Текст книги "Модельер"

Автор книги: Дмитрий Ахметшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 22 страниц)

– Оставь всё, что ты слышал об Африке. Может, кто-то и ездит помогать дикарям, но большому городу нужна помощь не меньше. Сам видел, какая здесь антисанитария. Дело, в общем-то, совсем не в этом. Знаешь, что грамотность среди местного населения стремится к нулю? Безработица составляет около семидесяти пяти процентов. Политики… нет, политиками их называть нельзя – государственные деятели сменяются чуть ли не раз в три месяца. Старые, откланявшись и взяв под мышку подарки, загрузившись в купленный за счёт госбюджета автомобиль, уходят со сцены. На их место приходят новые.

– Всё как у нас, – задумчиво сказал Влад. Политика его никогда не интересовала, и сейчас он впервые об этом пожалел. Эдгар производил впечатление человека, знающего всё о государственном устройстве, и его, похоже, это знание нисколько не тяготило. Скорее наоборот, оно задаёт вектор его деятельности. И хотя вектор деятельности был и у Влада (несмотря на то, что один из них периодически разочаровывал другого), Влад счёл, что знания не бывают лишними. – Я имею ввиду, как в Москве.

Влад подумал, что не прочь бы присесть, но количество стульев его смущало. Как будто подопечные Эдгара после какого-то совещания хлынули наружу исполнять поручения, да так и бросили стулья на произвол судьбы. Мол, стройтесь и организуйтесь сами, как хотите.

Эдгар, казалось, засиделся: он с удовольствием лавировал между островков-стульев, прогуливался вокруг стола. Сейчас он свёл вместе ладони, как будто собрался молиться.

– Не совсем. Там власть, у которой рука в мешке с деньгами. Она ворует сама у себя. Здешнюю же государственную политику можно охарактеризовать не иначе, как «власть с протянутой рукой». Люди, которые приходят к власти, просто не знают, что с ней делать.

На лице Влада, должно быть, светилось непонимание, потому как Эдгар терпеливо сказал:

– Сейчас объясню. Видишь ли, почти сорок лет назад мировое сообщество ссудило Уганде денег на бедность. Кризис тогда ударил в основном по Эфиопии и Судану, но аукнулся по всей Африке. ООН прислали гуманитарную помощь, и так как ООН, на такую маленькую Африку, просто огромно, помощь была соответствующей.

Он замолчал, чтобы смочить горло холодным чаем, чашку с которым выудил из-под кипы бумаг. Влад, размышляя, где же здесь подвох, спросил:

– А что, кому-то не хватило?

– Как раз напротив. Хватило всем. Сам понимаешь, такая огромная доза не могла пройти без последствий.

– Они что, присылали какие-то наркотики?

– Нет-нет, просто еду. Рис, зерно, питьевую воду, товары повседневного потребления. Кое-какую технику. Медикаменты. Но скоро запасы закончились и чёрные страны взвыли: опять голод! Опять болезни! – Эдгар кружился по палатке, словно актёр странствующего театра. – Смертность повысилась, голодают дети, неизвестная эпидемия косит скотину… Не прошло и нескольких лет, как вся Африка подсела на ООНовскую гуманитарную помощь. А что до так называемых государственных деятелей… они прекрасно понимали, что политика ничегонеделания – лучшая политика. Собственно, никого они и не обворовывали. Зарплата вполне позволяла на полгодика обеспечить себя и своих близких всем необходимым. А продолжать политику всех прежних лидеров было делом несложным. Всё дело в мотивации, а точнее, в её отсутствии.

Влад начал прозревать.

– Голода не было?

– Конечно, был. Зерно не раздавалось бесплатно, а продавалось перекупщикам. Те, в свою очередь, распространяли его среди населения – по терпимым ценам, но совсем не забесплатно. Совсем уж разленившийся народ правительству не выгоден. Кроме того, если наблюдатели донесут о том, что на полях никто не работает, а скотина бродит сама по себе, помощь быстро сойдёт на нет. Поэтому здесь все такие тощие.

Эдгар позволил себе улыбку.

– И теперь мы стараемся исправить ошибки. Мы не раздаём здесь еду и не ссужаем денег с тем, чтобы через десять лет простить все долги. Это волонтёрская организация, работающая на добровольных началах. Никто из мировых стран нас не финансирует. Мы готовим специалистов. Обучаем людей обрабатывать поля. Даём какие-то элементарные знания, или, по меньшей мере, стараемся привить к ним любовь. Но в первую очередь – в первую очередь мы стараемся обучить энтузиазму. Мы – motivation squad, если тебе хоть что-то скажет это словосочетание.

– Разве можно обучить энтузиазму? – спросил Влад.

– Взрастить энтузиазм, – пафосно, наставительно произнёс Эдгар. – Мы готовим землю, забрасываем семена, ухаживаем… так, как можем. Это трудно объяснить на словах и гораздо легче объяснить действием. Не хочешь примкнуть к нашему скромному движению?

– Я ничего не умею, – сказал Влад.

Эдгар вскинул брови.

– Ты умеешь считать. Это уже много – недосягаемо много для львиной доли населения. Они понятия не имеют об умножении, не говоря уж о делении. Да и лишняя пара рук всегда пригодятся.

Что до пар рук, то тут их было великое множество. Мимо входа в палатку со свистом проносились какие-то люди, ревели моторы, затихали вдалеке, эхом рокоча в жилых кварталах на севере. Лица были самых разных цветов: Влад наблюдал их краем глаза, и ему грезилось, что он снова в театре, тихонечко сидит в зале во время репетиции детского спектакля, в то время, как на актёрах – разноцветные маски, а фантазии помогает в работе дым сигарет и дым-машины, что смешивается и извергается волнами со сцены, точно морской прибой.

– Вы мне нравитесь, – рассудил Влад. – Но мне кажется, неподготовленный, неумелый человек может сделать только хуже.

Он вспомнил Сава, который частенько лез к нему с советами – ещё тогда, когда Влад обитал в подвале. Савелий просто-напросто сгорал в огне энтузиазма – вот кто оказался бы здесь всецело и полностью к месту.

– Кроме того, мотивировать я толком не умею, – прибавил Влад. – Я никогда не общался с людьми… на достаточном уровне.

Эдгар с грохотом поставил кружку на стол и обнял Влада за плечи.

– Дружище, ты приехал через половину мира, не имея ничего, кроме чистейшего энтузиазма. Он плещется в тебе, словно пиво после хорошей попойки… я не имел ввиду, конечно, что ты много пьёшь. Но думаю, мою мысль ты уловил.

– Уловил, – Влад кивнул. Он не стал разочаровывать Эдгара, и признаваться, что как раз-таки бежал в поисках энтузиазма.

– Я всё равно толком не знаю, чем хотел бы здесь заниматься. Вы пока что безальтернативный мой вариант. И, думаю, не самый плохой.

По лицу Эдгара пробежала тень.

– Уж конечно, лучше, чем возить через границу контрабанду… Значит, ты согласен?

– Да, – ответил Влад. Он только сейчас заметил в углу палатки стенд с громадной картой города, пестрящей многочисленными пометками. Это были разноцветные канцелярские кнопки, и просто зубочистки. – Только я хочу спросить. Какая у вас всё-таки цель? Научить считать детей?

Эдгар вздохнул. Он облокотился на спинку стула и принялся раскачиваться с носка на пятку и обратно.

– Это уже другая проблема. Тот, кто становится хоть немного хорошим специалистом, торопится найти себе тёплое местечко в цивилизованных странах. На них там есть спрос… да что там – работа рядовым специалистом, допустим, в автосервисе позволит им обеспечить всё оставшееся на родине семейство. Хотя обычно переезжают целыми семьями. Африка не развивается – на данный момент я вижу проблему именно в этом – из-за отъезда квалифицированных кадров. А кадры отъезжают из-за того, что никому здесь не нужны.

– То есть, у вашей… – Влад помедлил, – миссии никогда не будет финала?

Влад подумал, что Эдгар сейчас начнёт убеждать его, говорить, что не бывает бесполезной работы, но тот просто сказал:

– А что тут сделаешь? Мотивировать чуть меньше, чем нужно, чтобы у человека появились амбиции?.. Да брось, мы мотивируем ровно настолько, насколько нас хотят слушать. То, что люди не хотят здесь оставаться, проблема государства. На чём оно здесь построено, я тебе уже рассказывал. К ним бесполезно соваться с какими-то идеями. Так что, ты с нами?

– Я уже сказал, что да – насколько смогу быть полезен.

– Отлично, – Эдгар хлопнул в ладоши. Высунулся наружу и крикнул кого-то на незнакомом языке. Появился тот самый негр, что служил недавно провожатым для Влада. С метлой он так и не расстался.

– Это Моррис, – представил его Эдгар. – Делегирую тебя обратно ему. Моррис у нас что-то вроде мамочки. Он всегда знает, что делать. Думаю, он найдёт применение твоим талантам – как ты утверждаешь, небольшим.

Влад наблюдал, как чёрные, похожие на куски резины, губы растянулись в широкую улыбку. Эта улыбка, казалось, занимала всего Морриса – каждый мускул работал на неё, растягивалась каждая жилка. И ещё – под пыльной фуражкой он оказался совершенно лыс. Владово доверие к лысым людям не знало границ, и уж точно совершенно необоснованно. Сав бы сказал, что в кино лысый человек всегда главный злодей. Если это, конечно, не Брюс Уиллис. И не Вин Дизель. «Хотя последнее достаточно спорно», – прибавил бы он. Сав не любил Вина Дизеля.

– Правда, моя мысль не всегда имеет успех, – сказал Моррис.

Финн развёл руками.

– Что верно, то… Объективности ради стоит сказать, мы всё-таки прибегаем к его идеям, когда других ни у кого нет.

– Ага! – покивал Моррис. Казалось, улыбка сейчас проглотит этого чёрного человека с потрохами.

Глава 5

Моррис родился и вырос здесь, в Лире. Самый, что ни на есть, коренной житель, обитатель трущоб, за которым с самого детства никто не присматривал. Как сказал он сам, «я побывал сыном у трёх-четырёх многодетных матерей. Они отлавливали меня на улице, вели ужинать и спать. Конечно, я не сопротивлялся, – говорил Моррис, – помню только, моя настоящая мама была чёрная, как самый чёрный пёс». В отличие от многих сверстников, или, как тянуло Влада их назвать, «соплеменников», Моррис знал три языка, зато писать и читать с грехом пополам мог только на двух. Русский он выучил, по его словам, читая документацию к русским автомобилям, которых и в самом деле на дорогах встречалось поразительное множество. «У вас отличные машины», – сказал он, всё с той же улыбкой, Владу. Влад покивал, думая, что в вопросе изучения русского без Эдгара точно не обошлось.

Моррис повёл его в город – как думал Влад, на экскурсию. Они миновали ворота посольства и выпачкались разом в пыли и помоях, что широким рукавом текли по улицам. Моррис не торопился чистить свои кеды, он схватил Влада за запястье, точно детство замкнуло какие-то цепи в его голове, потащил его через череду переулков, иногда по то крышам, сгоняя местную разновидность голубей, таких же грязных, как люди, со впечатляющими наростами на клюве, как будто они пытались клевать камни; иногда бросаясь под колёса автобуса, до тех пор, пока знакомая Владу часть города (на Эдгаровой карте её, наверное, можно было закрыть пальцем) не провалилась куда-то в тартарары. Моррис провозгласил: «у нас с тобой важная миссия! Важная миссия для лысых людей», а Влад думал, что такими темпами не то, что по сторонам, даже вперёд иногда не успеваешь смотреть. На рынке за ними погнался индюк, псы и чёрные, как уголь, голые дети сопровождали их в этом безумном, почти Кэролловском марафоне. Влад ничего про Кэрролла не знал, но Юлия или Сав обязательно про него бы вспомнили. В конце концов Моррис встал, как вкопанный, упёрся ладонью в грудь Владу, чтобы тот по инерции не продолжил бежать. Спросил:

– Умеешь водить мотоцикл?

Влад покачал головой. Он задыхался; Моррис стоял прямо, как будто и не было никакой пробежки, не отрываясь смотрел в сторону.

– Это не сложно. Если ты водил когда-нибудь машину, то…

– Я вообще ничего не водил. И на велике не умею кататься.

На лице Морриса отразился такой восторг, что Влад испугался: точно ли этот смешной человечек правильно его понял?

– Как тебе этот? Нравится?

Он показывал на втиснутый между двумя глиняными домишками массивный чёрный мотоцикл, похожий на выброшенную на берег волнами мёртвую касатку. Сверху успели накидать коробок – в здании справа был ресторан с азиатской едой – не то вьетнамской, не то тайваньской. Влад не разбирался в марках мотоциклов – он знал только Харли Дэвидсон и Ямаху, которые похожи друг на друга, как твёрдый и мягкий карандаш. Этот же сочетал в себе черты и того и другого, хотя габаритами больше похож на чоппер. Наверное, он просто очень старый.

Не успел Влад ответить, как Моррис исчез, и рысцой вернулся, ведя под уздцы чёрный агрегат. Он натужно пыхтел, люди прижимались к стенам, давая ему дорогу.

– Вот, попробуй!

Под пылью агрегат наверняка был лакированным и блестящим. Моррис сдал его на руки Владу (тот крякнул под весом мотоцикла), оценивающе оглядел, потом сорвал с головы кепку и несколькими ударами заставил пыль клубиться вокруг.

– Ты большой! Он тебе подойдёт! Перекинь ногу вот сюда…

Скоро Влад уже рассекал между неказистыми домишками по отрезку сохранившейся Бог знает с каких времён асфальтированной дороги. Асфальт был настоящей редкостью – раскалённую поверхность можно было ощутить только на центральных улицах. Он в ямах и трещинах, будто оранжевая африканская земля не могла смириться с намордником и всячески старается выбраться на поверхность. Моррис, должно быть, выбрал это место не случайно – дома выглядели заброшенными, людей мало, а детей не видно совсем. Лишь на некоторых ступеньках сидели старики, блестящие и недвижные, будто восковые фигуры в музее, а в одном месте на огородике полная женщина всё время, пока Влад катался, поливала местную экзотическую культуру (если бы Влад присмотрелся, он бы сказал, что она похожа на свёклу), а её детишки, слишком маленькие, чтобы самостоятельно бродить по округе, играли в огороженном садке. Это тихая, почти сонная, картина бесцеремонно вспарывалась железнодорожным полотном: по ним, стуча суставами и сочленениями, как раз полз похожий на змея поезд. По другую сторону полотна город выглядел иначе, будто кто-то умудрился пристыковать друг к другу два кусочка из разных мозаик. Там были большие дома, оплётённые бурыми лозами, насквозь прошитые молодыми секвойями: выглядело это, будто варвары из глубин джунглей пришли и учинили среди стареющей цивилизации грубое насилие. Впрочем, людей по ту сторону это совершенно не волновало: они улыбались и махали руками Владу и Моррису, а заодно угрюмым старикам и женщине с лейкой: будто перешагнуть четыре железных рельса равносильно прогулке на другую сторону планеты.

Аппарат оказался достаточно резвым, «настоящим боевым стариканом», как выразился Моррис, и по этой же причине «засыпал» и норовил вместе с седоком завалить на бок. Влад работал стопой, теребя педаль зажигания (как она правильно называется, он не знал), и чувствуя, как позади мир наполняется едкими клубами дыма, а под тобой что-то рвётся, фырчит и, кажется, даже исчезновение дороги не будет ему преградой. Как будто сидишь верхом на ракете.

– Нужно подкачать колёса и кое-что подкрутить, – деловито сказал Моррис. Он успел позаимствовать у какого-то из восковых старичков насос и чемоданчик с инструментами. Этот парень по-настоящему быстр – составил бы неслабую конкуренцию Саву. – Вечером будем выезжать на задание. Только поедем отсюда: вон какой-то человек вышел из едальни. Ругается.

Он ссадил Влада с мотоцикла, взобрался на него сам, похлопал по сиденью за своей спиной.

– Держись! – сказал он, и мир закрутился, закружился в череде неожиданных манёвров, поворотов и нырков в узкие переулки, где приходилось прижимать ноги к горячему боку байка, чтобы не ободрать их о стены.

– Почему он ругается? – проорал Влад на ухо Моррису. Он вообще не понимал, при чём здесь тот человек, и где связь между ним и кафе. Может, его плохо покормили?..

– Наверное, хозяин мотоцикла, – сказал Моррис. – Не знаю, чей это мотоцикл. Но он мне давно нравится!

– Мы что, его украли?

– А на что это ещё похоже?

– Разве так правильно?

– На нас не подумает, – сказал Моррис легкомысленно, – Он подумает, какая-нибудь шпана.

Он пригнулся, пропуская над головой верёвки для сушки белья, избежал встречи с простынью, висящей, как парус в безветренную погоду, а потом сказал:

– Это Уганда. Обзаведясь здесь частной собственностью, нельзя быть уверенным, что завтра собственность не поменяет владельца. Это понимают все. Только люди здесь по-настоящему ценны! Человеческая жизнь и человеческая свобода.

– Но красть же противозаконно, – неуверенно заявил Влад, когда они прибыли в лагерь. Большая часть населения лагеря волонтёров обступила Морриса и его добычу, они цокали языками, оглушительно смеялись и трогали прорезиненные ручки. – Ни в одной цивилизованной стране это не считается нормальным.

– Но это весело! – заявил Моррис.

Тогда Влад пошёл к Эдгару. В лагере было необыкновенно шумно – Влад уступил дорогу веренице детишек, которые следовали, держать друг за друга, от самого большого к самому маленькому, на обучение, и, конечно же, все одновременно голосили. Когда он поведал о сегодняшнем приключении, Эдгар двумя руками снял с переносицы очки для чтения, потёр лоб, как будто ему предстоял трудный разговор с отпрыском. Сказал:

– Это, конечно, не совсем правильно.

Влад пододвинул себе один из стульев – он уже расстался с робостью перед ними. Заглянул в бумаги на столе. Ничего не понятно. Всё на английском.

– Моррис сказал, это нормально. Эти люди что, всё друг у друга таким образом воруют?

Эдгар покачал головой.

– На грабеже, пожалуй, живут только сомалийцы. Все остальные просто не придают этому особенного значения. Кражи здесь не берётся расследовать даже полиция. Всё равно украденная вещь рано или поздно либо найдётся, либо у бывшего её хозяина вдруг нежданно-негаданно объявится такая же, которая тоже недавно поменяла владельца. И это оукей.

– Но вы же должны делать людей грамотными… может я, конечно, ошибаюсь…

Лоб Эдгара прорезала глубокая складка.

– Я понимаю, что для тебя это, так сказать, непривычно. Моррис – это Моррис, он просто не поймёт, в чём его действия неприемлемы, если ты попытаешься ему объяснить. Мы, все остальные, не опускаемся до воровства и «заимствования», как они здесь это называют. Но мы стараемся менять людей не в таких мелочах, а в гораздо более глубоком смысле. У корней. Если тратить силы на мелочи, сил рано или поздно не останется. Лучше до поры не обращать на них внимания. Так что забирай мотоцикл и старайся не обижать Морриса. Моррис же украл его для тебя! Ты ему понравился и он хотел сделать тебе подарок.

Так ничего для себя и не решив, Влад кивнул.

– А права? У меня всё равно нет прав, и…

– У тебя получается его водить? – нетерпеливо спросил Эдгар. Было видно, что ему хочется вернуться к делам.

– Вроде, да. Там ничего сложного нет. Правда, он достаточно тяжёлый, но я большой…

– Ну и оставь его себе, – отмахнулся глава волонтёров. – Права здесь – не главное. Здесь все ездят без прав. Полиция не обращает на это внимания.

– Что же тогда она делает?

– В основном курит марихуану и гоняет чаи, – честно ответил Эдгар.

Влад оставил Эдгара наедине с его бумажными делами (он позже спросил – как в стране, где не нужно прав на вождение и считается нормальным заимствовать друг у друга вещи без письменного подтверждения, могли сохраниться какие-то документы, на что Эдгар ответил: «Это отчёты для спонсоров проекта. Боюсь, из прочей бумаги в пределах города ты найдёшь только книги – не очень много – газеты, да туалетную бумагу в более или менее богатых кварталах») и ушёл думать в единственную постройку, не подверженную порывам ветра. Моррис говорил, здесь склады, а также несколько спален для почётных гостей, да кухня на первом этаже. И станция связи на самой макушке. Влад взобрался по лестнице и устроился на верхней ступеньке. Двери не было, и внутрь манил красный, выцветший и рваный с краю палас, странная смесь запахов, голос диктора радио в недрах коридора – Влад так и не понял, на каком языке он вещает, но проверять не пошёл. Лениво. Небо, которое, вроде как, общее для всей планеты, а значит, должно быть за исключением нескольких мелочей одинаковым, выглядело неестественно-голубым, как будто бы сложенным из цветной бумаги.

«Так вот, на что работает вся местная бумажная промышленность», – подумал Влад, и представил себе фабрику, где старые газеты и какие-то несуразные обрывки книг прессуют и перекрашивают в ярко-голубой китайскими красками. А потом прилаживают получившееся полотно к самой большой картине на всём белом свете. Ночью заклёпки, которыми склёпаны эти куски, сверкают отражённым с земли светом, чтобы создать иллюзию настоящего множества звёзд и незнакомых созвездий.

* * *

Впечатлённый этой картиной, Влад сам не заметил, как заснул. Разбудил его зов снизу.

– Э-эй!

Он потянулся потереть затёкшую шею и чуть не свалился. Перил здесь не было, одна рука уже свешивалась вниз, а его даже не подумали растолкать, или хотя бы отодвинуть от края. Зато под головой обнаружилась подушка, а на макушке – надвинутая на глаза кепка.

Небо заметно потемнело, Влад сдвинул кепку на затылок. Моррис стоял внизу и, сложив руки рупором, адресовал клич ему. Или пролетающему над головой в дымном следе самолёту. Влад предположил, что первое.

– Спускайся, – сказал Моррис, увидев, что завладел вниманием Влада. – Ужинаем и едем!

Отправив своё послание, он развернулся и вприпрыжку пошёл прочь, так, что Владу пришлось спускаться чуть ли не бегом, и стараться не терять из виду сине-зелёные, отчаянно драные джинсы. Впрочем, он и так бы не заблудился. Запах пропитывал весь лагерь, возле длинного стола со съестным собрались: Эдгар, Моррис, ещё четверо чёрных, среди которых, две женщины, пара шоколадного цвета, то есть немного посветлее, чем коренные африканцы; с десяток человек обоих полов, разных возрастов, рас и национальностей. Двое детей: чёрный мальчик и белая девочка, играли под столом, шныряя между ногами взрослых, там же крутилось две собаки. Ещё три, сидя на хвостах, ждали, пока собравшиеся освободят миски и оставят немного объедков.

Влада ухватили за руку, усадили на чудом образовавшееся на лавке место.

Ужин был таким, как и ожидалось от такого странного сообщества: еда предельно простая, но руки, готовившие её, казалось, собрались со всей планеты. В тарелку Владу, как будто обживая новое место, стекались гренки, странный салат, над которым орудовала ложкой пожилая француженка, сэндвич с салатом и почему-то без мяса, но зато с фантастической грибной начинкой, и прочая, и прочая… так, что он в конце концов пришёл к выводу, что, как новичок, виноват в том, что категорически недоедал.

Тем не менее, поесть не дали: только Влад распробовал треть лежащего на тарелке, как Моррис вскочил и замахал руками, собирая вокруг себя людей. Махнул он и Владу.

– Куда мы поедем? – спросил Влад, прислушиваясь к ощущениям на внутренней стороне бёдер. Кажется, днём он их немного перетрудил, а сейчас усугубит. Но болеть будет только завтра. Тем не менее, тяжесть мотоцикла начала ему нравится.

– Сначала к тётушке Абангу, – деловито ответил Моррис. – Она звонила вчера.

Взревели моторы. Влад со страхом понял, что эти африканские наездники городских джунглей сейчас растворятся в клубах пыли, оставив его сгибаться от кашля и пытаться побороть ворчливый характер чёрного скакуна. Но всё пошло более или менее успешно. Конечно, Влада пришлось ждать. На каждом углу Моррис или кто-то ещё из группы останавливался и поджидал, пока рычащий монстр до них доберётся. Мотоцикл больше не глох, когда ему вздумается: видно, Моррис выполнил обещание и хорошенько перебрал его внутренности. Влад чувствовал настоящее восхищение этим человеком: когда он всё успевает? И самое главное, как он всё успевает, когда надо тратить силы на подержание торжествующей улыбки на лице, а также уделять время привлечённым этой улыбкой.

Поездка по городу оказалась настоящим испытанием. Люди не торопились уходить с дороги, часто они дефилировали по проезжей части, словно манекенщицы по подиуму. Бельевые верёвки были растянуты слишком низко, велосипедисты на своём поскрипывающем транспорте не держались края дороги, как им, вроде бы, положено а предпочитали её середину. Позже пришлось познакомиться с настоящим транспортным потоком, где старые джипы с расхлябанными дверьми, вытянутые, похожие на плоских придонных рыбин седаны и грузовики стояли все вместе, как будто на митинге. Мотоциклисты, люди на мопедах и велосипедах объезжали по обочине, но Владов конь оказался слишком широкогрудым для узких, заставленных самодельной рекламой пешеходных зон. Спутники умчались вперёд, но Моррис вернулся, и, безмятежно улыбаясь, положив на колени шлем и выстукивая по бензобаку какой-то мотивчик, поджидал Влада на нужном повороте.

Когда они подъехали, один из волонтёров как раз приветствовал тётушку Абанду. Удивительное место! За исполинскими для этого города четырёхэтажными бараками приютился садик с сараем. Ничем не огороженный, будто бы ничейный, он порос вперемешку длинными светлыми колосьями и жухлыми зелёными кустистыми стеблями. Оставалось только гадать, что из этого сорняк. Золотистые колосья выглядели гораздо здоровее, чем зелёные. Возле сарая сложены садовые инструменты, там же – какая-то штуковина со шлангом и несколько баллонов: у Влада сложилось впечатление, что это опрыскиватель против насекомых.

– В чём здесь дело? – шёпотом спросил Влад, но Моррис уже пропал, оставив вместо себя только остывающий мотоцикл. Ответил ему один из волонтёров, ответил на ломаном русском, морща в затруднении лоб, но явно довольный, что ему представился шанс поболтать с новичком.

– Это тётушка Абанду. Она фермер. Она сеять. Мы говорить – Абанду, сеять пшено, но Абанду хотеть сеять теф.

– Теф? – переспросил Влад. – Что это?

– Злак, – коротко ответил собеседник. Это светлокожий человек с округлым, почти идеально повторяющим по форме яйцо, лицом и короткой стрижкой. Высокий, долговязый, с широкими ладонями. Звали его Винни. – Но пшено лучше. Больше урожайность, но нужен уход.

Влад присел на корточки, пропустил между пальцами длинные рыжие стебельки.

– Это теф?

– Это пшено. Тётушка Абанду говорит, мы заставить её растить пшено, мы теперь ухаживать и собирать, – Винни смешно сморщил нос. – И печь для неё хлеб. И продавать, вся выручка ей.

И правда, женщина выглядела грозно. С широким лицом, жилистая, но не худая, с длинными руками. Одеяние просторное и длинное, а вышито, почему-то, оленями и ёлками. Она пыталась навести страх на Морриса, который со своей всегдашней улыбкой, которая, как казалось Владу, стала немного заискивающей, выдвинулся на передовую.

– Она не хочет работать? – спросил Влад и неожиданно попал в точку.

Винни затараторил отрывистыми рубленными фразами:

– Теф не нужен уход. Сади-собирай. Урожай мало, люди голодают. С пшеницы много зерна. Пшено – это же хорошо! Вкуснее, чем теф. Дороже и больше урожай. Но Африка не хочет работать. Африка хочет греться на солнце и спать целыми днями. Кроме того, теф здесь расти не будет, ему нужно прохладнее, нужно возвышенности. Смотри, какой жухлый! Но этот женщина была у брата и говорит – теф хорошо, хотя это не так. Не для городской местности. Брат живёт где плоскогорья, там теф растёт.

Больше никого, казалось, отношение тётушки к агрокультурам не волновало. Всадники рассыпались по краю поля, отдыхали, повалив мотоциклы, уложив головы на сиденья и уставив вооружённые солнечными очками лица в небо. Кто-то делал пометки в блокноте, желтокожая девушка азиатской внешности – Влад заметил, что среди них была девушка, только теперь, когда все сняли шлемы, – игралась с какими-то малышами, возможно, детьми или внуками тётушки Абанду. Кое-кто, расположив на коленях книгу и морща лоб, читал.

Затаив дыхание, Влад наблюдал за развитием диалога между тётушкой Абанду и Моррисом. Что-то там определённо менялось. Винни, казалось, ничего не замечал. «Этот глупая женщина», повторял он и тряс головой. А потом, повернувшись к Владу, сказал:

– Она не соберёт урожая пшеницы даже на мешок муки. Ей следовало посадить здесь овощи. Или фруктовые деревья.

Тётушка Абанду, с которой, очевидно, Моррис и компания были знакомы очень хорошо, разговаривала на повышенных тонах, но грубость её была нарочитой и какой-то не злой. В распахнутом окошке на первом этаже засвистел чайник, и хозяйка двинулась туда. Из окна кто-то подал ей огромный заварник и глиняные чашки без ручек. Всё ещё распекая Морриса, а вместе с ним, казалось, весь белый свет, она расставила всё это на низком подоконнике, наполнила чашки светлой жидкостью. По зову негритянки волонтёры поднимались с земли, отряхивая со штанов сор, тянулись к импровизированной стойке. В огромном плоском блюде оказались свёрнутые в трубочку лепёшки, похожие на лаваш, и два-три вида густых соусов. Лепёшек совершенно чудесным образом хватило на всех.

Моррис повернулся к ним.

– Она хорошая, добрая. Просто упрямая и любит поговорить. Я только что отказался играть с ней в домино и в следующий раз мне достанется самая маленькая лепёшка.

С этими словами он урвал с подноса самую большую.

Влад скосил глаза и смотрел, как на мощной шее играют жилы, а сварливое выражение не торопится оставлять подвижное лицо. Кушанье было сухим на ощупь, но в сочетании с соусом, в котором совершенно точно превалировал чеснок и карри, просто восхитительно. Две чаши с отваром трав ходили по рукам.

Винни тоже принял лепёшку, хотя и несколько неохотно, но потом повернулся к Моррису и спросил:

– Тебе удалось что-то сделать с этой упрямой женщиной?

Моррис вскинул брови.

– Она настоящая упрямица! Разве не достоин упрямый человек уважения, особенно, если он видит, что его упрямство ведёт прямиком к углу улиц, к бедности и семи демонам? Она просто любит теф и не любит пшеницу. Но пшеница – хорошо. Лепёшку ынджера сложно переплюнуть, но хлеб тоже очень вкусен.

Винни покачал головой.

– Она потратила столько нашего времени.

– Мы должны помогать каждому, кто просит нашей помощи, – строго сказал Моррис. Он больше не улыбался, и эта перемена произвела разительное впечатление – во всяком случае, на Влада. Стало заметно, что губы у него в мелких алых трещинках.

Винни упрямо покачал головой.

– Приятель, я знать цену времени.

Он посмотрел на Влада: весь разговор они вели на русском словно специально для него.

– Я венгр. Служил в… как это по-вашему называется… отряд пожарный команда. Там время самое важное. Ты меня понимаешь? Если ты где-то задержишься, кто-то может пострадать.

– Мы не пожарные. У нас motivation squad. А чтобы motivation, we need time and many words.

Они перешли на гремучую смесь африканского и английского. Винни горячился и размахивал руками. Под майкой у него бугрились мускулы, и в голове Влада сложилась ассоциация с птицей, которая привыкла долгое время проводить в перелётах. С каким-нибудь кочующим орлом, если, конечно, такие бывают. Винни был не таким высоким, как Влад, но сухое жилистое тело ему досталось отнюдь не в наследство. К людям, которые сами себя сделали, Влад относился с отстранённым уважением. Он не понимал, зачем тратить столько времени на своё тело, и вообще тратить на него какое-то время, но другие люди тоже, наверное, не понимали, зачем он рисует платьица: Влад всегда заранее был готов к тому, что его скорее не поймут, чем поймут.