Текст книги "Проклятие Пифоса"

Автор книги: Дэвид Аннандейл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 20 страниц)

Прибывали новые чудовища – существа столь огромные, что Иерун вновь ощутил прикосновение высшего величия. И всхлипнул от того, что оно приняло облик столь жуткий.

– Назад, – решила, наконец, Танаура и устремилась вниз по склону, нацелившись в узкий просвет между беснующимися зверями. Будь то удача или остаточная аура последней стадии ритуала, что-то явно оберегало двух слуг. Ни одна рептилия не обратила на них внимания. Звери были полностью поглощены боданием друг с другом и пожиранием культистов, что толпами добровольно расставались с жизнью.

– Почему? – на бегу прокричал Каншель.

– Здесь битва окончена. Но в поселении, может статься, еще нет.

Больше они не переговаривались. Остановились, подождали, сорвались с места, спрятались, и так снова раз за разом – они снова бежали наперегонки со смертью среди могучих лап и щелкающих челюстей. Но теперь все было иначе. Раньше в крови Каншеля кипел гнев. Он хотел отмстить Ске Врис. Перед ним стояла цель, на которой он мог сосредоточиться и отстраниться от окружающих ужасов. Теперь ее не стало. Остался лишь ужас и отчаянное желание избежать его мучительных объятий хотя бы еще на один удар сердца. Иерун следовал за Танаурой, но силы в нем поддерживало лишь одно – вера в Императора.

Этого было достаточно.

Он не отчаивался. Он знал, что каждый его шаг ради борьбы с нечестивыми врагами Императора был праведным поступком. И если он умрет в следующую секунду, то умрет как истинно верующий. Быть может, даже как мученик, хотя он не мог представить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь услышал о произошедшем на Пифосе. За спинами слуг звучала симфония войны и разрушения – богоподобные звери атаковали базу.

Они достаточно далеко спустились по склону, когда услышали знакомый рокот двигателей «Громового ястреба». От радости сердце Каншеля учащенно забилось. Битва еще не окончена. Рота еще могла хорошенько вдарить по врагу. Иерун услышал звонкое, яростное стаккато орудий «Железного пламени». Он надеялся, что кара низвергнется на весь холм, обрывая никчемные жизни окружавших его тварей. Он не боялся умереть в этом очищающем огне. Лучше принять достойную смерть от оружия, нежели быть располосованным когтями и клыками.

Но вдруг послышался мощный удар, и голос двигателей превратился в сбивчивый визг. Пушки умолкли. Объятый пламенем штурмовой катер пронесся над головами слуг, падая к земле. Каншель заметил его лишь краем глаза, когда они с Танаурой уворачивались от беснующихся со всех сторон рептилий. Откуда-то спереди раздался грохот удара, за ним последовал натужный скрежет. Ночь осветилась ярким, горячим сиянием новой катастрофы. Танаура на бегу свернула в ту сторону. Каншель сделал то же самое. Он больше не следовал за Агнессой. Они оба спешили к новой цели. Падение «Железного пламени» станет их полем боя. Долг вновь призвал их.

Но и живность не оставила случившееся без внимания. Некоторые звери двинулись в том же направлении. Они тоже следовали на зов, но то был зов крупной и беспомощной добычи.

Даррас долбил в погнутую дверь пассажирского отделения, пока та не поддалась. Рядом с ним Катигерн пытался высвободиться из-за покореженной приборной панели. Правая рука легионера бессильно висела вдоль тела. «Железное пламя» пропахало носом землю достаточно жестко, чтобы смять всю передняя часть фюзеляжа и ободрать броню с одного борта.

Даррас замер у переборки.

– Помощь нужна, брат? – спросил он.

– Сам справлюсь. Позаботься об остальных.

«Позаботься об астропате», – вот что это значило.

Боевые братья могли запросто перенести аварии и пострашнее. Даже практически лишившись управления, Катигерн, насколько мог, смягчил падение «Громового ястреба». По крайней мере, корпус судна не развалился на куски.

Но Даррас чуял дым.

Он влез в пассажирский отсек. Железные Руки уже освободились от страховочных ремней и заняли позиции у бокового люка. Судя по внешнему виду, его еще можно было открыть без особых усилий. Эрефрен сидела без движения. Проклиная все на свете, Даррас двинулся к ней.

И испуганно вздрогнул, когда женщина внезапно произнесла:

– Я в порядке, сержант.

Ее губы едва шевелились, а лоб избороздили морщины от невероятного напряжения. Даррас понял, что астропат связана своим незримым боем.

– Насколько мы близко? – спросила она.

– Примерно на полпути. Ваша связь сильна?

Эрефрен коротко кивнула. Но когда она вновь заговорила, Даррасу показалось, что усилия для взаимодействия с реальным миром служили ей якорем, помогая не сорваться в пучины эмпирей.

– Оно хочет, чтобы я потерялась в открывающихся мне панорамах варпа. Его тяга сильна.

– Тогда я не понимаю, как увеличение близости может помочь.

– У меня своя сила, – женщина умолкла на мгновение, словно пловец, борющийся с внезапным приливом, а затем продолжила: – Обучение астропатов ограничивает применение наших способностей рамками дозволенного. Я верю, что способна на большее. Но не могу действовать на расстоянии. Только прикоснувшись к объекту, я смогу побороться с ним на своих условиях.

Она говорила о вещах, которые не вязались с ролью послушного и санкционированного псайкера. Но Даррас вдруг понял, что ему наплевать. Пуританство, которое он исповедовал раньше и которое вогнало клин между ним и Гальбой, в этой войне больше не могло принести пользы. Умышленно отказаться от любого оружия против сил, которые могли украсть небо, означало собственноручно расписаться в поражении.

Рядом оказался Катигерн. Легионер двигался легко и быстро, словно не замечая потери пользы от руки.

– Откуда этот дым? – спросил его Даррас.

– Ряд небольших возгораний. Те, до которых удалось достать, уже под контролем, – Катигерн посмотрел вверх и кивнул на темный дым, идущий из вентиляции. – Сильное тление идет во внутренних системах, но с этим мы ничего поделать не можем.

– Двигатели?

– Отключены, но не думаю, что повреждения критические.

Даррас жестом указал на языки пламени, видимые сквозь обзорные иллюминаторы.

– Тогда что я вижу там?

– Я отсоединил ракеты и дополнительные топливные баки перед столкновением.

Сержант подошел к люку и открыл его. По склону далеко вниз протянулась широкая полоса огня – результат взрывов боеукладки и топлива штурмового катера. Ящеры скакали по холму, но старались держаться подальше от пламени. Огромные монстры вдалеке только начинали оборачиваться к месту крушения.

– У нас мало времени, – констатировал он.

– Мы можем дойти пешком? – спросила Эрефрен.

– Слишком далеко, – сообщил ей Даррас. Рептилии набросятся на них раньше, чем они успеют пройти хотя бы полсотни метров. Да, Железные Руки смогут отбиваться от зверей некоторое время, но вокруг собрались тысячи ящеров. Вероятность, что хоть одному из них повезет добраться до Эрефрен, была слишком велика. А задача сержанта теперь состояла в том, чтобы оберегать ее достаточно долго, чтобы она могла исполнить свою миссию.

– Мы не можем здесь оставаться, – возразила астропат.

– Будем держать оборону, – предложил десантник. По крайней мере, думал он, пока сюда не доберутся богоподобные твари.

– И что потом?

Сержант повернулся к женщине.

– Если мы хотим добраться до аномалии, нам нужно подкрепление. Нужно связаться с капитаном Аттиком. Он должен узнать, что вы собираетесь предпринять. А вокс все еще не может пробиться сквозь помехи, – он выдержал паузу, давая ей понять намек. Огни снаружи постепенно начали умирать. Гибель «Веритас феррум» уже выжгла на земле все, что могло хоть как-то гореть. Рев ящеров приближался. – Мы оба знаем, что вызывает помехи.

– Думаете, я смогу справиться с помехами?

– Я думаю, что вы единственная, у кого есть хотя бы шанс на это. Вы астропат. Отправлять сообщения через варп – ваша работа.

– Но с капитаном нет никого, кто мог бы меня услышать.

– Может, и нет. Но если помехи ослабнут, я смогу воспользоваться воксом. Я понимаю, что вам не под силу одолеть аномалию, госпожа. Но хотя бы сразитесь с ней. Этого будет достаточно.

Эрефрен коротко кивнула и вновь погрузилась в борьбу. Она сидела так неподвижно, что, казалось, не дышала. Морщины на ее лбу пролегли еще глубже. Кожа женщины бледнела, пока не стала такого же оттенка, как каменное солнце. Тонкие струйки темной густой крови вновь потекли из уголков ее глаз.

Снаружи вновь занялся медленный барабанный бой приближающегося уничтожения. К нему присоединился новый звук, идущий со стороны поселения. Глаза Дарраса расширились.

Он услышал смех.

Выбраться на поверхность было все равно, что всплыть из глубин океана. Океана крови. Океана чудовищной плоти, когтей и рогов. Аттик больше не пытался даже думать понятиями направления. Уже второй раз он с боем прорывался из подземных глубин. Оба раза враг являлся целыми сворами, и сражение превращалось в ожесточенное плавание по телам с активной «греблей» цепным топором.

Пространства для маневра не осталось. Единственный путь вел наверх, через порожденную варпом плоть. Но если личинками двигали инстинкты, то новый враг был разумным, ретивым и вооруженным. Даже слишком ретивым и многочисленным, из-за чего демоны не могли разойтись на полную в яростном ближнем бою. Они слишком сильно жаждали покромсать Железных Рук, и это было их ошибкой. Вместо крови легионеров они проливали свою собственную, забрызгивая ихором доспехи космических десантников. Воины прорывались сквозь орду потусторонних врагов шаг за шагом, никогда не отступая. Выпотрошенные твари валились одна на другую. Всегда вперед, всегда вверх.

Всегда убивая.

И вот – поверхность. Аттик позволил себе на миг насладиться достижением первой цели. Он снова мог думать наперед. Капитан окинул взглядом новое поле боя.

Он увидел монумент – сияющую издевку над разумом высотой в сотни метров.

Он увидел каменное солнце в бесконечной пустоте.

Он увидел летающих демонов, заполонивших небо. Некоторые из них сражались со штурмовиками Ласерта и Гвардией Ворона. Битва напоминала волнения моря в бурю – воины с обеих сторон поднимались с земли, падали и поднимались снова. Но большинство крылатых чудовищ летело прочь от поселения, выделывая в воздухе пируэты и визжа от ликования, словно рвались к некоему торжеству, которое Аттик не мог себе даже вообразить.

Он увидел изуродованные тела. Железные Руки вынырнули из шахты у основания холма, на котором стояла главная ложа. Землю вокруг сплошь устилали трупы колонистов и космодесантников. В центре того, что раньше было полом ложи, кто-то небрежно сложил некое подобие башни из обломков «Поборников». И на ней, завешанное тряпками, словно ободранное окровавленное пугало, было распято тело легионера. Гальба. Аттик смотрел на оторванную голову своего сержанта и чувствовал, как внутри него вскипает гнев от столь зверского осквернения тела воина. Это было особое оскорбление. Капитан причислил эту мерзость к длинному списку преступлений врага.

Где-то в глубине его сознания зашевелилось нечто такое, что Аттик, казалось, уже почти заморил голодом и отсек. Человеческое чувство, порыв, рожденный отзывчивостью и сочувствием. Пытаясь ожить и расцвести, оно становилось все более определенным. Это была вина. Это было сожаление.

И от них не было никакой пользы. Роскошь, непозволительная в бою. Слабость. Аттик задул еле тлеющий огонек.

И затем он развернулся, чтобы встретить своего истинного врага. Тень, за которой он охотился с самой Гамартии. Он увидел, как демон вышагивает по плато сквозь пламя и дымящие руины юрт и машин. Услышал его имя, истошно скандируемое хором тысяч изуродованных глоток.

– МАДАИЛ! МАДАИЛ! МАДАИЛ!

Мадаил зашелся восторженным смехом и, высоко подняв посох, дирижировал инфернальной симфонией. С каждым взмахом его рук огромный поток демонов устремлялся туда, куда указывал их повелитель. Мадаил вел своих наземных солдат в том же направлении, что и летающих отродий. Вдруг он остановился у ворот, но его стадо продолжило обтекать его ноги, как река обтекает камень. Монстр обернулся, и глаза на его груди воззрились на Аттика. Разинув пасть, он с отвратительным наслаждением вздохнул.

– Аааахххххххтииииикус. Наконец-то. Добро пожаловать на наше пиршество. Присоединишься к нам? Без такого зрителя празднество не будет полным.

Демон махнул рукой, свора его меньших сородичей отделилась от основного потока и бросилась на Железных Рук.

– Сражайтесь достойно, – предупредил Мадаил. – Сражайтесь хорошо. Заслужите право узреть мое искусство.

Он отвернулся и возобновил свое шествие прочь от поселения.

А затем внезапно замер снова, наклонив голову в замешательстве. Свет из монумента моргнул – мимолетно, но отчетливо, будто кто-то прервал поток губительного излучения. И сквозь эту брешь в хаосе в воксе пробился голос Дарраса. Послание сержанта было коротким, четким и подтверждающим прежнюю догадку Аттика. Ридия Эрефрен была ключом. У нее был ключ. Весь ход дальнейшей войны свелся к этому просто факту. Капитан сомневался, что услышал голос надежды. Он умолк уже давно и больше никогда не явится никому из 111-й клановой роты. Но у Аттика оставалось нечто куда более реальное – его цель.

– Вперед, легионеры! – призвал он. – Разите врага! Оружие, способное покарать его, уже совсем близко, и с ним Железные Руки раздавят эту погань в несокрушимой хватке!

Воины ринулись в бой. Они потеряли многих братьев за время долгого подъема на поверхность. От роты, когда-то насчитывавшей тысячу воинов, осталось всего несколько десятков. Всех их изрядно потрепало, их доспехи были исполосованы клинками, проедены кислотой и залиты мерзкой запекшейся кровью. Неся на себе эти раны, легионеры все равно атаковали врага с неистовством и яростью даже большими, чем внутри купола. Железные Руки были машинами, что обрели четкую цель, и это наделило их безжалостной, неудержимой силой.

Демоны, что рвались им навстречу, обликом напоминали змей, насекомых, людей и быков. Их тела были настолько вытянутыми и тощими, что казались всего лишь хвостами с головами, конечностями и жалами. Длинные ноги лишь отдаленно напоминали человеческие, больше походя на сочлененные лапки жуков. Движения порождений варпа отдавали мерзкой грацией. Во времена до безумия, когда Железные Руки ступали на корабли Детей Императора как братья, Аттик из вежливости побывал на нескольких танцевальных представлениях, обожаемых в III легионе. Теперь он видел отголоски того балета. Демоны танцевали, упиваясь собственным искусством, они проносились над землей со скоростью выпада шпаги. И они пели друг другу, сплетая песнь сирен из мелодии и разладов, из красоты и порочности. Хитросплетения музыки рассекали реальность. Они призывали разум к танцу, одновременно искажая тело. Аттик почувствовал, как песня пробует проникнуть в его голову. Она хотела, чтобы его кости стали водой. Она хотела, чтобы его плоть стала стеклом.

Его плоть.

Еще одна ошибка демонов. Они пели бегущим на них созданиям, в которых не осталось практически ничего человеческого. Аттик никогда не видел величия в искусстве, и чем дальше он следовал по машинному пути, тем больше его восприятие музыки сменялось холодной бесчувственностью прозектора.^[5] Он отверг песню. Его тело ей не поддалось.

Он врезался в демонов, по горизонтали размахивая цепным топором. Одним движением он отсек сразу четыре конечности с обоих боков и спереди. Он нарушил танец и убил песню разъяренными визгами своих жертв. Остатки роты не отставали – машины уничтожения методично расправлялись с демонами. Ни один из боевых братьев не преобразился так сильно, как Аттик, но если им и вредила песня, то они этого никак не показывали. Наступление не замедлялось. Воины разили чудовищ, топтали мерзостей своими сапогами. Аттик слышал, как завывания демонов стихают, сменяясь сочным хрустом костей.

«Видишь? – хотел он закричать Мадаилу. – Видишь, что происходит? Такая участь ждет весь ваш род. Если не на этой планете, то на других, от рук наших братьев. Тебе не победить, мразь».

Сражаясь, он видел тела, падающие с небес с разорванными крыльями. Ласерт, Птерон и другие штурмовики одерживали верх над летающими тварями. Те, кому удавалось уцелеть, поспешно ускользали прочь и возвращались в главный рой.

Железные Руки ворвались на край плато. Мадаил больше не посылал против них своих прислужников. Демоны продолжали изливаться непрекращающимся потоком из шахт перед развалинами лож. Но потоки эти теперь обтекали легионеров – отродья варпа торопились испробовать новой живности, предложенной им самим Пифосом. На краткое время твари потеряли всякий интерес к легионерам.

Аттик замер. Перед ним расстилалась панорама безумного карнавала и абсурдной войны. Демоны сошлись с ящерами – две волны чудовищности, схлестнувшиеся в буре идеального разрушения. Рептилии ревом бросали вызов новому врагу, поигрывая челюстями в предвкушении новой нескончаемой добычи. Демоны заливались хохотом. Они сражались с ящерами и танцевали с ними. Аттик наблюдал столкновение чудовищной плоти – рептилий и порожденных варпом отродий, диких инстинктов и извращенной утонченности. Земля исчезла за телами. Новый лес укрыл ее – шелестящий, колышущийся, кровоточащий, потрошащий лес чудовищ, соперничающих за превосходство.

Все новые ящеры прибывали со всех сторон на плато. Все новые демоны рвались из глубин им навстречу. А вдалеке, в направлении базы, Аттик увидел гигантов, вокруг которых уже вились летающие отродья. Колоссы отмахивались от них, словно от надоедливой мошкары. Демоны покрупнее уже шагали им навстречу. Размерами они не могли сравниться с гигантами, зато брали числом.

– И все это наших рук дело, – произнес голос подле Аттика.

Капитан повернулся и увидел Кхи’дема. Сын Вулкана лишился руки, но не потерял ни толики решительности и все так же напоминал высеченную из камня статую благородного воина.

– Что ты имеешь в виду?

Кхи’дем кивнул в сторону разыгрывающегося кошмара.

– Нами манипулировали на каждом шагу, капитан. Всеми нами. Но мы действовали в соответствии со своими убеждениями. Я не знаю, могли ли мы поступить иначе. Такой финал был неотвратим, учитывая, кто мы есть. И хотя нас обвели вокруг пальца, мы сами сотворили это. Мы открыли злу путь.

– Значит, нам следует искупить свою вину, – ответил Аттик.

Кхи’дем снова кивнул.

Аттик указал на огненный шлейф примерно на расстоянии километра.

– Нас там ждут, – объявил он роте и посмотрел на Кхи’дема. Он по-прежнему не питал родственных чувств к Саламандре, но и не испытывал к нему больше враждебности. В мире Аттика не осталось больше ничего, кроме предстоящей битвы и ненависти ко всему, что ему предстоит убивать. – Будешь ли ты сражаться рядом с нами?

– До конца.

– Не думаю, что ждать его придется долго, – отозвался капитан.

Железные Руки спустились по склону плато, с каждым шагом набирая скорость, и ринулись в буйствующий ад.

Каншеля безумно удивило то, что «Громовой ястреб» по большей части уцелел. Не меньше его удивило, что они с Танаурой каким-то образом умудрились добраться до места падения живыми. Но его удивление сменилось тошнотворным трепетом, когда он увидел, почему ящеры игнорировали букашек, снующих у них под ногами.

Волна демонов накатывала в их сторону. Прыгающие, шагающие, скачущие, летающие мерзости явились хором убийственной радости. Каменное солнце взирало на армию своих детей, и свет его был благословением смерти. Каждый фрагмент ада, являвшийся Каншелю мучительными ночами, обрел чудовищное воплощение. Настал визжащий конец жизни и надежде. На свободу вырвалось все, чему противостояла божественная реальность Императора. Иерун задрожал от страха и изо всех сил схватился за соломинку своей веры. Инстинкты кричали ему закрыть глаза и испуганно молиться в ожидании конца. Но Танаура продолжала бежать, направляясь к боковому люку штурмового катера, и он последовал за ней. Подбежав к разбившейся машине, слуги забарабанили в дверь.

Открыл им Даррас. Несколько мгновений сержант сверху вниз смотрел на людей, а затем, к вящему удивлению Каншеля, рассмеялся.

– Что ж, если только вы и ответили на мой призыв, значит, Железным Рукам все-таки пришел бесславный конец, – он нахмурился. – Забирайтесь.

И в этот момент ящеры и демоны сошлись в яростной схватке.

Каншель и Танаура вскарабкались на борт. Даррас с силой захлопнул дверь. Агнесса прильнула к обзорному иллюминатору и ошеломленно уставилась на войну безумия снаружи. Земля содрогалась от ударов чудовищ, а на их фоне звучал гулкий раскатистый грохот шагов приближающихся гигантов.

– Мы будем сражаться? – нетерпеливо спросила Танаура. Ее раны обильно кровоточили, но глаза сияли верой. Бездействие было сейчас ересью.

– Будем, – заверил Даррас, – если потребуется. И мы ударим, когда у нас будет цель. До тех пор пусть наши враги мутузят друг друга. Я не уважаю самоубийства, замаскированные под храбрость.

Танаура посмотрела на него, и лицо ее побагровело от возмущения, но ей хватило здравомыслия держать возражения за зубами. Каншель сам ощутил прилив гнева. Даррас не понимал природу веры. Борьба, в которую они вступили, простиралась далеко за пределы материального мира. Иерун не хотел умирать, но, если правильным было броситься вперед и рвать монстров голыми руками, тогда так и следовало поступить. Умереть, вознося хвалу Императору, не было самоубийством. Это было мученичеством.

Даррас подошел к Эрефрен. Астропат выглядела мертвенно-бледной. Кровь непрерывно текла из казавшихся пустыми орбит ее глаз. Кожа на черепе истончилась и натянулась. Дыхание скрежетало, словно трущиеся друг о друга камни. Она казалась поминальной статуей, в которую по чьей-то прихоти вдохнули дряхлую шепчущую жизнь. Но воля, что управляла ее телом, пылала все так же яростно. Каншелю не переставало казаться, будто боковым зрением он видит ауру женщины – шипастую черную корону абсолютной решительности.

– Есть какой-нибудь шанс снова расчистить эфир? – спросил Даррас.

Еле заметное покачивание головой.

– Мне хватит сил лишь на одну последнюю битву с аномалией, сержант. Я не могу растрачивать ее.

– Будь по-вашему.

Каншель прочистил горло. Когда шлем Дарраса повернулся к нему, слуга рискнул спросить:

– Вы говорили с капитаном Аттиком?

– Да. Он ведет сюда остатки наших сил. И тогда, – он кивнул Танауре, – вы станете частью великого прорыва.

Он выдержал паузу. Пассажирский отсек полнился звуками диких безумств и пиршества смерти. Сержант заговорил снова, обращаясь к своим братьям-легионерам:

– Это будет битва, достойная песен, хотя эти песни никогда не будут написаны. Но братья, мы будем знать, что совершили. Можем ли просить о лучшей награде в наши последние мгновения? Не думаю.

В унисон Железные Руки ударили кулаками по нагрудникам своих доспехов – жест выразительнее любой клятвы.

А в следующее мгновение корабль содрогнулся от мощного удара. Каншеля сбило с ног. Удар повторился. Что-то крупное билось о корпус штурмового катера.

Даррас заглянул в иллюминатор. Армированное стекло вылетело из рамы, и зловонный воздух Пифоса сочился внутрь, наполняя отсек вонью разгулявшейся жизни.

– Приготовиться! – крикнул сержант, и в следующую секунду корабль снова накренился. Рог длиной с рост Каншеля пробил фюзеляж, исчез, а затем ударил вновь, вспарывая борт «Громового ястреба». После второго выпада дыра в корпусе разошлась настолько, что монстр смог просунуть свою башку внутрь пассажирского отсека.

Существо походило на ящера, но было сплошь покрыто багровыми металлическими пластинами. Каншель не мог разобрать, было ли оно облачено в броню или металл служил демону шкурой. Широко, словно на шарнирах, открылась пасть, и из нее вырвался рев, похожий на скрежет огромных шестеренок. Исчадие мотало головой, все расширяя пробоину – даже толстая обшивка «Железного пламени» уступала жажде демона добраться до своих жертв. На его спине восседал один из рогатых кошмаров с мечом. Меньший демон хохотал и раздразнивал свою животину.

Даррас и другие Железные Руки ответили огнем, но тварь даже не заметила их снарядов. Каншель отпрянул от демона как можно дальше и начал стрелять из своей лазерной винтовки. Он знал, что это бесполезно, но упрямо цеплялся за отголосок смысла в самом отпоре врагу. Он старался попасть разъяренному чудовищу в глаз. Хоть цель и была немаленькой, стрелок из Каншеля был слишком неумелый, а движения демона – слишком резкими. Тварь протиснула голову еще дальше в отсек. Она пытался всунуть всю свою тушу внутрь корабля. Жуткого вида челюсти лязгнули в сторону Эрефрен. Монстр пришел устранить угрозу.

Катигерн бросился вперед с гранатой в руке. Когда демон разинул пасть, он бросил заряд чудовищу в глотку. Но то не отшатнулось, а, наоборот, дернулось навстречу противнику и перекусило ему руку в локте. Воин рухнул на пол, и в этот момент граната взорвалась внутри демона, разметав по кускам его горло. Каким-то образом демон еще сохранил голос и завизжал на таких высоких тонах, что они выходили за пределы человеческой слышимости. А затем визг оборвался, и тлетворный ихор, смесь из крови, масла и яда, хлынул на палубу.

Демон бился в таких жутких конвульсиях, что сбросил своего наездника. Когда тот поднялся и попробовал протиснуться в дыру, оставленную его разбушевавшимся животным, Даррас снес ему голову болтерным выстрелом. Но демонический ящер отказывался умирать. Его боль и ярость никто не мог услышать, но дикое буйство говорило само за себя. Тварь дергала головой, рогом разрывая корабль на части. Ее челюсть моталась, словно выбитая дверь, а один глаз лопнул, но демона это нисколько не осадило. Он упрямо пробивался внутрь, не обращая внимания на оружейную стрельбу. Его уцелевший глаз неотрывно следил за бледным, словно призрак, астропатом. Эрефрен ответила чудовищу столь же нечеловеческим взглядом своих слепых глаз.

Ракета пронеслась мимо «Железного пламени» и врезалась в бок демона. Его задние лапы подогнулись, и он выскользнул из «Громового ястреба». Не успел он развернуться мордой к новым нападавшим, как его поразила вторая ракета, обратив бронированную шкуру на правом боку в коптящее месиво. А затем смертоносный шквал из штурмовой пушки ударил ему в грудь и голову. Целое мгновение демон, пригнувшись, пытался выстоять, но в конце концов его тело разлетелось на влажные рваные куски.

Каншель, исступленно моргая, таращился в дыру, где только что буйствовал демон. На некотором расстоянии от штурмового катера отродья варпа остервенело боролись с ящерами. Но сам корабль в этот момент никто больше не трогал. А затем возникли массивные силуэты – воплощения принципов войны, исповедуемых Империумом. Прибыл капитан Аттик.

Капитан шагнул внутрь корабля и обменялся с Даррасом приветственным рукопожатием. Сейчас Аттик выглядел более устрашающим, чем когда Каншель видел его в последний раз. Его доспех был залит ихором, опален, местами расколот. Слуга слышал, что сервомоторы доспеха жужжат громче обычного, а время от времени раздавался еще и прерывистый скрежет. Урон ничуть не замедлил Аттика, но выдрал из него чуть ли не последние крупицы человечности. Капитан стал самоуправляющимся оружием, отвлекающимся от убийства лишь для того, чтобы найти новую цель.

Аттик встал перед Эрефрен – воплощение силы металла и воплощение прозрения. Плоть с ее жалкими ограничениями для них обоих давно утратила всякий смысл. Каншель вздрогнул, чувствуя собственную никчемность во вселенной, где только такие создания, как Эрефрен и Аттик, что-то значили. Он отчаянно цеплялся за божественность Императора – наивысшую из истин, единственную, что значила больше той величественной и пугающей нечеловечности, что он видел сейчас перед собой.

Космический десантник заговорил с астропатом.

– Нас ждет большая работа.

– Тогда пора приступать.

Снаружи приближался шум ожесточенной битвы и тяжелых шагов. Настал час последних свершений.

Глава 22

ВОСКРЕШЕНИЕ. К БАШНЕ. СВИДЕТЕЛЬ

Аттик не ожидал увидеть кого-то из слуг легиона живыми. Он и представить не мог, чтобы смертным удалось прожить хотя бы несколько минут на обновленном Пифосе. Он кивнул Танауре, в то время как уцелевшие воины его роты выстраивались кольцом вокруг Эрефрен.

– Хорошая работа, – похвалил капитан слугу.

– Император защищает, – ответила та.

Аттик промолчал. Вопиющее пренебрежение Агнессы к Имперской Истине сейчас не разозлило его, а разочаровало. Он посмотрел на Каншеля и увидел в его глазах то же пламенное рвение. Суеверия давали им обоим силы для борьбы. Капитан отвернулся, чувствуя отвращение к их слабости и к тому, что заблуждения служили смертным надежной опорой.

Аттик возглавил построение. Островок спокойствия вокруг обломков «Железного пламени» неумолимо сужался. Демоны и ящеры не прекращали своего безумного танца, но было очевидно, что время передышки истекает. Гигантам, связанным борьбой с крупнейшими демонами, оставались считанные шаги до разбившегося штурмового катера. У Аттика сложилось лишь обрывочное впечатление об этих монстрах варпа. Они вышли из шахты еще тогда, когда Железные Руки только прорывались через руины, и до сих пор маячили огромными тенями вдалеке. Но было в этих чудовищах нечто, отличающее их от остальных, помимо колоссальных размеров. Их движения выдавали единение механики с извращенностью порожденной варпом не-жизни. Аттик ощутил тень отдаленного родства, но решительно отверг ее.

Он решил не всматриваться пристально в эти тени. Для него здесь не было никакого полезного знания. Единственное, что имело значение – истребление всего, что стояло на пути его последнего наступления.

– Вперед! – крикнул капитан.

И воины X легиона двинулись дальше, оставив «Железное пламя» позади. Они направлялись к плато, прямо навстречу сцепившимся насмерть чудовищам. И хотя темп был медленнее кровавого прорыва к штурмовому катеру, Эрефрен до дна вычерпывала свои внутренние запасы сил для ходьбы. Она шагала, словно смертный дух по изувеченной земле, но каждый ее шаг был выверен и точен. Слепая, она была безразлична к окружающей ее со всех сторон фантасмагории. Зрячая в более широком и кошмарном смысле, она противостояла видениям, которые Аттик не мог себе даже представить.

Двое слуг бежали параллельно отряду. Они больше не могли рассчитывать на защиту воинов легиона, но они ее и не ждали. Но рядом с ними шагал Кхи’дем – последний Саламандра 139-й роты оставался верен ошибочным стремлениям своего легиона защищать тех, кто не мог защитить себя сам.

Когда Железные Руки миновали последнюю дюжину метров открытой земли, свет с севера привлек внимание Аттика. Больное сияние, в котором перемешивались и разъедали друг друга глубокие оттенки фиолетового, голубого и красного, словно кровь. Свет гнилостного разложения. И он становился ярче. Когда тот воссиял в полную силу, демоны прекратили свою торжественную войну с ящерами. Они что-то строили. Что-то большое, собираемое воедино из бесчисленных фрагментов.