Текст книги "Бесконечный тупик"
Автор книги: Дмитрий Галковский
Жанр:
Философия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 77 (всего у книги 110 страниц)
648
Примечание к №639
«Господь Бог дал … России – территорию, а Германии – небо»
(Г.Гейне)
Отсюда метафизическое обоснование завоевания России.
Вообще суть ненависти немцев к русским: некто положил всю жизнь, чтобы собрать своим детям 50– тысячный капитал. Высокая, действительно высокая цель. И тут сосед, краснорожий пропойца, которому невесть откуда свалилось миллионное наследство. И он его так, «для куражу», с пьяных глаз сжёг в печи.
Ясно, что не было бы этих проклятых русских, и немцы дошли бы до Тихого океана, и Китай даже, может быть, был бы немецким. Нашёлся бы Унгерн фон Штернберг для такого случая. И Индия индоевропейская была бы немецким протекторатом. Германия стала бы властелином мира. Как и положено по разуму. История разумна и властвовать над миром должен самый высоколобый народ. И вот русские, эти ничтожества, всё испортили. И родину свою разрушили. «Ни себе, ни людям».
Немцам и невдомёк, что не вышло бы у них ничего с Россией. Чтобы такой громадной территорией управлять, нужны фасады, обманки, потёмкинские деревни. Гигантское пространство уже не линейно. Оно кривое, как вблизи колоссальной массы звезды. И там прямые дороги самые кривые, а кратчайшее расстояние между двумя точками – окружность. Такой мнимый народ, как русские, только и мог создать сверхимперию.
(Кстати, потёмкинских деревень не было. Это потёмкинские деревни русского языка.)
649
Примечание к №639
документы о подрывной работе Германии в странах Антанты летом 1918 г. Точно, ясно, а в конечном счёте бред жутчайший
«Предложение заведующего отделом при штабе начальника Генштаба германской армии полковника Гефтена о германском политическом наступлении» 3.06.1918 г. (выдержки):
"Не подлежит никакому сомнению, что наши противники в течение последних недель жили в постоянном страхе перед германским политическим наступлением, ибо они сознавали слабость своего внутреннего фронта, как это ясно видно из слов английского министра Геддеса: «Нашу страну можно победить только психологической катастрофой». Эта психологическая катастрофа может наступить только при одном условии, если сильная партия сторонников мира в Англии открыто выступит за окончание войны, в то время как правительство ВОПРЕКИ настроению народа хочет заставить продолжить войну… В этом уязвимость именно английского внутреннего фронта. Знанием этого следует воспользоваться. Мы должны наконец применить, не считаясь совершенно ни с чем, все средства власти, которыми мы располагаем в борьбе с нашими врагами.
Такое политическое наступление, так же как и военные операции, требует подготовки с далёким предвидением и продуманной во всех деталях, и тщательного проведения… Для этого предлагается следующий план.
I Подготовка открытых выступлений неофициальных инстанций.
С наступлением передышки в операциях нужно провести в Германии ряд открытых выступлений, которые произведут в Англии, Франции, Италии и Америке впечатление, что в Германии действует сильная группа, добивающаяся мира на основе всеобщего соглашения. Её программа должна была бы включить общие цели человечества … Очень важен выбор нужных лиц. Они не должны быть пацифистами чистейшей воды, а должны быть людьми абсолютной национальной надёжности. Их искренность должна быть настолько безупречной, чтобы даже поджигатели войны из вражеских стран не посмели усомниться в них. У нас имеется ряд таких лиц, которые пользуются за границей такой репутацией и доверием. Таких людей следует выбрать из числа немецких князей, высшей аристократии, бывших государственных деятелей и дипломатов, парламентариев от всех национальных партий, лиц, занимающих ведущие посты в торговых, финансовых и промышленных кругах, а также из числа интеллигенции высшей школы. Официальным органам следовало бы дать всем этим представителям единые директивы для их выступлений. Каждому в зависимости от его индивидуальности и рода занятий следовало бы указать определённую цель наступления на вражеском внутренном фронте. Враг должен был бы всегда видеть одни и те же основные идеи во всех выступлениях, хотя ни в одном выступлении не должна теряться и индивидуальность отдельной личности. Ни в коем случае не должно сложиться впечатления об официально организованной акции. Конечно, вражеские государства должны почувствовать единую волю, но они должны думать, что собралась решительная группа независимых людей, чтобы оказать нажим на правительство; они не должны догадываться о сути дела… Все выступления должны быть в наступательном духе и обращены против воинствующих правительств Антанты: нужно заклеймить позором их аморальные военные цели, их лживость в отношении своих народов, их легкомысленную недооценку врага и высокомерные насмешки над ним".
Психологически очень важный момент. Какая обречённая злоба! Война уже проиграна, но немец, составляя в своем воображении умозрительную конструкцию, упрекает врагов в легкомыслии и высокомерии. Конечно, по сравнению с метафизическими прожектами германского Генштаба, реальные военные действия Англии или Франции выглядят действительно легкомысленно. Но они реальны. И подрывные действия западной части Антанты в странах Тройственного союза тоже реальны. Это в России, в стране крайне ирреальной, идеологические фантазии немецких старших офицеров осуществились. Но Европа оказалась немцам слишком тверда, слишком не по зубам. Злобной воли, злобного ума немцев тут не хватило. И вот, под конец, бессильная злоба, детская обида: как же так, это НЕСПРАВЕДЛИВО. Ведь мы – самые умные, самые коварные. Но победила англо-американская корректность. Воля немцев и погубила. Ум, но ум слишком направленный, слишком волящий. Хотящий чего-то слишком всего.
"III Руководство выступлениями.
Организованные на основе вышеуказанных директив выступления, при составлении которых, как уже было упомянуто, следовало бы дать свободу отдельным лицам в индивидуальном подборе материалов, которые, однако, до их опубликования должны быть переданы официальным органам на проверку, нужно равномерно распределить в течение всей передышки в операциях и связать их до некоторой степени друг с другом. Они должны быть осуществлены в виде речей, интервью, газетных статей, листовок и т. д. Умелое официальное руководство должно позаботиться о том, чтобы они нашли, во-первых, самое широкое распространение за границей, во-вторых, не вызвали каких-либо кривотолков в нашей стране, и прежде всего не могли быть истолкованы как ОФИЦИАЛЬНАЯ рекогносцировка мира. Для этого необходима специальная умелая обработка больших ведущих газет всех направлений. Известные достойные доверия журналисты должны быть посвящены в то, что речь идёт ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО О ПОДДЕРЖКЕ ВОЕННЫХ ОПЕРАЦИЙ, а именно о попытке мобилизовать партии сторонников мира Антанты в целях осложнения войны для врага. Само собой разумеется, за прессой должно сохраниться право в зависимости от т.з. её партии занять свою позицию в этом вопросе. При всех обстоятельствах необходимо воспрепятствовать тому, чтобы была выдана, хотя бы даже намёками, тайна об участии официальных органов в политической операции. Вражеские страны, напротив, нужно любым способом вводить в заблуждение, как будто бы немецкие выступления представляют собой прелюдию к германскому предложению о мире, – это ни в коей мере не исключает того, чтобы в своей стране путём умелого воздействия прессы воспрепятствовать тому, чтобы складывалось такое впечатление".
Стоит ли говорить, что подобное пожелание могло остаться только на бумаге. Совершенно невозможно посвятить в суть операции достаточно широкий круг людей и одновременно сохранить полную секретность. Немецкий кунштюк с пацифизмом мог пройти только с недалёкой Россией, страной-глухарём, страной-посмешищем. Англия могла так шутить с индийской, а Франция с алжирской интеллигенцией. Конечно, что касается академической философии, то Германия была метафизической метрополией по отношению к остальным странам Запада. Пожалуй, Германия была метрополией и в области физики. Но политика это протофизика. А здесь были звери покрупней и постарше молодой II империи.
"IV Предполагаемый эффект.
Несомненно, сначала в странах Антанты возникло бы чувство общего облегчения и освобождения: «Слава Богу, устояли перед лицом огромной опасности германского наступления!» Исходя из этого чувства, поджигатели войны немедленно предпримут со своей стороны крупную акцию за продолжение войны. Торжествуя, они будут пропагандировать безрезультатность германских военных операций и предсказывать предстоящий крах Германии … (В то же время группы сторонников мира) теперь, когда, по их мнению, непосредственная военная опасность устранена, наученные опытом отклонения повторных предложений Германии и Австрии о мире, предъявят громкое требование, чтобы еще раз не упустить такую благоприятную возможность … Это непреодолимое противоречие приведет к сильнейшей борьбе у наших врагов … Огромное беспокойство охватило бы рабочих военной промышленности. Патриотическая сдержанность ввиду несуществующей более непосредственной опасности отступила бы на задний план. Правительство было бы вынуждено пойти на самые суровые меры подавления в крупных промышленных центрах, пацифистское движение которых сегодня открыто признаётся. Следовало бы ожидать забастовок, даже эксцессов революционного характера. В этом водовороте всех внутриполитических страстей у наших противников, в этой борьбе всех против всех на родине, вдруг совершенно неожиданно, как взрыв бомбы, наносится новый крупный военный удар. Действие этого удара станет в этом случае решающим. Должна наступить психологическая катастрофа, которой боялся министр Геддес. На поджигателей войны обрушилась бы вся ненависть обманутого и разочарованного народа … Не исключено, что движение началось бы в Англии, так как там сегодня уже имеется национальная, открыто организованная партия сторонников мира. Но как только рухнет внутренний фронт в Англии, мы могли бы ожидать морального краха во Франции и в Италии…"
(Цит. по сборнику документов «Советско-германские отношения» (675) 1 т. 1917—1918 гг., док. №225)
Всё рассчитано верно. Но рассчитано верно лишь при условии абсолютного, отцовского воления. Другие воления исключены. Это не имперская, а националистическая точка зрения. Имперское мышление предполагает использование других воль для своих целей, предполагает нахождение полезной равнодействующей, предполагает компромисс. Националистическое мышление не оставляет права на активное существование за другими нациями. Националист не может допустить, что, например, врагам– англичанам тоже пришло в голову инспирировать пацифистское движение. Причём в более совершенной, более «автономной» форме…
650
Примечание к с.36 «Бесконечного тупика»
«у Некрасова есть страниц 10 стихов до того народных, как этого не удавалось ни одному из наших поэтов» (В.Розанов)
Некрасов это единственный русский поэт с юродством. (901) Гоголь в стихах. Ритмизированное издевательство:
Прикрыв одеждой шкурочку
Для смеха и красы,
С мартышками мазурочку
Выплясывают псы.
И сам в минуту пьяную,
По страсти иль нужде,
Шарманщик с обезьяною
Танцуют падеде.
Всё скачет, всё волнуется,
Как будто маскарад.
А русский люд любуется:
«Как немцы-то хитрят!»
Да, сильны их познания,
Их ловкость мудрена…
Действительно,
Германия – Учёная страна!
651
Примечание к №494
Ему зачёт сдать надо.
Как подумаешь, а ведь Ленин был отличником, окончил гимназию с золотой медалью (а брат Александр – с серебряной). Герман Лопатин, бунтарь, террорист, – золотая медаль. Желябов – цареубийца – тоже. То есть это лучшие из лучших. И не то чтобы способнейшие ученики (эти-то медалей не получают), а прежде всего ПРИЛЕЖНЕЙШИЕ, ПОСЛУШНЕЙШИЕ. Карьеристы.
«Студенческое движение». Не студенческое движение, а движение студентами. «Начальство приказало». Вот Желябова спросить, кто ему «домашнее задание» дал.
Прокурор на процессе первомартовцев декламировал:
«Из кровавого тумана, застилающего печальную святыню Екатерининского канала, выступают перед нами мрачные облики цареубийц…»
В этом месте Желябов, скрестив руки, разразился сатанинским смехом: «Ха-а, ха-а, ха-а». Зал замер (656). Судьи оцепенели. Прокурор взвизгнул:
«Когда люди плачут – Желябовы смеются».
Вместо суда получился фарс. А мог бы получиться и суд, могли бы посмотреть на Желябова, распластать на предметном стёклышке. В чём суть этого человека, его интересность? Желябов был, если использовать современную терминологию, плейбоем. Всю свою карьеру он построил на женщинах, начиная от Ани Розенштерн, с которой он рука об руку вошёл в революционную среду, и кончая использованной им психопаткой Перовской. Бессвязные бормотания альфонса от революции не нужно было и слушать (вышибала в весёлом доме за пол-литра ещё интересней расскажет), а вот расспросить про женщин по-серьёзному, в подвальчике. Фактики чтобы. Пообещать луковицу с цепкой, колёса. Всплыли бы интереснейшие подробности. Розенштерн какая ведь интересная женщина! (663) По первому мужу Макаревич, проживала в Париже под именем Кулишовой, была там связана с деятельностью Интернационала. Потом выслана в Швейцарию, где стала женой итальянского анархиста Андрея Коста. Затем развелась и с ним и, поселившись в Милане, вышла замуж за лидера итальянских социалистов Турати… То есть это авантюристка международного масштаба. Кто же был хозяином куртизанки Розенштерн? Потянуть дальше за ниточку. А вот и другая еврейка, уже не «Розен…», а «Рубин…», сестра знаменитых музыкантов Рубинштейнов – Софья Григорьевна. Именно у неё в Одессе укрывался одно время Желябов. Рубинштейн же входила в кружок великой княгини Елены Павловны. Тоже интересная ниточка.
Тут нет ничего сенсационного, сногсшибательного. В истории таких желябовых тысячи были, есть и будут. Это определенный, весьма часто встречающийся тип политического преступника. Вот уже в наше время один из желябовых – Карлос Рамирос. Венесуэльский миллионер, франкмасон и член ЦК местной компартии назвал своих трех сыновей соответственно «Ильич», «Владимир» и «Ленин». Карлос Рамирос (Ильич) учился в институте им. Патриса Лумумбы, впоследствии же стал крупнейшим террористом, кидался гранатами в Париже и убил уругвайского и югославского послов. Он же организовал нападение японской «Красной армии» на французское посольство в Нидерландах и похищение министров ОПЕК. «Ильич» для своей деятельности образовал многослойное подполье из женщин всех возрастов и национальностей, с которыми находился в «известных отношениях».
Русские, гениальные ученики, в конце концов расплатились с Западом за Желябова той же монетой. (Но как грубо, на голом инстинкте обернулось.)
Тогда же, в ХIХ веке у русских детская растерянность перед желябовыми, их неприятие и непонимание. Последнее даже хуже. Самой психологии совсем не понимали, устройства – «как это сделано». Какой же Желябов «анархист»? Может ли вообще исполнитель быть анархистом? Своевольный исполнитель чужой воли – абсурд! Это исполнитель либо вполне сознательный, «волевой», либо невольный. Последнее тоже вполне заурядно, типично и повсеместно. В конце ХIХ века в России была переведена с французского доктором Иорданским и издана в типографии Казанского университета брошюра некоего Льежуа, где в частности сообщалось:
«На каждую сотню мужчин или женщин, взятых наугад, встречается около четырёх человек, способных при известных обстоятельствах впадать в глубокий сомнамбулизм. Для этого иногда бывает достаточно четверти минуты. Таким образом, известную личность можно усыпить мимоходом, можно сделать ей преступное внушение и наконец разбудить, так что никто этого не заподозрит».
Тут умному человеку и карты в руки. ЦК эсеровской партии разработало план покушения на Победоносцева. Убийство должен был совершить психически неуравновешенный субъект, некто Григорьев. Однако Григорьев в самом конце сорвался, не смог бросить бомбу. Покушение должно было произойти на похоронах убитого министра Сипягина, но Григорьев заметил в траурной процессии своего руководителя Гершуни, одетого с иголочки, в цилиндре и лайковых перчатках. Внушением этого было не предусмотрено, и программа дала сбой.
История умного Гершуни и наивного Григорьева вполне типовая, повторяющаяся на протяжении всей человеческой истории что называется «в деталях». Вот уже в наше время в роли гершуни выступил доктор Губер. Врач психоневрологического отделения клиники Гейдельбергского университета, он в 1970 г. создал из 28 пациентов «Коллектив социалистических больных». Программа «излечения» по системе Губера состояла из двух разделов:
1. Диалектика, сексуальное образование, религия.
2. Дзюдо, карате, фотография, взрывы.
«Коллектив социалистических больных» в 1975 году захватил посольство ФРГ в Стокгольме, убил военного и экономического атташе, а затем поджёг здание. Во время акции почти все «социалистические больные» погибли.
Из дурачков же вербуются и «теоретики» (672), «мыслители», зицпредседатели от философии, которым создаётся соответствующая реклама, имидж. В России к их числу принадлежали, например, Глеб Успенский и Михайловский. У Успенского (проведшего последние десять лет в психбольнице) ещё были какие-то проблески таланта (687), Михайловский же был человеком совсем тёмным, однако вместе с Писаревым (находившимся значительную часть своей жизни в психиатрической лечебнице) и Ткачёвым (окончившим жизнь там же) считался чуть ли не «мозгом России». Успенский и Михайловский были пациентами психиатра и гипнотизёра Бориса Наумовича Синани, крупнейшего эсера и, по совместительству, члена масонской ложи. Богом обиженные «кумиры российской интеллигенции» Вместе с очередной дозой лекарств и наркотиков получали от своего гуру подробнейший инструктаж по поводу тех или иных общественных событий.
Если опять провести параллель с современностью, то к числу современных михайловских принадлежат, например, философы так называемой «франкфурт-ской школы»: Адорно, Хоркхаймер и др. Все они, конечно, восторгаются деятельностью «Коллектива социалистических больных» и тому подобных организаций.
России вовсе не нужно было в ХIХ веке рвать с социализмом. Ей нужно было порвать социалистов (завесу) и расправиться с теми, кто стоял за их спиной. Социализма же как такового нет. Это провокация.
652
Примечание к №647
«вместо варварской „расклейки“, портящей газету, мы прибиваем её деревянными гвоздями» (В.Ленин)
Это говорилось в эпоху всеобщего разора и разграбления, когда одним мановением руки топился флот, другим – взрывался Петроград.
Ленин писал:
«Сидеть в Питере, голодать, торчать около пустых фабрик, забавляться нелепой мечтой восстановить питерскую промышленность или отстоять Питер, это – глупо и преступно. Это – гибель всей нашей революции. Питерские рабочие должны порвать с этой глупостью, прогнать в шею дураков, защищающих её, и десятками тысяч двинуться на Урал, на Волгу, на Юг, где много хлеба, где можно прокормить себя и семьи…»
Слушай племя, пойдем на юг, там рыба и птица, там большая еда, там будет хорошо.
Горький вспоминал о жизни в Петрограде после убийства Моисея Соломоновича Урицкого:
«Один матрос, расстреливая каких-то, быть может, ни в чём не повинных людей, командовал: „По негодяям – пальба взводом“. После этого он сошёл с ума».
(Далее Горький развивал тему «солдаты устали, солдаты месяцами не видели кроватей» и назвал этого матроса «несчастным».)
И вот в это время протест против «варварской расклейки». Характерно исключительное уважение к газете, свойственное профессиональному журналисту. Уже на вершине власти Ленин с наслаждением по нескольку раз читал очередной выпуск кремлёвской стенгазеты. Даже полупарализованный любил рассматривать вырезанные из газет карикатуры. Кстати, Бухарин отличался тем, что хорошо рисовал карикатуры и шаржи и делал это часто во время заседаний. (Мануильский же славился тем, что мастерски передразнивал всех членов ЦК.) В сущности, к власти в России пришли журналисты, «литераторы» (678). И тут возникла определённая газетная поэтика: манера шуток, вообще взаимоотношений, совершенно немыслимая и неправдоподобная ни с точки зрения дореволюционной, ни с точки зрения сталинской и послесталинской России. Сама лексика крайне своеобразная, заштампованная, пустая, носящая бессмысленно пародийную окраску. Ибо не просто журналисты (журналисты пришли к власти уже в феврале, а в определённой степени и гораздо раньше), а журналисты плохие, «нехорошие». В журналистской деятельности большевиков бросается в глаза огромное количество примитивных оценок при полном отсутствии каких-либо фактов, какого-либо содержания. А ведь суть деятельности журналиста как раз заключается в передаче некоторых фактов и лишь отчасти в их акцентировке и элементарном анализе-полуфабрикате. Здесь же произошло создание чисто формализованной журналистики, то есть некоей замкнутой и совершенно бессмысленной, бессодержательной лексики. Некоей философской журналистики. Это, подчеркиваю, особая, особеннейшая языковая среда, отделённая от «дореволюционного языка» несколькими слоями сужающихся матрёшечных мифов. Миф Иванова– Разумника отделял от России, но и ниже, внутри него, еще несколько ступеней-матрёшек. Ленин это сверхискусственное образование, так сказать, максимально культурный, максимально созданный человек. Чтобы создать такого человека, нужно было создать вокруг ауру, среду. И главным инструментом создания этой среды являлась литература. Собственно говоря, журналист это и есть максимально литературный тип людей («литераторы»). Кто-то зачем-то платит деньги и нас для чего-то (для чего – не наше дело) печатает. Это такое чисто физиологическое существование в литературе, делающее немыслимым какое-либо её осмысление, выныривание из неё. Это приводит к своеобразной филологической (и философской) интоксикации, к определенным образом деформированной лексике, обросшей раковыми наростами синонимов и повторов и совершенно не приспособленной к естественной передаче мысли, чувства, впечатления. Восприятие искажено и всегда осуществляется как исходно кривая стилизация. Ярчайшим примером этой лексической деформированности крайне узкой и своеобычной кремлёвской среды 1918—193… гг. является, в частности, следующее место из ленинских «Философских тетрадей»:
"Единство (совпадение, тождество, равнодействие) противоположностей условно, временно, преходяще, релятивно. Борьба взаимоисключающих противоположностей абсолютна, как абсолютно развитие, движение…
Философский идеализм есть ТОЛЬКО чепуха с точки зрения материализма грубого, простого, метафизического. Наоборот, с точки зрения ДИАЛЕКТИЧЕСКОГО материализма философский идеализм есть ОДНОСТОРОННЕЕ, преувеличенное, юбершвендлихес (Дицген) развитие (раздувание, распухание) одной из чёрточек, сторон, граней познания в абсолют, ОТОРВАННЫЙ от материи, от природы, обожествлённый…
Прямолинейность и односторонность, деревянность и окостенелость, субъективизм и субъективная слепота вуаля гносеологические корни идеализма. А у поповщины (= философского идеализма), конечно, есть ГНОСЕОЛОГИЧЕС-КИЕ корни, она не беспочвенна, она есть ПУСТОЦВЕТ, бесспорно, но пустоцвет, растущий на живом дереве живого, плодотворного, истинного, могучего, всесильного, объективного, абсолютного, человеческого познания."
Чёрно-белое мышление, гниющее в бесчисленных и бессмысленных повторах:
"Чёрное (чёрное, чёрное, чёрное) черно, черно, черно, черно. Белое бело, как бело белое, белое.
Чёрное есть ТОЛЬКО чёрное с точки зрения белого чёрного, чёрного, чёрного. Наоборот, с точки зрения белого белого чёрное есть ЧЁРНОЕ, чёрное, шварц (Бланк) беление (беление, беление) одного из оттенков, оттенков, оттенков белого в чёрное, ЧЕРНЕЮЩЕЕ от белого, от белого, очернённое…
Чёрность и чёрность, чёрность и чёрность, чёрность и чёрная чёрность (685) вуаля гносеологические корни черноты. А у чёрного (= чёрному), конечно, есть ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЕ корни, она не черна, она есть ЧЕРНОТА, бесспорно, но чернота, растущая на белом белой, белой, белой, белой, белой, белой, белой белизны".
Мышление черно-белое, но диалектическое, то есть динамическое. Чёрно-белые лопасти крутятся и получается филологический вечный двигатель. А ну-ка сунь руку – оторвёт.