Текст книги "Огненный шторм"
Автор книги: Дэвид Класс
Жанр:
Детская фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)
30
Школа молодого бойца пошла насмарку. Какая может быть военная дисциплина, когда помнишь, как вчера вечером вы с сержантом сидели на крыше и держались за руки? Неудивительно, что в вооруженных силах фамильярность не поощряется.
Предрассветная пробежка. Теперь мне не приходится с трудом поспевать за Эко. Бежим рядышком. Я чувствую паутину и успеваю вовремя пригнуться. Уже не наступаю в ямы и на острые камни. Просто заранее знаю, где они, а откуда – не спрашивайте. Мы бежим идеально в ногу. Иногда случайно чуть касаемся друг друга.
Гребля на байдарках. Скользим сквозь жутковатый туман. И небо, и вода одинакового красновато-серого цвета. Надвигается шторм. Утренняя мгла скрывает извивы ручейков. Теперь Эко не приходится показывать мне зверей и птиц. Я сам вижу, где они прячутся.
За зарослями восковника – белохвостый олень. Среди гальки на мелководье – мокасиновая змея. Под низким диким виноградом замерла лягушка. Все они великолепно замаскированы. В идеальных убежищах. Но я знаю, что они там.
Мы одновременно поднимаем весла, чтобы поглядеть, как из-за занавесей тумана пикирует за рыбешкой скопа. Пике, всплеск, короткая борьба, молниеносный взлет, – в острых как бритва когтях бьется серебристая рыбина. Мы восхищенно переглядываемся.
Над дюнами кружит египетская цапля. На сей раз она следует не за табуном диких лошадей. А за одним старым жеребцом.
Жеребец перебирается через гребень дюны и не спеша идет по песку к кромке воды. Благородное животное. Старое, но все еще грозное. Вспоминаю, что говорила Эко. Держусь в отдалении.
– А почему он один?
– Посмотри, какие у него шрамы на спине и на шее.
Я-то думал, у него такая масть. А теперь вижу, что это рубцы – от ноздрей до самого хвоста.
– Он храбро бился за свою семью, – объясняет Эко. – Не хотел отдавать жен и детей молодому жеребцу. Дрался, терпел поражение и снова дрался. Но ничего не мог сделать. Он уже старик.
Свергнутый султан стоит в полосе прибоя и глядит в море. Такой огромный. Такой еще недавно могучий. А теперь совершенно одинокий и сломленный.
– Что с ним теперь будет? – спрашиваю я.
– Когда они остаются одни и падают духом, они сдаются. Ложатся на песок и умирают. Стой здесь.
Эко идет к жеребцу. Он видит, что она подходит. Поворачивается к ней мордой. С этого ракурса глубокие шрамы видны отчетливее. Господи, как он дрался, Господи, как ему досталось. Раненый, отверженный, жаждущий мести зверь. А Эко-то что задумала? Обезумевший от одиночества конь одним ударом копыта снесет ей голову с плеч.
Жеребец, конечно, щерит зубы, когда она приближается. Встает на дыбы. Копыта рассекают воздух, словно секиры.
Эко даже не замедляет шага. Подходит к нему совсем близко. Ладони вверх. Источает спокойствие. Кладет руки на покрытый шрамами бок. Жеребец медленно опускает голову. Эко прижимается к нему щекой. Я завороженно гляжу.
Конь и ниндзя стоят неподвижно. Она обнимает его огромную голову. Потом конь, словно о чем-то с ней договорившись, поворачивается и рысит прочь.
Эко возвращается ко мне. На глазах у нее слезы, и это не потому, что туман такой холодный. Я ей ничего не говорю.
Что ж, крошка-ниндзя убедительно показала, что способна на сочувствие. Все-таки в ней есть душевное тепло. И сердце у нее на месте. В том, что касается диких лошадей.
Тренировка по борьбе. Всерьез драться с человеком, с которым ощущаешь определенную близость, довольно трудно. Каждый удар, каждый перехват, каждая фигура танца получают второе значение. Броски и повороты намекают на объятия. Руки смыкаются. Ноги переплетаются.
Теперь я понимаю, что Эко так замечательно дерется не благодаря мышечной силе. В каждом ударе, выпаде, прыжке присутствует мысль. Энергия, к которой надо подключиться. И тогда кого угодно отшвырнешь на двадцать футов. И запросто можно вспорхнуть с земли и усесться на ветку.
Сурово гляжу на Эко.
– Эта драка – занятие скорее умственное, чем физическое, так? На самом деле твоя сила – это ум.
– Все боевые искусства основаны на ментальной дисциплине и умении сосредоточиться, – отвечает Эко. – Кунг-фу на протяжении столетий занимаются монахи в горных монастырях.
– Да, но это же не кунг-фу. А что тогда? Вчера вечером ты рассказывала мне о моем предке Данне и о том, как он основал движение в защиту Земли. Это была такая религия?
– Нет, там не было никаких разговоров о Боге и потустороннем мире, – объясняет Эко. – Данн учил, что, пока сам не спасешься, никого спасти не сможешь. Так что это не религия, а образ жизни. Понимание мира и нашего места в нем. По-другому объяснить не могу.
– А кто тебя учил так классно драться?
Эко глядит на меня.
– Твой отец, – говорит она, помедлив. – Так что в некотором смысле ты учишься у него.
За многие часы тренировок это самый сильный ее удар – с большим запасом. Ответ Эко едва не сбивает меня с ног. Ничего себе! Эко настолько близко знакома с моим отцом?! Когда он ее учил? Что он за человек? Откуда они знают друг друга и при чем здесь я?
Она бросается бежать, так что задать все эти вопросы мне не удается. Ну ничего, скоро я все узнаю.
31
Урок медитации. Сижу в позе лотоса. Эко рисует на песке линию. Я пытаюсь ее изогнуть. Ничего не выходит.
Внимание постоянно уплывает. Скопа. Старый жеребец. Утренняя тренировка по борьбе и откровения Эко.
Я впервые ощутил какую-то связь с родным отцом. Он обучал женщину, которая вышибала из меня дух. Показал ей удары, от которых я летел через весь сарай. Вот спасибо, папочка.
Сидим на диком туманном берегу и глядим друг на друга. Непонятно, где кончаются облака и начинается песок. Эко завязалась в какую-то сложную йоговскую позу: ноги сложены, словно оригами, стоит на голове, сознание, само собой, как стеклышко.
Я сижу и пытаюсь изогнуть линию на песке и не думать о своем отце в далеком будущем, о человеке, которого я никогда не видел, но уже недолюбливаю. Весь этот бардак, в который я влип, – его рук дело. Это он отправил меня в прошлое. Это он организовал мне липовое детство в Хедли. И он прислал Эко, свою ученицу в науке истязать, чтобы она драла меня как Сидорову козу.
Сосредоточиваюсь на песке. Рассматриваю его. Каждую песчинку. Крошечный камешек дурацкой формы. Передвинь его, Джек. Не могу. Давай. Сосредоточься. Не надо бросать его через весь пляж или крутить волчком. Просто чуточку сдвинь.
Как же, как же. Ничего у меня не выйдет. Сосредоточиваюсь изо всех сил. Вкладываю все, чему научился на побережье. Чувствую, как дух покидает тело. Медленно впитывается в песок.
Теперь я среди гальки, словно потерял равновесие на лыжне, упал и теперь еду с горы и гляжу на комья снега с уровня почвы.
Вижу фактуру песчинок.
Вижу, как они неловко цепляются друг за друга.
Особенно одна. Белая. Круглая. Мягкая на вид.
Подушка. Пончик. Лицо.
Размытое. Чародей Мерлин. Кустистые брови. Борода. Грива седых волос. Знакомые черты, которые я видел в зеркале. Линии моего собственного лица, но оплывшие от усталости и углубленные страданиями. Плен. Пытки. Боль, подобной которой я никогда не знал.
Папа?
Сын.
Одно-единственное слово из дальнего далека. Не произнесенное. Не телепатическое. Не спрашивайте, как я его услышал. Губы на лице, на которое я смотрю, не шевелятся. Но я знаю, что он меня видит. Чувствую, как он меня зовет. Тревога. Любовь.
Папа, что происходит? Расскажи мне. Что мне делать? Ради чего ты докричался до меня через тысячу лет, что ты хотел мне сказать?
Лицо словно смазанное. Еще одно слово. Не понимаю какое. «Сапоги»? Чушь какая-то. «Смоги»? Нет, «помоги». Кому «помоги»? Ему? Себе?
Щелк. Связь прервалась.
Я ничего не понимаю и страшно замерз. И дух мой уже не среди гальки. Но и не в собственном теле. Не спрашивайте, где я. Оторвался. Дрейфую. Тону в холодных вихристых испарениях.
До меня доносятся слова:
– Джек! Джек, вернись!
На плечи набрасывают одеяло. Нет, это не одеяло. Руки. Крепко меня обхватили.
Меня неукротимо трясет. Эко меня обнимает. Держит. Шепчет на ухо:
– Все хорошо. Ты вернулся.
Гляжу на нее.
– Я видел отца.
Теперь настала очередь Эко изумляться.
– Где? Что случилось?
– В песке. Он мне что-то сказал. Вроде бы «помоги».
– Кому? Как?
– Не знаю. Он исчез. Был очень далеко. И вид у него был усталый. И такой, будто ему очень плохо.
– Да. – Эко кивает. – Джек, твой отец – великий человек. Отважный воин. Он пожертвовал всем, чтобы дать тебе шанс. Чтобы дать нам всем один-единственный шанс.
– Если он такой отважный воин, то с кем он воюет? – спрашиваю я. – Вчера ты говорила, что дело было исключительно в борьбе за чистоту окружающей среды. Но ведь это не просто поединок со временем или борьба с собственными хищническими побуждениями, правда? Есть же какой-то враг!
– Да, – признается она. – Враг есть.
– Те, кто за мной охотится? – напираю я. – Те, кто пытается убить меня и любой ценой не дать мне сделать то, что мне положено?
– Чтобы уничтожить тебя, они ни перед чем не остановятся, – соглашается Эко. – Как и я пойду на все, чтобы защитить тебя.
– Кто они такие? У них есть название?
– Мы называем их Темной армией, – шепчет Эко.
32
Пустынный пляж. Шторм будет обязательно.
Теперь я знаю, кто мои враги. Темная армия.
– Не слишком приятное название, – шепчу я в ответ. – А зачем им мешать нам спасти мир? Разве защита планеты выгодна не всем?
– Нет, – говорит Эко. – Чем хуже дела на Земле, тем им лучше. Они полагаются на то, чтобы приспосабливаться, накапливать силу и власть, брать верх. Это две соперничающие философии, Джек, примирить которые невозможно. За тысячу лет отсюда они охотятся за нами и убивают нас.
– И за мной тоже? – Вспоминаю того дылду, который в Хедли-на-Гудзоне сверкал на меня глазами, и нетопырей, и горма. – По-моему, они не совсем люди.
– Некоторые – да, – говорит Эко. – Но Темная армия любит манипулировать с природой, чтобы получить преимущество в борьбе за жизнь.
– Они что, мутанты?
– Продукты генной инженерии, – отвечает Эко. – Или отчасти механизмы. Знаешь, что такое киборги?
Я не большой любитель научной фантастики, но все равно видел кучу фантастических фильмов.
– Получеловек-полумашина. Так бывает?
– Такова ужасная реальность, – тихо отвечает Эко. – Мэри Шелли и представить себе не могла мир, где Франкенштейны в порядке вещей. Мы хотим спасти землю. А им чем хуже, тем лучше. Мы считаем нормой все естественное. Они созданы неестественным путем. Джек, это борьба не на жизнь, а на смерть. И так было много столетий. И скоро все кончится.
– Судя по всему, в этой истории побеждают плохие.
Эко не отвечает. Глядит в землю.
– Смотри, – шепчет она.
Линия, которую она начертила на песке, больше не прямая. Она изогнулась и превратилась в идеальный овал.
Гляжу на Эко.
– Это что, я? Да не может быть. Я не умею двигать песок.
– Если вкладываешь сознание целиком, то сумеешь все, что угодно, – говорит она. – Ты наш маяк надежды. – Она все еще обнимает меня. Отпускает. Встает. – Идем.
– Прости, но сейчас у меня вряд ли получится бегать или плавать. Что бы отец ни хотел мне сказать, этот урок свалил меня с ног.
– Мы не будем ни бегать, ни плавать, – обещает Эко. – Мы полетим.
33
Стоим между дюнами. Затишье кончилось. Ветер усиливается. Небо зловеще темнеет.
Шторм грядет из океана, словно голодное морское чудище. Пока что Годзилла в нескольких сотнях миль от берега, но я уже чувствую пар от его дыхания. Слышу гулкие шаги.
Эко велит мне бежать по естественной аэродинамической трубе, раскинув руки. Чувствую себя полнейшим идиотом. Впрочем, вскоре я с этим смиряюсь.
– Не только руками! – кричит Эко. – Рули всем телом! Вот, молодец!
– И ничего не молодец. – Останавливаюсь. Опускаю руки. – Глупости все это. Я так не играю. Идем домой. Если ты не заметила, сейчас будет сильный шторм.
Эко глядит в темнеющее небо.
– Да, – заявляет она. – Потому-то и можно полетать. Нас никто не заметит.
– Кстати, насчет полетов, – говорю. – Не знаю, обращала ли ты на это внимание, но я от рождения бескрылый.
Эко расстегивает рюкзачок. Достает две рубашки. Нет, не рубашки. Они толстые, как спасательные жилеты. Но при этом скроены по фигуре, как костюмы для подводного плавания. И еще мерцают, будто сделаны из фосфоресцирующей материи.
– Надевай и не думай о крыльях.
Меня так и подмывает спросить, не шутит ли она. Но Эко никогда не шутит. Натягиваю костюм. Удобный. Плотный. Тянется. Теплый, словно флис.
Гляжу вверх, в штормовое небо. Потом вниз, на костюм. Грозовой оттенок серого. Камуфляж? Зачем человеку маскироваться под небо?
Только если он собирается летать в небе! Начинаю нервничать. Сердце колотится о ребра, словно мотылек о прожектор. Заставляю себя успокоиться. Вернись с небес на землю, Джек. Ничего не выйдет.
– Эко, – спрашиваю, – это еще что за штуковина?
Эко раздевается и начинает натягивать свой серый костюм.
– Помнишь яблоко, которое упало Ньютону на голову?
Живо припоминаю среднюю школу города Хедли. Кирпичное здание на холме с видом на Гудзон. Физику ведет мистер Циммерман. Большинство учеников боятся его как огня. Я – нет. Джек – чудак человек. Я влюбился в физику после первой же формулы на доске.
– Исаак Ньютон, закон всемирного тяготения! – ору я на Эко. – Тысяча шестьсот шестьдесят шестой год! Ньютон заметил, как с дерева падает яблоко, и предположил, что некая невидимая сила удерживает на орбитах небесные тела, в том числе Луну и Землю!
Эко таращится на меня. Произвести впечатление на девушку-ниндзя – задача не из легких, но у меня, кажется, это получилось.
– Так вот, в этой рубашке Ньютоново яблоко запрыгнуло бы обратно на ветку, – сообщает Эко.
Мое сердце больше не изображает мотылька. Теперь это филин, хлопающий громадными крыльями.
– Это что, такое антигравитационное устройство? – спрашиваю.
– Послушай меня, – говорит Эко, облачившись в костюм. – Икаров нам сейчас не нужно. Держись поближе ко мне, потому что облака очень похожи друг на друга. Если перестанешь понимать, где верх, где низ, плюнь. Куда плевок полетит, там и низ. Не подлетай к людным местам. Мы маскируемся, но вдруг кому-нибудь придет в голову посмотреть в телескоп. Увидишь вертолет или самолет – ныряй в ближайшую тучу. Ясно?
Просто не верится, что я сейчас буду все это делать! На больших лайнерах я несколько раз летал, а на маленьких самолетах и вертолетах не приходилось. Всегда мечтал когда-нибудь стать летчиком, представлял себе, как сижу в кабине спортивного самолета, за панелью управления, один, как набираю высоту. Никогда не думал, что можно обойтись без крыльев и пропеллера.
– Ну что, Эко, как тут взлетают?
Она смотрит на меня как-то странно.
– Ты уже взлетел.
Тупо гляжу на нее. Потом вниз. Мы в десяти футах над землей! Как это получилось? Как устроен этот костюм?
Ты никогда не летал во сне?
Да, но…
Так он и устроен. Рули, Джек. Не руками. Всем телом. Давай.
Легко! Это приятнее и в целом как-то волшебнее, чем нырять. Словно замечтался на самой удобной в мире кровати – и вдруг обнаружил, что кровать унесла тебя в небо, словно ковер-самолет.
Внизу Атлантика. Несемся над водой. Поворачиваем к суше и парим над песком. Где-то рядом дюны Китти-Хока. Интересно, а братьям Райт тоже было так приятно, когда они оторвались от земли?
Мы взмываем еще выше! Мать-Земля ослабляет цепкую хватку. Болота, пляжи, океан становятся все мельче, превращаются в сине-бурые узоры, мелькающие в просветах между облаками.
Солнце – теплое и близкое. Неудивительно, что у Икара шарики за ролики зашли. Разве мог он удержаться? Кружусь вместе с восходящими потоками воздуха. Эко рядом – тоже кружится. Земля нас больше не притягивает. Никогда не чувствовал такой свободы. Сын неба, облачное создание.
В голове вспыхивает строфа из «Жаворонка» Шелли:
Слышу птиц. Двух. Летят рядом. Что-то нам кричат. Кружатся вместе с нами. Взмывают вместе с нами. Это хищные птицы, но сейчас они не охотятся. Играют. Две скопы. Самец и самка. Эко говорит, они находят себе партнера на всю жизнь и путешествуют вместе.
По небу прокатывается что-то огромное. Гром? Никогда не слышал его так близко. Как будто кто-то прямо у меня над головой мешает ложкой в железном бидоне.
Ослепительная вспышка молнии. Электрическое покалывание.
Эко, это не опасно?
В эти костюмы молния не ударит. Тебе страшно?
А как же. И все равно очень красиво. Похоже, птицы не особенно волнуются, так что и мне не стоит.
Здесь, наверху, шторм ощущается как нигде. Неуклюжий, но страшный зверь. Его приближение. Его неизмеримая ярость. У этого урагана гулкий пульс, мускусный запах, осязаемая жажда разрушения.
Теперь мы уже бросили играть и резвиться. Мы наблюдаем за явлением бешеного левиафана. Ветер согнал темные тучи в дикую фигуру – смертоносную, чудовищную. Мы пробираемся через штормовые вихри. Дождь и молнии – развевающиеся кудри и сверкающие глаза Горгоны в милю ростом.
Гром громыхает прямо вокруг нас, и мы оба кричим и хохочем, заразившись его безумием. За мной столько гнались, я столько горевал. Мне нужно выплеснуть накопившиеся чувства, и Эко, кажется, тоже.
Она несется рядом, беззаботная, радостная.
А потом мы спускаемся все ниже и ниже, к самой воде, к песку, к туманным дюнам.
Осторожно, Джек. Не так быстро.
Ты не рассказала мне, как приземляться.
Кусты, кусты! Бери выше!
Где кусты? Поздно!
Согнул ноги, чтобы спружинить. Лечу вперед. Шлепаюсь оземь. Кувыркаюсь в колючем кустарнике. Наконец останавливаюсь. Уй…
Эко уже рядом. Как ей удалось совершить такую мягкую посадку? Наверное, уже тысячу раз так делала.
– Тебе больно? Ты поранился?
Судя по лицу, Эко всерьез испугалась за меня. Встаю, отряхиваюсь.
– Ничего, просто поцарапался.
– Ты же весь в крови! Что ты смеешься?
– Потому что было здорово! Да что там здорово! Чудесно! Потрясающе! А когда можно будет еще полетать?
Эко пытается сдержать собственный восторг, но потом сдается и тоже хохочет.
– Да, весело было, правда? А теперь пошли тебя чинить.
34
Царапины у меня пустячные, зато их много, что да, то да. Снял летательную рубашку. Стою в комнате Эко на втором этаже и немножко смущаюсь – на мне только плавки.
Эко хлопочет над царапинами. Боится, как бы туда не попала инфекция. А может быть, чувствует себя виноватой – ведь это она была инструктором по полету. Настаивает на немедленной медицинской помощи. Впервые за все время не помчалась первым делом к своему голубому кубу, а привела меня сюда. Аптечка в шкафчике возле ее кровати. Желтый фонарик, от которого каждая царапина так и сверкает. Вакуумный пинцет, который высасывает занозы.
А вот зеленка ничуть не изменилась. Тот же устрашающего вида пузырек, и Эко берет ватку.
– Будет щипать.
Эко по-прежнему в летательной рубашке. Обтягивающей. Промокает мне ваткой царапины на плечах, а мне сверху видны полукружья ее грудей.
– Не больно?
– Муки мученические, и тебе это прекрасно известно.
– Подумай о чем-нибудь другом, – советует она.
Осматриваюсь. В комнате Эко я в первый раз.
Постель – циновка на полу. На полке книги – по-английски. По-японски. И по-русски.
У окна, там, где светлее всего, стоит мольберт. На мольберте лаконичный пейзаж в японском стиле. Горная река. Летящая цапля. Клочковатые облака. Не очень много подробностей, зато мастерские мазки прекрасно передают настроение.
Повезло тебе, Пи-Джей, что Эко не участвовала в том конкурсе в Хедли.
Как-то странно мне теперь думать про Пи-Джей.
На стене висит законченная работа. Очень изящная. Я ошарашенно гляжу на нее. Это пара, которая занимается любовью. Стоя. Высокий мужчина и женщина гораздо ниже ростом. Он держит ее на весу.
Она обхватила его ногами. Щеки у нее разрумянились.
Эко замечает, куда я смотрю. Я быстро отвожу глаза.
– Так тебе понравилось летать? – спрашивает она, поворачивая меня, чтобы вытащить колючки из спины.
– Это лучше всего на свете.
– Почти как секс, – мурлычет Эко, вытаскивая занозу.
– Э, да, – неубедительно мямлю я. – Конечно. Ой.
– Честно говоря, ты все схватываешь даже быстрее, чем я ожидала, – говорит Эко. В голосе слышен дразнящий смешок. – Ты в отличной форме. Потрясающая выносливость. Не показываешь, что тебе страшно. К концу немного поторопился, но для новичка это нормально. Главное – расслабиться и получать удовольствие.
Что-то я уже не понимаю, о чем мы разговариваем. Стараюсь удержаться на грани.
– Ты мне не рассказала, как приземляться.
– А что, я должна всему тебя учить? – Эко снова разворачивает меня, и мы стоим лицом к лицу. – Теперь займемся ногами.
Нагибается. Прижигает ссадинки на коленях. Легкие пальцы гладят бедро. Взбираются выше.
Дыхание у меня сбивается. Ну вот. В плавках особенно ничего не скроешь.
Мне стыдно. Отворачиваюсь.
– Извини.
– Не глупи. Это естественно. Ты же здоровый мальчик.
– Мужчина.
– Юноша, – уступает Эко. – Что-то здесь жарковато. Не двигайся, я еще не закончила. – Она стягивает летательную рубашку. Под ней почти ничего. Спортивный лифчик и трусики.
Я изо всех сил стараюсь успокоиться. Джек, думай о бейсболе. Звездные имена. Хэнк Аарон. Бэйби Рут. Барри Бондс.
– Какой у тебя беззащитный вид, – заявляет Эко. – На.
Она снимает бусы и надевает мне на шею.
– Подарок. Тебе идет. – Красные бусы слегка пахнут жасмином. – Жаль, что мужчины редко носят украшения. Это придает им чувственности.
Она наклоняется и продолжает свое дело. Прижигает царапины на бедре. Зеленка жжет. Снаружи бушует симфония шторма. Тромбоны ветра. Литавры грома. Скрипичное пиццикато дождя.
– Теперь ягодицы, – деловито говорит Эко, как будто в этом нет ничего такого.
– Ладно, Эко, не надо.
Поздно. Она опять развернула меня и стянула плавки.
– Будь хорошим мальчиком. Стой смирно.
Вынимает занозы, прижигает ссадины. Сердце у меня вытворяет черт-те что. Пытаюсь заглушить двигатели. О чем бишь я? Ах да, бейсбол. Барри Бондс. Но может быть, он не считается, его же застукали на допинге… А кто следующий? Вилли Мейс. Потом Фрэнк Робинсон…
Не могу сдержаться, все время поглядываю на циновку Эко. И на эротическую картину на стене. Снова вспоминаю Пи-Джей.
Всегда считал, что она будет у меня первой. А я – у нее. Что это я выберу момент. Что мы вместе будем постигать эту таинственную сторону жизни. В моей машине. Или в ее комнате. Все время об этом фантазировал.
Такого в моих фантазиях не было. Конечно, может, еще ничего и не будет. Мы же здесь по медицинской необходимости. Аптечка хранится у Эко. Надо продезинфицировать царапины. Все это – результат случайного стечения нескольких обстоятельств. Может ни к чему и не привести.
– Ну вот, – говорит Эко, вытаскивая занозу у меня из попы. – Скоро мы расстанемся. Мне осталось научить тебя еще одной вещи, Джек.
Я глотаю воздуху и рывком натягиваю плавки.
– Чему?
Эко выпрямляется. Смотрит на меня. Я вспоминаю, как в первый раз увидел ее глаза – как они холодно поблескивали из-под черной маски убийцы-ниндзя. А теперь они живые. Теплые. Зовущие.
– Я научила тебя драться, – улыбается Эко. – Плавать. Летать. Что теперь?
– Не знаю, – отвираюсь я. Во рту пересохло. – Не читал программу. Эко, я, наверное, пойду.
Она хватает меня за красное ожерелье и притягивает к себе.
– Избавься от всех слабостей, – шепчет она.
– В смысле?..
– За тобой охотятся. Будут искать все уязвимые места, лишь бы уничтожить тебя. Ты должен быть специалистом во всем. В твоей броне не должно быть бреши. – Горячее дыхание ласкает мне щеку. – На твоем мече не должно быть ни щербинки.
Мне становится тесно. Хочется передохнуть и подумать.
– Почему за мной охотятся? – шепчу я в ответ. – Откуда они знают, что я спасу будущее? Что это за Пламенник и где он?
– Когда ты родился – через тысячу лет, – было получено пророчество, – отвечает Эко. – Последняя надежда умирающей планеты. Вот почему отец отправил тебя в прошлое и спрятал у надежных людей. Вот почему тебя нашла Темная армия. Вот почему за тобой охотятся.
– Да как же я спасу мир, который я даже не знаю? Куда мне идти, что делать? Только без иносказаний, пожалуйста!
– Главное – Пламенник, – отвечает Эко. – С его помощью ты изменишь мир. Остановишь разрушение, предотвратишь Перелом и долгий страшный путь во тьму.
– Да где же мне его искать? И как он должен изменить мир?
– Этого никто не знает, – обнадеживает меня она. – Темная армия ищет его сейчас, чтобы уничтожить и таким образом защитить то мрачное будущее, которым они вот-вот завладеют. Но у них ничего не выйдет – со всей их энергией и со всеми страшными достижениями их науки. Пророчество гласит, что Пламенника им не видать, потому что найдешь его ты, и только ты. Я подготовила тебя как могла. Но у тебя осталось одно уязвимое место.
– Честно говоря, по-моему, я стал очень сильный, – сиплю я. Горло вдруг стало суше песчаной дюны. – Ты меня замечательно натренировала. Я в отличной форме, просто лучше не бывает, готов драться с кем угодно…
Эко медленно протягивает ко мне правую руку. Теплые пальцы скользят по уступам мышц живота – вниз, вниз…
– Молодой самец вида гомо сапиенс, каким бы он ни был сильным и тренированным, обладает одним слабым местом – сексуальным влечением, – говорит она, глядя мне в глаза. – Особенно пока он моложе двадцати лет, потому что тогда гормональный фон очень высок, а контролировать свои порывы еще трудно.
– Спасибо за заботу… – пытаюсь я ее перебить.
– Особенно это касается юношей-девственников, – продолжает Эко. – Недостаток опыта порождает фантазии и заблуждения. Это слабость, которой очень легко воспользоваться.
Я вспоминаю Райли в нью-йоркской квартире, Джинни в поезде. Может быть, Эко и права, но…
Она делает еще шаг. Наши тела соприкасаются.
– Джек, когда я впервые тебя увидела, то понимала, сколько всего нам надо сделать и как у нас мало времени. Дружба нам только помешала бы. Я заставляла себя быть суровой и требовательной. Даже жестокой.
– Ты молодец, – с трудом выговариваю я.
– Но я научилась тебя уважать, – шепчет Эко. – Ты напал на акулу, чтобы спасти меня. Время на исходе.
Она подается вперед. Мы прижимаемся друг к другу. Танцуем медленный танец, хотя на самом деле не двигаемся. Или двигаемся. Тихонечко покачиваемся.
– Сексуальность ничем не отличается от других сторон жизни, – мурлычет Эко. – От борьбы, от подводного плавания. Она может стать и силой, и слабостью, приносить страх или наслаждение. Просто нужен хороший наставник…
Я ничего не успеваю подумать. Отталкиваю ее. Самому не верится, что я это сделал. Ведь на самом деле она мне нравится. И я ее хочу.
Но не так. Я готов был многому научиться у Эко – но не этому. Что бы она ни говорила, это не борьба и не плавание. Не желаю устраивать школу молодого бойца из таинства мужской инициации.
И не надо забывать о Пи-Джей, как бы далеко она ни была. Я все время о ней думаю. И обо всем, что она для меня символизирует.
Дело не в том, что это должна быть Пи-Джей. Просто я хочу, чтобы в первый раз это было с любимой девушкой. Которую я сам выберу. И когда я сам решу.
– Прости меня, – говорю я Эко. – Ты тут ни при чем.
Она глядит на меня. Не то чтобы обиженно. Но вроде того.
– Я кажусь тебе непривлекательной?
– Ну что ты? Ты очень симпатичная. Честно. Со многих сторон. Ты замечательный человек. Девушка. Женщина.
– Но я не устраиваю тебя как сексуальная партнерша?
– Нет, – отвечаю. – Извини, не устраиваешь. Будем друзьями.
Эко отворачивается от меня и идет к шкафу. Надевает голубой шелковый халат. Когда она оборачивается, то улыбается. Хихикает. И вдруг заливается хохотом.
Ой, мама. Женщины – опаснейшие создания, особенно когда их не понимаешь.
– Я что-то упустил? – спрашиваю. – Что такого смешного?..
– Просто большинство мужчин находят меня неотразимой, – отвечает она.
Уязвленная гордость? Гляжу на Эко. Сильное, мускулистое тело, но фигура тумбочкой. Умница – но скрытная, мрачная, с садистскими наклонностями.
– Ничуть не сомневаюсь.
– Наверное, дело в том, какой я тебе кажусь, – мягко предполагает Эко. – Это боевая маскировка. Как ты уже, наверное, понял, мы в будущем располагаем множеством ментальных техник. Телепатия. Телекинез. И умение менять облик.
– Менять облик? – Мне становится интересно. – И ты это умеешь? Так научи меня скорее!
– Это могут только женщины и только после нескольких лет обучения, – говорит Эко. – Смотри, Джек. Вот как я выгляжу на самом деле.
