Текст книги "Смерть раньше смерти"
Автор книги: Деон Мейер
Жанр:
Триллеры
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Оливер Нинабер немного постоял с кейсом в руке, опустив голову, закрыв глаза. Со стороны могло показаться, будто он молится.
Яуберт понимал, что читать он не сможет. Вечер выдался жарким; юго–восточный ветер завывал, огибая углы его дома. Веранда выходила на север. Там лишь было слышно, как ветер шелестит в кронах деревьев. Он сел на черепичный пол, прислонившись спиной к стене, и закурил.
Ему хотелось посмеяться над самим собой.
Неужели он в самом деле решил, что сможет похоронить Лару?
И все только потому, что несколько дней мечтал о созревшей соседской девице! И потому, что «ходил на консультацию к психологу».
Он не впервые слышал страшные вопли и стоны Бенни Гриссела.
Когда–то он и сам так же метался и стонал. Правда, по другой причине. Не из–за спиртного. И не вслух. Давно, когда он еще ненавидел боль и унижение. Перед тем как впал от них в зависимость.
Расскажи об этом психологу, посоветовал он себе. Расскажи, что ты пристрастился к мраку в твоей душе, как Гриссел – к бутылке. Но между нами есть разница, доктор. Матта Яуберта можно вытащить из мрака, но нельзя вытащить мрак из Матта Яуберта. Мрак въелся в его плоть, его тело проросло сквозь мрак, как дерево прорастает сквозь колючую проволоку, хотя проволока продолжает царапать и рвать ствол, и дерево плачет, истекает соком…
В ушах у него стоял Ларин смех, он опять прокручивал проклятую пленку и бился головой о стену – снова и снова, пока кровь не заливала глаза.
По сравнению с такой пыткой сегодняшние мучения Гриссела – просто блаженство. Они привели Яуберта в чувство.
Надо было ему все понять на день раньше, когда Ханна Нортир задала последний вопрос. Когда стало ясно, что придется рассказывать о Ларе, и когда он уразумел, что не в силах рассказать все до конца.
Он был пленником Лары Яуберт. И ключ от его темницы был так близко – кажется, протяни руку, и ухватишь. Только расскажи доброму доктору все. Всю правду. Ничего, кроме правды. Расскажи доктору о гибели Лары то, что известно только тебе одному, – и ты будешь свободен. Раздели тот страшный час с доктором Ханной Нортир, и тяжкое бремя свалится с тебя, рассеется черный туман.
В половине первого он включил диктофон, спрятанный в подвале, и нажал кнопку. Надел наушники, воровато огляделся – просто так, на всякий случай, ведь он не имел права делать то, что делал. Но тогда он считал, что ради благого дела не вредно иногда и нарушить закон. Он нажал кнопку. Ни о чем не догадываясь. Он исполнял свой долг.
Он не сможет рассказать об этом Ханне Нортир.
Яуберт прислонился затылком к стене и щелчком выкинул сигарету подальше.
Он не мог рассказать об этом даже себе самому. Сколько раз он пытался по–новому взглянуть на вещи. Поискать предлоги, смягчающие обстоятельства, как–то обосновать. А может, все было совсем не так, как ему кажется.
Ничего не помогало.
Ту кассету он сжег. Но голоса, которые он тогда услышал, никуда не делись. Они остались у него в голове. И не обязательно было нажимать какую–то кнопку для их воспроизведения. Даже для себя. Слишком это было больно.
Он покачнулся и сунул руку в брючный карман. Достал сигареты, закурил.
Яуберт думал о том, что не верит доктору Ханне. Неужели она действительно может собрать человека по кусочкам, не потеряв ни одного, склеить все кусочки чудо–клеем и сказать: теперь ты снова цел и невредим? Трещины все равно заметны, и достаточно малейшего прикосновения, чтобы склеенная личность снова распалась на куски.
Что толку стараться, доктор?
Скажите, почему я не могу вложить холодное дуло моего табельного пистолета в рот и навсегда избавиться от последнего фрагмента записи – вместе со всеми призраками, собранными там?
Карина Оберхольцер сидела за туалетным столиком и писала.
Она водила ручкой по бумаге, а слезы бежали у нее по щекам и капали на синий листок.
Карина Оберхольцер не объяснила, за что маньяк с маузером отправляет людей в Вечность одним нажатием спускового крючка. Ей не хотелось ничего объяснять. Она вывела только одну фразу: «Мы это заслужили». Потом она добавила, что убийцу не нужно останавливать. И наказывать тоже не нужно.
Она дрожащей рукой написала имя и фамилию убийцы, но их едва можно было разобрать.
Потом Карина добавила: «Мама, прости меня», хотя ее отец был еще жив, и подписалась: «Карри». Она положила ручку рядом с листком бумаги и подошла к окну. Широко распахнула его, подняла ногу и шагнула на подоконник. Вцепилась в оконную раму, недолго балансировала, а потом полетела вниз.
Она падала беззвучно; только юбка тихо шелестела на ветру, как флаг.
Позже, когда над городом завыли сирены, ветер поменял направление. Ласковый порыв ветра проник в открытое окно квартиры на тринадцатом этаже. Будто невидимая рука подняла листок синей бумаги и перенесла его в узкую щель между туалетным столиком и стеной.
Яуберт сидел на крыльце и смотрел на бледные звезды, мерцающие над пригородом. Он не знал, что делать с внезапно пришедшим озарением.
Тем не менее у него в душе что–то сдвинулось.
Неделю или две, месяц, год назад мысль о пистолетном стволе во рту казалась очень логичной. Он не жаждал покончить с собой, просто видел в самоубийстве средство достижения конкретной цели. Теперь же, представляя, как он берет пистолет, подносит его к губам и спускает курок, Матт Яуберт понял, что ему еще хочется пожить.
Интересно, почему все вдруг так переменилось? Потому что он впервые за много времени захотел женщину? Или благодаря разносторонним дарованиям Ханны Нортир?
Неожиданно его мысли потекли в другом направлении.
Яуберт подумал: он будет калекой. Таким, как несчастный Ферди Феррейра. Если он не осмелится рассказать Ханне Нортир о Ларе, Лара останется с ним навсегда. Всю оставшуюся жизнь ему придется волочить за собой груз боли.
Сумеет ли он?
Неясно.
Он встал – сидеть на полу было холодно, – потянулся, почувствовал, как затекла спина. Вместе с тем он ощутил приятную усталость после тренировок в бассейне.
Все может быть, подумал Яуберт.
Он повернулся, вошел в дом, запер за собой дверь и пошел в спальню для гостей – найти там что–нибудь почитать. Книги в мягких обложках в беспорядке валялись на полу.
Надо бы повесить книжные полки, подумал он и остановился на пороге, оглядывая комнату и соображая. Вдруг ему очень захотелось навести порядок, расставить книги по алфавиту, чтобы каждая стояла на своем месте.
Он опустился на колени рядом с грудой книг и взял верхнюю.
21
Доктор Ханна Нортир лежала на диване. Он сидел рядом в кресле и ласково поглаживал ее по бесцветным волосам. Сердце переполняли любовь и жалость. Он говорил с ней. Изливал душу. Слезы градом лились у него по щекам. Рука двинулась к ее груди, маленькой и мягкой, похожей на птичку. Пальцы массировали плоть под тонкой материей. Он посмотрел на нее. Увидел, что она бледна. Вдруг он понял, что она умерла. Но почему же он слышит, как она кричит? Крики резкие, пронзительные… Это будильник! Он открыл глаза. Зеленые цифры на циферблате: 6:30.
Он тут же встал и поехал в бассейн. Перед тем как позволить себе отдых, он проплыл семь дорожек в быстром темпе. Отдышавшись, медленно проплыл еще две дорожки.
Яуберт купил газету в киоске, куда заехал за «суперлегкими» сигаретами. Главным образом его внимание привлекли броские заголовки на первой полосе. «Кассирша из банка боится мести маньяка», – гласил самый крупный. И подзаголовок: «Грабитель Солнышко – маньяк с маузером?»
Он прочитал передовицу, сидя в машине у кафе. Главной новостью стала, конечно, фраза, вскользь оброненная грабителем при Розе Вассерман. Ниже помещались другие статьи. Автор одной сопоставлял даты, пытаясь нащупать связь между загадочными убийствами и ограблениями банков. В другой статейке цитировался некий доктор А. Л. Босхофф, «известный кейптаунский криминалист, преподаватель криминалистики Стелленбошского университета». Доктор высказывался по поводу психологии серийных убийц.
Дочитав, Яуберт сложил газету и поджал губы. Он еще никогда не вел дело, которое привлекало бы к себе так много общественного внимания. В восемьдесят девятом году похитили ребенка замминистра. Он раскрыл дело за несколько часов, но пресса устроила по этому поводу двухдневную оргию. В восемьдесят шестом он нашел убийцу с топором в Митчеллз–Плейне. Газеты писали о том деле несколько недель. Правда, репортажи о ходе расследования печатались не на первых полосах, потому что жертвы не были белыми.
Яуберт поехал в Бельвиль, в большой магазин хозяйственных товаров на Дурбан–роуд.
Почему ему так не нравятся предположения о связи между двумя преступлениями? Может, в нем говорит предубеждение, основанное на богатом опыте?
Нет. Все дело в различиях, которые репортер проигнорировал. Человек, который грабит банки, – эксгибиционист. Он любит покрасоваться на публике. Вот почему он постоянно переодевается, вот почему заговаривает с кассиршами. Отсюда и ласковое обращение, и вопрос насчет духов. Грабитель – трус. Он прячет пистолет под курткой и полагается на женский страх.
Маньяк с маузером другой. Расчетливый безумец.
Не может быть, чтобы это был один и тот же человек.
Или может?
Собственная неуверенность раздражала Яуберта.
– Матти, борьба с преступностью все равно что игра в гольф, – сказал ему как–то Блэки Суорт. – Как только тебе кажется, что ты попал в лунку, твой шарик кто–то подвигает.
Накануне вечером он нарисовал эскиз будущего стеллажа. Приехав в магазин, в общих чертах объяснил продавцу, что ему нужно. Продавец с энтузиазмом взялся помогать. Он показывал Яуберту разного рода наборы типа «Сделай сам». Снимал с полок упаковки с готовыми конструкторами, которые можно собрать за пять минут, не просверлив ни единой дырки, не распилив ни одной дощечки и не забив ни одного гвоздя.
Но Яуберту хотелось поработать руками. Со вчерашнего вечера его грела мысль о том, что он сам соорудит стеллаж. Ему хотелось вдыхать аромат опилок и сверлить стены электродрелью, которая вот уже три года пылилась в гараже. Производить замеры, обливаясь потом, делая карандашные пометки на стене и на доске.
В конце концов они остановились на более примитивном наборе: к стене привинчивались шурупами длинные металлические уголки. К уголкам крепились металлические же карнизы, а уже на карнизы клались деревянные доски, которые Яуберту предстояло предварительно обмерить и распилить.
Он купил наконечники для дрели, сверла и пластмассовые дюбели, в которые надо вкручивать шурупы. Кроме того, он купил наждачную бумагу, лак, кисти, новую рулетку и переходник для дрели, потому что забыл, есть ли у него переходник.
Расплатившись чеком, он быстро подсчитал в уме, сколько сэкономил, отказавшись от почти готового конструктора. Двое чернокожих рабочих помогли ему донести покупки до машины. Он дал каждому из них по пять рандов на чай. Длинные доски и металлические полосы не влезали в багажник. Пришлось положить их на заднее сиденье и опустить стекло.
На бельвильском рынке Яуберт пополнил запасы фруктов и овощей. По дороге домой съел яблоко.
Когда он приехал, Эмили уже стирала. Он зашел поздороваться и спросил, как поживают ее дети, которые остались в Транскее, и муж, который жил в Соуэто. Поделился своими планами обустроить гостевую спальню. Эмили недоверчиво покачала головой.
Яуберту не терпелось приступить к работе. Он пошел в гараж и начал рыться в инструментах. Все они, кроме нескольких отверток и газонокосилки, были покрыты толстым слоем пыли.
Некоторые инструменты принадлежали еще его отцу. Отец всегда работал быстро, но аккуратно. Когда Матт вертелся под ногами, отец отгонял его.
– Пусть тебя учат пилить и строгать в школе, на уроках труда. Уходи, а то еще поранишься. Мама будет меня ругать.
Яуберт пошел в спальню для гостей, промерил стену только что купленной рулеткой. Начертил на бумаге новый чертеж. Взял на кухне еще одно яблоко, сходил за дрелью и металлическими уголками. Оказывается, правильно он купил переходник – его у дрели не оказалось. Потом он отметил карандашом места для будущих дырок. Сообразил, что у него нет спиртового уровня.
Но снова ехать в магазин не было сил. Яуберт решил производить замеры не спеша, аккуратно, ориентируясь на угол комнаты. Он приступил к работе.
Просверлив все требуемые отверстия, он взял с прикроватной тумбочки Ларин переносной радиоприемник. Она всегда хранила запасные батарейки в ящике. Яуберт выдвинул ящик. Так и есть, батарейки до сих пор там. Он вставил их в приемник, включил. Покрутил ручку настройки и нашел Эр–эс–джи, канал на африкаансе. Двое комментаторов комментировали матч по крикету. Он отнес приемник в гараж, где собирался пилить доски.
Слушая песни на африкаансе, он снова погрузился в воспоминания. Его отец не любил крикет. Зато всегда следил за чемпионатами по регби. Регулярно смотрел матчи по телевизору. И ругал комментаторов, игроков и судью, если сборная Западной Капской провинции проигрывала. В перерывах и после матчей на поле всегда выходил оркестр и исполнял «бурскую музыку». Отец воспринимал музыку как сигнал: он вставал и отправлялся в бар. А Яуберту надо было раскладывать костер, потому что субботними вечерами они жарили мясо – устраивали брайфлейс. Иногда Матту приходилось допоздна подбрасывать в костер поленья и ветки, потому что женщин отец к огню не подпускал.
– Жарить мясо – мужское дело!
В детстве он любил бегать за отцом в бар. Ему нравилось, как там тепло, нравилась своеобразная атмосфера братства, добродушной дружбы. Он гордился отцом: все так его уважали!
Яуберт начал пилить. По лбу у него тек пот. Он вытер его тыльной стороной ладони, оставив на лице грязный след. Иногда жужжание пилы перекрывал голос комментатора:
«Перебежка Зели… Он у калитки… Локстон отбивает боулеру…»
Зели, восходящая звезда, в роли подозреваемого. Яуберт не спросил Гейл Феррейру, был ли ее муж знаком с Зели. Но был почти уверен, что она ответила бы отрицательно.
Три загадочных, необъяснимых убийства. Что может связывать женатого мужчину, гея и калеку? Общительного гетеросексуала, скрытного гомосексуалиста и любителя порнофильмов? Первый женат, второй холост, третий женат. Один бизнесмен, другой ювелир, третий безработный.
Между ними нет ничего общего.
Нет, общее одно – только то, что они никак не связаны между собой.
Убийца не оставляет следов. Он убивает без видимой причины. Мотив не прослеживается. «Почерк» не выявлен. Никаких ритуальных действий маньяк не совершает. Нападает рано утром или посреди ночи. Бьет наповал. Как он выбирает жертву? Раз, два, три, четыре, пять, я иду искать? А может, он увидел человека в толпе и отправился за ним, потому что ему не понравились лицо или одежда?
Такое случалось и раньше. И в ЮАР, и за рубежом. Серийные убийства всегда вызывают повышенный интерес. О них охотно пишут в прессе, рассказывают по радио и телевидению. Начинается паника. Убийства будят в людях примитивный страх: маньяк вышел на охоту. Любой может стать его следующей жертвой… Полиция часто бывает бессильна, потому что в действиях маньяка не прослеживается четкой системы. Предотвратить преступление можно, зная систему, модель поведения преступника. У многих грабителей и убийц имеется собственный почерк. Или внятный мотив. Например, ревность. Или алчность. Но, если в действиях грабителя или убийцы нет системы или она есть, но подчиняется собственной, безумной логике, машина следствия буксует. Не на чем ехать дальше. Бензобак пуст. И двинуться дальше удается не сразу.
А если вдобавок за рулем сидит капитан Матт Яуберт…
Ему нужна тоненькая ниточка, зацепка, которая не растает, как дымка до восхода солнца, позволит на себя взглянуть. Хотя бы одна зацепка. Пусть мелкая.
Яуберт взял распиленную полку и понес в дом, собираясь примерить ее. Выходя из гаража, он услышал, что Зели принес своей команде еще одно очко.
22
Заведующий отделом новостей «Аргуса» листал субботний выпуск. Он искал темы, которые можно будет развить и в воскресенье, – новости, из которых выжали еще не все, что можно выжать.
Он листал газету начиная с последней полосы. На шестой полосе в глаза ему бросилась статейка под заголовком «Жительница Си–Пойнта выбросилась из окна».
Он не стал читать, потому что и так знал, о чем написано в статье. Он лично редактировал материал нового сотрудника.
«Тридцатидвухлетняя Карина Оберхольцер, секретарша фирмы «Петрогаз“, проживавшая в Си–Пойнте, на Йейтс–роуд, выпала из окна своей квартиры на тринадцатом этаже. Она скончалась на месте, получив травмы, несовместимые с жизнью.
Карина Оберхольцер жила одна.
По словам представителя полиции, криминала они не подозревают. «Мы считаем, произошел трагический несчастный случай“».
Заведующий отделом новостей перевернул страницы и стал читать вторую полосу, на которой разместили несколько статей по поводу маньяка с маузером. Посередине красовалась большая фотография капитана Матта Яуберта.
Тут у завотделом в голове, как говорится, прозвенел звоночек. Он придвинул к себе телефон и позвонил по внутреннему номеру. Ему пришлось долго ждать ответа.
– Здравствуй, Бренда. Пожалуйста, как можно скорее принеси мне одно досье из нашего архива. Меня интересует некий Матт Яуберт, капитан отдела убийств и ограблений. – Поблагодарив Бренду, он отключился.
Через восемь минут ему принесли коричневую папку. Завотделом торопливо отодвинул в сторону ненужные документы, открыл досье и начал листать. Скоро он облегченно выдохнул и извлек из папки пожелтевшую вырезку из «Аргуса».
Сжимая вырезку в руке, он отправился в отдел криминальной хроники.
– Ты в курсе, что его жена тоже служила в полиции и погибла, выполняя ответственное задание? – спросил он, протягивая репортеру статью.
– Нет, – ответила Женевьева Кромвель, поправляя пальцем очки. В противовес звучному имени, внешность у нее была неяркой. Ее трудно было назвать красавицей.
– Может выйти неплохой материал. На такие вещи публика всегда клюет. Прошло два года после страшной трагедии, но он по–прежнему на страже закона и порядка… и все такое.
Женевьева просияла.
– Да, – сказала она. – Наверное, он давно завел себе новую подружку.
– Не пялься так на меня, – предупредил заведующий отделом новостей. – Постарайся закрыть тему, чтобы конкурентам ничего не осталось. Возьми интервью у него, у его начальства, друзей, соседей. Почитай его досье, покопайся в его прошлом.
– Знаешь, а он славный.
– Я с ним незнаком.
– Он мне нравится. На снимке он такой застенчивый.
– Милая, хватит пускать слюни! Вперед!
– И симпатичный. Похож на такого большого плюшевого мишку.
– Ну надо же! – Завотделом новостей недоверчиво покачал головой и вышел, что–то ворча себе под нос. Но Женевьева ничего не слышала и не видела. Она сидела на стуле и мечтательно смотрела в потолок.
Прикрутить металлический уголок к стене удалось не сразу.
Яуберт вкручивал первый шуруп в просверленное им отверстие. Он вошел не до конца и решил помочь себе молотком, но после первого же удара по ручке отвертка треснула, а из недосверленного отверстия выпал пластмассовый дюбель. Заодно от стены отвалился солидный кусок штукатурки.
Хотя Яуберт не состоял в лиге сквернословов, он выразился так, что ему бы позавидовал признанный грубиян Гербранд Фос. Эмили, гладившая белье на кухне, хихикнула и прикрыла рот рукой.
В субботу вечером, в четверть шестого, Клуте из управления общественных связей позвонил начальнику отдела убийств и ограблений домой.
Барт де Вит играл в шахматы с Бартом–младшим. Он не рассердился на Клуте, так как безнадежно проигрывал.
– Полковник, извините за беспокойство, но мне только что позвонили из «Аргуса». Они хотят написать большую статью о капитане Яуберте. Потому что он ведет сразу два громких дела. Ловит маньяка с маузером и грабителя по кличке Солнышко. Хотят взять интервью у вас, у его подчиненных, у него самого. Интересуются его биографией, его работой – в общем, всем.
Первой мыслью де Вита было: репортеры что–то пронюхали.
А что, вполне вероятно. Он задумался. Репортеры иногда добывают сведения в самых неожиданных местах. Вот и сейчас что–то заподозрили.
– Нет, – ответил де Вит.
– Простите, полковник…
– Нет. Ни при каких обстоятельствах. Через мой труп!
Клуте приуныл. Он ждал, что полковник объяснится.
Но Барт де Вит ничего не говорил. Наконец Клуте сказал, что передаст его мнение руководству «Аргуса», и попрощался. И зачем он вообще согласился занять этот пост? Нельзя одновременно угодить и начальству, и представителям СМИ.
Он вздохнул и набрал номер репортера.
Яуберт с трудом вкрутил все четыре шурупа.
Потом он отступил на шаг и полюбовался своей работой. Дыры, откуда выпала штукатурка, не было видно. Карнизы висели вкривь и вкось. Он работал без уровня, на глазок, и потому замеры оказались приблизительными.
Наконец он вынес себе суровый приговор: он не рукастый. Ничего, как только на полках встанут книги, карнизы закроются. Эх, ужасно хочется курить. Сейчас бы пивка. Нет, пиво нельзя. Может, съесть грушу?
– Что с тобой происходит? – громко спросил он.
– Что, мистер Матт? – крикнула из кухни Эмили.
Барт де Вит–младший без труда выиграл партию, потому что мысли его отца блуждали вдали от шахмат.
Отец соображал с бешеной скоростью. Самое главное – известно ли журналистам о том, что Яуберт проходит курс психотерапии, а также о том, что его послужной список запятнан. И если да, то как они узнали?
Допустим, сейчас они ничего не знают. Трудно ли раскопать «жареные факты»?
Журналисты – как гиены, подумал де Вит. Они вцепляются в мясо и рвут и тогда шумно наслаждаются и высасывают костный мозг.
Знают они что–то или нет, а капитана Матта Яуберта лучше отстранить от следствия. В понедельник утром.
Задача не из приятных, но это входит в круг обязанностей командира. Иногда необходимо принести жертву, чтобы охрана правопорядка осуществлялась должным образом.
А оба дела он передаст Гербранду Фосу.
У полковника как будто свалилась с плеч огромная тяжесть. Он радостно улыбнулся и сосредоточился на шахматной доске.
– Шах и мат, – сказал Барт–младший и потер пальцем нос. Родимого пятна у него не было.
Яуберт отвез миссис Нофомелу на автовокзал в Бельвиле и вернулся домой. Он устал физически, очень хотелось помыться и поесть. Муки голода стали просто невыносимыми.
Он решил, что ему нужно как следует заправиться. И не фастфудом. Он пойдет в нормальный ресторан. Съест стейк, толстый, поджаристый, сочный, филе, которое тает во рту, а на гарнир возьмет…
Нет, лучше рыбу. Из–за диеты. Макрель. Большой жирный кусок макрели в сливочно–лимонном соусе. Нет, лучше морской язык. Его замечательно готовят в «Омаре» – жарят на гриле с сыром под грибным соусом.
Рот наполнился слюной. В животе урчало. Яуберт не помнил, когда в последний раз испытывал такой голод. Настоящий голод, когда немного кружится голова, когда остро реагируешь на запах еды, предвкушаешь удовольствие насыщения.
Он принял ванну, оделся и поехал в ресторан. Едва устроившись за столиком, он понял, что снова допустил оплошность.
И дело было не в том, что многие посетители косились на одинокого здоровяка. Просто все, кроме него, пришли не одни. За всеми столиками сидели парочки; они тихо переговаривались.
Яуберт быстро, не чувствуя вкуса, заглотал рыбу. Ему хотелось скорее уйти. Потом он поехал домой. Еще с порога услышал телефон. Неуклюже переваливаясь, подошел к аппарату, снял трубку.
– Алло. Капитан Яуберт?
Он узнал голос.
– Здравствуйте, доктор Нортир.
– Помните, я рассказывала вам о группе общения?
– Да.
– Завтра утром Клуб любителей оперы приглашает нас на прогон «Цирюльника». В одиннадцать, в репетиционном зале театра «Нико». Если хотите, приходите. Мы будем очень рады вас видеть.
Слушая ее певучий голос, он представлял себе ее лицо.
– Я… м–м–м…
– Не обязательно давать ответ сейчас же. Подумайте.
– Я занят, сооружаю книжный стеллаж.
Она как будто удивилась и обрадовалась.
– Вот не знала, что вы любите возиться с деревом!
– Ну… я вообще–то…
– Что ж, возможно, до завтра.
– Возможно. – Он попрощался.
Яуберт посмотрел на часы. Половина восьмого. Значит, не только у него свободен субботний вечер!
От этой мысли на душе полегчало.
