Текст книги "Тень Саганами"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 54 (всего у книги 61 страниц)

Глава 53

КЕВ «Эриксон», полыхая звёздно-голубым сиянием энергии гиперперехода, вырвался из-за альфа-стены в систему Шпиндель через двадцать семь дней после вылета с Дрездена.

Сразу после гиперперехода он сообщил по сверхсветовой связи свои опознавательные и сигнал о наличии сообщений для КЕВ "Геркулес", вызвавший нарастающую тревогу по мере того, как новость о появлении судна приближалась к флагманскому мостику супердредноута. "Эриксон" был судном снабжения, а не курьером и, как предполагалось, должен был постоянно базироваться на Монтане для обеспечения Южного Патруля.

Никто не имел представления, что привело его на Шпиндель, но никто не ожидал, что принесённые им известия будут хорошими.

***

– Сообщения? – капитан Лоретта Шоуп, нахмурившись, посмотрела на связиста «Геркулеса». – С Монтаны?

– На данный момент таково моё предположение, мэм, – ответил лейтенант-коммандер. – Но кроме предположений у меня сейчас ничего нет. Прикажете направить им уточняющий запрос?

Шоуп задумалась. Судя по отметке времени получения, сообщение было принято за девятнадцать минут до того, как было ей доставлено. Учитывая время на декодирование и то, что связист доставил сообщение лично, для чего ему потребовалось подняться на шесть палуб и преодолеть почти четверть километра коридоров, это была не такая уж большая задержка. Однако полное время, которое требовалось "Эриксону" чтобы добраться от гиперграницы до орбиты Флакса, составляло примерно два с половиной часа, а это означало, что до его подхода к "Геркулесу" оставалось ещё два часа пятнадцать минут.

Она снова пробежала взглядом короткое сообщение. Какие бы известия ни принёс "Эриксон", они явно были важны, поскольку несли метку приоритета Альфа-Три. Это значило, что они должны быть переданы на безопасном физическом носителе, а не посредством связи.

– Да, – произнесла она. – Попросите, чтобы они подтвердили отправителя и адресата имеющихся у них сообщений.

***

– От Терехова, говорите? – Теперь настало время хмуриться контр-адмиралу Аугустусу Хумало. – На борту «Эриксона»?

– Да, сэр. – Шоуп стояла на пороге адмиральского салона и адмирал пригласил её заходить и присаживаться. – Сообщения от Терехова, – продолжила она, повинуясь безмолвному приказанию, – но "Эриксон" прибыл не прямиком с Монтаны. Судя по его докладу, он прибыл с Дрездена.

– С Дрездена? – адмирал Хумало выпрямился за столом, его лицо нахмурилось ещё сильнее. – Какого чёрта его понесло на Дрезден?

– Пока не знаю, сэр. Думаю, Терехов зачем-то приказал ему зайти туда, прежде чем направиться на Шпиндель.

– Но у них сообщения с приоритетом Альфа-Три от Терехова, а не от кого-то с Дрездена?

– Именно так, сэр. Лейтенант-коммандер Спирс запросил и получил подтверждение этого.

– Глупость какая-то, – вскипел Хумало. – Если сообщение Терехова настолько чертовски важно, то зачем посылать его таким кружным путём? Заход на Дрезден добавил к общему времени перехода почти три недели! Кроме того, – его хмурый взгляд налился гневом, – Монтанскому правительству выделен курьер, а он мог добраться досюда прямиком с Монтаны за десять суток, то есть впятеро быстрее, чем заняла доставка сообщений подобным способом!

– Я знаю, сэр. Однако боюсь, что у меня недостаточно информации, чтобы хотя бы делать какие-то предположения. Могу только сказать, что мы так или иначе узнаем всё спустя примерно… – она взглянула на часы, – час пятьдесят восемь минут.

***

– Что он сделал?

Баронесса Медуза не стала хмуриться. Она вытаращилась на контр-адмирала Хумало с абсолютнейшим неверием.

– Судя по его сообщению, – произнёс Хумало голосом, судя по которому он и сам еще не до конца справился с собственным неверием, – его одолело бредовое подозрение, что Республика Моники – Моника, из всех треклятых мест! – готовит некую безумную военную операцию в Скоплении.

– Поэтому он захватил торговое судно – торговое судно Лиги – посадил на него команду КФМ и незаконно отправил в территориальное пространство Моники? – потребовала ответа временный губернатор.

– Э-э, вообще-то, миледи, – немного нервно произнесла Шоуп, – в этом есть некоторый смысл.

– Нет в этом никакого смысла, Лоретта! – проревел Хумало. – Он просто свихнулся и гоняется за призраками.

– Это одно из возможных объяснений, сэр, – признала Шоуп. – Но не единственное, – упрямо прибавила она. Адмирал и временный губернатор дружно воззрились на неё, и она пожала плечами. – Сэр, я не утверждаю, что он прав. Здесь и сейчас мы не можем это знать никоим образом. Но если он всё-таки прав, то чем раньше мы в этом удостоверимся, тем лучше. И если мы сможем не дать Монике понять, что мы знаем её планы, это может дать огромнейшее преимущество. А…

– А заявиться на Монику для расследования на корабле КФМ, значит упустить такую возможность.

– Именно. С другой стороны, торговое судно – особенно торговое судно солли – имеет довольно хорошие шансы войти в систему и покинуть её не вызывая никаких подозрений.

– Однако если оно вызовет какие-либо подозрения и будет остановлено и досмотрено, то факт, что на нём команда КФМ – команда КФМ, которая незаконно захватило судно – сделает положение во многие десятки раз хуже, чем если бы Терехов сразу же направил "Гексапуму" на Монику! – выплюнул Хумало.

– Прошу прощения, – вмешался Грегор О'Шонесси, – но я опоздал и кое-чего не понимаю. Почему Терехов вообще считает, будто Моника что-то замыслила?

– Это… не так просто объяснить, – ответил коммандер Чандлер. Офицер разведки Хумало взглянул на адмирала со значительно большим беспокойством, чем Шоуп. – Терехов приложил краткий обзор всех свидетельств, на основании которых он сделал такой вывод, а также направил вам и временному губернатору копии файлов с разведывательной информацией, что дает возможность самостоятельно проанализировать и первоначальную информацию, и сделанные им выводы. Вкратце говоря, у него и Ван Дорта есть источник, который утверждает, что "Джессик Комбайн" доставила на Монику значительное число специалистов-кораблестроителей, имеющих опыт работы на военных кораблях. Этот же источник также заявляет, что "Джессик" направила туда же и несколько грузовых судов, оборудованных в качестве постановщиков мин. И платит за всё это "Джессик", а не Моника. И с того же самого судна, что доставило техников, видели два судна, очень похожих на очень крупные ремонтные, или суда снабжения, когда высаживали техников на Эройке, главной военной базе Моники. И это же судно было задействовано для доставки оружия Нордбрандт и Вестману.

– Вестман! – неожиданно вмешалась баронесса. – Это же совсем другая проблема. Каким образом во всей этой истории замешан Вестман?

– Вообще-то, это один из светлых моментов всей истории, миледи, – ответил коммандер Чандлер. – Согласно полученной информации, Вестман сложил оружие и принял предложенную президентом Саттльзом амнистию.

– Отлично, хвала Господу, хоть что-то хорошее! – выдохнул Хумало.

– Прошу прощения, адмирал, – произнёс О'Шонесси, – но если этот торговец – вы, кажется, сказали, что его название "Копенгаген"? – Хумало кивнул и штатский разведчик продолжил. – Так вот, если "Копенгаген" зайдёт в систему Моники и благополучно её покинет, не подвергнувшись перехвату или досмотру, то в чём же проблема?

– В чём проблема? – переспросил Хумало. – В чём проблема? – Он пронзил O'Шонесси взглядом. – Я вам скажу, в чём тут проблема, мистер О'Шонесси. Капитан Терехов не просто похитил принадлежащее Лиге торговое судно – в конечном итоге это обязательно станет известно, уж будьте уверены – и использовал его для незаконного вторжения в территориальное пространство суверенной звёздной нации, он ещё и приказал всем кораблям Южного Патруля, находившимся в Тиллермане, Талботте и Дрездене, отправляться на Монтану и присоединиться к нему. Он собрал вокруг себя целую эскадру – где-то от восьми до пятнадцати кораблей Флота, в зависимости от того, кто из их находился в системах, а кто на переходе – и, при условии, что он придерживался графика, который так любезно довёл до нашего сведения, капитан Терехов ушел с этой эскадрой с Монтаны десять дней тому назад.

– Куда ушёл? – О'Шонесси стал намного бледнее, чем секунду назад, и это изменение, похоже, доставило Хумало некоторое мрачное удовлетворение.

– Он направился в точку, расположенную на расстоянии примерно ста тридцати световых лет от Монтаны – и тридцати восьми от Моники – где он намеревается встретиться с "Копенгагеном" где-то в следующие десять-четырнадцать дней.

– Боже святый, – молитвенно произнёс О'Шонесси, – пожалуйста, скажите мне, что он не собирается?..

– Грегор, это единственное объяснение того, почему он вообще избрал такой оригинальный способ направить адмиралу своё послание, – угрюмо заметила Шоуп. – Он сделал так, что мы просто физически не в состоянии ему помешать.

– Да он просто псих долбанутый! – испуганно воскликнул О'Шонесси. – Какого чёрта Флот позволяет командовать своими кораблями подобным людям?

Шоуп уставилась на него пылавшим яростью взглядом, своих тёмно-карих глаза. Даже Хумало посмотрел на О'Шонесси с неприязнью. Контр-адмирал собрался было что-то возразить, но его остановила поднятая рука дамы Эстель. Временный губернатор строго посмотрела на О'Шонесси и резко наставила на него вытянутый пистолетом указательный палец.

– Грегор, не позволяйте себе высказывать ваши личные предубеждения прежде, чем дадите себе труд подумать. – Она даже не повысила голос, но её слова прозвучали щелчком бича. О'Шонесси вздрогнул, и губернатор окинула его холодным, бесстрастным взором. – Капитан Терехов сознательно организовал дело таким образом, чтобы при его необходимости можно было сделать единственным козлом отпущения. В прежние времена я знавала другого капитана Флота, которая поступила бы точно так же, если бы пришла к таким же как он умозаключениям. Терехов может ошибаться, однако он совсем не сумасшедший и сознательно поставил свою карьеру на кон. Не просто для того, чтобы подтвердить свои подозрения, но и для того, чтобы королева могла с лёгкостью отдать его под трибунал, если ей придётся доказывать всей галактике, что её кабинет не имел ни малейшего отношения к этому полностью несанкционированному налёту.

– Я… – О'Шонесси сделал паузу и откашлялся. – Прошу прощения, адмирал. Лоретта. Абмроз. – Он поочерёдно поклонился всем присутствующим офицерам. – Временный губернатор права. Я сказал не подумав.

– Поверьте мне, господин О'Шонесси, – тяжело произнёс Хумало, – я очень сомневаюсь, что вы можете сказать о разуме капитана Терехова нечто такое, что ещё не приходило мне в голову. Однако это совершенно не значит, что временный губернатор хоть в чём-то не права. Просто сама идея кажется мне настолько абсурдной, настолько противоестественной, что я даже не могу поверить в её возможность.

– Пожалуй… Пожалуй, я всё-таки могу, – после мгновенной паузы произнёс О'Шонесси.

– Прошу прощения? – Хумало сморгнул.

– Если – я подчёркиваю, если – в Лиге существуют некие силы, преднамеренно организующие и вооружающие субъектов вроде Нордбрандт и Вестмана с целью дестабилизации Скопления, и если те же самые некие силы готовы перевооружить флот Моники, то это может и в самом деле иметь смысл, – медленно произнёс штатский.

– Если они хотят, чтобы Моника смогла справиться с нами, то это должно быть чертовски широкомасштабным перевооружением! – фыркнул Хумало.

– Согласен. Но, возможно, совсем не таким, как вам кажется, адмирал.

Хумало быстро начал было что-то возражать, однако О'Шонесси покачал головой.

– Я ничуть не повергаю сомнению вашу компетенцию в флотских вопросах. Но если раскрытая Тереховым и Ван Дортом операция представляет собой именно то, что я думаю, то это по сути дела политическая операция, в которой просто присутствует силовая компонента. О, – он всплеснул руками, – всё это слишком сложно и требует самоуверенности практически на грани безрассудной самонадеянности, но, Бог свидетель, солли и раньше демонстрировали массу примеров самонадеянности. Мне кажется, что тому сорту людей, которые могут попытаться провернуть нечто подобное, практически невозможно представить себе возможность утраты контроля над ситуацией – или, по крайней мере, утраты возможности направить ход событий в нужную им сторону – поскольку они всецело уверены, что за ними стоит вся мощь Лиги.

– Может быть и так, но это всё равно просто смешно, – отозвался Хумало. – Путь они утроят боевую мощь Флота Моники. – Он хрипло рассмеялся. – Чёрт возьми, пусть они увеличат её в десять раз! Ну и что? Мы всё равно сможем играючи стереть их в порошок единственным дивизионом СД(п) или эскадрой НЛАКов!

– Возможно. Ну, хорошо, скорее всего, – поправился О'Шонесси, под сердитым взглядом контр-адмирала. – Однако вполне возможно, что организаторов совершенно не заботит дальнейшая судьба мониканцев. Их может интересовать только организация предлога – вооружённого столкновения в Скоплении – для чего мониканцам достаточно поначалу одержать победу-другую. Вы гарантируете, что перевооружённый Флот Моники неспособен нанести поражение имеющимся в вашем распоряжении силам? Особенно если внезапно застигнет их врасплох, разрозненными, и проведёт серию отдельных нападений, сконцентрировав в них все свои корабли?

Хумало снова полоснул его взглядом, однако на этот раз был вынужден, хотя и с неохотой, мотнуть головой.

– Тогда представьте себе, что мониканцы это сделали, а затем помчались жаловаться Пограничной Безопасности, утверждая, что это мы первые на них напали, и прося о присылке миротворческих сил Лиги. Как вы думаете, что тогда будет?

Хумало стиснул зубы и О'Шонесси кивнул.

– На мой взгляд Терехов вроде бы уже нейтрализовал террористические движения, которые должны были дестабилизировать положение с гражданской, политической стороны, – произнёс он. – Если мониканцы или их партнёры в Лиге выискивают жареные факты, которые они могли бы подсунуть СМИ Лиги, то у них уже есть всё, что нужно, однако положение, по крайней мере, не будет ухудшаться. И если Терехов сможет нейтрализовать Флот Моники – предполагая, что Моника действительно принимает участие в скоординированной операции – то он сможет сорвать всю операцию.

– То есть вы полагаете, что Терехов прав? – поинтересовалась Шоуп.

– Абсолютно не представляю, прав он или нет, – отрезал О'Шонесси. – Честно говоря, я молюсь, чтобы он был совершенно не прав. Однако я полагаю, что остаётся возможность, что он не ошибся и, если в его подозрениях имеется хоть капля истины, то я молю Бога, чтобы Терехов смог осуществить задуманное.

– Не знаю, что и думать, – после длившегося несколько секунд молчания произнёс Хумало. – Но если он всё-таки прав, то нам понадобится больше сил, чем находится в моём распоряжении прямо сейчас. Лоретта, – повернулся он к своему начальнику штаба, – подготовьте сообщение для Адмиралтейства, приоритет наивысший. Приложите к нему копии сообщений Терехова – всех его сообщений до единого – и затребуйте немедленное усиление группировки на терминале Рыси. Также сообщите, что я отдам приказание остатку имеющихся в моём распоряжении сил сконцентрироваться для прикрытия южного сектора Скопления, и что я лично, сразу как только это будет возможно, направлюсь на Монику со всеми находящимися в настоящий момент на Шпинделе кораблями. Сообщите, – он спокойно посмотрел в глаза сидевшего напротив временного губернатора, – что хотя я и испытываю сомнения относительно сделанных капитаном Тереховым выводов, я поддерживаю его действия и намереваюсь его поддержать насколько это будет в моих силах. Я хочу, чтобы это сообщение было направлено курьером на Рысь и Мантикору со всей возможной скоростью.

– Есть, сэр, – чётко подтвердила Шоуп, в её глазах светилось одобрение.

– Лоретта, скорее всего мы всё равно прибудем слишком поздно для того, чтобы хоть чем-то помочь Терехову, – негромко добавил контр-адмирал.

– Может быть и так, адмирал, – ответила она. – А может быть и нет.

***

– Я очень надеюсь, что у нас всё получится, сэр, – негромко произнёс Аикава Кагияма.

Они с Анстеном Фитцджеральдом сидели на ходовом мостике "Копенгагена", равномерно набиравшего скорость, направляясь вглубь гиперграницы системы. Мостик торгового судна был меньше мостика "Гексапумы", однако казался невероятно просторным, поскольку не был забит тщательно распланированными секциями, информационными дисплеями, орудийными консолями и всевозможнейшими постами управления боевого корабля. Во время тридцатитрёхдневного рейса с Монтаны иметь такую массу свободного места было скорее удобно. Однако теперь оно напоминало Аикаве, что он находится на борту невооружённого, небронированного, совершенно беззащитного, медлительного грузового судна, намеревающегося по надуманному поводу войти в потенциально враждебную систему.

Думать об этом было неприятно.

– Ну, мистер Кагияма, – глубокомысленно заметил Фитцджеральд, взглянув на гардемарина, работающего с сенсорами торговца, что бы они там из себя ни представляли, – шансов на успех у нас больше, чем было бы у "Бойкой Кисы", зайди она сюда.

Несмотря на всё напряжение, Аикава едва не рассмеялся, что очень обрадовало Фитцждеральда. Жизнерадостности юноши всё ещё недоставало обычно присущих ему непосредственности и шалопайства, но, по крайней мере, приступы депрессии его уже перестали мучить. Капитан был прав. Назначение Аикавы на "Копенгаген" и работа до упада сделали чудеса. И Фитцджеральд был благодарен за то, что получил время узнать юношу получше. Располагая только пятью офицерами, считая Аикаву, на всё судно, он за последний стандартный месяц узнал о каждом из них больше, чем за предыдущие шесть.

Не то, чтобы близкое знакомство с некоторыми из них было столь же приятно, как с остальными.

Временный капитан грузовика взглянул на маленький экран коммуникатора, на который было выведено изображение, полученное от камеры, установленной на шлеме скафандра лейтенанта МакИнтайр. Проявляемое на "Копенгагене" офицером-механиком умение управлять людьми вызывало у Фицджеральда ещё меньше положительных эмоций, чем на "Гексапуме". Малочисленность экипажа лишь сильнее выставила напоказ талант МакИнтайр раздражать и доставать находящихся под её командой опытных рядовых и старшин. И Фитцджеральд уже начал задаваться вопросом, действительно ли их с капитаном Тереховым первоначальное предположение о причинах этого явления было верно. Недостаток уверенности в себе это одно дело, однако некоторые люди – и Фитцджеральд начал подозревать, что МакИнтайр может оказаться одной из них – слишком уж сильно ощущали себя маленькими божками, чтобы быть хорошими офицерами. Она действительно была превосходным техником, и это было видно по действиям облачённой в скафандры рабочей партией, готовившей в огромном грузовом трюме "Копенгагена" беспилотник к запуску, однако…

– Данцигер, да подержите это ещё минуту! – донеслась до него неожиданная вспышка лейтенанта. – Чёрт подери, я скажу вам, когда буду готова запустить эту штуковину! Вы что, совсем не можете сосредоточится на том, что делаете?

– Да, лейтенант. Прошу прощения, лейтенант, – отозвался старший сенсорный техник и Фитцджеральд поёжился. Разумеется, обращение к офицеру по званию соответствовало уставу, однако по отношению к офицеру столь низкого ранга как МакИнтайр оно могло иметь несколько двусмысленное значение. Особенно, когда звание поминалось в каждом предложении… и произносилось настолько подчёркнуто корректным тоном, как тот, что только что использовал Данцигер.

"Как только вернёмся на "Гексапуму", придётся с ней немного потолковать. Надеюсь, от этого будет польза. Хотя я в этом совсем не уверен".

– Хорошо, – несколькими минутами спустя уже спокойнее произнесла МакИнтайр. – Все системы в порядке. Давайте запускать эту штуковину.

В невесомости разгерметизированного трюма рабочая партия с лёгкостью подняла тяжеленный беспилотник – массой далеко за сотню тонн. Она отнесли свой груз к зияющему дальше в корму люку, в который запросто вошел бы не слишком крупный эсминец, и при помощи ручных силовых лучей вытолкнули его за борт. МакИнтайр не сводила с беспилотника глаз, тем самым держа его изображение в центре дисплея Фитцджеральда, и коммандер испытал облегчение, увидев, как заработали его маневровые ракетные двигатели. Заложенная в беспилотник программа явно действовала, корректируя положение аппарата, чтобы тот без проблем прошёл юбку импеллерного клина "Копенгагена", прежде чем активизировать собственный очень маломощный клин.

– Беспилотный аппарат успешно выпущен, сэр, – доложила МакИнтайр по личному каналу связи с Фитцджеральдом.

– Очень хорошо, миз МакИнтайр. Будьте добры, загерметизируйте трюм.

– Слушаюсь, сэр.

– Что ж, Аикава, – заметил Фитцджеральд, вновь обращаясь к гардемарину, – пока что всё идёт просто отлично. Теперь нам остаётся всего лишь подобрать его до того, как мы покинем систему.

***

– Нас вызывает центральная диспетчерская Моники, – доложил лейтенант Кобе.

– Давно пора, – отозвался Фитцджеральд с намного большим спокойствием, чем на самом деле ощущал. – Даже с учётом скорости света, они должны была заинтересоваться нами намного раньше, – добавил он и Кобе улыбнулся.

– Я отвечу, сэр?

– Постой, постой, Джефф! – Фитцджеральд покачал головой. – Это торгаш, не королевский корабль, а на торгаше всё делается совсем не так, как на военном корабле. Так что давай не будем вызывать ни у кого лишних подозрений, слишком рьяно кидаясь выполнять их распоряжения. Центральная диспетчерская не сойдёт с орбиты, если мы не ответим ей немедленно.

– М-м-м, есть, сэр, – после мгновенной паузы подтвердил Кобе и Фитцджеральд рассмеялся.

– Джефф, как минимум треть всех торговых судов оставляет вахту связи на автоответчик, – пояснил он, – а суда Лиги грешат этим ещё чаще прочих. Как правило, настраивается сигнал вызова, который должен сообщить парню, который, как предполагается, отвечает за связь, о поступлении важного сообщения. Однако по большей части бортовые компьютеры на судах вроде нашего слишком глупы для того, чтобы надёжно оценивать важность сообщения, и поэтому система просто записывает все поступающие вызовы и не реагирует на них до тех пор, пока сообщение не будет повторено хотя бы раз. После этого система решает, что вызывающий действительно хочет что-то сказать и посылает связисту сигнал. Именно по этой причине нам зачастую приходится вызывать торговые суда по два-три раза.

Кобе кивнул, явно мотая на ус очередную крупицу того практического знания, о котором столь часто забывали упомянуть в местах вроде Острова[22]22
  имеется в виду Остров Саганами – основное училище КФМ


[Закрыть]. Фитцджеральд кивнул в ответ и развернул кресло к гардемарину.

– Аикава, ничего интересного не видно?

– Сэр, если бы кто-нибудь был так любезен, чтобы взорвать десяти– или двадцатимегатонный ядерный заряд на расстоянии сотни километров от нас, то пассивные сенсоры этого корыта может быть и смогли бы это засечь.

Фитцджеральд фыркнул и Аикава улыбнулся.

– На самом деле, сэр, – произнёс он серьёзнее, – я сейчас фиксирую несколько импеллерных сигнатур. Однако не очень много, и я не могу сказать о них ничего, кроме того, что кто-то движется под импеллером. Если бы мне пришлось предполагать, на что это может быть похоже, то я бы сказал, что четыре или пять сигнатур принадлежат ЛАКам, хотя по меньшей мере две отметки действуют как более крупные военные корабли. Скорее всего, эсминцы или лёгкие крейсера.

– Что значит "действуют как более крупные военные корабли"? – спросил Фитцджеральд, заинтересовавшийся ходом рассуждений гардемарина.

– Мне кажется, что они проводят учения, – ответил Аикава. – Две отметки из тех, которые я определил как ЛАКи, идут с ускорением всего лишь около 200 g, и их скорость в настоящий момент меньше двенадцати тысяч километров в секунду. Судя по векторам их движения, похоже, что они изображают собой суда, которые только что вышли из гипера и направляются к Монике. И с таким ускорением они практически наверняка играют роль купцов. Тем временем, вот эти вот отметки – он указал на пару неопознанных символов на плачевно неинформативном "тактическом дисплее" торгового судна – догоняют их с кормы. На мой взгляд, они имитируют рейдеров, а эффективному рейдеру достаточно быть немногим больше минимального корабля, способного перемещаться в гипере. Это значит, что они должны изображать эсминцы или крейсера.

– Ясно, – Фитцджеральд с одобрением кивнул. – Кто-нибудь из них может засечь наш беспилотник? – поинтересовался он секунду спустя.

– Я сомневаюсь, чтобы в системе вообще нашлись сенсоры, способные засечь нашу птичку с расстояния более пяти тысяч километров, сэр. А эти типы пока что настолько далеко от заданного беспилотнику курса, что не смогли бы засечь его, даже имея мантикорские сенсоры, и точно зная, где его искать.

– Хорошее известие, – произнёс Фитцджеральд. – Однако не будьте излишне самонадеянны в отношении возможностей сенсоров противника. Если кто-то на самом деле перевооружает их флот, то у них могут найтись сенсоры с намного большими досягаемостью и чувствительностью, чем предполагает РУФ.

– Да, сэр, – немного напряжённо ответил Аикава. Фитцджеральд лишь улыбнулся. Юноша испытывал неловкость из-за собственной самонадеянности, а не из-за того, что коммандер указал ему на неё.

Фитцджеральд откинулся в кресле и взглянул на часы. "Копенгаген" находился в системе уже почти тридцать пять минут. Он набрал скорость в 14 641 километр в секунду и сократил расстояние до планеты Моника более чем на двадцати шесть миллионов километров – почти до 9,8 световых минут. А Кобе принял вызов центральной диспетчерской примерно шесть минут тому назад. Так что ещё через три или четыре минуты пославшие вызов люди поймут, что "Копенгаген" им не ответил. Учитывая обычную для Пограничья расхлябанность, дадим им пять минут. За это время "Копенгаген" пролетит ещё около 4,5 миллионов километров, что сократит время задержки передачи на скорости света всего на пятнадцать секунд, так что повторный вызов поступит где-то через шестнадцать минут. Отставание часов "Копенгагена" – его тау[23]23
  релятивистский коэффициент сокращения времени (и линейных размеров)


[Закрыть] было едва 0.9974 – было настолько незначительно, что совершенно не сказывалось на обмене сообщениями.

Всё это значило, что Фитцджеральду придётся ещё целых шестнадцать минут провести в волнении относительно того, сработает ли хитроумный замысел капитана вообще. В общем и целом, это было не так уж и плохо. В конце концов, это значило, что он сможет провести шестнадцать минут из тех примерно шестисот, которые он намеревался провести в системе, беспокоясь о чём-то помимо треклятого разведывательного беспилотника.

***

Помянутый разведывательный беспилотник скользил по заданному ему пути в величественном электронном безразличии к любым проблемам, которые могли бы тревожить отправившие его в полёт протоплазменные существа.

Это был очень малозаметный аппарат, самый трудный для обнаружения, самый малоизлучающий аппарат из всех, которые только мог создать Королевский Флот Мантикоры, и его и в самом деле было крайне трудно обнаружить. Он был оснащён необычайно мощными активными сенсорами, однако они были отключены, как, по сути дела, бывало почти всегда, когда беспилотник или его собратья отправлялись на задание. Что толку в невидимости, если вы собираетесь орать о своём присутствии на всю систему. Создатели беспилотника не имели ни малейшего намерения вынуждать своё детище вести себя столь экстравагантным образом, и поэтому оснастили его крайне чувствительными пассивными сенсорами, которые не излучали ничего способного раскрыть его местоположение.

Или, как в данном случае, самый факт его присутствия.

Аппарат двигался вперёд, поддерживая пустячное (для себя) ускорение в 2000 километров в секунду за секунду. С учётом вектора запуска и необходимости обогнуть термоядерную топку звезды класса G3, находящейся практически прямо между ним и его промежуточным пунктом назначения, аппарату предстояло преодолеть расстояние в два световых часа, хотя по прямой его отделяло от пункта назначения всего лишь чуть более сорока световых минут. Затем беспилотнику потребуется пролететь ещё тридцать одну световую секунду для рандеву с выпустившим его непритязательным судном. Так что он не торопился. Надо было как-то убить десять часов, которые должны пройти до того, как его подберут, а небольшое ускорение, если ничто не нарушит график выхода в точку встречи, даст аппарату почти двадцать четыре минуты на осмотр своей цели перед тем, как ему придётся направиться в обратный путь к дому.

Беспилотник это не волновало. При таком небольшом ускорении он мог держать двигатели включёнными почти трое стандартных суток и, хотя он и не мог развивать таких чудовищных ускорений как противокорабельные ракеты, его маломощный импеллерный клин, в отличие от клина ракет, можно было при желании многократно включать и гасить, что делало его автономность практически неисчерпаемой. Кроме того, намного меньшая мощность клина в сочетании с любовно встроенной технологией обеспечения малозаметности, вообще являлась одной из главнейших причин, по которым аппарат было настолько трудно засечь. Пусть прекрасные в своей голодной ярости ударные ракеты рвут космос с ускорением в восемьдесят или девяносто километров в секунду за секунду, выставляя себя напоказ всей галактике! Они, так или иначе, в лучшем случае являлись камикадзе, обречёнными, подобно Ахиллу, на краткую, но полную блистающей воинской славы жизнь. Разведывательный же беспилотник был подобен Одиссею – сообразителен, хитёр и предусмотрителен.

И, в данном случае, полон решимости вернуться в конечном итоге домой, к Пенелопе по имени "Копенгаген".

***

– Сэр, центральная диспетчерская повторяет вызов. И, похоже, они, м-м-м, немного раздражены, – добавил лейтенант Кобе.

– Ладно, не можем же мы продолжать заставлять их беспокоиться, правда ведь? – отозвался Фитцджеральд. – Хорошо, Джефф. Включайте транспондер. Затем подождите минуты четыре – этого вполне достаточно, чтобы связист добрался до своего пульта, отключил тревогу и получил инструкции от вахтенного офицера – и пошлите сообщение.

– Есть, сэр.

Офицер связи нажал кнопку, включив транспондер "Копенгагена", транслирующий его абсолютно законные позывные. Четыре минуты спустя он нажал клавишу передачи и заранее подготовленное сообщение умчалось со скоростью света.

Аикава Кагияма пробормотал что-то себе под нос и Фитцджеральд перевёл на него взгляд.

– Что такое, Аикава? – поинтересовался коммандер и гардемарин виновато оглянулся.

– Ничего такого, сэр. Я всего лишь разговаривал сам с собой. – Фитцджеральд поднял бровь и Аикава вздохнул. – Похоже, я слегка обеспокоен тем, насколько хорошо всё это сработает.