Текст книги "Огненный шторм"

Автор книги: Дэвид Класс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)

20

С трудом поднимаюсь на ноги.

Ладно, воронья рожа. Я оценил твой прием. Неплохо. А теперь хватит обороны. Попробуем старое доброе нападение.

Иду к нему, подняв руки. Подобравшись на расстояние удара, делаю ложный выпад правой и свинг левой. Отличный удар. Не придерешься. Вложил в него всю силу и весь свой вес. Нацелился прямо в челюсть этой идиотской маски ниндзя.

ХРЯСЬ! Удар попал в цель. Прямо в челюсть. Ниндзя складывается, словно оригами.

По крайней мере, я ожидаю чего-то в этом роде. А вот того, что происходит на самом деле, – нет.

Он пригибается. Грациозный наклон и перекат. Подбородок неспешно уплывает от удара. Я теряю равновесие и перенапрягаю мышцы. Он делает шаг вперед и перехватывает мое запястье. Дергает, смещает центр тяжести – и я снова лечу, но на этот раз вверх тормашками.

Тот удар был из карате, а этот бросок – уже из дзюдо. Полный боевой репертуар. Впечатляюще. Примерно так я думаю на лету, болтая руками и ногами.

Врезаюсь в стену. Сползаю на пол. Лежу бесформенной грудой. Противник дает мне прийти в себя. Снова медленно поднимаюсь.

Он снова приближается. Тот же танец. Шаг вперед, полшага влево.

Думай, Джек. Если он тебя еще раз ударит, тебе конец. Твои приемы против него бессильны. Единственное твое преимущество – это габариты и сила. Места тут мало, как на ринге. Бежать ему некуда. Скрути его и хрясни об стену.

И не тяни, а то он ударит первым. Давай прямо сейчас.

Встаю в борцовскую стойку. Переношу вес на одну ногу. Нужно всего-то опрокинуть его на спину. Я это тысячу раз делал на тренировках. Всерьез – ни разу.

Ниндзя это видит и отбегает к ближайшей стене. Я бегу за ним. Бегай сколько хочешь, все равно не спрячешься.

Он прыгает, отталкивается от стены ногами и делает сальто назад. Не успеваю я оглянуться, как он уже приземляется у меня за спиной и захватывает меня поперек туловища.

Мастерский прием. Мне приходилось биться с чемпионами графства, так вот они двигались гораздо хуже. Он валит меня на землю. Пытаюсь его сбросить. Все равно что пытаться сбросить собственную шкуру. Правой рукой он ищет какое-то место у меня на загривке. Ослабляет хватку.

Я соображаю, как бы мне половчее его сбросить. Чтобы наверняка.

ШАРАХ! Электрический разряд.

Ощущение именно такое. Сто тысяч вольт ударяют в меня, пробежав по живому проводу. Нет, не по проводу, – это он пальцем нажимает на какое-то нервное окончание у меня на шее. Меня сотрясают судороги.

Он отпускает меня, а когда я мешком оседаю на пол, хватает меня, стоя сзади на коленях, и начинает душить.

По-настоящему. Правой ладонью пережимает мне трахею, а левой крепко держит.

Все, конец. Сейчас он меня добьет.

И ничего не сделать, совсем ничего. Воля к жизни заставляет меня дико вырываться. Придает мне едва ли не сверхчеловеческую силу. Мне даже удается оторвать его от земли – он как буйвол, которому на спину прыгнул лев. Ударяю его об стену. Хватка на секунду слабеет.

Но тут лев вонзает в буйвола зубы. Рука безжалостно сжимается. Я падаю на колени. Потом – лицом вниз.

Когда тебя душат, это крайне неприятно. Бьешься за последний глоток воздуха. Чувствуешь, как гаснут огни. Тоненький голосок из командной рубки разума: Джек, ты умираешь, умираешь, умираешь насовсем.

И ничего с этим не поделаешь. Беспомощность. Раскаяние. Прощание.

Папа.

Мама.

Пи-Джей.

Темнота.

21

Повторяющийся кошмар. Вариации на тему боли. Меня колотят днем и ночью. Это что-то новенькое или уже было? Я кричу по-настоящему или это просто эхо предыдущих побоев?

Только одно остается неизменным. Мой противник. Разные плащи. Множество масок. Но это тот же самый мелкотравчатый подонок. Сложён как пожарный гидрант – только с газельей грацией. Тот самый – с танцующей походкой. С молниеносными приемами карате. С садистскими захватами из джиу-джитсу.

Я пробую все способы обороны, какие только могу выдумать. Удары. Пинки. Футбольные подножки. Даже кусаюсь.

Снимаю кожаную куртку и пытаюсь поймать его, как сетью.

Швыряюсь в него ботинками.

Ничего не выходит. Слишком уж он хорош.

После каждой порции побоев я лежу оглушенный или без сознания. Этот мелкотравчатый уже сто раз мог меня убить. Но не убивает. Просто исчезает – а потом возвращается, чтобы снова примерно меня наказать.

Нет, я не сдаюсь. Просто уже не могу придумать ничего нового. На все мои уловки у него находится ответ.

Поэтому в конце концов у меня остается один-единственный выход.

Я начинаю подражать ему. Пытаюсь у него учиться.

Учился я всегда быстро. Стоит мне один раз что-то показать, и я это уже не забуду. Длинная череда изумленных тренеров. «Эй, Даниэльсон, я же только сегодня показал эту двойную обводку, а ты ее уже лучше меня делаешь!», «Ничего себе, Даниэльсон, ты делаешь этот захват именно так, как я вчера говорил!»

Так что я начинаю присматриваться к этому ниндзя.

Ставлю ноги на ширину плеч. Начинаю двигаться скользящей походкой. Не теряя равновесия. Не подставляясь. Так очень трудно предсказать, куда я двинусь в следующую секунду.

Ага, вот как делается этот прием! Сначала надо поднять колено, а потом резко выбросить ногу.

О, вижу, при ударе сила концентрируется в бедре и голени.

Вот она, та болевая точка, на которую ты давишь, чтобы меня обездвижить. Могу дотянуться и найти ее у себя на загривке. Черт, больно. А если мне больно, тебе тоже будет, дружок.

Делаю успехи. Меня по-прежнему бьют, но и мне удается то пнуть, то ударить. Побои постепенно превращаются в поединки. Они стали дольше. Более продуманными. Более соревновательными.

Я заметил одну странную штуку. Этот садист, который приходит меня избивать, не причиняет мне никаких увечий. Он, не задумываясь, душит меня или отправляет в нокаут, но ни разу ничего мне не сломал и даже ни одного зуба не выбил.

Наверное, это он специально.

Наверное, этим можно воспользоваться.

Я получаю мои синяки и шишки, съедаю и выпиваю те крохи и капли, которые появляются в сарае, пока я валяюсь без сознания, и изучаю противника. Тяжело в учении. Но я делаю успехи. Скоро настанет день, когда ученик убьет своего учителя. Я его ненавижу. Я задолжал ему целый океан боли.

Теперь я могу отгораживаться от ужаса, который этот гад телепатически на меня насылает. Я придумал специальный барьер.

Последние страшные побои. Мне удается дать ему несколько хороших тумаков, и ему это не нравится. Когда ему удается меня повалить, он избивает меня ногами. Потом начинает душить. Прежде чем отключиться, я крепко заезжаю локтем прямо в маску. Готов поклясться, что он вскрикнул от боли. Получи, ублюдок.

Открываю глаза и вижу утренний свет. Некоторое время пролежал в обмороке. Теперь я умею предсказывать действия противника. Он будет ждать, когда я очнусь. Вернется, как только я начну приходить в себя.

Поэтому я не шевелюсь. Лежу тихо, не двигаюсь и строю планы.

Ведь я уже готов. Сегодня судьбоносный день.

Есть в его действиях один повторяющийся момент. Первый прыжок. Он может сколько угодно переодеваться птицей, но летать он не умеет. Так что между его появлением в окне и приземлением я могу успеть что-то предпринять.

Лежу, пока не чувствую, что готов и полон сил, потом поднимаюсь. Делаю вид, что меня шатает, как пьяного, хотя на самом деле голова у меня холодная и ясная, словно утро в горах. Раскачиваюсь туда-сюда. Расставляю силки. Телепатически излучаю чистую ярость – как будто у меня в голове помутилось. Приходи, ублюдок. Я тебя в клочки порву.

Но внутри я спокоен. И все рассчитываю.

Окно открывается. Ниндзя серо-бурым стервятником планирует на пол.

Я подбегаю прямо под него.

Ударить меня ногами он не может. Потому что тогда это будет прямой удар в лицо, причем всем весом и еще в прыжке с высоты, а значит, смертельный.

А убивать меня противник не собирается.

Так что он валится прямо на меня и пытается вывернуться и отпрыгнуть в сторону.

Хватаю его. Узнаешь захват? Ты сам научил меня ему, ублюдок.

Все равно что держать в охапке электрического угря. Тянется к болевым точкам, дергается, крутится, но я его не выпускаю. Долго мне его не удержать. Но и не надо.

Два шага к стене. Этому я тоже научился у него. Стена – полезная штука. Тверже любого кулака.

Резко опускаю центр тяжести. Этого ниндзя не ожидал. Опрокидываюсь ничком и тащу его за собой. Потом подбрасываю его обеими ногами и швыряю прямо в стену.

Хочешь научиться летать, ниндзя? Я к твоим услугам.

БАМ! Ниндзя таранит головой стену, словно орел – небоскреб. Оглушенный, сползает на пол. Тут же пытается подняться. Поразительно быстро приходит в себя.

Поразительно, но не слишком. Вскакиваю на ноги и взмываю в воздух. Удар правой ногой приходится ниндзя точно в подбородок маски. ХРЯСЬ!

Шлепается навзничь. Шевелится, но не успевает собраться с мыслями и даже не пытается подняться, а я уже…

… прыгаю на него. Обоими коленями приземляюсь ему на грудь. Этому он тоже меня научил. Пользуйся силой тяжести. ОООШШШШШ. Из легких у него выходит весь воздух.

Ну вот, теперь можно его прикончить. До сих пор я не выходил из себя настолько, чтобы убить кого-нибудь. А теперь – вышел. Любишь боль? Я тебе обеспечу. Джек – добрый малый, но ты сам напросился.

Ярость гудит у меня в ушах. Он пытается меня сбросить. Я ударяю его головой об пол. Сколько раз он отправлял меня в нокаут? Теперь пусть у него искры из глаз сыплются.

Решаю сорвать с него маску. Прежде чем добить его, хочу увидеть, как у него лицо от ужаса перекосится.

Правый кулак сжимается, чтобы нанести смертельный удар. Левой рукой я сдираю маску. Она не поддается, но я ее дергаю туда-сюда, и наконец кожаные ремни съезжают. Я отбрасываю маску в сторону и замахиваюсь правой.

И замираю.

Потому что у него открыты глаза. Смотрят на меня. Серые. Осмысленные. Человеческие. Он знает, что сейчас будет. И припас последний трюк.

Он – это она!

Женское лицо. Даже в какой-то степени привлекательное. Если кому нравятся садистки с фигурами тумбочкой.

Я в такой ярости, что едва не бью в это лицо кулаком – изо всей силы. Но – лишь едва. Кулак сам собой разжимается. Не могу.

Пальцы сжимаются у нее на горле. Так можно убить человека в полсекунды. Вырвать ему трахею.

– Ты кто? – спрашиваю. – Говори, а то убью.

Губы разжимаются. Тихий голос.

– Меня зовут Эко.

– Зачем ты меня мучила? – свирепо продолжаю я.

– Меня для этого прислали, – задыхаясь, отвечает она. – У нас мало времени. Другого способа нет.

– «Другого способа» чего? – Я ослабляю хватку. Пусть немного подышит.

– Сделать так, чтобы ты мог постоять за себя, – шепотом отвечает она. – Прежде чем научить тебя другим полезным вещам. Теперь ты готов.

– Ах, ты, оказывается, на моей стороне? Сомневаюсь.

Серые глаза глядят прямо на меня. Бесстрашно.

– Хочешь меня убить – давай. Твое право. Можешь делать что хочешь. Ты наш маяк надежды. Если нет, идем. У нас много дел, а времени мало.

О, как мне хочется убить ее. Или по крайней мере сделать ей больно. Но я гляжу в эти серые глаза и, к ужасу своему, понимаю, что начинаю ей верить.

Бред. Разве можно ей доверять после всего, что она со мной делала?!

И тут я вижу кулон у нее на шее. Кулон в виде прелестной женской головки с длинными струящимися волосами.

Эту головку я уже видел. У моих родителей была старинная брошка. Лежала в шкатулке в их спальне, дома, в Хедли-на-Гудзоне. Те же струящиеся волосы. То же запоминающееся красивое лицо. Родители говорили, что это просто старинная вещица, которую они купили в антикварном магазинчике.

– Кто это? – спрашиваю я у Эко.

В серых глазах на миг мелькает замешательство.

– Твоя мать, – произносит она. – Твоя настоящая мать.

Я встаю и отступаю на шаг, голова у меня кружится куда сильнее, чем когда Эко била меня или душила.

– Она жива? – спрашиваю я. – Как ее зовут? Где она? Откуда ты ее знаешь?

Эко несколько секунд переводит дух, потом медленно поднимается.

– Потом расскажу, – отвечает она. – А теперь нам пора идти. Здесь опасно. Пойдешь?

Мы молча и смущенно смотрим друг на друга.

Я киваю:

– Пойду. Но когда ты в следующий раз решишь меня чему-нибудь поучить, пожалуйста, Эко, придумай какой-нибудь способ попроще.

22

Автомобиль на четырех колесах. Мощный, как танк. После недавних побоев я с ног до головы в синяках. Каждый ухаб мне как нож острый. Ой, ноги. Ой, ребра. Ой, ой, шея.

То, что я позволил юной леди, которая последние несколько дней немилосердно меня колошматила, увезти меня в неизвестном направлении, – на первый взгляд фантастически нелогично. Но с тех пор как глаза незнакомого дылды полыхнули на меня в ресторанчике в Хедли, в моей жизни вообще мало логики.

Положись на интуицию, Джек. Если ты не веришь человеку, который называет тебя маяком надежды, кому же тогда верить? А кулон с портретом моей матери! Это как печать на договоре.

Эко снимает кулон и дает мне посмотреть. Я бомбардирую ее вопросами. Она увиливает:

– Не сейчас. Нам грозит опасность. За нами гонятся. Мне нужно сосредоточиться на том, как уйти от преследования.

– Кто за нами гонится? Почему? Скажи мне наконец, как зовут маму!

– Мира, – шепчет она. – В честь той звезды, которая светит то ярко, то тускло. Иногда она ослепительна. А иногда ее почти не видно.

Я гляжу на прелестное лицо на кулоне и твержу про себя загадочное имя – новое в моей жизни. Мира.

Эко сменила эффектный костюм ниндзя на простые белые шорты и бирюзовую маечку. Еще бы фотоаппарат, и сошла бы за туристку.

Машину она ведет так же, как дерется. Руки лежат на руле грациозно и уверенно. Те же руки, которыми она душила меня и била. Серые глаза почти не отрываются от дороги. Не азиатские и не европейские. Какой-то экзотический гибрид. Нежная кожа цвета слоновой кости.

Двухполосное шоссе разрезает барьерный остров пополам. Иногда я вижу океан на востоке и стеклянную гладь пролива на западе. Потом остров снова расширяется.

Возвращаю Эко кулон.

– Эко, кто же за нами гонится-то? Никто не знает, что я здесь, – какая может быть опасность?

– Какая есть.

Девица не из болтливых. Напоминает мне Джиско, когда он прикидывался сфинксом. Находит отговорки, чтобы не отвечать на вопросы. С другой стороны, когда едешь на джипе с девушкой, которая последние несколько дней так тебя колошматила, наверное, разумно никуда не спешить.

Проезжаем через Дак и Короллу. Дорогие прибрежные дома, огороженные кварталы. На крышах гигантскими пауками торчат спутниковые антенны. Мерцают бассейны. Плещутся джакузи. То и дело попадаются мотоциклисты в латексных костюмах. Не сомневаюсь, что в сезон эти городки битком набиты богатыми солнцепоклонниками.

К северу от витрин Короллы дома становятся пореже. Декорации уже не такие пышные. Над дюнами высится маяк.

– Зачем здесь маяк? – спрашиваю я Эко, чтобы прервать затянувшееся молчание. Может, ей больше понравится болтать о том, что у них в будущем не засекречено.

– Крушения, – отвечает она.

– Какие крушения?

– Корабли.

Тут она замечает, что ответ меня не устраивает, и добавляет:

– Внешнее побережье называют Атлантическим кладбищем. Особенно то место, где мы скоро окажемся.

Учитывая, сколько народу хочет меня убить, – остроумное замечание, нечего сказать. Джек Даниэльсон едет на Атлантическое кладбище, чтобы отдохнуть на побережье в обществе девушки-ниндзя, лишенной навыков светской беседы.

За что мне все это?

Эко снова отключает свои динамики. Это какая-то дзенская техника. Самопогружение. Полная замкнутость. Как будто меня тут и нет. Как будто мы можем проехать полтысячи миль, и за все это время она ни разу не отведет взгляда от шоссе, и это совершенно в порядке вещей.

Я ее что, совсем не интересую? И ей совсем не хочется объяснить свое странное поведение в последнее время?

Шоссе кончается. Дорога резко сворачивает вправо и упирается в деревянный забор. Делаю вывод, что мы тут и остановимся.

Ошибаешься, Джек. Белый полноприводной джип выруливает прямо на песок. И едет себе на север, словно нет на свете более естественного занятия, чем гнать машину вдоль линии прибоя.

Здесь уже кто-то проезжал. Мы едем по их следам. Проезжаем мимо припаркованных в дюнах джипов и фургонов. Люди купаются. Катаются на серфинге. Дети собирают ракушки. Но мы не останавливаемся. Это было бы слишком нормально. Мы едем дальше.

Сгущаются сумерки. Мы едем вдоль дюн уже несколько часов. Ни купальщиков, ни рыбаков. Песок, прибой и мы.

Солнце садится. Поднимается ветер. Волны – как ряды ощерившихся зубов. Быстро становится не по себе. Куда мы едем? Не знаю. Зачем? Понятия не имею.

По крайней мере, я уже не в сарае. Обстановка стала поинтереснее. Не говоря уже о природе. Над головой кружит птица. Широченный размах крыльев. Орел? Альбатрос? Я не орнитолог, но это определенно великолепный экземпляр.

– Голубая цапля, – подсказывает Эко. В первый раз она высказывается не в ответ на прямой вопрос.

Так ли уж «не в ответ»? Ой.

Она не отводит глаз от песка. Откуда она узнала, что я смотрю на птицу? Я установил защиту, но береженого Бог бережет.

– Ты читаешь мои мысли?

– Нет, – говорит она. – Мысли ты маскируешь.

Наверное, так и есть. Если бы она могла читать мои мысли, то заранее знала бы все мои планы. И тогда мне не удалось бы застать ее врасплох в сарае.

– Тогда откуда ты знаешь, что я смотрел на птицу? Ты на меня даже не глянула.

– Птица заметила, что ты смотришь на нее, – отвечает она.

– Ты прочитала мысли птицы? Что-то не верится, что ты сумела прочитать мысли голубого альбатроса, который парит в пятистах ярдах над нами.

– Это голубая цапля, – поправляет меня Эко. – Болотный великан. – Самое пространное высказывание за несколько часов. Может быть, она уже в настроении поговорить? Или просто любит птиц?

– Где же тут болото? – спрашиваю. – Здесь побережье.

Эко кивает в сторону дюн.

– Вон там. Увидишь. Сейчас главное – добраться до места.

– До какого?

– До безопасного.

– В сарае было опасно?

Эко пожимает плечами. Отбой. Я вешаю трубку.

Ее глаза останавливаются на голубой цапле и вместе с ней парят среди пурпурных облаков, плывущих к закату. Я внимательно слежу за Эко. Лицо у нее – с таким в покер хорошо играть, но я замечаю, что полет цапли пробуждает в ней сильные чувства.

Благоговение. Тоску. Глубокий, медленно кипящий гнев.

Хватит ждать. Она изводит меня молчанием весь день. Пора брать дело в свои руки.

Хватаюсь за руль и выкручиваю его к воде.

– Ты с ума сошел?! – Эко пытается вырвать у меня руль. Выписываем зигзаги по песку. – Мы застрянем, – предупреждает Эко.

– Тогда остановись и поговори со мной. ПРЯМО СЕЙЧАС!

Она ударяет по тормозам. Мы резко останавливаемся в пяти футах от поблескивающего приливного озерца.

Как мило, что теперь для разнообразия это она слушается моих приказов.

– Эко, ты передо мной в долгу. Я доверился тебе и поехал с тобой, и теперь у меня есть несколько вопросов. Тот сарай был местом достаточно укромным и безопасным, чтобы запереть меня там и некоторое время метелить. С чего нам вдруг понадобилось отправляться в сафари по побережью?

Отвечает она неохотно:

– Ради твоей безопасности.

– О том, что я здесь, не знает никто, – замечаю я. – Кроме тебя и той вшивой дворняги, которая, полагаю, потребовала с тебя денег за предательство. Почему нам приспичило уезжать из надежного убежища? Куда мы едем? Здесь нет ни одного дома. Темнеет. И кстати, чем ты занимаешься, когда не колотишь незнакомых людей в сараях? Или это работа у тебя такая?

Губы Эко начинают шевелиться. У меня появляется странное чувство, что она собирается улыбнуться моей блестящей остроте. И становится даже жутко при мысли о том, что улыбка может оказаться теплой.

Не-а. Хмурая. Ни капли теплоты.

– За тобой и дальше будут охотиться, – говорит она. – Будут гнаться до самой твоей смерти. – Если она пытается меня так утешить, то подходит к делу крайне неумело. – Наверное, ты это уже понял, иначе ты клинический идиот. Я везу тебя в безопасное место – по крайней мере в относительно безопасное. Но пока мы туда не добрались, мы легкая мишень.

– Но почему за мной гонятся? – спрашиваю. Нет, вымаливаю ответ. Готов в ногах у нее валяться. – За что меня хотят убить? Почему ты решила мне помогать?

Серые глаза смотрят мне прямо в лицо неподвижным взглядом. Не дружеским, не враждебным. Голос стихает до шепота.

– Потому что у тебя есть ключ.

Разжимаю пальцы. Показываю ладонь. Пусто.

– Нет у меня никакого ключа.

В сумерках линии у меня на ладони поблескивают, словно расходящиеся тропы. Которая тут линия жизни? Наверное, не самая длинная.

– Ты сам – ключ, – очень серьезно шепчет Эко.

Изучаю ее лицо. Ничего для меня полезного.

– Давай. Договаривай. Ключ от чего?

Ее голос становится еще торжественнее.

– От той двери, за которой находится Пламенник. От спасения мира. Это можешь только ты. Так что все зависит от тебя. Судьбы всего будущего.

Что? Как? Почему я?

– Как так? – ахаю я, потрясенный и сбитый с толку ее тоном и пафосом в ее словах. – Я еще даже голосовать не имею права! И алкоголь покупать! – Чуть не добавляю, что и рога мне пока что наставить невозможно, но молчу. У меня тоже есть гордость.

– Как бы там ни было, – отвечает Эко. – А теперь давай поедем. Пожалуйста.

Она кончиками пальцев гладит мою руку, держащую руль. Прикосновение неожиданно нежное. Она пытается столкнуть мои руки с руля.

– Ты наш маяк надежды, но ты слишком много болтаешь.

Я отпускаю руль, Эко давит на газ, и дальше мы едем молча.