Текст книги "Модельер"

Автор книги: Дмитрий Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)

Сав расхохотался, и хохотал так, что, должно быть, перебудил жильцов на добрых два этажа вверх.

– Именно за это я тебя и люблю, приятель. В тебе копятся слова… в каком-то резервуаре… из тебя ведь и слова не вытянешь! А потом, когда он переполняется, открывается кран, – Сав тычет в торчащий из стены носик, с которого Влад сцеживал себе в чайник воду. – И они начинают из тебя извергаться.

Владу уже расхотелось говорить. «Видно, – подумал он, – резервуар опустел». Захотелось вновь почувствовать между пальцами карандаш. Нужно доделать пару эскизов.

Когда Влад наконец-таки вспомнил о номере, который ему прислали из редакции, нашёл то письмо и выскочил под дождь к телефону-автомату, миновало уже четыре недели. Февраль сошёл на нет, снег исчез за какую-то пару дней, как будто по ночам на питерские улицы высыпали ушастые звери с большими плоскими зубами, которые этим снегом питались.

После четвёртого гудка ответила девушка. Влад представился и сказал, в каком номере публиковался. Рассказал о письме. В джинсовой куртке было холодно и мокро, зонтика у него не водилось. Кажется, все те унылые мысли с проблесками восторженной мании, которые не покидали его голову все эти дни, подзамёрзли и ползали между ушами, словно только-только очухавшиеся после зимней спячки бабочки.

Тем временем, его соединили (через ещё один голос, механический, словно голос робота; и тоже женский) с громогласной валькирией, слушая «алло!» которой Влад ощутил себя букашкой, беспокоящей по какой-то малости Господа Бога. Все люди работают на серьёзных должностях, делают общественно-полезную работу, как его отец, – Влад на секунду забыл, что он звонит в редакцию журнала мод, где благами для общества даже не пахнет – а он сам так, мелкий несчастный паразит.

– Да, да, – оживилась валькирия, когда он представился уже в третий раз (второй раз Влад ляпнул своё имя голосу робота). – мы давно ждём от вас звонка! Мне хотелось бы посмотреть на ваши костюмы поближе. Где и когда вас можно поймать?

Влад объяснил и отключился. Хищное «поймать» валькирии звучало в голове всю дорогу обратно.

* * *

То, что именно она пришла посмотреть на его работы, Влад узнал много позже. По телефону казалось, что такая брунгильда (а по совместительству – наверняка главный редактор) не будет сама ходить за эскизами, а отправит служивых.

Прошедшее время для него исчислялось списанными манекенами, которых удавалось добыть через Виктора и коллег Рустама – с ними со всеми Влад старался поддерживать связь. Эти люди находили его странным, но чрезвычайно талантливым; Влад не стремился развенчать это мнение. Откровенно говоря, ему было всё равно.

Манекены давно уже не помещались в его каморке, так что он расставил их по тёмным углам подвала, не слишком-то заботясь о визитёрах вроде бездомных или коммунальной службы. Ни те ни другие не появлялись – во всяком случае, когда Влад был дома. Манекенов было уже шестнадцать, для последнего одежда была почти готова, и когда он вышел в подвал, чтобы втащить бедолагу в каморку и примерить платье, то обнаружил тело.

Нет, не очередной бродяга, и даже не жертва маньяка, которую подкинули сюда в надежде хоть ненадолго, но спрятать тело – Влад всегда готовился к самому худшему. Это женщина средних лет, миниатюрная и ухоженная – разве что волосы и одна скула испачкалась при падении в тяжёлой влажной пыли. И, что самое главное, живая.

Влад приподнял её, проверил, не ударилась ли при падении головой, но не нашёл ни шишек, ни каких либо видимых отметин. Пошарил в округе, обнаружив сумочку и крошечный брелок-фонарик, который выключился при ударе об пол. Сам он давно уже прекрасно обходился здесь без света. Вот оно что… она решила себе подсветить, и увидела один из его манекенов. Должно быть, вон тот, в сарафанчике с саранчой и старом противогазе… И грохнулась в обморок. А кто бы из нормальных людей не грохнулся? При входе же не висит табличка, предупреждающая, что здесь самоорганизовался музей авангардного искусства и андерграундной – во всех смыслах – моды.

Влад никогда не занимался спортом, но в генах было что-то от отцовской великанской стати. Руки к двадцати двум у него были с негнущимися суставами, но железобетонные, и вызывали ассоциации со стрелами подъёмного крана, а грудная клетка широкая, как у пловца. У всех, кто его видел, складывалось впечатление, что этот человек не менее шести часов в неделю проводит в тренажёрном зале. Впечатление немного портила горбатая спина, прямой дорогой к которой вёл сидячий образ жизни, но Влада не заботило, какие впечатления он оставляет у людей.

Кроме того, занятия кожевным делом способствовали развитию кистей рук и пальцев.

Он без труда поднял женщину и внёс к себе в коморку. Сколько времени пройдёт, пока она не очнётся?.. Десять минут, двадцать? Влад положил её на кушетку; пальцы завозились с пуговицами куртки. Водолазка и лосины, всё облегающее. Отлично!

Он выскочил в подвал; огляделся. Что бы попробовать? То самое платье с саранчой? Заляпанный кровью сарафан? Нет, всё это и без того будет сидеть отлично – крой там стандартный. А вот штуку, над которой он возился последний месяц в театральной мастерской, да незаметно от Виктора увёл домой, просто необходимо примерить на живом человеке.

Это узкое в талии платье с колоколообразной юбкой, которую Влад безжалостно оборвал, так, что даже колени оказались открыты. Рукава он надорвал в районе плеч так, чтобы в эти отверстия можно было просунуть руки: можно ходить и так, закинув рукава за спину. Кроме того, он пришил капюшон и оторвал все декоративные рюшки, блестящие пуговицы, оставив пару на самых видных местах, вытянул шнурки, пропустив вместо них обыкновенную бечёвку. Девиз этого костюма был: «от любой непрактичной вещи мы оставим только то, что нам на самом деле необходимо», но смотрелось оно громоздко, словно уродливая старая телебашня в окружении блестящих небоскрёбов.

Влад осторожно усадил женщину, спустив ей ноги на пол, измерил пульс. Размеренный, как часы. Тыльной стороной ладони попытался стереть с лица грязь, но только её размазал. Что это, она приходит в себя?.. Нужно торопиться. Платье наделось прямо через голову, модельер затянул в нужных местах шнуровку, оправил юбку и отступил, чтобы оценить результат. Мало что понятно… может, привести её в чувство? Да нет, вряд ли тогда она будет позировать.

Решение пришло неожиданно. Влад отыскал моток крепкой верёвки, поставил девушку на ноги и привязал к батарее труб, тянущихся вдоль одной из стен, предварительно проверив, чтобы там не было слишком горячих или холодных.

Вот, другое дело. Теперь можно оценить результат работы – и, нужно сказать, платье сидит вполне прилично. Конечно, поверх остальной одежды оно идёт неприятными на вид складками, но тут уж ничего не поделаешь. Не раздевать же её полностью…

Зашевелилась, распахнулись глаза. Громко всхлипнула. Влад уже успел отойти к столу приготовить чай; наблюдал оттуда, как она вертит головой и пытается понять, где оказалась.

– В горле не жмёт? – озабочено спросил он.

Женщина увидела его и дёрнулась, пытаясь освободиться. Влад, отхлебнув из чашки, протянул было руку, чтобы помочь, но увидел, как побелело лицо гостьи. Подбородок мелко дрожал, она хотела закричать, но не могла выдавить ни звука.

– Я всего лишь хочу вас развязать, – сказал Влад. Сделав шаг, в несколько движений освободил женщине руки. С узлами на ногах она справилась сама.

– Простите, – Влад отошёл к столу, пытаясь справиться с волнением. Он будто бы только сейчас осознал, что натворил, и какие это может иметь последствия. – Я хотел посмотреть, как это дерьмо будет смотреться на живом человеке. Может чаю? Точно нигде не жмёт? Не бойтесь, это не змеи – всего лишь рукава. Да, они так и должны болтаться за плечами.

Женщина осмотрела себя. Увидев наряд, побелела ещё больше. Скосила глаза на Влада, который по прежнему стоял возле стола и пытался вспомнить, клал ли он в чай сахар, или нет. Попробовать – вдруг она сочтёт кружку в руках за угрозу, подумает, к примеру, что он собирается облить её кипятком?.. А вот от человека, который крошечной ложечкой кладёт в чай сахар, ожидать дурного никому и в голову не придёт! Вот только – что, если сахар он уже клал? Не хотелось бы испортить напиток.

Пока он думал, женщина подхватила с пола сумку и, поддев ногой дверь, выскочила наружу.

Отпустило. Ощущение сюрреализма ситуации пропало, скрылось за дверью вместе с гостьей и простучало торопливой дробью шагов по лестнице в подъезд. Влад расхохотался и запустил чайной ложечкой в дверной проём. Появившемуся спустя двадцать минут Саву он сказал:

– Меня теперь считают за маньяка-убийцу. Возможно, скоро здесь будет полиция.

Он рассказал, что случилось, и Савелий запустил в волосы пальцы.

– Вот это да! – сказал он с восхищением. – Ну ты даёшь, братец!

– А что мне ещё оставалось? – Влад постукивал ногой по батарее, и самый этот звук, казалось, состоял из смущения. – Мне нужен был живой человек для опытов.

– Попросил бы меня. Нет, я не навязываюсь к тебе в модели, не подумай, но ты сам не подозреваешь, сколько фриканутных мадам есть в ближайшем твоём окружении!

– Интересно, что она чувствовала, когда очнулась? – задумчиво спросил сам себя Влад.

– Ты порвал её зону комфорта в клочья.

– И хорошо. Мне никогда не хватит духу выглянуть за свою. Ей так понравилось платье – то, которое я принёс из театральной мастерской, – что она даже не стала переодеваться обратно!

– Ой ли? – сказал Сав.

Никто не пришёл их задерживать. Следующий день ровно в двенадцать часов преподнёс им осторожный стук в дверь. Она приоткрылась, и Влад узнал вчерашнюю гостью. Дождавшись кивка хозяина, женщина появилась целиком, аккуратно повесила на спинку стула платье, которое вчера утащила на своих плечах.

Влад рисовал: расположившись прямо на полу и обложившись карандашами, словно ребёнок, он ваял очередной эскиз. Сав сидел с ногами на диване; под звуки текущей по венам дома воды он играл в пирата, спасающегося с терпящего кораблекрушение судна на шлюпке. Когда раздался стук в дверь, он аккуратно прислонил весло-швабру к спинке.

Сейчас, скрестив руки, он смотрел на гостью, а та мялась возле двери, словно ждала особенной реакции на своё появление. Ребята смогли наконец хорошенько её рассмотреть (хотя Владу, казалось, не было до неё никакого дела). Очень миниатюрная, блондинка с короткой стрижкой, не поймёшь при таком тусклом свете, крашеная или натуральная. На вид лет тридцать или около тридцати, в джинсах с высокой талией и водолазке – той же, что и вчера. Не полная, но и не совсем плоская. «Возможно, у неё даже есть ребёнок», – подумал Савелий, рассматривая округлые бёдра.

Она невразумительно помахала рукой и протянула Саву, который был ближе, сложенный вчетверо тетрадный лист. Сав прочитал:

– «Простите».

Посмотрел на женщину. Она сделала в воздухе пасс, и Зарубин перевернул листочек. Там было написано:

«Меня зовут Юлия. Прошу прощения, у меня сейчас нет голоса.»

Он перечитал это вслух, и посмотрел на Влада. Не отвлекаясь от рисунка и болтая в воздухе ногами, тот спросил:

– Случайно не со вчерашнего дня?

Женщина покраснела и быстро закивала. Развела руками.

Влад оторвался от эскиза и в упор посмотрел на неё.

– Я не хотел вас напугать.

Юлия снова сделала движение кистью, и Сав зашелестел бумагой.

– «Я знаю. Поэтому я пришла просить прощения за свою несдержанность – вы же творческая натура. Мне нужно было готовиться. Врач сказал, что голос скоро восстановится.»

Она продемонстрировала обворожительную улыбку и кивнула Саву: мол, читай дальше.

– «Заодно хотелось бы обсудить вашу одежду. Я… можно сказать, была впечатлена с самого начала». Смайлик, – озвучил Сав, немного насмешливо посмотрев на Влада. Из рассказа друга он уже знал, насколько была впечатлена Юлия.

Он развернул листочек, разгладил на колене. Там не было живого места – клочок бумаги густо исписан с обоих сторон, перед каждой строчкой стоял порядковый номер. Что и говорить, Юлия хорошо подготовилась. Разговор им предстоит долгий.

В руках появился блокнот, она быстро записала в него несколько слов, протянула Саву. Он прочитал и ответил:

– Он Шерлок Холмс. Я его Доктор Ватсон. Прошу вас, садитесь.

Сав спустил ноги и похлопал ладонью по дивану рядом с собой. Женщина будто бы не заметила жеста, но примостилась на краешек стула, положив себе на колени сумку. В тусклом свете она походила больше на огромного кота, и у Влада немедленно возникла идея сделать когда-нибудь сумки в виде кошек. Чем больше соответствие, тем лучше – а лучше всего использовать натуральную кошачью шерсть, или вовсе делать сумки из чучел. Пока он обгрызал карандаш, обдумывая эту идею, Юлия продемонстрировала Саву два пальца, и он прочитал строчку, значащуюся под вторым номером:

– «Я редактор издательства «Винг Пресс». «Подиум» находится под нашим, если можно так выразиться, крылом».

Третья строчка.

– «Я бы хотела отобрать для нашего издания несколько самых лучших работ и сделать ряд фотографий».

Блокнот кочевал из рук в руки.

– «Но теперь я вижу, что это невозможно. Все эти эскизы я буду смотреть до завтра…»

– Вы бы стали носить то, что я рисую? – перебил Савелия Влад. Он поднял глаза на девушку, разглядывая неуверенную улыбку.

– «Я покрутилась в нём дома, перед зеркалом. Пока ехала домой – в скобочках – вчера я была не на машине – люди смотрели странно. Наверное, это от того, что вы надели его на меня поверх лосин». Да это и нельзя назвать повседневной одеждой, – внёс свою лепту Савелий.

Чтобы Саву было удобнее читать, женщина переместилась на диван и снова склонилась над блокнотом.

– Так… он и сам знает, что он гениален. – Сав уже устал озвучивать, и ушей Влада достигали теперь только его комментарии. Влад снова занялся эскизом. Высунув язык, он штриховал нужные места волосяными линиями. – Да, конечно, вы можете пройтись с фотоаппаратом по подвалу, дверь вон там… я могу составить вам компанию, но уверен, вы и сами найдёте все манекены. Они расставлены там по углам и за колоннами. Да нет, он не всегда такой молчаливый, возможно, просто стесняется… с интервью, думаю, проблем не будет. Я дружу с этим нелюдимым типом уже давно и знаю про него самые отвязные байки!

Сав расхохотался, Юлия уголками губ сымитировала улыбку и неодобрительно двинула подбородком. Вытащила диктофон, и написала в блокноте наискосок, так, как он у неё лежал на коленях: «Ну что ж, начнём».

Все вопросы были записаны на тетрадном листочке, уже изрядно помятом. Там были вопросы вида: «Как давно вы изучаете историю искусства?» Сав морщился:

– Из какой методички вы их списали?

Влад отвечал благожелательно:

– Я не изучал её совсем.

Юлия ткнула в следующий вопрос и подмигнула Савелию.

– «Как же вы тогда работаете?»

Мол, вовсе не из методички. Все модельеры начинают с того, что штудируют историю моды, ходят на многочисленные курсы и семинары, начиная с фундамента выстраивают внутри себя замок моды, чтобы потом, много позже, прибавить к нему собственную башенку или даже крошечный балкончик с резными перилами. Ведь даже это – огромная удача.

Влад же начал с того, что построил себе в лесу хибару из говна, веток и оставленного туристами мусора. Двухэтажную хибару с верандой, закрученной штопором лестницей и мозаичными окнами из бутылочного стекла.

– Интуитивно… ой, нет! – Влад замахал руками. – У меня есть убеждения. Я хочу заставить людей смотреть на то, от чего они отворачиваются.

– Главное, не делать это слишком для них внезапно, – сказал Сав, и, прикрыв ладонью рот, посмотрел на Юлию. Та сделала вид, что не заметила этого взгляда. Пихнула Сава локтем под рёбра и ткнула в бумажку, мол, читай следующий.

– «Хотите, чтобы выйдя на улицу можно было гарантированно встретить человека в одежде из вашей коллекции?»

Влад поморщился.

– Я же знаю, что это невозможно.

– «Для начала можно сделать одежду как можно более доступной.»

– Это само собой разумеется, – Влад поморщился. – Но вообще, моё дело – придумывать, рисовать и работать придатком к швейной машинке. Если судьба так распорядится, обо всём остальном позаботятся уже другие люди.

Беседа продолжалась.

«Мы сделаем интервью на разворот», – написала Юля. Размяла пальцы, продолжив яростно писать: – «Я уверена, он прирождённый законодатель мод. Будущий, разумеется. Если вы называете себя его доктором Ватсоном, то могли бы как-то ускорить процесс».

«Я и ускоряю», – возмутился Сав. Из уважения к Владу, вслух он не произнёс ни слова, а записал ответ на полях блокнота. – «Я создаю ему все условия для работы».

«И конечно, ваши интересы корыстны», – был ответ.

«Мигера!» – написал Сав и стал смотреть, как желтеет лицо гостьи. Насладившись зрелищем, он приписал: – «Я бы заработал куда больше денег, если бы занимался собственным делом, а не торчал здесь целыми днями. Мы друзья! Что вы понимаете в мужской дружбе?»

Они выдирали друг у друга блокнот и самозабвенно строчили подколку за подколкой.

– Что вы там делаете? – прозвучал в тишине голос Влада. – Играете в крестики-нолики?

Он давно уже не рисовал, а наблюдал, как сменяются на лицах эмоции.

– Ничего, – смутился Савелий. – Я рассказываю корреспонденту о твоём каждодневном графике. И записываю, чтоб не забыла. Это принесёт куда больше пользы, чем вот этот диктофон.

Корреспондент беззвучно фыркнула, а друзья согнулись от смеха.

После того, как Юлия отыскала и сфотографировала все пятнадцать одетых манекенов, Савелий, превратив лицо в непроницаемую маску, зачитал с листа:

– «Я буду всячески содействовать вашему пиару. Вы самый подающий надежды молодой человек из всех, что я встречала». Это было написано вами дома. Вот, смотри, Владик, идёт под последним пунктом. Вы всем интервьюируемым такое говорите?

Женщина кинула на Савелия уничтожающий взгляд и написала на обороте одного из эскизов:

«Я знала заранее».

С этого времени в личной владовой когорте появился ещё один человек, которого он смог бы назвать полководцем своей пластиковой армии. Второй, и – Влад от души на это надеялся – последний.

Эти двое словно кусочки одного пазла, которые по всем признакам должны были сойтись, но почему-то не сошлись.

Савелий раздражал Юлию. Она, должно быть, считала его за Годзиллу и Кинг-Конга, словом, за разрушителя творческого спокойствия её новоявленного кумира. Хотя Сав видел куда глубже, он мог разглядеть в этом видимом творческом спокойствии целые массы подводных течений, настоящие водовороты под толщей льда и снежной позёмкой мудрости.

– Он молчит, – однажды сказал он ей, – и поэтому кажется кем-то вроде буддистского монаха. На самом деле он обыкновенный раздолбай.

Сам он относился к Юлии вполне благожелательно, хотя и с некоторой иронией. Когда наружу начинали проситься фирменные глупые шутки (которые непременно задевали Влада), лицо её каменело, так, что хотелось сфотографировать его и отправить в журнал «Вокруг Света», как великолепный образчик средневекового каменного зодчества, возможно, кого-то из авторов исполинов с острова Пасхи.

Что-то в жизни Влада поменялось. Она ускоряла темп, словно снежный ком, который докатили до уклона и спихнули вниз. Дальше он уже сам – растёт, набирает скорость.

Теперь в жизни было два человека, которых Влад, собственно, туда не звал, но от которых проблематично было убежать и спрятаться за стеной холодного молчания. Сав с лёгкостью разбивал её какой-нибудь глупой, но ужасно забавной шуткой, а Юлия находила лазейки, пользуясь своей назойливостью и неотступностью.

Как они с Савом узнали позже, Юле было тридцать два. Она работала главным редактором модного журнала, и была, должно быть, на короткой ноге со многими важными людьми. Когда она выходила в свет в чёрном жакете и брюках или длинной юбке, на плечи ей взбиралась самая горделивая осанка, что довелось увидеть Владу. Именно такая, казалось, создаёт пропасти между людьми. Но и тогда Юлия умудрялась одаривать Влада и даже иногда Савелия ласковыми и слегка смущёнными улыбками.

Она возвышалась над мужчинами, словно мама-жирафиха над неокрепшими жирафятами. Если бы это водилось за людьми, она бы непременно каждый день вылизывала им макушки, – полагал Влад.

«Не могу поверить, как тебе удалось какими-то куклами заставить грохнуться меня в обморок», – писала она, и ручка дрожала от негодования.

Влада забавляло то, как пытается она казаться железобетонной. Как демонстрирует всем свою скорлупу, не замечая, что скорлупа эта уже расколота, что стоит приложить усилие в нужном месте, как от неё не останется и следа.

Разведена, есть ребёнок: девочка по имени Ямуна. Семь лет назад у Юлии был период увлечения востоком, томной жаркой Индией, который прошёл так же внезапно, как и начался. Но он оставил свои следы: в свидетельстве о рождении дочери, в строке «имя» значилось название индийской речушки, быстроногой и шумной.

Это была робкая малышка с большими выразительными глазами. Юлия несколько раз брала с собой её к Владу, пока они втроём с Савом пили чай перед «алтарём моды», как окрестила телевизор с вечным fashion'ом Юлия, Ямуна играла в исследователя подземелий, бегая с карманным фонариком по подвалу. Бывало, мать забывалась, пытаясь повелевать ею, как всеми остальными (конечно, разговаривать женщина пока не могла, но обладала уникальной способностью демонстрировать своё отношение к тем или иным вещам осанкой и парой-тройкой незначительных мелочей в мимике, которые в исполнении любого другого человека вряд ли что-то бы значили), и тогда в глазах Ямуны загорался самый настоящий бунтарский огонь. Следуя философии, в которой была зачата и родилась девочка, можно предположить, что её душа – душа кого-то из великих мятежников прошлого.

Возможно, Юля нарастила эту скорлупу именно ради дочери.

Статью напечатали. Как и обещали, интервью на целый разворот, перемежающееся фотографиями и эскизами. Уже через день после выхода номера в тираж Юлия написала на сотовый Саву, что есть пара человек, которые хотели бы пообщаться с юным дарованием.

– Она написала: это представители модельных домов, – выдал свой комментарий Сав.

– Что им нужно?

– Ты что такой испуганный? Хотят поклониться тебе, как идолу, наверно. Я-то почём знаю. Назначишь встречу – узнаешь.

– Назначь, пожалуйста, за меня.

Сав прищурился.

– Ты ведь не сбежишь в окно?

– Не сбегу, – вздохнул Влад.

Почему-то перспектива встречи с представителями модельного бизнеса – с настоящими модельерами, а не кем-то из кустарных самоучек, вроде себя самого, или с крепкими, знающими профессионалами, сфера приложения усилий и знаний которых лежит не в будущем, а в прошлом – пугала Влада. Он не знал, как себя вести: то ли надменно – они то, против чего он фактически борется – то ли вежливо и безлично.

* * *

Весна заканчивалась на душевной, испятнанной семенами одуванчиков, ноте. Орали коты, каналы, натужно пыхтя, пропихивали под мостами последние партии оттаявшего мусора. Крыши гудели, нагреваясь с каждым днём всё больше, солнце ластилось к ним, сверкая лукавыми глазами в чердачных окошках. В соседнем к владовому доме обрушилась старая печная труба и сильно помяла припаркованный возле подъезда мотороллер. Сезоны кружились вокруг Влада, точно выведшиеся у него в подвале комары, и он вяло махал руками, надеясь разогнать время ещё сильнее. В этом году он разменял второй десяток и вступил, наконец, в третий. Многие великие начинания закладываются на третьем десятке (реже – на четвёртом), всё же, что было раньше – просто игры во взрослых. Так же, мог бы добавить Савелий, как и первая любовь: в четырнадцать-пятнадцать лет кажется, что это на всю жизнь, и что невозможно любить сильнее.

Влад никого ещё не любил – кроме своей работы. Так что в какой-то мере с детством он не расставался. И не собирался расставаться ни в ближайшее время, ни когда-либо позже.

Возможно, именно неудачные, несчастливые душевные порывы делают человека взрослее. Делают из его кожи, из коры молодого деревца, такой тонкой и такой вкусной, что, если срезать ножом и приправить муравьиной кислотой, её можно с удовольствием съесть, морщинистую броню. Укрепляют сердце, тем самым превращая тонкий душевный инструмент в мощный насос для перекачивания больших объёмов жидкостей.

Влад не имел понятия, в каком состоянии его кожа и что у него в груди. Возможно, там давно уже всё сгнило. А неокрепшую и неспособную сопротивляться внешним воздействиям шкурку он прикрывал толстой кожей пальто.

Сегодня тепло, и пальто осталось дома. Наверное, поэтому ко всему, что говорилось в его присутствии в стеклянном здании с ослепительно-белыми стёклами и чёрными бутылками без этикеток в баре, Влад имел особенную чувствительность. На встречу он пошёл в драных джинсах, в майке и ветровке с капюшоном, на которую потратил часть скопленных денег.

Это одно из отреставрированных зданий в самом начале Невского, когда ещё не слишком понятно, что это, собственно, Невский. «Дом мод» венчал четвёртый этаж, и через застеклённые, не по местным, в стиле барокко, веяниям, балконы бросал вниз высокомерные взгляды. Видно было, что он отчаянно хочет быть где-нибудь в Нью-Йорке, Эл Эй, или, на худой конец, в Париже, но за окнами всё тот же усталый старомодный Питер.

За стеклянной дверью оказалась прихожая и дверь с золочёной табличкой, а за ней – секретарша, единожды взглянув на которую, Влад укрепился в своей ненависти к глянцу.

– Лифт у вас такой, будто ехать на нём на сто четвёртый, – сообщил он ей.

– Что? – она явно не расслышала. Влад частенько мямлил, когда общался с незнакомыми людьми. – У вас назначено?

Влад представился, разглядывая огромные фотографии на стенах, журнальные вырезки (точнее, целые развороты и обложки – до вырезок этот мафиозный дом уже не снисходил), и секретарша, помахивая формами, отвела его в кабинет к какой-то ещё не успевшей раздуться, но достаточно амбициозной шишке. Было ей за тридцать, обладала она женственным голосом, звериными повадками, костюмчиком и блестящим столом из тёмного стекла. Там, помимо чистящего средства и набора салфеток, не было почти ничего, кроме обычных офисных мелочей: складывалось впечатление, что шишка целыми днями трудилась разве что над полировкой столешницы.

Властелин полировочных средств предложил Владу присесть (обивка кресла скрипела звучно и качественно – ни в какое сравнение кресло в подвальной каморке с ней не шло), а после начал разговор:

– Кое-кто в «Винг пресс» считает, что вы привнесёте в наше дело свежую струю. Мы хотели лично с вами побеседовать.

«Третье лицо», если можно так выразиться, было мужчине к лицу. Почему-то, глядя на него, казалось, что никак иначе он – вернее, они – именовать себя не могли.

– А у меня будет такой же стол? – спросил Влад. Мужчина улыбнулся.

– Если будете соответствовать нашим ожиданиям.

Влад занервничал: он себе такой стол не хотел, с ним наверняка много возни, да и альбом наверняка будет скользить и намокать от средства для полировки. Видя колебания Влада, мужчина тоже занервничал.

– Так что, хотите у нас работать, или нет?

Он не представился и даже не подал руки, но на краю стола громоздилась табличка с должностью и фамилией, буквально тыча в нос сидящему огромной надписью. Должно быть, мужчина считал, что это нивелирует все необходимые формальности. Влад предпочёл её не замечать. Он терпеть не мог назойливости. От своей любимой привычки мастурбировать под столом он избавился только потому, что она была очень уж назойливой.

– У меня уже есть работа, – ответил Влад так, будто привезли его сюда в кузове грузовика с кляпом во рту и со связанными руками. Поддерживая в себе эту иллюзию, руки он держал за спиной.

Мужчина добродушно засмеялся.

– Мы знаем. Вам хватает на жизнь? У нас вы будете получать в пятнадцать раз больше.

– Мне хватает на жизнь. Я работаю подмастерьем в театральной мастерской. Ещё ремонтирую одежду. Квартиру не снимаю, не курю.

– Очень жаль. Но!

Мужчина подался вперёд, так, что кресло под ним сдвинулось на своих массивных колёсах и проехало чуть вперёд.

– Кто вы там? Портной, закройщик… кто угодно, только не творческий человек. У нас всё приспособлено под творческих людей. Чтобы они могли думать, работать… да хоть спать на рабочем месте, если это помогает им реализовать свои фантазии. Вы будете прогрессировать под нашей маркой. «Дом мод» – это бренд, устоявшийся и известный на мировом рынке, с чётким контуром, как говорят среди нас, модельеров, – он позволил себе мерзкую улыбку, – но создан он людьми. Такими, как мы. И частью нас, возможно, сможете стать вы – если будете следовать заданным компанией курсом. Мы создадим все условия…

– Ну что? – спросил Сав, когда Влад вышел из кабинета. Он не мог отказать себе в удовольствии взглянуть в лицо друга после одного из немногих самостоятельных контактов с внешним миром. Примчался сразу, как только позволила работа в театре, надо же. Иногда Владу казалось, что Зарубин изучает его для дипломной работы. Всерьёз так думать не позволяла только вероятная длинна дипломной работы, которая должна была в таком случае получиться.

В светлой приёмной стояли диванчики из лакированной кожи. Савелий с комфортом расположился на одном из них; строгий взгляд секретарши, казалось, беспокоил его в разы меньше, чем комары в подвале Влада или уличный бродяга-ветерок, в котором ещё сохранялось дыхание зимы. На столике скопилось уже четыре пустых чашки из-под кофе. Похоже, привычка собирать вокруг себя грязные чашки была с ним везде, куда бы он не пошёл.

Влад пожал плечами.

– Взяли.

– Как это взяли? Они просто мало с тобой общались! – Сав вскочил и побежал следом. Влад широкими шагами шёл к лифту. – Они знают, что ты живёшь в повале?

– По-моему им всё равно, где я живу.

Долго он там проработать не успел. Здесь возвышалась настоящая вассальная пирамида, где стоящие на ступень выше всеми способами старались помыкать остальными. Работы было столько, что в первый же рабочий день Влад не ушёл домой, а остался ночевать, чтобы рано утром продолжить. Работал он не над своими эскизами, а над эскизами старших дизайнеров, перерисовывая их по десятому разу и вновь и вновь скармливая сканеру, чтобы отправить по электронной почте боссу. И однажды он просто тихо смылся через балкон, оставив на рабочем столе недоделанное задание. Поднялся по пожарной лестнице на крышу.

Савелий встретил его в подвале. Он начал казаться Владу предметом родной обстановки. Иногда он уходил на ночь домой или по своим делам, а иногда и не уходил вовсе, заворачиваясь в толстый спальник, устраивался у стены, поближе к трубе отопления. «Я сам ничего особенного не умею», – говорил он Владу. – «Дай я хотя бы посмотрю на тебя».