Текст книги "Проклятие Пифоса"

Автор книги: Дэвид Аннандейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 20 страниц)

Вверх по склону.

– Капитан, – вызвал по воксу Гальба, – что-то притягивает…

Внезапная дрожь земли сбила его на полуслове. Слабая, но повсеместная, она походила на движение мышц под кожей. Бросив взгляд себе под ноги и пытаясь рассмотреть, на что он наступил в глубоком мху, сержант схватил Эрефрен за руку.

– Быстро, – прошипел он и бросился бежать, сообразив, что с тем, что приближалось, бороться невозможно. Другие отделения уже спешно покидали поляны.

Земля разверзлась. На мгновение Гальбе показалось, что из глины на свет вырвались щупальца, но потом он увидел, что на самом деле это корни. Толщиной с его руку и длиной в десятки метров, они сплетались в тугую сеть и тянулись во все стороны, словно алчущие когти. Осыпаемые дождем подброшенной земли, корни выгибались и извивались подобно змеям в поисках жертвы. Зеленые плети схватили одного из Саламандр Кхи’дема и обвились вокруг его руки. Корни метнулись к легионеру и в ту же секунду опутали его, словно коконом, полностью обездвижив. Воин упал. Кхи’дем и еще один Саламандра принялись рвать и резать корни, но новые возникали быстрее.

Гальба замешкался. Все прочие Саламандры бросились на помощь собрату, но он был ближе. Выругавшись, он оставил Эрефрен со своим отделением.

– Береги ее, – приказал сержант апотекарию Векту и побежал назад.

Еще один соратник Кхи’дема угодил в сеть. Корни обвили перчатку самого сержанта, но он резко дернул рукой и разорвал щупальце, а затем ловко увернулся от других, уже рванувшихся к нему.

Гальба завел цепной меч и с размаху опустил ревущие зубья на плети, опутавшие первую жертву. В этот момент на вокс-канале зашипел голос Аттика.

– Оставить их.

– Брат-капитан?

– Сейчас же.

Но он колебался. Первый из чудовищных отростков поддался было его клинку, как вдруг вся спираль вокруг Саламандры резко дернулась. Гальбу с силой отбросило назад. Под чудовищным давлением кровь струями брызнула между колец корней, словно яйцо лопнуло в кулаке. А в следующую секунду, когда к ним подбежали другие Саламандры, второй кокон свело таким же жутким спазмом. Новый фонтан крови – и лишь короткий хрип смертельной боли издал легионер в тот момент, когда невообразимая сила проломила керамит и сдавила его тело в бесформенную массу. Переплетение корней задергалось и заурчало. Оно кормилось, и Гальба с ужасом ощутил мерзкое удовлетворение, исходящее от кошмарного растения.

А затем явилась сущность, которую питали корни. Она вырвалась из-за стены деревьев вдоль склона. Сначала показалась зеленая плоть, стремительно расползавшаяся по корням, но она была лишь предвестником. За ней пришла изумрудная извивающаяся волна высотой в три метра – мох, раздувшийся от крови и алчущий еще. Он рос на глазах, распространяясь, словно чума, со скоростью и неумолимостью штормового прилива. И вперед его несли спутанные, разбухшие корни.

То был воплощенный голод. И он жаждал весь мир.

Глава 3

ШЕСТЬ СЕКУНД. НЕЕСТЕСТВЕННЫЙ ОТБОР.

ЗОВ В ГЛУШИ

Меньше пяти секунд прошло с момента приказа Аттика. Задержка Гальбы уже была непростительна. Она могла стать фатальной. Здесь было не во что стрелять, нечего крушить, не с чем сражаться. Возможно, мох мог гореть, и двое Саламандр даже вскинули наизготовку огнеметы. Но стена хищной прожорливой зелени заполонила всю поляну, и, чтобы справиться с ней, требовались тяжелые огнеметы наподобие тех, что ставят на «Лендрейдеры».

– Оставьте его! – крикнул Гальба.

Прошла еще секунда. Сержант видел смятение и ярость в позе Кхи’дема. Сама мысль о бегстве от столь безмозглого врага, так и не отомстив за смерть своих боевых братьев, была оскорбительна. Но любой другой поступок был бы сущим безумием.

– Отступаем, братья, – передал по воксу Кхи’дем, и каждое его слово сочилось ядом злобы и горечи.

Они побежали. Гальба разделял ярость Саламандр. Все они – легионеры Астартес, и отступление для них немыслимо. Но они бежали, а позади них бушевал изумрудный ураган. Волна поднялась еще выше. Тень накрыла всю поляну и потянулась к джунглям впереди, издавая звук, кошмарнее прежнего хорового воя хищников. «Хххххссссссиииииииххххххх», – чудовищный свистящий выдох терзаемого ураганом леса. И хотя никакого ветра не было, воздух шевелился, потревоженный движением самого ковра джунглей. То было дыхание чудовища. Необъятная сущность вздымалась, и в ней чувствовалось рвение – слепая, бездумная, всепоглощающая жажда пожрать всю плоть и задушить всю надежду. Кровь призвала зверя, и он беспрекословно откликнулся на зов.

Земля ходила ходуном под ногами Гальбы, выбежавшего с поляны. Он бросился вниз по склону, надеясь, что деревья замедлят поток мха, но даже не представляя, насколько буйно он разросся и не бегут ли они прямо в его распахнутые объятья. Вокс разрывался от призывов поторопиться, но в этом галдящем хоре не было слышно ни сообщений о жертвах, ни призывов к борьбе.

– Где ты, сержант Гальба? – снова Аттик. Его бионический голос звучал как всегда холодно и четко, но в скрежет каким-то образом закрались острые нотки ярости.

– Приближаюсь к вам, капитан. Вы видите, что позади нас?

– Видим. Мы продолжаем движение в прежнем темпе. Нагоняй.

Они бежали дальше. После прохода других групп дорога вперед стала легче. Кустарник был вытоптан, лианы и низкие ветви – оборваны и разрублены. Здешний мох, к счастью, еще дремал. Миллиона крошечных смертей, бывших обыденной реальностью джунглей, не хватило, чтобы разжечь в нем безумную ярость. В отдалении Гальба услышал, как зеленая волна – мягкая телом, сильная змеиной натурой – накатывает на деревья, словно мощный прибой разбивается о могучие скалы. Сержант представил, как мох кровожадными потоками течет между гигантскими стволами. Шипение, шелест и щелканье следовали за воинами по пятам. Но дрожь земли постепенно ослабевала. Они отрывались от вырвавшегося на свободу голода. Даже подстегиваемый кровью, он терял прежнюю прыть.

А затем все вокруг будто замерло в безмятежности. В джунглях никогда не было полной тишины. В воздухе постоянно стрекотали насекомые. Гальба до сих пор не видел ни одной птицы, но слышал вдалеке визги и вскрики охотников и их жертв. Шелестело что-то невидимое. Но спокойствие, сменившее накал погони, было почти таким же гнетущим.

Голод ушел обратно в землю, так и не насытившись. Но теперь о его существовании знали все. Куда бы Гальба ни смотрел, он видел возможность нового его появления. Сержант с сожалением подумал о смертоносности Медузы. Он тосковал по чистоте ее холодной безучастности. Пифос был нечист, и безучастность ему точно была не свойственна. Он являл собой жажду в ее самом откровенном и первозданном виде. Подобная мерзость органической жизни заслуживала лишь одного – гореть в очищающем пламени.

Он и его воины воссоединились с остальными отделениями у подножия склона. Заросли и мох уже выгорели дотла. Между деревьями здесь не осталось ничего, кроме пепла. Железные Руки вырвали у джунглей немного пространства. Теперь у них появилась возможность перегруппироваться.

Аттик ждал в конце тропы. В который раз Гальба удивился, как абсолютная неподвижность может быть настолько впечатляющей. Когда они приблизились, капитан повернулся на пятке одной ноги, словно стальная створка открывающихся крепостных ворот. По крайней мере, внушительности ему было не занимать. Он был колоссом войны, существом, для которого понятие пощады значило не больше, чем для танка «Свирепый клинок». Никто не решался пройти мимо капитана без его молчаливого согласия. Зная, что его ждет, Гальба замедлил шаг, позволив Саламандрам выйти вперед. Кхи’дем коротко кивнул командиру Железных Рук. Аттик не ответил. Гальба поравнялся с ним и, остановившись, открыл защищенный канал связи.

– Капитан.

– Сержант, – без «брата». И тишина. Хорошо хоть он ответил на том же канале связи. Что бы сейчас ни произошло, это останется только между ними.

Молчание затянулось. Гальба поймал себя на том, что считает секунды. И начал улавливать болезненный смысл в их количестве.

– Шесть секунд, – сказал Аттик. – Ощутимый промежуток времени, не так ли?

– Да, сэр.

– Когда я отдаю приказ, то не просто ожидаю его немедленного исполнения. Я требую этого.

– Да, мой лорд.

– Разве я сказал что-то неясно? Нечетко? Что-то, что допускает толкования?

Последнее слово прозвучало особенно уничижительно. Толкования и прочая роскошь высоких размышлений были прерогативой Детей Императора. Что раньше казалось шутливыми подколками и братскими насмешками, после предательства на Каллиниде стало признаками развращенности. Толкования сродни лжи. Все, что имеет более одного неоспоримого значения, заведомо несет в себе печать обмана.

– Нет, брат-капитан, – ответил Гальба. – Вы говорили предельно ясно.

Аттик отвернулся.

– У меня нет ни времени, ни возможности для дисциплинарных взысканий, – сказал он. – Но не смей больше подводить меня.

Тон его механического голоса говорил сам за себя. Гальбе не давалось второго шанса. Ему выдвигался ультиматум.

– Не подведу.

Капитан смерил сержанта пристальным взглядом.

– Я не привык разъяснять свои приказы.

Такого Гальба не ожидал.

– И не должны, мой лорд.

– Но я хочу, чтобы ты мне кое-что объяснил. Ты считаешь, что я приказал тебе бросить Саламандр на произвол судьбы, не так ли? Ты думаешь, что мной в тот момент двигала злоба, а не стратегическая необходимость.

– Нет, брат-капитан, – ужаснувшись, замотал головой сержант. – У меня и в мыслях подобного не было.

– Тогда почему ты колебался?

Хотел бы он сам знать ответ. Хотел бы назвать причину. Но ответом капитану стала лишь леденящая кровь тишина. Гальба чувствовал, что в груди его разверзлась пустота, бездна, в которой могли таиться самые тлетворные сомнения и в которую он отказывался заглянуть. И все же Аттик подталкивал его к краю. Жуткие секунды снова начали свой отсчет, а Гальба так и не нашелся, что ответить. Напротив, ядовитые вопросы капитана порождали новые, отравляющие еще больше.

Гальба смотрел на командира – существо, истребившее в себе плоть до такой степени, когда уже невозможно было отличить доспех от тела, что скрывалось под ним. Он думал о единственном живом глазе, который смотрел на него из металлического черепа, и в голове его пронеслась мысль, что эта последняя уступка человечности была для Аттика всего лишь выражением его презрения. Из темных глубин мерзким червем выполз вопрос, никогда не произносившийся открыто, но, быть может, неосознанно выражавшийся в его прохладном отношении к собственным бионическим улучшениям. Если полный отказ от плоти был жизненной целью X легиона, то почему сам Феррус Манус так и не прошел этот путь до конца? Все преображение примарха ограничивалось лишь его серебряными руками. Аттик зашел намного дальше, но чем это могло обернуться?

Шесть секунд. Гальба моргнул. Ему противела нелепость подобных мыслей, ибо они подвергали сомнению самые основополагающие убеждения Железных Рук, в которые он искренне верил. И отвратительное, хаотичное буйство органики, свидетелем которому он только что стал, лишь укрепило его в приверженности разумности и упорядоченной эффективности машин. Ясность ума вернулась к нему, и он почувствовал, что знает ответ. Причиной всему был стыд.

Но прежде чем Гальба успел высказать это, Аттик заговорил снова.

– Ты смог чего-то добиться своей задержкой? Спас хотя бы одного воина, неважно из какого легиона?

– Нет, мой лорд.

– Какую пользу могли принести кому-то лишние шесть секунд на том поле?

– Никакую.

– А что, если бы в результате твоего выбора пострадала госпожа Эрефрен?

– Это была бы катастрофа, – он не пытался оправдать себя ничтожными извинениями за то, что оставил ее на попечение подчиненного. Он не искал прощения за свои былые действия. Он найдет искупление в будущих.

Аттик кивнул – плавно, словно орудие башенной установки в поисках цели.

– Никакой пользы, – повторил он. – Я не питаю теплых чувств к нашим братьям из других легионов, Гальба. Но я действую во имя Императора. Всегда. И если я отдаю приказ, значит, верю, что это приблизит нас к победе. Всегда. Это ясно?

– Так точно, брат-капитан.

– Хорошо. Тогда давай узнаем, что нам может сказать госпожа Эрефрен.

Астропат стояла рядом с Вектом.

– Наши благодарности, брат, – произнес Аттик.

– Это мой долг, брат-капитан, – довольно ответил апотекарий и удалился.

Гальба мысленно поблагодарил Аттика за то, что своими словами он дал Векту понять, будто тот подчинялся приказу вышестоящего командования. Человечность в словах капитана удивила сержанта, а удивление, в свою очередь, пристыдило. Он загнал свои сомнения обратно в темную бездну и наглухо запечатал ее.

Эрефрен держалась, как всегда, стойко, но от постоянного напряжения на ее лбу проступили глубокие морщины. Тонкая струйка крови текла из ее левого глаза.

– Мы уже близко, – сказала она ровным голосом. Не слабым, но тихим, изнуренным, словно ее присутствие здесь было лишь иллюзией, а сама она взывала к ним откуда-то издалека.

– Варп утягивает вас, – отметил Аттик.

– Он пробует, да, – согласилась астропат. – Но этому не бывать. Не бойтесь, капитан, – она улыбнулась, походя на древнюю икону смерти. – Но вы ведь и так не боитесь, верно?

– Я абсолютно уверен в ваших силах, госпожа, – заверил ее Аттик – воплощение металла, провозглашающее триумф решимости над плотью. – Куда нам дальше идти?

Женщина указала направление, и Аттик вновь повел воинов за собой. Снова на восток, еще глубже в джунгли. Местность была абсолютно ровной. Вокруг не осталось никаких примет, по которым можно было бы ориентироваться. Деревья росли еще плотнее, чем на склоне, обступив Железных Рук зеленой тюрьмой.

– Брат Гальба, – вызвал по воксу Кхи’дем. – Я знаю, что помощь нам дорого тебе обошлась.

Гальба не стал отвечать. Его это не волновало. Поле крови и зелени осталось позади.

– Хочу, чтобы ты знал, – продолжал Кхи’дем, – что, хотя капитан отдал тебе справедливый приказ, поступил ты верно.

А затем он отключился, избавив легионера Железных Рук от необходимости отвечать.

Гальба хотел оспорить утверждение Кхи’дема. Хотел заявить, что на тот поступок его толкнула слабость давнишней плоти, которую со временем он в себе искоренит вместе с остальными недостатками.

Но не стал.

– Прости, что нас не было рядом, чтобы помочь, – сказал Птерон.

Они с Кхи’демом шагали вместе. Два отделения следовали за своими командирами. Среди соратников у Птерона не было какого-то официального ранга. Но он был ветераном, и в хаосе Исствана его опыт сыграл ключевую роль в спасении нескольких боевых братьев. Сплочение требовало лидерства, и выжившие возложили эту ношу на него. Кхи’дем гадал, давит ли эта новая ответственность на плечи Птерона так же сильно, как его собственное звание. В поредевшем отряде звание сержанта служило постоянным напоминанием о неудаче.

Саламандра покачал головой.

– Вы не смогли бы ничем помочь, – сказал Кхи’дем Птерону. – Нам самим следовало побыстрее оттуда убираться, но…

Он устало махнул рукой.

– Никто такого не ожидал, брат.

– От мха – возможно. Но ты почувствовал неладное. Эти животные обеспокоили тебя.

– Верно, – согласился Гвардеец Ворона. – Эти животные лишены разума. Все в них, начиная от стадного инстинкта и заканчивая строением тел, указывает на то, что они должны быть травоядными.

– Кроме того факта, что они не травоядные.

– Именно. Мы до сих пор очень мало знаем об этой планете, но ты заметил тенденцию?

Кхи’дем уловил, к чему он клонит.

– Здесь все хищное.

– Даже растения.

– Такая экосистема не может быть стабильной. – Сын Вулкана задумался о суровых геологических циклах Ноктюрна и о том, насколько хрупка жизнь в его родном мире. Ноктюрн взрастил множество опасных видов, но всегда соблюдался баланс между хищниками и их жертвами. Без него на Ноктюрне никакой экосистемы не осталось бы.

– Хуже, – поддержал Птерон. Его шлем повернулся к Кхи’дему. – Как такое вообще возможно?

Ответ напрашивался сам собой.

– Никаким естественным образом.

– Нет.

– Думаешь, на Пифосе нам встретится разумный враг?

Птерон вновь обратился взглядом к джунглям. Кхи’дем буквально слышал, как ворочаются шестеренки в тактическом уме ветерана, когда тот осматривался в поисках возможных угроз.

– Я не знаю, – признался Птерон. – Наши сведения позволяют предположить подобное, но наверняка сказать нельзя. Железные Руки не нашли никаких следов цивилизации. Это обнадеживает, но окончательные выводы делать пока рано.

Земля снова пошла вверх. Подъем поначалу был более плавным, чем спуск с возвышенности, но постепенно, с каждым следующим шагом, становился круче. Шеренга космодесантников обогнула огромный папоротник, чей ствол по толщине мог посоперничать с пушкой линкора. Необъятные листья низко свисали над головами воинов. Они покачивались туда-сюда, касаясь друг друга и создавая изменчивые переплетающиеся узоры. Словно руки умелого гипнотизера, они притягивали взгляд и манили разум. Птерон полоснул по ним своими молниевыми когтями.

– Опасные? – спросил Кхи’дем, глядя, как зеленые лохмотья неспешно планируют к земле.

– Возможно, – проходя мимо, Птерон одним ударом рассек ствол растения.

– Ты в смятении, брат.

– Именно так.

– Ты сомневаешься в целесообразности этой вылазки?

Вздох Птерона отозвался в воксе треском статики.

– Я надеюсь на успех. Здесь огромный потенциал для получения ценной информации, а учитывая, какие мы понесли потери, у нас осталось не так-то много надежных вариантов нанести ответный удар.

– Но?

– Меня беспокоит то, с чем мы здесь боремся. Враждебность этой планеты выходит далеко за рамки простых животных инстинктов. Здесь затаился враг, но я не знаю, как ему противостоять.

– Как и я.

Боевые философии Саламандр и Гвардии Ворона являли собой две диаметральные противоположности. Но ни тактика нерушимого строя, ни молниеносные удары не помогут, когда враждебна сама земля.

Пока отряд продолжал медленно подниматься, джунгли раскрывались во всем своем многообразии. Легионеры проходили по участкам, усыпанным поваленными деревьями. Некоторые были с корнем вырваны из земли. Стволы одних были рассечены надвое, у других были срезаны верхушки. Кхи’дем заметил группу хвойных деревьев, буквально разбитых в щепки. Еще по меньшей мере одно дерево висело на ветвях других в десятке метров над землей, словно его туда кто-то забросил. Сквозь рваные раны в зеленом саване далекие облака казались темными растекшимися кровоподтеками.

Подъем закончился. Впереди на несколько сотен метров раскинулась ровная земля, а дальше начинался новый, такой же пологий спуск. Кхи’дем вдруг понял, что они двигаются по невысокому плато, края которого сгладились от эрозии и скопившейся растительности. По его прикидкам, отряд преодолел две трети пути и достиг нижнего яруса джунглей, когда в вокс-канале раздался голос Аттика:

– Госпожа Эрефрен говорит, что мы очень близко.

На что Птерон, вскинув голову, тихо сказал:

– На нас идет охота.

Гальба снова увидел небо. И еще он услышал громовые раскаты прибоя. До побережья оставалось меньше километра. Деревья впереди были мертвы. Их ветви переплелись, образовав паутину когтей, что разбивала льющийся сверху свет на резкие лучи, словно мозаичное стекло в соборе хищничества. Деревья здесь росли реже и не было подлеска. Землю устилали ссохшиеся хрупкие травы и листочки, рассыпавшиеся в пыль под сапогами легионеров. Но дальше, примерно в пятидесяти метрах, находилась группа деревьев, которые росли так близко друг к другу, что выглядели одной сплошной стеной. Они тоже были мертвы – скелеты гигантов, сплотившихся, чтобы спрятать тайну, которая их убила.

В последние несколько минут Эрефрен ускорила шаг. Ее лицо избороздили похожие на каньоны морщины от измождения, а кожа, и без того нездорово бледная, стала совсем серой, словно раздробленные кости. Астропата словно тянула вперед какая-то жуткая сила. Когда Гальба пытался заговорить с ней, женщина отвечала коротко и рассеянно. Казалось, что ее разум уже достиг цели, и теперь тело силилось за ним поспеть.

Прямо перед группой деревьев пролегала полоса открытой земли. Аттик приказал остановиться на ее границе. Гальбе даже пришлось придержать Эрефрен, чтобы та не двинулась дальше.

– Это здесь, – выдохнула женщина, указующе вытянув руки. Пустые провалы ее глаз безошибочно нацелились на деревья. – Мне нужно быть там.

– Будете, – пообещал Аттик, – когда я узнаю, что за ними скрывается.

Он повернулся к Камну, технодесантнику.

– Ауспик?

– Признаков органики нет, брат-капитан. Разумной жизни также не обнаружено.

В этот момент Гальба услышал голос Птерона.

– Сэр, – докладывал сержант. – С тыла приближается враг. Множественные крупные контакты, окружают нас.

– Подтверждаю! – согласился Камн. – Также идут со склона.

Аттик выругался.

– Даррас, вали эти деревья. Остальным принять построение «черепаха», – далее он обратился к Эрефрен: – Вы будете в центре и найдете в себе силы сопротивляться зову. В противном случае легиону от вас нет пользы.

Он стоял прямо перед женщиной – между ней и ее целью. Гальба знал, что Эрефрен не видит ни Аттика, ни деревьев, но среагировала она так, будто видела все. Помешательство отпустило ее, словно волна наваждения разбилась о непоколебимую статую войны, выросшую перед ней.

– Как прикажете, – ответила астропат.

Даррас вместе с командой подрывников бросился к деревьям. Пока они устанавливали заряды, остальные отделения сгруппировались тесным прямоугольником – плечом к плечу, выставив во все стороны пушки. Воины держались вплотную друг к другу, превратившись в сплошную массу керамита, в передвижную крепость, что ощетинилась болтерами и готова сразить любого неосторожно сунувшегося врага. На мгновение – мимолетное, но весьма ощутимое – повисло ожидание по поводу дальнейшей роли Саламандр. Кхи’дем ни о чем не просил Аттика, но капитан Железных Рук отрывистым кивком указал сержанту и его воинам присоединиться к построению. В свою очередь Гвардия Ворона предпочла скорость и гибкость и осталась в стороне, двигаясь параллельно основному отряду.

За считанные секунды после первого предупреждения враг подобрался достаточно близко, чтобы его стало слышно. Злобное рычание эхом разносилось по зеленой мгле. Ветви хрустели и трещали под натиском грузных тел. «Черепаха» двинулась по открытой местности к мертвым деревьям.

– Даррас, – обратился к сержанту Аттик. – Статус?

– Жду вашего приказа.

– Давай.

Череда взрывов вдребезги разнесла стволы. Деревья сначала покачнулись, а затем с оглушительным треском расцепили свои объятья и попадали на землю, напоминая откидывающиеся трапы гигантской десантной капсулы. Гальба смотрел на валящиеся растения со своего места на правом фланге, совершенно не опасаясь, что они зацепят построение. Даррас был искусным творцом разрушений. Земля содрогалась от ударов громадных стволов по обе стороны от легионеров.

Деревья закрывали собой чернокаменную колонну. Цвет ее был насыщенным и глубоким, как обсидиан, но не блестел и не давал никаких отражений. Казалось, материал поглощал касающийся его свет, создавая вокруг ореол тени. Колонна была неровной – она выгибалась, словно змея, изготовившаяся к удару. У вершины она разделялась на три изогнутых крюка, похожих на раскрытые когти. Поверхность камня была испещрена трещинами и полосами, и в их рисунке Гальбе привиделась определенная система. Но его взгляд никак не мог уловить ее. Внезапно сержант понял, что не может сфокусироваться ни на одном участке колонны. Поначалу он счел ее происхождение искусственным, однако быть может, камень в расплавленном состоянии вырвался из земли и застыл в такой форме. Сержант нутром чувствовал, что непостижимым образом обе эти возможности были одновременно и верными, и ошибочными.

Железным Рукам оставалось всего пара сотен метров до колонны, когда явились охотники. Они выскочили из джунглей сразу со всех сторон и замерли на мгновение, шумно втягивая носами воздух, приглядываясь к добыче и размышляя, с какого бока лучше атаковать.

– Брат Птерон, – вызвал по воксу Гальба. – Надеюсь, биологию этих существ ты оспаривать не будешь.

– Нет, – отозвался ветеран. – Эти, несомненно, плотоядные.

Двуногие ящеры в высоту достигали почти восьми метров. Для существ подобного размера строение тел было поразительно гибким. Длинные передние пятипалые лапы заканчивались сверкающими бритвенно-острыми когтями размером с цепной меч. Почти треть роста тварей приходилась на вытянутые жилистые шеи. Челюсти, усеянные зубами больше гладия, покачивались в такт тяжелому дыханию. Казалось, звери улыбались.

Гальба насчитал два десятка только тех, которые показались десантникам. Еще больше он слышал в джунглях. Голоса отдельных тварей сливались в единый коллективный рык, что отдавался в груди Гальбы – хищная песнь, ода животной ненависти и жажде. Ящеры перешли в наступление.

– Огонь, – приказал Аттик. Его скрежещущий голос в воксе звучал не менее хищно.

В первые несколько секунд сверхчеловеческие воины контролировали поле боя. Их оружие косило ведущих ящеров, отрывая им головы и конечности и разрывая тела на кровавые ошметки. Но затем рептилии со смертоносной ловкостью перехватили инициативу. На их стороне было преимущество – они могли прыгать. Вторая волна вырвалась из лесной чащи, перемахивая через еще дергающиеся трупы павших сородичей. Внезапно Гальба осознал, что его выстрелы идут слишком низко, а тварь, в которую он целился, взмыла на два метра над землей и летит прямо на него. Животное приземлилось перед сержантом, врезавшись в землю с такой силой, что волна дрожи едва не сбила десантника с ног.

Зверь наотмашь полоснул пальцами-клинками. Гальба парировал удар своим болтером. Тогда ящер выгнул шею и сомкнул челюсти на голове воина. Сержант услышал, как клыки ломаются о керамит, и почувствовал, как другие вгрызаются в ворот его доспеха, продираясь к горлу. Он выстрелил вслепую. Сила удара реактивного снаряда оттолкнула монстра на шаг. Сквозь дыры в его туловище виднелись перебитые ребра. Взревев от ярости и боли, зверь ринулся прямо на врага. Гальба резко присел и, выстрелив ящеру в челюсть, снес ему верхнюю половину черепа.

Не успел он подняться, как молниеносный удар слева заставил его отшатнуться. Другая рептилия всем телом приземлилась на его боевого брата. Зверь буквально раздавил легионера – под тоннами плоти и костей его доспех лопнул, словно яичная скорлупа. Гальба хлестнул очередью по боку и шее твари, но та, охваченная бешенством, отказывалась умирать так просто и успела распотрошить когтями тело своей жертвы, прежде чем наконец испустила дух.

Ящеры истребляли Железных Рук, вынуждая их сжать построение еще плотнее. Воины скорректировали огонь. Более не захваченные врасплох ловкими прыжками монстров, они убивали их еще на подходах. Но ящеры продолжали прибывать. Кровь в воздухе манила все новые охотничьи стаи, и число чудовищ только росло.

Отряд меж тем достиг колонны.

– Госпожа Эрефрен, – бросил Аттик, – делайте, что должны. Братья, экономьте боеприпасы. Мы лишь на полпути.

Гальба переключился на цепной меч. Противники сошлись в ближнем бою. Ревущие ящеры толкались и драли друг друга когтями, жаждая урвать себе лакомую добычу. Железных Рук окружила стена из шкур, клыков и когтей. Цепной меч Гальбы завывал, и лезвие его вгрызалось в мышцы и кости при каждом взмахе. Промахнуться здесь было попросту невозможно, но и уклониться от атаки тоже было непросто. Жестокие удары сыпались на воинов с массивной животной яростью.

Теперь он стоял спиной к колонне. Гальба не был псайкером, но ощущал, как камень источает нечто, что просачивается в его сознание. Вибрация. Жар. Вкрадчивые нашептывания. Ему даже послышался мимолетный смех, но уже в следующее мгновение перед его глазами распахнулась слюнявая пасть, могучий рев изгнал все остальные звуки, и он ответил на него своим ревом войны и песнью клинка.

Из вокса раздалось отрывистое дыхание Эрефрен. Удерживая двумя руками скользкий от брызжущей крови ящеров меч, Гальба смотрел прямо перед собой, отвоевывая каждую секунду жизни. Но он догадался, что астропат коснулась колонны. Он почувствовал ее шок рваным порезом на странной поверхности камня. По воксу он слышал удивленное бормотание женщины и понял, что этот звук эхом разлетелся по всему построению.

– Госпожа Эрефрен? – вызвал Аттик. Чудовищное напряжение пробивалось даже в его механическом голосе.

– Да, капитан, – напряжение Эрефрен было другим по роду и силе. Гальба восхитился, что женщина вообще нашла в себе силы ответить. Ее голос был хрупким, как древний папирус, слабым, как тень надежды, и само его звучание было свидетельством невероятной силы воли. – Мы можем уходить, – едва не задыхаясь, прохрипела астропат. – Мы должны уходить.

– Болтеры, – приказал Аттик. – Огонь!

Гальба по дуге опустил цепной меч, распоров брюхо ящеру перед собой. Одним плавным движением он закрепил меч в магнитных ножнах на боку, выхватил болтер и нажал на курок одновременно со своими боевыми братьями. Залп реактивными снарядами в упор поразил ящеров подобно артобстрелу. Животные взревели и завизжали, но их пронзительные булькающие вопли быстро оборвались. Тела их разлетались на части, отброшенные прямо навстречу прибывающим сородичам.

– Идем напролом, – скомандовал Аттик.

«Черепаха» превратилась в клин с капитаном на острие. Железные Руки и Саламандры разбили свору хищников, пробив заслон беснующейся плоти. Гвардейцы Ворона наскоками изводили стаи ящеров с тыла, отвлекая их от основного отряда. Теперь же они сконцентрировали свои атаки на рептилиях, атакующих со склона. Ящеры оказались замкнуты между двумя группами легионеров, и их наступление захлебнулось. Клин набирал скорость. Пушки стреляли безостановочно, и, наконец, численность ящеров стала падать. Новые стаи не прибывали, а уцелевшие звери торопились скрыться в лесу.

Когда легионеры добрались до вершины плато, рептилии прекратили преследование, довольствуясь трупами, усеявшими землю вокруг колонны. Гальба слышал, как они рычат друг на друга, грызясь за останки. Он знал, что твари пожрут трупы своих же сородичей, и старался не думать о других телах, что остались там. А затем сержант услышал тихую крепкую ругань Векта. Апотекарий стоял в нескольких шагах от Гальбы.

– Ни одного, – говорил он. – Ничего не осталось.

Его переполняла ярость.

Гальба вздрогнул. Новых жертв Железные Руки не вынесут. Слишком много генного семени было утрачено навсегда. Будущее легиона обнищало. Слишком многим братьям было отказано в самых простых почестях после смерти.

Теперь он не мог прекратить думать о тех, кого пожирали звери в тени колонны.