотя бы узнает в лицо.

Никто не торопился открывать дверцу кареты, и раздраженный герцог самостоятельно толкнул её, выходя наружу. По бойцам Рима он скользнул совершенно равнодушным взглядом, видимо, не считая нужным снисходить до всякого быдла. Что ж, тем лучше.

Зато толпа на баррикадах взревела. Народу на площади стало заметно побольше.

Догадываясь, что им следует держать вокруг герцога кольцо, бойцы, как могли, сгруппировались на лошадях вокруг кареты. Генрих де Гиз тем временем проворно забрался на самую крышу кареты и начал что-то вещать – естественно, на французском. Голос у него был до того противный и крикливый, что у Рима снова заложило уши. Причем толпу он, похоже, особо не заводил.

– Я помогу, – неожиданно сказал Задрот и, спрыгнув с коня, полез на карету. Рим не успел его остановить.

Герцог с подозрением и недоумением посмотрел на странного стражника, разодетого в цвета его фракции. По крайней мере, насколько детали куртки рассматривались через балахон. Однако публично осаживать помогавшего бойца не стал.

И Задрот заговорил – неожиданно громогласно присоединился к лозунгам, выдавая прямо-таки филигранный уровень идеального французского прононса.

– Ни хрена себе, – присвистнул Кот. – Я и не знал, что он так умеет.

– Он чувствует акценты, – сказал Рим. – Значит, может имитировать. Ведь может?

– Ага, – довольно кивнул Скрип. – Мы чуток можем менять голосовые связки, но так даже я не могу.

– А что он говорит? – просил Цинк.

– Да как обычно, – пожал плечами Скрип. – Свобода, равенство, братство. Несёт всякую дичь, которая будет актуальна только во время французской революции. То есть лет через двести.

– Ну, как видно, работает.

Разумовский пришёл в замешательство. Вряд ли это был подходящий вариант, чтобы напрямую, на глазах у всех, что-то командовать Задроту, да еще на непонятном для французов языке.

– Что ты хотел ему передать? – спросил Скрип. – Я ему по внутренней связи сообщу.

– Связи? – нахмурился Цинк с подозрением. – И давно у вас связь?

– Минут двадцать, – коротко бросил Скрип.

Рим с пониманием промолчал. Да уж, похоже, возможности «синеглазок» действительно всё это время были куда выше, чем представляли даже они сами. Попросить, что ли, Скрипа спроецировать на ближайшие дома какие-нибудь красочные картинки будущего? Например, показать им мигрантов и «жёлтые жилеты», которые будут кошмарить их бедную во всех смыслах страну четыре поколения в будущем?

Задрот и герцог тем временем вместе завели толпу настолько, что вопль толпы парижан по громкости перекрыл любое футбольное поле. Спрыгнув с кареты, Задрот помог спуститься и герцогу, после чего запихнул его в карету, а сам сел на место кучера, схватил поводья – и, как ни в чем не бывало, хлестнул двойку лошадей.

Карета бодро помчалась к Лувру.

– У него план, – с восхищением сказал Скрип, держа себя за ухо. – Их впустят во дворец.

– Как? – спросил Рим. – Почему впустят? На каком основании?

– Задрот сообщит Гизу некоторый… компромат на короля. Из того, о котором знают историки, но никогда не пишут в учебниках. Пара слов на ухо дворцовой страже – и им откроют дверь без колебаний.

– Ну и жук, – восхитился Бык. – Задрот реально орден заслужил, если добьётся успеха. Цинк, ты согласен?… Эй, а где Цинк?

Все принялись оглядываться, включая и осиротевшего чёрного мерина, на котором до этого восседал командир второй группы.

– Он в карете, – первой углядела Фифа, показывая на удалявшуюся двойку. Левая дверь будто свободно болталась, и затем её кто-то захлопнул изнутри.

– Да пусть, наверное, – озадаченно произнес Кот.

Бойцы, оставшись без Цинка и Задрота, начали чувствовать себя глупо.

– Скрип, будь со мной, – скомандовал Рим. – Что бы ни случилось. Ты же у нас радист – будешь передавать, что там Задрот сообщает.

– Да поехали все за ними, – с недоумением предложил Гек. И тут же его лошадь взметнулась настолько, что боец натурально вылетел из седла. Он успел в полете схватиться за гриву коня Фифы но всё равно упал и, похоже, немного зашибся.

Его конь поскакал по мостовой. И что с ним случилось, можно было особо не гадать. Просто очередная орава оборванцев подбежала к ним сзади и начала бить лошадей.

Опасное решение, но мудрое, подумал Рим, на ходу разворачивая своего коня и готовя пистолет. Каждый, кто имел дело с конём, знает, что нельзя подходить к нему сзади – и успешно этим запретом пользуется, нарушая его, когда надо сбросить всадника даже с риском для своей жизни.

Люди короля окружали их. Видимо, в отсутствие герцога их уже ничто не сдерживало.

Рим почувствовал, как остро ему не хватает какой-нибудь палки или сабли. Руки сами нащупали мешочек, пристроенный к сбруе, и нащупали в нём хлыст.

Он принялся хлестать направо и налево, не жалея никого. Всё лучше, чем получить пулю в морду. Но бойцы мало что могли сделать с сердитым мирняком. В этот момент подоспели бригады сторонников герцога. Завязалась потасовка. Большая часть толпы побежала к замку.

– Сдерживайте их! – кричал Скрип, и Рим понимал что он просто передает слова Задрота, который, в свою очередь, слушался то ли Цинка, то ли Гиза. – Дайте нам время!

– Осторожно! – звонко крикнула Фифа, и ей в голову тут же прилетел какой-то фрукт. То ли огромное яблоко, то ли маленький арбуз. Её голова качнулась, как от попадания футбольным мячом. Волосы растрепались, и лоб сразу покрылся красной жижей. Похоже, все-таки арбуз.

Однако Бык наверняка принял это за кровь. Неизвестно сколько самобладания хранилось в этом огромном парне, но даже тогда он не стал стрелять. Зато собственным хлыстом начал махать настолько сильно, что чуть не задел Марата.

– К дворцу! – заорал Разумовский. Он попытался в движении схватить поводья кобылы Фифы, но лошадь натурально цапнула его за запястье, и Рим одернул руку с проклятиями.

Ситуация выходила из-под контроля. Слишком много было неожиданностей, и опасности нарастали, как снежный ком. Ещё минута – и кто-то подберёт мушкеты обезвреженных всадников, и тогда прольется серьёзная кровь.

Послышался новый взрыв. Очередную баррикаду разорвало в щепки. Судя по звериным воплям, не все люди успели с неё сойти.

– Они в замке, – крикнул Скрип, проскакивая на лошади мимо Рима.

«Тогда и нам пора», – подумал Рим, пуская коня в галоп, насколько позволяла неровная мостовая. За считанные мгновения они преодолели расстояние до Лувра. Одинокий всадник вряд ли мог просочиться сквозь толпу. Но восемь всадников – дело другое.

Неизвестно, какой такой компромат на короля герцог шепнул на ушко стражникам, но у одного из охранников в буквальном смысле уха не было. Он держался за окровавленную щеку. Почему-то сильно хотелось оказать ему помощь, но Рим понимал, что времени нет. Да и единственное, что может спасти охрану от толпы – это осада.

– Герцог ведёт меня к королю, – сообщил Скрип, передавая слова Задрота. – Здесь испанец. Сейчас… А-а-а!

Скрипа стащили с лошади. Подоспевший на помощь Марат дважды выстрелил в воздух. Но здешних ребят простые звуки выстрелов уже разогнать не могли. Рим почувствовал, как его самого стаскивают с коня, и в падении он успел прописать по челюсти тому, кто дерзнул сотворить такое.

– Нет, – прохрипел он. – Скрип, передай… Испанца нельзя убивать. Слышишь⁈ Ни в коем случае нельзя! Он нужен живым!

Глава 22

Ответных вопросов Cкрипа не последовало, и это Рима напугала больше всего. «Синеглазка» из его группы мог быть серьёзно ранен, или, что хуже, Задрот с той стороны ничего не передаёт.

С помощью Чука и Гека удалось отбить Скрипа от озверевшей толпы. Риму даже показалось, что Быку для этого пришлось кому-то переломать хребет, и он надеялся, что бедолага просто получил от бойца коленом по печени.

В итоге Скрип им достался весьма ободранный, но без серьёзных травм, и держался бодрячком.

Луврский дворец оказался крайне унылым местом при ближнем рассмотрении. Архитектура его, может, и впечатляла с высоты птичьего полёта, но с земли казалось, что его можно было вписать в правильный куб. И тем меньше выглядели узкие ворота, в которые уже пробежали как минимум человек тридцать из простых горожан. Реальный замес должен был начаться позже, когда они сообразят, что кто-то из них за герцога, а кто-то – за короля. Но зато наверняка никто из ворвавшихся не знал дороги в королевские покои.

Андрей, едва ли не волоча Скрипа за руку, продолжал отбиваться хлыстом, пробивая себе путь по ступенькам роскошной лестницы. Фифа была права. Англия сильно отставала от Франции в плане красот и прогресса. Скошенные картины на стенах дворца. Безумно роскошная и огромная люстра, свисавшая с самого центра потолка. Везде золото и мрамор. Неудивительно, что позже из этого места решили сделать музей.

– Куда идти? – хрипло спрашивал Разумовский. – Скрип, не молчи…

– Вперёд, – отвечал «синеглазка», утирая со лба кровь, заливавшую ему глаза, светящиеся синим. – Король Генрих и испанский посол о чем-то переговариваются в дальней комнате.

– Дальней от чего⁈ – проревел Рим. – Конкретно!

– Карл Пятый заложил основы дворца, – говорил Скрип, по пути саданув локтём очередного пробегавшего мимо парижанина. – Франциск Первый приказал снести донжон по центру. Катарина Медичи…

– Что ты порешь? – рявкнул Рим, ловко подставив подножку выбежавшему стражнику и отправляя его кубарем с лестницы, где Бык добавил ему с ноги. – Задрот, хватит спамить! Где Цинк? Где король⁈

Выстрел с другого конца дворца прозвучал громче всякой сирены, ослепил ярче любого маяка. Выпустив руку Скрипа, Разумовский помчался туда. Однако дворцовая стража тоже оказалась не пальцем делана.

Рим мчался по длинному коридору со сплошной ковровой дорожкой, перед роскошью которой попросили бы пощады все ковры замка Шеффилд, вместе взятые – пока не почувствовал, как в него справа врезаются сразу двое недоделанных мушкетёров.

Интерпретировать иначе эти синие одеяния Рим никак не мог. Возможно, это просто были случайно подобранные стражниками плащи. Возможно, именно героизм конкретно этих двух гвардейцев приведет в итоге к появлению нового элитного вида войск из личной охраны короля, о приключениях которых позже некто Дюма напишет легендарный роман-фельетон.

Но сейчас для Рима имело значение только то, что эти двое молодцев без труда вытолкали его на балкон этажа, где Рим грохнулся на стол, расколов его на три части. На него сверху попадали какие-то лилии в горшках. Они почему-то напомнили Андрею осточертевшую опунцию, и он в бешенстве запустил этим горшком прямо гвардейцу в голову… И даже не удивился тому, что попал, отправив вояку в нокаут.

Но второй страж выхватил шпагу. Рим поднял пистолет. Помедлил секунду, чувствуя ярость на все вокруг, и на себя в первую очередь. Потянул спусковой крючок – и пистолет щелкнул вхолостую.

На лице стражника широкая улыбка. Настолько широкая, что, казалось, свою карьеру он начинал с придворного пажа.

В этот момент сверху с балкона на него спрыгнул Скрип. Стражник выронил шпагу, и радист приложил его головой о мрамор. Широкая шляпа с пером смягчила удар, но прилечь поспать стражнику всё же пришлось.

– В порядке? – спросил Андрей, глядя, как Скрип шатается и шумно дышит.

– В полном, – сказал радист, отрывая от несчастного горшка листок лилии и вытирая им лицо. – Сейчас, подорожник приложу, и буду как новенький.

– Передай Задроту, – сказал Рим, восстанавливая дыхание. – Испанца нельзя убивать.

– Уже передал, – задышал радист.

– И?

– Он молчит.

– Цинк что-то непонятное творит, – сказал Разумовский и перезарядил пистолет.

Осмотрел загоревшийся огонёк на нем. Приложил палец. Всё нормально, пистолет распознал владельца. Рим сорвал с себя мешавшую робу. Ему хотелось стащить с себя и куртку, но бронепластины здесь лишними бы не оказались. Учитывая, что местный народ вполне себе постреливал.

– Подсади, – скомандовал Рим.

Скрип послушно прислонился к стене, сцепив ладони. Рим опёрся на них сапогом, и ему удалось допрыгнуть до края балкона. Подтянулся, перекатился. Сердце застучало сильнее обычного.

– Давай, – сказал он, подавая Скрипу руку.

Когда Разумовский втащил «синеглазку» к себе, то ему уже казалось, что он потерял очень много времени. Как назло, других бойцов рядом не оказалось. То ли они, лишённые связи, прочесывают дворец в случайном порядке, то ли сдерживают толпу внизу.

– Стойте, Ваше Величество, – внезапно произнёс Скрип, глядя в пустоту. – Этот человек хочет вас убить в нарушение законов используя привилегии посла.

– Цинк, – выдохнул Рим, глядя в синие глаза. – Он там? Задрот, не молчи.

– Там испанец, – сказал Скрип. – Держит под прицелом.

– Стоп, – отчетливо произнес Рим. – Цинк, нельзя так поступать. Мы пытаемся спасти короля Франции, чтобы избежать войны с Англией. Но если убьем испанца, посла,– начнём войну Франции с Испанией. И тогда опять все пойдет кувырком. Мир опять сгорит в огне войны. Цинк, ты понимаешь? Нельзя убивать посла.

– Королева Елизавета – ваш верный союзник, – продолжал монотонно читать Скрип, передавая по внутренней связи сообщение. – Она будут править Англией и Шотландией как единым государством вместе с Марией Стюарт. То кольцо, которое пришло вам с этим письмом, ни одна из королев вам не посылала. Его доложил от себя испанец. Тот, который пытается отравить вас, Ваше Величество. Мендоса – изменник собственной короны. Волк в овечьей шкуре…

– Merde! – послышалось возмущенное восклицание.

Скрип замолчал. Рим повернулся.

К ним по коридору шел возмущенный герцог Генрих де Гиз. Он представлял собой сплошь воплощение оскорбленной добродетели – видимо, злой, что его бросили. Подойдя к Риму и Скрипу, он принялся что-то кудахтать на французском.

Надобности в герцоге больше не было и Разумовский от души прописал ему в рыло. Несостоявшийся оппозиционер отлетел, как мешок с тем самым «мерде».

– Помолчи, – процедил ему Рим, пока герцог с выпученными глазами валялся, пялясь через балкон в солнечное небо. Шляпа съехала ему на рожу, пальцы рук слегка подрагивали.

– Идём, – потянул «синеглазку» Андрей, и они снова пустился бежать по коридору. – Задрот тянет время, или он с Цинком?

– Не разберу, – сказал Скрип. – Когда он на французском чешет – я его с трудом понимаю.

Здесь были стражники. Много гвардейцев с огнестрельными ранениями. Похоже, Цинк, добираясь до короля, не считался ни со средствами, ни с методами. С другой стороны, лежащие и корчащиеся тела служили Риму лучшим ориентиром, куда идти.

Поэтому они без труда добрались до дверей с позолоченными ручками. Потянул их, рискуя получить пулю. Вошёл внутрь.

Конечно, это был не тронный зал. Что в Англии, что здесь, что в любой другой точке планеты, во все времена и при любой власти – истинно серьёзные вопросы решались в таких вот простых комнатах, в неприметных закутках. В местах, именно для этого и существующих во всех замках, организациях и бункерах.

Король сидел за столом, наполненным кучей бумаг с перьями и чернилами. На письме, лежащем на столе, красовался перстень Борджиа, на который король смотрел немигающим взглядом. Самого короля было нетрудно узнать по парику и выражению лица. Только парик был не клоунский, а выражение не комичное. Перед Разумовским действительно сидел лидер мощного государства с лицом типичного человека, который не понимает, почему его снова обманули, да еще на таком высоком уровне.

А у окна, в привычной позе, как ни в чём не бывало, стоял невозмутимый посол Бернардино де Мендоса. Между ним и королем стоял Цинк, с непроницаемым лицом, целящийся из пистолета в лицо послу. Рядом с ним переминался с ноги на ногу Задрот, который, завидев Рима, запнулся и перестал что-то чесать по-французски.

Цинк же на визит командира не обратил вообще никакого внимания.

– Стой, – сказал Рим, обнаружив, что запыхался, а сердце колотится, как бешеное. – Цинк, не нужно, послушай меня…

– Это ты послушай, – мягко сказал командир второй группы. – Андрей, тебе пора прекращать изображать главного. Когда-то я пообещал тебя слушаться, сейчас я об этом жалею.

– Цинк…

– Ты забыл, что среди нас было две боевые группы, – продолжал Цинк. – Твоя и моя. Мы всё время действовали, как одно целое. Но то было скорее вынужденная мера – до тех пор, пока не появится важная задача, которая снова потребует разделиться. И такие задачи нам попадались постоянно. И ты, Андрей, прогавкал их все.

Рим в замешательстве посмотрел на Задрота, и тот пожал плечами. Король перестал смотреть на перстень итальянской девушки, который должен был принести ему смерть, а его державу – вовлечь в войну. Он с напряженным лицом смотрел на неизвестных гостей, то и дело обращаясь вопросительным взглядом к испанскому послу. Видимо, хотел, чтобы тот ему перевел непонятный язык.

И это заставило Рима похолодеть. Похоже, ситуация зашла до того далеко, что сильные мира сего по-прежнему вынуждены больше доверять геополитическим врагам, чем им спасителям.

– Я согласен, что нужно было спасать короля, – говорил Цинк, продолжая пристально смотреть в лицо Бернардино и целясь в него же из пистолета. – У нас было два варианта действий. Работать в сторону поиска испанца во дворце – или внедриться в охрану герцога. Истинный командир сразу бы понял, что это две разные миссии, для двух разных боевых групп. Но ты просрал такую простейшую стратегическую вилку. Равно как и до этого не сообразил, что, если есть две английские королевы – значит, есть и две задачи. Спасать силовым путём Лизку или надавить на Машку. Но ты, как баран, пёр вперёд, и тащил за собой остальных, ни разу не сообразив, что здесь уместно вспомнить, как грамотно делегировать.

Рим шумно втянул воздух.

– Андрей, я так не могу с тобой работать, – сказал Цинк. – Позволь мне в этот раз решить самому. Иначе я решу сам без позволения.

– Нельзя убивать испанца, – повторил Рим. – Хочешь обсудить моё командование? Хорошо, я согласен. Решим между собой, или поставим на голосование. Хочешь – дуэль устроим. Но не ломай всё, что мы сделали. Цинк, мы не имеем больше права начинать войны, понимаешь? Надо спасти как можно больше игроков на этой чертовой шахматной доске, что мы сами же и создали.

– А если я не согласен? – спросил Цинк мрачно.

Рим перехватил пистолет.

– Значит ты не выполняешь ни приказ, ни просьбу, – сказал он.

– Почему же? – спокойно проговорил Цинк. – Ты ведь не высказал ни того, ни другого.

Палец Рима на пусковом крючке зашевелился…

– Нет! – воскликнул Задрот, когда Рим собрался выстрелить Цинку в руку.

Пистолет Разумовского дёрнулся. Прозвучал выстрел.

И у Рима потемнело в глазах, когда он понял, что радист из его группы падает с пулей в груди.

– Ты чего⁈ – выдохнул Скрип, обегая Рима и хватая товарища. – Рим, какого чёрта⁈

Цинк опустил пистолет, омертвевшим взглядом глядя на своего радиста. Затем посмотрел Риму в глаза, и в его взгляде не было ничего хорошего.

– Твою же мать, – только и произнес Цинк, срывая с пояса санитарный пакет. – Скрип, помоги мне! Оттащим его на балкон! Где тут вода⁈

Цинк со Скрипом выволокли Задрота наружу.

Оставшись без команды, Рим в гневе нацелился на испанца, сам не понимая, что творит. Но Бернардино де Мендоса только хохотнул, и Рим сразу опустил пистолет, понимая, что больше это не аргумент в споре. И, похоже, уже никогда не станет.

Король принялся что-то говорить на французском, но Рим не понимал этого языка.

– Ваше величество, – бормотал он на русском, не зная, что ещё тут можно сделать. – Король… Генрих!

По сузившимся глазам короля было видно, что собственное имя он распознал. Пусть его и произносил очень странный человек на очень странном языке. Но большего контакта можно было не ждать.

– Он хотел убить вас! – сказал Рим, с отчаянием понимая, что король не поймет ни слова. – Этот испанец, сэр, обманом привел к власти в Англии Марию Стюарт, пожелав убить истинную королеву, Елизавету! Он точно так же хотел отравить вас, чтобы трон во Франции занял герцог де Гиз! Вы меня не понимаете! Эй, ты, переведи!!!

В ярости Разумовский проревел последние слова испанцу. Лицо Бернардино приобрело выражение скучающего дипломата.

– Переведи, – повторил Рим, чувствуя, как пистолет дрожит в руке. – Скрип! Кто-нибудь здесь говорит по-французски⁈

Король сидел не шевелясь. Зато пошевелился Бернардино де Мендоса. Скучающим взглядом посмотрев на раненого Задрота на балконе, он поклонился королю, подошёл к его столу и как ни в чем не бывало забрал перстень Борджиа. Вытащил платок, аккуратно завернув перстень в него, положил себе в карман и спокойно пошел к выходу, мимо Рима. И бросил напоследок на испанском:

– Похоже, вы проиграли, сеньор Андрей.

Рим тут же развернулся в его сторону – но испанец ушёл, не оглядываясь, и позолоченные двери закрылись за ним.