Поэты «Искры». Том 2
Текст книги "Поэты «Искры». Том 2"
Автор книги: Дмитрий Минаев
Соавторы: Виктор Буренин,Николай Курочкин,Гавриил Жулев,Алексей Сниткин,Василий Богданов,Петр Вейнберг,Николай Ломан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 26 страниц)
336. БЕСЕДА С МУЗОЮ
(В ЧИСТО КЛАССИЧЕСКОМ РОДЕ)
Как-то муза мне сказала,
Потрепав меня рукой:
«Влас, мой друг, ты пишешь мало,
Пой! пой! пой!»
И ответил я сестрице:
«Я спою тебе, изволь,
Как живет у нас в столице
Голь, голь, голь
В тех углах, где близ заборов
Мостовых, панелей нет,
Где чуть теплится Шандоров
Свет! свет! свет!
Где лачужки длинным строем
Догнивают, искосясь,
Где лежит глубоким слоем
Грязь, грязь, грязь;
Где всю жизнь одни лишенья
Жалких тружеников ждут,
Где тяжел до изнуренья
Труд, труд, труд…»
«Стой! – прервала муза. – Вникнет
В эту песнь сонм важных лиц,
И как раз тебе он крикнет:
Цыц! цыц! цыц!
Скажут: песня не из лестных…
Навлечешь как раз их гнев,
Лучше пой, брат, про прелестных
Дев, дев, дев.
Обратись к луне, к природе
Пой утехи юных лет —
Ведь поет же в этом роде
Фет, Фет, Фет.
Если ж жизнь тебя прельстила,
То ты можешь воспевать,
Как живет изящно, мило
Знать, знать, знать;
Как столица ослепляет
Непривычный к блеску глаз,
Как по улице блистает
Газ, газ, газ;
Как весь год жилося славно,
Что в балете ты видал.
Как Ефремов дал недавно
Бал, бал, бал;
Как… да ну, бери же лиру
И скорей про край родной
Песню сладенькую миру
Пой! пой! пой!»
<1863>
337. ПРИТЧА
Пировал Барыш средь своих хором,
Угощал он Знать дорогим вином,
Не жалел рублей, не щадил труда…
В этот час к окну подошла Нужда.
Говорит: «Барыш! Не оставь меня,
Голодаю я уж четыре дня».
– «Видно, пьянствуешь, – ей Барыш сказал,
Черствый хлеба край ей в окошко дал
И, смеясь, кричит – Пир так пир горой!
Эй, жена, на стол поскорей накрой,
Подавай пирог, подавай нам щи,
Всё, что есть в печи, всё на стол мечи!»
Поплелась Нужда от окошка прочь…
На дворе метель и глухая ночь,
На дворе мороз, в стороне ж кабак,
И в него Нужда доплелась кой-как.
В кабаке Нужде уголок был дан,
За лохмотья ж ей поднесен стакан.
Пропила зипун – стали гнать Нужду,
И пошла Нужда, позабыв беду,
Прямо в темный лес, улеглась под ель,
Хлеб жует она… а над ней метель…
Засыпай, Нужда, – и чего тут? – знай,
Что «коль хлеба край, так под елью рай».
<1864>
338. ПРОЕЗЖИМ
(РАЗДУМЬЕ ГОРЕМЫКИ)
Что вы смотрите так подозрительно
На заплаты одежды моей?
Или прихоть пришла снисходительно
Бросить мне пару медных грошей?
Вы сегодня добры изумительно,
Благодарен я вам от души! —
Только знайте:
Не помогут мне ваши гроши —
Проезжайте!
Было время: с какою охотою
За работой я грудь надрывал,
Всё боролся с нуждой да с заботою,
Но не мог устоять – и упал.
А теперь я почти не работаю,
Что добуду – тащу всё в кабак…
Что ж? Ну знайте,
Что я пьяница, нищий, – итак,
Проезжайте!
Было время: рукою несмелою
Я стучался у ваших дверей…
Да! я с матерью жил престарелою
И с несчастной сестрою моей.
Но теперь я к вам шагу не сделаю,
Миновала невзгоды пора,
Поздно! – Знайте,
Что уж мать умерла, а сестра…
Проезжайте!
<1864>
339. НАШ ПРОЛЕТАРИЙ
Смотрите, вот наш пролетарий!
Он не успел окончить курс
В одной из наших семинарий,
В одной из наших бурс.
Из бурсы с скверным аттестатом
Начальством был он исключен;
Хотел быть по найму солдатом,
Да плох здоровьем он.
Потом читал он и учился…
Больной, собрав остаток сил,
Пешком в столицу притащился,
В студенты поступил.
Терпел нужду, терпел лишенья —
Нет сил трудиться, нечем жить…
Бедняга вышел из терпенья —
И с горя начал пить.
Тут посещать не стал он лекций,
На службу поступить хотел,
Но не имел знакомств, протекций,
Прав по рожденью не имел.
А время шло и дни летели;
Он, обнищать успев кругом,
Стал в рваной фризовой шинели
Ходить в питейный дом.
Чем он живет, он сам не знает:
То настрочит прошенье он,
То с днем рожденья поздравляет,
То сходит на поклон.
Бедняге пьянице не стыдно
Просить дрожащею рукой —
Всё человеческое, видно,
Убито в нем нуждой.
И вот, помаявшись в столице,
Он станет чахнуть и умрет,
И купят для него в <больнице>
Гроб на казенный счет.
<1864>
340. ДУБИНУШКА
Много песен слыхал я в родной стороне,
Как их с горя, как с радости пели,
Но одна только песнь в память врезалась мне,
Это – песня рабочей артели:
«Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!..»
За работой толпа, не под силу ей труд,
Ноет грудь, ломит шею и спину…
Но вздохнут бедняки, пот с лица оботрут
И, кряхтя, запевают дубину:
«Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!..»
Англичанин-хитрец, чтоб работе помочь,
Вымышлял за машиной машину;
Ухитрились и мы: чуть пришлося невмочь,
Вспоминаем родную дубину:
«Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!..»
Да, дубинка, в тебя, видно, вера сильна,
Что творят по тебе так поминки,
Где работа дружней и усердней нужна,
Там у нас, знать, нельзя без дубинки:
«Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!..»
Эта песня у нас уж сложилась давно;
Петр с дубинкой ходил на работу,
Чтоб дружней прорубалось в Европу окно, —
И гремело по финскому флоту:
«Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!..»
Прорубили окно… Да, могуч был напор
Бессознательной силы… Все стали
Эту силу ценить и бояться с тех пор…
Наши ж деды одно напевали:
«Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!..»
И от дедов к отцам, от отцов к сыновьям
Эта песня пошла по наследству;
Чуть на лад что нейдет, так к дубинушке там
Прибегаем как к верному средству:
«Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!..»
Эх, когда б эту песню допеть поскорей!
Без дубины чтоб спорилось дело
И при тяжком труде утомленных людей
Монотонно б у нас не гудело:
«Ухни, дубинушка, ухни!
Ухни, березова, ухни!
Ух!..»
<1865>
341. ХИМЕРЫ
Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что время настанет, когда у людей
Помчатся стрелою по рельсам подводы
Без лошадей;
Что станут повсюду работать машины,
Что по́ морю плавать без ветра начнем…
О боже! какой бы содом
Все подняли тотчас в защиту рутины:
«Он рехнулся! В желтый дом,
На цепь сумасброда!
Ведь волнует у народа
Он умы…»
Что ж теперь про крик такого рода
Скажем мы?
Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что люди со временем так будут жить,
Что им и перуны небесного свода
Станут служить;
Что сила, которой пугают нас грозы,
Покорно депеши мчать станет потом…
В ответ бы раздались кругом
И крик, и проклятья, и брань, и угрозы:
«Он рехнулся! В желтый дом,
На цепь сумасброда!
Ведь волнует у народа
Он умы…»
Что ж теперь про крик такого рода
Скажем мы?
Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что станет вдруг солнечный луч рисовать,
Что мы и портреты, и горы, и воды
Станем писать
Не кистью, а пользуясь солнечным светом,
Что кисть и палитру заменит во всем
Нам свет, покоренный умом…
В ответ что за крик бы раздался при этом:
«Он рехнулся! В желтый дом,
На цепь сумасброда!
Ведь волнует у народа
Он умы…»
Что ж теперь про крик такого рода
Скажем мы?
Предсказывать стань-ка кто в старые годы,
Что в обществе вовсе не будет рабов,
Что время настанет, и снимет свобода
Бремя оков,
И новый склад жизни, склад жизни свободной
Заставит всё делать свободным трудом…
Сказать бы всё это – кругом
Раздался б немедленно крик всенародный:
«Он рехнулся! В желтый дом,
На цепь сумасброда!
Ведь волнует у народа
Он умы…»
Что ж теперь про крик такого рода
Скажем мы?
Предсказывать стань-ка кто в наши хоть годы,
Что время настанет такое, когда
На свете не будет страданий, невзгоды
С гнетом труда,
Что люди устроят склад жизни примерно,
Что с голодом бедный не будет знаком…
Скажите-ка это – кругом
Поднимутся громкие крики, наверно:
«Он рехнулся! В желтый дом,
На цепь сумасброда!
Ведь волнует у народа
Он умы…»
Что ж теперь про крик такого рода
Скажем мы?
<1868>
342. «Французы в Суэце, как видно…»
Французы в Суэце, как видно,
Канал не на шутку ведут,—
Ну, это немножко обидно:
Дорога ведь в Индию тут…
Джон Буль заламаншского друга
Так любит, так им дорожит,
Что стать в Абиссинии с юга
С почетною стражей спешит.
1868
343. «Был близок взрыв народных масс…»
Был близок взрыв народных масс,
Все ждали меры радикальной,—
Взамен ее на этот раз
Кладут лишь пластырь либеральный.
Отсрочат час святой борьбы,
Отсрочат час освобожденья,—
И долго не найдут рабы
Путей спастись от угнетенья.
1868
344. «Красный принц в стенах Стамбула…»
Красный принц в стенах Стамбула
Наблюдает, чтобы ловко
Всё скрутила, всё стянула
Либеральная веревка.
Даст приличный вид разбою,
И окажется в остатке —
Гнет с железною рукою
В бархатной перчатке.
1868
345. EPPUR SI MUOVE!
Страх пытки и тюрьма вынудили Галилея отречься от убеждения в движении земли. После торжественно принятой очистительной присяги Галилей, топнувши ногою, сказал: Eppur si muove! (А все-таки движется!)
Примечание для не пошедших далее классического ликея
Вот в черных рясах сонм судей,
Сонм инквизиторов собрался;
Пред ним, в оковах, Галилей
От убеждений отрекался.
Он говорил: «Я сатаной
Был одержим! мое ученье —
Безбожно, каюсь!.. Шар земной
Стоит от века без движенья…»
Крест Галилей поцеловал,
Но вслед за тем, нахмурив брови
И топнувши ногой, вскричал:
«Eppur si muove!»
Мысль Галилея понял свет:
Земли движенье стало ясным;
Замолк ханжа, затих аскет…
Но свет ученьем был опасным
Взволнован… Стали толковать
И про движенье в сфере мнений:
Что как, мол, всё на веру брать?
Нужна свобода убеждений…
Рим проклял ересь… Взят был бич,
Зажглись костры, но в каждом слове
Страдальцев слышался всё клич:
«Eppur si muove!»
Гоненья вызвали борьбу,
Кровь полилась, бой долго длился;
Рим наконец, кляня судьбу,
От протестантов отступился.
Слагаться начал новый быт,
Снимались старые вериги,
И тщетно хитрый иезуит
Стал в ход пускать свои интриги.
Опутав в сети целый свет,
Ряд тормозов был наготове…
Жизнь шла вперед, твердя в ответ:
«Eppur si muove!»
Напрасно сила, власть и гнет
В союз вступали с иезуитом,
Жизнь не стояла – шла вперед…
В народе сдавленном, забитом
Явилась мощь: был страшен взрыв
Ожесточенья вместо стонов,
Когда отчаянья порыв
Рождал Маратов и Дантонов,
Когда равнял всех эшафот,
Когда среди потоков крови
Кричал неистово народ:
«Eppur si muove!»
Прошли года; утих взрыв масс,
Освоясь с мыслию простою,
Что всё в движении у нас,
Что в жизни места нет застою,
Что жизнь не в силах подавить
Ни Чингисханы, ни Аттилы,
Что силу жизни не сломить,
Что нет плотин от этой силы
И что пора простор ей дать,
Чтоб в каждой мысли, в каждом слове
Могло торжественно звучать:
«Eppur si muove!»
1868
346. «Очень грозен горизонта…»
Очень грозен горизонта
Политического вид,
От Кале до Геллеспонта
Всё с смущением твердит:
«Близок взрыв! близка невзгода!»
Шовинисты ж тешат нас:
«Для защиты, мол, народа,
Для блаженства целых масс
Нам война нужна и слава…»
Ах, отстаньте! Полно, право,
Вам нести всю эту ложь —
Нужен вам грабеж!
Там, над Сеной, в кабинете
Сидя, думают порой:
«Чем бы это нам на свете
Отличиться пред толпой?
Рейн бы взять… Тогда в народе
Не желали б перемен…»
И тотчас же в этом роде
Речь заводит Жирарден:
«Рейн нужней, мол, чем свобода,
Для французского народа!»
Что ж, ведь это, чай, не ложь —
Любят там грабеж!
План затеяв исполинский,
Бисмарк думает тайком:
«Всю Германию – берлинской
Нужно сделать!.. Всех прижмем,
Вырвем с силой молодецкой
Лотарингию, Эльзас…
Где звучит язык немецкий —
Там добыча есть для нас».
И толкует он народу:
«Эй, народ, свою свободу
Ты в единстве лишь найдешь —
Надобен грабеж!»
В одряхлевшем Ватикане
Тоже думают, кряхтят,
Совещаются о плане
Старину вернуть назад,
Чтоб в провинциях свободных
Снова папа править стал,
«Много там статей доходных!» —
Шепчет каждый кардинал.
А вкруг них уже в народе
В Риме крики о свободе…
Ватикану невтерпеж —
Он вопит: «Грабеж!»
Больше чем четыре века
Занят турками Босфор;
За «больного человека»
Турка знают с давних пор.
Доконать его есть средство,
И вопрос теперь весь в том,
Как начать делить наследство,
Что кому отдать потом.
Так на этом стало дело…
И теперь кричат все смело,
Чуть о турке речь начнешь:
«Караул! Грабеж!»
1868
347. «Для грозной силы неприятно…»
Для грозной силы неприятно,
Когда подавленным понятно,
Что больше нечего терять,
Когда родится убежденье,
Что смерть отраднее мученья,
Что с жизнью нечего терять,
Когда всё массою восстанет
И грозный крик повсюду грянет:
«Нам больше нечего терять!»
1868
348. «О свободе громких фраз…»
О свободе громких фраз
Много слышится у нас,
Но сознаться хоть обидно,
А свободы всё не видно…
Так же бедствует народ,
Так же всё стесняет,
Словом, по усам течет,
В рот не попадает.
Много нам реформ и льгот
Обещали каждый год,
Мы всё ждали, ждали, ждали…
Наконец нам льготы дали,
Только впрок нам не пошло,
Толку вышло мало:
По усам-то потекло,
В рот же не попало.
Власть твердит народу: жди,
Лучше будет впереди,
Но народ уж плохо верит,
На аршин он старый мерит
И, о льготах слыша речь,
Говорит: «Смотрите,
По усам-то будет течь,
В рот же – и не ждите».
<1869>
349. СВОЙ ИДЕАЛ
(РАЗМЫШЛЕНИЯ ОДНОГО ИЗ «НЕДОВОЛЬНЫХ» ПО ПРОЧТЕНИИ «ВЕСТИ».)
Глаз видит, да зуб неймет.
Пословица
Упрекают все меня в застое,
Говорят, что я б, вишь, не желал
Улучшений в быте масс… Пустое!
Создан мной давно свой идеал.
Не балуя хамова отродья,
Не внося губительных начал,
Я б улучшить быт простонародья
До известной степени желал.
Пусть мужик у нас не ест мякины,
Хлеб всегда пусть будет у него,
Даже в праздник щи из солонины
Пусть себе он варит… Ничего!
Я кормлю охотно попугая,
Я кормлю собаку и коня,
Рад рабочего кормить я, зная,
Что он тратит силы для меня.
Пусть тепло одет крестьянин будет:
Пусть сермягу толстого сукна
И тулуп он сам себе добудет,
Шапка тоже для него нужна,
Ну и лапти не должны быть худы
У рабочего – не то беда!
Может слечь мужик мой от простуды,
Я лишусь рабочих рук тогда.
Я совсем не враг и просвещенью —
Пусть заводят школы мужики,
Пусть детей их и письму и чтенью
Обучают сельские дьячки.
Мне рабочий грамотный полезней…
Я беречь согласен мужиков,
И в селе на случай их болезней
Разрешить больницу я готов!
Но затем, устроив быт рабочих,
Я б смотреть за ними строго стал,
И чтоб власть иметь тут, я бы прочих
Вольнодумств в реформах не желал.
Улучшенья быта – не свобода,
С улучшеньем быта мужики
Дать должны нам более дохода,
А не шляться вечно в кабаки.
Даже пусть считается свободным
Наш мужик – но только на словах,
Ведь тогда лишь будет он мне годным,
Если он вполне в моих руках,
Если всё, что труд его приносит,
Собирать возможность мне дадут.
Пусть мужик мой пашет, сеет, косит —
На себя беру я тоже труд.
Труд большой, мне с ним хлопот немало:
Нужно мне доходы собирать;
Назначение для капитала
Нужно мне приличное искать.
Я б зимой поехал жить в столицу,
Роскошью торговлю поощрять,
А потом махнул и за границу
Честь России с шиком поддержать.
Подражая рабски иностранцам,
Я б усвоил речь их, нравы, вкус —
В Лондоне б был истинным британцем,
Жить в Париже стал бы как француз.
Иль, чтоб сказкой стать молвы стоустой,
Патриота б корчил я подчас:
Стал бы есть в Париже щи с капустой,
Стал бы в Лондоне пить русский квас.
Жил везде б я пышно и богато,
И, во славу родины моей,
Чисто русский тип аристократа
Я в себе б осуществил, ей-ей!
А таких, как я, у нас немало —
Жаль, реформы губят нас вполне…
Эх, когда б их все начать сначала
Да побольше бы дать воли мне!
Не балуя хамова отродья,
Не внося губительных начал,
Я б улучшил быт простонародья
И осуществил свой идеал.
<1869>
350. «Орел французский встарь вносил…»
Орел французский встарь вносил
Свободу, братство и раве́нство,
И вдруг теперь он поступил
В распоряженье духовенства.
Он защищает мрак и гнет,
Он с иезуитом, он с прелатом…
Не прав ли тот, кто назовет
Орла французов – ренегатом?
1869
351. «Плантаторам рабов отдали напоследках…»
Плантаторам рабов отдали напоследках,
Чтоб из рабов они сок выжали пока…
Рабов же, как зверей, запертых в тесных клетках,
Дразнить свободою хотят издалека.
Но если раб, как зверь сорвавшись с цепи, смело
По трупам палачей себе проложит путь —
Кто в этом виноват? Чье это будет дело?
Кого за сотни жертв придется упрекнуть?
1869
352. ТРИ СЫНА
У отца три сына было…
Старший говорит:
«В вицмундире очень мило,
И я буду сыт».
Вот другой промолвил смело:
«Я же – на коня!..
Бить врагов – святое дело,
Отпусти меня!»
«Ну а ты, – спросил родитель
Третьего, – куда?»
– «Мир велик, я сочинитель,—
Вот моя звезда!»
Старший служит, есть уж дети,
Сам солидным стал;
Генерал второй, а третий…
Без вести пропал.
<1870>
353. <Э. ШНЕЙДЕРУ> («У вас в Крезо теперь волненья…»)
У вас в Крезо теперь волненья,
Там прав рабочие хотят,
Для вас большое затрудненье
При этом вышло, говорят.
Как президент права народа
Должны вы свято охранять,
А как заводчик вы дохода
Себя не любите лишать.
Но вы… вы сладили с скандалом
Бригаде войска с генералом
Так беспристрастно вами тут
Был поручен третейский суд.
1870
354. «У министров буржуазных…»
У министров буржуазных
Много планов, мыслей разных,
Много есть затей;
У простых людей —
Только баррикады,
Рады иль не рады…
Да пришла пора —
Ça ira!
1870
355. МЫ – ОСОБЬ СТАТЬЯ![79]79
Мы получили это стихотворение при следующем письме автора: «М. г., прилагаемое при сем стихотворение „Мы – особь статья“ предназначалось мною для газеты „Весть“, как для органа тех немногих представителей столбовых, к числу которых принадлежу и я – автор этого стихотворения и к которому, как я слышал, принадлежите и вы, м. г., принявшие на себя редакторство „Искры“. Но „Весть“, несмотря на поддержку ее нами, прекратилась за истощением средств; поэтому я решился обратиться к вам с просьбою дать место моему стихотворению в вашем журнале, на который у нас, столбовых, теперь единственная надежда. Положитесь на нас – мы вас поддержим. Примите и проч.».
[Закрыть]
(ИЕРЕМИАДА ОДНОГО ИЗ ПОСЛЕДНИХ МОГИКАН НА ВСЕРОССИЙСКОЙ ПОЧВЕ)
C’est vrai, mon cher![80]80
Это так, мой милый! (Франц.) – Ред.
[Закрыть] И спесь и чванство
Не в духе нынешних идей,
Но наше старое дворянство
Не грех бы поддержать, ей-ей!
Ведь что ж нибудь да значат предки?
Ведь что ж нибудь да значит кровь?
У нас же столбовые редки,
Дворян пекли так много вновь:
Крапивным семенем врывались
В наш круг аршинники, кутья;
Но всё же мы еще остались,
И всё же мы – особь статья!
Наш род богат был, был звездою
Екатеринина двора,
Ее щедроты к нам рекою
Лились – блаженная пора!
Нас сам Державин в одах славил,
Но вдруг – переменился взгляд,
Перевернул всё круто Павел,
Пустив в ход гатчинских солдат.
С тех пор простора стало мало
Для нашего житья-бытья
И вся Россия забывала,
Что мы у ней – особь статья.
Стеснен был ход родам дворянским,
И parvenus[81]81
Выскочек (франц.). – Ред.
[Закрыть] презренных рой
Полз за кутейником Сперанским
Бюрократической стезей.
Был век подьячих, век лакеев,
Век кантонистов и ханжей,
И во главе всех Аракчеев…
Затем предания свежей
Давайте вспомним: плац-парадом
Русь увлеклась до забытья
И к нам совсем уж стала задом,
Забыв, что мы – особь статья.
Фельдфебеля, не gentil’homme’a,[82]82
Дворянина (франц.). – Ред.
[Закрыть]
Успех на службе ждал тогда,
И тихим шагом в три приема
Шли люди в люди в те года.
Нам не везло в эпоху эту,
Пришлось именья заложить,
Долг опекунскому совету
Возрос, нам нечем стало жить…
Как вдруг – реформы… Стало жутко,
Но, ободрившись, думал я:
Всё это так… всё это – шутка,
Нас вспомнят… Мы – особь статья!
Но нет! Крестьянам очень ловко
Отрезан был от нас надел,
Сословных прав нивелировка
Пошла, и глядь – мы «не у дел».
В суде мы – нуль, и в земстве тоже
Наш голос часто очень слаб…
Что ж, неужели же, о боже,
И впредь так будет?.. О, когда б
За наше право крепостное,
За роскошь барского житья
Нам дать хоть что-нибудь такое,
Чтоб были б мы – особь статья.
Пусть даже в формах либеральных
В отчизне ход нам будет дан,
Взамен традиций феодальных
Пусть воскресят боярский сан,
Дадут нам власть, значенье лорда.
Нам не по сердцу было б, что ль,
И право так держаться гордо,
И политическая роль,
И средства жить полуцарями?
Нет! ряд реформ – галиматья,
Коль прежде не займутся нами,
Parbleu![83]83
Черт возьми! (Франц.) – Ред.
[Закрыть] Ведь мы – особь статья!
1870
