Текст книги "Тень Саганами"

Автор книги: Дэвид Марк Вебер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 33 (всего у книги 61 страниц)

Глава 31

Капитана жандармерии Солнечной Лиги Дамиена Харахапа, также известного как «Зачинщик», жизнь не радовала.

Он сидел за маленьким столом в одном из баров Карловача, баюкая в руке бокал пива, которым по праву могли гордиться пивовары столицы. Взгляд его упал на лежащую перед ним старомодную печатную газету. Харахапу никогда особо не нравились подобные примитивные версии настоящих газет. В особенности он был недоволен невозможностью напрямую обратиться к пристойной информационной сети, чтобы прочитать статьи по данной теме. Иногда он задавал себе вопрос, каким же образом разведчики могли по-настоящему работать в докомпьютерную эпоху. Они, наверное, каждый день часами копались в бесконечных кипах измаранной чернилами и захватанной пальцами бумаги!

Но эта конкретная газета бесила в особенности, поскольку делала массу предположений и не подтверждала абсолютно ничего. Да, если считать все предположения репортёров и редакционный комментарий правдой, то новости были кошмарные. Однако он практически предпочёл бы знать, что это правда, чем так мучиться догадками.

«НОРДБРАНДТ МЕРТВА?»

«УБИТА ОСНОВАТЕЛЬ ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ГРУППИРОВКИ АСК!»

«СМЕРТЬ УБИЙЦЫ!»

Заголовки, может быть кроме первого, не оставляли места для сомнений. Вопросы появились только тогда, когда Харахап стал читать сами статьи. «Карловач Геральд Трибьюн», первая сообщившая о сенсации в своём дневном выпуске, поддалась всеобщей эйфории меньше остальных. Как написал её ведущий автор, «Представители правительства продолжают подчёркивать, что до сих пор нет однозначной идентификации останков Нордбрандт. Судебно-медицинские эксперты предостерегают, что, возможно, никогда не удастся достоверно определить, действительно ли находящиеся в распоряжении Национальной Полиции останки принадлежат получившей печальную известность террористке. Тем не менее, похоже, что имеются веские причины предполагать, что она действительно погибла».

"Вот так повезло, – кисло подумал он. – Два дня. Всего лишь два дня! Если бы я попал сюда двумя днями раньше, она бы была слишком занята встречей со мной, чтобы угробить свою психованную задницу подобным образом!"

Харахапу потребовалось всё его незаурядное самообладание для того, чтобы сохранять внешнее спокойствие и с беззаботным видом потягивать пиво. Особенно при мысли о том, что вся предварительная работа пропала впустую. Коту под хвост. И всё только лишь потому, что кровожадной суке приспичило вылезти поиграть в солдатики!

Он сделал глубокий вдох и приказал себе перестать накручивать самого себя. Вспоминая о потраченных попусту времени и усилиях он только раздражался, в чем не было никакой пользы. Кроме того, это было проявлением непрофессионализма.

При этой мысли Харахап горько фыркнул. Однако это было правдой, и он отхлебнул пива и откинулся, размышляя.

Он недооценил Нордбрандт. Он чувствовал в ней определённую склонность к насилию, распознал в ней потенциально смертоносное орудие, однако и представить себе не мог, что она окажется настолько неистовой. Её первое нападение на парламент планеты было более чем достаточно впечатляющим. По сути дела, он, прибыв на планету, был поражён тем, что она смогла успешно совершить подобное нападение. Однако следующая серия террористических актов, взрывы уязвимых элементов инфраструктуры Корнати и всеобщий хаос, явилась, по сути дела, ещё большим сюрпризом. Харахап либо сильно недооценил масштабы её организации, либо структуры безопасности Корнати были ещё менее дееспособны, чем он считал возможным.

"Спокойнее, Дамиен. Она, скорее всего, смогла сколотить организацию побольше, чем ты думал. А может быть и нет. У тебя не было хорошей возможности проанализировать операции, которые она успешно совершила, чтобы дать реальную оценку организации, которая ей для такого понадобилась бы. Ты всё еще находишься под влиянием этих вот проклятых "газетных" сообщений и ты знаешь, что в их реакции на событие содержится больше чем небольшая доля истерии. У этой планеты нет серьёзной традиции политического насилия. Появление какой-либо мощной террористической организации явно захватило их врасплох. Этого скорее всего самого по себе вполне достаточно для объяснения того, как она смогла осуществить взрывы в Неманье! И, разумеется, репортёры полагают, что для этого необходима довольно широкая организация. Точно также, как и правительство несомненно будет настаивать на том, что существует всего лишь горстка кидающихся бомбами сумасшедших".

Истина заключалась в том, что события, представлявшееся местным газетчикам тщательно спланированной и организованной серией атак на самом деле легко могли этим и не являться. Более половины атак, похоже, были направлены на цели вроде остановок общественного транспорта и линий электропередачи. Такие цели одновременно и очень заметны и очень труднозащитимы даже для самых прекрасно обученных, самых опытных сил безопасности. Большинство этих атак вполне могли представлять собой всего лишь нападения на удачно подвернувшиеся цели. Грандиозный пожар, вызванный взрывом хранилища нефтехимических продуктов на пятом по величине нефтеперегонном заводе Кронати, должен был потребовать намного более тщательной подготовки и столкнуться бы с намного более серьёзным противодействием со стороны государственных и корпоративных служб безопасности, однако большая часть других ударов по промышленности производилась против более мелких предприятий или филиалов банков и инвестиционных компаний. То есть опять таки представляла собой широкую волну атак против относительно слабозащищённых целей, которая помогало посеять в умах широкой публики представление о каком то цунами терроризма.

Нет, в конце концов, она не могла пропасть после того, как поразила такое множество "сложных" целей, разве не так? Это всего лишь выглядит подобным образом. Опять же, это сама суть террористических методов борьбы. У Нордбрандт и её верных последователей не было никакой надежды одолеть правительство в открытой борьбе лицом к лицу. Однако если бы она смогла убедить достаточное количество людей в том, что и правительство не в силах её одолеть, не в силах воспрепятствовать ей уничтожить любую выбранную ею цель…

Вот только начинало казаться, что правительство именно это только что и сделало.

Харахап вздохнул, допил пиво, бросил на столик несколько местных монет и поднялся. Свернутую газету он сунул под мышку – не потому, что так уж сильно желал её сохранить, а потому, что, оставив газету, мог возбудить любопытство кого-нибудь из тех, кто видел, с каким вниманием он её изучал. Скорее всего, это всё равно ни на что бы не повлияло, однако подобный профессиональный подход засел в нём почти на уровне инстинктов.

Он вышел на улицу и направился к ближайшей станции метро.

Стоял приятный, тёплый и солнечный день, как будто специально посланный в насмешку над его мрачными мыслями, и Харахап неторопливо двигался вперед. Он был уже на полпути к спуску в метро, когда услышал прямо у себя за спиной чьи-то шаги. Все его инстинкты заорали в голос, но, раньше чем он успел хотя бы сделать вздох, в нижнюю часть его позвоночника уперлось что-то твердое.

– Продолжайте идти… Зачинщик, – произнёс очень спокойный голос где-то за его левым плечом.

Во всех плохих голодрамах, какие только видел Харахап, разведчик со стальным взором и волевым подбородком нанёс бы удар локтем назад, безошибочно в солнечное сплетение противника, обезоруживая и нейтрализуя его. Затем он сделал бы паузу для того, чтобы поправить пиджак перед тем, как обернуться к стонущему и задыхающемуся противнику, чтобы подобрать его оружие и высказать поверженному ничтожеству какое-нибудь мудрое замечание для передачи его боссам.

Однако жизнь это жизнь и, учитывая, насколько тяжело остаться в живых с простреленным позвоночником, Дамиен Харахап продолжил идти вперед.

Его мысли понеслись вскачь, когда они миновали спуск в метро. Первой мыслью было то, что после гибели Нордбрандт её организация в достаточной степени развалилась, чтобы информация о его прикрытии уплыла к Национальной Полиции Кронати. Однако по дальнейшем размышлении он решил, что это маловероятно. Если бы сизари знали, кто он на самом деле такой, то, вероятно, взялись бы за дело совсем по-другому. На планетах Приграничья твёрдо знали, что есть некоторые незыблемые правила, которые лучше не нарушать, и одним из них было никогда не арестовывать и не отдавать под суд – не допуская даже мысли посадить в тюрьму – разведчика жандармерии. Возмездие Пограничной Безопасности обрушится на любого, кто посмеет подобным образом покусится на УПБ. Кроме того, если полиция желала его арестовать, то почему им просто не сделать это? Разумеется, этот тип позади сел ему на хвост с неприятной лёгкостью. Однако не было никаких разумных причин полагать, что посланная на его арест команда большего размера не могла бы сделать то же самое. Кстати, идущий позади тип имел массу возможностей сообщить ему, что он арестован.

Насколько Харахап мог судить, это оставляло лишь две реальные возможности. Первая, наиболее пугающая, заключалась в том, что НПК вообще не собиралась брать его под стражу. Они могли точно знать, кто он такой, и полагать, что его роль в организации и снабжении АСК до взрывов в Неманье была намного серьёзнее, чем на самом деле. В этом случае они могли решить послать предупреждение его боссам – или, как минимум, ему самому – попросту заставив его исчезнуть. В таком случае эта милая прогулка завершится в каком-нибудь переулке дротиком пульсера в его голове. Или, что намного вероятнее, перерезанным горлом и украденным бумажником – неудачливая жертва уличного грабежа, чья смерть не имела совершенно никакого отношения к правительству Корнати, членов парламента которого он помог убить. И, если он на самом деле погибнет таким образом, УПБ могло это спустить. В конце концов, нельзя сделать омлет, не разбивая время от времени одно из яиц. Там, откуда он прибыл, имелось еще много народа, и по крайней мере Корнати будет играть по правилам и воздерживаться от создания Пограничной Безопасности неудобств в прессе Лиги.

Эти мысли заставили его задышать тяжелее и чаще, хотя Харахап на самом деле не думал, что происходит именно это. Насколько это было вызвано его отчаянным желанием, чтобы это было не так, он не был готов признаться даже сам себе.

Вторая и, как от всей души надеялся Харахап, более вероятная возможность, заключалась в том, что организация Нордбрандт не развалилась целиком и кто-то из уцелевших узнал его, когда он появился на назначенном месте. В таком случае этот человек, кем бы он ни был, мог быть готов подхватить знамя Нордбрандт и продолжить борьбу. Тогда он – или она – несомненно жаждал поддержки "Зачинщика" сильнее, чем когда бы то ни было. Или же Харахапа мог узнать кто-то из уцелевших людей Нордбрандт, помышляющих только о том, как бы унести ноги с планеты, и считающих, что "Зачинщик" является их наилучшим шансом получить или вытребовать билет на спасение.

Из всех вариантов похищения только вероятность того, что это сделал один из людей Нордбрандт, какие бы именно требования похититель ни выдвинул, давала Харахапу существенные шансы выжить, так что он решил придерживаться этого предположения.

Они прошли еще восемь или девять кварталов, прежде чем идущий сзади заговорил снова.

– В середине следующего квартала. Номер 721. Справа от вас. Наверх, в дверь перед собой, и до конца коридора.

Харахап позволил себе лёгкий кивок и начал высматривать номера домов.

Следующий квартал был застроен высокими и узкими многоквартирными домами. Здесь, на Корнати, их называли "односветниками", поскольку их строили настолько близко один от другого, что лишь в одной стене делались пропускающие солнечный свет окна. Здешние односветники были чуть потрёпанее обычного, однако не настолько сильно как многие другие. Это был промышленный район и живущие здесь "синие воротнички" зарабатывали достаточно, чтобы стремиться к чуть более высокому уровню жизни.

Они подошли к дому номер 721, и Харахап повернул направо и начал подниматься по лестнице, как будто с самого начала туда и направлялся. Передняя дверь была сравнительно недавно выкрашена тёмно-зелёной краской, казавшейся неуместной на этой грязной городской улице. Дверь была не заперта – не редкость в этой части города, где люди могли положиться на то, что соседи переломают ноги любому глупцу, рискнувшему остановить на улице местного или обокрасть его жилище – и открылась от толчка.

Он прошел по коридору, вдыхая смесь запахов готовки, плесени и слишком скученно живущих людей. При его приближении дверь в конце коридора распахнулась, и Харахап шагнул внутрь, оказавшись лицом к лицу с темноволосой, темноглазой, смуглой женщиной среднего роста.

– Я подозревал, что слухи о вашей безвременной кончине были преувеличены, миз Нордбрандт, – невозмутимо произнёс он.

***

– Так что я решила позволить им думать, что они меня прикончили. По крайней мере недельку-другую, – произнесла Ангес Нордбрандт тридцать с чем-то минут спустя.

Они с Харахапом сидели напротив друг друга за маленьким столом крохотной кухни квартиры односветника. На старомодной плите позади Харахапа булькала кастрюлька с каким-то супом или рагу, в его лежащих на столе руках нежилась чашка на удивление хорошего чая, а сам он разглядывал лицо Нордбрандт. Оно казалось похудевшим со времени их последней встречи и более жёстким. И блеск её тёмных глаза стал ярче и агрессивнее. Разрастающийся фанатизм, который Харахап почувствовал с самого начала, стал сильнее. В своей работе он уже сталкивался с подобным. Некоторые люди, иногда сами того не подозревая, были хищниками в душе. Они испытывали наслаждение от вкуса крови, и им на самом деле нравилось делать всё то, что скрывалось за эвфемизмом "мокрое дело". Агнесс Нордбрандт, как стало очевидно, относилась к их числу.

– Они действительно убили несколько хороших людей, – отрывисто произнесла она, а затем остановилась и заставила себя расслабиться. – И, хотя я и предполагаю, что известие о моей гибели может обескуражить членов некоторых наших ячеек, однако я ожидаю, что удар по доверию к правительству после того, как выяснится, что я не мертва, более чем оправдает любой понесённый за этот период ущерб.

– Понимаю, – Харахап сделал глоток, поставил чашку на стол и слегка улыбнулся. – С другой стороны, я не припомню, чтобы хотя бы в одной из прочитанных мною статей говорилось, что правительство когда-либо заявляло о вашей гибели. В них содержались только лишь предположения прессы и постоянные предостережения правительства о том, что пока нет никаких доказательств вашей смерти.

– Знаю. – Ухмылка Нордбрандт была определённо злобна. – Именно поэтому мне так нравится эта идея. Правительство сколько угодно может доказывать, что никогда не пыталось утверждать, что я мертва. Только об этом никто и не вспомнит, особенно если все свои декларации о том, что я всё еще сражаюсь, я начну со слов "Несмотря на трусливые потуги коррумпированной правящей элиты утверждать, что они заставили замолчать мой голос сопротивления…"

– Понимаю, – повторил Харахап. Она была права и демонстрировала более изощрённое понимание принципов эффективной пропаганды и психологической войны, чем Харахап от неё ожидал. Что, пожурил он сам себя, было глупостью. Она, в конце концов, являлась успешным политиком до того, как голосование об аннексии выбило из под неё поддержку избирателей. Разумеется, она не переставала быть по сути своей психом, но психом с хорошими тактическими инстинктами, каким бы в конечном итоге плохим ни оказалось её понимание стратегических реалий.

– Насколько долго вы собираетесь придерживать свои операции?

– Вы это подметили, верно? – Нордбрандт, похоже, была довольна его проницательностью. – Думаю, пара, может быть тройка недель, за которые не произойдёт ничего, кроме нескольких отдельных нападений – вроде тех, которые могли бы самостоятельно предпринять лишившиеся центрального руководства боевые ячейки – должны по большей части вселить в "гениев" прессы прочное убеждение в моей смерти. Также это должно заставить Райковича и Басаричек тоже в это поверить, неважно, сознаются ли они в этом кому-нибудь – в том числе и себе самим – или нет. Или, как минимум, чтобы сизари и люди генерала Шуки расслабились и немного ослабили бдительность. Это должно сделать серию атак, которыми я намереваюсь подкрепить своё заявление о пребывании в добром здравии, ещё эффективнее.

– Вы можете позволить себе убрать давление на такой долгий срок?

– На две недели несомненно. На три? – она пожала плечами. – Это может быть немного проблематичнее. Не так здесь, на Корнати, как на Флаксе. Я не желаю доставлять Конституционному Собранию комфортного ощущения отсутствия у него какой-либо оппозиции.

– Я понимаю ход ваших мыслей, – произнёс Харахап. – С другой стороны, я только что прилетел с Монтаны. Вы слышали об атаке Вестмана и его Движения за Независимость на тамошнюю базу Рембрандта?

– Нет. Последнее, о чём я слышала, это как он развлекался кражей одежды.

Презрение Нордбрандт по отношению к первой из операций Вестмана было очевидно… и, на взгляд Харахапа, доказывало, что, каковы бы ни были её сильные стороны, её понимание всех нюансов психологической войны было, по сути дела, почти столь же ограниченным, как он и полагал вначале. Или, наверное, было бы более справедливо по отношению к ней сказать, что она страдала от узости мышления. Она была слишком очарована собственной тактикой грубого насилия, чтобы увидеть выгоды, присущие любому другому подходу.

– Ну, это, может быть, было немного глупо, – уступил Харахап в угоду её предубеждениям. – Хотя с тех пор он решил перейти к более… жёсткому подходу.

Он начал подробно рассказывать о нападении Вестмана на монтанскую штаб-квартиру РТС. К тому времени, когда он завершил рассказ, Нордбрандт хихикала от открытого восхищения. Разумеется, Харахап предпочёл избежать подчеркивания всех предосторожностей, предпринятых Вестманом во избежание человеческих жертв.

– Вот это мне нравится! – заявила Нордбрандт. – И, честно говоря, я никак не думала, что Вестман на такое способен. Я думала, что это всего лишь очередной ни на что не пригодный кретин из монтанской аристократии – вроде Тонкович и её шайки здесь, на Корнати.

Не в первый раз Харахапу подумалось, что обитатели Скопления Талботта, в том числе и те, кто должен был бы знать побольше, проявляли удручающую неосведомленность в отношении соседних миров. Действительно, Вестман мог бы считаться на Монтане "аристократом", однако было бы ошибкой путать его со, скажем, олигархом Новой Тосканы. Каковы бы ни были их собственные ошибки, монтанцы только посмеялись бы над глупостью подобных взглядов.

– Похоже, поначалу он действительно подошел к делу несерьёзно, – произнёс Харахап. – Однако с тех пор он стал намного серьёзнее. И решил сотрудничать с нашим Центральным Комитетом Освобождения. В конце концов мы решили так себя называть. Недурно звучит, а? – с улыбкой добавил он.

– Решился? – поинтересовалась Нордбрандт, прищуривая глаза и игнорируя весёлый вопрос.

– Решился, – уже серьёзнее ответил Харахап. – Именно поэтому я подозреваю, что даже если вы решите отложить объявление о том, что вы всё ещё живы, на полные три недели, кое-кто ещё поможет поддержать давление. И мы, чтобы помочь ему в этом, будем его поддерживать и снабжать современным оружием. Как я, наверное, говорил вам во время нашей последней встречи, мы, похоже, получили неожиданный доступ к кое-каким средствам РТС Ван Дорта, а наши контакты нашли доступ к современному вооружению, приборам ночного видения, средствам связи и армейской взрывчатке. Могу ли я предположить, что вы и сами не прочь получить кое-что из этой роскоши?

– Конечно же, можете, – завила она с горячностью человека, который со времени их последнего разговора страдал от сложившегося дисбаланса возможностей. – Когда мы можем ожидать их получения?

– Они в пути, – сообщил Харахап и заметил, как заблестели глаза Нордбрандт. – К сожалению, чтобы добраться сюда, им понадобится ещё примерно шестьдесят стандартных дней. Транспорты определённо не чемпионы гонок и нам необходимо, чтобы наши доставщики выглядели как можно обычнее и могли проскользнуть под бдительным оком властей. – Нордбрандт выглядела разочарованной мыслью о том, что её придётся так долго ждать свои нежданные новые игрушки, и Харахап криво ухмыльнулся. – Кроме того, – продолжил он, – я думаю, что вы сможете использовать это время с пользой. В конце концов, нам надо определить, каким образом выгрузить – и спрятать здесь, на планете – что-то около тысячи тонн оружия, боеприпасов и взрывчатки.

– Тысячи? – вспыхнули её глаза, и Харахап кивнул.

– Как минимум, – мягко произнёс он. – А может быть и вдвое больше. Когда я отправлялся, это было минимальным гарантированным количеством. Однако они всё еще собирали груз и числа с тех пор могли подрасти. Вы можете принять и спрятать такой крупный груз?

– О, да, – негромко произнесла она. – Я думаю, вы можете на это положиться!

***

– Служба управления движением Целебранта, говорит КЕВ «Гексапума». Прошу разрешения для выхода на назначенную парковочную орбиту.

Лейтенант-коммандер Нагчадхури передал запрос капитана Терехова и терпеливо ожидал, сидя в своей секции связи. Как и во всех здешних системах, на Целебранте конечно же не было никаких приёмопередатчиков СКС, а "Гексапума" только что пересекла гиперграницу звезды класса G4, находящуюся он неё в 20,24 световых минутах. Обитаемая планета, тоже обладающая именем Целебрант, находилась прямо между кораблём и звездой, а радиус её орбиты составлял чуть меньше одиннадцати световых минут, так что до того, как "Гексапума" сможет получить какой-либо ответ, пройдёт как минимум восемнадцать минут.

Терехова это полностью устраивало. На таком расстоянии даже имеющиеся в Скоплении сенсоры должны были дать чёткую засечку места гиперперехода "Гексапумы" и её импеллерного клина, так что местные знали, что кто-то прибыл. И было просто вежливо позволить им как можно скорее узнать, кто этот "кто-то".

Он вглядывался в свой маневровый дисплей, наблюдая за устойчивым приближением зелёной бусины своего корабля к планете, и с определённым изумлением обнаружил, что испытывает… довольство. Они хорошо поработали на Нунцио. Может быть, это не было настолько драматично и славно, как броситься в бой против огромного флота Республики Хевен, но это было хорошей и полезной работой. Работой, которая ещё долгое время будет оказывать реальное положительное влияние на будущее всего Звёздного Королевства.

"И давайте будем честны. Даже если бы мы служили вместе с Восьмым Флотом, мы, скорее всего, проводили бы большую часть времени, вися на парковочной орбите и ожидая вражеского нападения или готовясь к своему. Такова служба на Флоте – девяносто девять процентов скуки и один процент абсолютнейшего кошмара. Я думаю, что то же самое, скорее всего, верно и тут, однако мы можем, по крайней мере, провести часть этих девяносто девяти процентов времени, занимаясь полезными делами, вроде астрографической съёмки для обновления наших карт. Кроме того, мы нужны этим людям намного сильнее, чем Звёздному Королевству нужен ещё один тяжёлый крейсер, действующий вместе с Восьмым Флотом или Флотом Метрополии. И всё, что мы ни делаем, добавляет очередной кирпичик к идее, что Звёздное Королевство чего-то стоит. Что его защита и его свобода действительно что-то значат".

Как странно. Он знал, что получил жестокое удовлетворение от уничтожения "Анхура" и его спутника. Однако когда именно он преодолел границу между тем, чтобы быть тут потому, что кто-то должен быть тут, и удовлетворённостью тем, что именно он тот человек, который здесь был?

Этого он не знал, однако вглядываясь в сине-белый символ, означающий обитаемый мир по имени Целебрант, он на самом деле обнаружил, что с нетерпением ожидает, какие именно новые рутинные, скучные, абсолютно жизненные и неотложные дела ожидают из здесь.